Центральные положения нового подхода
Во-первых, приведу несколько центральных положений, с которыми, я надеюсь, мы все согласны. Кажется очевидным, что единицы, которые мы ищем в личности и в мотивации, — относительно сложные, а не молекулярные структуры. Они находятся на более высоких уровнях того, что Халл назвал иерархией навыков, чем уровень спинальных навыков. Мы не ищем клетки или даже скопления клеток, мы не ищем рефлексы, следы или кванты эндокринных выделений или проводящих процессов нервной системы. В конечном счете, конечно, нам хотелось бы перевести сложные структуры в микроэлементы и раскрыть их нейрогуморальные составляющие. Но в настоящее время и в ближайшем будущем мы должны удовлетвориться отысканием генерализованных единиц, определяющих относительно широкие формы организации.
Есть и второе утверждение, в отношении которого, я надеюсь, мы можем достичь столь же быстрого согласия. Методологи говорят нам, что мы никогда не можем наблюдать непосредственно мотивы, черты или любые подобные единицы. Мы согласны. Они говорят нам, что любая единица, которую мы открываем, — это только «гипотетический конструкт» или «промежуточная переменная». И в этом они тоже правы, хотя со своей стороны я голосую за «гипотетический конструкт» — понятие, подразумевающее (как считают Мак-Коркодейл и Мел6), что единицы, которые мы ищем, реально существуют, хотя и невидимы. Методологи к тому же говорят нам, что мы должны обладать корректными и воспроизводимыми операциями для установления единиц, которые мы выбрали; мы не можем пробудить их к жизни простым называнием их по имени, как это делали сторонники инстинктов поколение или два назад. И с этим мы согласны. На самом деле, мы разумно принимаем все предостережения и предупреждения современной методологии, за исключением того, что от избытка рвения все единицы объявляются выдуманными, применимыми лишь в конкретной деятельности исследователей.
Третье утверждение задержит нас дольше, ибо оно оказывается самым большим камнем преткновения в нашем поиске объективно существующих структур. Я имею в виду несомненную изменчивость поведения человека от ситуации к ситуации. Открытые в лабораторных условиях мотивационные единицы часто испаряются, когда субъект переходит из лаборатории в свой офис, гольф-клуб, дом. На самом деле, его поведение в этих знакомых условиях может часто оказываться противоречивым. Факт ситуационной изменчивости поведения привел многих социологов к убеждению, что любой поиск устойчивой личности с конкретными мотивами и чертами обречен на неудачу.
Недавно я был на конференции психологов, работающих над проблемой «межличностного восприятия»7. На этой конференции много говорилось о восприятии, но мало о людях — объекте восприятия. Причина, я думаю, в том, что участники остро осознавали хамелеоноподобные изменения, отличающие человека при переходе из одной ситуации в другую. Они гораздо больше предпочитали изучать восприятие человека в ситуации, и таким образом обходили вопрос о том, на что реально похож человек. Не только индивид варьирует свое поведение, но и на наше восприятие его сильно влияют наши субъективные установки, наша симпатия к нему, отсутствие духовной близости к нему или его степень сходства с нами. Следовательно, сам воспринимающий является главным источником изменений; ситуация, в которой действует человек-объект, может быть еще одним источником изменений, а фиксированные черты и мотивы человека-объекта являются фактором лишь второстепенным.
Надежда на точную оценку мотивов и черт, таким образом, оказывается поколебленной изменчивостью человека и предубеждениями воспринимающего. Точность оценки также сильно осложняется неопределенностью критериев. Как мы можем узнать, что наша оценка точна и соответствует действительности? Не путем же сравнения своих оценок с мнениями других, на которых могут сказываться и общие, и их индивидуальные ошибки. Не путем самоописания субъекта, — ведь он способен на самообман. Не путем предсказания будущего поведения, которое в значительной степени будет зависеть от ситуации, вызывающей это поведение. Не путем других тестов и средств измерения, ибо они также подвержены ошибкам.
Ситуационные переменные
Теория ролей.
Все эти возражения убедительны, и сегодня их совместная сила, как мне кажется, уводит многих исследователей от оценки мотивов и личностей. Один заманчивый путь бегства обнаруживается в понятии «роль». Например, Эммануил Браун больше не рассматривается как единый человек, он является сплетением ролей. Как учитель он отвечает одним ожиданиям, как отец — другим, как гражданин или как член Ротари-клуба — еще каким-то. В одном из своих порывов энтузиазма Уильям Джеймс предпринял тот же способ ухода. «Человек, — утверждал он, — обладает столькими «Я», сколько есть разных групп людей, чье мнение его волнует»8.
Крайний вариант этой ситуационной доктрины можно найти в книге Куту «Проявляющаяся природа человека»9, где автор утверждает, что поиск черт личности и их оценка — химера, а самое большее, что мы можем сказать о любой личности, — это то, что в данной ситуации человек имеет специфическую тенденцию отвечать определенным ограниченным способом. Следовательно, согласно Куту, единственно приемлемой единицей является «тевсит», то есть «тенденция-в-ситуации». Если мы не можем опровергнуть крайние формы теории ролей, теории «тевситов» и утверждения Джеймса о социальном «Я», наша работа должна прекратиться здесь и теперь. Какой прок в оценке мотивации или личности, если поведение так зависит от ситуации, как утверждают эти теории? Давайте посмотрим на это с другой стороны.
Гарантии против ситуационной изменчивости. Во-первых, в некоторые наши методы оценки встроены гарантии против ситуационной изменчивости. Они явно меняют ситуацию. Так, ведущие диспозиции личности, или ее эстетические ценности, или ее невротические тенденции тестируются с помощью широкого диапазона вопросов, описывающих большое разнообразие обычно переживаемых ситуаций. Хотя некоторые исследования показывают, что измеряемая таким образом черта действительно меняется при переходе, скажем, от учебной ситуации к деловой, от спортивной к чисто социальной, чаще обнаруживается, что человек в целом несет с собой свой обычный уровень тревоги, обычное количество эстетических интересов, или обычный уровень вдохновения, или совершенно постоянный уровень предрассудков.
Во-вторых, очевидно неверно, что у человека столько социальных «Я», сколько имеется групп, чьим мнением он дорожит. Человек почтительный, честолюбивый или компульсивный в офисе вряд ли отбросит эти черты дома или на площадке для гольфа. Может варьировать их интенсивность, может меняться их способ выражения, но настоящие Джекил и Хайд чрезвычайно редки. Что же касается ролей, разве не факт, что характерный стиль пронизывает поведение человека, даже когда он играет разные роли? Разве не всегда верно, что человек ищет роли, наиболее близкие его личности, избегая другие, ограничивающие его стиль или вызывающие чрезмерное напряжение во внутренней мотивационной структуре? Мы должны признать, что некоторые люди вынуждены принимать роли, которые им не нравятся, так же, как мы должны признать, что диапазон вариаций характеризует поведение любого человека в соответствии с обстоятельствами, в которых он оказывается.
Но хотя эти факторы весьма усложняют наш поиск структур, они не должны нас обескураживать. В поведении человека так много последовательности, так много единообразия, так много надежности, что наша задача неминуемо будет решена.
Решения, предлагаемые для упрощения ситуационной проблемы. Для разрешения этой проблемы могут быть предприняты два шага. Мы можем продолжать поиск методов оценки, преодолевающих ситуационные границы. Методы, требующие только карандаша и бумаги, легче, чем экспериментальные методы, позволяют узнать о поведении субъекта во многих повседневных контекстах. Но если метод ограничен экспериментальной ситуацией (как, например, использование теста Роршаха), мы, по крайней мере, можем требовать, чтобы наш диагноз подтверждался дополнительными доказательствами, полученными вспомогательными методами.
В другом месте я выразил сожаление, что мы доверяем слишком ограниченной батарее методик*. Проективные тесты, например, нуждаются в дополнении прямыми методами, ибо в ином случае мы можем получить картину определенных латентных тенденций, не зная даже, отделены ли они от осознанных интересов и знания себя, или интегрированы с ними. Между тревожностью, гомосексуальностью или агрессией, являющимися вытесненными тенденциями, и ими же, полностью принимаемыми и осознаваемыми, — огромная разница. Но проективные техники, используемые в одиночку, никогда не смогут это различить.
Помимо использования множественных или более широких методов для получения более полной информации о ситуации, нам часто нужно откровенно признать ограниченность диапазона ситуаций, охватываемого нашими диагностическими средствами. Например, мы можем сказать, что данный студент при проведении тестов в колледже показал такие-то и такие-то характеристики. Но мы не можем с уверенностью предсказать его поведение дома или в деловой обстановке. Или мы можем сказать, что этот пациент с заметными нарушениями демонстрирует такие-то наклонности, но в связи с его обстоятельствами более широкие обобщения невозможны.
Я говорю о том, что ситуационизм — серьезное препятствие, которое нужно преодолеть. Диагносты должны лучше осознавать проблему и стремиться к более широкому спектру действия своих инструментов. В то же время они должны защищать свои утверждения о мотивации, уточняя ситуации, охватываемые их исследовательскими методами.
Отношение интраиндивидной структуры к ситуационным паттернам. Но не станем присоединяться к лагерю скептиков, говорящих, что личность человека есть «…просто конструкт, связанный с именем», что в ней нет ничего внешнего и объективно структурированного, что можно было бы оценивать. Я думаю, эти сомнения можно уподобить соблазнительной песне сирен, внимая которой, ни один ученый не смог бы долго «выжить», так как она привела бы корабль к крушению. Астроном обнаруживает звезду. Как подлинный реалист он предполагает, что ей присущи некие свойства, она состоит из определенных элементов и обладает структурой, и его научный долг — отыскать и исследовать их все. Когда ботаник рассекает растение, он не предполагает, что он рассекает конструкт, объединенный только наименованием. Перед ним — растение, и ученого интересуют его структура и функции. Аналогично, психолог, занимающийся проблемой личности, хочет подойти как можно ближе к подлинной структуре исследуемого им человека. И, несмотря на значительную и причиняющую лишние хлопоты ситуационную изменчивость, несмотря на собственные допущенные при наблюдении и измерении ошибки (которые он постоянно старается уменьшить), он так и поступает.
Теоретическая задача на будущее — установление связи интраиндивидуальной структуры с повторяющимися ситуационными паттернами, которые сами по себе могут рассматриваться как сложные социальные или культурные структуры. Говоря языком Ф. X. Олпорта, мы должны иметь дело и со структурами тенденций личности, и с совместно действующими (тангенциальными) коллективными структурами. Между ними существует некоторая степень интерструктурности. Аналитические исследования, такие как проведенное Танненбаумом и Ф. Олпортом10, должны помочь нам определить перепады энергии в паттерне поведения индивида, которые могут быть приписаны, с одной стороны, структурам внутренних тенденций, и, с другой стороны, совместно действующим коллективным структурам.
Единицы мотивации и единицы ЛИЧНОСТИ
Теперь мы приблизились к сердцевине нашей темы. Каковы отношения между единицами мотивации и единицами личности? Я предположил бы, что все единицы мотивации в то же время являются единицами личности, но не все единицы личности одновременно являются единицами мотивации. Только несколько авторов проводили это различие систематически. Мюррей11 поступал так, когда отличал мотивационные потребности (или векторы) от стилей или способов осуществления потребностей, представленных актонами или вербонами. Подобным образом, Мак-Клеланд12 отличает мотивы от черт и схем. Чертами он называет только повторяющиеся паттерны выразительного или стилистического поведения, схемами — установочные ориентации, когнитивные и символические привычки. Для него только мотивы являются динамичными или причинными силами, и их он считает возможным обозначать термином «потребности».
Мы все согласимся, что одни из характеристик личности обладают выраженной динамической природой, а другие — инструментальной, или стилистической природой. Существуют, например, отчетливые различия между комплексом ненависти или влекущим честолюбием, с одной стороны, и вежливостью или нерешительной манерой — с другой. Говоря терминами Левина, некоторые области способны на большее напряжение, чем другие. И некоторые области (а именно стилистические) приводятся в действие только для того, чтобы направлять индивида в ходе осуществления его центральных мотивов. Так, молодой человек, жаждущий дружеского общения, выходит вечером в поисках его, но ведет себя при этом в соответствии со своим собственным стилем — робко или уверенно, сдержанно или болтливо. И его потребность в контактах, и его стиль поиска этих контактов — характеристики личности, но одна из них более динамична (более мотивационна), чем другая.
В то же время, между нами нет согласия в отношении того, что составляет мотивационную единицу. Если бы мы следовали Мюррею, Мак-Клеланду или Фрейду, мы поместили бы с одной стороны только гипотетические силы, называемые потребностями, инстинктивной энергией или импульсами ид. С другой стороны мы поместили бы схемы, черты и характеристики структуры эго. Здесь смысл в том, что существуют «сырые», первичные, инстинктоподобные силы, сами по себе составляющие единицы мотивации. Их стараются уловить главным образом проективные тесты. Однако я не могу поверить, что мотивационные единицы так абстрактны, как подразумевает эта процедура. Позвольте проиллюстрировать свое недоверие ссылкой на интересы конкретного человека. Скажем, он глубоко интересуется политикой. Это простое утверждение много говорит нам о его мотивационной структуре. Будет ли полезным в целях оценки раскладывать эту интегральную структуру путем примерно такого анализа: у него есть агрессивное влечение, потребность в экстернализации и небольшая фиксация на отце — все это сосредоточилось на политике; у него есть определенные культурные схемы, которые он усвоил, он регулярно читает политические новости в утренней газете, а также имеет успешный опыт гражданского участия. Или, проще говоря, должны ли мы сказать, что его потребность в агрессии (которую некоторые были бы склонны принять за основную мотивационную единицу в этом случае) как-то произвольно направилась на политику? Или мы должны сказать — я думаю, это точнее, — что его агрессия и его интерес теперь одно и то же? Его страсть к политике — единственный истинный структурный факт, и не имеет значения, какой могла быть его прошлая поведенческая история. Вы видите, что здесь я опираюсь на принцип функциональной автономии.
Нет нужды углубляться здесь в обсуждение этого вопроса. Хочу просто обратить ваше внимание на то, что основными мотивационными единицами могут быть не только бессознательные побуждения, эрги, потребности или инстинктивная энергия — «любимцы» определенных направлений психодинамической теории. И проективные техники — не единственный способ их постижения, хоть они и являются безусловно узаконенными орудиями для использования в общей батарее оценочных методов.
Классы единиц в современных оценочных исследованиях
Давайте теперь выясним, какие классы единиц мы обнаруживаем в современных диагностических исследованиях. Ни один отдельный исследователь не имеет дела со всеми ними, ибо каждый специализируется на своих любимых измерениях. Вопрос в том, какая картина возникнет, если мы окинем взглядом сразу всех исследователей за работой.
Тесты и шкалы. Предпочтение, отдаваемое многими исследователями многовариантным шкалам, с самого начала осложняет нашу попытку четкой классификации. Поколение назад мы довольствовались одним тестом для доминирования-подчинения, абсолютно другим тестом для экстраверсии-интроверсии и так далее. Хотя мы еще пользуемся такими простыми шкалами, возрос спрос на многомерные методы. Возьмем исследования невротизма. Сначала (в
Несмотря на пулеметный разброс, давайте попробуем классифицировать единицы, фиксируемые в диагностике личности. Не претендуя на законченность своего перечня, я обращу внимание на десять классов единиц, которые кажутся мне наиболее широко изучаемыми сегодня.
Десять классов единиц, изучаемых сегодня.
1. Интеллектуальные способности. Эта область столь велика сама по себе, что мы обычно отделяем ее и от мотивационной, и от личностной диагностики. Я упомянул ее здесь только потому, что полная диагностика не могла бы обойтись без нее. Когда-нибудь, я надеюсь, мы сможем более тесно, чем сейчас, связать интеллектуальное функционирование с мотивационным и личностным.
2. Синдромы темперамента. В последнее время в этой группе наблюдается прогресс. Имеются в виду работы Шелдона, Терстоуна, Кеттелла, Гилфорда и других. Благодаря их стараниям мы теперь можем оценить такие единицы как общая активность, ощущение благополучия, сдержанность, эмоциональная стабильность, лабильность, соматотония. Желательно найти более точное определение понятия темперамента, чем то, которое используют некоторые из этих исследователей; тем не менее, они конструктивно работают с единицами, представляющими преобладающую «эмоциональную атмосферу», в которой развиваются личности.
3. Бессознательные мотивы. Несомненно, величайший интерес для клинических психологов представляют единицы этого общего класса. Иногда их называют потребностями (хотя никто не настаивает на том, что все потребности являются бессознательными), часто они включают измерения с фрейдистским оттенком, такие как тревожность, агрессия, оральные или анальные тенденции, эдипов комплекс. Теория считает, что такие глубоко погребенные в бессознательном мотивы являются более реальными и базовыми, чем единицы, извлекаемые другими методами. Это утверждение, как я уже указывал, никогда не сможет быть доказано, если только не использовать вместе прямые и проективные методы для одних и тех же переменных с одними и теми же личностями.
4. Социальные установки. Это единицы совершенно другого порядка. Хотя они развивались главным образом в социальной психологии, они являются элементом любой полной программы клинической диагностики. Мы хотим знать, как наш субъект воспринимает церковь, или как он относится к России. Мы хотим знать его либеральные или консервативные тенденции, а также его баллы по шкалам авторитарности, этноцентризма, догматизма, традиционной семейной идеологии. Эти последние упомянутые единицы иллюстрируют неизбежную произвольность нашей классификации, ибо, хотя они имеют дело с социальными установками, они также претендуют на раскрытие более глубоких аспектов структуры характера и, таким образом, пересекаются с другими нашими категориями.
5. Познавательные схемы. «Вырастая» из изучения социальных установок, мы сегодня обнаруживаем значительный интерес к обобщенным интеллектуальным структурам. Можно отметить старания Кляйна раскрыть общие стили, или воззрения, которые пронизывают и мотивационные, и когнитивные функции. Можно сослаться на предложение Келли изучать конструкты, которые человек использует. Какие единицы нам использовать в видении мира вокруг себя? Уиткин13 и другие выявили синдромы «полезависимости» и «поленезависимости». Хотя диагностический метод Уиткина связан с перцептивным измерением, он обнаружил, что «полезависимый» человек характеризуется также тревожностью, боязнью своих импульсов, плохим контролем над импульсами и общим дефицитом осознания собственной внутренней жизни.
6. Интересы и ценности. В противоположность бессознательным мотивацион-ным единицам мы обнаруживаем много измерений, имеющих дело со структурированными мотивами, а не с их предполагаемой глубинной динамикой. Здесь мы бы сослались на измерения интереса к искусству, сельскому хозяйству или торговле. Мы бы привели шесть единиц Шпрангера, измеряемых тестом «Исследования ценностей» (Study of Values) Олпорта-Вернона-Линдси. Сюда же, возможно, мы бы поместили суммарную величину маскулинности-феминности, основанную на совокупности осознанных выборов.
7. Экспрессивные черты. Ряд единиц оказывается посередине между мотиваци-онным и стилистическим измерениями. За неимением лучшего термина назовем их экспрессивными. Сюда мы можем включить тенденции доминирования, экстраверсию, упорство и эмпатию, а также общительность, самоконтроль, критичность, доступность, тщательность и тенденцию «так точно».
8. Стилистические черты. Этой группе уделяется меньше внимания, быть может потому, что психологи рассматривают стилистические черты как поверхностный слой личности. Сюда можно включить вежливость, болтливость, постоянство, нерешительность и другие поддающиеся измерению манеры поведения. В конце концов, мы можем ожидать, что эти стилистические характеристики будут связаны с более глубокими структурными единицами, но они также могут измеряться сами по себе.
9. Патологические тенденции. Многие исследователи предпочитают анализировать мотивацию и личность в знакомых клинических понятиях. В их оценке нормальных и аномальных личностей мы находим единицы такого типа, как. истерические, маниакальные, невротические, шизоидные диспозиции. Мы говорили об эволюции этих единиц от «Листа личных данных» Вудвортса к MMPI. Можно упомянуть в качестве столь же типичных для этой группы тест Хамма-Уодсворта и другие производные от классификаций Крепелина и Кречмера.
10. Факторные кластеры. До сих пор я не обращался к факторам. Факторные единицы отчасти принадлежат к тем классам, которые мы уже рассматривали. Ясно, что «первичные психические способности» Терстоуна вполне разумно включить в раздел интеллектуальных способностей. Большинство факторов, предложенных Гилфордом и Циммерманом, могут быть отнесены к синдромам темперамента или к экспрессивным чертам. Аналогично могут быть рассортированы большинство факторов Кеттелла. В то же время, много факторов, полученных в результате математического суммирования данных многих тестов, примененных ко многим людям, часто не поддаются концептуальному анализу в любом из предшествующих классов. Так, Гилфорд и Циммерман14 описывают «неопознанный» фактор, названный С2, представляющий собой некоторую приводящую в недоумение смесь импульсивности, рассеянности, эмоциональной неустойчивости, нервозности, одиночества, легкости эмоциональной экспрессии и чувства вины. Когда появляются единицы такого типа — а мне представляется, что это происходит нередко, — становится интересно, что о них можно сказать. Они напоминают колбасный фарш, который не смог пройти санитарный контроль и контроль на чистоту продуктов.
Я не утверждаю, что факторному анализу нет места в поиске единиц. Мне кажется, что когда факторный анализ имеет дело для начала с концептуально определенной областью, например, экстраверсией и интроверсией, с его помощью часто удается повысить ясность и доступность для нас измерений. Другими словами, лучше, когда факторы следуют теории, чем когда они создают ее.
Факторы — это просто суммарный принцип классификации многих измерений, примененных (обычно) ко многим людям. Этот принцип не придает измерениям новой силы. Факторы не являются, как считают некоторые энтузиасты, «причиной всего человеческого поведения», не являются они и «исходными» чертами в противоположность «поверхностным». Не являются они также и «влияниями», определяющими все поведение. Они не более и не менее мотивационны, чем другие единицы. Как правило, они являются не более чем эмпирически выделенными описаниями среднего человека.
В этом отношении факторы заметно не отличаются от других типов единиц, которые мы описали. Все они позволяют предложить измеряемый параметр, то есть они являются общими единицами, по отношению к которым могут сравниваться все личности. Ни одна из них не соответствует разделению, существующему «внутри» любой отдельной личности, если только отдельная личностная структура не оказывается похожей на структуру эмпирически вычисленного «среднего человека». Тем не менее, шкалируемые измерения — измерения полезные, и мы надеемся, что работа будет продолжаться, пока не будет достигнуто лучшее согласие относительно их количества и природы.
Я не могу утверждать, что все тысячи измерений, предложенные, чтобы направлять наш анализ мотивации и личности, могут быть гармонично включены в эту состоящую из десяти частей схему, но она может быть полезна для размышлений.
До сих пор исследователи не достигли или почти не достигли согласия; они пока не могут сказать. «Вот наиболее полезные для исследования единицы». В качестве руководства для начинающих студентов Вудвортс и Маркиз15, основывая свою классификацию на исследовании Кеттелла16, предложили «Перечень наиболее ясно установленных первичных черт», уживчивый, умный, эмоционально стабильный, доминирующий, спокойный, сензитивный, образованный и культурный, добросовестный, предприимчивый, сильный, гиперсензитивный, дружелюбный. Однако профессиональные психологи еще не готовы остановиться на этом или любом другом «первичном» перечне.
Следует сказать о взаимной корреляции черт. Факторный анализ в первые годы своего существования давал надежду на то, что удастся устранить это сложное явление, отыскивая ортогональные друг другу факторы. Но сейчас даже адепты факторного анализа признают, что эта цель невыполнима. Между человеческими качествами следует ожидать определенной тенденции к сосуществованию. Конечно, если корреляции очень высоки (как это бьшо бы наверняка между шкалами «доминирования» и «власти», или «депрессии» и «меланхолии»), бьшо бы глупо иметь отдельные шкалы для синонимичных или почти синонимичных черт.
Одна из наиболее устойчивых интеркорреляций указывает на общее здоровье, силу или надежность структуры характера или же противоположный синдром. Вер-нон17 показывает, как этот паттерн — он называет его «зависимость» — проявляется в факторных исследованиях. В Гарварде было проведено исследование Гранта, в рамках которого была проделана интенсивная работа с нормальными молодыми людьми, для чего пришлось принять общую меру «здоровья»18. В общем, непохоже, что эти открытия можно объяснить гало-эффектом, вытекающим из предубеждения исследователей.
Когда возникает такая устойчивая взаимная корреляция между любыми группами черт, как мы должны называть их. типы, синдромы, перспективные тенденции? Я лично предпочел бы слово «синдром», так как этот термин ясно указывает на сосуществование концептуально различных переменных. Боюсь, что термин «тип» привел бы нас к трудностям, так как это понятие обладает множеством дополнительных значений.
