Но Клэр отказалась. Парик был дорогим, а семья, как она знала, испытывала материальные трудности. Она так никогда его и не купила. Это воспоминание даже теперь едва не вызвало у нее слезы. Клэр была огорчена и разочарована, осознав, что все еще не преодолела робости в выражении своих желаний, несмотря на работу над этой проблемой в ходе аналитической терапии, но в то же время ощутила значительное облегчение. Эта непреодоленная робость казалась ей ключом к разгадке своего огорчения в предшествовавшие дни. Ей просто надо было быть более откровенной с Питером и давать ему знать о своих желаниях. Интерпретация Клэр иллюстрирует, как частично правильный анализ может упустить важный момент и затушевать связанную с ним проблему. Она также показывает, что само по себе чувство облегчения еще не является доказательством действительна найденного решения. В данном случае облегчение возникло из-за того, что, достигнув псевдорешения, Клэр на время удалось уйти от главной проблемы. Если бы бессознательно она не была настроена найти легкий выход, наверное, она уделила бы больше внимания этой ассоциации. Это воспоминание было не просто еще одним примером отсутствия у нее способности к самоутверждению. Оно ясно указывало на навязчивое стремление уступать во всем своей матери, чтобы не вызвать у нее даже смутного недовольства. Та же наклонность проявилась и в нынешней ситуации. Несомненно, она была слишком робкой в выражении своего желания, но этот внутренний барьер возник не столько из-за робости, сколько из-за бессознательного расчета. Ее друг — из всего, что я о нем узнала, — был человеком обособленным, чрезмерно чувствительным к любому обращенному к нему требованию. В то время Клэр не осознавала полностью этот факт, но ощущала его в достаточной степени, чтобы воздерживаться от выражения любого желания, непосредственно касавшегося его времени, точно так же, как она всегда воздерживалась упоминать о возможной женитьбе, хотя нередко о ней думала. Попроси она его вернуться к уик- энду, он бы уступил ей, но с возмущением. Однако Клэр не могла осознать этот факт, не прояснив для себя недостатков Питера, а это пока еще было для нее невозможно. Она предпочла увидеть здесь главным образом свою роль, причем только ту ее сторону, в преодолении которой она чувствовала уверенность. Необходимо также упомянуть, что это был старый способ поведения Клэр, когда, чтобы сохранить непростые взаимоотношения, она брала всю вину на себя. В сущности, именно так она вела себя по отношению к матери. В результате приписывания Клэр всех своих бед и страданий собственной робости обида на Питера — по крайней мере на сознательном уровне — пропала, и она снова стала ждать встречи с ним. Это произошло следующим вечером. Но тут ее подстерегало новое разочарование. Питер не только опоздал на свидание, но и выглядел уставшим и при встрече с ней не выразил никакой радости. В результате она почувствовала неловкость. Он тотчас заметил ее холодность и — что, вероятно, было в его привычке — обиделся, спросив ее, уж не сердится ли она на него за то, что он не приехал на уик-энд. Она попыталась это слабо отрицать, но под давлением призналась в своей обиде. Она не смогла сказать ему о своей патетической попытке не обижаться. Питер не преминул упрекнуть ее в инфантильности и в том, что она принимает в расчет только собственные желания. Клэр почувствовала себя несчастной. В утренней газете заметка о кораблекрушении напомнила ей ту часть сновидения, где она раскачивалась на волнах. Когда у нее нашлось время подумать об этом фрагменте сна, ей пришли в голову четыре ассоциации. Первой была фантазия о кораблекрушении, где она представляла, как ее медленно уносит течением. Ей грозила опасность утонуть, но сильный мужчина спас ее. С ним она ощущала близость и чувствовала себя полностью защищенной. Он всегда будет держать ее в объятиях и никогда ее не покинет. Вторая ассоциация касалась рассказа, который заканчивался на такой же эмоциональной ноте. Девушка, потерпевшая множество любовных неудач, наконец встретила любимого и преданного человека. Затем Клэр вспомнила отрывок из сновидения, увиденного ею после знакомства с пожилым писателем по имени Брюс, обещавшим ей помощь и поддержку. В этом сновидении она и Брюс гуляли вместе рука об руку. Он был подобен герою или полубогу, и она была исполнена счастьем.
Благосклонность такого человека была для нее неописуемой милостью и блаженством.
Рассказывая об этом сновидении, Клэр улыбалась, ибо она слепо переоценивала великолепие Брюса и только позднее увидела его заскорузлость и жесткие внутренние барьеры. Это воспоминание заставило ее вспомнить другую, почти позабытую, фантазию, или, точнее, грезу, которая когда-то, в период учебы Клэр в колледже, еще до ее увлечения Брюсом, имела для нее немалое значение. Она мечтала о великом человеке, наделенном блестящим интеллектом, мудростью, видным положением и богатством. И этот великий человек шел ей навстречу, чувствуя, что за ее неприметной внешностью скрыты огромные возможности. Он знал, что немного везения — и она может стать красавицей и многого достичь. Он отдавал все свое время и все свои силы ее развитию. Он баловал ее дорогими подарками и даже купил ей роскошный дом. Ей приходилось много работать под его руководством, и не только над тем, чтобы стать большим писателем, но и над развитием ума и тела. То есть он должен был превратить гадкого утенка в прекрасного лебедя. Это была своеобразная фантазия на тему Пигмалиона, созданная воображением девушки. Помимо работы над собой, от нее требовалось быть преданной только своему владыке. Первая интерпретация Клэр этих ассоциаций была такова: они выражали желание вечной любви. Она высказала мнение, что этого хочет каждая женщина. Однако она осознала, что в настоящее время это желание усилилось, поскольку Питер не давал ей чувства безопасности и постоянной любви. Этими ассоциациями Клэр, сама того не сознавая, действительно коснулась сути проблемы.
Специфические особенности этой «любви», которой она так страстно желала, она увидела только позднее. Иначе говоря, наиболее важной частью толкования была мысль, что Питер не дал ей того, в чем она нуждалась. Эта мысль возникла мимоходом, словно она все время об этом знала, но в действительности это было ее первое осознание глубокой неудовлетворенности отношениями. Имеет смысл поразмышлять, было ли это внезапное на первый взгляд осознание результатом аналитической работы, проведенной в предыдущие дни. Несомненно, два недавних разочарования сыграли здесь свою роль. Однако подобные разочарования случались с ней и раньше, не приводя Клэр к такому инсайту. То, что в проделанной до сих пор работе она сознательно опустила все важнейшие моменты, не делает такое предположение необоснованным, потому что, несмотря на все неудачи, две вещи все же произошли. Во-первых, Клэр пережила сильное чувство потерянности, возникшее в связи со сновидением о чужом городе. Во-вторых, ее ассоциации, пусть даже в то время еще ни по одному пункту не ведшие к сознательному прояснению вопроса, вращались по все более узкому кругу возле основной проблемы и являлись такими прозрачными, какими бывают только тогда, когда человек близок к инсайту. Мы можем задаться вопросом, не мог ли сам факт появления у Клэр в этот период подобных мыслей и чувств способствовать более острой фокусировке на определенных факторах, даже если они по- прежнему не поднимались до уровня сознания. Основной посылкой, лежащей в основе этого рассуждения, является то, что значение имеет не только сознательное рассмотрение проблем, но и каждый шаг, сделанный в направлении этой цели. Однако в последующие дни, обдумывая последние упомянутые ассоциации, Клэр заметила дополнительные детали. Ей бросилось в глаза, что в первых двух ассоциациях этой серии мужчина выступал как спаситель. Один мужчина спас ее, когда она тонула; мужчина в романе предложил девушке убежище, чтобы уберечь ее от оскорблений и жестокости. Брюс и великий человек из ее грез, хотя и не спасали ее от опасности, тоже играли роль защитника. Обратив внимание на этот повторяющийся мотив спасения, защиты, предоставления убежища, она осознала, что страстно желала не только любви, но и защиты. Она также увидела, что для нее одними из достоинств Питера были его готовность и умение давать советы и утешать, когда она оказывалась в беде. И в этой связи ей открылось то, о чем она давно уже знала, а именно ее беззащитность перед нападками или давлением. Мы уже обсуждали ее беспомощность как часть навязчивой потребности всегда быть на «вторых ролях». Теперь она увидела, что эта беспомощность в свою очередь рождала потребность в ком-то, кто бы ее защитил. Наконец, она осознала, что ее страстное желание любви или замужества всякий раз обострялось, когда в жизни возникали проблемы. Осознав таким образом, что потребность в защите была важным элементом ее любовной жизни, Клэр сделала большой шаг вперед. Круг требований, которые включала в себя эта внешне безобидная потребность, и ее роль стали ясны только много позднее. Пожалуй, будет интересно сравнить это первое осознание проблемы с последним инсайтом, касающимся ее «личной религии». Такое сравнение нередко проводят в психоаналитической работе. Сначала проблема видится в самых общих чертах. Человек осознает не более того, что эта проблема существует.
Позднее он возвращается к той же проблеме с намного более глубоким пониманием ее значения.
В таком случае было бы неверно считать, что позднее добытые сведения не являются новыми, что человек знал о них с самого начала. Он не знал о них, по крайней мере на сознательном уровне, но путь к ним был уже подготовлен. Несмотря на определенную поверхностность, этот первый инсайт нанес удар по зависимости Клэр. Но даже приоткрыв для себя свою потребность в защите, она все еще не понимала ее природы и поэтому не могла прийти к выводу, что эта потребность была одним из основных факторов ее проблемы. Клэр также оставила без внимания содержание своих грез о великом человеке, указывающее на то, что от любимого мужчины она ожидала не только защиты, но и исполнения других функций. Следующий отчет, который мы обсудим, написан Клэр спустя шесть недель. Записи, сделанные ею в это время, не способствовали появлению какого-либо нового аналитического материала, но содержат некоторые важные наблюдения. Они касаются ее неспособности быть одной. Она не сознавала ранее этого внутреннего барьера, поскольку устроила свою жизнь таким образом, чтобы избежать каких-либо периодов одиночества. Теперь она заметила, что в одиночестве испытывала беспокойство или усталость. Все, что могло доставить ей удовольствие, теряло значение, когда она оставалась одна. Она работала гораздо продуктивнее в учреждении, где кругом были люди, чем дома, хотя работа была та же самая. В течение этого времени она ни разу не попыталась понять эти наблюдения или сделать какую-либо попытку проследить до конца свое последнее открытие. Учитывая огромную важность этого открытия, ее отказ разобраться в нем, несомненно, обращает на себя внимание. Если соотнести его с проявленным ею ранее нежеланием исследовать свои отношения с Питером, мы вправе предположить, что своим последним открытием Клэр подошла ближе к осознанию своей зависимости, чем могла вынести в тот период, и поэтому оставила свои аналитические изыскания. Возобновление ее работы было спровоцировано внезапной переменой настроения, случившейся однажды вечером во время встречи с Питером. Он сделал ей неожиданный подарок — хорошенький шарф, — и она была просто вне себя от радости. Но позднее она вдруг почувствовала усталость и безразличие. Подавленное состояние возникло после того, как она затеяла разговор о планах на лето. Клэр была полна энтузиазма, но Питер отнесся к этому равнодушно. Свою реакцию он объяснил тем, что в принципе не любит строить никаких проектов. На следующий день она вспомнила фрагмент сновидения. Ей снилась пролетавшая мимо огромная, с удивительно пестрым оперением и грациозными движениями птица. Она становилась все меньше и меньше, пока совсем не исчезла. Затем Клэр проснулась с тревогой и ощущением падения. В момент пробуждения ей пришла в голову фраза: «Птица улетела», выражавшая, как ей тотчас стало ясно, страх потерять Питера. Некоторые последующие ассоциации подтвердили эту интуитивную интерпретацию: однажды кто-то назвал Питера птицей, которая долго не живет на одном месте; Питер был красив и хорошо танцевал; красота птицы имела что-то нереальное; воспоминание о Брюсе, которого она наделила качествами, коими тот не обладал; сомнение — а не окружила ли она также ореолом и Питера; песня, доносившаяся из воскресной школы, в которой Иисуса просят взять Его детей под Свое крыло. Так страх потери Питера получил двоякое выражение: в виде улетающей прочь птицы и как мысль о птице, которая взяла ее под свое крыло — и бросила. Последняя мысль была подсказана не только песней, но также и ощущением падения, которое у нее было при пробуждении. В образе же Иисуса, берущего детей Своих под Свое крыло, получила продолжение тема ее потребности в защите. В свете последующих событий представляется, что отнюдь неспроста этот символ оказался религиозным. Клэр не углублялась в исследование своего предположения, что она окружила Питера ореолом. Но сам факт, что она увидела эту возможность, весьма знаменателен. Возможно, несколько позже это дало ей смелость более пристально взглянуть на Питера. Однако основная тема ее интерпретаций — страх потери Питера — была не только осознана как неизбежный вывод, который следует из сновидения, но и глубоко прочувствована как истинная и очень важная. То, что это было не просто эмоциональное переживание, но и интеллектуальное осознание определяющего фактора, следует из того, что множество прежде непонятных реакций вдруг стали совершенно ясны. Прежде всего она увидела, что прошлым вечером была не просто разочарована нежеланием Питера говорить насчет совместного отпуска. Его безразличие вызвало страх, что он ее покинет, а этот страх стал причиной ее усталости и холодности и послужил поводом ее сновидения. И многие другие подобные ситуации были прояснены аналогичным образом. Она вспомнила несколько случаев, когда чувствовала себя оскорбленной, разочарованной, раздраженной или, как накануне, уставшей или подавленной без какой-либо видимой причины. Она осознала, что все эти реакции проистекали из одного и того же источника, независимо от того, какие другие факторы могли здесь примешиваться. Если Питер опаздывал или не звонил, был занят другими делами, а не ею, если отсутствовал или же был напряжен или раздражен, если не проявлял к ней сексуального интереса, то всегда возникал все тот же самый страх быть покинутой. Далее, она поняла, что вспышки раздражения, иногда случавшиеся с ней во время встреч с Питером, происходили не от тривиальных ссор или, как он обычно ее обвинял, не из-за ее желания настоять на своем, а из-за того же самого страха. Ее гнев приписывался таким банальным поводам, как расхождение мнений о фильме, раздражение из-за его опозданий и т. п., но на самом деле был вызван страхом потерять Питера. И наоборот, ее переполняла чрезмерная радость, когда она получала от него неожиданный подарок, потому что в значительной степени это означало внезапное ослабление этого страха. Наконец, она связала страх быть покинутой с ощущением пустоты, которое испытывала, оставаясь в одиночестве, но не пришла к какому-либо окончательному пониманию этой связи. Был ли этот страх так велик потому, что она боялась быть одна? Или одиночество означало для нее быть покинутой? Эта часть анализа наглядно иллюстрирует удивительный факт, что человек может совершенно не осознавать страха, которым на самом деле полностью охвачен. То, что Клэр осознала теперь свой страх и увидела осложнения, которые он породил в их отношениях с Питером, означало определенный шаг вперед. Между этим инсайтом и предыдущим, касающимся ее потребности в защите, имеется двоякого рода связь. Оба открытия показывают, до какой степени все ее отношения с Питером были пронизаны страхами. Если говорить более конкретно, то страх оказаться покинутой отчасти был следствием ее потребности в защите: если она ожидала от Питера, что тот защитит ее от жизненных невзгод и опасностей, то она просто не могла себе позволить его потерять. Клэр все еще была далека от понимания истинной природы своего страха оказаться покинутой.
Она по-прежнему не сознавала, что то, что она считала глубокой любовью, едва ли было чем-то большим, чем невротическая зависимость, и, возможно, поэтому она не могла понять, что ее страх основывался на этой зависимости. Отдельные возникавшие у нее в этой связи вопросы по поводу своей неспособности оставаться одной, как мы увидим в дальнейшем, относились к делу гораздо более, чем ей это казалось. Но поскольку проблема в целом оставалась неясной, из-за того что с ней было связано еще слишком много неизвестных факторов, Клэр не смогла даже пронести здесь точного наблюдения. Анализ Клэр своего приподнятого настроения, когда она поручила в подарок шарф, был верным в доступных ей пределах. Без сомнения, важным элементом ее безмерной радости было то, что этот знак расположения на некоторое время ослабил ее страх. То, что она не рассматривала другие элементы своего чувства, едва ли можно приписать сопротивлению. Она видела только частный аспект, относившийся к проблеме, над которой она тогда работала, — страх оказаться покинутой. Примерно неделю спустя Клэр осознала и другие элементы, связанные с ее приподнятым настроением, когда она получила подарок. Обычно она не плакала в кино, но в тот вечер у нее выступили слезы, когда у героини фильма, оказавшейся в ужасном положении, неожиданно нашелся друг и помощник. Она высмеяла себя за такую сентиментальность, но это не остановило слез. Впоследствии Клэр почувствовала необходимость объяснить свое поведение. Сначала она подумала, что, быть может, слезы выразили, как она, не сознавая того, несчастна. И, разумеется, она нашла причины этого отчаяния. Но ее ассоциации в этом направлении ни к чему не привели. И только на следующее утро ее внезапно осенило: ведь заплакала она не тогда, когда героиню постигло горе, а тогда, когда в ее судьбе неожиданно произошел поворот к лучшему. Клэр осознала то, на что не обратила внимания вчера. Она всегда в подобных ситуациях плакала. После этого ее ассоциации выстроились в единую линию Она вспомнила, как в детстве всегда плакала, когда добрая фея-крестная осыпала Золушку неожиданными подарками. Затем ей вспомнилась ее собственная радость от подаренного шарфа Следующее воспоминание касалось случая, произошедшего в период ее замужества. Обычно муж делал ей подарки только на Рождество или на день рождения, но однажды к ним приехал его важный деловой партнер, и они втроем отправились в магазин покупать ей платье. Она никак не могла решить, какое из двух платьев выбрать. Тогда муж сделал великодушный жест, предложив ей взять оба платья. И хотя она прекрасно знала, что этот жест был сделан не ради нее, а скорее чтобы произвести впечатление на коллегу, тем не менее была необыкновенно счастлива и берегла эти платья больше, чем другие. Наконец, она обратила внимание на два момента в своей грезе о великом человеке. Первый относился к сцене, в которой, к ее полному удивлению, он выбрал именно ее для своих благодеяний. Другой касался сделанных ей подарков и событий, которые она представляла себе в малейших деталях: путешествий, которые он предлагал, отелей, которые он выбирал, женских платьев, которые он приносил домой, приглашений в роскошные рестораны. Ей никогда ни о чем не приходилось просить. Она почувствовала себя совершенно ошеломленной, подобно преступнику, который столкнулся с неопровержимым доказательством. Так вот какой была ее «любовь»! И она вспомнила слова одного своего друга, закоренелого холостяка, о том, что женская любовь — это всего лишь ширма для эксплуатации мужчин. Она также вспомнила свою подругу Сюзанну, которая в свое время сильно удивила ее, сказав, что вся эта болтовня о любви вызывает у нее отвращение. «Любовь, — скачала Сюзанна, — это лишь честная сделка, в которой каждый партнер вносит свою долю, чтобы создать нормальные товарищеские отношения». Клэр была шокирована, сочтя эти слова цинизмом: Сюзанна погорячилась, отрицая существование и ценность чувств. Но сама она, как теперь осознала, наивно приняла за любовь нечто, состоявшее в основном из ожиданий, что ей преподнесут на серебряном блюде все материальные и нематериальные блага. Ее любовь в своей основе была не чем иным, как паразитированием на ком-то другом! Этот инсайт был совершенно внезапным, но, несмотря на такой неприятный сюрприз от себя, она вскоре испытала значительное облегчение. Она правильно почувствовала, что действительно выявила свою роль в том, что делало ее любовные отношения столь сложными. Клэр была настолько переполнена своим открытием, что совершенно забыла событие, с которого начался анализ, — слезы в кино. Но она возвратилась к нему на следующий день. Слезы выразили ее безграничное умиление при мысли о внезапном исполнении самых сокровенных и страстных желаний исполнении чего-то такого, чего она ждала всю жизнь и верить во что даже не осмеливалась. Следующие две недели Клэр прослеживала свой инсайт в нескольких направлениях.
