Бравые новые дни

Разве мы живем в однополом обществе? Не легче ли ребятам быть более нежными и выражать свои эмоции? Как часто люди говорят: “Сегодня значительно легче быть в роли молодой женщины”.

Конечно, сейчас многое изменилось. Но стало ли от этого легче? Все зависит от того, обращает ли человек внимание на внешние препятствия, многие из которых толкают молодого человека к сражению с его “внутренним сторожем”. Этот бой может быть очень жестоким.

За современными риторическими целями молодой женщины стоит старый посыл: ты не должна. Даже зная, что запасной выход (ведущий прочь от опасности определиться в жизни) может оказаться ловушкой, она все равно пойдет туда, так как обычно в детстве девушек не учат сопротивляться соблазнам.

Можно, конечно, обнаружить начало развития этого конфликта, обратившись к раннему периоду зарождения эдипова комплекса. Но давайте все же примем за точку отсчета тот момент, когда мы осознаем свою сексуальность.

Теоретики, изучающие поведение мужчин и женщин, принимают за основу тесную привязанность юношей и девушек к матери. Оба пола имеют мужские и женские качества, а также мужские и женские варианты эдипова комплекса. Оба пола желают восстановить природную привязанность к матери. После полового созревания, когда это примитивное чувство активизируется, как юноши, так и девушки наталкиваются на невозможность исполнения этих желаний. Причины, которые мешают им удовлетворить свои желания, — различны.

Для юноши это является общественным табу. Считается, что инцест (кровосмешение) не разрешается по причинам, которые не имеют ничего общего с половым созреванием юноши. Он возможен, но запрещен обществом. Соперником юноши является отец, и эта внутренняя компенсация смягчает удар. Юноша должен ждать момента женитьбы, он мечтает обладать своей будущей женой так, как хотел обладать матерью. Задолго до этого свои сексуальные желания он может удовлетворять с более опытной женщиной, которая бессознательно явится для него как бы заменой матери. Или с проституткой, или с миссис Робинсон (из фильма “Выпускник”). Он может фантазировать об удовлетворении своих сексуальных желаний как, например, сраженный любовью юноша из повести Тургенева “Первая любовь”. Как только юноша откажется от сексуальной любви к матери, его эдипов комплекс будет разрушен. Далее он отождествляет себя с отцом и собирается унаследовать свои прерогативы в мире мужчин. Последовательность прогрессивна: мать—отец—зрелость.

Для девушки история с эдиповым комплексом подобна замкнутому кругу. Процесс здорового развития психики должен закончиться для нее отождествлением со своим полом, девушка должна совершить прыжок от матери к отцу и затем снова к матери. При этом возникает вопрос о зависти к мужскому половому члену. Фрейд определяет это скорее как уподобление, нежели как комплекс неполноценности.

Тема, связанная с пенисом, возникла однажды, когда моя десятилетняя дочь пошла в ванную.

“Ты когда-нибудь хотела иметь такой пенис, как у мужчин?” — спросила я у дочери.

“Нет, — ответила она весело и через некоторое время добавила: — Конечно, есть определенные преимущества. Ты можешь летом отлить на улице, не расставляя ноги”.

Очень рациональная оценка, хотя дочь еще не связала эту анатомическую особенность с различием в привилегиях мужчин и женщин. Молодая девушка разочарована, узнав, что не может проявить физическую любовь к своей матери по причине того, что еще не ясно, когда половая зрелость принесет с собой прилив крови к клитору. Она может пытаться страстно целовать мать, как это делают в кино, но мать это не трогает, лишь несколько смущает. Психоаналитик Джульетт Митчелл описала это явление в смелом очерке, основываясь на теории Фрейда о различии между полами.

"Никакой запрет не разобьет ее любовь к матери, но она узнает, что у нее нет ничего, чем она могла бы реализовать эту любовь. Чувство неполноценности… приводит ее на путь к женственности. Позитивный эдипов комплекс у девушки (любовь к отцу) не так сильно развит, как у юношей, к тому же нет причины отказываться от него полностью, напротив… девушка находит свое традиционное место в патриархальном обществе, как только ей окончательно удастся достичь эдиповой любви к отцу".

Отец поддерживает этот выдуманный роман, тронутый чувствами невинного создания.

Возможно, борьба между матерью и юной дочерью возникает не только потому, что она учится быть ревнивой к матери как к сопернице, но и потому, что она чувствует в себе страх, когда это чувство оставляет ее. Препятствия, с которыми она сталкивается при воплощении своих желаний, — такие же, как у ее матери, однако мать косвенно виновата в них. Если мать не сумеет сбалансировать это чувство ревности у своей дочери, то из нее затем не получится жены.

В этом круге эдипова комплекса любая девушка может прийти в замешательство при переносе чувств с одного объекта па другой. Нет причины отказываться от любви к отцу, это может произойти, если девушка теряет интерес к жизни. Если общество пронизано антипатриархальными идеями, то возвращение к традиционной роли матери как модели поведения тоже не слишком привлекательно. Она уже знает, что это пустой помер. Процесс переноса чувств с матери на отца и обратно на мать может наполнить сердце девушки сомнениями. На кого же в этом мире она должна быть похожа? Мать, которая оказала сильное влияние на ее “я”, может предложить молодой девушке энергичную и провокационную модель поведения. И таких матерей становится все больше и больше. Унылы перспективы тех девушек, чьи матери уже смирились и утратили свою индивидуальность. Молодая женщина, которая горячо желает отказаться от формы поведения матери, должна поспешить, прежде чем внутренний голос соблазнит ее вернуться под старый семейный кров. Самый быстрый способ выхода из этой опасной зоны — прыжок в другую форму поведения. Она рядом, стоит лишь пройти в гостиную, где он там читает газету.

Эврика! Я буду как он. У него есть все, что мне нужно. Если я стану его копией, я буду самой собою. Я буду внутри него, и он меня рассудит по справедливости. Затем я обрету уверенность в своих силах, и меня будут уважать.

Вы только послушайте этих женщин, которые считают, что они внезапно нашли путь дополнения себя. Вы можете услышать, как жены адвокатов говорят о необходимости поступить в юридический колледж. Вовсе не обязательно затем заниматься юридической практикой, надо просто окончить колледж и Дополнить самое себя. Вы услышите жен академиков, которые хотят получить степень, жен бизнесменов, которые говорят об открытии небольшого магазина или агентства недвижимости. А как часто жены врачей говорят (как Нита из главы 7) о своем желании получить медицинское образование. Даже если они имеют талант в данной области, все равно это только предлог.

Как и многие двадцатилетние женщины, сегодня Нита сравнивает себя со своим партнером и говорит: “Если он может, почему не могу я?” Она не принимает в расчет тот факт, что ее муж — мужчина и делает то, что, как считают все, он должен делать. Его отец, мать, друзья, учителя и все общество являются его союзниками, поддерживают его на этом пути. Реальность для него — это опора. Реальностью для молодой женщины, которой дают разрешение на карьеру, являются ее профессор и муж, сказавший: “Хорошо, действуй”. В результате она должна разорвать свои связи с матерью и отказаться от любви маленькой девочки к отцу. Реальность во многих случаях выступает как ее противник, в то время как необходимо, чтобы она стала другом.

Опасность успеха

Опасность успеха для женщин была впервые показана доктором психологии Мичиганского университета Мэтиной Хор-нер в 1968 году. В результате ее исследований выяснилось, что у женщин желание стать студентками университета осложнено противоречивыми чувствами. Достижение успеха в учебе в условиях конкуренции, особенно если соперничать приходилось с мужчинами, сопровождалось потерей любви и популярности. Чем более компетентной становилась женщина, чем большего успеха она добивалась, тем больше усиливался этот конфликт.

И дело не просто в том, что никто не возьмет в жены женщину, если она достигла слишком большого успеха и стала независимой. Мы должны помнить, что субъектами исследования Хорнер были первокурсницы университета. Их биографии свидетельствуют о том, что чувство страха перед достижением успеха и провалом может сохраниться даже в том случае, если женщина встретит партнера, воодушевляющего ее (как Ниту). Причем это чувство не один десяток лет сохраняется в памяти женщин, вышедших замуж (неважно, счастливо или нет).

Проблема усугубляется при неподчинении голосу “внутреннего сторожа”. Женщина, которую родители учили угождать мужу, подвергается большому риску, если становится слишком независимой. Как только она соберется сама управлять своей судьбой, тотчас же “внутренний сторож”, расстроенный ее неповиновением, в ярости набрасывается на нее. Это показывает его тиранический характер. Он стремится ее одурачить. Или наказать, предсказывая провал: “А я тебе говорил…”. В самых скрытых уголках ее души могут затаиться чувство одиночества и растерянность.

Опасность мягкотелости

Юноши тоже подавляют некоторые аспекты своей личности, особенно те, которые могут помешать активности и проявлению мужественности. Добавьте к этому и постепенный разрыв первичной связи с матерью. Юноша идет на это, традиционно угождая своему отцу и/или добиваясь признания в мире, в результате его чувствительность притупляется. Он должен быть сильным, но не мягкотелым.

Одним из способов защиты внутреннего “я” является отрицание. Если юноши чувствуют себя слабыми, или ощущают страх, или готовы расплакаться, они учатся сдерживать эмоции, направлять их энергию на преодоление внешнего препятствия, облекать их в конкретную форму. Когда юноши в первый раз играют в американский футбол, они не думают о том, получат травму на поле или нет, и даже если им больно, они стараются “не подавать вида”. И конечно, ни один из пилотов бомбардировщика В-52 во Вьетнаме не думал о тех разрушениях, которые они оставляли внизу. В-52 может быть назван максимальным технологическим выражением для военного человека, который отказывается быть человечным,

Хотя отрицание и облечение в конкретную форму являются незрелой формой защиты, они отвечают потребностям юношей отмести внутренние сомнения, рискнуть. Активное действие возможно тогда, когда человек не обременен самоанализом или сопереживанием, хотя это и означает для него утрату свободы в выражении своих эмоций, по крайней мере, в юности.

Взгляд дальше собственного носа

Если бы каждый из нас имел установку на “хорошо” в конце двадцатилетнего возраста, это было бы очень печально. Блестящие молодые мужчины могли бы провести остаток своих дней, принеся себя в жертву внешнему успеху, гоняясь как скаковая лошадь по кругу, на котором нет финишной ленты, и обладая приблизительно такой же способностью к проявлению эмоций. Если бы женщины, рано вышедшие замуж и родившие детей, оставались в клетке, они, вероятно, могли бы убедиться в своей неполноценности и развиваться, ненавидя себя. Так и происходит с теми людьми, которые остановились в своем развитии и не хотят рисковать.

Давайте шагнем вперед.

Дчя тех, кому двадцать, все, что произойдет с ними в последующие двадцать лет, окутано тайной. Жизнь с ее стрессами и опасностями несется на нас, дурачит ложными страхами, отвлекает от истинных злодеев, которыми являются части нашего внутреннего “я”, гримасничает, внося неожиданные изменения в нашу перспективу, ведет нас через секретные переходы в поисках недостающих частей нашей личности. Даже в конце жизни мы далеко не полностью знаем, что нам предстоит.

Тем не менее, источник нашей индивидуальности смещается с внешней стороны на внутреннюю, и это психологическое движение нашего внутреннего “я” и есть ключ к тайне. Это заставляет многих мужчин и женщин переключаться с полюса двадцатилетнего возраста на другой, противоположный, полюс в сорокалетнем возрасте.

Это хорошо видно, когда мужчины и женщины рассказывают истории своей жизни. Особенно заметна разница в том, как они рассказывали историю первой половины жизни. Мужчины рассказывали о действиях, которые они предпринимали. Женщины же говорили о реакции людей на них.

Мужчины, говоря о своем жизненном пути, отталкивались от линии карьеры. Они оценивали себя на каждом этапе движения по “карьерной лестнице”, которая вела к достижению мечты. Любовное партнерство рассматривалось ими как дополнение к настоящей любовной связи. Они думали об успехе и выражали свою индивидуальность в работе. Мужчины говорили о своих женах и детях лишь как о помощниках или помехе в достижении мечты. Мужчины редко говорили о потребностях или о поддержке самых близких им человеческих существ. Человеческие отношения редко увязывались с тем, что мужчина считал основным путем развития в жизни до тех пор, пока не достигал сорокалетнего возраста.

Женщины, в отличие от мужчин, долго и нудно рассказывали свои истории, сконцентрировав внимание на привязанностях, расставаниях с другими людьми: родителями, любовниками, мужьями, детьми. Центральной нитью их повествования о жизни в юности были человеческие отношения. Осуществление свое личной мечты было чаще всего незаживающей раной, женщины сначала выбирали эта мечту, потом отказывались от нее, затем снова начинали думать о ней. Они думали о ней до замужества, до того, как родили детей, или после развода. Женщины, сделавшие карьеру, описывали эту линию в общем; говорили о выборе, перед которым они оказывались, о профессии, которую настойчиво осваивали вместо того, чтобы выйти замуж за Питера, или о том, как они ушли от Пола. Многие из них боялись завести семью, считая, что это может повредить их карьере. Однако редко удавалось найти талантливую и добившуюся успеха женщину до тридцати пяти лет, которая чувствовала бы себя сформировавшейся без мужчины.

До недавнего времени большинство мужчин и женщин в нашем обществе проводили добрую часть своих двадцати или тридцати лет, имея одну или две иллюзии: что успех в карьере обессмертит или что партнер дополнит их. (Эти иллюзии живы еще и теперь.) Мужчины и женщины шли разными путями. Представление о карьере как единственной цели жизни оказалось порочным, оно многих завело в эмоциональный тупик. Но приносит ли привязанность женщины к мужчине и детям более полное удовлетворение, чем карьера?

Каждый пол, казалось, имел одну половину буханки хлеба и расстраивался, что не имеет другой половины. А были ли то половинки одной буханки? Мужчины добивались внешних достижений. Женщины же воспринимали это так: “Что хорошего в том, что станешь президентом, если потеряешь связь с семьей и чувствами?”

Женщина ревниво относилась к целям мужчины. Мужчину расстраивало признание женщины.

Как только мужчины и женщины подходят к середине жизни, ситуация начинает меняться. Многие мужчины, с которыми я беседовала, сказали, что хотят научиться ответственности. У большинства женщин проявилось стремление к изменению модели поведения. Что же произойдет?

Глава 12. СЦЕНЫ ИЗ ЖИЗНИ: ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ПРОСМОТР

В образованной тридцатипятилетней замужней женщине скрывается молодая девушка, которая хорошо помнит, что такое быть победителем в споре или получить высшую отметку на занятиях; как с бешено бьющимся сердцем управлять разгоряченной лошадью или поднять ее двадцать раз на дыбы, пока у нее не пойдет пена изо рта… Девушка, которая была уверена в своих силах, в осуществлении мечты и писала в дневнике: “Когда я вырасту, я буду как Соня Хени (или Эстер Вильяме, или Лоис Лейн, или Элизабет Тейлор)”, и которая, вероятно, стала матерью того, кто сейчас говорит: “Я хочу быть похожим на Билли Джин Кинга”.

Как же так, эта женщина уже достигла тридцатипятилетнего возраста и все еще должна спрашивать у мужа деньги на расходы? И чем он весь день занимается у себя в офисе с красивыми молоденькими девушками, если, придя вечером домой, говорит: “Дорогая, я сегодня очень устал”. Разве он не знает, что под шрамами от растяжки кожи скрываются ее сексуальные инстинкты, которые работают так хорошо, как никогда раньше? Почему она должна скучать целыми днями? Убивать время — это самоубийство. Время, которое она убивает, это все, что осталось у нее в жизни.

В среднем возрасте в женщине проявляются так называемые плохие черты внутреннего “я” (“Я не знаю, во что мне верить”, “Я даже не уверена, что мне нравятся мои дети”) и стремление найти такую модель поведения, которая позволит ей самоутвердиться, самой направлять свою жизнь и нести за нее ответственность. Это рвутся наружу ее внутренние чувства: “Дайте мне войти в этот мир! Я хочу быть изящной и важной. Я хочу, чтобы мой талант был оценен по достоинству. Можно ли начать учебу с того момента, когда я ее прекратила? Могу ли я еще быть привлекательной дчя мужчин? Я хочу, чтобы меня принимали всерьез. Я хочу, чтобы мне помогли избавиться от моих страхов”.

Под маской жесткого, медленно, но упрямо продвигающегося по жизни сорокалетнего мужчины, полностью отдающего себя работе, скрывается юноша, сдерживающий слезы: “Время уходит!” Этот “юноша” хочет сказать: “Как я сожалею о некоторых вещах, которые делаю: раболепствую перед начальством и зарываю молодые таланты, трачу время на составление деловых бумаг и проталкиваю на мировой рынок ненужный продукт. Лучше бы я стал кому-то другом (например, своим детям) или хоть на йоту увеличил реальную ценность мира. Но время уходит. Если я не потороплюсь, не стану менеджером или не напишу бестселлер, то потерплю фиаско в жизни. Я стану неудачником, который ждет, когда от него избавятся за ненадобностью. Я не горжусь тем, что не гоняюсь за каждой аппетитной задницей, хотя моя жена дома отдаст все за одно только прикосновение. Но я знаю, как попасть наверх. Боже мой, я не могу больше рассчитывать на этот старый разболтанный механизм. Он слишком ненадежен, и именно тогда, когда я в нем нуждаюсь”.

В мужчине просыпаются и требуют, чтобы он их принял, признал, усвоил, те чувства, которые он раньше подавлял в себе. В нем начинает проявляться его скрытое чувствительное “я”. “Я хотел бы, чтобы мне разрешили оставаться самим собой: иногда мягким, зависимым, но наряду с этим тщеславным и жадным, ревнивым и конкурентоспособным. Я не хотел бы, чтобы меня считали сильной личностью. Я хотел бы, чтобы меня избавили от этого панического страха”.

Лишь собственное “я” может спасти мужчин и женщин, находящихся в середине жизни. При прохождении жизненного цикла нелегко освободиться от чужого влияния в своих фантазиях, так как основные элементы нашего внутреннего “я” связаны с другими людьми: родителями, друзьями, детьми или наставниками. Когда мы переходим ко второй половине жизни, привязанность к этим людям становится меньше или вовсе утрачивается. И выясняется, что привязанности, которые мы считали жизненно важными, не столь значимы для нас. Осознание этого толкает нас на поиски истинного единства с нашим внутренним “я”.

Карл Юнг был первым крупным аналитиком, который рассматривал средний возраст как время максимального потенциала для развития личности. В это время мы стремимся к неразделенное™ внутреннего “я”, чего нам всегда не хватало. Надежда на обретение безопасности в другом исчезает, конфликт назрел. Следовательно, мы можем освободиться от многих наших архетипических представлений “женского” и “мужского”, которые мы подсознательно проецируем на партнера. Юнг говорит о необходимости “сопоставлять наш собственный контрсексуальный аспект” и интегрировать его, что позволит произвести экстраординарное обогащение всего опыта.

В конце концов, это неустановившийся процесс. “Нетрудно представить, что случится, если муж проявит мягкость, а жена — остроту ума”, — пишет Юнг. В том, что мужчины среднего возраста становятся мягкими по характеру, а женщины — воинственными, он видит признак того, что этим людям не удалось согласовать свою внутреннюю жизнь с признанием себя. Левинсон также отмечает принятие женских качеств в себе как одну из важных задач для мужчины при переходе к середине жизни.

Многие мужчины обнаруживают в себе ранее подавленные чувства, которые пробиваются сквозь маску, как только человек достигает среднего возраста. Сорок лет — это время, когда происходит обнаружение тех эмоциональных свойств внутреннего “я”, которые не подходили для сильных, динамичных, рационалистичных молодых мужчин в двадцать пять лет. Многие из этих качеств переносились на женщин, которых они могли любить, бояться или ненавидеть за то, что те имеют такие качества.

Наиболее чувственно смог показать этот процесс Федерико Феллини, когда, достигнув середины жизни, снял фильм-ностальгию об отрочестве “Амаркорд”.

“Мужчина привык рассматривать женщину как тайну, проецировать на нее свои фантазии. Она мать, жена, или проститутка, или Беатриче у Данте, или муза. Мужчина годами продолжал скрывать лицо женщины под маской, подсознательно избегая возможности познать неизвестную часть себя самого”, — говорит Феллини.

Для мужчины, находящегося в середине жизни, решающий шаг — заглянуть под маску и познать неизвестное, что бы он ни увидел. Это мужественный шаг. Однажды я встретила мужчину, который находился как раз в этой точке жизни.

Человек с быстрой реакцией

Миллионы американцев каждый вечер слушают его анализ событий в мире. Он — звезда, телекомментатор. Его лицо знают лучше, чем лица членов кабинета министров. Он может позволить себе загорать на Карибском море. Его доход в десятки раз выше доходов отца (у которого вообще редко были деньги). Он может закрасить седину в волосах, держать себя в хорошей физической форме (к его услугам самые дорогие тренажерные залы в Манхэттене), выбрать по своему вкусу женщину и пригласить ее в свою передачу, а ощутив дискомфорт, воспользоваться услугами дорогого психоаналитика. В тот день, когда наши дороги пересеклись, его попросили позировать художнику для портрета, который будет представлен на выставке наряду с двумя дюжинами портретов других мужчин и жепшин — наиболее замечательных представителей различных профессий. Портрет — еще одно свидетельство, с помощью которого мир дает ему понять, что в возрасте сорока шести лет он достиг практически верха.

И что же? Оказывается, этого недостаточно.

“Я рядом с вершиной горы, которую видел, будучи еще молодым человеком, но на ней нет снега. Это большей частью соль”, — выпалил он.

“Я беседовал со многими парнями, которые добились успеха в разных областях, но они забросили свою личную жизнь. Они останавливались в росте в возрасте двенадцати — четырнадцати лет, когда их охватывало желание добиться чего-нибудь. Во всем, что касается их профессии, они — зубры, но в личной жизни у них беспорядок. Там, где должны были быть сопутствующие стимулы для роста, их не оказалось. Сейчас они приходят к мысли, что должны соединить обе части жизни. А это требует борьбы.

Я уже готовлюсь к тому дню, когда меня скинут с этой горы, покрытой солью. Вся моя жизнь прошла под девизом "Подняться сюда". А сейчас я хочу обрести новую цель и кого-нибудь, кто разделит ее со мной и окажет мне моральную поддержку па пути вниз, — сказал он и добавил с усмешкой: — Потому что сейчас мне нужна небольшая помощь”.

Этот человек пытался решить вопросы, с которыми сталкиваются мужчины его возраста. Для телекомментатора значение его членства в клубе тех, кто добился успеха, полностью изменилось после перехода к середине жизни. Его брачный союз распался через двадцать один год, хотя ему казалось, что продержится все пятьдесят лет. Он осознал, что недостаточно заботился об укреплении семейных связей.

“Я женился на ней, когда учился в университете. Она была хорошенькой девушкой, такой же молчаливой, как я. Я всегда старался соблюдать дистанцию. Подходил к ней поближе, а затем убегал. Она сердилась, когда я ее отталкивал. В конце концов я испугался и ушел совсем. Так нельзя поступать с человеческим существом”.

Я сказала ему, что это широко распространенный синдром.

“Почему же у нас столько проблем с противоположным полом? — взорвался он. — Дчя мужчины самый важный после работы (и даже более важный, чем работа) вопрос — это его личные отношения с женщиной. Почему же именно в этом вопросе он плавает?”

“Мужчин не вознаграждают и не поощряют за смелость в интимных отношениях”, — заметила я.

“Как меня злит все это! — он вскочил на ноги, забыв о том, что должен сидеть, пока художник рисует портрет. Телекомментатор забыл все, кроме острого желания выразить отрицательные эмоции своего внутреннего “я”. — Нас обвиняют в том, что мы не нежные и не мягкие по характеру, однако, мы тут ни при чем. Эта сторона нашего “я” не имела возможности развиваться. Все, что мы слышали, это "напористость, успех, работа"”.

После дальнейшего разговора оказалось, что в сорок шесть лет он пытался примириться с новыми для себя чувствами.

“Я могу выйти на улицу и закричать во все горло: "Я ненавижу тебя, ты дерьмо" — и никто не повернется на мой крик. Но если прокричать: "Я люблю тебя", то сразу же остановятся десяток людей, — Он ударил кулаком по своей ладони. — Это неправильно”.

Важно отметить, что выражение любви и нежности — это единственное, что привлекает внимание женщин в двадцатилетнем возрасте. А противоположное мнение было приведено выше.

Переход в сорокалетний возраст потряс этого мужчину. Он терял иллюзии, как деревья — листья в сентябре. Никому не удастся избежать столкновения между представлениями о самом себе в двадцатилетнем возрасте и реальностью в сорокалетнем возрасте. Пример тому — мой герой.

“Ты недоволен и даже не знаешь, чем, — говорит он о первых проявлениях новых чувств. — Тебя охватывает беспокойство, ощущение, что ты не получил от жизни все, что должен был получить”.

“Неужели ничего уже нельзя изменить?” — спрашивает он, со страхом ожидая ответа. Отчего же, можно, но некоторые изменения могли быть предприняты раньше. В сорок лет этому человеку было слишком поздно исправлять свое фривольное поведение, из-за которого его жена в отчаянии уединилась в пригороде. Вся структура семьи сломалась. Он оставил “непонимающую его” жену и обратился к понимающему аналитику.

Теперь он живет с женщиной его возраста, которая тоже сделала успешную карьеру, она не подавляет его гордость. Они вместе в течение трех лет, с того момента, как ему исполнилось сорок три года, и уже преодолели страх перед переходом к середине жизни. Она знает его плохие привычки. Как только он начинает раздражаться или повышает голос, она просто улыбается и спрашивает: “Ты что сегодня шумишь?”

“И еще, — комментатор внезапно останавливается, раздумывая, стоит ли продолжать, — это, конечно, очень личное, но почему бы не сказать об этом? Ты занимаешься любовью и вдруг устал, потерял интерес, и тогда говоришь: "Почему бы нам не пойти спать?" — и не думаешь о том, что ты только что совершил ужасное преступление!”

Мы с художником зааплодировали.

“Но если бы люди на улице, наблюдающие за нами, знали об этом, что бы они подумали?” — спрашивает он.

“А они этого не видели. Интимные отношения — это не телевизионная передача”, — напомнила я ему.

Было приятно видеть мужчину, который так возбужден и хочет найти подход к своим подавляемым чувствам. Установившаяся система жизни и близкая женщина, кажется, расширили его способность воспринимать чувства. Беспорядок остался позади.

Сразу после того, как я опубликовала интервью с телекомментатором, мне позвонила его бывшая жена. Она хотела встретиться со мной и рассказать свою часть истории.

“Это была моя маленькая месть, когда он оставил меня, — начала она, сняв пальто. — Я переделала свою норку”. Это симпатичная женщина с великолепной фигурой и веселым, несколько морщинистым и красным от косметики лицом. Она говорит, как в наркотическом опьянении, описывая одну из самых ярких выходок мужа. Затем ее глаза широко открываются и загораются, как прожекторы. Она обладает чувством юмора и оживляется, рассказывая о прошлом.

Я спросила, как сейчас обстоят ее дела. Она не стала рассказывать, как жила эти четыре года после ухода мужа, но описала последний ужасный год их совместной жизни. Тогда время для нее остановилось. Она застряла в том времени и все еще продолжает ставить себе препятствия на пути к развитию индивидуальности. Многие из них вполне реальны: четверо детей и апатия, наступившая после того, как она была оставлена мужем. Однако то, как она рассматривает эти явления, мешает ей сделать поворот от ее нынешней роли к какой-нибудь другой и убежать из “тюрьмы”, в которую, как она думает, превратилась через двадцать лет ее глупая мечта о жизни в пригороде. “Наш брачный союз действовал всего один час в неделю, когда мы обсуждали хозяйственные дела”.

Все было не так, как должно было быть. Она вспомнила свой скучный маленький промышленный город, где работала в телефонной компании, и увлечение “высоким, стройным и красивым” смутьяном, который собирался поступить в университет. “Я сделала все, чтобы он обратил на меня внимание. Я мечтала переехать в Нью-Йорк и сделать карьеру. Это казалось невозможным. Мой отец работал на заводе. Мы были бедны”.

Когда ей шел восемнадцатый год, на автобусной остановке она встретила его. Когда они достигли двадцатилетнего возраста с его стандартными иллюзиями, у них уже выработался типичный стереотип поведения: он делал деньги, а она заботилась о нем, оставив свою мечту стать деловой женщиной.

“Он поразил меня своими амбициями, это был человек, который добивался всего, а я только могла быть ему поддержкой. Я была редактором в университетской газете и всегда хотела заниматься журналистикой. Одно время мне даже стало казаться, что все получится. Он мечтал быть похожим на Эдварда Марроу и также стать миллионером в сорок лет. До свадьбы у нас с ним были романтические отношения. Но как только я стала хозяйкой в его доме, он начал видеть во мне мать. А его мать во всем ему противоречила”.

Она была абсолютно права в этом. Я уже слышала это из уст самого комментатора, который только недавно увидел камень преткновения в их отношениях.

“Террор начинается с матери, — сказал он. — Я боюсь, когда на меня давят. Мать любит вас, но она и давит на вас. Она не дает вам упасть и ушибиться. Я вижу женщину в образе матери. Она всегда интересуется, где и с кем вы были, почему сделали то-то и то-то. В вас закрадывается страх почувствовать себя плохим мальчиком. Вы боитесь, что ваша женщина заставит вас чувствовать то же самое, как будто вам не удалось сделать ее полностью счастливой”.

Мысленно приписав жене черты матери, мужчина таким образом создал удобного козла отпущения, которого мог обвинить во всех своих страхах и ограничениях. Отговорка типа “она не позволила мне” (появившаяся, когда мать объясняла ему. почему он не может стать профессиональным игроком в бейсбол) была автоматически перенесена на жену. Она не мешала ему стать телезвездой. Она никогда не интересовалась его деятельностью. Когда же она попыталась это сделать, то была тут же остановлена.

“Куда это ты собралась?” — спросил он, увидев ее в своей машине.

“Я думала, что поеду сегодня с тобой и посмотрю, как ты играешь в гольф”.

“Но там не будет никого из жен”.

“А я бы хотела пойти”.

“А ты не хочешь сидеть у меня на коленях перед каждой передачей?”

Как и многие из нас, этот мужчина стал просто мастером по использованию любых отговорок, чтобы не подпускать ее к себе. Он все время твердил жене, что был “плохим мальчиком”, и это позволяло ему легко удерживать ее на дистанции, как мать.

“Я ущипнул эту девушку в библиотеке”, — начинал он.

“О чем ты говоришь?”

“О, ты знаешь, все парни делают это. Это мелочь”.

“Если это мелочь, то почему ты тратишь на это так много времени?” Ее злость, ослабленная чувством зависимости, легко проходила. А его признание помогало ему снова почувствовать себя “хорошим мальчиком”.

Но он не мог проявлять нежность по отношению к жене. “Я не осознавал, что просто уклонялся и увертывался, — рассказывал он мне. — Глубоко в душе я чувствую любовь и нежность, однако мужчины почти никогда не проявляют эти чувства по отношению к своим женам из опасения, что те их подавят”. Этого риска легко можно избежать, проявив чувство взаимопонимания вне ближайшего круга, например, с чужой женой где-нибудь в номере отеля.

Его жена вспоминает: “Казалось, что он говорит: "Вот тебе моя совесть. Тебе решать, заботиться о ней или нет, пока я буду бездельничать"”.

Между мужем и женой строится целая цепь таких секретных посылок: “Моя жена очень общительна. Пусть она заботится о нашей светской жизни” или: “Я творческая личность. Слава Богу, что я женат на органайзере”. В большинстве случаев человек передает другому то, чем ему или ей не хочется заниматься, и это может быть прекрасно. Процесс становится деструктивным, если один партнер передает другому необходимые функции своего “я”. Взяв на себя ответственность за свою совесть, комментатор должен был бы отказаться от флирта, с помощью которого дистанцировался от интимных взаимоотношений. Предоставив жене останавливать (или не останавливать) его, он мог продолжать оставаться проказником-мальчишкой, доставляя себе удовольствие. При этом он, естественно, не рассказывал жене, что стал встречаться с другими женщинами.

Для сохранения дистанции со своей госпожой он использовал другой механизм. Он стал придираться к мелочам: “Я начал ухаживать за милой австралийской девушкой, прекрасным человеческим существом, — объяснял он. — Икры ее ног были чуть-чуть тяжеловаты. Целый год меня это не раздражало, однако потом ее икры стали казаться мне все толще и толще. Через некоторое время я видел уже только их. У другой женщины раздражающим фактором могла стать прическа или манера одеваться. Полгода или даже год я болтался по миру как недоносок, пока не понял, что это не для меня. Я превратился в безжизненного, сухого, холодного человека. Подсознательно я наделял женщину качествами своей матери или сестры, и это затем отталкивало меня. Все, что она ни делала, было плохо. Я просто искал причину, чтобы уйти от нее”.

Дома, конечно, его жена всегда все смягчала. Он вечно искал, к чему придраться. Ее юбки были слишком короткими, а груди — слишком большими. Она была недостаточно соблазнительна дома. Или очень энергично выражала восторг в момент оргазма, что снижало его потенцию. Он отказывался от контрацептивов из-за ее “спонтанности”. Затем он грозил уйти от нее, если она не позаботится о последствиях. Так продолжалось до ее второго аборта в возрасте тридцати двух лет.

“Думаю, я тогда уже знала, что все начинает разваливаться”, — говорит эта женщина сегодня. Она оставалась в переходе к тридцатилетнему возрасту и думала, что муж обеспечивает eй безопасность. Желая расширить круг своих возможностей, она научилась водить машину и устроилась работать в банк. Поняв, что может добиться успеха в учебе и легко заводит друзей, она обрела уверенность в себе. Так они продвигались по жизни.

“Почувствовав себя комфортно, я начала верить, что жизнь принесет мне удовлетворение”, — говорит она.

В тридцать лет, когда хочется осесть и заняться хозяйством. она настояла на том, чтобы он приобрел домик в пригороде, который закрепил бы ее чувство безопасности.

“Работа все больше и больше отрывала его от дома, поэтому мы с ним сталкивались нечасто. Наши отношения успокоились. Немножко повзрослев, я осознала преимущество стабильного финансового положения. Я играла в теннис на закрытом корте и завтракала с друзьями, расплачиваясь за завтрак. Пропасть между мной и мужем увеличилась, когда он приблизился к сорокалетнему возрасту. После двух лет страшных унижений я почувствовала, что наступает кризис. Он даже не брал меня за руку. Я говорила: "Боже мой, наша молодость проходит. Разве мы не можем поговорить? Разве мы не можем прикоснуться друг к другу? Что случилось? Ты что, убил кого-нибудь?"”

В сорок три года он признался, что причиной его отчуждения была любовная связь на стороне. Жена со слезами набросилась на него, исцарапала. На следующий день он ушел. Четверо детей тесно прижались к матери, как охрана. Уходя, он прокричал; “Я не могу вас выносить, дети. Вы — мусорная куча. Я ухожу от вас!”

Есть и другие пути вскрытия нарыва в супружеских отношениях, но поскольку взрослые учатся решать различные проблемы в основном так, как это делается в кино и телепередачах, то внешне спокойный уход из семьи кажется естественным. Однако в кино не показывают, что случается после такого ухода. В реальной жизни уход одного из партнеров вызывает чувство беспокойства и деградацию личности другого.

Каждый день он звонил ей и просил разрешения вернуться назад: “Я болен. Я разрываюсь на совещаниях. У меня страшное расстройство желудка”.

Она поставила условие, которое он должен выполнить, чтобы вернуться в семью. Она потребовала, чтобы он посетил психиатра. И стала ждать его прихода. Она придавала очень большое значение этой встрече. Думала, что он придет и начнет просить прощения, хвалить ее, по крайней мере, проявит уважение.

“Где почта? Что у нас есть поесть?” — были его первые слова.

Все случилось так, словно он никогда не уходил и кризиса в их отношениях не было. Больше того. За две недели одиночества она сделала поразительное открытие: муж вовсе не обеспечивал ее безопасности. Ничего не случилось с ней после его ухода. Разве что несколько глубже стало чувство эмоциональной опустошенности, но ведь оно было всегда.

“Он продолжал жить своей собственной жизнью. Мне же приходилось сидеть дома и воспитывать детей. Ничего не изменилось. Когда я поняла, как это ужасно, я заплакала. Но переживания помогли мне понять, какой жизнью мы живем. Я это реально почувствовала”.

В этом году он уходил из семьи пять раз.

Чувство комфортности пришло к ней не от расширения ее свободы (она прошла курсы агентов недвижимости, а затем ничего не делала), а от отчуждения своих переживаний. “Каждый раз после его очередного ухода мне становилось лучше в моей тюрьме”.

Они посетили консультанта по семейным отношениям. Однако ее мужу нужен был не этот специалист, а “адвокат”. Ему хотелось, чтобы “адвокат” представил его как жертву, а ее — как злодея. Все свои выступления он начинал с вопроса, обращенного к ней: “Почему ты не разрешила мне…” Все было бесполезно. Наконец он предложил жене провести так называемую “терапию”, и она ухватилась за это предложение, как за спасительную соломинку.

В ходе беседы специалист по семейной терапии сказал:

“Меня не перестает удивлять, как велико терпение некоторых женщин”.

Обновив мебель и покрасив жалюзи в своей “тюрьме”, она решила впервые устроить прием. Это он привык искать развлечения и контакты только в своей общественной жизни. Он никогда не хотел иметь таких друзей, которых принимают дома. Взрыв открытого неповиновения свидетельствовал о возросшем самосознании женщины: “Я стала чувствовать себя увереннее и прекратила быть пассивным, слабовольным человеком, каким была все эти годы. Мой муж уже не знал, что со мной делать”. К черту разрешение! Она организовала великолепный “стол”, пригласила полсотни гостей и с головой окунулась в празднование своего дня рождения. Ей исполнился сорок один год. Муж тоже присутствовал, подчинившись ее воле, но для него это было большой нагрузкой.

“Когда муж ушел, — ей нравилось повторять эту фразу, — я не знала, что он уже жил с другой женщиной”. Затем последовал рассказ о ее проблемах с деньгами, об автомобильной аварии у одной дочери, аборте у другой. Все это было связано с человеком, который ушел от них четыре года назад. “Телефонная компания периодически предупреждает нас об отключении телефона за неуплату. Мой адвокат звонит его адвокату, тот звонит ответчику. Вот такая у меня сейчас жизнь”.

Человек со стороны скажет: зачем тратить годы, вяло подбрасывая бомбы и разжигая войну, которая уже закончилась? Почему она не продолжает развиваться? Причина довольно типична: она будет рассматривать его как врага, которого можно обвинить во всех проблемах, до тех пор, пока не поймет, что ее враг находится внутри. Пока же она продолжает свою борьбу с фантомом злодея.

Я описала женщину, обеспечивающую заботу. Эту модель поведения выбирают женщины, которые не собираются претворять в жизнь свою мечту. Такая женщина становится вспомогательным звеном для карьеры мужа и средством для производства детей в обмен на финансовую поддержку. Многие женщины выбирают такую модель поведения, считают возможным позднее понимать ее в широком смысле и не допускают разрыва брачного союза. Женщине, которая заботится о других, удается преодолеть переход к середине жизни без кризиса личности. Она не управляет развитием своей личности и не хочет этого.

Если вдруг процесс проявления заботы прервался (а это обычно случается при переходе к середине жизни), то вы услышите вопль человека, который заботился о других, например, как это случилось с женой телекомментатора: “Я любила быть матерью. Я любила быть женой-домохозяйкой. Мне нужно было, чтобы меня любили. А я никогда не чувствовала, что меня любят”.

• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• 12
• 13
• 14
• 15
• 16
• 17
• 18
• 19
• 20
• 21
• 22
• 23
• 24
• 25
• 26
• 27
• 28
• 29
• 30
• 31
• 32
• 33
• 34
• 35
• 36
• 37

• ← предыдущая
• целиком
• следующая →