Маленькая теоретическая глава № 7
ИНИЦИАЦИЯ
Это не я первый придумал. Это не я первый придумал. Много разных, достаточно независимых друг от друга людей, пришли к выводу, что в основе сказок лежат обряды инициации. Отвечая на вопрос, что же в сказочной структуре ТАКОГО, их обязательно стоит иметь в виду.
Обряды инициации - это сконцентрированный процесс превращения ребенка во взрослого. Во всяком случае, так они построены: в начале этого обряда - ребенок, а после конца он оказывается в новом состоянии - и в новом статусе - взрослого.
Есть много вариаций этих обрядов, поскольку они были распространены, да и сейчас существуют, у очень разных народов: у американских индейцев, у негров, австралийцев, полинезийцев. Но основная часть примерно одинакова, и это само по себе удивительно. В среднем это выглядит вот как.
Дети в раннем возрасте обладают очень большой свободой, и во многом предоставлены сами себе. Их никто ничему не учит, но никто ничего особенно и не требует. Но им многое запрещено из взрослой жизни: им нельзя ходить на охоту, участвовать во многих церемониях, даже есть определенную пищу. И уж конечно, им нельзя жениться.
Но в какой-то момент, это может быть в разном возрасте, но в общем-то где-то между десятью и четырнадцатью, происходит вот что. Мальчиков - да, а гораздо более распространены и известны именно мужские обряды, и я о них и буду рассказывать - итак, мальчиков собирают и выводят из женской части поселения, где они до этого жили. Матери и сестры при этом могут бороться за них и оплакивать их увод, как будто их уводят на смерть. В каком-то смысле это так и есть: больше мальчики в эту часть деревни и в это окружение не вернутся. Их уводят грубо, на них могут кричать и бить их палками. Делают это, конечно, мужчины. Затем их отводят в какое-то удаленное место. Одно такое место я видел в Нью Мексико, в горах Бранделиер: там это выложенная камнями яма глубиной метра два с половиной, размером чуть больше этой комнаты. Мальчишек помещали в эту яму, по краям выстраивались воины, и обряд начинался. Он мог тянуться неделю или даже несколько месяцев. У него было несколько принципиальных частей.
Одной было символическое убийство и возрождение. Например, строился длинный дом в виде дракона, и мальчиков по одному заводили в пасть, а сидящий на крыше жрец или воин кричал, издавал звуки, имитирующие пожирание и лил сверху кровь. Внутри смерть могла имитироваться поподробнее: инициируемого могли опять бить, выбить зуб и так далее. В результате должна была появиться метка, клеймо.
В обряд также входило обучение. Мне очень нравится описание первого урока в инициации у индейцев хопи. Перед мальчишками исполняли ритуальные танцы, типа тех, которые они уже видели на праздниках урожая или когда призывали дождь. В этих танцах, по идее, танцуют боги и духи в устрашающих масках. И вот после таких танцев мальчикам объявляли, что сейчас им откроют огромный секрет - и боги снимали маски, и оказывались знакомыми мужчинами. Секретность этого подтверждалась тем, что мальчишек секли стеблями юкки - очень жесткими прутьями, оставлявшим очень чувствительные следы на спине. За разглашение секрета, объявляли им, их стали бы бить гораздо сильнее. Дальше их начинали учить основам мироздания и всему, что должен знать взрослый воин. Им рассказывали историю происхождения мира, устройство страны предков, объясняли пути перемещения душ людей и животных, законы охоты и войны.
В конце концов их вели на первую охоту. Иногда происходило сразу после учебы, но у многих народов юноши вначале должны были прожить какое-то время в лесу, изучив повадки своих животных - обычно тотемных животных племени, но иногда им нужно найти своих собственных покровителей и братьев. Это какое-то время могло продолжаться до года. Вернувшись, юноши должны были нести с собою силу своих животных собратьев.
Частью обряда была передача мужской силы от взрослых членов племени молодым. Наглядно это могло выглядеть так: взрослые воины садились в кружок, надрезали себе руки и каждый сливал свою кровь в одну чашу, передававшуюся по кругу. Когда чаша была полна, инициируемые пили из нее. Кроме того, сюда входили танцы (часто многочасовые, ночные, до полного истощения), обучения стрельбе, борьбе, ориентированию и т.д.
После конца инициации, когда юноши возвращались в свое селение, даже если их не было всего неделю, часто их не узнавали. Они должны были пройти через специальную процедуру - например, войти в комнату, где мать билась и кричала, имитируя родовые схватки, и пролезть у нее между ногами. Выйдя, они оказывались заново рожденными, часто получали новое имя. Потом они уходили жить в особый дом для молодых мужчин, и там жили все вместе, пока не женились и не расходились по собственным хозяйствам. С этого времени они уже не были детьми, они обладали обязанностями и правами взрослых мужчин.
***
Милый читатель, если вы не заметили, я вам сообщаю: мы переменили тему. Вообще связки между разными линиями и кусочками в этой книге - опасная штука. Иллюзия развития прежней темы уводит вперед, а сознание не справляется с потоком совершенно разных форм и в общем-то не совсем одинаковых мыслей. Глаза еще скользят, но внимание уже далеко. Гипнотический принцип. Не поддавайтесь, прошу вас.
Структурная часть окончена:
Часть 2 "Структурная"
И нас захлестывают вопросы поинтересней. Видали, куда Братец Вайнер скаканул?
Структуры в этом нет никакой, да и доказательств не густо, но -
"Доказанная правда есть, собственно, не правда, а всеголишь сумма доказательств…", но теперь - теперь мы переходим к целой жизни!
Часть 3 "Экзистенциальная моя жизнь"
ИВА И РУЧЕЙ
Ива росла у ручья. Ручей и Ива были влюблены друг в друга. Жаркими днями Ива опускала в Ручей свои ветки, и они плыли по воде и гладили ее; а Ручей расчесывал их как косы и, играя, окутывал Иву завесой мельчайших брызг.
Когда-то, давным-давно, когда почти никто в мире толком не знал, кем он станет, Ива была охотницей, а Ручей - колдуном и знахарем. Она жила в маленькой хижине, а у него и дома-то не было, только сундучок с книгами и пузырьками и волшебный зонт. На этом зонте, если начинался дождь, колдун улетал на тучи и там располагался и сушился. а когда дождь был долгим, он привязывал себя к открытому зонту и ложился спать; и если тучи рассеивались, то он мягко слетал вниз, и зонт уж сам выбирал полянку посуше. А тогда нелегко было охотиться на зверей и собирать травы! В те времена мало кто в мире уже выбрал себе окончательный вид, и почти все существа менялись как хотели и как могли; так что, например, камень в реке мог вдруг захлопать крыльями и взлететь вороной, а кошка разлениться до того, что превращалась в подушку или собственную тень на песке. Звери и птицы, и даже дома и дороги еще превращались тогда друг в друга, и каждый искал, кем ему быть лучше. Еще и сейчас облака и сны не знают, кем станут, и часто меняются; а тогда так делали почти все. Так что можете себе представить, как трудно было охотиться или собрать травы! ведь убегающий от вас заяц мог превратиться в тополиный пух, а собранные ягоды разлететься божьими коровками!
Но все же Ива охотилась, а Ручей собирал травы и готовил из них целебные настои. Они знали друг о друге понаслышке. Ветви плели лесные сплетни, из рассерженного ствола вынимал иногда колдун серебряную стрелу, а ночью кто же не видел хоть раз летящий в вышине черный зонт? Время шло, а время - самый могущественный волшебник на земле. Оно изменяет все. И колдун и охотница тоже менялись со временем. Он собирал все меньше растений, а когда лечил больных, уже не давал им настойки целебных трав и ягод, а говорил: "Пойди в дубраву, да найди желтые цветы, подыши ими на рассвете, а днем не забывай смотреть на мак, васильки и березы". Или что-нибудь почище этого: слона, чтобы вылечить от водянки, он заставил помочь муравьям построить муравейник; и вы бы видели, как весело тот таскал хвоинки и палочки, а про водянку и думать забыл!
И охотница все реже вынимала стрелы из колчана, а иногда и вовсе вместо стрел набивала его бутербродами и орехами. Зайцы, которые и раньше ее не боялись, теперь просто от нее не отходили. Она играла с ними в прятки и учила понимать язык волков. Она все больше пела, вначале подыгрывая себе на тетиве лука, а потом вдруг натянула на лук еще несколько струн и сделала из него лютню. Она все еще очень любила бегать и стала устраивать в лесу соревнования - наперегонки с оленями, зайцами, ласточками.
И вот однажды…
В глубине леса, на древней Поляне Сходок, где старейшины леса придумывали законы и жгли костер для всех, кто заблудился, в глубине леса, где снег не тает до июня, где живут звери, о которых никто не говорит, - так вот, в глубину леса забрел однажды знахарь и встретился лицом к лицу с прекрасной охотницей.
Когда это было?
Сколько времени они простояли там, на поляне, лицом к лицу, и сколько взглядов родилось и растаяло в вечерних сумерках? Этого мы не знаем; ясно только, что это было до Великой Бури.
Говорят (болтали сороки и шептали волны прилива), что Великая Буря началась от их третьего взгляда. Но может быть, она началась не от того и не тогда. Говорят еще (я слышал от майских жуков и медвежат), что тогда старушка Время остановилась, чтобы поглядеть на них, а когда опомнилась, рванула свою телегу превращений так резко, что небо не удержалось, и оттого, будто бы, и началась та Буря. Но что толку верить тем, кто до Бури были совсем другими? Потому что Буря изменила всех. "В Великую Бурю, сынок, - качала малыша медведица, - с неба лилось столько огня, сколько шерстинок у папы, и у меня, и у тебя, и у всех медведей, и даже, наверное, больше. Небо грохотало так, что оно бы всех оглушило, если бы уши не были залиты водой. Ох, и ливень был! а деревья все равно горели, молний было больше, чем дождинок. Деревья переставали держать землю, и она трескалась!"
Вы спросите: а что же все они тогда, и деревья, и животные, не превратились в камни, чтобы было не больно и не страшно? В том-то и беда, что многие превратились. Ведь до Бури камней было совсем немного; кому захочется быть камнем среди веселого леса? Только после Бури стало так много камней, как сейчас. Некоторые птицы так испугались Бури, что вначале улетели далеко-далеко от Земли, а потом уже превратились в камни; и до сих пор некоторые из них возвращаются обратно. Эти камни падают на землю с неба, обычно ночью, потому что им стыдно. Люди зовут их метеоритами.
Многие стали камнями; многие даже песчинками и галькой. И когда окончилась Буря - а никто не знает точно, сколько она длилась - три дня или семь лет, - мало кто даже заметил это. Ни деревьев, ни трав не было на растресканной земле. Испуганные звери рассеялись и попрятались, и многие из них сами забыли где. Повисло солнце, высохли лужи. Подул ветер и нанес песка. И на месте прежнего леса, там, где прыгали белки и бродили зубры, легла бескрайняя пустыня, голая пустыня, пустая пустыня, где царили пески да камни.
Из дальнего далече шел по пустыне домой заяц. Шерстка его вытерлась, глаза застилала слезная дымка. Третий день он брел без воды, не встречая не только зайцев, но даже стрекоз и ящериц. Иногда он видел миражи: реки и озера, кусты и сочную траву, и он бросался к ним, а потом видел: это песок, песок, да пленка облаков за горизонтом. Мираж.
Заяц заснул, поев каких-то колючих сухих листьев, и то ли снилось ему, то ли нет, что два высоких человека проходили по пустыне. То ли снилось ему, то ли нет, что на месте, где они остановились, выросла ива и зажурчал ручей. То ли снилось ему, ведь он спал, спал так сладко усталой головой на лапах, когда за ухо его тронула зайчиха и сказала: "Маленький, вставай". И он вскочил, не веря своим глазам, а на полянке у ручья, где стояла ива, уже росла трава и распускались цветы, и пели птицы, и зайцы, и белки прыгали там, а из-за холмов бежали все новые и новые, и приходили деревья, копали себе ямки и пускали корни, и журчал ручей, и ива шептала ему что-то своими длинными ветками, а у ее ствола стоял никем не замеченный сложенный черный зонт.
***
Теперь, когда с написания сказки прошло два года, я вдруг подумал, что ведь это они принесли свою взрослость в жертву общему детству. Потому что мир, в котором нет окончательных застывших форм - это, конечно, детство.
***
С тех пор лес разросся и зацвел. Значит, они не прогадали. Детство вообще можно устраивать где угодно - то есть само детство подходит для этого, наверное, лучше всего, но все то же самое можно устроить и в двадцать, и в тридцать. И достроенные кусочки становятся на свои места.
***
Мы все изменились после Бури. Одни сделали вид, что добровольно, другие кричали, что насильно. А что делать тем, кто стали камнями? А чем ручей лучше камня? Хороший актер хорошо сыграет любую роль, плохой на всякую будет жаловаться. А Время - самый предсказуемый персонаж - вечно тянет свою телегу, превращая их друг в друга.
***
Розовая девушка. Обожаю сказки про любовь. Почему вы так мало их пишете? Настоящий мужик. А мне вот сказки про любовь кажутся чисто женским делом… Даже не потому, что… Ну, как будто это сказки, специально поучающие, как быть несчастным. Я вот "Русалочку" терпеть не могу… Автор. Хотите рассуждение на тему почему мы стремимся к несчастью? Розовая девушка. Слушайте, а давайте не сейчас. Сейчас все так прелестно, в этом мире, где нет застывших форм… У вас же есть теоретические главы - ну и сделайте еще одну.
***
Сказано - сделано.
Маленькая теоретическая глава № 8
QUEST FOR UNHAPPINESS
Интересно, счастливы ли мы сами по себе, по определению? Есть ли счастье наше естественное, неиспорченное состояние? Еще более интересно - к чему же мы, по большому счету, стремимся: к тому, чтобы быть счастливыми или… наоборот?
После хорошего трудового дня психотерапевта впечатление очень определенное: люди стремятся пребывать в несчастье, идут на любые ухищрения, выстраивают удивительно хитрые и запутанные системы, у которых не найти другой цели, кроме той, чтобы поддерживать стабильное ощущение несчастья, а счастье отодвинуть куда угодно - только не на сегодня.
Но ведь не может же быть, что мы стремимся к несчастью? (Так переводится с английского заглавие: что-то вроде "В поисках несчастья").
Одна маленькая - простите, опять биологическая - теория.
Представим себе сообщество наших предков, похожее на стадо человекообразных обезьян. Одной из его важных черт является иерархия. Все члены сообщества разделены как минимум на две четко отграниченных друг от друга категории: альфа-особи (вожди, доминанты) и омега-особи (подчиненные).
Для поддержания постоянной структуры нужно, чтобы ее поддерживали и верхи, и низы. Как это делают верхи - понятно. Как это делают низы… Вот у муравьев все просто: рабочие недоразвиты в половом и в куче других смыслов. Пока царица жива, программа их поведения настроена на работу, и ни на что другое. Если царица погибает, у ближайших к ней особей перестраивается все тело, и уже тогда они начинают борьбу за престол, нещадно, конечно, друг друга грызя. Но вот остается одна самка; оппозиция предана смерти, и опять в телах остальных - гормональное равновесие и рабочее настроение.
Высшие млекопитающие устраиваются более гибко, и часто психологическими приспособлениями заменяют физиологические. Они не могли себе позволить держать столько самок или самцов в стерильном состоянии. Но вполне могли выработать у них состояние определенной психологической подавленности, чтобы желание сменить командование просто не возникало в голове. Что-то подобное должно было выработаться обязательно. И было выработано. Есть много красивых иллюстраций тому. Мне лично больше всего нравятся эксперименты Сапольского, который измерял у самцов бабуинов концентрацию мужского полового гормона (тестостерона) в крови при стрессе. От уровня тестостерона зависит, естественно, и уровень всяких адреналинов, и агрессивность, и т.п. Так вот, у доминантных бабуинов после стрессового воздействия (грубо говоря, удара по ушам) уровень тестостерона поднимался, а где-то через час возвращался на прежний уровень. А у подчиненных особей - снаружи точно таких же самцов - после стресса уровень тестостерона как падал, так и оставался пониженным примерно вдвое еще несколько часов.
Теперь представим себе, что у детей подчиненного самца дети скорее всего займут подчиненное положение - то есть что это омега-состояние наследовалось. Тогда в игру вступают факторы естественного отбора - можно сказать, отбора на психологическую подавленность. Опять заметим, что все это происходило в сугубых интересах всего сообщества. Добавим, что отбор действует слепо, то есть изменение происходит одновременно на всех уровнях: генетическом, социальном, личностном, ценностном… Подобные отношения со стрессом, очень похоже, приводили и к психосоматическим недугам - но если они не передавались детям (поскольку возникали в зрелом возрасте), то это вообще эволюционно не контролировалось.
И вот следующий акт: иерархическая структура разрушается. Наступает это сейчас, с западной демократией, или две тысячи лет назад - нас не волнует: эволюционно это не значимые сроки. Пусть даже она совсем разрушается, с равновероятной возможностью любого человека занять любое иерархическое положение (хотя переход коммунистов в бизнесмены меня убеждает в обратном). Неважно. Структура разрушается…
И остаются одни омега-особи.
То есть мы с вами.
Еще раз повторю, что закрепленнная эволюционно предрасположенность действует любыми путями, которые даже в принципе нельзя отследить целиком. Это и генетические факторы, и то, что передается культурально. Это формы поведения, это ценности и убеждения, это понятие "я" в любом его смысле. Если допустить, что сказанное верно, все они "заражены" понятием о второсортности, подчиненности, что является прекрасной основой для того, чтобы быть несчастным.
Конечно, в сущности, это Берновская модель лягушек и принцев - с той разницей, что Берн считал ответственным за положение дел семью и воспитателей. Очень может быть, он прав: это действительно может быть главной силой. Но, может быть, и нет. Что-то слишком мало я встречал принцев…
А вывод отсюда я бы сделал только один: возможно, мы вовсе не настроены на счастье самим актом рождения, и достижение этого самого счастья требует активных усилий. Возможно, кстати, что обществу по-прежнему выгодна психологическая подавленность большинства его членов. Что ж, тогда эти действия должны быть тем более активными. Заметим, что речь идет о приспособлениях достаточно гибких, слабых факторах. Да и разделение на альфов и омег не могло быть чересчур жестким (например, из-за общности самок). Так что я не говорю о чем-то вроде первичного греха: мы созданы быть несчастными, и все тут. Я скорее говорю, что при прочих равных - если ничего не предпринимать в обратную сторону - человек поступает так, как будто его основным делом является QUEST FOR UNHAPPINESS!
ДЕД, ВНУЧКА И БОЮСКИ
Однажды дед на внучке женился. Свадьбу сыграли, в родителей вишневыми косточками кидали. Стали в большом доме жить. Хороша невеста, да всего боится. "Боюсь я, дед, на огород ходить: там червяки в земле ковыряются!" Лазает дед по огороду, от землицы борода чернеет. "Боюсь я, милый, коров: у них хвост да рога мотаются". Дед и коров доит, молоком в вечеру белеет. "Ох, и огня, дед, и огня! Печка - она искрами плюется!" Вот и ужин дед кашеварит, бороду задумчиво кочергой очесывает. От такого от хозяйства добра не жди; не успевал дед всего сделать. Корову продал, лошадь продал, и от огорчения сам слег. Заболел. Ну, внучка попробовала поплакать и тихо, и в голос, да все не в помощь. Решила она тогда в город на базар сходить, купить лекарств и еды. Денег у нее, правда, не было, но она решила: "Продам чего-нибудь". И вот, хоть и было ей страшно, на базар далекий она с утречка и отправилась. Деда ведь своего все же любила!
На базаре - толчея, гомон; она стала в сторонке, чистый плат расстелила. А что же дальше? Подходит народ: на сем месте что продается? Мнется бедная внучка, не знает, что и сказать. Тянет кого-то за рукав: "Дядь, а что продавать здесь можно, чтоб подороже?" Он спрашивает: "А что у тебя есть?" - "Да ничего нет". "А что умеешь делать?" Тут она заплакала: "Да ничего не умею, я всего боюсь!" "Хм, - говорит дядька, - так ты боюски и продавай". "А возьмут?" - не верит дивчина. "А ты попробуй". И вдруг как закричал дядька: "Эй, народ! Товар исключительного назначения! Подходи за боюсками!"
Народ стал осторожненько подходить, интересоваться: что за товар такой? Дядька говорит: боюски на любой вкус. Для жен, детей, крупного и малого рогатого скота. А девчонка говорит: "И курей с петухами". "Что для курей?" - подлезает бабка. "А вот бегают твои куры далеко от дома?" - спрашивает посредник. "Ох, бегают, проклятые", - соглашается бабка. "А ты купи для них боюску дальнего пространства. Есть у нас такая?" - спрашивает у девчонки. "Еще как, - солидно говорит она. - Вам на целый птичий двор?" - "Уж пожалуйста", - говорит бабка.
Вот торговля завертелась не на шутку! Купили боязнь огорода для гусей и коз, купили боюски темноты для крыс и тараканов, ну все раскупили на корню! Один оригинал купил боязнь рек и моря, чтобы палить в облака и тучки: хотел, чтобы они проливались только над сухой землей. И только для малых ребятишек ни одной боюски не продали, ни мамкам, ни нянькам. Вот как! На вырученные деньги купила внучка лекарства и еду, и для того дядьки, который ей помог, праздничную рубашку, и для себя леденец. Целый день провела на базаре. Только к вечеру вернулась домой. Там дед ее встретил, своим глазам не поверил. От радости он и без лекарств выздоровел. И потекла их жизнь весело и бойко, и работали они теперь вместе, и на ярмарку вместе ездили. Найти бы и нам такое счастье.
Я собрал свои боюски недавно. Старые они были, поломанные и запачканные. Кто такие возьмет? Эх, молодость! Плюнул, выбросил мешок с боюсками за крыльцо. Там и валяется. Кто интересуется - подходи, выбирай, мне не жалко. Только чур - не для малых ребятишек!
* * *
В этой сказке самое поразительное - это то, как она работает. Схватив идею базарного дядьки, маленькие негодяи спокойно меняют свои страхи, еще за минуту бывшие такими реальными. Чем, с одной стороны, ставят меня идеологически в тупик; а с другой, подтверждают идею о вторичной выгоде, которая легла в основу сказки. Идея эта говорит о том, что если какой-нибудь симптом дает своему обладателю хорошую жизнь, ни один нормальный человек с ним так просто не расстанется. Отсюда и противоядие: купля-продажа, а не воспитательная работа или развивающие игры.
В детском саду я устроил однажды целый магазин, покупавший боюски за игрушки из местного же инвентаря. Теперь я - обладатель коллекции, сделавшей бы честь любому деду Бабаю. Вытащенные на свет, боюски оказываются милыми и привлекательными.
* * *
Критик. То есть ты хочешь сказать, что ребенок в какой-то части своих страхов прикидывается? А когда болеет - тоже прикидывается? Автор. Этого никто не знает. Мне это кажется одним из центральных вопросов медицины: почему при одинаковом количестве микробов внутри и снаружи один человек гриппом заболевает, а другой - нет. Вся красивая иммунология этого не объясняет. Это как раз то место, на котором у психотерапии есть вполне приличные постройки, а у традиционной медицины только полевые носилки и вечно убегающие санитары. Так вот, самая значительная постройка - это, конечно, Первая Благородная Истина Психосоматичекой Медицины, а именно…
Дедушка Фрейд. Бегство в болезнь.
Автор. Увы. Мы все способны представить себе, как ребенок заболевает, чтобы не идти в школу, но не представляем себе, как широко это развито.
Строгая учительница. Потому что мы не знаем, что с этим делать; в школу ведь идти все равно нужно.
Автор. Да. Но есть и другой аспект. Когда у меня бывает грипп, я иногда этого просто не замечаю. Можете себе представить?
Строгая учительница. Я вообще не знаю, чем я должна заболеть, чтобы не пойти на вечер своего класса. Даже на контрольную…
Психолог-милашка. А я иногда обожаю поболеть. Набираю книг, заказываю любимые кушанья - и кайфую.
Строгая учительница. Это где ж ты их заказываешь?
Психолог-милашка (сконфуженно). У мамы…
Пофи. А я просто так себе иногда разгрузки устраиваю, когда хочу: тоже вначале накупаю еды, беру книги - и дня на три в загул. Или в лес, хотя бы на денек.
Строгая учительница. А мама разрешает?
Пофи (смеется). А я не спрашиваю.
Настоящий мужик. А я совсем не умею болеть. Даже когда валюсь с ног, не могу лежать. Мне вся семья твердит: лежи, лежи, а я встану и пойду на кухню хотя бы кашу сварить или гвоздь там вбить… Вот елки-палки… Дед я и есть.
Критик. Так тому повезло, что заболел влежку?
Настоящий мужик. Точно.
Пофи. А внучке тем временем дядька помоложе помог…
