Каким образом в основе жизни может лежать влечение к жизни?
Как в основе процесса может лежать влечение к процессу — непонятно.
По своей сути определение жизни через влечение к жизни есть классическое определение вечного двигателя, который якобы должен работать за счет внутренней тенденции к работе. Такого двигателя нет, равно как не существует и не может существовать никакого влечения к жизни у живой системы. С тем же успехом можно подозревать влечение к самому процессу качения у шарика, скатывающегося с горки по наклонной плоскости или влечение к самому процессу падения у того же шарика, если он падает с высоты. Единственное, чем они обладают — влечением к центру тяготения, а сам процесс движения возникает в силу его принципиальной возможности (определенные условия) и системы хронификации этого процесса — тех условий, которые препятствуют мгновенному достижению цели.
Процесс человеческой жизни ничем от этого не отличается. Жизнь — это закономерный флюктуирующий структурно-энергетический диссипативный процесс. Сама материя обладает тенденцией к жизни. Она постоянно порождает жизнь. Но, однажды порождённая, жизнь уже не обладает тенденцией к жизни, она имеет только одну тенденцию — рано или поздно остановиться в своём развитии и умереть. Обе эти тенденции равновелики. Ни одна из них не имеет преимуществ перед другой. На сегодняшний день энергетические условия на нашей планете в нашей системе таковы, что тенденция к жизни, возможно, относительно преобладает над тенденцией к смерти (масса биологической материи увеличивается, что, в принципе, не доказано). Завтра эти условия могут измениться. Жизнь постепенно замрёт и остановится.
Мы видим, что одна из структурно-энергетических форм витальной активности (человек), используя возможности центральной нервной системы, получила возможность искусственно регулировать уровень витальной активности, как повышая его, так и понижая (вплоть до полного прекращения). В естественных условиях в качестве мощного противодействия (foolproof) попыткам понижения витальной активности служит так называемый инстинкт самосохранения, который с помощью негативных эмоций (страха, тревоги, боли) отгоняет всё живое от возможности максимально быстро прекратить своё существование. Только человек в обход инстинкта самосохранения научился либо существенно понижать уровень своей витальной активности (психоактивные вещества), либо более или менее быстро прекращать её (суицидальная и парасуицидальная активность). Человека можно сравнить с «эволюционировавшим» электрическим чайником, который научился, по желанию, не выключаться сразу же после закипания и, соответственно, получил возможность самостоятельно решать вопрос: перегорать ему или нет.
Еще удобнее сравнить человека с часами-ходиками, хорошо понимая при этом, насколько повышается риск быть обвиненным в грубом механицизме
Что заставляет наш механизм-организм функционировать?
Во-первых, некто, кто нас изначально заводит – то есть тот, кто поднимает гирьку часов вверх. Только не нужно усматривать здесь новую теоретическую основу необходимости введения фигуры «Творца». Я полагаю, что двух фигур родителей вполне для этого достаточно, и Природа нас так устроила, что одним из самых лучших проявлений влечения к смерти, и, соответственно, одним из самых больших удовольствий, для нас является именно процесс завода часов, то есть наша сексуальность. Мы очень любим заводить детей. Процесс их заведения доставляет нам высшее наслаждение, и даже система самосохранения в этот момент не сильно мешает получать удовольствие, позволяя нам по такому достойному поводу в достаточной степени повредить себя, не испытывая при этом ни страха, ни боли. Отдельные представители человечества, заметив это упущение природы, не преминули воспользоваться им, замесив густой коктейль из собственной сексуальности, страха, боли и удовольствия.
Но вернемся к нашим часам.
Что заставляет их идти дальше, после того как они заведены?
Как это хорошо известно — лишь сила тяжести, которая постоянно притягивает гирьку к Земле. Гирька тянет цепь, цепь давит на шестеренки и так далее, и так далее, но даже самая маленькая и дальняя шестеренка в этих часах движется за счет все той же силы тяжести, которая действует на гирьку. В случае живого существа, коим является и человек, — это и есть влечение к смерти: то самое влечение к начальному состоянию, которое так верно сумел понять и описать Фрейд. Правда, при этом он же описал и обратное влечение — влечение к жизни, включив туда сексуальное влечение и влечение к самосохранению.
Задумаемся здесь: куда бы в наших часах мы с вами могли поместить влечение к жизни, и для каких целей оно могло бы нам там служить
Для чего в наших часах обязательно должна быть еще какая-то сила, которая как-то определяет их функционирование и при этом не имеет отношения к силе тяжести, действующей через гирьку? Более того, нам говорят, что эта сила должна каким-то образом препятствовать силе тяжести, и каким-то образом должна быть направленной на то, чтобы наши условные часы шли вечно. Есть ли в наших часах такая сила? Такой силы нет. В них есть механизмы, которые замедляют процесс движения, то есть хронифицируют его, но нет и в помине ни одной системы, которая бы обладала влечением к некоему подобию вечного тиканья или вечного самозавода. И якорно-маятниковая система, хронифицирующая процесс работы часов (именно за счет этой системы гирька не опускается с максимально возможной скоростью), и даже кукушка, которая каждый час оповещает нас о времени, — в основе своего функционирования имеют одну и ту же силу. Якорно-маятниковая система препятствует движению гирьки к Земле, но и она не представляет собой самостоятельной силы или самостоятельного влечения: она сама работает, как известно, за счет той силы, что влечет гирьку вниз.
Подобным образом устроен и человек. Его система хронификации жизни не обладает самостоятельным влечением, она работает за счет влечения к смерти и с помощью механизмов боли и страха, агрессии и элиминации не дает достигнуть желанного состояния максимально быстро. Обменные процессы в живой системе позволяют постепенно созреть ее механизму сексуальности, а механизм сохранения потомства позволяет созреть сексуальным механизмам потомства. После этого система хронификации жизни существенно повреждается и влечение к смерти получает возможность полноценного удовлетворения за счет саморазрушения в сексуальности и заботы о своих детях.
Я понимаю, как трудно неподготовленному читателю заподозрить даже в любви к своим детям и в удовольствии от любви к своим детям проявление влечения к смерти. Более привычна другая интерпретация: любовь к детям заставляет человека рисковать и жертвовать своей жизнью, а не наоборот. На самом же деле любовь к детям есть всего лишь одно из возможных проявлений влечения к смерти, способ, который позволяет нам эффективно и качественно умирать, получая от этого максимум удовольствия, так как родительский инстинкт позволяет намного легче обойти ту систему хронификации жизни, которая при других условиях с помощью боли и страха заставляет нас жить. Я могу здесь вспомнить в подтверждение этих слов свой сон.
Я плыву по морю. Рядом со мной плывут две мои дочери одиннадцати и семи лет. Берег еще очень далеко, и силы у девочек кончаются. Я вижу это и понимаю, что не смогу доплыть до берега с обеими. Я мгновенно принимаю для себя решение: старшая прожила на свете больше, чем младшая, и поэтому спасать нужно младшую. Я доплываю с ней до берега, оставляю ее там и возвращаюсь к тому месту, где оставил старшую. Ее не видно на поверхности воды, и я ныряю за ней. Погружаясь в воду, я смотрю по сторонам, но ничего кроме безграничного переливающегося зеленого марева не вижу. Я понимаю, что уже не смогу найти ее, но и сам не поплыву назад. Я продолжаю погружаться, испытывая при этом удивительное спокойствие и облегчение. Облегчение, сравнимое с удовольствием от исполненного долга.
Я полагаю, что в период своей жизни, соответствующий этому сну, внутри меня проснулось и подняло голову влечение к смерти, и оно очень хорошо понимало, что единственный вариант реализовать это желание, единственная структура и единственный путь, по которому оно могло бы проложить себе дорогу к цели – смерти, был родительский инстинкт. Как иначе можно было бы объяснить это сновидение? В реальной жизни мы, разумеется, не всегда можем определять и управлять обстоятельствами нашей жизни, но в сновидении в соответствии с принципом удовольствия ничто не мешает нашей голове создавать сюжеты, компенсирующие неудовлетворенные в реальности влечения. Если существует любовь к своим детям в общепринятом смысле этого слова, то что помешало моей голове нарисовать идиллическую картину загорания втроем на пляже, «придвинуть» берег ближе, чтобы можно было доплыть всем втроем, «дать» найти и спасти старшую дочь? Но нет: бессознательные глубины моей психики отвергли младшую дочь, выкинув ее на берег (спася ее) и поспешили уничтожить сознание, инцестуозно связав и растворив его в глубинах бессознательного. Именно этот процесс самоуничтожения доставил моей голове самое большое удовольствие, а спасение дочери выполняло всего лишь роль благовидного предлога для системы хронификации жизни. С моей точки зрения, тот же самый механизм лежит в основе немеркнущей популярности простого, как сама жизнь, сюжета, в котором родители сначала теряют своего ребенка (как правило, его берут в заложники некие злые силы), потом, рискуя своей жизнью, прилагают все возможные усилия, чтобы спасти его, и затем спасают. Утрата ребенка и возможность пожертвовать своей жизнью ради его спасения — бессознательная основа удовольствия от просмотра таких фильмов. Спасение ребенка и почти всегда сохранение жизни родителей — формальная уступка механизму хронификации жизни, которая требует сохранения не только жизни своего потомства, но и своей собственной.
Агрессивность
В основе жизни человека лежит возникающее в момент оплодотворения напряжение, которое всегда стремится к разрядке, процесс чего для отдельного индивида означает в буквальном смысле жизнь, а конечный результат – смерть. Разрядка эта возможна для всех живых структур двумя способами — через последовательное функционирование различных структур, имеющих отношение к хронификации жизни или их случайного или намеренного необратимого повреждения.
Мы говорим здесь о человеке, но даже рост и размножение простейшей амебы подчиняется этому закону. С увеличением размера амебы напряжение на ее поверхности увеличивается, что приводит к ее дальнейшему разрыву — делению на две части, после чего напряжение падает и неорганические вещества из окружающей среды за счет разницы потенциалов начинают поступать внутрь вновь образовавшихся амеб — и так до тех пор, пока их размер не увеличится настолько, что напряжение на поверхности вновь не приведет к делению.
Человек в этом отношении эволюционно выгоднее амебы лишь потому, что амеба обладает способностью только удвоить свой собственный вес после размножения: каждая амеба может перевести из неорганического состояния в органическое количество вещества, равное собственному весу. Человек эволюционировал намного дальше. Две половые человеческие клетки после соединения могут переработать из неорганической материи в органическую несопоставимо большее количество вещества. И поскольку любой живой организм представляет собой самовоспроизводящуюся систему по переработке неорганической материи в органическую, то человек в этом отношении — эволюционно достаточно качественная система, за одним исключением: его центральная нервная система, задача которой заключается в обеспечении удовлетворения влечения к смерти в рамках системы хронификации жизни, разработала достаточное количество вариантов, как в обход системы хронификации жизни либо существенно ускорить умирание (психоактивные вещества), либо путем короткого замыкания практически мгновенно прекратить ее (самоубийство).
Изучать все те когнитивные схемы, которые центральная нервная система разрабатывает с целью преодолеть систему хронификации жизни, страх и боль — изысканное наслаждение, но это — тема отдельного разговора. Здесь нам хотелось подробнее рассмотреть, каким образом функционирует эта система.
Напряжение, имеющееся в основе живой системы, нуждается в разрядке, что по своей сути и является основой того, что мы называем на языке психологии потребностью. Потребность вызывает неудовольствие. Неудовольствие – влечение. Влечение запускает все те структуры и механизмы, которые могут способствовать удовлетворению потребности. Деятельность этих структур приводит к удовлетворению потребности, снижению напряжения и удовольствию.
Схема этого процесса такова:
напряжение
↓
потребность
↓
неудовольствие
↓
влечение
↓
функционирование структуры
↓
удовлетворение
потребности
↓
снижение напряжения
↓
удовольствие
Этой схеме подчиняется любое поведение любой живой структуры, за тем исключением, что категории «удовольствие» и «неудовольствие» появляются, очевидно, лишь на том этапе развития живых систем, когда можно говорить о развитой центральной нервной системе. Вопрос, на каком именно, я думаю, относится к разряду спекулятивных. Скорее всего, вирус не испытывает удовольствия или неудовольствия в нашем понимании, что не мешает ему постоянно действовать в направлении снижения собственного напряжения и избегать ситуаций, вызывающих его повышение.
С момента зачатия при наличии определенных условий происходит последовательная структуризация живой системы человеческой зиготы: сначала автономно, а затем, после имплантации в оболочку матки, в системе плод — материнский организм. Еще внутри матки начинают функционировать важнейшие системы хронификации жизни плода: сердечно-сосудистая, пищеварительная и мышечная системы.
После рождения возникающее локально напряжение в дыхательном центре запускает маятникообразный процесс дыхания. Здесь совершенно непонятно, по какой причине Фрейд и психоаналитики, придерживающиеся теории стадийного развития либидо, полностью проигнорировали дыхательную систему. По какой причине либидо, не обойдя своим царским вниманием пищеварительную и выделительную систему, полностью проигнорировало систему дыхания, которая, между прочим, начинает функционировать самой первой — непонятно (при том, что в клинике психических расстройств проблемы дыхания встречаются повсеместно, а во многих философских системах дыханию (пране) уделяется самое важное место в дуальной паре жизнь — смерть). Жизнь, важнейшей частью которой считают либидо, принято определять от первого вздоха до последнего, а не от первого питания до последнего, или от первого акта дефекации до последнего, или, тем более, от первого полового акта до последнего.
С первых лет жизни начинает постепенно созревать система сексуальности, о завершении этого процесса у женщин свидетельствует начало месячного цикла, а у мужчин — способность к эякуляции. Все эти системы, как и многие другие, о которых мы не упомянули, развиваются и функционируют за счет того самого напряжения, которое изначально имеется в двух соединившихся половых клетках, и функционируют все они лишь для того, чтобы это напряжение уменьшить. Все эти системы подчиняются принципу удовольствия, координатором которого является центральная нервная система.
Центральная нервная система, подчиняясь влечению к смерти (принципу удовольствия) и системе хронификации жизни (принципу неудовольствия), в конечном итоге разрабатывает, усваивает и использует в течение жизни огромное количество моделей поведения, которые позволяют получать максимум удовольствия при минимуме неудовольствия (принцип реальности). Для этого живая система должна постоянно агрессивно ассимилировать необходимые для удовлетворения различных потребностей вещества и элиминировать (выводить) вещества, которые раздражают систему хронификации жизни не нужны или вредны для дальнейшей жизнедеятельности.
Здесь мы близко подходим к одному интересному феномену, о который было разбито много копий, и мимо которого и мы не можем так легко пройти. Речь идет о наблюдающемся в психологической и клинической практике феномене самопроизвольного спонтанного, автономного функционирования самых различных физиологических систем. В принципе, мы имеем право говорить о возможности к самопроизвольному функционированию любой физиологической системы, но наибольший интерес традиционно привлекает к себе система пищеварения, а именно акт сосания и так называемая немотивированная агрессивность.
Немотивированный акт сосания интересует нас не в последнюю очередь потому, что на нем строится по большому счету вся теория либидо Фрейда. Фрейд, соглашаясь с тем, что главный интерес ребенка направлен на прием пищи, обращает наше внимание на то, что когда ребенок, насытившись, засыпает, у него на лице появляется «выражение блаженного удовлетворения, которое позднее повторится после переживания полового оргазма». Я не знаю, конечно, сколько времени нужно не кормить ребенка или каким отвратительным по качеству должен быть оргазм, чтобы выражение лица при этом было примерно одинаковым, но Фрейд и сам считает, что это недостаточное основание для заключения о сексуальной природе акта сосания.
Более веским основанием для этого он считает акт сосания без приема пищи, который также сопровождается «блаженным выражением» и «показывает нам, что акт сосания сам по себе доставил удовольствие». Он ссылается при этом на мнение всем известного старого доктора Линдера из Будапешта, который настаивал на том, что акт сосания у ребенка имеет сексуальную природу. Отталкиваясь от него Фрейд сообщает нам о своем открытии: «Таким образом, мы узнаем, что грудной младенец выполняет действия, не имеющие иной цели, кроме получения удовольствия». Понятно, что никто и сам Фрейд в том числе, в этом не сомневался. Если вся психическая деятельность подчинена принципу удовольствия, о чем мы уже узнали раньше в тех же «Лекциях», то почему для того, чтобы в этом убедиться, нам так необходимо наблюдать за актом сосания ребенка?
Удовольствие, получаемое ребенком от акта сосания, говорит нам лишь о том, что он получает удовольствие от самого акта сосания — ровно так же, как и от любой другой своей деятельности. Точно так же можно получить удовольствие и от акта жевания или мастурбации. Но для этого необходимо, чтобы эти системы еще созрели. У ребенка они еще не созрели и он учится получать удовольствие от всех тех систем, которые имеются в его распоряжении: пищеварительная, выделительная, мышечная, вестибулярная.
Такое впечатление, что само функционирование любой структуры, служащей удовлетворению той или иной потребности (если мы вернемся к схеме, изображенной выше), обладает способностью вызывать удовольствие даже в том случае, если это функционирование в данный момент и не приводит к удовлетворению потребности. Этот феномен имеет отношение к особенностям структурно-динамического устройства нашего организма в целом и психики в частности, но никак не является доказательством пансексуальности нашего организма.
Аналогичное заблуждение возникает и в отношении феномена агрессивности. Агрессивность как процесс включения в себя необходимых веществ из окружающей среды имеет достаточно много самостоятельных этапов: поиск объектов в окружающей среде (объектный интерес; именно через агрессию влечение к смерти проявляется в виде объектного интереса, и то, что мы называем любовью, есть один из агрессивных дериватов), захват объектов, частичное их разрушение — деструкция, инкорпорация.
Не совсем понятные сомнения возникают тогда, когда начинают разбирать один из нормальных компонентов нормальной агрессивности — деструктивность. Способность человека получать удовольствие от деструктивности в чистом виде (от самого процесса деструкции) рассматривается как злокачественная деструктивность, и отграничивается от доброкачественной. Если я убил курицу, чтобы ее съесть — это доброкачественная деструктивность, если же я убил две курицы, одну съел, а другую выбросил — это злокачественная деструктивность.
Тот факт, что влечение к смерти в дальнейшем самим Фрейдом и в особенности его последователями было рассмотрено как эквивалент влечения к агрессивности, привело в дальнейшем к такому огромному количеству проблем, что психоанализ, судя по всему, уже отчаялся в них разобраться. Острее чем кто-либо это чувствовала дочь Фрейда — Анна Фрейд. Психоаналитический конгресс 1971 года был полностью посвящен этой проблеме. Выступая на этом конгрессе, Анна Фрейд недвусмысленно подытожила, что «каким бы ни был результат предыдущих попыток» понять феномен агрессии, они все продемонстрировали лишь «некоторые пределы подобных усилий». Так до сих пор и не удалось добиться прояснения неопределенности статуса агрессии в теории влечений.
Очень честное признание — с учетом того, что психоаналитики, придерживающиеся дуалистической теории, должны попытаться найти связь между агрессией (механизмом) которую они при этом считают влечением, влечением к смерти, в которое большинство из них не верит, сексуальностью (механизмом), которую они опять-таки рассматривают как влечение, и системой хронификации жизни, из которой во внимание принимается лишь мышечная система. Для агрессии, рассмотренной как первичное влечение, при этом необходимо найти источник, цель и объект.
Ученик Балинта Айке, понимая агрессию как влечение, считает, что объект либидинозных и агрессивных влечений может быть одним и тем же, но цель в соответствии с дуалистической теорией Фрейда совершенно противоположная. Якобы при агрессивных стремлениях преследуется цель отделения и независимости от объекта. С этим Айке связывает развитие самостоятельности, независимости, индивидуальности. Источником агрессии является напряженность в социальных отношениях и агрессия как влечение удовлетворяет не телесные, а социальные потребности.
Айке предпринял попытку описать развитие агрессивного влечения соответственно фрейдовским стадиям развития либидо. Согласно Айке в оральной фазе развивается говорение «нет» и происходит занятие собственной территории, которая символизируется через откусывание. В анальной фазе происходит отделение собственного продукта и формируется воля, в фаллическо-генитальной фазе формируется соперничество, совершенствуется самосознание.
Только в последнее время стали появляться исследования психики, рассматривающие агрессию как способ поведения, а не влечение. При этом Тэхкэ допускает возможность появления агрессии как психической структуры лишь после дифференциации воспринимаемого мира, что с нашей точки зрения не отрицает существование агрессии как физиологического процесса еще до того как она появится в качестве психического репрезентата.
С тифоаналитической точки зрения, агрессия не является ни первичным, ни вторичным влечением.
Агрессия — это механизм, обеспечивающий поступление в организм всего того, что необходимо для нормального функционирования всех систем хронификации жизни и системы сексуальности.
Элиминация — аналогичный механизм выделения нежелательных веществ и избегания нежелательных ситуаций.
Эти механизмы включены в систему хронификации жизни, и функционируют за счет влечения к смерти. На этих механизмах по сути основана как жизнедеятельность, так и наша терапия. Платон писал, что «врачевание – это, по сути, наука о вожделениях тела к наполнению и к опорожнению», а Гиппократ – что «медицина есть прибавление и отнятие: отнятие всего того, что излишне, прибавление же недостающего».
Поскольку данной теме я предполагаю посвятить далее отдельное исследование, позволю себе здесь остановиться на констатации этих положений. Тема агрессивности в психоаналитической и психологической литературе имеет очень широкое распространение, но до тех пор, пока исследователи будут рассматривать агрессию как самостоятельное или компонентное влечение, они обречены искать известную черную кошку в темной комнате, в которой ее нет.
