в). Эффект самораскрытия.
Самораскрытие дает некоторые эффекты и помимо основного - передачи человеческой правды в жизненном контексте. Один из них состоит в доверии клиента - доверие не только относительно информации, но такое доверие, которое дает возможность наилучшим образом применять полученное: человек может как бы смотреть сквозь это и найти, что ему нужно, поверх и за пределами того, что, мы полагаем, даем ему. Людям обычно трудно быть ясными относительно того, что им нужно или чего они хотят, когда терапевт осуществляет самораскрытие, клиенту не приходится артикулировать, что ему нужно: достаточно посмотреть сквозь то, что предлагается, и взять то, что понадобится. Я часто бывал сильно удивлен, когда позже люди говорили мне, что именно показалось им значимым в фрагментах моего самораскрытия, это сильно отличалось от того, что я намеревался им показать.
Самораскрытие может разбить барьеры и открыть "общую человечность" участвующих: все мы плывем на одном корабле. Однажды в группе алкоголиков я без всякого результата пытался применить мою "гештальтистскую технику" или еще что-нибудь. Люди смеялись надо мной или начинали разговаривать между собой. Насколько я мог увидеть, мы были совершенно различны, прямо-таки противоположны во всех наших жизненных выборах. И вот в "противоположности" я увидел ключ. Если мы выбрали противоположные решения, то это было ответом на сходную проблему! Я начал говорить о выборе еще в школе, между сохранением собственной индивидуальности вопреки давлению, или конформным подчинением. Хорошим в сопротивлении была надежда сохранить собственную личность, собственное единство, плохим - социальное неудобство вплоть до правонарушения, приведшее их в эту "психушку". В конформизме хорошим было социальное восприятие и вытекающие из этого блага (моя ученая степень и то, что в отличие от них я сегодня буду ночевать дома), дурным было то, что теряется чувство внутреннего единства, одиночество, чувство, что сам себя предал, потери внутренней части себя, преодоление которого заняло у меня многие годы. Я полагаю, что мне удалось привлечь их внимание, когда я рассказывал, что такое "капитан отряда бойскаутов" - кем я был, ценой потери нескольких возможных друзей среди бунтовщиков. Так или иначе, они увидели, что наша точка соприкосновения - именно в различии выбора по одному и тому же поводу и что каждый выбор имеет свои плюсы и минусы, свои потери и свои приобретения. После этой встречи у нас возникла вполне эффективная группа, в том числе мы использовали многое из традиционной гештальтистской техники.
г). Самораскрытие как способ жизни.
Процесс самораскрытия моделирует сам по себе: независимо от содержании, он показывает ценности и трудности открытой жизни в общине или обществе. Фриц Перлс был могущественным и эффективным терапевтом, но, когда он выходил из комнаты, люди поворачивались друг к другу и пытались "делать это", исходя из своих закрытых позиций. Возникала какая-то неприятная атмосфера, в которой все ждали "возвращения мастера". Лучше если, когда лидер, практикующий самораскрытие, выходит, остальные продолжают разговаривать: ничто не должно измениться.
Я бы не хотел оставить впечатление, что ролевое моделирование и самораскрытие - не для менее развитых характеров. Не один раз, заканчивая лечение, я спрашивал клиентов, что наиболее запомнилось, ожидая услышать что-нибудь про яркий анализ снов или какие-нибудь моменты техники. Но чаще всего слышал что-то вроде: "Да я не знаю, я просто начала себя лучше чувствовать и понимать себя, когда увидела, как вы обращаетесь с вещами."
А кто, как вы думаете, получает больше всего от ролевого моделирования и самораскрытия? Правильно, терапевт. Как бы я ни любил традиционную гештальтистскую работу, самораскрытие меня больше затрагивает и больше пестует человеческое во мне.
Существует ли "сопротивление" в гештальт-терапии?
Этот последний раздел был написан как введение в предполагающейся работе о "сопротивлении" в гештальт-терапии. Я с большим интересом писал это введение, но мне сразу же расхотелось планировать остальную часть статьи. "Введение" мне по-прежнему нравится - вот оно, само по себе.
Цель этих заметок - двоякая. Во-первых, рассмотреть понятие сопротивления в гештальт-терапии, чтобы прояснить пути более эффективного обращения с пациентами. Во-вторых, показать при этом нечто относительно природы и качества Гештальта, как я его понимаю.
Терапевтическое сопротивление - краеугольное понятие в психоанализе, и из этого развиваются его методы. Ему посвящены многие книги, любая конференция уделит ему достаточно внимания, и в повседневных разговорах оно также занимает свое место (обычно как объяснение неудач).
По сравнению с другими подходами в психотерапии, гештальтисты уделяют сопротивлению сравнительно мало времени. Упоминания о нем есть в книге Перлса "Эго, голод и агрессия" (1947) и в его же книге с соавторами "Гештальт-терапия" (1950). Однако в 800-страничной книге "Пособие по гештальт-терапии" (Хатчер и Химельстейн, 1976) лишь 5-6 раз упоминается это понятие, и то в основном в главе "Гештальт-терапия с точки зрения психоанализа". Если упоминания сопротивления и можно встретить в работах гештальт-терапевтов, то лишь постольку, поскольку последние практикуют смесь Гештальта с психоанализом, а отчасти, может быть, поскольку считают, что такое распространенное понятие должно найти свое место (может быть они знают что-то, чего мы не знаем).
Я хочу выдвинуть предположение, что в гештальт-терапии нам не нужно это понятие, оно вносило бы путаницу в наше мышление (это не имеет отношения к применению этого понятия в любых других школах психотерапии. Понятия существуют только в контексте, и в контексте гештальт-терапии нет необходимости и нет места для сопротивления, сколь бы ни было оно важным для психоанализа).
Прежде всего мы должны коснуться некоторых философских и лингвистических вопросов. В нашей жизни мы почти всегда имеем дело не с реальностью, а с ее описанием, и это в тем большей степени, чем более "культурными" мы становимся. "Вещи" или "процессы" не существуют в готовой форме в природе, ожидая человека, чтобы получить название. Из аморфного потока физико-химических событий мы абстрагируем, так сказать, "овеществляем" вещи - причем эту объективность мы осуществляем часто весьма различным путем.
Часто эти способы основываются на очевидных практических соображениях. Так, в эскимосском языке есть 8 различных слов для льда, отражающих практически значимые различия: насколько быстро он замерз, насколько он толст и пр. У нас есть только одно слово, а в древне-ацтекском языке было только одно слово для льда, снега, мокрого снега и града - для жителей субтропиков вполне достаточно. Сравнительное языкознание дает массу других примеров таких различий. Вот пример. Английская фраза "Я прочищаю ружье шомполом" может быть довольно точно переведена не язык индейцев Пауни, но если эту фразу индейского языка разбить на элементы, получится что-то вроде следующего: "от сырого до сухого, в отверстии движением руки". "Чистить" и "шомпол" не окажутся в индейской фразе, хотя фраза в целом - довольно точный перевод. Мы думаем, что шомпол - это "вещь", которая есть в мире и очевидно должна появиться в любом описании фрагмента реальности, где она, "вещь", есть. В индейском языке решающими элементами являются движение внутрь и наружу, а "шомпол" - нечто совершенно случайное, воплощающее эти отношения, но не осуществленное само по себе.
Одна из любимых фраз Коржибского (Перлс часто указывал на него, как на один из источников) - "карта - это не территория". Карта, которая может быть вполне точной, полной и удовлетворительной для военного, может быть совершенно непригодна для ботаника.
Из этого следует, что в двух системах, одинаково эффективно и точно описывающих реальность, мы можем не найти тождества в отношении описания некоторого определенного элемента. Каждый в своем значении зависит от системы в целом и не может быть вынут из контекста.
Значение этих философских рассуждений для нашей темы, наверное, уже понятно. "Сопротивление" - это не физико-химический "факт", независимо существующий в реальном мире, а всего лишь элемент в определенной системе описания, психоанализе. С точки зрения другой системы описания, например, Гештальта, это понятие как таковое может не иметь смысла, хотя в целом система вполне пригодна для описания целостных сегментов реальности, из которых извлекается "сопротивление".
Применим в действии эту предпосылку - что мы имеем дело не с реальностью, а с альтернативным ее описанием: представим себе гештальт-терапевта и классического психоаналитика, прослушивающих фрагмент записи разговора между пациентом и третьим терапевтом и сравнивающих свои замечания. Каждый будет описывать происходящее в своих характерных представлениях. Гештальтист будет говорить о мобилизации возбуждения и сознавания, об образовании фигур на фоне, может быть, о характерном поведении пациента, приходящего к тупику. Фрейдист скоро заговорит о перенесении и сопротивлении. Можно представить себе гештальтиста, оживленно указывающего на то, как пациент мобилизует свои ресурсы для самоподдержания, в то время как фрейдист будет слушать это нетерпеливо и говорить: "Может быть и так, ну и что?". Каждый будет отбирать феномены, более всего соответствующие определенным понятиям, с которыми он знаком, и затруднится оценить феномены, наиболее интересные для другого.
Теперь представим себе, что они обсуждают три коротких фрагмента, взятых из разных сеансов. Первый А - фрагмент взаимодействия, хорошо соответствующего классическому анализу, В - эпизод из гештальт-терапии, С - начальные две минуты работы терапевта какого-нибудь третьего направления. С некоторым трудом гештальтист опишет фрагмент А без понимания сопротивления, фрейдист тоже опишет фрагмент В, не пользуясь гештальтистскими терминами, но это довольно трудно будет сделать: трудно не признать "сопротивления" в фрейдистском примере или "мобилизации" в Гештальтистском, потому что эти вещи создаются действиями терапевтов.
Иными словами, фрейдист с первой минуты следит и ищет перенесения и сопротивления, и, конечно же, он заметит их, будет избирательно на них реагировать, а пациент будет реагировать на эту избирательность и скоро будет демонстрировать эти феномены. Точно такие гештальтист своими акцентами и своей избирательностью будет создавать определенные вещи. Здесь применимо старое наблюдение, что фрейдовские пациенты видят фрейдовские сны, а юнговские пациенты видят юнгианские сны.
Взаимодействие наших предполагаемых наблюдателей будет наиболее интересным в третьем фрагменте, который не дает основания для предпочтительной трактовки. Здесь может быть полезным дать довольно грубое различение между двумя видами сопротивления. Одно может быть названо "сопротивлением терапии" или терапевту. Другое - "сопротивлением жизни", или чувствам, или выражению импульса. Хотя они и не всегда могут быть различены с абсолютной точностью, различение может быть полезно как начальный пункт. Отсылки к первому, к сопротивлению терапии, быстро исчезают из гештальт-терапии.
Для драматизации, хотя и согласившись на некоторые упрощения, противопоставим существенные различия психоанализа и гештальт-терапии, описывая 5 шагов терапии, как она видится с двух позиций.
П. (психоанализ) 1. Всякая реальная и важная мотивация бессознательна. Пациент не может реально знать свои мотивы, хотя при условии и с помощью он может нечто о них узнать.
Г. (гештальт) 1. Намерения (не мотивы) фундаментально сознательны и могут быть знаемы, хотя часто люди могут не сознавать или неправильно понимать свои намерения.
П. 2. Терапевт может знать и знает или, по крайней мере, скоро узнает мотивы пациента. Он может рассказать их пациенту и расскажет в своей интерпретации.
Г. 2. Терапевт не обладает дополнительным определенным пониманием намерений пациента, он знает, что пациент может лучше узнать о своем намерении, и готов помогать ему в этом процессе.
П. 3. Пациент не реагирует на здесь и теперь присутствующего живого терапевта, он реагирует на него только на основе переноса, мотивов и чувств, привнесенных из прошлого.
Г. 3. Отношения терапевта и пациента является реальными отношениями двух людей. Если появляются налеты прошлого, со стороны ли пациента или терапевта, они как возможно быстро приводятся в сознание и отбрасываются.
П. 4. Если пациент принимает интерпретации терапевта, он, по-видимому, должен отказаться от своего взгляда на реальность и принять свою неполноценность. Однако, чтобы получить улучшение, это необходимо.
Г. 4. Поскольку пациент пересматривает свои взгляды на реальность в присутствии терапевта и с его помощью, нет конфликта точек зрения. Терапевт не "надстраивается" никаким способом. Оба проделали хорошую работу вместе, если сознавание пациента расширилось.
П. 5. Разумеется, пациент сопротивляется. И для терапевта будет весьма подозрительным, если пациент не показывает сопротивления.
Г. 5. Поэтому сопротивление маловероятно, а если оно случайно проявляется, терапевт готов взять на себя за него ответственность, как за непонимание или техническую ошибку.
Вместе с тем, гештальтиста весьма интересует второе сопротивление в нашей дихотологии - сопротивление жизни. Здесь, однако, есть еще один разворот. Мы говорим здесь о подавлении чувством импульсов, отход от участия в жизни, избегание контакта и опыта и т. д. Часто такого рода процессы и приводят пациента к терапевту, или, по меньшей мере, они скоро выясняются - в воздержании от упражнения, предложенного терапевтом, нежелании говорить и пр. Когда-то Перлс говорил о процессах, в результате которых это происходит, - ретрофлексии, проекции, десинтезации и интроекции. Я здесь не буду вдаваться в детали этих процессов, важнее, какое значение мы им приписываем. Это можно пояснить таким образом:
Если я стою на улице, а на другой стороне появляется приятель, у меня может возникнуть импульс перебежать к нему, но затем я воздерживаюсь, ради своей безопасности, потому что движение на улице велико. Такое решение вряд ли можно назвать "сопротивлением" - это скорее просто здравый смысл. Гештальтист скажет, что в субъективной реальности клиента то, что внешнему наблюдателю кажется "сопротивлением" или колебанием сделать ли определенный шаг в жизни, - это просто осторожность, такая же, как нежелание пересекать опасную улицу. Хотя импульс может содержать что-то привлекательное, общая оценка опасности - выше. Может быть, с некоторой точки зрения это воздержание ограничительно для клиента, может быть, он сам так думает, когда все же воздерживается. Но вместо того, чтобы называть воздержание "нехорошим", "сопротивлением" (или даже называть его "воздержанием", а не просто осторожностью), мы готовы видеть абсолютную правоту поведения клиента при том, как он видит мир. Принятие этого взгляда изнутри и исследование его, а не "маркировка" его извне - вот что такое Гештальт.
Коротко говоря, разница в том, что гештальтист придает мало значения тому, что другой терапевт может назвать актом "сопротивления". То, что делает терапевт, - еще один источник энергии, который может быть использован в непрекращающемся стремлении к сознаванию, самостоятельности и интеграции. Например, диалог может выглядеть следующим образом:
Т. (терапевт): Представьте себе мать на стуле напротив вас и поговорите с ней.
П (пациент): Я не хочу.
Типичные гештальтистские ответы могут быть такими:
1. Хорошо. Посадите меня на пустой стул и скажите мне, что вы не хотите выполнять это упражнение.
2. Ладно. Есть еще что-нибудь, что вы хотели бы сказать мне, что вы не хотите делать?
3. Хорошо. А как бы мать реагировала на это?
4. Если продолжать говорить о вашей матери, что бы вы хотели сделать прямо сейчас?
Список возможностей здесь бесконечен (гештальтисты известны своей изобретательностью), но во всех ответах может быть найдено нечто общее. Все они принимают то, что говорит пациент, как выход энергии, и следуют вместе с ним каким-либо образом, не называя это плохим, обструктиввым, "сопротивлением", не противопоставлясь этому каким-либо образом, а просто принимая это как нечто, с чем можно работать.
Итак, отвечая на вопрос, стоящий в заглавии, - "нет". Понятие сопротивления, необходимое и полезное в психоанализе, не находит себе места в Гештальте. Конечно, клиенты говорят "нет", отказываются выполнять упражнение, настаивают на поведении, кажущемся разрушительным, - но как раз ключом является слово "кажущийся" в последнем утверждении. Есть только энергия и сознавание, и маркирование энергии как "хорошо" и "плохо" затрудняет сознавание ее. (Не входя в детали, замечу, что называние поведения клиента "хорошим" может быть столь же вредным, как порицание). Выражая это радикально - если Гештальт-терапевт говорит о "сопротивлении" клиента, это больше сообщает о путанице в его теоретических взглядах, чем о клиенте!
ВВЕДЕНИЕ
В годы, когда я работал с Фрицем Перлсом, несколько тем, которые не вполне соответствовали тому, что я получил от него занимали мое внимание. Одна из них состояла в часто употребляемой им фразе - "минисатори". Он часто употреблял это выражение в ранние Исаленские дни, но я тогда не вполне понимал, что эти слова значат.
Другой темой была фраза, которую я иногда слышал от него, когда он работал с людьми, и два раза в лекциях: "Дайте ситуации самой управлять". Хотя обычно это имело определенный смысл в определенном контексте, я думал: "Какого черта он имеет в виду, и как это соотносится с принятием ответственности". Другой фразой, также взволновавшей меня, была фраза из статьи "Групповая и индивидуальная терапия" (в сб. Стивенса): "Начинайте танец отречения и само-свершения". Я помню, как я подумал: "Что это за чепуха про отречение? Я только начинаю получать нечто, а вы хотите, чтобы я отказался от этого?"
При том, что я был озадачен, эти фразы связывали меня с иным уровнем опыта. Время от времени в моей работе с Фрицем возникали особенно глубокие удовлетворяющие чувства разрешения в конце. Хотя я и не пользовался в те времена этим выражением, теперь я бы сказал, что ощущение было таково, что проблемы не разрешились, а растворились, они рассеялись и перестали быть реальными и важными: факт или ситуация остались, но перестали быть "проблемой".
В 1978 году все эти разрозненные моменты соединились в ясном понимании. Я показывал фильм, где Фриц работает с Глорией, классу. Хотя я видел его в третий или четвертый раз, одна фраза, которую я на сей раз услышал, как будто ускользала от меня раньше. О. Шостромм задает вопрос, какова цель гештальт-тералии, и в ответ фраза: "Цель Гештальт-терапии - пробудить людей от кошмара". Теперь все стало на свои места: этот старый, прокуренный нечестивец говорил о ПРОСВЕТЛЕНИИ.
Есть три фундаментально различных представления об улучшении в человеческой жизни. Одно - патологическая модель. С этой точки зрения, если что-то не в порядке, вы рассматриваетесь как больной, находящийся ниже нормы. С помощью лечения возможно вернуться в состояние здоровья, состояние "о'кей". Обычно считается необходимой внешняя помощь, хотя возможность "самолечения" допускается теоретически.
Во второй модели, модели роста, вы рассматриваетесь, как человек в норме, человек "о'кей", но возможно больше, вы можете начать с нормального состояния и прийти к чему-то лучшему (впрочем, оттенок чувств, связанных с первой моделью, проявляется и здесь: быть в норме не так "о'кей", как быть выше нормы). Внешняя помощь считается полезной для роста, но не столь необходимой, как в патологической модели. Не всегда необходимым, но часто встречающимся представлением является предположение, что рост требует усилия, как при наличии, так и при отсутствии помощи.
С третьей точки зрения, модели просветления, нет необходимости что-либо делать. Нет нормы и нет места, куда надо идти. Вы уже совершенны, всегда были и всегда будете совершенны. Форма совершенства может изменяться, но то, что вы "О'кей", не зависит от формы. Бутон - это совершенный бутон, а не несовершенная роза. Все, что необходимо, - сдвиг восприятия, видения. Разумеется, в течение жизни вы будете болеть и выздоравливать, заметите рост и будете постоянно меняться. Но все это не имеет никакого отношения к возможности реального переживания правильности и правоты того, каковы вы и где находитесь, включая состояние "болезни", отсутствие роста (как будто это возможно). С этой точки зрения нет "улучшения", "роста", "изменения", "разрешения проблем", есть только пробуждение и видение, что проблемы не о'кейности - это иллюзии. Фриц высказал это очень ясно в работе "Гештальт-терапия и человеческие потенции" (сб. Стивенса, 1975). "При успешном лечении невротик пробуждается от своего транса или миража. В дзен-буддизме этот момент называется большим пробуждением (сатори). В гештальт-терапии пациент переживает много меньших пробуждений. Приходя в чувство, он часто видит мир ярко и ясно".
Печать перлсовского гения в том, что он прошел все эти модели в течение своей жизни. Профессионально обученный в рамках патологической модели в медицинской школе и психоанализе, он начал его преобразования, фактически закладывая зерна подхода просветления. Все более видно, что он был открыт к прорастанию этих зерен и был способен поддерживать этот сдвиг. Хотя он часто возвращался к языку патологии или роста, он был тем, что он мог совершать, и был способен выразить это. Основная мысль этой книги - что гештальт-терапия - это работа просветления, пробуждение от самим же созданной сети иллюзий. Хотя она может быть приспособленной для решения проблем и для усилий, направленных на изменение (и часто так происходит), по существу это западный подход к Просветлению.
Таким образом, одна из целей этой книги - предложить такое понимание Гештальта, не как единственное, но как центральное (хотя часто не замечаемое). Структура книги соответствует этой задаче, первые три главы представляют Гештальт таким образом, что тема Просветления затрагивается, но не подчеркивается. Содержание этих глав будет, наверное, приемлемым для большинства гештальтистов. Я назвал этот раздел "Фоном" (прим. перев. - или "основой" - в англ. термине в отличие от нем. есть такой оттенок).
Второй раздел - "Появление" - содержит материал, лежащий как бы на грани гештальт-терапии, который может быть не столь приемлем для гештальтистов. Здесь многое ведет уже к точке зрения Просветления, а также намечаются и другие линии, выводящие за пределы Гештальта.
Раздел третий, "Фигура", содержит прямое формулирование Гештальта с точки зрения Просветления и является сердцевиной всей книги. Для меня написание этой части создало завершение и прояснение моих представлений о Гештальте, многие фрагменты нашли свое место, чего ранее мне не хватало. Я могу надеяться, что этот раздел поможет в том же и читателю.
У книги есть и другая цель. Кроме завершения моих отношений с Гештальтом и Фрицем, это начало: первоначальные формулировки линий работы и мышления, которые я надеюсь развить и расширить в следующей книге. У меня нет пока названия этой линии работы, она занимается структурой и фактурой человеческого опыта, тем, как реальность человека конструируется, приспосабливается, поддерживается и выражается. Гештальт был огромной поддержкой ддя меня в этой работе, так что справедливо, что первые ее наброски появляются в книге о Гештальте. Но продолжение работы потребовало от меня отхода от Гештальта, так что развитие этой темы уместно в книге, не центрированной на Гештальте.
Перечитывая вышенаписанное, я ощутил нечто весьма серьезное, гораздо более серьезное, чем то, что мне хотелось бы выразить. У книги есть и другая цель: в ней содержится множество увлекательных, интересных и бросающих вызов идей, формулировок и упражнений, которые могут быть полезными, откуда бы они ни исходили, просто в контексте самой жизни. Читайте, используйте и получайте удовольствие, если вам хочется, и не обращайте внимание на проблемы "Гештальт или не Гештальт" и прочие, в которые я время от времени вхожу серьезно.
