Как правило, агрессивные косатки и другие дельфины бьют, так сказать, вполсилы. Наделенные смертоносной мощью, они сдерживают ее. Питер Марки, работавший у Уэйна Батго, рассказывал мне, что однажды, вылезая из бассейна, нечаянно ударил дельфина ногой. На следующее утро, когда Питер прыгнул в воду, тот же дельфин хлопнул его хвостом - всего один раз и примерно с той же силой. Питер заметил, что это типичный пример дельфиньей вежливости.
Анализируя случай с другим дрессировщиком, я писала:
Создается впечатление, что дельфины «строги, но справедливы» и проявляют лишь ту степень агрессивности, которая отвечает их цели. Самка моршинистозубого дельфина (Steno), которая содержалась в отдельном бассейне со своим детенышем, часто подплывала к дрессировщику,
* Агрессивное поведение у косаток проявляется только в период размножения; тогда они вышвыривают из бассейна дельфинов других видов, кусают людей и т.п.
прося, чтобы ее погладили. В таких случаях детеныш иногда оказывался между матерью и дрессировщиком.
Как-то, когда детенышу было около месяца, дрессировщик погладил и его. Мать высунула из воды хвост, изогнулась и ударила дрессировщика между лопаток - довольно сильно, но не опасно, а затем без малейших признаков страха или раздражения продолжала просить, чтобы он ее погладил. Она словно бы сказала: «Ну-ну! Маленького не трогай!» (Ргуог К. Learning and Behavior in Whales and Porpoises. - Die Naturwissenschaften, 60 (1973), 421-420).
Много хлопот доставляли и всякие именитые посетители. Как правило, по Парку их водили Тэп или я, но чаще я, потому что Тэп постоянно был в разъездах. В разгар рабочего дня я играла свою роль гида почти машинально. У меня развилась прискорбная привычка отвечать на обычные вопросы, словно бы слушать гостей и даже разговаривать с ними, одновременно размышляя о том, как заста-вить вертунов вертеться в более высоком прыжке, или о ржавчине на перилах в Театре Океанической Науки - собирается хозяйственный отдел, наконец, принять меры или нет? В моем дневнике зна-чится, что в октябре 1965 года я показывала Парк филиппинскому президенту и его супруге, которых сопровождали шесть сотрудников секретной службы. Наверное, так оно и было - ведь я же записала это сама, но ни малейших воспоминаний о их посещении у меня не сохранилось.
Разумеется, такая рассеянность очень невежлива, и я много раз оказывалась в неприятном поло-жении, когда какой-нибудь незнакомый человек вдруг радостно со мной здоровался и пользовался случаем, чтобы еще раз поблагодарить за интересный день или час, проведенный со мной в Парке, а затем неловко и смущенно замолкал, замечая, что я совершенно не помню ни этого дня, ни его самого.
Кое-кого из именитых посетителей Парка я тем не менее не забыла. Как-то утром Тэп срочно вызвал меня в «Камбуз», где он устраивал завтрак для очень важных гостей. Я торопливо смыла с рук рыбью чешую и побежала туда. За столом моим соседом слева оказался Тур Хейердал, неотразимый автор «Кон-Тики», а соседом справа - не менее неотразимый космонавт Скотт Карпентер, и оба они на про-тяжении этого долгого и шумного завтрака были чрезвычайно внимательны и галантны. Вот это я пом-ню очень хорошо.
Однажды Парк посетили издатель журнала «Лайф» Генри Люс и его супруга Клэр Бут Люс, недавно обосновавшиеся на Гавайях. Водили их по Парку мы с Тэпом (и я, во всяком случае, сгорала от любопытства).
Генри, решила я, выглядел как типичный промышленный магнат - очень молчаливый и с явно расстроенным пищеварением. Действительно, я не помню случая, чтобы на многочисленных званых обедах в последующие годы он произнес хотя бы слово - исключением было громкое восклицание, которое он испустил, когда ручная птица его супруги опустилась ему на лысину. Сама Клэр была удивительно похожа на кречета, с которым я однажды имела честь познакомиться, - бледная, изящная, сильная, с огромными темными глазами, устремленными куда-то вдаль: яростное, загадоч-ное, одинокое существо поразительной красоты. Парк супругам Люс очень понравился, и их посеще-ние оказалось для нас полезным: «Лайф» неоднократно помещал репортажи о нашей работе.
В другой раз именитым гостем был архиепископ Кентерберийский. Наши секретарши обзванивали всех, кого могли, пока наконец не выяснили, как положено титуловать архиепископа (ваше преосвя-щенство).
А однажды моим гостем оказался самый взаправдашний монарх - Леопольд, бывший король Бель-гии; держался он очень приветливо и разговаривать с ним было на редкость легко, хотя каждый раз, когда я произносила «ваше величество», мне трудно было удержаться, чтобы не хихикнуть. Пока мы ожидали завтрака в ^Камбузе», я, забывшись, села на ступеньку - а это в присутствии августейших особ, наверное, делать строжайше воспрещается. Король Леопольд посмотрел на меня с удивлением и тут же сам сел на пол - очень ловко, хотя явно впервые в жизни.
Одного калифорнийского губернатора я водила по Парку под проливным дождем, у него намокли брюки и он был очень недоволен. Как-то раз я сопровождала одну из дочек президента Джонсона (не записала, какую). Она жевала резинку и флиртовала с приставленными к ней агентами секретной службы. Арту Линклеттеру я позволила поплавать с вертунами, и он, взбивая пену, радостно орал и перепугал их всех насмерть. Мы сняли телевизионный фильм с Артуром Годфри и участвовали в некоторых его радиопрограммах.
Однажды, когда я мчалась из Парка домой к детям, как всегда опаздывая и клянясь, что не задержусь ни на минуту ради чего или кого бы то ни было, под мою машину, отчаянно размахивая руками, бросился заведующий нашим рекламным отделом.Ну, что еще? Ведь ни одного именитого гостя на горизонте! Вне себя от злости я вылезла из машины, и тут с неба спустился вертолет, остановился прямо передо мной, и из распахнувшейся дверцы появился… герой многочисленных детективных романов и телефильмов адвокат Перри Мейсон. Актер Реймонд Берр, вероятно, немного недоумевал, почему половина встречающей его толпы, состоявшей из двух человек, истерически хохочет, уцепившись за вторую ее половину.
Директорам и кураторам зоопарков и аквариумов всегда оказывался особый прием, а потому я не удивилась, найдя как-то утром у себя на столе записку с просьбой встретить члена правления Лондонского зоопарка, пожелавшего сняться с дельфинами.
Я ждала его у ворот. Он оказался обаятельнейшим пожилым англичанином. Звали его сэр Малькольм. К тому времени, когда мы осмотрели Гавайский Риф, меня настолько пленила неумолчная остро-умная болтовня сэра Малькольма и искренний восторг, в который его приводило все вокруг, что в Театре Океанической Науки я разрешила ему поплавать с Вэлой - привилегия, неслыханная для постороннего человека. Наш фотограф запечатлел его в обнимку с улыбающимся дельфином. Малькольм использовал эту фотографию для своих рождественских визитных карточек.
Вэла, насколько я могла судить, по уши влюбилась в сэра Малькольма, и я - тоже. Его ежегодные приезды на Гавайи стали для меня праздником: он обязательно приезжал в Парк и плавал с Вэлой, а кроме того, часто приглашал меня (и Тэпа, если он не отсутствовал) позавтракать или пообедать где-нибудь вместе и озарял мой день упоительно нелепыми разговорами. Он был очень умен и порой, перестав шутить (хотя и не надолго), с жадным интересом принимался расспрашивать меня о соо-бразительности или поведении дельфинов, что тоже доставляло мне большое удовольствие.
Почему-то мне никогда не приходило в голову спросить Малькольма, чем он зарабатывает на жизнь. По правде говоря, одевался он настолько элегантно и отдыхал так подолгу, что ему словно бы вообще не приходилось работать - во всяком случае, такое у меня сложилось впечатление.
По-моему мы были знакомы уже два, если не три года, прежде чем я, наконец, осознала, что он - не просто сэр Малькольм, а сэр Малькольм Сарджент, главный дирижер Лондонской филармонии. После этого были чудесные разговоры о музыке - то есть говорил он, а я слушала. Однако самое мое любимое воспоминание о сэре Малькольме связано с тем случаем, когда он поддался моим настояниям и, изменив своей старой подружке Вэле, в первый раз решил поплавать с вертунами.
Он остановился по пояс в воде на мелком месте в Бухте Китобойца, и к нему тихо подплыли малень-кие вертуны, такие глянцевитые и грациозные, с любопытством глядя на него кроткими темными гла-зами. Все движения Малькольма были очень изящны и, сдержанны, а потому вертуны его не испуга-лись. Минуту спустя они окружили его тесным кольцом, прижимались к его рукам и прямо-таки умо-ляли, чтобы он с ними поплавал. Он поглядел на меня и сказал с восторгом:
- Чувствуешь себя так, словно увидел, что в саду и правда живут феи.
Непредвиденные обстоятельства, именитые посетители - очаровательные и не совсем очарова-тельные, - финансовые трудности, трудности с персоналом: всякий, кто чем-то руководит, непреры-вно барахтается в подобных заботах. Читая «1000 ночей в опере (автобиографию Рудольфа Бинга, директора нью-йоркской «Метрополитен-оперы»), я чуть ли не на каждой странице сочувственно посмеивалась. Но ему еще повезло. Все-таки «Метрополитен» - заведение чисто сухопутное.
Один из самых кошмарных, хотя одновременно и самых смешных эпизодов за все время моей работы в Парке начался как безобидный эксперимент. Мы с Ингрид заинтересовались идеей символического вознаграждения, когда подопытное животное в качестве поощрения получает вместо корма какой-то предмет, который позже может обменять на корм. Шимпанзе вполне усвоили этот принцип и усердно трудились, например, нажимая на рычаги, ради жетонов, которые могли потом опустить в прорез специального автомата (шимпомата), чтобы в обмен получить виноград. Разумеется, деньги - это тоже пример чисто символического вознаграждения, и мы, люди, давно уже приучились работать ради него. Идея символического вознаграждения иного рода в сочетании с приемами оперантного научения привилась в психиатрии - эти приемы используются в психиатрических лечебницах, в тюрьмах, с детьми, у которых нарушена психика, с малолетними правонарушителями и т.д.
Мы додумали, что было бы интересно ввести систему символических вознаграждений в работе с дельфинами. Если это удастся, то будет что показать в Театре Океанической Науки.
Я отправилась по своим любимым охотничьим угодьям на поиски подходящего символа. Требовалось что-то бросающееся в глаза, то есть яркое, что-то водонепроницаемое и предпочтительно способное плавать, что-то настолько маленькое, чтобы с ним удобно было манипулировать, но и настолько большое, чтобы дельфин не мог его проглотить. Я давно уже убедилась, что проще не изготовлять новый реквизит самой, а обойти магазины и лавки на набережной в Гонолулу, которые обслуживают рыбаков, яхтсменов и аквалангистов.
Вот и на этот раз я нашла как раз то, что искала: поплавки для буксира, которыми пользуются водные лыжники, - ярко-алые пластмассовые цилиндры длиной около 10 сантиметров и диаметром 6,5 сантиметра. Они были легкими, прочными, водонепроницаемыми и отлично держались на воде.
Для работы с символическим вознаграждением мы выбрали Кеики, поскольку он был восприимчив ко всему новому, а кроме того, как раз тогда мы перевели его в Театр Океанической Науки. Сначала мы обучили его подбирать поплавок, приплывать с ним к дрессировщику и обменивать его на рыбу. Затем мы научили его класть поплавок в корзину. Когда эти поведенческие элементы были полностью сформированы, мы обучили его класть в корзину два-три поплавка, затем мы опрокидывали корзину, а Кеики притаскивал по одному поплавку и «покупал» себе рыбу. Чтобы Кеики было удобнее, мы установили корзину в воде дном вверх: вместо того чтобы бросать в нее поплавки через край, он подныривал под нее и выпускал поплавок, который, всплыв, оставался в корзине. Плавучесть - чрезвычайно удобное свойство находящихся в воде предметов, которое мы с нашим «сухопутным» мышлением слишком уж часто упускаем из виду.
Когда этот номер был как следует отработан, мы включили его в представление. Мы просили Кеики сделать что-нибудь, например перепрыгнуть через протянутую руку дрессировщика, и вознаграждали его не рыбой, а поплавком, который он прятал в корзину - свою дельфинью копилку. Затем мы давали сигнал для какого-нибудь другого поведенческого элемента, а потом для следующего, пока в корзине не набиралось четыре-пять поплавков. Тогда мы опрокидывали корзину, Кеики по одному подбирал поплавки, подплывал к дрессировщику и «покупал» рыбу.
Это было забавно и открывало соблазнительные перспективы. Мы уже предвкушали, как будем вести представление вообще без рыбы - которую животное получит, только вернувшись во вспомогательный бассейн. Зрелище обещало быть эффектным и с налетом таинственности. Такая готовность дельфинов удовлетворяться символическим вознаграждением была бы очень полезна для работы аквалангистов с дельфинами в открытом море - аквалангистам не так уж нравится плавать с карманами, полными рыбы, в водах, где кишат акулы.
Однако с отсрочкой вознаграждение Кеики смирился без особого удовольствия. Возможно, для этого номера было бы разумнее выдрессировать какое-нибудь другое животное, сразу же начав с симво-лических поощрений, чтобы они воспринимались как нечто само собой разумеющееся. У Кеики развилась неприятная привычка - когда ему надоедали символические поплавки, он поощрял себя сам, отрыгивая три-четыре рыбешки из предыдущего обеда и снова их съедая. Зрелище было по меньшей мере странным, а если рыбы уже успевали частично перевариться у него в желудке, то и отвратительным.
Но нас поджидало и кое-что похуже. Однажды Кеики плыл с поплавком к Ингрид и вдруг… Не знаю, действительно ли Малия, которая тоже находилась в бассейне, укусила его за хвост, как утверждал помощник, но во всяком случае Кеики вдруг вздрогнул и проглотил поплавок.
Мы надеялись, что с его умением отрыгивать он без труда избавится от неудобоваримого лакомства. Однако, хотя он и делал, что мог, у него ничего не получалось. Часа через два-три мы поняли, что Кеики очень худо. Вид у него был угнетенный, движения вялые, и он отказывался есть. Но как ему помочь? Наш милый Кеики, наш знаменитый первопроходец Кеики! Неужели он погибнет только для того, чтобы Карен получила хороший урок и впредь выбирала для символического вознаграждения поплавки побольше?
По-видимому, извлечь поплавок можно было только хирургическим путем. Но в то время дельфинов еще практически никто не оперировал. Главная трудность заключалась даже не в том, какой сделать разрез и как затем обеспечить его заживление, а в анестезии.
В отличие от всех остальных млекопитающих, у которых дыхание осуществляется непроизвольно, у дельфинов дыхание - это волевой акт. Чтобы сделать вдох, дельфину необходимо сначала подняться к поверхности и выставить дыхало из воды: следовательно, в какой-то мере он делает это сознательно. И потому, если добиться, чтобы дельфин понастоящему лишился сознания, он перестанет дышать. А это означает гибель. Но нельзя же надеяться, что он перенесет операцию без анестезии!
У врачей есть аппараты для искусственного дыхания, применяемые, если пациент почему-либо не может дышать сам. Однако у людей при вдохе обновляется примерно четверть находящегося в легких воздуха, у дельфинов же он обновляется почти весь. Следовательно, такой аппарат для дельфина не подходит.
В тот день, когда Кеики проглотил поплавок, на всю страну был только один человек, умевший оперировать дельфинов, - Сэм Риджуэй, доктор ветеринарных наук, работавший в Пойн-Мугу, научно-исследовательской станции военно-морских сил в Калифорнии. Наш ветеринар, Эл Такаяма (тоже прекрасный специалист), связался с Сэмом по телефону. Сэм согласился, что Кеики вряд ли сумеет сам отрыгнуть поплавок и что, по-видимому, без хирургического вмешательства не обойтись. Он обещал, что со следующим же самолетом военно-морских сил прилетит в Гонолулу, захватив аппарат искусственного дыхания, который он сконструировал специально для дельфинов, и попро-бует прооперировать Кеики.
Мы тут же начали готовиться к его приезду В первую очередь предстояло погрузить Кеики на носилки и отвезти в больницу, чтобы сделать рентгеновские снимки. У дельфинов, как и у коров, желудок состоит из нескольких отделов, и надо было установить, в каком из них застрял злосчастный попла-вок. Наш друг кардиолог Дэвид ДеХей договорился обо всем в больнице, а кроме того, по собственной инициативе обещал приехать в Парк с портативным электрокардиографом и во время операции помогать Сэму, следя за тем, как работает сердце Кеики.
Больничные рентгенологи держались так, словно им ежедневно приходилось снимать внутренности китообразных, и сам Кеики перенес всю процедуру очень спокойно, но не знаю, что подумали тамош-ние больные, увидев каталку с дельфином.
Снимки показали, что поплавок застрял в первом отделе желудка, так называемом рубце. Мы при-крепили к нашим лучшим носилкам автомобильные ремни безопасности через каждые тридцать сантиметров, чтобы полностью обездвижить Кеики, когда это потребуется, а его пустили пока в бассейн дрессировочного отдела, и он мучился там от боли в животе.
Сэм прилетел вечером на следующий день и утром мы приготовились к операции. Кеики два дня ничего не ел, и ждать дольше было опасно. Носилки закрепили на большом столе в дрессировочном отделе, установили аппарат искусственного дыхания. Приехал доктор ДеХей с электрокардиографом.
Сэм все еще стоял у борта бассейна и глядел то на Кеики, то на рентгеновские снимки, то снова на Кеики.
- А знаете что? - сказал он наконец Элу Такаяме. - Поглядите-ка на положение поплавка.
По-моему, имеет. смысл попытаться извлечь его через рот.
Надежды захватить скользкий поплавок щипцами не было никакой: кому-то предстояло засунуть руку в желудок Кеики.
- Далековато! - сказал Эл.
Но, конечно, попробовать стоило.
Притащили сантиметры и по распоряжению Сэма дрессировщики начали обыскивать Парк в поисках человека с самыми длинными руками и самыми узкими запястьями. Ближе всего к этим параметрам оказались Руки Тэпа Прайора. И вот Кеики прибинтовали ремнями к носилкам, Тэп долго и тщательно мыл руки, точно хирург, и наконец мы приступили к решающей попытке извлечения поплавка.
Операционная бригада включала дрессировщиков (я, Дэвид Элисиз, Пет Купли, Боб Боллард и Ренди Льюис), ученых (Кен Норрис и специалист по акустике Билл Эванс), трех врачей (два ветеринара - Сэм и Эл, и кардиолог), а также человек пять помощников и зрителей. Дальнейшее Билл Эванс записал на магнитофон, и вот что содержит эта запись:
Б и л л Э в а н с: Семнадцатое июля тысяча девятьсот шестьдесят пятого года, четырнадцать часов пятьдесят минут. (На фоне смеха и повторяющегося дельфиньего свиста.)
С э м Р и д ж у э й, в е т е р и н а р: А что мы будем делать, если он выкашлянет его до операции?
Т э п П р а й о р: Заставим проглотить еще раз.
С э м: Ваши лампочки готовы, доктор?
Д о к т о р Д е Х е й, к а р д и о л о г (готовясь проверить электрокардиограф, который будет следить за сердцем Кеики): Включите, пожалуйста, я хочу посмотреть, как будет читаться кардиограмма. (Неразборчивый разговор вполголоса.)
С э м: Ну хорошо, ослабим ремни и перевернем его на живот. (Кеики до последней минуты позволили лежать на боку - так ему было удобнее.)
Д э в и д Э л и с и з, дрессировщик: Мешки с песком класть сейчас?
С э м: Да, сейчас. По три мешка с каждой стороны. Ну-ка, перевернем его. (Под бока животного под-кладываются мешочки с песком, чтобы еще больше его обездвижить.)
Э л Т а к а я м а: С обоих боков кладите.
П е т К у и л и, дрессировщик: Сдвиньте его вперед - носилки рассчитаны на то, чтобы плавники свободно свисали.
С э м: Ладно. Подвиньте его чуточку вперед. Вот так. Мешки с песком прижмите к бокам плотнее.
К е и к и: Хроун!
Б о б Б о л л а р д, дрессировщик: Ладно, Кеики, отведи душу.
К е н Н о р р и с (ободряюще): Ну-ну, Кеики…
С э м: Теперь затянем ремни-Нет, погодите.
Д е Х е й: Кардиограф… (Передает Сэму подсоединенные к кардиографу провода с резиновыми присосками на концах. Сэм протирает кожу .Кеики в нужных местах и прилепляет присоски.)
С э м: Ну, а провод к левой руке вы мне дадите?
Д е Х е й: Не могу… Да погодите! Эй вы, все уберите руки с животного, я ничего не могу разобрать! Вот так. Если считаете нужным подсоединить и этот провод, подойдет любое место.
Э в а н с: Частота дыхания в норме.
К е и к и (глубоко вздыхает).
'С э м: Ребята, опрыскиватели у вас готовы? Хвостовой плавник стал горячим. (Еще одна проблема при оперировании дельфинов: необходимо все время увлажнять и охлаждать животное.) Давайте затянем этот ремень.
Ф р э н к Х а р в и, помощник Сэма; Как электрокардиограмма?
Д е Х е й: Начинаем. Все в порядке. Э-эй (с тревогой)! Похоже, что… А-а! Кто-то до него дотронулся,
а выглядело, как инфаркт. Ладно, теперь можете его трогать.
С э м (берет расширитель - приспособление, которое можно вставить Кеики между челюстями и развинчивать, чтобы раскрыть их пошире): Вы, там, следите за ним, когда я скажу, а мы подкрутим винты. Вы оба беритесь каждый со своей стороны. (Оба дрессировщика помогают разомкнуть челюсти Кеики и вставить расширитель.) Вот так. Тэп, вы готовы?
Т э п (начинает засовывать обнаженную руку в глотку Кеики. Его запястье проходит в нее, но локоть застревает в расширителе): Никак не удается пролезть сквозь эту штуку.
С э м: А в глотке?
Т э п: В глотке не так уж тесно. Но расширитель не дает повернуть руку.
Э л: Может, смазать ее?
С э м: Вытащите руку.
К е и к и: Кхе-э-э.
(Разыскивается вазелин, рука Тэпа смазывается, расширитель раскрывают, насколько возможно, и челюсти бедного Кеики раздвигаются еще на три сантиметра. Билл Эванс предлагает отсчи-тывать секунды, чтобы Сэм знал, сколько времени прошло и когда необходимо дать Кеики пере-дохнуть. Тэп снова засовывает руку в глотку Кеики.)
Э в а н с: Шесть секунд… двенадцать… восемнадцать… двадцать четыре…
Т э п: Как сердце?
С э м: Нащупали? (Рубец - первый отдел желудка.)
Т э п: Нащупываю его край.
С э м: Кончиками пальцев прошли в него?
Т э п: По-моему, кончит пальцев вошли в рубец.
Э в а н с: Пятьдесят…
С э м: Посмотрим кардиограмму?
Э в а н с: Пятьдесят шесть…
Д е Х е и (перебивая): Не регистрируется. Деятельность сердца не регистрируется. (Растерянная тишина в комнате.) Заработало! Работает!
С э м: Погодим. Вынимайте руку. Я не уверен… (Тэп вытаскивает руку и вытирает ее полотенцем.)
Т э п (расстроенно): Я думаю, кончики пальцев у меня вошли туда. Поверхность была местами
то гладкая, то какая-то грубая, но…
С э м: Да, конечно. Это рубец - там, где поверхность грубая.
Д е Х е и: Сердце работает много медленнее, чем вначале. Вдвое медленнее. (Теперь стало известно, что организм ныряющих животных, таких, как тюлени и дельфины, при задержке дыхания замедляет сердечную деятельность, а пока рука Тэпа находилась у него в глотке, Кеики либо не хотел, либо не мог дышать. Врачи выжидают, пока сердце не начало работать нормально, а затем Сэм решает вынуть расширитель, чтобы Тэпу было просторнее, и разжимать челюсти Кеики руками.)
С э м: Дайте два полотенца.
Э л: Простыни у нас есть? Или полотенца?
Д э в и д: Полотенца? Конечно есть. (Полотенца - это, пожалуй, обязательное условие
существования океанариумов. Полотенца важны не меньше, чем морозильник для хранения рыбы. Ветеринары скручивают полотенца в два мягких толстых жгута и закладывают их между челюстями Кеики. Четверо дюжих мужчин раскрывают челюсти дельфина - двое тянут одно полотенце вниз, двое других тянут второе полотенце вверх.)
К е н Н о р р и с (пыхтя у своего конца первого полотенца): Крепче держите. И поосторожнее!
Т э п: Вхожу.
Э в а н с: Пять… десять…
Т э п: Есть! Он у меня под пальцами.
Э в а н с: Пятнадцать…
Д е Х е и: Кардиограф не регистрирует сердечной деятельности. (Дрессировщики испуганно ахают.)
Э в а н с: Двадцать…
С э м: Сердце не работает?
Т э п: Держу. Вытаскиваю. Ну, тяните! (Он пытается вытащить зажатый в пальцах поплавок через глотку Кеики, но это у него не получается. Эл Такаяма пробует просунуть руку рядом с рукой Тэпа, чтобы помочь ему.) Ухватились? Тянем!
Р э н д и Ль ю и с: Кеики, открой ротик пошире!
Т э п: Вот же он, Эл! Достаете?
С э м: Ребята, помогите ему тянуть! Хватайте его за пояс (Стоящий рядом обхватывает Тэпа за талию, второй обхватывает за талию первого, и все трое отчаянно тянут.)
Д е Х е и: Сердце заработало!
К е и к и: Кха-а-а! (Трое мужчин отлетают назад, рука Тэпа взвивается вверх, скользкий красный поплавок вырывается из его пальцев и, подпрыгивая, катится по полу.)
П о п л а в о к: Тук-тук-тук.
В с е (кричат, визжат, хлопают в ладоши, хохочут).
Р е н д и: Сердце у него бьется?
Д е Х е и: Сердце работает.
С э м: Прекратите его трогать! (Все гладят Кеики.) Надо проверить сердце.
Д е Х е и (сердито): Кто там еще его трогает? Вот так… Сердце работает нормально.
К е н (Тэпу): Почувствовали теперь, что значит руководить океанариумом?
К э н Б л у м, ассистент Кена Норриса: Вам присуждается премия Золотого рубца.
С э м: Кеики! Ну, как ты себя чувствовал, старина?
Т э п: Он его даже не распробовал.
С э м: Ну ладно, бросьте-ка его в бассейн и дайте ему рыбы…
(Три минуты спустя.)
Э в а н с: Сейчас пятнадцать часов тридцать восемь минут. Предмет был извлечен в пятнадцать часов тридцать пять минут. Кеики выпущен в бассейн и спокойно плавает…
З р и т е л ь (Тэпу): Я думал, он не пройдет сквозь глотку. Как еще вас ноги держат!
Э в а н с: Кеики взял корм. Он ест.
Это приключение обошлось без всяких неприятных последствий, и дня через два Кеики уже снова участвовал в представлениях. Поплавки мы заменили круглыми дисками из фанеры, проглотить которые невозможно. Диски были двух цветов и ценились по-разному - по две рыбки и по шесть. Кеики, разумеется, всегда приносил сначала шестирыбковые.
Методика выуживания посторонних предметов через глотку оказалась очень полезной. Животные в неволе постоянно глотают что-нибудь неудобоваримое - листья, бумажки, всякую дрянь, которую бросают в бассейн посетители. И с этих пор, решив, что животное страдает от засорения желудка - а ветеринар нередко может определить это по изменениям в крови, - мы привязывали его к носил-кам и производили необходимую чистку. Таким образом мы спасли многих и многих дельфинов или, во всяком случае, продлили им жизнь.
