Глава Двадцатая
«Пусть я стану проклятым испанцем, если это не жизнь!» Блэксорн лежал, испытывая ангельское блаженство, лицом вниз на толстом футоне, частично закутанный в хлопчатобумажное кимоно, опираясь головой на руки. Девушка перебирала пальцами по его спине, трогая иногда его мускулы, смягчая его кожу и душу, заставляя его чуть ли не мурлыкать от удовольствия. Другая девушка наливала саке в тонкую фарфоровую чашку. Третья ждала, держа лаковый поднос с бамбуковой корзиной, наполненной сушеной рыбой по‑португальски, еще одной бутылкой саке и палочками для еды.
– Нан дес ка, Анджин‑сан? – Что это, почтенный кормчий, что вы сказали?
– Я не могу сказать этого на нихон‑го, Рако‑сан. – Он улыбнулся девушке, которая предложила саке. Вместо этого он указал на чашку. – Как это называется? Намае ка?
– Сабазуки. – Она произнесла это три раза, после чего другая девушка, Аза, предложила рыбы, но он покачал головой. – Ё, домо. – Он не знал, как сказать: «Я уже сыт», поэтому попытался сказать: «Я больше не голоден».
– А! Има хара хетте ва орани, – объяснила Аза, поправляя его. Он произнес фразу несколько раз, и они все засмеялись над его произношением, но в конце концов он добился, что это зазвучало правильно.
«Я никогда не выучу этот язык», – подумал он. Ничто не связывало эти звуки ни с английским, ни даже с латынью или португальским.
– Анджин‑сан? – Аза опять предложила ему поднос. Он покачал головой и с серьезным видом положил руку на живот, но взял саке и выпил. Соно, девушка, которая массировала ему спину, остановилась, тогда он взял ее руку, положил на шею и сделал вид, что стонет от удовольствия. Она сразу поняла и продолжила массаж.
Каждый раз, когда он допивал чашку, ее немедленно наполняли снова. «Давай полегче, – подумал он, – это же третья бутылка, и я уже чувствую тепло в пальцах на ногах».
Эти три девушки, Аза, Соно и Рако, пришли на рассвете, принесли зеленый чай, про который Фриар Доминго сказал ему, что китайцы называют его иногда тьии и это национальный напиток в Китае и Японии. Его сон после случая с покушением был очень плохим, но горячий пикантный напиток начал восстанавливать его силы. Они принесли небольшие скатанные горячие полотенца, слегка ароматизированные. Поскольку он не знал, что делать с ними, Рако, старшая из девушек, показала, как пользоваться ими, на собственном лице и руках.
После этого они проводили его вместе со стражей из четырех самураев в парные бани в дальнем конце этой части замка и передали его банщикам. Четыре стражника стоически потели, пока он мылся, ему подстригли бороду, волосы вымыли и уложили.
После этого он почувствовал себя чудесным образом обновленным. Ему дали новое, длиной до колен, кимоно из хлопка, новые таби, девушки снова ожидали его. Они провели его в другую комнату, где были Кири и Марико. Марико сказала, что господин Торанага решил послать Анджин‑сана в одну из своих провинций, чтобы он там поправился, и что господин Торанага очень доволен им, и что ему не о чем беспокоиться, так как теперь он на попечении слуг господина Торанага. Будет ли Анджин‑сан любезен также начать готовить карты с материалами, которые она должна передать? Скоро будут другие встречи с хозяином, и хозяин сообщил, что скоро она – Марико‑сан – будет предоставлена Анджин‑сану для ответов на вопросы, которые могут у него возникнуть. Господин Торанага очень заинтересован в том, чтобы Блэксорн узнал побольше о Японии, так как сам он стремится побольше узнать о том, что находится за границами Японии, о навигации и путях плавания в океане. Затем Блэксорна провели к доктору. В отличие от самураев, его волосы были коротко острижены и без косички.
Блэксорн не любил докторов и боялся их. Но этот доктор был другой: очень вежливый и невероятно чистый. Европейские доктора были в первую очередь цирюльниками – неотесанными, кишащими вшами и грязными, как все остальные. Этот доктор трогал пациента очень аккуратно, вежливо держал руку Блэксорна, щупая пульс, глядел в его глаза, рот и уши, мягко похлопал по спине, коленям, пяткам, все это в спокойной манере. Все, что мог европейский доктор, – это посмотреть на ваш язык, спросить: «Где болит?» – выпустить из вас кровь, чтобы вместе с нею вышла вся зараза, и дать вам дикое количество рвотного, чтобы очистить от грязи ваши внутренности.
Блэксорн ненавидел кровопускания и промывание желудка, и каждый раз от таких процедур ему становилось еще хуже, чем прежде. Но этот доктор не держал скальпеля или таза для кровопускания, вокруг него не было того противного запаха лекарств, который обычно окружал докторов, поэтому его сердце стало биться медленнее, и он немного расслабился.
Пальцы доктора коснулись шрамов на бедре Блэксорна. Тот издал звук выстрела – много лет назад сквозь его плоть прошла пуля. Доктор сказал: «Ах со десу?» – и кивнул. Еще немного прикосновений, глубоких, но безболезненных, в паху и в области желудка. Наконец доктор заговорил с Рако, она кивнула, поклонилась и поблагодарила его.
– Иси бан? – спросил Блэксорн, желая знать, все ли нормально.
– Хай, Анджин‑сан.
– Хонто ка?
– Хонто.
Какое полезное слово «хонто». «Это верно? Да, это верно», – подумал Блэксорн. «Домо» – доктор‑сан.
– До итасимасите, – сказал доктор, кланяясь. – Заходите еще, не думайте о той ране.
Блэксорн поклонился в ответ. Девушки отвели его дальше, и это было до того, как он лежал на футонах, в расстегнутом хлопчатобумажном кимоно, девушка Соно гладила его по спине, он вспоминал, как он стоял голый перед девушками и самураем, и что он этого не заметил и не чувствовал стыда.
– Нан дес ка, Анджин‑сан? – спросила Рако. «В чем дело, уважаемый кормчий? Почему вы смеетесь?» Ее белые зубы сверкали, а брови были выщипаны и подведены в виде дуги. Свои черные волосы она носила высоко подобранными, на ней было кимоно в розовых цветах, с серо‑зеленым поясом.
«Потому что я счастлив, Рако‑сан. Но как сказать это тебе? Как я могу сказать, что я смеюсь потому, что я счастлив и сбросил всю тяжесть с души, впервые с тех пор, как оставил дом. Потому что моя спина чувствует себя прекрасно – все мои чувства и все во мне прекрасно. Потому что я поговорил с Торанагой и потому что я сделал полных три залпа одним бортом в проклятых Богом иезуитов и шесть залпов еще в этих сифилитичных португальцев!» Тут он вскочил, плотно завязал свое кимоно и начал танцевать матросский танец, напевая матросскую песню, чтобы поддержать темп.
Рако и другие девушки очень возбудились. Седзи тут же открылись, и теперь еще и стража удивлялась на него. Блэксорн танцевал и громко пел до тех пор, пока не обессилел, тогда он расхохотался и рухнул. Девушки захлопали, Рако попыталась повторить, но не смогла, ее волочащееся кимоно мешало. Другие встали и уговаривали его показать им, как это делается, он попытался, три девушки стояли в ряд, следя за его ногами, придерживая кимоно. Но они не смогли, и скоро все стали болтать, хихикать и передразнивать друг друга.
Стража внезапно стала очень серьезной и низко поклонилась. В дверях показался Торанага, с боков у него стояли Марико и Кири и его обычная охрана. Девушки все стали на колени, положили руки на пол плашмя и поклонились, но смех еще не покинул их лиц, не было на них и страха. Блэксорн тоже вежливо поклонился, не так низко, как женщины.
– Коннити ва, Торанага‑сама, – сказал Блэксорн.
– Коннити ва, Анджин‑сан, – ответил Торанага. Потом он задал вопрос.
– Мой хозяин спрашивает, что вы делали, сеньор? – сказала Марико.
– Просто танцевал, Марико‑сан, – сказал Блэксорн, чувствуя себя глупо. – Это матросский сольный танец. Его танцуют моряки и поют шанти – песни – при этом. Я был просто счастлив – может быть, из‑за саке. Извините, надеюсь, я не огорчил Торанагу‑сама.
Она перевела.
– Мой хозяин говорит, что он хотел бы посмотреть танец и послушать песню.
– Сейчас?
– Конечно, сейчас.
Торанага сразу же сел, скрестив ноги, его маленькая свита разместилась в разных местах комнаты; все они ожидающе смотрели на Блэксорна.
«Ну, глупец, – сказал себе Блэксорн. – Вот что бывает, когда расслабишься. Теперь ты должен дать представление, а ты же знаешь, что голос у тебя хуже некуда, а танец твой неуклюж».
Тем не менее он поплотнее повязал пояс кимоно и начал с удовольствием скакать, поворачиваться, лягаться, вертеться, подпрыгивать, – его голос отдавал страстью.
Все молчали.
– Мой хозяин говорит, что он никогда не видел ничего подобного за всю свою жизнь.
– Аригато годзиемасита! – сказал Блэксорн, потея частично от усилий, частично от смущения. Тут Торанага снял свои мечи, отложил их в сторону, подоткнул кимоно повыше за пояс и встал рядом с ним.
– Господин Торанага хочет станцевать ваш танец, – сказала Марико.
– Да?
– Он просит научить его.
И Блэксорн начал. Он показал основной шаг, потом повторил его снова и снова. Торанага быстро овладел им. Блэксорн был удивлен ловкостью пузатого, с большим задом пожилого человека.
После этого Блэксорн снова начал петь и танцевать, и Торанага присоединился к нему, сначала робко, подбадриваемый зрителями. Потом Торанага сбросил свое кимоно, сложил руки и начал танцевать с той же живостью, что и Блэксорн, который сбросил свое кимоно, запел громче и подобрал темп, почти преодолев гротескность того, чем они занимались, но постаравшись свести все к шутке. Наконец Блэксорн сделал своего рода скачок, прыжок и, подпрыгнув на месте, остановился. Он захлопал в ладоши и поклонился Торанаге, все остальные тоже захлопали своему хозяину, который был очень счастлив.
Торанага сел на центре комнаты, его дыхание было очень спокойным. Рако тут же поспешила к нему с веером, другие подбежали с его кимоно. Но Торанага отбросил свое кимоно в сторону Блэксорна и взял его простое кимоно.
Марико сказала:
– Мой хозяин говорит, что он был бы рад, если бы вы приняли это как подарок, – Она добавила:
– У нас считается большой честью, если человеку дают даже старое кимоно его суверена.
– Аригато годзиемасита, Торанага‑сама. – Блэксорн низко поклонился, потом сказал Марико: – Да, я понимаю, какая честь мне оказана, Марико‑сан. Пожалуйста, поблагодарите господина Торанагу по всем правилам, так как я, к несчастью, не знаю их еще, и скажите ему, что я буду хранить его подарок, и даже более того, что я очень ценю то, что он сделал для меня, протанцевав со мной наш танец.
Торанага был обрадован даже еще больше. С поклонами Кири и девушки‑служанки помогли Блэксорну надеть кимоно их хозяина и показали, как завязать пояс. Кимоно было коричневого цвета с пятью красными крестами, пояс из белого шелка.
– Господин Торанага говорит, что он доволен танцем. Когда‑нибудь он, возможно, покажет вам некоторые из наших танцев. Ему хотелось бы, чтобы вы как можно быстрее научились говорить по‑японски.
«Мне бы тоже хотелось этого. Но гораздо больше, – подумал Блэксорн, – я бы хотел надеть свое платье, поесть нашей пищи в своей каюте, на моем собственном корабле с заряженными пушками, и когда пистолеты за поясом и когда ют наклоняется под тяжестью парусов…»
– Вы не могли бы спросить господина Торанагу, когда я смогу вернуться на свой корабль?
– Сеньор?
– На свой корабль, сеньора. Пожалуйста, спросите его, когда я смогу получить обратно свой корабль. И мою команду тоже. Весь наш груз забрали – там было двадцать тысяч монет в восьми сейфах. Я уверен, что он понял, что мы купцы, и, хотя мы пользуемся его гостеприимством, мы хотели бы торговать товарами, которые мы привезли, и потом уплыть к себе домой. Это займет еще восемнадцать месяцев.
– Мой хозяин говорит, что вам нет нужды беспокоиться. Все будет сделано как можно скорее. Вы сначала должны оправиться. Вы выезжаете вечером.
– Простите, я не совсем понял, сеньора.
– Господин Торанага говорит, что вы должны выехать в сумерках, сеньор. Что‑нибудь не так?
– Нет, нет, вовсе нет, Марико‑сан. Но час или около того назад вы говорили, что я должен выехать через несколько дней.
– Да, но теперь он говорит, что вы выедете сегодня вечером, – Она перевела все это Торанаге, который что‑то снова возразил.
– Мой хозяин говорит, что лучше и удобней для вас выехать сегодня вечером. Не стоит беспокоиться, Анджин‑сан, о вас позаботятся особо. Он посылает госпожу Киритсубо в Эдо, чтобы приготовить там все к его возвращению, вы едете с ней.
– Пожалуйста, поблагодарите его от моего имени. Могу я спросить, нельзя ли освободить Фриара Доминго? Этот человек обладает большими знаниями.
Она перевела.
– Мой хозяин говорит: этот человек мертв, он послал за ним сразу после того, как вы вчера попросили об этом, но тот уже был мертв.
Блэксорн ужаснулся.
– Как он умер?
– Мой хозяин говорит, что он умер, когда его вызвала стража.
– О! Бедняга.
– Мой хозяин говорит, что смерть и жизнь – это одно и то же. Душа священника будет ждать сорокового дня и потом возродится снова. Зачем печалиться? Это неизменный закон природы, – Она о чем‑то заговорила, но передумала, только добавила: – Буддисты считают, что мы имеем много рождений или воплощений, Анджин‑сан. До тех пор, пока мы наконец не станем совершенными и не достигнем нирваны – неба.
Блэксорн на миг отбросил свою печаль и сосредоточился на Торанаге и присутствующих.
– Можно ли мне спросить его, как моя команда? – Он остановился, так как Торанага отвел взгляд. Молодой самурай поспешно вошел в комнату, поклонился Торанаге и ждал.
Торанага сказал:
– Нан дза?
Блэксорн ничего не понял из разговора, кроме того, что ему показалось, что он разобрал прозвище отца Алвито «Тсукку». Он заметил, что глаза Торанаги скользнули по нему, заметил тень улыбки и подумал, не послал ли Торанага за священником из‑за того, что он рассказал Торанаге. «Надеюсь, что это так и что Алвито в дерьме по самые ноздри. Он это или не он?» Блэксорн решил не спрашивать Торанагу, хотя ему и очень этого хотелось.
– Каре ни матсу йони, – коротко сказал Торанага.
– Джиойи. – Самурай поклонился и быстро ушел.
Торанага повернулся к Блэксорну:
– Нан дза, Анджин‑сан?
– Вы что‑то говорили, капитан? – спросила Марико. – О вашей команде?
– Да. Не мог бы Торанага‑сама взять их под свою защиту тоже? Проследить, чтобы о них заботились? Их тоже пошлют в Эдо?
Она спросила Торанагу. Торанага заткнул мечи за пояс своего короткого кимоно.
– Мой хозяин говорит, конечно, распоряжения об этом уже сделаны. Вам не стоит о них беспокоиться. И о вашем корабле тоже.
Торанага встал. Все начали кланяться, но Блэксорн неожиданно вмешался:
– Одна последняя вещь. – Он остановился и обругал себя, поняв, что он был невежлив. Торанага явно закончил беседу, они все начали раскланиваться, но были остановлены словами Блэксорна, и теперь все были в замешательстве, не зная, закончить ли поклоны, или подождать, или начинать кланяться снова.
– Нан дза, Анджин‑сан? – голос Торанаги был резок и недружелюбен, поэтому он также был мгновенно выведен из равновесия.
– Гомен насай, извините, Торанага‑сама. Я не хотел вас обидеть. Я только хотел спросить, будет ли госпоже Марико позволено поговорить со мной до того, как я уеду? Это поможет мне.
Она спросила Торанагу.
Торанага только буркнул что‑то властно‑утвердительно и ушел, сопровождаемый Кири и личной охраной.
«Обидчивые вы все, негодяи, – подумал Блэксорн про себя. – Боже мой, ты должен здесь быть аккуратней». Он вытер лоб рукавом и тут же заметил огорчение на лице Марико. Рако торопливо предложила маленький носовой платочек, которые они, казалось, держат наготове в неистощимых количествах засунутыми за оби. Потом он понял, что на нем кимоно «хозяина» и что, очевидно, нельзя вытирать вспотевший лоб рукавом хозяина; ей‑богу, ты совершил еще одно богохульство! Я никогда не научусь, разве что на небе!
– Анджин‑сан? – Рако предлагала саке. Он поблагодарил ее и выпил. Она тут же наполнила чашку. Он заметил, что у всех на лбу блестит пот.
– Гомен насаи, – сказал он им всем, извиняясь, взял чашку и в шутку предложил ее Марико. – Я не знаю, вежливо это или нет, но вам не хотелось бы саке? Это можно? Или я должен разбить себе голову о пол?
Она засмеялась.
– О, да, это достаточно вежливо, и не надо, не разбивайте голову. Не надо извиняться передо мной, капитан. Мужчина не должен извиняться перед женщиной. Что бы он ни сделал, все правильно. По крайней мере в это верим мы, женщины. – Она объяснила, что она говорит, девушкам, и она кивнули очень серьезно, но их глаза смеялись. – Вы не могли узнать, Анджин‑сан, – продолжала Марико, потом сделала маленький глоток саке и вернула чашку, – Спасибо, но я больше не хочу саке, спасибо вам. Саке сразу бьет мне в голову и в колени. Но вы быстро учитесь – это, наверное, очень трудно для вас. Не беспокойтесь, господин Торанага сказал мне, что он нашел ваши способности исключительными. Он никогда бы не дал вам свое кимоно, если бы он не был очень доволен вами.
– Он послал за Тсукку‑саном?
– Отцом Алвито?
– Да.
– Вам следовало бы спросить его самого, капитан. Мне он ничего не говорил. В этих вопросах он очень умен, тогда как женщина не имеет ума или знаний в политических вопросах.
– Ах, со десу ка? Я хочу, чтобы все наши женщины были равно мудры.
Марико обмахивалась веером, удобно сидя на коленях, подобрав под себя ноги.
– Ваш танец был превосходен, Анджин‑сан. Ваши дамы танцуют так же?
– Нет, только мужчины. Это мужской танец. Танец моряков.
– Поскольку вы хотели задать мне вопросы, можно сначала я вас спрошу?
– Конечно.
– Какая у вас жена?
– Ей двадцать девять лет. Высокая по сравнению с вами. По нашим меркам, во мне шесть футов два дюйма, у нее около пяти футов восьми дюймов, у вас около пяти футов, так что она на голову выше, чем вы, и так же больше во всем – я имею в виду пропорционально. Ее волосы цвета… – Он указал на полированные чистые кедровые брусья, и все глаза повернулись в их сторону, потом вернулись к нему… – Вот такого цвета. Белокурые с красноватым оттенком. Глаза у нее голубые, более голубые, чем мои, голубовато‑зеленые. Она носит длинные волосы, в основном распущенными.
Марико перевела это другим, и все они вздохнули, глядя на кедровые брусья, потом снова на него, самураи‑часовые так же внимательно слушали. Следующий вопрос задала Рако.
– Рако‑саи спрашивает, у нее такое же тело, как у нас?
– Да. Но ягодицы у нее больше и более выпуклые, талия длиннее и… ну, наши женщины вообще более округлые и имеют более тяжелые груди.
– И все ваши женщины – и мужчины – настолько выше, чем мы?
