УПП

Цитата момента



Женщины — это поезда, которые ходят по настроению.
Почаще бы!

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



– Мазукта, – спросил демиург Шамбамбукли, – а из чего еще можно делать людей?
– Кроме грязи? Из чего угодно. Это совершенно неважно. Но самое главное – пока создаешь человека, ни в коем случае не думай об обезьяне!

Bormor. Сказки о Шамбамбукли

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/s374/
Мещера-2010

Общая теория систем

Некоторые связывают надежду на унификацию науки с тем, что Джеймс Миллер назвал общей поведенческой теорией систем23. Этот подход ищет формальное тождество между физическими системами, клеткой, органом, личностью, малыми группами, видами и обществом. Его критики (например, Бак24) жалуются, что все это слабое сравнение, что формального тождества, возможно, не существует, и что попытки выразить аналогии языком математических моделей ведут только к самым смутным обобщениям. Как мне представляется, опасность попыток унифицирования науки таким путем заключена в неизбежности подхода снизу, то есть со стороны физических и биологических наук. Нашей моделью становятся закрытые системы или системы, открытые только частично, и если мы будем неосторожны, человеческая личность во всей ее полноте окажется в плену некоего аутичного методологического рая.

У общей теории систем есть недостаток и помимо игнорирования критерия увеличивающейся организации и взаимодействия. В конечном счете, человек является наблюдателем и толкователем систем. По поводу этого усложняющего проблему факта выражал недавно беспокойство основатель операционального подхода П. У. Бриджмен25. Можем ли мы как ученые субъективно жить внутри своей системы и одновременно иметь объективную точку зрения на нее?

Несколько лет назад Элкин опубликовал случай Гарри Холзера и попросил 39 специалистов предложить свое осмысление его26. Как и можно было ожидать, в результате оказалось много разных концепций. Никто из теоретиков не смог полностью отделить случай от собственных предубеждений. Каждый прочитал объективную систему на языке субъективной. Все наши теории личности в такой же мере отражают темперамент автора, как и личность другого.

Я думаю, что этот печальный призрак «зараженного» наблюдателя не должен отвращать нас от поиска объективно валидной теории. Как сказал философ Чарльз Пирс, истина — это мнение, обреченное в конечном счете на согласие всех исследователей. Я считаю, что мнение, обреченное в конечном счете на согласие всех исследователей, вряд ли будет достигнуто с помощью преждевременного применения общей теории систем или с помощью приверженности любой частично закрытой теории. Теории открытых систем более многообещающи, хотя в настоящее время нет согласия между ними самими. Но я надеюсь и верю, что когда-нибудь где-нибудь мы создадим теорию природы личности, которую в конечном счете примут все мудрые исследователи, включая психологов.

Несколько примеров

Тем временем я предлагаю рассматривать все острые углы в теории личности как вырастающие, вероятно, из двух противоположных точек зрения, квазизакрытой и полностью открытой.

Возьмем в качестве одного примера принцип подкрепления, который обычно рассматривается как цемент, скрепляющий реакцию, как клей, фиксирующий личность на уровне прошлых поступков. Интерпретация этого с позиций открытой системы совершенно иная. Фейгл, например, указывал, что подкрепление работает прежде всего на будущее27. Именно благодаря признанию последствий (а не из-за самих последствий) индивид связывает прошлое с будущим и решает избежать наказания или искать вознаграждения в подобных обстоятельствах, при условии, конечно, что это соответствует его интересам и ценностям. Теперь мы уже не считаем, что подкрепление способствует запечатлению; оно рассматривается как один из многих факторов, учитываемых при программировании будущих действий28. Какая огромная разница — рассматривать личность как квазизакрытую или как открытую систему!

У этой проблемы есть свои параллели в нейрофизиологии. Насколько открыта нервная система? Мы знаем, что ее сложность столь велика, что мы можем только предполагать, насколько она может быть сложна. Но одно определенно, входы высокого уровня часто контролируют и управляют процессами более низкого уровня. Хотя мы не можем точно сказать, что мы имеем в виду под «более высокими уровнями». Они определенно включают схемы воображения, намерения и общие черты личности. Они являются инструментами программирования, а не просто реагирования. В будущем мы можем с уверенностью ожидать, что нейрофизиология программирования и психология действия будут развиваться вместе. А до тех пор разумно слегка сдерживать наши закрывающие систему личности метафоры системы сигнализации, коммутатора, гигантского компьютера и гидравлического насоса.

Наконец, пример из мотивационной теории. Несколько лет назад я утверждал, что мотивы могут становиться функционально автономными от своих корней (человек сожалеет о собственной опрометчивости).

Каковы бы ни были его недостатки, понятие функциональной автономии позволяет видеть личность как открытую и изменяющуюся систему. Как можно было ожидать, критикуют ее главным образом те, кто предпочитает рассматривать систему личности как квазизакрытую. Некоторые критики говорят, что я рассматриваю только случаи, где нет угасания системы привычек. Эта критика в свою очередь вызывает вопросы, ибо точная формулировка спорной проблемы звучит так. почему некоторые системы привычек не угасают, если они больше не подкрепляются? И почему некоторые системы привычек, которые были инструментальными, превращаются в интересы и ценности, обладающие мотивационным потенциалом?

Обычный контраргумент заключается в том, что «вторичное подкрепление» каким-то чудом поддерживает все центральные желания зрелого человека. Научное рвение Пастера, религиозно-политический пыл Ганди и, в сущности, увлеченность тети Салли своим рукоделием объясняются гипотетическим перекрестным обусловливанием, которое каким-то образом замещает привычное подкрепление первичных влечений. Для наших целей важно то, что критики предпочитают концепцию вторичного подкрепления не потому, что она яснее, а потому, что она удерживает наше мышление в рамках квазизакрытой (реактивной) системы.

Сейчас не время заново приводить аргументы, но я могу, по крайней мере, сослаться на мою нынешнюю точку зрения. Прежде всего скажу, что понятие функциональной автономии релевантно даже на уровне квазизакрытых систем. Сейчас существует так много признаков, касающихся механизмов обратной связи, кортикальной самостимуляции, самоорганизующихся систем и т. п.29, что я уверен — мы не можем отрицать существования самоподдерживающихся циклических механизмов, которые можно определить общим заголовком «ст ойкая функциональная авт ономия».

Однако основное значение этого понятия в другом. Оно предполагает, что личность — широко открытая, стремящаяся ко все новым уровням порядка и взаимодействия система. В то время как мотивы-побуждения остаются совершенно постоянными на протяжении жизни, иначе обстоит дело с экзистенциальными мотивами. Сама природа открытой системы состоит в достижении прогрессирующих уровней порядка через изменение когнитивной и мотивационной структуры. Так как в этом случае причинность системна, мы не можем надеяться объяснить функциональную автономию в терминах конкретного подкрепления. Эту ситуацию я бы назвал собственной функциональной автономией.

И стойкая, и собственная автономия, на мой взгляд, не являются необходимыми понятиями. Одно применяется к относительно закрытым частям-системам внутри личности, другое — к постоянно развивающейся структуре целого.

Последний пример. Для точки зрения квазизакрытой системы в значительной мере характерна номотетичность. она ищет сходство между всеми личностными системами или, как в теории общих поведенческих систем, между всеми системами вообще. Однако, если мы выберем точку зрения открытой системы, то окажемся отчасти приближающимися к идеографическим взглядам. Ибо теперь основным вопросом становится вопрос, что связывает систему в любом отдельном человеке?30. Позвольте мне повторить этот вопрос, ибо он более чем любой другой годами преследовал меня, что делает систему в любом от дельном человеке связной? То, что эта проблема является главной, насущной и сравнительно игнорируемой, будет признано теоретиками открытой системы, даже если ее принижают и обходят стороной приверженцы полузакрытых систем.

Заключительное слово

Если данный очерк кажется полемичным, я могу сказать в оправдание только то, что теория личности живет противоречиями. В США нет единой партийной линии, сковывающей наши рассуждения. Мы свободны придерживаться всех и всяческих допущений относительно природы человека. За это мы расплачиваемся тем, что в настоящее время не можем ожидать, что теория личности будет кумулятивной, хотя, к счастью, исследование личности таким в определенной степени быть может.

Мы знаем, что теории в идеале получаются из аксиом, или, если аксиомы отсутствуют (как в нашей области), из допущений. Но наши допущения относительно природы человека разбросаны в диапазоне от адлеровских до зильборговских, от локковых до лейбницианских, от фрейдистских до халловских, от кибернетических до экзистенциальных. Некоторые из нас моделируют человека по образцу голубя, другие считают, что он обладает разнонаправленными потенциями. И согласия в подходах не видно.

Принцип дополнительности Нильса Бора содержит урок для нас. Бор показал, что мы не можем одновременно определить положение частицы и количество ее движения. В приложении к нашей работе этот принцип означает, что если мы фокусируем внимание на реакции, то не исследуем одновременно проакцию, если мы измеряем одну черту, мы не фиксируем внимание на паттерне; если мы имеем дело с подсистемой, мы теряем целое; если мы занимаемся целым, мы упускаем из виду функционирование частей. Для одиночного исследователя нет выхода из этого ограничения. Единственная наша надежда заключена в преодолении этого с помощью взаимодополняемости исследователей и теорий.

Будучи сторонником открытой системы, я не буду закрывать двери. (Некоторые из моих лучших друзей — сторонники квазизакрытых систем.) Если я выдвигаю аргументы в пользу открытой системы, еще тверже я защищаю открытое сознание. Мы осуждаем рабское подчинение моде, гласящей, что лишь условности ведут к научной респектабельности. Нам еще многое надо усвоить из нашего творческого контакта с открытой системой. Я уверен, что среди наших студентов будет много любителей приключений.

Примечания:

* Это эссе, написанное по предложению Отделения личности и социальной психологии Американской психологической ассоциации, прозвучало на XIV Ежегодном собрании Отделения в Цинциннати в сентябре 1959 г и было затем опубликовано в Journal of Abnormal and Social Psychology (1960) Печатается по изданию Allport G Personality and Social Encounter Selected essays Chicago University of Chicago Press, 1960 P 39-54 1 Bndgman P W The way things are Cambridge Harvard University Press, T959 P 188 2 Von Bertalanffy L Theoretical models in biology and psychology // Ed by D Krech, G S Klem Theoretical models and personality theory Durham (N C) Duke University Press, 1952 3 BrunswikE The conceptual framework of psychology // International Encyclopedia of Unified Science Chicago University of Chicago Press, 1955 Vol I № 10 4 Pumpian-Mindhn E Propositions concerning energetic-economic aspects of libido theory // Annales of New York Academy of Sciences 1959 Vol 76 P 1038-1052 5 Определение фон Берталанфи отчетливо признает первые два критерия наличествующими у всех живых организмов Он говорит, что живой организм — это открытая система, которая постоянно отдает материю во внешний мир и принимает материю из него, оставаясь в процессе этого постоянного обмена в стабильном состоянии, либо приближаясь к такому стабильному состоянию через «вариации во времени» (Von Bertalanffy К Problems of life N Y Wiley, 1952 P 125) Но в другом месте мы находим у него принятие и других критериев (Ibidem Р 145, Von Bertalanffy L Theoretical models in biology and psychology//Theoretical models and personality theory/Ed byD Krech, G S Klem Durham (N C) Duke University Press, 1952 P 34) 6StagnerR Homeostasisasaumfyingconceptinpersonalitytheory//PsychologicalReview 1951 Vol 58 Р 5-17 7 Cannon W В The wisdom of the body N Y Norton, 1932 8 В недавней рецензии на книгу Р Вудвортса «Динамика поведения», Г Маурер (Mowrer H S A cognitive theory of dynamics //Contemporary Psychology 1959 Vol 4 P 129-133) активно защищает теорию гомеостаза Его шокирует, что старейшина американских психологов Роберт Вудвортс занял четкую позицию против теории «первичности потребности» в пользу того, что он называет теорией «первичности поведения» (Woodworth R Dynamics of behavior N Y Holt, 1958) He касаясь здесь подробно достоинств его аргументации, подчеркнем прямую связь с обсуждаемой нами проблемой Первичность потребностей, которую Маурер называет «гомеостатической» теорией, не выходит за рамки двух первых приведенных нами критериев открытой системы Вудвортс, настаивая, что контакт с окружением и овладение им составляют универсальную основу мотивации, вводит тем самым дополнительные критерии 9 TochH H.HastorfA H Homeostasis m psychology // Psychiatry 1955 Vol 18 P 81-91 10 Cannon W В Op cit P 323 * Способ действия (лат ) 11 Когда мы говорим о «функции» невроза, нам напоминают о множестве теорий «функционализма» в современной психологии и социальной науке Однако благодаря тому, что этот ярлык, как показал Мертон (Merton R К Social theory and social structure, rev ed Glencoe (111 ) The Free Press, 1957 Ch 1), включает в себя очень многое, мы можем спокойно сказать, что функционализм всегда подчеркивает пользу данной активности для сохранения устойчивого состояния личности или социокультурной системы Коротко говоря, «функциональные» теории подчеркивают сохранение имеющегося направления, почти не оставляя места для отклонения от него или изменения 12 Allport G W Becoming basic considerations for a psychology of personality New Haven Yale University Press, 1955 P 68-74 13 Smith Я The religions of man N Y Harper, 1958, N Y Mentor, 1959 14 Frankl V E From death camp to existentialism Boston Beacon, 1959 15 Frankl V E Das homeostatische Prmzip und die dynamische Psychologie // Zeitschnft fur Psychotherapie und Medizmische Psychologie 1959 9 Bd S 41-47 16 Gooddy W Two directions of memory // Journal of Individual Psychology 1959 Vol 15 P 83-88 17 Э Пумпиан-Миндлин пишет «Фокусирование клинического психоанализа на эго-психологии является прямым следствием перехода от закрытой системы к открытой» (Pumpian-Mindhn Е Ор cit P 1051) 18 Roby T В An opinion on the construction of behavior theory //American Psychologist 1959 Vol 14 P 127-134 19 Hebb D О The mammal and his environment // American Journal of Psychiatry 1955 Vol III P 826-831 Reprinted in Readings in social psychology / Ed by E E Maccoby, T M Newcomb, E L Hartley N Y Holt, 1958 P 335-341 20 Murphy G Human potentialities N Y Basic Books, 1958 P 297 21 Parsons T The social system Glencoe (111 ) The Free Press, 1951 22 Allport F H Theories of perception and the concept of structure N Y Wiley, 1955 23 Miller J G Toward a general theory for the behavioral sciences // American Psychologist 1955 Vol 10 P 513-531 24BuckR С On the logic of general behavior systems theory // Minnesota studies in the philosophy of science/Ed by H Feigl and M Scnven 1956 Vol I 25 Bndgman P W The way things are Cambridge Harvard University Press, 1959 26 Elhn F Specialists interpret the case of Harry Holzer // Journal of Abnormal and Social Psychology 1947 Vol 42 P 99-111 27 FeiglH Philosophical embarrassments of psychology //American Psychologist 1959 Vol 14 P 117 28 Allport G W Effect a secondary principle of learning//Psychological Review 1946 Vol 53 P 335-347 29 См НеЪЪ D О The organization of behavior N Y Wiley, 1949, Olds J, Milner P Positive reinforcement produced by electrical stimulation of septal area and other regions of rat bram // Journal of Comparative Psychological Psychology 1954 Vol 47 P 419-427, ChangH T The repetitive discharge of cortico-thalamic reverberating circuit // Journal of Neurophysiology 1950 Vol 13 P 235-257 30 CM Taylor J G Experimental design a cloak for intellectual sterility//British Journal of Psychology 1958 Vol 49 P 106-116

Эго в современной психологии*

Введение

Одним из наиболее странных событий в истории современной психологии явился тот способ, каким эго — или Я — было отодвинуто в сторону и пропало из вида. Я называю его странным, поскольку существование собственного Я — это факт, в котором совершенно убежден каждый смертный, в том числе любой психолог. Сторонний наблюдатель может сказать. «Психологи — смешные ребята. Перед ними, в самом сердце их науки, лежит несомненный факт, который доказывает существование всех остальных вещей, а они до сих пор не обращают на него внимания. Почему они не начнут со своих собственных эго, или с наших эго, — с чего-нибудь, о чем мы все знаем? Если бы они так сделали, мы бы, возможно, лучше их понимали. Более того, они смогут лучше понять нас».

Тогда, в 1880-е годы, конечно, для Джеймса, Ройса, Дьюи и их современников было хорошим тоном свободно говорить об эго, Я и даже о душе. Душа, конечно, отступала под натиском Вундта, и каждый находил развлечение в том, чтобы пошатнуть господствовавшее теологическое голословие, вступить в эру Новой психологии раскованным и позитивистски настроенным. Они забывали, что их предшественники одобряли идею души не по причине их склонности к теологии, а из-за того, что ассоциационизм не признавал или не давал удовлетворявшего их объяснения связности, единства и целеустремленности, которые, как они считали, преобладают в психической жизни. При том, что понятие «душа» также оказалось не в состоянии объяснить эти свойства, оно, по крайней мере, привлекло внимание к их существованию.

После изгнания души эти объединяющие свойства ментальной жизни время от времени упоминались под названием Я. В течение некоторого времени, благодаря Джеймсу, Калкинсу, Принсу и французским психопатологам, Я было более или менее популярным понятием. Но постепенно оно тоже вышло из употребления.

Полный упадок понятия души и частичный упадок Я произошел, в частности, как я уже сказал, благодаря росту позитивизма в психологии. Позитивизм, как всем нам известно, является программой морального перевооружения, императивы которой включают абсолютный монизм, абсолютную объективность и абсолютный редукционизм, — короче говоря, абсолютную непорочность. С этой аскетической точки зрения субъективные убеждения подозрительны, Я выглядит несколько неприлично, а любой намек на метафизику (то есть непозитивистскую метафизику) отдает слабостью. Как пояснил Гарднер Мэрфи, из психологии Я престижа не извлечешь1.

Но при всем ограничении приносимых им выгод позитивизм обладал одним бесспорным достоинством, он породил здоровую нелюбовь к разъяснению никому не нужных вопросов. Он показал, что старая психология большей частью страдала от тенденции тщательно работать над словами, как будто слова являлись сущностью вещей. Благодаря позитивизму, факультетская психология, базировавшаяся в действительности на вербальном реализме, была дискредитирована, и диалектика стала пользоваться дурной славой. Сейчас мы должны признать, что большая часть психологии Я пребывала на уровне непросвещенной диалектики. Ее утверждения часто бывали избыточными или шли по кругу; в манере Гертруды Стайн она иногда утверждала, что Я это Я это Я. Не особенно лиричным по своей природе психологам не удавалось увидеть в этой возвышенной формуле никакого более глубокого значения. Вполне понятно, что они отказывались допустить такое заикающееся Я в мрачную цитадель своих лабораторий.

Но когда понятие становится табу, это табу имеет вероятность распространиться на целый ряд проблем, связанных с этим понятием. Похоже, что произошло нечто в этом роде. Не только душа и Я пострадали от остракизма. Вместе с ними ушла обширная совокупность проблем, имеющих отношение к связности и единству ментальной жизни, к гордости, амбициям и статусу; идеалам и видам на будущее. Этот упадок, конечно, не был тотальным, но он был значительным.

Словно для того, чтобы компенсировать пренебрежение этими интересами в поле собственно психологии, над горизонтом взошел психоанализ, излучая яркий, хоть и спорадический свет. Не удивительно, что весь мир обратился к психоанализу за ориентирами в динамической психологии. Других возможных ориентиров было весьма мало. Я склонен верить, что история обнаружит, что психоанализ обозначил паузу в психологии — между временем, когда она потеряла свою душу вскоре после франко-прусской войны, и временем, когда она вновь обрела ее вскоре после второй мировой войны.

Пока психоанализ не влился окончательно в более широкую и в более адекватную психологию, он может гордиться тем, что сохранил и продвинул изучение определенных функций Я, которые позитивистская психология предала забвению. Ему можно также отдать должное за сохранение термина, более или менее родственного Я, от мрачного табу, о котором я говорил. Понятию эго с самого начала придавалось особое значение в психоаналитической литературе. Я присваиваю сейчас этот термин, чтобы обозначить то смещение центра, которое ныне происходит в психологической теории.

Но не только к психоанализу мы протягиваем связующие нити. Позиция эго в современной психологии определяется также некоторыми другими историческими тенденциями.

Основные концепции эго

Среди различных концепций эго, обнаруживаемых в психологической литературе, наиболее значимыми являются, безусловно, следующие.

Эго как субъект познания. Номинативная форма слова эго предполагает, что некий субъект занят, как бы сказал Брентано, «интендированием» своих отношений со вселенной. Проблема познающего, или «чистого эго» была мало интересна для психологов с того времени, как Джеймс нанес ей многословный удар в своих «Основах психологии». В сущности, Джеймс заявил о том, что достаточно допустить, что происходит познание. Отдельное допущение о познающем эго не является необходимым. Конечно, для феноменологов2 и персоналистов3 проблема субъект-объектного отношения остается главной. Но большинство психологов после Брентано и Джеймса миновали эту проблему4. Для нашей цели достаточно зафиксировать это первое использование понятия и отметить его относительную редкость.

Эго как объект познания. Некоторые исследователи задались проблемой природы переживания нами своего Я5. Этот подход, ограниченный по сути интроспективными отчетами, был не слишком продуктивен. Он принес мало что дающие сведения о местоположении эго, которое ощущалось расположенным «между глаз», или состоящим из «движений в голове», или находящимся «между правым и левым», «между верхом и низом», «между позади и впереди». Следуя этому направлению исследований, Горовиц обнаружил такое разнообразие результатов (описывающих расположение эго в голове, сердце, груди, на лице, в мозге, гениталиях), что пришел к заключению. «Локализация Я, как отмечается в цитированной литературе, в ответах на наши вопросы, в неформальной дискуссии и в исследовании детей, не является тем базовым феноменом, который может облегчить анализ структуры Я и личности»6.

Похоже, есть только два факта, по поводу которых существует общее согласие.

1. Младенцы, как соглашаются все авторы, не осознают себя как индивидуальность; их поведение протекает в рамках того, что Пиаже назвал «недифференцированным абсолютом», состоящим из Я и окружающей среды. Лишь постепенно и нелегко развивается отдельное эго.

2. Эго, которое мы осознаем, варьирует по своим параметрам. Иногда оно включает в себя меньше, чем тело, а иногда больше. В полудреме мы теряем все ощущения наших эго, хотя можем достаточно осознавать безличные вещи. Бывает, что внезапно наши ноги воспринимаются как странные объекты, нам не принадлежащие. В патологических состояниях бывают замечательные случаи деперсонализации7. И наоборот, иногда мы думаем об инструментах, которые мы используем, как о части нашей расширенной эго-системы, а временами рассматриваем наших детей, наше жилье или наших предков как интимную часть нашего расширенного Я. Установлено, что эго-системы, которые мы осознаем, сокращаются и расширяются самым непредсказуемым образом8.

Эго как примитивный эгоизм. Сто лет назад Макс Штирнер написал «Единственный и его собственность» (Der Emzige und sem Eigentum)9 — книгу, в которой он отстаивал тот тезис, что человек по своей природе неизменно эгоистичен. В 1918 году французский биолог Феликс Ле Дантек управился с той же темой с большим блеском в своем труде «Эгоизм, единственная основа общества» (L'egoisme. seule base de toute societe)10. Неутолимый эгоизм является основой здания общества, говорит Ле Дантек, а лицемерие — его основной принцип. Психологи, относясь пристрастно к такому расчетливому реализму, при этом сами далеко продвинулись к разоблачению лицемерия в человеческой натуре. Проекция, рационализация, механизмы защиты были представлены тем, чем они являются, — попыткой обелить эгоцентрическую мотивацию. В течение столетия психологи объединились с историками, биографами и романистами в модном спорте развенчания человеческих мотивов.

Эго как влечение к доминированию. С этой позицией примитивного эгоизма перекликается множество исследований, обращающихся к чувствам доминирования, к доминантности, к сложившемуся порядку подчинения, к эйфории. С этой точки зрения, эго есть та часть личности, которая требует статуса и признания. Негативные состояния тревоги, неуверенности, стремления защищаться, сопротивления действительно лишь являются индикаторами того, что, когда эго унижено, возрастают импульсы к его защите и восстановлению статуса.

Эго как пассивная организация ментальных процессов. Психоанализ, как нам известно, внес большой вклад в интерпретацию человеческой природы в терминах эгоизма. Вся его теория мотивации базируется на допущении о гедонистическом собственном интересе. Но в психоанализе эгоизм, как это ни странно, приписывается не эго, а желаниям, поднимающимся из ид. Для Фрейда собственно эго есть пассивный перципиент, лишенный динамической силы, «связная организация ментальных процессов», которая осознает противоречивые силы подсознания (ид), суперэго и внешней среды11. Эго, не обладающее динамической силой, пытается насколько может умиротворять и управлять противоречивыми силами; но когда оно терпит неудачу, что часто происходит, оно вспыхивает тревогой. Эго рождается из сдерживания инстинктивных импульсов и постоянно нуждается в укреплении. Но даже тогда, когда, благодаря процессу анализа, эго усиливается, оно все еще по сути остается лишь пассивной жертвой-наблюдателем драматического конфликта.

Неудовлетворенные отрицанием Фрейдом динамической силы эго, более поздние авторы-психоаналитики, в частности Френч и Хендрик12, приписывали эго большую движущую силу. Оно является субъектом, который планирует, который стремится совладать с конфликтами, так же как и утихомирить их. Один из аналитиков, Хайнц Хартманн, существенно разошедшийся с Фрейдом, считает, что «адаптация к реальности, которая включает господство над ней, исходит в значительной степени от эго и, в частности, от той части эго, которая свободна от конфликта, и направляется она организованной структурой функций эго (таких как интеллект, восприятие и т. д.), которые существуют по своим собственным правилам и обладают независимым воздействием на разрешение конфликтов»13. Для таких авторов эго-идеал уже не является, как для Фрейда, пассивным отражением суперэго, которое, в свою очередь, мыслится как простое наследство родителей. Эго через свои идеалы проникает в будущее, становится исполнителем, планировщиком, борцом.

Эго как «борец за цели». В этом случае мы переносимся с помощью некоторых более современных психоаналитиков в позицию, неотличимую от позиций Мак-Дугалла или Джеймса в его наиболее телеологических аспектах. Для Мак-Дугалла самоуважение выступает хозяином и контролирующим чувством, в чьих интересах функционируют все остальные чувства14. Фразу «борец за цели» я заимствовал у Джеймса15, который в своей концепции Я отстаивал порой отчетливо динамические и персоналистские взгляды.

Целевой взгляд на эго может быть связан с постулатом Коффки о том, что всегда есть активная «сила, которая направляет эго свыше»16. Та же позиция представлена в тех вариантах динамической психологии, которые признают рабское подчинение биологических потребностей одной центральной потребности эго-удовлетворения. Одно из наиболее сильных выражений этой точки зрения обнаруживается в «Человеческой природе в свете психопатологии» Гольдштейна17.

Эго как поведенческая система. Несмотря на постулат о «силе, которая направляет эго свыше», позиция Коффки менее динамична, чем только что описанная. Он говорит, что эго — это только одна отдельная система внутри гомогенного поля. Большая часть поведения осуществляется без отношения к эго. Не все восприятие, не все действия, не все эмоции и не все сознание связаны с эго-системой. Границы эго в зависимости от времени изменяются в широких пределах и, в определенных обстоятельствах, эго действует как система, которая детерминирует течение событий, как это делает, согласно гештальттеории, любая другая динамическая система. Но большую часть времени поведение свободно от воздействия эго-системы.

Более влиятельной — благодаря своей экспериментальной плодотворности — оказалась трактовка этого вопроса Левином18. Хотя он редко использует термин эго, он также принимает во внимание центральную субсистему внутри личности. Не все поведение связано с эго, но многие из экспериментально полученных результатов могут быть объяснены только ссылкой на специальный тип напряжения, которое существует, когда «вовлечено» эго. Совершенно очевидно, что меняющийся уровень притязаний является феноменом эго-напряжения. Насыщение, замещение, инкапсуляция, сопротивление, ирреальность и силовое поле — все это левиновские понятия, характеристики которых представляют различные свойства эго-напряжений19.

Ясно, что Левин в не меньшей степени, чем Коффка, хочет избежать представления об эго как единой целостности и предпочитает рассматривать его как варьирующий набор сил, которые пробуждаются всякий раз, когда личность вступает в некоторые новые и возможно опасные отношения с окружающей средой.

Эго как субъективная организация культуры. В последние годы, как всем известно, происходило сближение психологии, психоанализа и социальной антропологии. В результате этого симбиоза создана новая концепция эго. Образ себялюбивого и несоциализированного эго, завещанный нам Штирнером и Ле Дантеком, был расширен. Шериф, например, обращает внимание на то, что хотя эго не является «генетической психологической формацией», оно приобретается ребенком под непрестанным воздействием со стороны родителей, учителей и товарищей, и в результате эго «состоит главным образом из социальных ценностей»20. Так как процесс сегрегации эго в детстве преимущественно достигается приобретением ребенком имени, статуса, кодекса поведения, социального чувства вины и социальных стандартов для вынесения суждений, Шериф заключает, что эго является не чем иным как социальной частью человека21. Эта авторская позиция экстремальна. Ведь если эго является не чем иным, как «социальным в человеке», непонятно, как называть все антисоциальные импульсы и стремления, которые обычно именуют эгоистическими!

Взгляд Кантрила сходен, но менее экстремален, чем взгляд Шерифа. Кантрил допускает, что «человеческое эго и, следовательно, тот способ, каким он себя рассматривает, вовсе не всегда полностью определяются окружающей культурой»22. Но то, что индивид относит к самому себе, несомненно, большей частью социально детерминировано. Когда срывают национальный флаг, он оскорбляется; когда делают презрительные замечания о его родителях, он вмешивается; когда его кандидат на выборах проигрывает, он терпит поражение.

Подчеркивая культурное содержание эго, эти авторы фактически ликвидируют искусственное фрейдистское различие между эго и суперэго. Они также спасают эго от антисоциального солипсизма Штирнера и Ле Дантека и делают из него социализированного субъекта, готового войти в качестве интегрированной части в сложные отношения социальной жизни.

В этом беглом историческом обзоре я пропустил многих авторов, внесших свой вклад в литературу по эго. Тем не менее я уверен, что указал главные способы, которыми до сих пор представляли эго, — а именно, как субъект познания, как объект познания, как первичный эгоизм, как доминирующую силу, как пассивного организатора и рационализатора, как борца за цели, как одну из многих сегрегированных поведенческих систем и как субъективную структуру социальных ценностей.

Немедленно возникает вопрос, имеют ли эти восемь употреблений термина эго что-нибудь общее, или, как это часто случается, использование одного термина запутывает совершенно различные проблемы. Эго как субъект познания и как стремление к статусу — это одно и то же? Является ли Я как объект познания в то же время борцом за цели? Имеет ли эго-система, предложенная Коффкой, какое-нибудь родство с эго Фрейда, которое пытается улучшить ид через осознание?

На эти вопросы пока нельзя ответить. Мы не можем сказать, отражают ли эти восемь концепций несовместимые теории, или незаметно переходят одна в другую, или все они в конце концов подчинятся одной теории эго, включающей в себя другие.

В пользу последней возможности говорят новые экспериментальные исследования, которые, если я не ошибаюсь, дают поддержку нескольким из этих концепций одновременно. Эксперименты сходятся на одном общем открытии, а именно на том, что эго-вовлеченность или ее отсутствие создают важное различие в человеческом поведении. Когда человек реагирует в нейтральной, безличной, рутинной атмосфере, у него одно поведение. Когда он ведет себя личностно, порой возбужденно, серьезно относясь к заданию, его поведение совсем иное. В первом случае его эго не вовлечено, во втором случае вовлечено. И я убежден, что в большинстве экспериментов, о которых я расскажу, обнаруживается, что эго действует в нескольких, если не во всех из восьми качеств, которые я перечислил. Другими словами, эго-вовлеченность является, как подразумевает это словосочетание, условием тотального участия Я — как субъекта познания, как организатора, как наблюдателя, как искателя статуса и как социализированного существа. Итак, экспериментальные свидетельства.



Страница сформирована за 0.67 сек
SQL запросов: 190