Тактика Просветления
а) Истоки
Несколько лет назад я работал с женщиной над "проблемой" ее ревности, проявлявшейся как гнев на мужчину, с которым она жила, когда он проявлял интерес к другим женщинам. Она считала это ужасным симптомом, ее неудовольствие по поводу собственной ревности было столь значительным, а реакция на само слово столь болезненной, что мне показалось неуместным рассматривать с ней возможную ценность этой ревности. Тогда мне в голову пришла стратегия - найти новое имя для ревности, чтобы разговаривать об этом более естественно. Пока мы искали новое имя, женщина вспомнила (с новой силой и в новом свете) свои чувства, когда отец оставил ее, когда она была маленькой. Через несколько минут появилось новое наименование - "ранний предупредительный сигнал относительно панического страха быть неожиданно покинутой". К моему удивлению, это открытие не сделало терапевтическую работу возможной, - оно привело работу к концу. Женщина разрыдалась, увидев, что "ревность" - не враг, а друг и защитник, без которого она не собирается оставаться. "Проблема" сдвинулась с вопроса "что делать с ревностью" на вопрос о правильном поведении в ее жизненной ситуации, которая угрожала ее благополучию, но женщина тут же поняла, что надо делать, отправилась домой и сделала то, что считала нужным.
Столь драматические результаты десятиминутной работы заставили меня внимательно присмотреться к тому, что же произошло, из этого инцидента возникла основная тактика "точки зрения просветления" и терапии: "переименование симптома".
б) Переименование симптома.
В этой процедуре мы пробуждаем клиента найти новое наименование его "симптома" или вызывающей отрицание "черты", описывающее поведение не менее точно, чем первоначальное наименование, но обладающее позитивным тоном в той же мере, в какой первоначальное наименование имело негативный тон. Так, если отрицаемой чертой было "упрямство", то новым наименованием может быть "упорство". Термины описывают одно и тоже поведение, различна только оценка. Эта процедура оказывает двойное воздействие.
В самом процессе ее осуществления клиент ясно переживает тот факт, что он сам приписывает оба значения ценности событию, о котором идет речь. Нет ничего раз и навсегда хорошего или дурного в "повторяющемся осуществлении сходного поведения в условиях сопротивления". Будет ли оно названо "упрямством" или "упорством" - зависит целиком от того, что из этого выйдет.
Другое действие - это почти универсальная тенденция к улыбке облегчения (удовольствия) в тот момент, когда новое наименование удачно найдено. Этот момент облегчения и переживаемой возможности, хотя бы в одном аспекте жизни, из-за которого состояние и называется "сегментарным просветлением".
Я приведу несколько примеров переименования и промежуточных шагов. Вряд ли найдется много "симптомов", к которым эта процедура не могла бы быть применена. "Взрывы ярости на детей" становятся "динамическим накладыванием ограничений", "оттягивание, промедление" превращается в "спонтанное обнаружение более срочного". "Утаивание" называется "таинственностью". "Безответственность" превращается в "желание в самом деле выяснить, что следует делать".
Сразу же замечу, что не может быть "словаря" переименованных симптомов. Опыт индивидуален, так что редко два человека с "подобными" симптомами приходят к одним и тем же новым наименованиям. (Это, разумеется, наводит на мысль, что симптомы не были "подобными" и первоначально. Двум уникальным опытам на основе случайного сходства дали некоторое общее абстрактное имя). Так "ленность" одним человеком переименовывается как "предание себя Дао", другой же называет ее более прагматически "неразрешенными, но весьма желанными перерывами".
Техника наиболее ясно работает с симптомами, которые несколько "надоели", которые приелись. Для некоторых людей полезным шагом является описание актуального поведения, в котором состоит симптом, освобожденное от всякой оценки. Уже приводился пример такого описания для упрямства. Для некоторых полезно представить себе (или даже смастерить )куклу, демонстрирующую симптом или черту. Полезно попросить их "проиграть" симптом с куклой. Другим полезным действием может быть разделение ситуации или черты на ее составляющие, действия и мысли, с тщательным обозначением каждой составляющей. Так, "скрытность" превращается в такое описание: "Я разговариваю с приятелем, намереваюсь раскрыть ему секрет относительно меня самого в ответ на его открытость, затем у меня возникает другая мысль, и я не говорю", новое наименование становится таким : "способность удержаться от болтовни о себе, даже если для этого есть повод".
Когда клиенту удается описать актуальное поведение, насколько возможно без оценки, может быть полезным предложить ему описать ситуацию, в которой такое поведение уместно, а потом спросить, как бы он назвал такое поведение в такой ситуации. Юноша жаловался на "легкое впадение в испуг", но однажды в баре его волнение по поводу двух парней оказалось весьма точным, он назвал это поведение "благоразумным".
Одна из точек зрения на повторяющееся поведение, которое не кажется уместным в данный момент, состоит в том, что это поведение было уместным и хорошо работало в тот момент, когда оно впервые появилось, и индивидуум до сих пор частично к нему привязан, как бы полагая, что может быть оно по-прежнему будет работать, не хочет отказаться от него. Называя это поведение плохими именами ("симптомом") не помогает избавиться от него, но вместе с тем способствует уничтожению сознавания его возможной (или прежней) полезности, оставляя индивидуума в недоумении, почему же он это делает. Переименование симптома возвращает в сознавание прежние преимущества поведения и дает индивидууму более интегрированное чувство себя. Значительная часть возбуждения и юмора переименования возникает как раз из узнавания в переименовании прежней ценности поведения. Возвращение в сознавание прежней ценности поведения позволяет более гибко управлять ими. Когда человек переименовывает "избегание" ("увиливание") в "давание нежелательным заданиям множества возможностей исчезнуть", он знает, что дает возможность заданиям исчезнуть, и применяет это делание более точно и к заданиям, которые действительно могут исчезнуть, не применяя их к тем, которые все равно будут висеть на нем. Он перестает быть жертвой "дурной привычки" и становится обладателем ценного искусства, которое он раньше просто неправильно применял. Чем больше я работаю с переименованием симптома, тем более ясно я видел, что в упорных "симптомах" и "дурных" привычках не только всегда есть некоторая неузнаваемая выгодность, но что именно эта выгода удерживает симптом на своем месте.
в) Бытийное основание тактики Просветления.
Может показаться, что "переименование симптома" - это техника, до некоторой степени она так и может быть используема. Более глубоко можно заметить, что, по-видимому, существует определенное отношение к жизни, для которого это упражнение является лишь одним из проявлений. Может быть не всегда очевидно, но каким-то образом это отношение подразумевает, что отрицаемая черта или отрицаемое действие - "симптом" - реально является законной частью клиента, а всякое свидетельство противоположного возникает из ограниченной или частичной точки зрения, с которой клиент рассматривает черту. Дело не в том, что его "симптом" может быть сделан выносимым. Черта или действие является симптомом, потому что он называет их симптомом. Возможно, что первоначально негативная оценка пришла со стороны желающего добра родителя, учителя, терапевта, друга и пр., но где-то по дороге клиент "подобрал" негативную оценку и сделал ее своей. Верно также, что в тот момент, когда он "подобрал" негативную оценку, это был наилучший, ориентированный на выживание шаг для него, и верно также, что он получает некоторое тонкое вторичное приобретение, привязываясь к этой негативной оценке. Беспокойство вызывает лишь то, что эти приходящие извне негативные действия и негативные оценки негативных оценок ("Мне не следует быть столь критичной к себе") становятся высокой грудой противоречивых тенденций и контртенденций, заслоняя от клиента его собственную реальность.
Точка зрения просветления предлагает просто отшелушить эту противоречивую массу, по одному слову за раз, начиная от верхнего. Допустим, я много критикую себя, затем критикую себя за критику себя. Жизнь облегчится хотя бы немного, если я прекращу мета-критику, увидев своя "ультра-чувствительность" к возникающим проблемам, так что они выходят на первое место, как необходимое для жизни учение, каким оно было когда-то и может стать опять. Женщина, которую постоянно бил муж-алкоголик, порицала себя за то, что она "сносила" побои, называя себя "зависимой", полагая, что с ней что-то не так. Может быть верно, что жизнь без битья была бы более предпочтительнее, и что ее жизнь была бы лучше, если бы она была более независимой, так что некоторое изменение уместно. Однако вся ее критичность не вела к изменению. Она тратила на эту самокритичность много энергии (частично для того, чтобы опередить других, которые сказали бы ей те же вещи), так что она потеряла из виду ценность своего поведения. А оно имело ценность, без сомнения, а иначе бы она этого не делала, но поначалу она была совершенно не в состоянии увидеть эту ценность. Когда она переименовала симптом, это звучало так: "готовность даже выносить плохое обращение, лишь бы знать, что у моей дочки есть дом", - она начала больше менять себя, и ей стало легче. Она только стала догадываться, увидев позитивную цель действия, что могут быть менее болезненные способы обеспечения дома для своих дочерей, она покинула занятия, размышляя на эту тему. Человеку, не побывавшему на занятии по переименованию, трудно оценить сдвиги сознания и новые перспективы, которые открываются, когда люди оказываются в состоянии правильно оценить качества, которые они порицали.
"Переименование" может работать с "симптомом" кого-то другого. Женщина на консультации жаловалась, что ее муж часто занят, даже когда он дома. Дети жаловались, спрашивая в чем дело, почему папа не хочет с ними разговаривать. Она принимала и усиливала их жалобы, чувствуя себя весьма ущемленной занятостью мужа. Она ругала его за это - с тем эффектом, что его занятость и отчуждение усиливались. Когда ее попросили объяснить, что он делал в это время, она признала, что, по крайней мере, часть времени он работал над чем-то, связанном с работой, над чем он не мог работать на самой работе, где он подвергался значительному напряжению. Она начала видеть, что эта "занятость" имеет для него какой-то смысл, а потому имеет смысл и для семьи. Поняв это таким образом, она решила, что и сама она и дети начнут "давать папе возможность закончить то, что нужно, чтобы заботиться о семье". Действительно, и она и дети начали ценить его периоды домашней работы и все почувствовали себя вовлеченными в дело материального обеспечения семьи. Хотя я и не имел возможности проверить все это, но полагаю, что периоды домашней работы ее мужа стали короче.
г). Процесс "сегментарного Просветления".
В своем развитии мы сталкиваемся с тем, что наши импульсы встречают сопротивление извне, и частично это внешнее сопротивление становится отчасти внутренним, интериоризируется, мы отождествляемся с ним, что ведет к кажущимся "противоречиям" в личности (я поместил "противоречия" в кавычки, потому что с некоторой точки зрения, если иметь в виду весь предыдущий опыт и все предпосылки организма, это не противоречия, а сложности). Все больше энергии оказывается вовлеченной в динамические напряжения этих кажущихся противоречий, все меньше энергии остается для жизни.
Однако, в некоторой степени не важно, сколь сложна и по видимости противоречивы тенденции и импульсы в жизни человека, если он полностью и в равной степени осознает их. Проблема состоит не в количестве кажущихся противоречий, а в сознавании, которое становится искаженным и неполным. Если человек имеет импульс бить детей и более сильный импульс быть добрым отцом, он, может быть, совершенно подавит более слабый импульс и проживет свою жизнь, занятый тем, чтобы не бить детей, но не будучи также активно и спонтанно добрым, т.к. энергия занята подавлением импульса побить. Если его выбор состоит в том, чтобы "иметь импульс бить детей или не иметь его", он, конечно, выберет последнее. Однако, выбор состоит в том, чтобы, при наличии таких импульсов, знать о них или подавлять их. Большинство людей в этой точке выбирает подавление, и начинаются проблемы. Точка зрения Просветления предлагает: верните полное сознавание импульса, примите его, дайте себе быть возбужденным им и проживите его. В процессе переживания его и уравновешивания его со всеми остальными силами и импульсами жизни появится все более и более красивых путей реализации и выражения импульса. Возможно, что когда импульс принят, сознается, выражается и практикуется в контексте всей жизни человека, то, что когда-то казалось ужасным желанием бить детей, окажется просто преувеличенной чувствительностью к опасности и недостаткам, и чрезвычайной способностью использовать дисциплину. С точки зрения Просветления сорняк - это цветок не на месте, а любая "вина" - это неправильно примененная добродетель. Первый шаг к правильному применению добродетели состоит в том, чтобы по крайней мере прекратить неправильное восприятие ее как вины или недостатка, и дать ей место, чтобы она расцвела в ту добродетель, какой она может быть. Если человек увяз в болоте, возможно несколько путей выбраться. Точка зрения Просветления предлагает ему "повернуться и пойти назад, ступая по своим следам". Он прекрасно знает путь, потому что это тот самый путь, каким он попал в болото. Поскольку его непризнаваемые импульсы и стремления завели его туда, он хорошо знаком с каждой точкой выбора. Путь туда есть путь обратно - точно в том самом порядке. Важно понять, что на пути в болото, как и в жизни, каждый выбор, хотя в действительности он мог вести глубже, выглядел как лучшая идея в данный момент, при данных предпосылках и данном знании о ситуации. Называть выбор "дурным" вместо того, чтобы признать его наилучшим возможным, отодвигает от человека соприкосновение со знаниями и предпосылками, из которых он исходил, затемняет его представления о себе и, может быть, погружает его на шаг глубже в болото. Будучи "просветленным", т.е. получив признание, что они были лучшими выборами в данный момент, они дают человеку соприкосновение с предпосылками, которыми они располагают, а он может точнее увидеть себя, где он есть и каков он есть.
С этой точки зрения можно понять, что мудрость извне представления и точек отсчета клиента может служить лишь препятствием, а не помощью. Каждый раз, когда мы принимаем чью-то оценку нашей жизни и называем какую-то часть себя "дурной", мы теряем соприкосновение с правильностью этой части для нас сейчас. Мы пытаемся отрицать ее, но, чувствуя ее органическую целесообразность, мы привязаны к ней, даже если мы ее отвергаем. Мать говорит (желая сыну только хорошего): "Ты слишком несговорчивый, это нехорошо", - и он становится уступчивее, конечно, стратегия выживания в данный момент заталкивает вглубь медлящее сознавание ценности самоуверенности, так что он становится скрытно самоуверенным. Потом прекрасный терапевт, который хочет только хорошего, говорит: "Самоуверенность - это хорошо, и я покажу вам, как достичь ее в еще большей степени". Если попытка удастся - все может быть хорошо. Если же нет - то может стать еще одним уровнем внешнего давления, которое еще больше запутывает картину. Теперь, вместо того, чтобы быть "человеком, который подавляет свои естественную самоуверенность" он становится "человеком, который подавляет свою естественную самоуверенность и, сверх того, приобретает искусственную самоуверенность", а это еще дальше уводит его от интеграции, от возможности быть единым. Просветляющий терапевт поддержит поверхностную мягкость и уступчивость и даст пациенту возможность пережить ее полностью. Пережив ее и достигнув сегментарного Просветления по поводу нее, мы, может быть, устанем от нее, почувствуем, насколько она бесцельна, и спонтанно восстановим свою естественную самоуверенность.
Молодая вдова с тремя детьми пришла к консультанту по настояний друзей, которые твердили, что смешно, что она уже три года как оплакивала своего умершего мужа, вместо того, чтобы встречаться с людьми и, может быть, найти нового мужа и отца для ее маленьких детей. Я занял позицию полной поддержки ее выбора оставаться дома и оплакивать умершего мужа, сказал, что такая любовь редка в наши дни, когда все куда-то спешат, не испытывают глубоких чувств и быстро забывают старую любовь. Я восхищался ее верностью весьма экспансивно. Когда она добавила, что она по меньшей мере раз в неделю посещает могилу мужа (я полагаю, она ждала, что я скажу, что это слишком часто), я попросил ее подумать, не мало ли это, не "ускользает" ли ее привязанность к нему. Не прошло и нескольких минут, как она говорила, что достаточно, и что ей, наверное, пора начать жить несколько более свободно, и что поиски другого мужчины не повредят памяти ее мужа.
Поскольку последствиями этого терапевтического взаимодействия было изменение, нужно рассмотреть это подробнее, чтобы понять, что я делал в отличие от тактики парадоксального изменения. Принципиальным отличием было то, что я был полностью на стороне выбора оплакивать мужа до конца жизни. Я считал, что это прекрасный способ жизни, если это то, чего она хотела, я даже помню, что переживал несколько поэтическое чувство по поводу редкой красоты такой возможности. В отличие от парадоксального изменения я считал бы, что терапевтической удачей была бы и ситуация, когда она вернулась бы домой, полная решимости продолжать оплакивание до конца жизни, не давая друзьям лезть не в свое дело. Ее "проблема" состояла в том, что она не переживала свой выбор полностью, не оценила его и поэтому не могла довести его до конца. Этот пример также показывает, что люди не всегда довольны, когда их поведение, такое, как оно есть, энтузиастически поддерживается. Люди много вкладывают в самообвинения по поводу того, что они делают, поэтому они сопротивляются точке зрения Просветления.
Последняя история в этой главе также иллюстрирует сопротивление принятию "симптома" и потребность упорствовать и поддерживать его. Пятнадцатилетняя девочка убежала (или сделала свое пребывание невозможным) в трех детских домах в течение года. Она на удивление не демонстрировала никаких других симптомов умственного расстройства или дурного поведения и вполне хорошо училась. Ее беспокойство было связано именно с детским домом. Она утверждала, что хочет жить с матерью, однако мать отказалась принять ее. С точки зрения того, кто занимался ею по линии "социальной помощи", именно ее невыносимое желание жить с матерью было причиной ее невозможного поведения в детских домах, хотя она, по-видимому, понимала и принимала невозможность жить с матерью. После нескольких минут предварительного знакомства наш разговор стал приблизительно таким:
Т. (терапевт): Ну, так что ты, собственно, хотела бы делать?
К. (клиент): Я хотела бы жить с матерью.
Т.: Так почему же ты не живешь с ней?
К: Она не хочет жить со мной.
Т.: Давай-ка посмотрим, она же твоя мать (1) (цифры обозначают последующий комментарий), можешь же ты как-то заставить ее держать тебя (2).
К.: Я не знаю, как я могла бы (3).
Т.: Ну, скажем, постучись под дверью и ворвись, когда она откроет (4).
К.: Я пыталась, но она захлопнула дверь.
Т.: Хорошо, возьми с собой спальный мешок и спи на крыльце.
(1) В этом месте, следуя точке зрения Просветления, мы принимаем ее желание жить с матерью в качестве совершенного каким-то неизвестным образом. Не вступая в спор и не отрицая его, мы встаем на его сторону и поддерживаем его. Она не верит, органично и полностью, в его невозможность - и может быть оно и не является невозможным. В любом случае, если девочке еще раз скажут со стороны, что это невозможно, это не имеет никакой ценности.
(2) Хотя предположение исходит, вроде бы, от меня, очень вероятно, что она думала о такой возможности сотни раз. Хотя она может удивиться, что это я говорю, само содержание удивления не вызовет.
(3) Это поддерживает мое предположение.
(4) Опять же, наверняка она не раз. фантазировала на эту тему.
Через еще несколько минут, со смесью раздражения и горя, она заявила, что глупо говорить о возможности жить с матерью, и мы перешли к обсуждению проблем в детских домах. Однако очень скоро, когда мы говорили о трудностях там, она снова стала говорить, насколько лучше и легче было бы жить с матерью. Я неопределенно ответил ей, что не буду больше терять времени на разговоры об этих чертовых детских домах и что мы камня на камне не оставим, но попытаемся найти способ вернуться к матери. Мы обсудили возможность подать в суд, угрожать матери самоубийством, возможность написать письмо с отравленными чернилами мужчине, с которым жила мать (основное препятствие, из-за которого девочка не могла жить там), превратиться в абсолютно покорную служанку матери и множество других правдоподобных и причудливых идей (которые, без сомнения, приходили ей в голову в разное время). Наконец, в большом горе, со злостью на меня за развенчивание ее мечты, она действительно, изнутри, отказалась от надежды жить с матерью. Хотя она, казалось бы, и раньше принимала эту невозможность, она была привязана к маленьким проблескам невысказанных надежд. Негативным следствием этих надежд было, разумеется, то, что они разъедали ее готовность действительно приложить усилия, чтобы ужиться в детских домах. Отказ от надежд был глубоко болезненным.
Интересно, что она восприняла ситуацию таким образом, будто я разрушил ее мечту, в то время как я все время с энтузиазмом поддерживал ее, предлагая возможные пути реализации. Хотя эта надежда мешала ей вести свою жизнь успешно, она была привязана к ней, и способом этого привязывания было - не смотреть на нее слишком пристально. Только моя явно преувеличенная и по видимости не оправданная поддержка ее мечты заставила девочку пережить ее в достаточной мере, чтобы отказаться от нее. Опять же, различие между этой тактикой Просветления и "парадоксальным изменением" состоит в том, что я не стремился к изменению. По мне, для нее было хорошо продолжать убегать из детских домов и мечтать о жизни с матерью. Так или иначе, с помощью терапии Просветления, помогающей ей делать лучше и лучше что-нибудь хорошее, что-то могло получиться из этого эксперимента - как быть человеком в этом одурманенном мире.
Противопоставление стратегий изменения и Просветления.
Почти каждый обращается к терапии для того, чтобы измениться (или нередко - заставить измениться кого-то другого). Человек может весить слишком много и хотеть сбросить вес, человек может чувствовать себя виноватым из-за интрижки и хотеть чувствовать себя спокойно, человек может быть одиноким и хотеть наладить отношения и т.д.
"Изменение" может рассматриваться как сдвиг в отношении между двумя элементами: "тем, что есть" и "тем, что может быть". "То, что есть" может быть вес 180 фунтов, а "что могло бы быть" - 150. "То, что есть" может быть частыми прогулками в одиночестве, а "что могло бы быть" - те же прогулки с кем-то другим.
Другие названия "того, что есть" - реальность и поведение. Другое название "того, что могло бы быть" - воображение, мечта, цель, идеал или норма. Изменение состоит в том, чтобы мечта воплотилась в реальность (прогулки с другим), в достижение цели (вес 150 фунтов), в соответствование норме или идеалу (прекращение интрижки), когда оно происходит полно, то включает такие чувства, как успех, завершенность или удовлетворение.
Когда изменение происходит, хотя еще не завершено, т.е. когда происходит какое-то движение того, что есть, в сторону того, что могло бы быть - потеря веса, начинающееся общение с другими людьми - возникает чувства предвосхищения, надежды и волнения. Когда движения нет, несмотря на все усилия, когда то, что есть, так же далеко от того, что могло бы быть (весы по-прежнему показывает 180, несмотря на диету, прогулки по-прежнему одиноки), это сопровождают чувства разочарования, застоя вины и отчаяния.
Эти чувства приводят людей к психотерапии, заставляют их искать возвращения на путь изменения. С этой точки зрения здоровье и благополучие определяется как "то, что могло бы быть", а нездоровье и неблагополучие - как "то, что есть" -симптом.
Такова точка зрения изменения - приведения того, что есть, к тому, что могло бы быть. Изменение часто удается, и часто не удается. К счастью, есть другой путь соединения того, что есть и того, что могло бы быть - убедить "то, что могло бы быть" соответствовать "тому, что есть". Это значит понять (но не только интеллектуально), что то, что есть, вполне "О'кей" такое, какое оно есть: это и есть Просветление.
Переживание совершенства и удовлетворения в Просветлении столь же полно, как и в изменении, хотя здесь оно окрашено не "успехом", а более мирным и удовлетворенным чувством "возвращения домой". С точки зрения Просветления, совершенство, здоровье и благополучие связаны с тем, что есть, нездоровье и неблагополучие помещены в то, что могло бы быть - в сумасшедшую иллюзию того, что вещи могут и должны быть иными, чем какие они есть.
Давайте применим эти представления к человеку, весящему 180 фунтов, - это человек за 50, который весил лишние 30 фунтов всю свою взрослую жизнь. Он утверждает свою точку зрения, показывая нам табличку роста и веса, в которой 150 фунтов веса рассматривают, как оптимальный вес для мужчины его роста, он цитирует врачей, утверждающих, что лишний вес опасен для сердца и внутренних органов. Успешное изменение привело бы этого человека к весу 150 фунтов, хотя удовлетворение этим омрачалось бы постоянным беспокойством, как бы не вернулся лишний вес, заботой о диете и пр. С точки зрения Просветления продолжающиеся старания уменьшить вес после 35 лет неудач - это нездоровье. Человек может с тем же основанием посмотреть на таблицу веса и роста, найти рост, соответствущий его весу и стараться "вырасти". Это человек 180 фунтов веса, обладавший некоторой системой иллюзий, и эта система иллюзий ведет к хроническому чувству вины, самопорицанию, негативному образу себя, что и составляет его проблему.
Прежде, чем рассмотреть это подробнее, я отвлекусь на момент, чтобы рассказать о спортсмене, которого я встретил в Осаке, у которого тоже была проблема с весом. Его рост был около 165 см, а весил он 240 фунтов, проблема состояла в том, что ему нужно было добавить еще 10 фунтов, чтобы иметь оптимальный вес для выступления в своей категории. Вес в 250 фунтов имел для него вполне определенный смысл. Действительно, это могло повредить каким-то органам и вызвать лишнее напряжение для сердца, но его жизнь в целом лучше при 250 фунтах, чем при том весе, который "должен" быть в соответствии с медицинскими таблицами, если бы он когда-нибудь "достиг" последнего, он бы был разбит, вместо того, чтобы быть богатым и знаменитым. Ясно, что "лишний вес" правилен для него, точнее даже сказать (вспоминая истории про мирового судью) 150 фунтов совсем не "лишний" вес с точки зрения его жизни; с точки зрения того, что для него важно, 250 фунтов - правильный вес.
Я утверждаю, что то же самое относится и к нашему человеку, весящему 180 фунтов, с той разницей, что соображения, по которым его вес 180 фунтов правилен для него, не столь явны и понятны, как в случае борца-спортсмена. Существуют какие-то неизвестные преимущества 180 фунтов или/и какие-то неизвестные недостатки 150 фунтов, неизвестные преимущества могут быть чем угодно - хотя бы "нежеланием" уступить жене, потеряв вес. Точка зрения Просветления будет состоять здесь в том, что, приняв во внимание все в целом, 180 фунтов - правильный вес, а его постоянное самопонукание к похудению - патология. Что касается медицинских карт-таблиц, то они относятся к нему не в большей степени, чем к борцу. Они относятся только к несуществующему абстрактному среднему человеку. Более того, если только он переживет свое совершенство при 180 фунтах, он может быть увидит все неизвестные ему выгоды этого веса. Сознавая эти выгоды, он, может быть, постепенно, без всякого самопонукания, найдет другие способы достижения их и, воспользовавшись ими, он может и сбросит вес (а может и не сбросит). В любом случае чувство вины и самопонукания исчезнут из его жизни, он будет более счастлив и в большей степени будет принимать себя, сколько бы он ни весил.
Четыре дополнения и предостережения необходимы, чтобы завершить это положение.
1. Совершенство должно быть полно и глубоко пережито в Просветлении, а не быть просто теорией. Просветленный человек, в той области жизни, в которой он просветлен, не "уступает" чему-то, не "позитивно относится" к чему-то, не "убеждается" в том, что нечто "о'кей". Он радостно и с ощущением окончательной истины принимает и приветствует свой до того отвергавшийся "симптом" как истинную и ценную часть себя. В практике значимо именно это радостное принятие в отличие от "принятия сквозь зубы". Нетрудно видеть, когда клиент не достиг этой стадии, а просто соглашается с интеллектуальным аргументом. Нужно помнить, что Просветление основывается на "свете".
2. Каждый постоянно меняется, в том числе и "просветленные" люди. "Изменение", которое противопоставлялось Просветлению, это произвольное, заранее запланированное, целенаправленное и, как правило, требующее усилий изменение, а не те спонтанные изменения, которые постоянно со всеми происходят. В действительности, как упоминалось, спонтанные изменения произойдут с теми, кто избавился от самопонукания и "старания" и больше сознает полноту своей природы. Вместе с тем, точка зрения Просветления - это не один из трюков, чтобы достигнуть парадоксального изменения. Клиент, обретший Просветление, безразличен: он доволен и изменением и его отсутствием.
3. Несколько раз я употребил фразу "встать за" выбором клиента, нужно объяснить, что это значит. Просматривая записи разговоров, можно подумать, что я даю самые удивительные советы. Я лирически восторгаюсь, нахожу "по существу хорошее" в чем-то, поощряю самые неожиданные жизненные выборы. В действительности же в контексте людям всегда понятно, что я не всегда серьезен в смысле действительного поощрения каких-либо жизненных действий. Я не думаю, что люди должны или не должны делать что-либо. Я лишь прибавляю вес тому, что они выстраивают, так что люди могут более ясно увидеть, что же это такое. Если кажется, что я одобряю какой-то шаг, то лишь для того, чтобы показать что-то, привести в более полное сознавание смутные фантазии, которые они учитывают, не разглядывая их слишком пристально. Я не забочусь о том, что люди делают. Я забочусь о том, чтобы то, что они делают (что бы они ни делали), увеличивало их жизненность. Однако, любые представления о том, что именно увеличивает их жизненность - это мои представления, которые могут только увеличить путаницу. Я могу упомянуть их, но мне не придет в голову утверждать их всерьез. Чего бы ни просил клиент, я обращаюсь с ним, как с королем в своей Вселенной, авторитетом, за которым остается последнее слово относительно значения и ценности в его жизни.
4. Хотя точка зрения Просветления может быть пригодна и к постоянной, длительной работе, она особенно хороша в непродолжительной, кратковременной терапии, которой я обычно занимаюсь. Просветление приходит короткими интенсивными вспышками, за которыми следуют периоды действия и консолидации сами по себе, затем, когда человек готов к большему, вновь приходит Просветление.
Поскольку эта глава посвящена точке зрения Просветления, может показаться, что я считаю, что она "лучше", чем подход к терапии с точки зрения изменения. Это не так: для каждой из этих точек зрения есть свое время и свое место - время для трудной работы изменения и время для сосредоточения на совершенстве вещей, каковы они есть. Терапевт, владеющий обеими точками зрения и не привязанный к одной более, чем к другой, будет столь хорошо делать свою работу, как только это возможно. Каждый аргумент клиента относительно того, как трудно изменение, становится аргументом для принятия, чем более невыносимым клиент находит то, что есть, тем больше энергии в работе изменения терапевт может от него ждать. Основное правило для терапевта, владевшего обеими точками зрения, таково: любое чувство неэффективного напряжения со стороны терапевта - это указание на то, что пора сменить точку зрения, когда третье "да, но…" следует за третьим "почему бы вам не… " - может быть, пора сказать: "знаете, вы правы, похоже, что это невозможно, давайте посмотрим, что хорошего есть в том, как дело обстоит в реальности".
В этой главе представлена точка зрения, которая, хотя она выросла на практике гештальт-терапии и экзистенциальной терапии, кажется весьма соответствующей просветлению. С этой точки зрения все, что происходит в жизни человека, некоторым образом правильно для него, если только рассматривать его целиком, если сам он этого не переживает, то лишь только потому, что он принимает некоторую узкую, нецелостную позицию, основывающуюся на интериоризированной внешней точке зрения, оценке. Были предложены способы восполнить в клиентах целостность подхода Если только клиент сможет пережить совершенство того, что есть, включая то, что ранее рассматривалось как "патология", его жизнь немедленно начнет спонтанно нормализовываться, она будет становиться такой хорошей, как это возможно, так быстро, как это возможно, и теми способами, как нельзя было бы предвидеть с патологической точки зрения.
Существенной чертой завершения с точки зрения Просветления является то, что клиент - в некоторой области своей жизни -действительно отбрасывает все негативные самооценки и внезапно чувствует себя "о'кей" в том виде, каков он есть (иногда возникает вспышка - предположение, что он, может быть полностью "о'кей", но более реально понимание относится к определенной области жизни). В любом случае, в той мере, в какой это положение имеет место, отпадает потребность в защите себя или в проективном "контр-нападении" на других посредством изолирующих оценок реальности. Человек, которого не судят, не должен судить. Когда негативная самооценка убывает, уменьшаются препятствия к переживанию глубокого контакта с другими и увеличивается способность к транс-персональным переживаниям. "Когда я действительно о'кей, я могу видеть все другое и всех других тоже о'кей.
