23
Вот так я снова оказался в тюрьме.
После того, как секьюрити блокировал нас в «Джиани», с воем понаехало полицейских машин, и один полисмен спрашивает продавца:
– Ну, что случилось?
– Вот эта женщина утверждает, что она – Рэйчел Уэльч, – говорит продавец. – Явилась в магазин, прикрываясь банановыми листьями и не желала платить за платье. А эти два мне неизвестны – но очень подозрительные типы.
– Я И ЕСТЬ Рэйчел Уэльч! – кричит Рэйчел Уэльч.
– Разумеется, леди. – говорит полисмен. – А меня зовут Клинт Иствуд. Почему бы вам не проследовать с этими парнями? – и он подозвал еще пару полисменов.
– Ладно, – говорит главный полисмен, и смотрит на меня с Сью, – а вы что скажете?
– Мы снимались, – говорю я.
– Поэтому на вас этот костюм? – спрашивает он.
– Ага, – говорю я.
– Ну, а этот? – он указывает на Сью. – Должен заметить, чертовски реалистично сделано!
– Это не костюм, – говорю я. – Он – чистокровный орангутанг.
– Вот как? – говорит полисмен. – Ну, тогда я вот что вам скажу. В участке у нас тоже есть парень, очень любит снимать. Так вот он сделает с вас, шутов, пару снимков. Так что пошли – и не дергаться!
В общем, вскоре появился мистер Триббл и снова меня освободил. Потом появился мистер Фельдер в сопровождении целого взвода адвокатов, и освободил Рэйчел Уэльч, которая к этому времени была уже совершенно невменяема.
– Ну подожди! – прошипела она мне, когда ее освободили. – Когда я с этим покончу, то ты не сможешь устроиться даже копьеносцем в фильме ужасов!
Вот тут она была права. Похоже, моя кинематографическая карьера завершилась.
– Так бывает, детка, ничего, я тебе позвоню как-нибудь, пообедаем, – говорит мне мистер Фельдер и они отбывают. – За костюмом мы кого-нибудь после пришлем.
– Ладно, Форрест, – говорит мистер Триббл, – пошли, у нас тоже есть кое-какие дела.
В отеле мы устроили небольшое совещание.
– Появление Сью создает некоторые проблемы, – говорит мистер Триббл.
– Ты видишь, как нелегко было провести его сюда. Нужно прямо сказать, путешествовать с орангутангом не так-то просто.
Я ему рассказал, насколько мне дорог Сью, и что он много раз спасал мне жизнь в джунглях.
– Да, я понимаю твои чувства, – говорит он, – ну что же, мы попробуем. Только ему нужно вести себя прилично, иначе мы наверняка создадим себе кучу неприятностей.
– Он будет вести себя хорошо, – говорю я, а Сью кивает и гримасничает, как обезьяна.
Ладно, на следующий день начинался финал – я должен был играть с международным гроссмейстером Иваном Петрокивичем, известным под кличкой «Честный Иван». По этому случаю должен было собраться много всякого народу, и мистер Триббл взял напрокат фрак для меня. К тому же, победитель получал приз в десять тысяч долларов, и половины этого мне вполне должно было хватить для начала креветочного бизнеса, так что мне нужно было держать ухо востро – ошибаться нельзя!
Ну, приходим мы в зал, где должны играть, а там собралось чуть ли не тысяча человек. Честный Иван уже сидит за доской и злобно так на меня смотрит, словно он Мухаммед Али.
Честный Иван оказался здоровенным русским парнем, с огромным лбом, похожий на Франкенштейна, но с длинными курчавыми черными волосами, словно у скрипача. Когда я сел за столик, он что-то пробурчал, а другой парень говорит: «Матч начался!»
Честный Иван играл белыми, и поэтому первый ход был его. Он начал разыгрывать «начало Понциани».
Тогда я ответил «защитой Рети», и все пошло отлично. Мы сделали еще по паре ходов, и тут Честный Иван принялся разыгрывать гамбит Фолкбира, двинув своего коня, и метя в мою ладью.
Но я это предвидел, и начал строит «ловушку Ноего ковчега», и наоборот, съел его коня. Честный Иван явно огорчился, но тут же начал угрожать моему слону при помощи «нападения Тарраша».
Но я применил «королевскую индийскую защиту», и ему пришлось прибегнуть к шевингенскому гамбиту, а я ответил «защитой Бенони».
Честный Иван явно смутился, он начал кусать нижнюю губу и ломать пальцы. Потом он предпринял отчаянный ход – «нападение жареной печенки», а я ответил «защитой Алехина», и это его парализовало.
Какое-то время казалось, что ситуация патовая, но тут Честный Иван применяет прием Хоффмана, и вырывается! Я взглянул на мистер Триббл, а он мне улыбнулся, и одними губами шепчет: «Давай!» Я-то понял, что он имеет в виду.
Понимаете, в джунглях Большой Сэм научил меня паре приемов, которых нет в книжках, и настало время их применить. А именно, разновидность «кокосового гамбита» под названием «котел», при котором я использую свою королеву как приманку и пытаюсь поймать его коня на крючок.
Но увы! это не сработало! Честный Иван понял, что происходит, и остановил мою королеву. Теперь уже мне стало жарко! Тогда я попробовал прием «Хижина», попытался обмануть его моей последней ладьей, но его не проведешь
– он съел мою последнюю ладью и второго слона, и уже готов был поставить мне шах Петрова, как я собрал все свои силы и сумел соорудить «пигмейскую угрозу».
«Пигмейская угроза» была любимым приемом Большого Сэма, и я изучил ее в совершенстве. Тут все дело в том, чтобы правильно использовать в качестве приманки несколько фигур и потом неожиданно уничтожить противника. Если парень попадается на эту приманку – все, он может складывать манатки и сваливать. А мне оставалось только молиться, чтобы эта ловушка сработала, потому что больше светлых идей у меня не осталось, и со мной было бы кончено.
Ладно, Честный Иван похрюкал, и двигает своего коня на восьмой квадрат
– а это значит, что мне удалось его обдурить, и тогда через пару ходов я поставлю ему шах и мат!
Но только он, видимо, что-то почуял, потому что передвинул коня с пятого квадрата на восьмой, а потом обратно, не отрывая руки, так что ход был не окончательный.
Народ так притих, что если бы иголка упала, то и то было бы слышно. Я же занервничал, и взмолился. чтобы Честный Иван клюнул. Мистер Триббл поднял глаза к небу, словно молился, а парень, что пришел с Честным Иваном, нахмурился. Честный Иван два или три раза провел конем туда-сюда, не отпуская руки, и вид у него был такой, словно он собирался сделать что-то еще. Он поднял фигуру, и я затаил дыхание, а в зале стало тихо, как в могиле. Он так и не отпускал фигуру, а у меня бешено колотилось сердце, и тут он вдруг на меня посмотрел – и уже не знаю, как это получилось, наверно, я слишком разволновался, только я так смачно пернул, что можно было подумать, будто кто-то разорвал напополам простыню!
Честный Иван так удивился, что выронил фигуру, и принялся махать руками, как вентилятором, кашлять и повторять: «Фу!». Те ребята, что стояли вокруг, попятились, что-то забормотали и вынули платки, а я покраснел, как рак.
Когда же все успокоилось, я посмотрел на доску – ба! а Честный Иван все-таки поставил фигуру на восьмой квадрат. Тут я беру ее своим конем, а потом беру две его пешки, и наконец, ставлю ему мат! Я победил, и десять тысяч долларов – мои! «Пигмейская угроза» снова сработала!
А тем временем Честный Иван начинает протестовать и вместе со своим парнем пишет на нас жалобу.
Парень, который управлял турниром, справился в своей книге и зачитал оттуда такой кусок: «Игрок не имеет права сознательно производить действия, отвлекающие внимание партнера в ходе игры».
Но тут выходит мистер Триббл и говорит:
– Мне кажется, никому не удастся доказать, что мой подопечный совершил это действие СОЗНАТЕЛЬНО. Это действие непроизвольное.
Тогда этот парень снова листает свою книгу и зачитывает другое место: «Игрок не имеет права вести себя оскорбительным образом или грубо по отношению к партнеру».
– Послушайте, – говорит мистер Триббл, – вам что, не приходилось пускать газы? Форрест не собирался никого оскорблять. Просто он долго сидел неподвижно на одном месте.
– Не уверен, – говорит этот начальник, – только я думаю, мне придется его дисквалифицировать.
– Как, неужели вы не оставите ему ни единого шанса? – спрашивает мистер Триббл.
Начальник поскреб подбородок и говорит:
– Ладно, так и быть, только ему придется сдерживаться, потому что мы больше не потерпим такого поведения, ясно?
Так что дело начинало клониться в мою сторону, но тут на другом конце зала началась какая-то суета, женщины начали кричать, и вдруг, вижу, на люстре ко мне летит старина Сью!
Как только люстра долетела до конца траектории, Сью спрыгнул и угодил прямо на шахматную доску, а фигуры так и брызнули в разные стороны! Честный Иван опрокинул стул и за ним какую-то толстую даму, увешанную драгоценностями, как рождественская елка. Та начала вопить и визжать, и как даст по носу начальнику турнира! Сью прыгает себе вверх-вниз, вокруг же началась паника, все бегают, падают друг на друга, и зовут полицию.
Мистер Триббл берет меня за руку и говорит?
– Форрест, пора отсюда сматываться – ты уже сегодня навидался полиции.
И это было в самую точку.
В общем, вернулись мы в отель, и мистер Триббл собрал новое совещание.
– Форрест, – говорит он, – мне кажется, у нас ничего не получится. Ты фантастический игрок, но у тебя есть и не самые удобные черты характера. То, что произошло сегодня – это просто кошмар, если выразиться помягче.
Я кивнул, а Сью скорчил печальную рожу.
– Итак, вот что я собираюсь сделать. Ты хороший парень, Форрест, и мне не хотелось бы бросать тебя в Калифорнии, так что я организую ваш вместе со Сью отъезд в Алабаму, или куда захотите. Я знаю, что тебе нужно немного наличных, чтобы начать свой бизнес, и я подсчитал, что за вычетом расходов, твоя доля выигрыша состоваляет примерно пять тысяч долларов.
Мистер Триббл вручил мне конверт. а в нем лежала целая пачка стодолларовых бумажек.
– Я желаю тебе успеха в твоих начинаниях. – говорит он.
Он вызвал такси, и нас отвезли на вокзал. Там он распорядился, чтобы Сью соорудили коробку в багажном отделении, и договорился, чтобы мне разрешили навещать его и носить ему еду и воду. Носильщики погрузили Сью в ящик и унесли.
– Ну что же, Форрест, счастливо, – говорит мистер Триббл и пожимает мне руку. – Вот моя визитная карточка – если что, звони мне, держи меня в курсе своих дел, хорошо?
Я взял карточку, пожал ему руку, и расстался с ним – мне было очень жаль, что я подвел этого замечательного человека. Я сел на свое место, выглянул в окно, и увидел на перроне мистера Триббла. Когда поезд тронулся, он помахал мне рукой на прощание.
Вот так я уехал из Лос-Анжелеса. Всю ночь мне снились сны – как я приеду домой, и о маме, и о старине Баббе, и о креветках, и само собой, о Дженни Керран. Больше всего на свете мне хотелось, чтобы я не был так одинок.
