УПП

Цитата момента



Так они и жили — душа в душу.
То она ему в душу, то он ей…

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Мужчиной не становятся в один день или в один год. Это звание присваиваешь себе сам, без приказа министра. Но если поспешил, всем видно самозванца. Как парадные погоны на полевой форме.

Страничка Леонида Жарова и Светланы Ермаковой. «Главные главы из наших книг»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/d542/
Сахалин и Камчатка

Караганда-89

Привожу для иллюстрации запись из своего летного дневника, от 25 августа 1989 года. Один в один, без купюр, как водила моим пером злоба дня. Убрал только оскорбительные слова.

«25.08. После выходного встал вчера в 3 ночи, сел на велосипед и поехал в гараж. На машине собрал экипаж, привез на работу, и начался этот долгий рабочий день.

Как только кончилась ночь, мы сели в кабину и стали дожидаться закрытия дверей. Не тут-то было. Пьяный пассажир азиатской наружности вдруг вспомнил, что с ним была какая-то белая сумка, выскочил из самолета и побежал её искать в накопитель. Пока мы выясняли, есть ли у него ещё ручная кладь и багаж (а вдруг он в багаже оставил бомбу!), он вернулся и стал качать права, а тем временем, не разобравшись поначалу, инженер уже закрыл дверь и трап отправил. Ну, начальник смены, который привез этого….., сам подал трап, и этот….. (чтоб его второй раз обрезали) стал искать свою сумку, видимо, очень дорогую ему, в самолете. Потом, не найдя этой сумки (видимо, с наторгованным миллионом), этот…..(чтоб его уже теперь кастрировали) сказал, что не летит, пусть снимают багаж, он издержки оплатит. Богатые люди…

Короче, из-за этого….. рейс был задержан на 40 минут, и когда мы подлетали к Караганде, любуясь прекрасными утренними прелестями потягивающейся обнаженной земли, Караганда дала вдруг туман 400, Целиноград — туман 200; прогноз не оправдался, и мы настроились пролетом — на Балхаш.

Откуда черт нанес на единственный клочок обширной казахстанской степи — на именно же карагандинскую ВПП — едва видимое пятнышко, вуаль приземного тумана, я не знаю, но это крохотное пятнышко было, сам его видел, и, пролетая на 10600 над полосой, видел её вертикально сквозь эту кисею. Нигде в радиусе 200 км — ни одного, только ещё, над полосой же Целинограда, за 160 км — такое же.

Стали уговаривать „лучше замерить“, уговорили, да и солнышко начало прогревать; короче, с максимальной вертикальной, витиевато извращаясь, вышли к 4-му развороту, потом ещё круг, уже на малой высоте, это дело техники; сел я при видимости 5 км, хотя давали 1400 м.

Караганда ещё на подлете предупредила, что нет топлива, готовиться на Балхаш на дозаправку. Когда остыли впечатления от перипетий захода, мы стали совещаться, как выбить топливо.

Алма-Ата - рейс проклятый и так — из-за четырех посадок. А тут корячилась пятая; это не лезло ни в какие ворота, ни в какое рабочее время не умещалось.

Ладно, пошли со штурманом в АДП и в два горла стали требовать. До Балхаша надо дозаправить 4 тонны; до Алма-Аты — шесть. Если б не этот трижды… всякий….., у нас бы осталось на три тонны больше, а так сожгли их из-за того сорокаминутного тумана.

АДП ни в какую: нет топлива и все. Мы на принцип: идем в гостиницу. Нам выписали направление: пожалуйста.

Обычно, если есть какие-то остатки топлива, прием с гостиницей срабатывает. В Караганде же, где большевики затеяли громадный аэровокзал, брошенный теперь как долгострой, пассажиры ютятся на двух этажах обычной пятиэтажки. А летают туда и Ил-86, и „Тушки“, и все остальные. И наши 160 пассажиров, уйди мы в гостиницу, устроили бы аэропорту веселую жизнь.

Мы остались в штурманской и стали перебирать варианты. Я решил сходить к командиру ОАО (объединенного авиаотряда); его ещё не было; через 20 минут меня к нему пригласили, но разговор состоялся не с ним, а со старшим, кто за него остался. Помня уроки Абакана и опираясь на десятилетний опыт, я разговаривал спокойно и доброжелательно, но… топлива действительно не было ни грамма. Ну, несколько тонн, для своих Ан-24 и „Яков“. Все борты, и чужие, и свои, уходили на дозаправку. Мне оставалось лишь выпросить до Балхаша, а у них как раз была пересмена, и прежняя смена, получив от нас ещё до тумана предполагаемый остаток 9 тонн, передала его по смене, а мы же 3 тонны сожгли на кругах. Ну, ПДСП, узнав, что у нас не 9, а всего 6 тонн, пережила шок, но пообещала наскрести нам ещё 6 тонн.

Пошел я в АДП. На входе меня встретил бортинженер с радостной вестью, что он втихаря уже заправил аж до Алма-Аты, договорившись с заправщиком.

У меня выпал глаз. Ну, инициатива!

Лететь в Алма-Ату нельзя. Сразу обвинят в обмане, задержат и сольют топливо. Либо будет скандал, а мне же ещё возвращаться. Мы перед этим в ПДСП, трезво обсудив обстановку, договорились, что, скорее всего, я вынужден буду в Алма-Ате отдыхать 12 часов, а в Караганде состав с топливом к вечеру ожидался, и в ночь мы должны вылететь, и топливо уже будет. Но это — они так мечтали. А я мечтал вернуться домой к вечеру и спать ночь дома, потому что следующая ночь — Норильск, а я и эту-то ночь спал 4 часа. Три ночи подряд мне ни к чему.

Я планировал заправиться в Алма-Ате так, чтобы, прилетев в Караганду, нам требовалась самая малость — и домой. И вот Гена, молодец, украл лишних три тонны, выписал два требования, и нам оставалось лишь нелегально свозить эти три тонны в Алма-Ату и обратно, а здесь, в Караганде, легализовать их по второму требованию, которое пока в кармане. Может, в Алма-Ате загрузки мало, если её тонн 13, то зальем столько, что с этими утаенными 3-мя тоннами нам хватит до Красноярска.

Перелетели в Балхаш. Там за 40 минут, не высаживая, заправились и перепрыгнули в Алма-Ату. Естественно, везде оставляли заначки, списывая на расход в воздухе больше нормы, так что ещё скопили пару тонн.

Таким образом, полетный вес у нас был уже на 5 тонн больше, чем мы могли записать в бумагах.

Дотошные диспетчеры ПДСП, конечно же, приходили на самолет лично убедиться, какой остаток топлива, но опытный бортинженер умеет установить стрелки топливомеров на нужной цифре и выключить питание. Стрелка там и застывает, а убежденный в нашей честности диспетчер удовлетворяется, после чего питание включается и стрелки становятся на истинное значение. Это уловка известная.

Нам же во всех полетах приходилось химичить с бумагами, и дохимичились до того, что Леша, взлетая в Алма-Ате, оторвал тяжелый самолет на малой скорости, предназначенной для рассчитанного, бумажного, гораздо меньшего веса, тут же понял ошибку, выдержал Ту-154 над полосой, как Ан-2, разогнался и только потом осторожненько перевел в набор… забыв убрать шасси с перепугу. Ну что ж, нарушать тоже надо уметь.

В Алма-Ате успели сбегать на рыночек и нагрести, кто больше, кто меньше, но — нагрести. Мы бы не были летчиками…

Загрузки было много. Взяли топлива с явными нарушениями, на 3 тонны больше. Короче говоря, этот полет был сплошная ложь и туфта, вес превышал записанный в бумагах тонн на 6; мы уже и сами запутались — но в баках плескалось топливо!

Ну, шасси я за Лешей сам убрал; Саша его оттянул; он сконфуженно оправдывался, и всем было мерзко, что вот такой „химией“ мы вынуждены не только обгаживать благородное искусство полета, но и напрямую, как пацаны, нарушать безопасность.

Нет, вес взлетный, по условиям, мы не превысили, 100 тонн не было, но было тонны 93, а по бумагам — 87; взлетали на взлетном режиме, все чин чином. Но… тут сидели мастера, асы, с 30-летним стажем, на „Тушке“-то по 10 — 15 лет… Мерзко самим, но так заставляет наша проклятая работа. Или — сидеть в гостинице и ждать того состава. Они, наверное, и сейчас его ждут, кто принципиальный.

Естественно, Алма-Ата нас не задержала, но предупредила, что вот, вы уже три посадки сделали, уже времени не хватит, где-то ещё подсаживаться, что топлива же в Караганде все ещё нет…ну, ладно, летите…

Им надо было одно: вытолкнуть из вокзала пассажиров. Хоть куда, лишь бы с глаз долой.

Утром ещё, перед нами, ушел на запасной в Алма-Ату из Караганды Ил-86, и вот его выпихнули опять в Караганду, не предупредив, что там же нет топлива. Мы сели за ним. Он был уже зачехлен, экипаж ушел в гостиницу, а пассажиры терроризировали аэропорт. Все было забито. Не одни они, и не мы одни сидели там, не одни мы изыскивали, куда же перепрыгнуть на дозаправку. Состава с топливом, естественно, так и не было, а у нас в баках плескалось около 16 тонн, хотя по бумагам, по посадочной массе, проходило всего 9. Ну, легализовав то требование, что в кармане, мы наскребли 13 тонн законного топлива. Можно куда-нибудь перелетать.

Я пополз в АДП, оставив свой не в меру горластый экипаж в самолете до команды. Уже позади было 4 посадки. Уже 10 часов мы были на ногах. А впереди… Короче, в АДП мы в течение часа выяснили, что топливо есть в Павлодаре и Барнауле, что в Семипалатинске и Кокчетаве — нет, и Целиноград в воздухе предупредил, что у них — нет. Павлодар был закрыт до вечера ремонтом; и наконец стало ясно, что — Барнаул.

— Сажайте пассажиров.

— Садим.

Сажали полтора часа. Потеряли 11 человек. Уже, было, думали, ошибка в бумагах, как подвезли из города этих пассажиров, потом багаж…

Запросили буксировку, поехали… и тут толпа пассажиров с Ил-86, прорвавшись сквозь проходную, побежала по перрону, по рулежке — и заняла середину ВПП.

И Караганда закрылась.

Раз нам плохо — пусть и всем будет плохо. Поровну. Долго же партия нас воспитывала. И — воспитала.

На полосу съехались автобусы, милиция, КГБ, секретари, холеные, в костюмах, ещё какое-то начальство. Мотался на машине, руководитель полетов, нервно переговаривались диспетчеры и экипажи. Наивные доказывали, что — стартовое время, что им хватит взлететь с половины полосы, что томятся в самолете какие-то болгарские дети… Пошли косяком делегации экипажей, унижались, уговаривали экстремистов. На подходе висели пять бортов, выжигая топливо, ходили в зоне ожидания. Был дан запрет на прилет всем.

Кое-как уговорили экстремистов сойти с полосы, чтобы сесть пяти бортам. Машинка с рацией и динамиком стояла в толпе, и слышно было все переговоры. Стали садиться. Тут же заблажили пять бортов на запуск. РП закричал, чтоб не смели, потому что при любом движении на перроне экстремисты займут полосу, а ещё два борта висят на кругу, у них уже не хватает топлива до запасного…

Севший Ту-154 молотил за нашим хвостом, мы ему мешали зарулить. Подбежали техники, попросили запустить двигатель и зарулить на стоянку. Э-э, нет: там нас так потом запрут, что вырулим последними. Давай буксир. Кое-как нас отбуксировали за угол вокзала и поставили носом к рулежке, чтоб мы смогли сами вырулить.

Часа через два или три наши пассажиры зашумели. Голодные. Я принял решение накормить людей на земле, и правильно сделал. Это их успокоило: чем стоять в тесном дворике аэропорта, лучше сыто дремать в кресле.

Переговоры с экстремистами увенчались успехом: их толпа поредела, стали сползать с полосы; тут же запустился борт с болгарскими детьми, за ним ещё Як-40; они взлетали от той самой 1-й РД, где эта толпа бушевала: боялись от начала ВПП, и как оказалось, не напрасно боялись.

Дали запуск и нам. Это уже шел 14-й час работы. Порулили по 1-й РД, и тут, когда уже нос самолета выходил на полосу, какая-то безумная женщина выскочила из стоявшей на обочине толпы и бросилась мне под колеса. Задавил бы я её как лягушку — многотонную машину сразу не остановишь — но помчались за ней мужики, грубо схватили — за шею, за руки, за груди, сбили с ног. Удержали…

До какой же степени можно довести мирного пассажира, что он кидается под такой же мирный самолет, как под танк!

Ну чем виноват командир Ил-86, что не смог заначить топливо, как я? И я чем виноват, что заначил? Он спит в гостинице. А я везу людей с шестью посадками, нарушая ради них все и вся.

Кто его знает, кто у нас сейчас в стране дураков прав, а кто нет.

Нам было уже все равно: рабочее время уже превышено, так какая разница. Путь домой один: с шестью посадками. Или сидеть в Караганде самим и мордовать пассажиров.

Мы их увезли. Мы плюнули на принципы.

В Барнауле долго не задержали, часа полтора. Сели дома в 12 ночи, долго ехали на машине домой, и я лег спать в 3 часа ночи, хлопнув полстакана водки, и проспал до полдвенадцатого дня.

Ночью в Норильск.

Да, долгий, долгий этот тяжкий август…»

Злоба дня… Что было, то было. Не один я пережил это. В те времена подобных примеров можно было найти предостаточно в любой отрасли. Но авиация, бывшая символом надежности, авиация, где, как сказал когда-то вождь, нет мелочей, стала рушиться именно в это безвременье. И именно тогда начало складываться бытующее и сейчас мнение, что наступает её конец.

Да и попробуй-ка убедить неверующих в обратном. Нужны зримые примеры роста… а мы видим только катастрофы, смачно обсасываемые «по ящику».

Мы не замечаем, что аэрофлот, пережив буквально предсмертные судороги в середине 90-х годов, выжил.

Пришлось заменить так воспеваемых мною руководителей авиапредприятий, бывших летчиков, с их летным, советским менталитетом, новыми, молодыми, мыслящими по-другому, жесткими менеджерами. Они всматриваются в жизнь без идейных шор. Они знают, что риск, на который они идут, чреват не партийной ответственностью - нет. Ответить придется своим благососостоянием и судьбой своих детей. Но они пошли на этот риск, впряглись и потащили воз. Кто и сковырнулся в канаву, а кто таки вытянул.

Пришло время Хозяина. Слово «ничьё, наше» сменилось словом «моё». Хорошо это или плохо - спорить об этом все равно что спорить о том, жесток ли волк, пожирающий добычу. Он таков. И надо принимать жизнь как она есть: во всей откровенности борьбы за существование. Мир так жил и живет всегда. Но во всей биологичности конкурентной борьбы человечество сумело создать цивилизацию, в которой есть место и личностям, принимающим решения, и исполнителям. Есть место жесткому прагматизму и есть место самой возвышенной романтике. Всегда, во все времена, во всех политических формациях, при диктаторах, царях, вождях и президентах, находились люди, стремящиеся в Полет.

В разумном сочетании стремления к высоким идеалам, движения своего дела, профессионализма и человечности с самой откровенной выгодой — мне видится будущее любого общества. Это естественный путь прогресса.



Страница сформирована за 0.65 сек
SQL запросов: 169