ТЕНЬ СВЯТОГО ВАЛЕНТИНА
— Простите, Вы замужем?
— Нет, просто я так выгляжу.
Как считает народная мудрость, все женщины хотят замуж. Вообще. Не то чтобы за определенного человека, а “взамуж” по определению. И точка. Народная мудрость — это серьезно, ибо даже если в какой-то период жизни — молодой ли, зрелой ли — реальная женщина совершенно не помышляет о браке (например, прямо сейчас ей эта проблема ни к чему, других хватает), она никак не может игнорировать Народную Мудрость, которая ждет от нее “правильной” установки. Чтоб как надо, то есть. Кому надо, зачем надо — это все пустое. Надо — значит надо, и нечего умничать. Ну что поделать, стереотипы так и устроены: согласны мы или нет, они на нас влияют. Итак, замуж следует хотеть, стремиться и рваться. Как бы наша личная точка зрения ни отличалась от общепринятой, эту общепринятую имеет смысл рассмотреть внимательно, “без гнева и пристрастия”. Предупрежден — значит, вооружен.
С первого взгляда ясно, что состав этого императива довольно сложен. Безусловно, в нем перепутались “послания” разной природы: биологические, исторические, культурные, социальные. Начнем, пожалуй, с историко-культурных. Наследие веков — это серьезно: мы же понимаем, что для женщины замужество так долго было единственным способом устроить свою жизнь, что установка на это единственно приемлемое решение глубока, как Марианская впадина. Реальность не в счет. Ну и что, если она может обеспечить и себя, и возможных детей, и даже родителей? Ну и что, если так называемая личная жизнь вполне устроена и устраивает? Древняя пропись все равно сигналит: не то, опасно, рискуешь, нарушаешь.
Подумайте о бесчисленных поколениях женщин, в том числе и наших с вами прародительниц. Так ли уж трепетно и сладко им было идти к венцу? Да не всегда, наверное. А каковы же были реальные альтернативы? В приживалки, в незамужние стареющие тетушки при братьях или сестрах? В монастырь? Остаться при родителях упреком, укором, а то и позором? Нам слишком трудно представить во всей неприглядной наготе тот скудный выбор, который открывался перед молодой женщиной — и от которого “для бедной Тани все были жребии равны”. И хотя в сегодняшней жизни возможностей значительно больше и они иные, древняя пропись свое берет. И если мы в своей единственной и неразменной жизни ее нарушаем, это серьезное решение. Бывали — уже в двадцатом веке, не так давно — периоды, когда казалось, что древняя пропись мертва. Что “гнилой институт буржуазного брака” повержен — эмансипированные и отважные подруги, казалось, стали обычным явлением. Об этом можно прочитать во многих мемуарах незаурядных женщин. Мне это утверждение помнится из воспоминаний Надежды Яковлевны Мандельштам, где оно далеко не главное и высказано “к слову”, но о том же думали и писали многие. Ан нет, жив курилка. Декорации меняются, реальные обстоятельства могут быть самыми разными, но “устроенной” в большинстве культур считается замужняя женщина — какой бы иллюзорной и даже отрицающей здравый смысл ни была эта “устроенность” при ближайшем рассмотрении.
Впрочем, есть прописи и постарше, есть наследие биологическое. Человеческий детеныш остается беспомощным очень долго, нуждается в безопасности, тепле, материнском молоке, а нынче — еще и в памперсах. И что самое главное — в безраздельном внимании двадцать четыре часа в сутки. Спина кормящей матери, возможность полностью сосредоточиться на заботе о дитятке должны быть кем-то прикрыты, подстрахованы. Биологическому сценарию все равно, кем и чем: сообществом ли индейских скво, законным ли мужем традиционного европейского брака, подругами, сестрами, бабушками, мамками-няньками.
От тропических островов до гренландских торосов жизнь женщин обычно организовывалась так, чтобы более или менее обеспечивать выращивание здорового потомства. Как ни грустно, но не будем забывать, что в эти механизмы регуляции воспроизведения почти всегда входила и та или иная практика инфантицида (детоубийства) — от закапывания в аравийский песок новорожденных девочек до ужасной и такой немудреной практики отказа от кормления младенца в нищей русской деревне: покричит-покричит да и затихнет, отойдет, невинная душенька, как бы даже и своей смертью… Почему, за что? Да все просто: чтобы прокормить тех, чьи шансы на выживание выше. И с точки зрения матушки-природы эта ужасная практика так же рациональна и оправдана, как воспетое и освященное бережное отношение к матери. Зачем я об этом? А затем, что не стоит покупаться на рассуждения о том, что женщина “биологически” предназначена для жизни в браке, путать интересы рода, сообщества — и интересы самой женщины. Родовой, биологический сценарий — явление особого порядка, очень серьезное и полностью свободное от человеческих чувств, желаний или угрызений совести. Возможно, все как раз наоборот: чувства и желания ему служат, если им позволить.
Ну так вот, возвращаясь к теме “хотения замуж”. Традиция — раз, биологическая целесообразность — два. С ними не то чтобы не поспоришь, просто определяться в таком споре тяжеловато: оппонент везде, вокруг, на сколько хватает взгляда и памяти, да еще и внутри, в виде жизненных “сценариев” и едва ли не инстинктивных побуждений (вроде гнездостроительной активности животных в брачный период). Как “разговаривают” с нами древние прописи? О, разумеется, не напрямую: они слишком огромны. Косвенно, языком все тех же желаний и чувств — как будто наших. Языком семейных “сценариев” и норм: не знаю, откуда я это знаю, но так должно быть. Языком преобладающих в окружающей действительности установок и мифов.
Например, в российской практике довольно серьезную роль играет мотив отделения молодой женщины от родителей с их согласия и, если повезет, благословения. Дочь, рвущаяся к самостоятельной жизни — поселиться отдельно, самой устанавливать правила своего дома, — это вроде бы и нормально… Но не совсем: “Тебе что, с нами плохо?” — “Да нет, не плохо, но пора, хочется своего, я уже взрослая”.— “Вот выйдешь замуж, тогда и будет тебе свое. Еще вспомнишь, как не ценила родителей”. Или что-нибудь в этом роде. Как у Киплинга в одном стихотворении — что-то насчет послушной дочери своей матери в родительском доме, но госпожи — в своем. То есть, тьфу, не в своем, а в мужнином: викторианские же времена, какой там “свой дом”! О, сколько поспешных и нелепых браков было заключено не потому, что уж очень хотелось “к” — или “с”, — а потому, что отчаянно тянуло “от”! И даже возможность решить квартирный вопрос тут не так много изменила: “взрослые девочки”, вполне способные написать диссертацию или возглавить отдел продаж, живут в своих симпатичных, снятых по случаю квартирках часто с непонятным чувством вины перед родителями, особенно перед мамой: отделение состоялось, что называется, без уважительной причины.
Еще одна составляющая пресловутого “хотения замуж” — самооценка. Когда потихоньку начинают выходить замуж подруги, когда на работе и вообще где угодно поглядывают искоса: мол, что с ней не так? — велико искушение при случае всем доказать: со мной все в порядке! Многих взрослых и не состоящих в браке женщин так и спрашивают: “Почему не замужем?”. Между прочим, я не встречала ни одной, кого бы спросили с той же специфической интонацией: “Почему замужем?”. Хотя, в сущности, причины могут быть очень разные. Например, очень надоело выслушивать этот вопрос. Достали, что называется.
Вот сколько веских и серьезных оснований для того, чтобы стремиться к узам Гименея в соответствии с распространенным убеждением, что женщины “заманивают” мужчин в брачные сети. Охо-хо, ведь и правда порой легче этой легенде подыграть, чем заявлять о своих принципиальных расхождениях с ней. Недешево обходилось в любые времена нарушение негласных правил. Вот и сказки сплошь и рядом заканчиваются свадьбой. И наша Василиса вышла замуж, да еще как удачно-то, аж за царя — и с тех пор никто больше ничего не слышал о ее премудрости…
Брак как общественно-полезное устройство — это понятно; откровенный цинизм института приданого или калыма просто фиксируют отнюдь не романтическую правду традиционного замужества: у вас товар, у нас купец. И все было бы тихо, прилично и совсем уж беспросветно, и никакие Тристаны с Изольдами и Ромео с Джульеттами не беспокоили бы воображение подрастающего поколения, если бы…
Если бы в этом общественно-полезном раскладе не было еще одной фигуры, о которой пока речь не заходила. Еще одной могучей силы, которая вмешивается от века и по сей день в дела и помышления как мужчин, так и женщин, позволяя им все-таки пережить несовершенство человеческих отношений — как в браке, так и вне его. Ну да, речь о ней. О любви. О дивной способности на какое-то время забывать обо всем на свете, включая собственную персону, и считать существование другого человека более важным, чем существование озоновой дыры, идиота-начальника и неоплаченного телефонного счета.
В сущности, эволюционное излишество, но какое! Не это ли имеют в виду, называя ее “чудом” — то есть тем, чего быть не может? Подумайте сами: ни с того ни с сего думать о совершенно постороннем человеке день и ночь, более всего на свете желать его увидеть, услышать, а если очень повезет, то и потрогать — такое возможно? Теоретически — не должно бы… Однако почти каждая из нас по личному и близких подруг опыту знает, что не только возможно, но и почти обязательно. Душа, не пережившая этой счастливой тоски, этого нормального умопомешательства — обыкновенного чуда, чего-то очень существенного о себе и о мире не знает.
Позвольте, так мы все-таки о любви или о браке?
Вот тут-то и парадокс, тут-то и источник множества недоразумений. Если, к примеру, считать брак исключительно “организацией”, чья задача — экономический союз с целью выживания, выращивания детей, заботы о стариках, то все выглядит довольно уныло, но по меньшей мере понятно. В этом случае функция чувств — сугубо служебная, как в поговорке “стерпится — слюбится”.
Наши далекие предки понимали под счастьем вообще не состояние души, а везение, случай: “двери, по счастью, не были заперты” или “не было бы счастья, да несчастье помогло”. И только. И все. И когда сказка или иной сюжет заканчивается тем, что такая-то пара стала жить-поживать и добра наживать, это и есть “старинное” понятие счастья в браке: достаток, здоровье и, самое главное, отсутствие бед. Не овдоветь, не похоронить одного за другим детей, не покинуть этот мир в родильной горячке, оставив детей сиротами, — ну не счастье ли? Дожить до старости в нашем понимании этого слова выпадало немногим.
Кстати, вас никогда не удивляло обилие мачех в сказках? Одна сторона этого феномена — символическая: черная тень матери, ненавистная часть самой важной в жизни ребенка фигуры. Но другая-то упирается в практику, быт: надо же кому-то вести хозяйство и присматривать за оставшимися после покойницы детьми! Жена хороша здоровая и смирного нрава, не сварливая, а если хороша собой — еще лучше. Само собой, небезразлично приданое и статус семьи, с которой породнился. “Повезло с женой, — скажут тогда соседи, — посчастливилось”. Женское счастье — “устроить свою судьбу”. Конечно, лучше с милым, чем с немилым, но выбирать могли далеко не все и не всегда.
Вопрос о счастье в современном смысле как бы и не возникает, если только муж не полное хозяйственное ничтожество (в благородном варианте — мот и игрок) или не патологически жесток, властен, скуп. В первом случае грозили голод и лишения для себя и детей, во втором — побои и притеснения, то есть несчастья. Если бы мы спросили у Василисы Премудрой или ее европейских сказочных сестер что-нибудь про счастье в браке, имея в виду определенные переживания и чувства, нас бы, боюсь, просто не поняли…
Любая сваха в уездном городишке позапрошлого века знала, что при всех практических соображениях все-таки лучше, если “товар” и “купец” друг другу приглянутся. Мороки меньше, перспективы лучше, станут жить-поживать и добра наживать, веселым пирком да за свадебку. Но даже во хмелю никакая Авдотьюшка не полагала, что в ее ремесле подбора “парочек — баранов да ярочек” любовь — основное. Авдотьюшка бывала обычно теткой практичной, природу брака как организации понимала как никто, ну, а уж если для особо разборчивой купеческой дочери надо было галантерейности подпустить, давала соответствующие инструкции. Между прочим, ритуалы ухаживания — дело вполне функциональное, обратите внимание на само слово: за кем еще, кроме женщин, “ухаживают”? Правильно, за детьми, болящими, цветочками — за теми, кто сам о себе позаботиться не может. В ритуалах этого рода фиксируется важнейшее сообщение: “он” может — и, кажется, непрочь — обо мне заботиться, может быть внимателен к моим потребностям. Для полностью зависимой в рамках традиционного брака женщины это, согласитесь, крайне важно. Пока еще можно хоть что-то выбирать, это ее последний шанс заподозрить неладное: а ну как жаден, а ну как груб? Упустишь момент, только и останется, что полагаться на “стерпится-слюбится”…
Идея или мечта о том, что брак может быть “счастливым” не только обстоятельствами, возникла довольно поздно, когда сами браки стали больше заключаться по свободному выбору или, как стало принято говорить, по любви. Тут-то и начинается путаница. Все больше людей разделяют мысль о том, что счастье — это способность к определенному видению жизни, а не сами ее обстоятельства: возникает психологическое, “душевное” измерение. А это означает, что начиная с тех пор и по нынешнее время счастье в браке прочно связывается со способностью видеть нечто бесконечно привлекательное в привычном, ежедневном. Да и живут теперь люди все дольше и дольше…
С другой стороны, романтическая любовь-влюбленность, имеющая ограниченный “срок годности” с легкой руки литературы объявляется единственной разновидностью этого чувства, если оно претендует на “интересность”. В давние суровые времена за типичным браком стояли принуждение, житейская необходимость, долг — никто и слыхом не слыхивал о браке как удовольствии, таких требований к нему и не предъявляли… А ведь весь довольно невеселый опыт прошлого — прошу прощения, уже позапрошлого — века с его скучающими у семейного очага героями и страдающими у него же героинями — это длительная и тяжкая попытка совместить уклад и чувства, социальный институт и чувства, совместное ведение хозяйства — и опять же чувства… С тех пор человечество перепробовало все: “свободную любовь” и возврат к традиционным ценностям, полную честность в отношениях и полное ханжество, материальную зависимость и таковую же независимость от спутников жизни… Рецепта счастливого совместного существования, который бы позволил без боли и потерь пережить первую — по определению краткую — фазу “мечтаний и желаний”, не нашлось. Между прочим, в свое время алхимики искали рецепт философского камня еще дольше — несколько столетий. Тоже не нашли, зато сильно продвинулись в том, что потом стало химией и медициной.
Современное сознание категорически не желает видеть в браке его сермяжную неласковую подкладку, требует одновременно все и сразу: романтической любви, хозяйственных совершенств, родства душ, сексуальной гармонии и товарищеской “командности”, розочек и сердечек дня святого Валентина прямо в наваристом борще. Как говорится в той же интернетовской коллекции, “Настоящая жена — это женщина, которая умеет закатывать три вещи: банки, глаза и истерику”. Даже монархи, которым вообще “не положено по должности” потакать своим чувствам, желают жениться исключительно по любви. А романтическая традиция к тому же предписывает считать Любовью только первую ее фазу — так сказать, “острую”. Протекающую в накале чувств, в угаре страсти, с высокой температурой и нарушениями ориентации в пространстве и времени. Вот и получается престранный набор марьяжных ожиданий: чтоб все как в первый день — гром с молнией, розы-грезы, во власти страсти, — но чтоб навсегда! А иначе — типичное “не то”.
И когда еще наживешь опыт разных видов, форм и стадий любви, когда еще сердце научится не тосковать по “утраченному раю” и признавать противоречивую природу глубоких отношений с другим человеческим существом, когда еще… Сколько раз, пока этот опыт накапливается, оказывается под угрозой и душевная близость, и чувства, и сам союз — в частности, брак.
По данным некоторых исследований — правда, западных, но все равно любопытных, — наиболее удовлетворенными своей жизнью назвали себя две категории людей: мужчины, никогда не состоявшие в браке, и женщины, расторгшие его по собственной инициативе. Прогноз, между прочим, и у тех, и у других не так чтобы безоблачный: “по статистике” им положено с течением лет больше болеть, хуже приспосабливаться к изменениям и вообще жить в среднем меньше, чем добровольные заложники семейных уз. Один восьмилетний мальчик, случайно услышав во взрослом разговоре упоминание этих данных, буркнул: “Так им и надо!” —??? — “Не захотели трудностей, вот и болеют. Все закаляются, а они нет”. Возможно, дитя и правда кое-что угадало? Довольство жизнью, да еще “внесенное в декларацию”, наводит на размышления об избегании чего-то, чего избежать без расплаты, видимо, почти невозможно…
Чего? Что такое есть в совместной жизни с другим человеком, о чем глухо предупреждают поговорки и анекдоты и чего столь многие в конце концов просто не выдерживают? “Вы знаете, моя жена — ангел”. — “Счастливец! А моя еще жива”. О чем это? Мы знаем, но ужасно не хотим в это поверить. Мы готовы скорее признать, что брак наших родителей был не вполне идеальным, что наши собственные отношения с партнерами “не сложились”, — но не признавать саму идею. Какую? Как написал один социолог (по-моему, лучше и короче об этом не скажешь): “Человек — даже без враждебных намерений, без желания причинить боль, вне какой бы то ни было установки на агрессию, а просто самим выражением факта своего существования — может причинять ущерб другому человеку, представлять для него прямую угрозу”. Совместная жизнь — уже в силу постоянного пребывания на виду друг у друга, разнообразия возможностей “выражать факт своего существования” — несет в себе взаимную угрозу. Близкие отношения — а не о близости ли все мы мечтаем, когда хотим любить и быть любимыми? — не только греют, но и ранят. Не только светят, но и травят. Увы.
В самой любви есть тени, “драконовы зубы” враждебности. Во всякой любви, по определению. Даже в любви матери к маленькому ребенку.
О, об этом не принято говорить в еще большей степени, чем о мрачных сторонах брака! Ребенок такой беззащитный, он так недавно был ее частью, у него такой смешной хохолок на макушке, такие крошечные пальчики — и двадцать четыре часа, полностью посвященные удовлетворению его потребностей, в какие-то моменты доводят “ангел-маменьку” до такого белого каления, что она сама себя пугается. И есть чего испугаться. “Так бы об стенку и шваркнула!” Девяносто девять из ста никогда не реализуют эти злобные, разрушительные импульсы в прямом действии, — то есть не шваркают. Но описан же детскими невропатологами shaken baby syndrom (затрудняюсь перевести на русский гладко, корявым, но достаточно точным переводом будет “синдром тряханутого младенца”). Трясли, то есть — но слишком резко, со зла, а может и того, об стенку… А если “трясти” очень сильно или очень часто, то уже и травматическая микросимптоматика наблюдается, складывается в устойчивую картину синдрома. Что, звери какие-нибудь, чудовища? Да нет, обычные родители, больше матери. И преимущественно вполне любящие. Но — “не справились с управлением” собственными агрессивными импульсами. С теми самыми тенями, которым якобы не место в ослепительном сиянии любви. Даже той любви, которая считается самой бескорыстной и самоотверженной…
И если “драконовы зубы” есть даже в этой любви, что уж говорить о двух совершенно отдельных взрослых людях, которые рискнули не только “встречаться”, но и жить вместе… “Придешь домой — там ты сидишь” — это ведь не только о специфической совковой безнадеге. Вы не задумывались, почему анекдоты на семейные темы вечны, а комедии все чернее? Вот несколько “фишек” из Интернетовской коллекции — остроумие, как мы помним, позволяет совместить запретные импульсы и социальную норму. Что касается запретных импульсов, то “тротиловый эквивалент” недоброжелательности в браке можете подсчитать сами. Ну вот, навскидку, без особого разбора: “Брак — это партизанская борьба за личные интересы” — неплохо, особенно учитывая все, что в нашей культуре известно о ведении партизанской войны: эшелоны летят под откос, полыхают деревни, “немцы далеко?” и все такое прочее. “Когда поздравляешь жену с праздником, главное — не сорваться на крик” — тоже славно, только очень жалко обоих. “Люди, которые женятся по глупости, как правило, начинают очень быстро умнеть”; “Когда он с фразой “У нас есть что-нибудь вкусненькое?” лез в холодильник через пять минут после обеда, мне хотелось дать ему сзади пинка! И захлопнуть дверцу” — ну, эти двое друг друга стоят…
Избежать проявлений агрессии, видимо, нельзя. Можно только обращаться с ней с должным почтением и более или менее грамотно: придавать цивилизованную форму, разряжать вовремя, не накапливать во взрывоопасных количествах. И все равно то и дело застывать в печальном недоумении перед одним из самых мучительных парадоксов обычной человеческой жизни: “Состоять в браке поистине ужасно. Единственное, что еще хуже — в браке не состоять”. Это сказал Карл Витакер, один из самых знаменитых и почитаемых специалистов по семейной психологии и семейной терапии. Между прочим, он прожил в браке с единственной и любимой женой Мюриэл очень много лет, а детей у них было шестеро. Что тут добавишь?
