Глава Тринадцатая
В эту ночь Торанага не мог спать. У него это бывало редко, так как обычно он мог отложить самые насущные проблемы до следующего дня, зная, что если он доживет до него, то сможет решить их лучшим образом. Он уже давно установил, что спокойный сон может дать ответ на самые сложные головоломки, а если нет, то чего беспокоиться? Разве жизнь – это не капля росы в капле росы?
Но сегодня ночью нужно было обдумать много серьезных вопросов.
«Что делать с Ишидо?
Почему Оноши перешел на сторону врага?
Как быть с Советом?
Не вмешиваются ли опять христианские священники в чужие дела?
Откуда будет исходить следующая попытка убийства?
Когда разделаться с Ябу?
Что я должен делать с чужеземцем?
Сказал ли он правду?
Любопытно, как чужеземец вышел в восточные моря на этот раз. Это предзнаменование? Его просветила карма, которая освещает, как взрыв бочонка пороха?»
Карма – индийское слово, принятое в Японии, как часть буддийской философии. Карма – отношение к судьбе человека в этой жизни, а его судьба обязательно зависела от поступков, совершенных в предыдущем рождении: хорошие дела возвышали, плохие дела – наоборот. Точно так же, как дела этой жизни определяли следующее воплощение. Человек заново рождался в этом мире слез до тех пор, пока после терпения и страданий он не становился наконец совершенным, сходя в нирвану – совершенный мир и никогда не страдая при новом рождении.
«Странно, что Будда, или другой бог, или, может быть, просто карма привели Анджин‑сана во владения Ябу. Странно, что они пристали точно к той деревне, где Мура, тайный глава шпионской системы Изу, был внедрен много лет назад под самым носом Тайко и сифилитичного отца Ябу. Странно, что здесь, в Осаке, был Тсукку‑сан, переводчик, который обычно живет в Нагасаки. Что в Осаке оказался также и главный священник христиан, и португальский адмирал. Странно, что кормчий Родригес оказался свободным, чтобы плыть с Хиро‑Мацу в Анджиро, чтобы вовремя захватить чужеземца живым и получить эти ружья. Теперь там Касиги Оми, сын человека, который принесет мне голову Ябу, если только я пошевелю пальцем.
Как красива жизнь и как печальна! Как быстротечна, без прошлого и будущего, только бесконечное сейчас».
Торанага вздохнул. Одно наверняка: чужеземец никогда отсюда не уедет. Ни живым ни мертвым. Он теперь навеки часть государства. Он уловил приближение почти беззвучных шагов и приготовил меч. Каждую ночь в произвольном порядке он менял спальню, охрану и пароли, пытаясь обезопасить себя от убийц, которых все время ожидал. Шаги прекратились перед седзи с наружной стороны. Вскоре он услышал голос Хиро‑Мацу и начало пароля:
– Если истина уже ясна, какая польза в медитации?
– А если истина скрыта? – спросил Торанага.
– Это уже ясно, – ответил Хиро‑Мацу как положено. Цитата была взята у древнего буддийского учителя Сарахи.
– Войди.
Только когда Торанага увидел, что это был, и правда, его советник, он опустил свой меч.
– Садись.
– Я слышал, что вы не спите. Я подумал, что вам может что‑то потребоваться.
– Нет. Спасибо, – Торанага заметил, как углубились морщины вокруг глаз старика. – Я рад, что ты здесь, старый друг, – сказал он.
– Вы уверены, что все нормально?
– О да.
– Тогда я оставлю вас. Извините, что побеспокоил, господин.
– Нет, пожалуйста, войди. Я рад, что ты здесь. Садись.
Старик сел около двери, выпрямив спину.
– Я удвоил охрану.
– Хорошо.
Немного помолчав, Хиро‑Мацу сказал:
– С этим сумасшедшим все было сделано, как вы приказали. Все.
– Спасибо.
– Его жена, моя внучка, как только услышала приговор, попросила разрешения покончить с собой, чтобы сопровождать своего мужа и ее сына в Великую Пустоту. Я отказал и велел ей дожидаться вашего разрешения, – Хиро‑Мацу внутри весь кровоточил. Как ужасна жизнь!
– Вы поступили правильно.
– Я официально прошу разрешения покончить с жизнью. В том, что он ввергал вас в смертельную опасность, есть и моя вина. Я должен был определить, что он не годится для такой службы. Это моя вина.
– Ты можешь не совершать сеппуку.
– Пожалуйста. Я официально прошу разрешения.
– Нет, ты нужен мне живым.
– Я повинуюсь вам. Но, пожалуйста, примите мои извинения.
– Ваши извинения приняты.
Через некоторое время Торанага спросил:
– Что с этим чужеземцем?
– Много чего, господин. Во‑первых, если бы вы не дожидались этого чужеземца, сегодня вы бы выехали с рассветом и Ишидо никогда бы не захватил вас на таком отвратительном сборище. У вас теперь нет выбора, кроме как объявить ему войну – если вы сможете выбраться из этого замка и вернуться в Эдо.
– Во‑вторых?
– И в‑третьих, и в‑сорок третьих, и в‑стосорок третьих? Я не так умен, как вы, господин Торанага, но даже я могу видеть, что все, в чем нас хоть отчасти убедили южные варвары, неверно, – Хиро‑Мацу был рад поговорить, это помогало ему унять боль, – Но если есть две христианские религии, которые ненавидят друг друга, и если Португалия является частью более крупной испанской нации, и если эта новая чужеземная страна воюет с ними двумя и побеждает их, и если это такая же островная нация, как и мы, и, самое главное, если он говорит правду и если священник точно переводил все, что говорил чужеземец… Ну, вы можете собрать вместе все эти «если», оценить их сами и составить план. Я не могу, так что простите. Я только знаю, что я видел в Анджиро и на борту корабля. Этот Анджин‑сан очень силен умом, хотя и слаб телом в настоящее время, но это из‑за длительного путешествия, и командир в море. Я совершенно его не понимаю. Как можно быть таким человеком и позволить кому‑то мочиться себе на спину? Почему он спас жизнь Ябу после того, что этот человек сделал с ним, а также жизнь другого своего явного врага, португальца Родригеса? Моя голова кружится от такого количества вопросов, как если бы я был пьян. – Хиро‑Мацу помолчал – он очень устал – Но я думаю, нам следует держать его на берегу и принимать всех подобных ему, если они будут приплывать, а потом очень быстро их всех убивать.
– А что с Ябу?
– Прикажите ему совершить сеппуку сегодня вечером.
– Почему?
– Он плохо воспитан. Вы предсказали, что он будет делать, когда я приеду в Анджиро. Он собирался украсть вашу собственность. И он лжец. Не собирайтесь встречаться с ним завтра, как вы хотели. Вместо этого позвольте мне сейчас передать ему этот приказ. Вы должны будете убить его рано или поздно. Лучше теперь, когда он под рукой, без своих вассалов. Я советую не медлить.
Раздался тихий стук во внутреннюю дверь.
– Тора‑чан?
Торанага улыбнулся, как он всегда улыбался при звуках этого совершенно особого голоса, звучащего так успокаивающе.
– Да, Кири‑сан?
– Я взяла на себя смелость, господин, принести зеленого чая вам и вашему гостю. Пожалуйста, разрешите мне войти?
– Да.
Мужчины ответили на ее поклон. Кири закрыла дверь и занялась разливанием чая. Ей было пятьдесят три года, она была важная госпожа среди фрейлин госпожи Торанаги, Киритсубо‑нох‑Тошико, по прозвищу Кири, самая старшая из придворных дам. Ее волосы уже седели, талия располнела, но лицо сияло вечной радостью.
– Вам не следовало просыпаться, нет, не в это время ночи, Тора‑чан! Скоро уже будет рассвет, и, я полагаю, вы поедете на охоту в горы с вашими соколами, не так ли? Вам нужно поспать!
– Да, Кири‑чан! – Торанага с чувством похлопал ее по широкой пояснице.
– Пожалуйста, не зови меня Кири‑чан! – засмеялась Кири. – Я старая женщина, и мне нужно оказывать массу уважения. Другие ваши дамы создают мне много неудобств с этим. Киритсубо‑Тошико‑сан, если вы будете так добры, мой господин Ёси Торанага‑нох‑Чикитада!
– Вот видишь, Хиро‑Мацу. И спустя двадцать лет она все еще пытается командовать мной.
– Извини, но более чем тридцать лет, Тора‑сама, – сказала она гордо. – И вы тогда были такой же послушный, как и теперь!
Когда Торанаге было двадцать лет, он был заложником у деспотического правителя Икава Тададзаки, господина Суруга и Тотоми, отца нынешнего Икавы Джикья, который был врагом Ябу. Самурай, ответственный за хорошее поведение Торанаги, только что взял второй женой Киритсубо. Ей было тогда семнадцать лет. И этот самурай, и Кири, его жена, с большим уважением относились к Торанаге, давали ему мудрые советы, и потом, когда Торанага восстал против Тададзаки и присоединился к Городе, он пошел за ним вместе с большим войском и смело сражался на его стороне. Позже, в сражении за столицу, муж Кири был убит. Торанага спросил ее, не станет ли она одной из его жен, и она с радостью приняла это предложение. В те годы она не была толстой, но была такой же заботливой и умной. Ей тогда было девятнадцать лет, ему двадцать четыре, и она была центром его дома. Очень проницательная и способная, Кири многие годы вела его хозяйство и держала дом без бед и огорчений.
«Настолько без огорчений, насколько только может это сделать женщина», – подумал Торанага.
– Ты толстеешь, – сказал он, не упоминая, что она уже была толстая.
– Господин Торанага! Перед господином Тодой! О, простите, я должна совершить сеппуку – или, по крайней мере, побрить голову и стать монахиней, а я‑то думала, что я такая молоденькая и стройная! – Она расхохоталась. – Ну ладно, я толстозадая, но что я могу сделать? Просто я люблю поесть, и это проблема Будды и моя карма, не так ли? – Она предложила чаю. – Вот. Теперь я ухожу. Вы не хотели бы, чтобы я прислала госпожу Сазуко?
– Нет, моя предусмотрительная Кири‑сан, нет, спасибо тебе. Мы немного поговорим, и я лягу спать.
– Спокойной ночи, Тора‑сама. Приятного сна без сновидений. – Она поклонилась ему и Хиро‑Мацу и вышла. Они попробовали чай. Торанага сказал:
– Я всегда жалею, что мы не имели сына, Кири‑сан и я. Однажды она забеременела, но не выносила. Это было, когда мы были в битве за Нагакуде.
– Ах вот оно что.
– Да.
Это было как раз после того, как диктатор Города был умерщвлен, когда генерал Накамура – будущий Тайко – пытался собрать всю власть в своих руках. В то время исход событий был сомнителен, так как Торанага поддержал одного из сыновей Короги, законного наследника. Накамура выступил против Торанаги около маленькой деревушки Нагакуде, его силы были разбиты, окружены, и он проиграл битву. Преследуемый новой армией, которой теперь на стороне Накамуры командовал Хиро‑Мацу, Торанага с большим искусством отступил и избежал новой ловушки. Уйдя в свои родные провинции, он сохранил армию снова готовую к битве. У Нагакуде погибло пятьдесят тысяч человек, очень немногие из них были людьми Торанаги. К чести будущего Тайко, надо сказать, что он прекратил гражданскую войну против Торанаги, хотя и мог ее выиграть. Битва при Нагакуде была единственной, которую проиграл Тайко, и Торанага был единственным генералом, который когда‑либо побеждал его.
– Я рад, что мы никогда не встретились в битве, господин, – сказал Хиро‑Мацу.
– Да.
– Ты бы победил.
– Нет. Тайко был самым великим из генералов и мудрейшим, искуснейшим из всех.
Хиро‑Мацу улыбнулся.
– Да. За исключением тебя.
– Нет. Ты не прав. Вот поэтому я и стал его вассалом.
– Я сожалею, что он умер.
– Да.
– И Города – он был прекрасным человеком, не так ли? Столько хороших людей погибло. – Хиро‑Мацу неосознанно повернулся и покрутил свои потертые ножны, – Ты должен выступить против Ишидо. Это вынудит каждого дайме выбрать, на чьей стороне воевать, раз и навсегда. Мы быстро победим. Тогда ты сможешь разогнать Совет и стать сегуном.
– Я не стремлюсь к этой чести, – резко сказал Торанага. – Сколько раз я должен тебе это говорить?
– Прошу прощения, господин. Но я чувствую, что это было бы лучше всего для Японии.
– Это измена.
– Кому, господин? Измена Тайко? Он мертв. Его последней воле и завещанию? Это только кусок бумаги. Мальчишке Яэмону? Яэмон – сын крестьянина, узурпировавшего власть, присвоившего наследство генерала, родственников которого он погубил. Мы были союзники Городы, потом вассалы Тайко. Да. Но они оба мертвы.
– Ты бы посоветовал это, если бы был одним из регентов?
– Нет. Но я не один из регентов, и я очень этому рад. Я только ваш вассал. Я выбрал свое место год назад. Я сделал это свободно.
– Почему? – Торанага никогда не спрашивал его раньше об этом.
– Потому что вы человек, потому что вы Миновара и потому что вы поступаете умно. То, что вы сказали Ишидо, было правильно: мы не такой народ, чтобы нами управлял Совет. Нам нужен вождь. Кого мне выбрать из пяти регентов, чтобы служить? Господина Оноши? Да, он очень мудрый человек и хороший генерал. Но он христианин и больной, его плоть сгнила от проказы, так что он воняет на пятьдесят шагов. Господин Суджийяма? Он самый богатый дайме в стране, его семья такая же древняя, как и ваша. Но он трусливый ренегат, и мы знаем его вечность. Господин Кийяма? Умный, смелый крупный военный и старый товарищ. Но он тоже христианин; и я думаю, мы имеем достаточно богов в своей стране, чтобы не быть столь высокомерными, чтобы поклоняться только одному. Ишидо? Я не люблю эту предательскую крестьянскую падаль все то время, что я знаю его, и единственная причина, по которой я не убил его, это – что он верный пес Тайко. – Его жесткое лицо расплылось в улыбке. – Так что ты видишь, Ёси Торанага‑нох‑Миновара, ты не даешь мне других шансов.
– А если я не последую твоему совету? Если я буду манипулировать Советом регентов, даже Ишидо, и приведу Яэмона к власти?
– Что бы ты ни сделал, это будет разумно. Но все регенты хотят твоей смерти. Это верно. Я выступаю за немедленную войну. Немедленную. Прежде чем они изолируют тебя. Или, что более вероятно, убьют.
Торанага подумал о своих врагах. Они были сильны и многочисленны.
Возвращение в Эдо заняло бы у него три недели, если ехать по Токкайдской дороге, главной транспортной артерии, которая шла берегом между Эдо и Осакой. Плыть на корабле было более опасно и, может быть, более долго, если только не воспользоваться галерой, которая может идти против ветра и приливов.
Торанага мысленно опять обратился к плану, который он уже продумал, он не мог найти в нем изъянов.
– Я тайком слышал вчера, что мать Ишидо посетила своего внука в Нагое, – сказал он, и Хиро‑Мацу сразу стал весь внимание. Нагоя был огромным городом – государством, которое еще не присоединилось ни к одной стороне. – Госпожа должна быть приглашена аббатом посетить замок Джоджи. Посмотреть, как цветет вишня.
– Немедленно, – сказал Хиро‑Мацу. – Голубиной почтой. – Замок Джоджи был известен тремя достопримечательностями: улицей вишневых деревьев, воинственностью своих монахов, исповедующих дзен‑буддизм, и открытой неумирающей верностью Торанаге, который много лет назад оплатил строительство замка и с тех пор следил за его содержанием, – Самый разгар цветения прошел, но она будет там завтра. Я не сомневаюсь, что почтенная госпожа захочет остаться там на несколько дней, это так успокаивает. Ее внук также поедет с ней, да?
– Нет – только она. Это сделало бы приглашение аббата слишком очевидным. Дальше: пошли секретным шифром послание моему сыну Сударе: я покину Осаку в то время, как Совет регентов закончит свою работу – через четыре дня. Пошли это с гонцом и продублируй завтра почтовым голубем.
Недовольство Хиро‑Мацу было очевидным.
– Тогда не стоит ли мне собрать сразу десять тысяч человек? В Осаке?
– Нет. Людей здесь достаточно. Спасибо, старый друг. Думаю, я теперь сосну.
Хиро‑Мацу встал и расправил плечи. Потом, уже у дверей:
– Я могу передать Фудзико, моей внучке, разрешение покончить с собой?
– Нет.
– Но Фудзико – самурай, господин, и вы знаете, как матери относятся к своим детям. Ребенок был ее первенцем.
– Фудзико может иметь еще много детей. Сколько ей лет? Восемнадцать – только что исполнилось девятнадцать? Я найду ей другого мужа.
Хиро‑Мацу покачал головой.
– Она его не примет. Я слишком хорошо ее знаю. Это ее внутреннее желание покончить с жизнью. Пожалуйста.
– Скажите вашей внучке, что я не одобряю бесполезную смерть. В прошении отказано.
Через некоторое время Хиро‑Мацу поклонился и собрался уходить.
– Сколько времени протянет этот чужеземец в тюрьме? – спросил Торанага.
Хиро‑Мацу не обернулся.
– Это зависит от того, насколько жестокий он убийца.
– Благодарю тебя. Спокойной ночи, Хиро‑Мацу. – Удостоверившись, что остался один, он тихо произнес: – Кири‑сан?
Внутренняя дверь открылась, она вошла и стала на колени.
– Немедленно пошли сообщение Сударе: «Все хорошо». Пошли это скоростными голубями. Выпусти трех из них на рассвете одновременно. В полдень сделай это же еще раз.
– Да, господин. – Она ушла.
«Один пробьется, – подумал он. – По крайней мере четыре погибнут от стрел, шпионов, ястребов. Но если Ишидо не разгадал наш код, послание для него ничего не даст».
Код был очень засекречен. Его знали четыре человека: его старший сын, Небару; его второй сын и наследник, Судара; Кири и он сам. Расшифрованное послание означало: «Не обращать внимания на все остальные сообщения. Действовать по плану пять». По заранее установленной договоренности план пять содержал приказы собрать всех лидеров клана Ёси и их самых доверенных тайных советников немедленно в его столице, Эдо, и провести мобилизацию для войны. Кодовые слова, которые означали войну, были «Малиновое небо». Его убийство или пленение делали «Малиновое небо» неминуемым и начинали воину – немедленное фанатичное нападение на Киото, проводимое Сударой, его наследником, всеми войсками, чтобы захватить эту столицу и марионетку императора. Это проводилось вместе с секретно разработанными, тщательно спланированными восстаниями в пятидесяти провинциях, которые готовились годами для такого случая. Все цели, перевалы, города, замки, мосты были давно выбраны. Было достаточно оружия, людей и планов, как это лучше сделать.
«Это хороший план, – подумал Торанага. – Но он не удастся, если выполнять его буду не я. Судара проиграет. Не из‑за желания рискнуть, или недостатка мужества, или ума, или из‑за измены. Просто потому, что Судара не имеет достаточно опыта или знаний и не может увлечь за собой еще не решившихся дайме. А также потому, что осакский замок и наследник Яэмон станут на его пути, это средоточие для всего – вражды и ревности, которые я накопил за пятьдесят два года войны».
Война для Торанага началась, когда ему было шесть лет и он был взят заложником во вражеский лагерь, потом выпущен, потом захвачен другими врагами и опять взят в заложники, чтобы быть выпущенным, и так до двенадцати лет. В двенадцать он повел свой первый отряд и выиграл свои первый бой.
И так много битв. Ни одной не проиграно. Но так много врагов. И теперь они объединились.
Судара проиграет. Ты единственный, кто может победить при «Малиновом небе», может быть. Тайко мог сделать это, конечно. Но лучше будет не доходить до «Малинового неба».
