Мисс Х призналась, что не может определить, в каком состоянии находятся ее товарищи А и В. Ей напомнили, что она бодрствует, что у нее не удалось индуцировать состояние транса, и потому она не может демонстрировать гипнотические явления, а А и В, опытные гипнотики, легко это делают. Она с этим согласилась. Тогда была высказана мысль, что если А и В находятся в состоянии транса, то у них можно вызвать отрицательные зрительные галлюцинации. Она снова выразила согласие. Автор отвернулся от всех троих, стал лицом к стене кабинета и сказал следующее: “Мисс X, поскольку я не гляжу на А и В, прошу вас следить за тем, каковы будут их ответы. В конце всего, что я скажу, я задам особый вопрос, на который они должны ответить кивком или покачать головой. Об этом я уже говорил. Вам всем знаком близлежащий пруд не так ли? В ответ каждый может кивнуть. Вы видели его много раз, вы хорошо его знаете и можете увидеть, когда пожелаете. Мисс X, следите внимательно за А и В и будьте готовы сообщить мне их ответ. А и В, пока мисс Х ждет ваших ответов, не видьте (автор говорил это мягко и выразительно, при этом медленно и задумчиво сделав жест в сторону стены, которая находилась и в поле зрения мисс X), не видьте там пруд! Вы не видите пруда, не так ли?” А и В покачали головами. Мисс Х закричала в возбуждении: “Они оба в трансе. У них обоих отрицательные галлюцинации”. Автор оставил ее восклицание без ответа и спросил А и В, видят ли они студентов, идущих мимо пруда, или рыбу, или водоросли в пруду. А и В снова покачали головами.
После этого автор выразился в том смысле, что А и В следует предоставить самим себе, а ему с мисс Х стоит потолковать о гипнозе. Она согласилась и тут же заявила, что демонстрация отрицательных галлюцинаций со стороны А и В убедила ее некоторым образом в том, что ее можно загипнотизировать. Она была уверена, что ей можно внушить состояние глубокого гипноза.
Вместо прямого ответа на ее замечание девушке был задан вопрос, не хочет ли она поговорить с А и В. Она согласилась, и обоим гипнотикам было предложено задать ей те письменные вопросы, которые им передал автор. Они спросили, видит ли она пруд и идущих мимо него студентов. Когда она ответила утвердительно, ее попросили сказать точно, где она находится. Девушка сказала, что вместе с ними, своими товарищами, и автором стоит в каких-нибудь десяти футах от этого пруда.
Затем автор сказал ей, что сейчас он выведет А и В из “транса”. Для этого им, и ей тоже, придется закрыть глаза. Потом при счете “три” они проснутся, сохранив при этом способность войти в транс в любое время в будущем и с любым частным намерением. Девушка очнулась от транса с полной амнезией всего, что произошло в состоянии транса, и снова упорно настаивала на своей негипнабильности. Автор отпустил всех троих, но предварительно предостерег А и В не упоминать в разговорах с мисс Х ничего о гипнозе.
На следующий день мисс Х снова приняла добровольное участие в экспериментах лаборатории психологии в качестве испытуемой, и у нее быстро развилось состояние глубокого сомнамбулического транса. Она была так рада, что в тот же вечер посетила автора и попросила его сделать еще одну попытку загипнотизировать ее. Она почти мгновенно впала в состояние глубокого транса, а впоследствии с удовольствием работала в качестве испытуемой.
Случай 9. Этот же метод был применен и в клинике. Беспокойный пациент двадцати пяти лет постоянно требовал, чтобы его загипнотизировали, заявляя одновременно, что гипнозу не поддается. Однажды он сказал буквально следующее: “Загипнотизируйте меня, даже если я негипнабилен”. И это решило дело.
В ответ на его требования ему стали делать внушения: медленно и постепенно расслабиться, почувствовать усталость и сонливость. В течение часа, пока с ним проводили сеанс, он сидел на краешке стула, жестикулировал, пренебрежительно называл всю процедуру глупой и бессмысленной. В конце сеанса пациент заявил, что зря только потратил время и деньги. Он помнил “каждое пустое и глупое внушение”, которое ему делали, и “все, что произошло за этот час”.
Автор не возражал, наоборот, стал поддакивать, повторяя почти одни и те же выражения: “Конечно, вы помните. Вы находитесь в кабинете. Естественно, здесь, в кабинете, вы можете помнить все. Все происходило здесь, в кабинете, вы находились здесь и здесь вы можете все помнить”. Пациент нетерпеливо перебил автора, потребовал назначить ему новый сеанс и ушел очень сердитый.
В следующий раз его нарочно встретили в приемной. Он тут же спросил, был ли он на прошлом сеансе. Ему ответили неопределенно в том смысле, что если бы он был, то помнил бы об этом. Он объяснил, что в тот день, сидя в машине, вдруг обнаружил, что не может понять, возвращается он от врача или едет на прием. Выяснял он это очень долго, а потом, взглянув на часы, обнаружил, что прошло много времени от назначенного часа. Он так и не смог прийти ни к какому заключению, потому что не знал, сколько времени обсуждает этот вопрос. Пациент снова спросил, был ли он в прошлый раз на приеме, и опять ему ответили неопределенно, что если бы он был, то, вероятно, помнил бы.
Едва войдя в кабинет, он остановился и закричал: “Конечно, я был. Вы меня мягко обхаживали, говорили глупости, стараясь усыпить, а у вас ничего не получилось, и я только попусту потерял время”. Слушая его ядовитые замечания, автор незаметно вывел пациента в приемную, и там у него проявилась полная амнезия о прошлом поведении и о недавних своих вопросах об этом. На новые его вопросы снова были даны уклончивые ответы. Его привели назад в кабинет, и тут он во второй раз полностью вспомнил обстоятельства своего предыдущего поведения. И опять его вывели в приемную, и опять повторилась полная амнезия. Когда он в очередной раз вернулся в кабинет, то вспомнил не только свое предыдущее поведение, но и нынешние выходы в приемную, сопровождавшиеся состояния-ми амнезии. Это ошеломило и заинтриговало его настолько, что он почти весь час только тем и занимался, что выходил из кабинета в приемную и возвращался обратно. В приемной у него возникала полная амнезия, а вернувшись в кабинет, он вспоминал все, включая и то, что происходило с ним в приемной.
Это гипнотическое переживание оказало сильный терапевтический эффект. Пациент тут же почти полностью отказался от своего враждебного, антагонистического, сверхкритического и требовательного отношения к гипнозу, и у него установился хороший раппорт. Хотя больше к гипнозу не прибегали, лечение пошло быстрыми темпами.
Этот метод применяется, как правило, в отношении тех пациентов, которые полностью хотят быть уверены в профессиональной способности и компетентности психотерапевта. Он обладает тем преимуществом, что позволяет создать эту уверенность у пациента демонстрацией одного какого-нибудь гипнотического переживания. Долгие доказательства компетентности могут вызвать лишь подозрение и недоверие.
Этот метод является всего лишь модификацией более простых и элементарных приемов, которые не без успеха применяются для преодоления сомнений и сопротивления при индукции транса, в частности таких, как складывание рук и раскачивание тела. Его преимущество заключается в том, что он позволяет быстро вызвать состояние глубокого гипноза, легко преодолев сопротивление пациента гипнозу и лечению.
Случай 10. Еще один метод овладения поведением был показан во время лекции, прочитанной в группе студентов-медиков. В начале лекции один студент начал задирать автора. Он назвал гипноз жульничеством, автора — шарлатаном и заявил, что любая демонстрация гипноза с участием его товарищей-студентов будет заранее подготовленным надувательством и обманом публики. Поскольку он не прекращал своих громких и злых реплик, пришлось принять к нему исправительные меры. Лекция поэтому была прервана, а автор вступил в резкую перепалку с задирой.
Требуя от задиры, чтобы тот замолчал, автор строил свои реплики так, чтобы, наоборот, вызвать у него возражение словом или жестом. Автор говорил студенту, что тот не посмеет снова заговорить, не осмелится встать, не осмелится еще раз обвинить автора в жульничестве, что не наберется храбрости выйти в проход между рядами или подойти к кафедре и стать перед аудиторией; что он будет выполнять все требования автора; что он должен сесть, что он должен вернуться на свое место; что он боится автора; что он не рискует подвергнуться гипнозу; что он просто назойливый и крикливый трус; что он должен сесть в заднем ряду аудитории; что он должен выйти из аудитории; что он не осмелится спуститься сюда и взойти на помост; что он боится обменяться дружеским рукопожатием с автором; что он не решится замолчать; что он боится пройти к одному из стульев на помосте, поставленных для добровольцев; что он боится оказаться лицом к лицу с аудиторией и улыбнуться ей; что он не решается смотреть на автора и слушать его; что он не может сидеть на одном стуле; что ему придется держать руки сзади, а не на бедрах; что он не решится испытать, что такое поднятие руки; что он боится закрыть глаза; что ему надо остаться в бодрствующем состоянии; что он боится погрузиться в транс; что ему нужно убежать с помоста; что он не может остаться и погрузиться в транс; что он не может вызвать в себе состояние легкого транса; что он не решится погрузиться в состояние глубокого транса и т. д., и т. п.
На каждую реплику студент быстро возражал словом или жестом, но в конце концов, все же замолчал. Но как только возражения его стали ограничиваться жестами, и в той форме, в какой этого желал автор, не составляло большого труда погрузить его в сомнамбулическое состояние транса. И на нем автор продемонстрировал перед студентами явления гипноза.
В следующий уик-энд он разыскал автора, признался ему, что страшно несчастлив, что его не любят, и попросил психотерапевтического лечения. Исцеление наступило у него с феноменальной скоростью.
Этот метод, целиком или частично, не раз применялся в различных модификациях, особенно в тех случаях, когда приходилось иметь дело с дерзкими противодействующими пациентами, в частности, с “неисправимыми” малолетними преступниками. Сущность его заключается в том, что он позволяет использовать противоречия пациента. Такой подход дает пациенту возможность успешно достичь взаимоисключающих целей, сохранив при этом чувство, что его поведение неожиданно для него самого, но правильно. Нельзя недооценивать эту необходимость идти навстречу желаниям пациента, в какой бы форме они ни проявлялись.
Иногда приходится прибегнуть к методу, в котором овладение поведением пациента комбинируется с отвлечением внимания и активным участием его в действии. Это видно из следующего примера.
Случай 11. Семилетний Аллан упал на острые бутылочные осколки и сильно располосовал ногу. Он прибежал на кухню, громко плача от страха и боли, и кричал: “Кровь идет. Кровь идет”. На кухне он схватил полотенце и стал бешено вытирать им льющуюся кровь. Когда он на минуту перестал вопить, чтобы перевести дух, автор сказал ему: “Вытри кровь, вытри кровь; возьми купальное полотенце; возьми купальное полотенце; возьми купальное полотенце; купальное полотенце, а не личное; купальное полотенце”, — и подал ему такое полотенце. Он бросил полотенце, которым тер ногу. Ему тут же несколько раз настойчиво сказали: “Теперь замотай им ногу; замотай туже, замотай туже”.
Он проделал это неловко, но достаточно успешно. После этого ему с той же настойчивостью сказали: “Теперь держи крепко, держи крепко, давай сядем в машину и поедем к доктору. Держи крепко!”.
По дороге к хирургу зашел разговор о том, что рана не так уж велика, и, вероятно, Аллану не наложат столько швов, сколько в свое время наложили на руку его сестре, когда она сильно порезалась. Однако ему настоятельно советовали лично проследить за тем, чтобы хирург наложил как можно больше швов. Всю дорогу его обучали, как отстаивать перед хирургом свои права. В кабинете хирурга Аллан, не дожидаясь расспросов, сказал медсестре, что требует наложить ему сто швов. На это она ответила: “Сюда, сэр, прямо в операционную”. Мы пошли за ней, и Аллану было сказано: “Это медсестра. Доктор в соседней комнате. И не забудь сказать ему все, что тебе от него нужно”.
Войдя в операционную, Аллан с ходу заявил хирургу: “Я хочу сто швов. Глядите! — Он снял полотенце, показал на ногу и сказал: — Вот сюда. Сто швов. Это намного больше, чем было у Бетти. И не делайте их редко. И не заслоняйте мне. Я хочу видеть. Я буду их считать. И я хочу черные нитки, чтобы их было видно. Бинтовать не надо. Мне нужны швы!”.
Хирургу было сказано, что Аллан хорошо понимает ситуацию и не нуждается в анестезии. Аллану автор сказал, что его ногу нужно сначала обмыть. А потом он должен тщательно следить за тем, чтобы швы накладывали не слишком редко, должен считать каждый стежок и не сбиться в счете.
Пока хирург, крайне заинтересованный, молча делал свое дело, Аллан считал и пересчитывал швы. Он все время требовал, чтобы швы делали гуще, а то у него не получится столько, сколько было у сестры. В конце он сказал, что если бы хирург постарался, то швов было бы гораздо больше.
По дороге домой Аллан увлеченно рассматривал швы, как часто они наложены, и с удовольствием говорил о том, что наблюдал за всей операцией с начала до конца. Ему сказали, что теперь надо хорошенько пообедать и поспать, тогда нога заживет быстрее и ему не придется ложиться в больницу, как это пришлось делать сестре. Переполненный рвением, Аллан выполнял все, что ему говорили.
Ни разу не было упомянуто о боли или об анестезии, и ни разу не было сказано “утешительных слов”. Формально попыток ввести его в транс не предпринималось. Вместо этого различные аспекты ситуации использовались для того, чтобы отвлечь внимание Аллана от боли и переключить на то, что имеет важное значение для семилетнего мальчика. Так удалось достигнуть того, что он правильно вел себя в сложившейся ситуации и активно и заинтересованно участвовал в ее разрешении.
В ситуациях, подобных описанной выше, пациент страстно желает, чтобы для него что-нибудь сделали. Если признать это желание и удовлетворить его исполнением чего-то, непосредственно относящегося к тому, чем оно вызвано, этим можно обеспечить полное и эффективное соучастие пациента.
Случай 12. Маленькая Роксана прибежала домой плача, расстроенная пустяковой (но не для нее) ссадиной на коленке. Уверять ее, что ничего страшного не произошло, все и так заживет, или что она храбрая девочка, мама ее поцелует, боль пройдет, и рана заживет, — было бы неправильно. Лечение строилось на понятной человеческой потребности в том, чтобы было сделано что-то прямо относящееся к травме. От маминых поцелуев слева и справа от ссадины и выше нее коленка у Роксаны перестала болеть тут же, и весь эпизод ушел для нее в прошлое.
Этот метод, в котором учтена острая потребность человека в помощи, эффективен в работе как со взрослыми, так и с детьми. Его можно применять в тех ситуациях, когда от больного требуется активное участие и решительные действия.
В той или иной форме этими приемами суггестивной терапии пользуется любая опытная мать, и они так же стары, как и само материнство. Любой опытный практикующий врач прибегает к ним ежедневно, не обязательно сознавая, что это приемы гипнотерапии. Но с развитием клинического гипноза возникла необходимость исследовать эти психологические принципы и взять их на вооружение с тем, чтобы обеспечивать взаимопонимание с пациентами в стрессовых ситуациях.
Еще один метод овладения поведением основан на том, что сначала провоцируют определенный вид поведения, а затем в него вводят новые корригирующие формы.
Случай 13. Семилетний Роберт стал жертвой несчастного случая: он попал под машину. У него было сотрясение мозга, сломаны нижняя челюсть и ноги, имелось много других повреждений. Во время выздоровления он стал страдать от ночных кошмаров. Это заметили его родители, когда ребенка привезли в гипсовом корсете из больницы домой. Каждую ночь кошмар начинался одинаково. Мальчик начинал стонать, вскрикивать, всхлипывать и, когда доходило до кульминации, кричал в страхе: “Ой, ой, сейчас меня сшибет, сейчас меня сшибет!”. Затем он конвульсивно дергался, затихал, а дыхание его становилось замедленным и поверхностным, как будто он потерял сознание. Иногда у него было несколько кошмаров за одну ночь, иногда — один, иногда ночь проходила спокойно. Проснувшись, Роберт свои ночные кошмары не помнил.
Сначала мы пытались разбудить мальчика, когда у него начинался кошмар, но из этого ничего не выходило. Когда у него в спальне зажигали свет, глаза у него были широко раскрыты, зрачки расширены, а лицо искажено от ужаса. Ничем нельзя было привлечь его внимание. Когда он повторял фразу: “Сейчас меня сшибет!” — глаза его закрывались, тело обмякало, и он лежал ни на что не реагируя, как будто потеряв сознание, несколько минут. Затем продолжался физиологический сои, малыша удавалось разбудить, но он ничего не помнил. В результате наблюдений подтвердилось, что повторяющийся кошмар носит один и тот же характер, и это позволило разработать метод, благодаря которому удалось привлечь внимание мальчика и внести коррективы в его кошмарные сновидения.
Подход к решению этой проблемы был довольно прост. Мы исходили из того, что кошмары являются искаженными, беспорядочными и, вполне возможно, фрагментарными переживаниями случившегося в действительности. Поэтому нельзя было просто освободиться от них или подавить их. Их следовало принять такими, как они есть, модифицировать и исправить. Делалось это следующим образом. В начале кошмаров, когда мальчик начинал стонать, над ним голосом, который по ритму и тону совпадал с его выкриками, произносили: “Сейчас что-то случится — будет очень больно — это грузовик — он мчится прямо на тебя — будет очень больно — он тебя сшибет — сшибет тебя — будет больно — сшибет тебя — будет страшно больно”.
Эти реплики произносились вслед за его выкриками и прекращались, когда он впадал в вышеописанное состояние. Так мы пытались связать во времени и по характеру внутренние переживания Роберта с теми стимулами, которые поступали к нему извне. Мы надеялись установить ассоциативную связь между обоими переживаниями и по возможности обусловить одно другим.
В первую ночь, когда применяли этот метод, кошмар у Роберта был дважды. На следующую ночь он опять повторился дважды. Выждав довольно долгое время, в течение которого мальчик мирно спал, мы снова прибегли к нашему методу и почти сразу же спровоцировали третий кошмар.
На третью ночь, дав мальчику мирно поспать, но, не дожидаясь начала кошмара, мы дважды прибегали к нашему методу. И оба раза, явно благодаря ему, нам удавалось спровоцировать кошмар. Позже, в эту же ночь, этим же методом мы в третий раз спровоцировали у мальчика кошмар. Разница была лишь в том, что, учитывая его желание и чувства, но не искажая реальную ситуацию, ввели новую фразу: “На той стороне улицы есть еще один грузовик. И он тебя не сшибет. Он проедет мимо тебя”. Она представляла собой вполне приемлемую идею и в то же время не искажала реальности подлинного события. Будучи принятой, она прокладывала дорогу для новых положительных интерполяций в будущем.
На следующую ночь во время непроизвольного кошмара у Роберта мы снова применили этот модифицированный прием. Позже этой ночью у него уже спровоцировали кошмар, а прием снова модифицировали, добавив реплику: “И все будет хорошо, все хорошо, все хорошо”. И затем, ночь за ночью, когда у ребенка начинался непроизвольный кошмар, мы прибегали к этому общему методу. Вслед за выкриками и репликами мальчика автор произносил свои реплики, постепенно видоизменяя их, пока они не приняли вид: “Вот едет грузовик. Это очень плохо, он тебя сшибет. И ты поедешь в больницу. Но все будет хорошо, потому что ты вернешься домой. И ты поправишься. И на улице ты теперь всегда будешь замечать все машины, все грузовики и будешь уступать им дорогу”.
По мере того как реплики автора постепенно менялись, характер и острота кошмарных видений Роберта спадали, и он, по-видимому, просыпался и спросонья слушал, что ему говорят.
Лечение длилось один месяц. В последние три ночи беспокойство малыша проявлялось лишь в том, что он разок просыпался, словно для того, чтобы убедиться в присутствии автора. С тех пор и поныне, а ему уже четырнадцать лет, он спит нормально, и кошмары ни разу к нему не возвращались.
Следующий метод овладения поведением основан на том, что в нем исходят из якобы нелогичных и не имеющих к делу соображений и пренебрегают явными и имеющими прямое отношение к делу вещами или недооценивают их.
Случай 14. Пациентка в возрасте семидесяти лет, родилась в деревне. Ее родители, не верившие в женское образование, не разрешили ей в детстве посещать школу. В возрасте четырнадцати лет она вышла замуж за шестнадцатилетнего парня, все образование которого сводилось к тому, что он умел расписаться на чеке и знал счет. Молодая женщина была в восторге от образованности мужа и хотела, чтобы он и ее обучил всему, что знает. Но мечты ее не осуществились. Первые шесть лет у нее были заняты хлопотами по хозяйству и беременностями.
Она научилась прекрасно считать, но только в уме. Ей никак не удавалось научиться писать цифры. Не научилась она и расписываться.
Когда ей исполнилось двадцать лет, она решила сдать комнату с пансионом сельскому учителю, который взамен за пониженную плату обучит ее письму и чтению.
В течение последующих пятидесяти лет она заключала такой договор со школой и выполняла его. Каждый учитель охотно начинал с ней заниматься, но, один раньше, другой после долгих попыток, отказывался от этой невыполнимой задачи. Население поселка росло, учителей становилось больше, и многие годы у нее жили и столовались четыре учителя сразу. Но никому из них, несмотря на все их усилия и искреннее желание с ее стороны, не удавалось научить женщину читать. Ее дети закончили начальную, потом среднюю школу, университет. Они тоже пытались научить ее чтению, но тщетно.
Каждый раз, когда с ней начинали занятие, она неизменно вела себя как насмерть перепуганный маленький ребенок, или начинала бешено суетиться, чтобы угодить учителю, и заниматься с ней в таком состоянии было невозможно.
Нельзя сказать, что Ма (так ее называли знакомые) была глупа. Она обладала прекрасной памятью, критично и здраво судила обо всем, хорошо умела слушать и была достаточно осведомлена о разных вещах. На людей посторонних, несмотря на жуткую свою безграмотность, она производила впечатление человека, получившего университетское образование.
Когда автор с ней познакомился, она с мужем несколько лет была на пенсии. На пансионе у нее в то время жило три учителя. Эти трое совместными усилиями в течение нескольких месяцев пытались научить женщину элементарному чтению и письму, но, в конце концов, были вынуждены отказаться от своей затеи. Они сказали: “Всегда происходит одно и то же. Она приступает к уроку полная энтузиазма и надежды, и вы чувствуете то же самое. Но через минуту можете клясться, что говорите с ней на иностранном языке, потому что она не понимает ни слова. Что бы вы ни говорили или ни делали, она сидит и смотрит на вас перепуганными глазами и очень старается понять что-нибудь из той бессмыслицы, которую вы, по всей видимости, несете. Мы испробовали все. Мы советовались со своими друзьями, которые тоже с ней занимались. Она похожа на страшно перепуганную девочку, но она не испугана, она просто отключается. Она очень умна, и трудно поверить, что она так бездарна к обучению”.
Сама женщина дала такое объяснение: “Мои сыновья, которые выучились на инженеров, говорят, что шестеренки у меня в голове есть, но они разных размеров, поэтому не цепляются. Вам придется подточить их и подогнать по размеру, потому что мне надо научиться читать и писать. Я обслуживают трех учителей, варю им, пеку, стираю и глажу, но работы мне мало. Сидеть и ничего не делать — это очень утомительно. Можете вы научить меня читать?”.
В этом случае, как и во многих подобных, мы имели дело с давней устойчивой блокировкой, которую можно было снять с помощью гипноза. Поэтому мы отнеслись к женщине как к больной и пообещали, что через три недели она будет читать и писать, и для этого ей не придется учиться чему-нибудь такому, чего бы она уже не знала или не умела.
Такое заявление сильно озадачило пациентку. Но желание научиться читать было так велико, что она согласилась во всем сотрудничать с автором, даже если он и не научит ее ничему, чего бы она уже не знала.
Затем простым и прямым внушением предстояло индуцировать у нее состояние транса, от легкого до среднего. При этом, исходя из ее уникальных особенностей невротика, женщине объяснили, полагаясь на полное ее понимание, что это нечто далекое и не имеющее отношение к проблемам ее обучения; что ее не будут учить чему-нибудь, чего она уже не знает; что в трансе ей придется делать лишь то, что она умеет делать, и любое действие, которое будет заявлено, уже очень давно ей известно.
После этого ей пододвинули бумагу и карандаш и сказали, чтобы она не писала, а просто взяла карандаш любым привычным способом. “Держите его в руке любым старым способом. Вы и я, оба мы знаем, что вы можете это сделать. Любой ребенок может взять карандаш любым старым способом”.
Затем, одобряя ее действия, автор говорил следующее:
“Хорошо, теперь проведите карандашом по бумаге; нарисуйте каракули, как ребенок, который не умеет писать. Просто какую-нибудь загогулину! Этому ведь не нужно даже учиться.
Хорошо, сделайте на бумаге черточку, сделайте так, как вы проводите по доске ногтем, когда хотите ее перепилить, или колышком по земле в саду, когда проводите борозду. Можете сделать ее короткой или длинной, вертикальной или горизонтальной.
Хорошо, теперь нарисуйте закорючку, как дырку в бублике; теперь сделайте закорючки, как половинки бублика, когда вы разламываете его пополам.
Хорошо, сделайте два косых штриха; один как левый скат крыши вашего амбара, другой — как правый скат.
Хорошо, а теперь ткните карандашом в бумагу и сделайте маленькое пятнышко.
Хорошо, теперь все эти значки, которые вы сделали, вы можете сделать разных размеров, в разных местах бумаги, в любом порядке, даже один над другим или один рядом с другим. Не так ли?
Все эти знаки, что вы сделали и можете сделать в любое время, — это письмена, только вы не знаете, что это и есть письмо. Вам не обязательно верить, что это письмо, — вы только должны знать, что умеете делать эти значки. Знать это нетрудно, потому что вы давно это знаете. Теперь я собираюсь вас разбудить. Все, что мы тут делали, сделайте еще раз. Я хочу, чтобы дома вы практиковались в написании этих значков. Хорошо?”
Затем все, что делала пациентка в состоянии транса, повторили с ней и в состоянии бодрствования, причем ей давались те же указания. Ее отпустили и предложили прийти на следующий день. Женщина ушла не совсем довольная, но в какой-то мере заинтригованная. На следующий день у нее индуцировали состояния транса разной глубины, от среднего до глубокого, и выяснили, что она потратила около двух часов на “делание закорючек”. Затем ей была высказана такая мысль: единственная разница между кучей строительных материалов, приготовленных для постройки дома, и готовым домом заключается в том, что дом — просто материалы, собранные вместе. К своему собственному удивлению, она с этим согласилась. Затем ей показали прямоугольник и сказали: “Это грубый план стены амбара сорока футов длиной”. Затем прямоугольник рассекли линией поперек и сказали: “Теперь это грубый план двух амбаров в двадцать футов длиной, торец к торцу”. И опять, в смятении, она согласилась.
Затем ей показали точную копию “закорючек”, сделанных ею накануне, и попросили выбрать те из них, с помощью которых можно было бы сделать мелкомасштабный “грубый план” стены сорокафутового амбара, и “набросать” такой план. Затем ей предложили “разделить его посередине” и “набросать” одну стену двадцатифутового амбара сверху другой стены такого же размера. Она это выполнила.
Затем ее попросили с помощью наклонных линий “набросать” торец двускатной кровли, а затем провести прямую линию “от одного края до середины, как крепят доску на краю крыши”. Она послушно это сделала. Ее стали подчеркнуто убеждать, что теперь она знает, как складывать знаки.
Теперь, сказали ей, нужно взять половинки дырок от бубликов и с их помощью “округлить углы у стены амбара”. Она сделала и это. Затем пациентке сказали, что теперь она не только знает, как пишут, но что это установленный факт. Сказано это было решительно, как нечто бесспорное. Хотя такое утверждение сильно смутило женщину, оно не помешало ей сотрудниц чать и дальше. Не давая возможности обдумывать сказанное, ей повелительным тоном предложили рассмотреть свои “закорючки” и “составить их в разных сочетаниях по две и по три”.
С небольшой помощью автора и косвенных подсказок с его стороны она выбрала нужные из сделанных ею сочетаний, в результате чего составился весь алфавит печатными буквами.
Она переписала его на отдельный лист бумаги. Затем на помощь были призваны рекламные объявления в газетах и журналах и букварь. Ей постоянно напоминали, что она, не прибегая к списыванию, сама написала все буквы алфавита. Затем ее подвели к тому, чтобы она узнавала буквы, не сравнивая те, что написала сама, с изображенными в книге, а определяя, похожи ли книжные буквы на те, что написала она. Было сделано все, чтобы не дать ей сбиться с этой установки. Ее возбуждение, удовольствие и интерес просто восхищали. Вся эта процедура была повторена с ней в состоянии бодрствования.
Затем мы перешли к следующей задаче. Пациентку надо было незаметно заинтересовать “строительством буквосоче-таний”, “строительством слов”, а затем попросить “назвать”, а не прочитать то, что получилось. Каждый шаг сначала отрабатывался в состоянии транса, а потом повторялся в состоянии бодрствования. Слова “писать” или “читать” не упоминались, вместо них употреблялись иносказания. Говорили, например, так: “Из этой прямой и этой загнутой линии постройте мне еще одну букву. Теперь выстройте несколько букв в ряд и назовите слово”. Затем пациентке объясняли, что “словарь — это книга не для чтения; это книга для разглядывания слов, как альбом; его ведь не читают, в нем разглядывают картинки”. При знакомстве с букварем ей помогли убедиться в том, что она может, используя вертикальные, горизонтальные, косые и кривые линии, “построить” любое слово из него. При этом не забывали настойчиво напоминать ей, что чрезвычайно важно, чтобы каждое слово имело свое “правильное” название — ведь никто не забывает правильного названия бороны, диска или культиватора.
Затем ее обучили игре в анаграммы, сказав для сравнения, что это все равно, что “сломать заднее крыльцо и из старого строительного материала построить новую кухню”. Ей доставляло огромное удовольствие называть “слова”.
В заключение пациентку подвели к мысли, что “называть слова — почти то же самое, что разговаривать”. Это было достигнуто тем, что автор просил ее “построить” слова, взятые из букваря якобы наугад, а на самом деле тщательно подобранные, а затем “выстраивать их тут и там на этой прямой линии”. Коща она “называла” слово за словом, ее это просто потрясло, потому что у нее получалось следующее: “Поторопите Ма поставить какую-нибудь еду на стол”. Закончив “называть слова”, она вскричала: “Я всегда говорила, что это все равно, что разговаривать”.
Перейти от “говорения слов” к их “чтению” уже не составляло большого труда. Спустя три недели каждую свободную минуту она проводила, не расставаясь со своим букварем, за сборником текстов для чтения. Ма умерла в возрасте восьмидесяти лет от кровоизлияния в мозг и до конца своих дней много читала и часто писала письма своим детям и внукам.
Случай 16. Во время лекции перед сотрудниками больницы одной студентке, проходившей здесь практику, ее шеф в приказном тоне повелел принять “добровольное” участие в эксперименте. Она никогда не сталкивалась с гипнозом и тем более не переживала это состояние. Она была явно возмущена тоном шефа и, хотя испытывала интерес, пошла к автору с явной неохотой. Автор решил использовать этот душевный настрой, прибегнув к методу путаницы, чтобы преодолеть противодействие испытуемой и быстро индуцировать у нее состояние транса.
Когда она показалась из боковой двери на лекторском помосте, автор несколько демонстративно поставил для нее стул. Она не дошла до стула шести футов, и ее встретили вопросом: “Не сядете ли вы на этот стул вот здесь?” На слове “этот” автор подчеркнутым движением положил руку на спинку стула, на слове “здесь” — сделал жест правой рукой, будто показывал на другой стул, стоящий рядом. Это вызвало у девушки секундное замешательство, но она не остановилась и продолжала идти. Автор слегка двинул стул ей навстречу, при том послышался короткий, но отчетливый звук, когда стул поскреб пол. Когда она подошла еще ближе, стул двинули чуть в сторону от нее. Сразу, едва она это заметила, стул двинули назад на дюйм или около этого, затем на дюйм вперед и к испытуемой.
Все это не оставалось ею незамеченным, потому что рука автора на спинке стула была расположена так, что взгляд девушки был все время сосредоточен на ней.
Она подошла к стулу и, повернувшись, стала опускаться, чтобы сесть. Едва ноги ее согнулись в коленях, стул с довольно резким звуком повернули на дюйм. Она заморгала на мгновенье, повернулась взглянуть, что со стулом, и в это время автор взял ее за правый локоть, отвел его немного в сторону и подал чуть вперед. Девушка оглянулась в ответ, автор отпустил локоть, взял ее за руку у кисти и сделал ею движение вверх и вниз. Когда испытуемая перевела взгляд с локтя на кисть руки, ей спокойно сказали: “Садитесь удобно на этот стул и, когда усядетесь, закройте глаза и погрузитесь в глубокий транс. Продолжая сидеть, спите все крепче и крепче гипнотическим сном”. Когда она села на стул, автор добавил: “А теперь вы можете сделать глубокий вдох, и я продолжу свою лекцию”. После этого, не тратя времени на тренировку, автор продемонстрировал на испытуемой гипноз в сомнамбулической стадии, а также многие другие явления глубокого гипноза. Примерно через час девушку вывели из транса.
В момент пробуждения были воссозданы обстоятельства первоначальной реальной обстановки, поскольку она лежит в основе этого метода овладения. Автор взял девушку за запястье, как в момент наведения транса. Поэтому, проснувшись, испытуемая оказалась в первоначальном состоянии душевного смятения, которое было прервано быстрым развитием глубокого транса. О том, что происходило с ней в течение часа, она совершенно не помнила, это подтвердилось ее словами: “Вы меня совсем сбили с толку и я не знаю, что делать. Ну, вот я села, а что вы хотите, чтобы я сделала рукой?” На это последовал ответ: “Хотите испытать на себе гипноз?” Она сказала: “Не знаю. Я не уверена. Я даже не знаю, можно ли меня загипнотизировать. Я думаю, что это возможно. Если вы этого хотите, я не возражаю”. Она не понимала, что уже побывала в состоянии транса и что прошел целый час. Эта амнезия устойчиво сохранялась.
Испытуемую спросили, что она имеет в виду, говоря, что ее сбили с толку. “Ну, когда я пришла сюда, вы предложили мне сесть на этот стул. А потом стали дергать его то туда, то сюда. Потом вы взяли меня за локоть, и не успела я понять, чего вы от меня хотите, стали двигать моей рукой, и я, конечно, сбита с толку. Так что от меня требуется?”
Из этих слов испытуемой со всей очевидностью проступает смысл метода путаницы, независимо от того, на чем он строится: на прямых внушениях, с помощью которых от испытуемого добиваются равнонаправленных и противоречивых реакций, или, как в этом случае, на использовании разных аспектов реальной обстановки. Смысл в том, что человек испытывает острую и настоятельную потребность внести ясность в запутанные обстоятельства. Поэтому предложение погрузиться в состояние транса, как нечто ясное и определенное, принимается с готовностью и действует соответственно. В нашем случае девушка сразу получила указания: “Садитесь!”, “Закройте глаза”, “Спите крепко”. Эти указания наводили порядок в той путанице, которая на нее обрушилась.
В этом случае (как и во многих других случаях, когда прибегают к подобным методам) реальные обстоятельства использовались таким образом, что испытуемая не могла решить для себя, какой ответ от нее требуется. Это состояние породило все возрастающую потребность как-то отреагировать. По мере усиления этого желания ей предоставляли возможность адекватно отреагировать на возникшую ситуацию. Таким образом, в этом методе индукции учитывался характер всей ситуации в целом.
Итак, мы привели целый ряд самых различных частных методов наведения транса и проиллюстрировали их применение экспериментальными и клиническими случаями. Главной особенностью этих методов является то, что собственные установки испытуемого, его чувства, характер, его мышление и поведение, а также противоречивые обстоятельства реальной обстановки рассматриваются как существенные элементы техники индукции (этим они отличаются от обычно практикуемых методов, с помощью которых испытуемому внушают определенную форму поведения, выбранную гипнотерапевтом). Эти методы имеют самое общее применение и в то же время показывают, что гипноз может быть применен в различных стрессовых ситуациях и к тем пациентам, которые, на первый взгляд, не поддаются ему. Эти методы иллюстрируют также некоторые фундаментальные психологические принципы, лежащие в основе наведения и течения транса.
