Почему мы даем людям отрицательные оценки?
Что толкает нас на отрицательную оценку? На этот вопрос большинство быстро находит ответ: у человека на самом деле что-то достойно отрицательной оценки. Что ж, если это так, то стремление оценить человека по заслугам отрицательно — вполне приемлемо? Но вот что любопытно. Нами был проведен такой опрос: какие оценки мы слышим чаще? Из 300 опрошенных 95% ответили, что отрицательные. Чем объяснить такое впечатление? Неужто отрицательного в человечестве в самом деле больше, чем положительного? Ведь для оценивания каждого отдельного человека точкой отсчета должно служить само человечество, а не идеал нравственности, не полубог Иисус и не сам Господь Бог. Человек — мера вещей. Но более того, человек — мера и людей. Тогда возьмем все и перемешаем, и получится “фифти-фифти”: 50% в человечестве хорошего, 50% — плохого. Кто не грешен — пусть бросит в меня камень. А нас тянет видеть не 50 на 50, а преимущественно плохое.
Тому есть несколько причин.
В биомире, откуда мы пришли, опасность поджидала повсюду. У наших предков должна была развиться избирательная настороженность по отношению к отрицательному. Вот ее-то и получили мы в генетическом коде. А в мире более возвышенном, куда мы идем, куда зовет нас человеческая совесть, мы должны, наверное, преодолеть этот биогенетический анахронизм. И быть более объективными людьми. Лучше осуществлять тезис: “Ищи в людях хорошее!” Плохое ведь и само лезет в глаза. Отсюда необъективность. Уравновесим нашим старанием биогенный страх перед плохим. Создадим в нашем внутреннем взоре более приятную, безопасную среду. Меньше в связи с этим будем огрызаться. И даже мимика и жесты будут потом у нас мягче. И люди тоже будут по отношению к нам добрее, и мир вокруг станет реально безопаснее.
Кроме того, к положительному мы привыкаем, и оно перестает нас удивлять и восхищать. Ну сколько можно восторгаться красотой жены… Привыкаем. А к отрицательному — к гвоздю в сапоге — привыкнуть трудно. И опять же это все “в пользу” отрицательного. Оно лезет в глаза. Ох, сколько иррациональных тенденций надо в себе преодолеть!
И это еще не все. Говорилось о психологии превосходства. Как общее к частному все это относится и к психологии оценивания. Вопрос, как оценивают себя обычно по тому “параметру”, по которому оценивают отрицательно другого? Из 300 опрошенных 93% ответили: “Положительно”. Часть респондентов ответила, что может быть такой вариант: ты плохой, но и я плохой. Мы оба плохие. Что ж, такой вариант возможен, но определяющим является первый.
Итак,
ДАТЬ ОТРИЦАТЕЛЬНУЮ ОЦЕНКУ ЧЕЛОВЕКУ — ЭТО ВОЗВЫСИТЬСЯ ЗА СЧЕТ ЕГО УНИЖЕНИЯ.
Понятно, что этот мотив часто камуфлируется, маскируется в глазах самого субъекта и в глазах окружающих стремлением к объективности. Но тотчас же самоуважение уменьшается, как только это становится ясно.
Не упустим из виду, что если вы студент и сказали другому студенту, что это, мол, чушь, то такая ситуация менее конфликтогенна, чем если вы, будучи студентом, сказали это же преподавателю. То есть если вы даете отрицательную оценку человеку, который выше по статусу или возрасту, то это воспринимается острее, чем если вы в позиции “на равных”. Следовательно, надо учитывать еще и взаимные пристройки друг к другу.
Если самовозвышение за счет унижения другого оценивается даже нами отрицательно, то другим людям это заметнее. Нас осудят. А мы все же хотели бы положительной оценки.
Еще одна тонкость. Оценивая кого-то отрицательно в присутствии третьих лиц, я себя идентифицирую с этими третьими лицами, а они идентифицируют себя со мной. Им я делаю комплимент, как и самому себе: мы выше того, кого мы оцениваем отрицательно. Я активен здесь, а они, третьи лица, пассивны, я объединяю себя с ними и противопоставляю уже “нас” ему. Это как бы выгодно. В их адрес это синтонный посыл, чем я их подкупаю, а они берут эту моральную взятку. Ситуация нечистоплотная.
Сказать “ты дурак” — труднее, чем сказать “он дурак”. Второе поэтому встречается чаще, хотя это в принципе так же безнравственно. К слову, чаще это бывает за глаза, но и в ситуации лицом к лицу так легче получить свои психологические дивиденды превосходства.
Ну а еще почему? Почему нам милее в человеке отрицательное?
Тенденция оценивать человека отрицательно может восприниматься как смелость. Ведь, подчеркивая недостатки, вы натолкнетесь на его сопротивление. И не каждому под силу преодолеть такое сопротивление. А если другие солидарны с вами, но не осмеливаются говорить — то моя смелость еще похвальнее. Ну а если в противовес даже похвалам других в адрес какого-либо человека вы решаетесь на отрицательную его оценку, то в наших глазах это граничит уже с героизмом. Я объективен. Другие — конформисты. Я не сливаюсь с массой. Я нонконформист. И это плюсуется к самовозвышению за счет унижения партнера. Самоуважение растет.
В опасных случаях, когда я отрицательно оцениваю стоящих у власти или хотя бы противоречу похвале в их адрес со стороны партнера, — такой нонконформизм и в самом деле достоин уважения. Но когда вразрез с мнением других — и неопасно, это похоже на нравственное кокетство нонконформизмом: вот старшие, ветераны, любят Клавдию Шульженко, а я низвожу ее, расцениваю как малоинтересную певичку.
Мотивы отрицательного оценивания, конечно, присутствуют все вместе, в какой-то пропорции. Может быть, превалирует действительно стремление к объективности. И в этом случае, если партнер объективно плох и занимает чужое место, нанося этим обществу ущерб, его и надо оценить отрицательно. И пусть при этом другие мотивы (самовозвышение, например) все же реально видны, бог с ними, главное все-таки — первый мотив. Но лучше, если мы будем задаваться вопросом: мое отрицательное высказывание мотивируется попыткой самовозвыситься за счет унижения партнера или стремлением к объективности? — и честно себе на этот вопрос отвечать.
Сказанное заставляет с осторожностью относиться к желанию дать отрицательную оценку. Всегда надо иметь в виду эти дополнительные моменты, искривляющие в отрицательном направлении наши впечатления.
Ситуация оценивания
Сама по себе эта ситуация приятна или неприятна? Мои опросы показывают, что большинство людей ее расценивают скорее как неприятную. Почему? А потому, что в ситуации оценивания провоцируются отрицательные оценки. В обычном общении отрицательные высказывания в какой-то мере сдерживаются стремлением к вежливости.
Боязнь ситуации оценивания определяется еще и обстоятельством, о котором мы уже говорили, плохое лезет в глаза, в то время как хорошее мы советуем в людях тщательно искать. По опыту я поэтому тревожно ожидаю: сейчас начнут искать не хорошее, а плохое (мне кажется, конечно, что “во мне больше хорошего”, а они будут “искать плохое”).
Это на бессознательном уровне прогнозируется человеком, он трепещет, старается избежать ситуации оценивания.
Известно, что начальство не любит тестироваться. Кто знает, какими будут оценки. Ну, если хорошего найдут больше и, например, все же изберут большинством голосов на какой-либо пост, то стоит потерпеть. А если изберут другого? А ты услышишь только отрицательное о себе?
Тревога на эту тему реальна. Неприятно переживать поражение и неприятно предвкушать возможное поражение.
От неприятной для партнера позиции оценивания или, скажем острее, позиции оценивателя надо отказаться. Если, конечно, нет необходимости, как, например, во время выборов, когда мы не можем реализовать свое право на агитацию против, не давая отрицательных оценок альтернативным кандидатам; но и здесь имеет смысл быть все же мягче.
Как защищаться?
Прежде всего задать себе вопрос: идеален ли я? Ответ понятен — идеальных людей нет. Значит, я должен воспринимать отрицательные оценки как неизбежность. Смириться с их возможностью. Отрицательные оценки могут идти от людей явно не вашей ориентации. Так что это хорошо, значит, вы человек со стержнем. А люди — они тоже имеют право на суждение. Значит, и на осуждение. И это тоже неизбежность. А раз неизбежность, то лучше постараться отнестись ко всему философски и вести себя спокойно.
Надо признать критику обоснованной в той части, в которой вы ее таковой считаете (найти и самому основания — вы же не идеальны!). И далее, если партнер не прав по существу дела, проводить мягкую конфронтацию, жесткую конфронтацию и управляемый конфликт по тем примерным алгоритмам, которые будут разобраны в дальнейшем.
“Полоса нейтральная”
Избегать отрицательных оценок — это проявление нейтральности, которая будет работать пусть на “холодный”, но все же мир. Отметим, однако, что даже нейтралитет — задача тоже трудная и требует внимания, усилий и некоторого навыка. Мы часто задеваем человека, хотя и не ставим себе такой цели. Надо предотвратить и нечаянную нашу агрессию, проявляющуюся в отрицательной оценке. Легче следить за собой, когда наши бессознательные механизмы выдают наружу оценку личности человека в целом или пусть только его отдельной черты. Но сплошь и рядом затрагиваем его ценности. Чтобы этого не происходило, имеет смысл до каких бы то ни было высказываний при партнере насчет искусства, политических дел и тому подобного уяснить и даже изучить ценностные ориентации партнера, его вкусы, взгляды, религиозные и политические убеждения, предпочтения. Чтобы нечаянно не задеть реликвий или хотя бы малых, но все же значимых ценностей. И если это непринципиально, то не высказывать отрицательного мнения по этим поводам.
Изучать можно “методом наблюдения” за его высказываниями и полемикой с другими людьми. А можно и с помощью тактичных расспросов. При этом вопросы должны носить информационно-уточняющий характер, без намеков на возможные отрицательные оценки с нашей стороны. Если оценки чего-либо, исходящие от партнера, тоже отрицательные, то вы можете солидаризироваться с ним. То есть речь идет о том, чтобы все время до вступления в контакт и в процессе контактирования осуществлять ориентировочную деятельность. Вот примеры спокойно-уточняющих фраз:
А как быть с таким фактом?
Учитываешь ли ты следующие моменты?
Я слышал мнение, которое противоречит вашему. (Изложить.) Что возразить в ответ?
Если мы пойдем от обратного, то как ты это прокомментируешь?
Ну а что делать, если все же выявились серьезные расхождения во взглядах, что же, во имя мира в миру вообще не высказываться? Да нет же, тогда и жить скучновато, достоинство наше страдает и мы теряем возможность влиять в разумных пределах на других людей… Нет, мы не столь беспринципны. Если взгляды партнера не антигуманны (если антигуманны — конфронтация и управляемый конфликт, о которых, повторим, разговор впереди), то без отрицательных оценок, направленных на них, мы вполне можем высказать свою точку зрения. Но!
Перед этим показать, что мы понимаем обоснованность и его суждений. Привести те основания, которые мы увидели. Предположить, что есть и другие основания, которые мы еще просто не видим. И если они нам будут разъяснены, мы, может быть, примем их.
Когда такие разъяснения вам даны, но они вас не убедили, вы можете сказать, что все же вы пока больше склонны остаться при своем мнении. Но “я могу оказаться не прав”, и “мы можем продолжить обсуждение (не спор!)”. Например. Мне не нравится рок-музыка, а нравится классика. А партнеру — наоборот. Я говорю ему, что многим, конечно, рок нравится, исполнителям рок-музыки не откажешь в темпераменте, впрочем, я, наверное, ретроград, и мне больше нравится Бетховен, но надо еще вслушаться, и может быть, понравится и рок.
В таком варианте я проявляю свою личность, не отрицая другую. Обе точки зрения имеют права гражданства. Я некатегоричен. Небезапелляционен. Я уважаю ценности партнера, несмотря на несовпадения их с моими ценностями. Я тоже могу ошибаться. И тогда не перекрывается путь к диалогу.
Впрочем, и для такого мягкого противопоставления всегда ли есть основания? Может быть, и этого не надо? Может быть, его все равно не переделаешь. А стоит ли переделывать? Будем осторожны. Кто мы, почему мы так решительны в попытке воздействовать? Мы любим Бетховена, но, может быть, нам недоступен Шенберг… Так стоит ли противопоставлять (и возвышаться) свой вкус вкусу человека, предпочитающего Пугачеву?
Постараемся быть максимально терпимыми к партнеру. Пусть и здесь поработает психотехника безопасности.
Демонстрируя деликатное отношение к ценностям партнера, мы не только удаляем конфликтогены, но и проявляем синтонность. И он почти наверняка отметит это. Противопоставлять же при необходимости имеет смысл не свой взгляд, а некую конструктивную позицию. Давайте, так, мол, и так, вслушаемся, подумаем вместе.
Нейтральным поведением в плане оценок мы можем считать и совместную отрицательную оценку. У нас у обоих отвратительный почерк. Мы оба не подумали о последствиях. В “Маленьком принце” вспомнили фольклорное “это по-нашему, по-дурацкому”. Ну что ж, если не для употребления, то запомнить обсуждаемые положения эта фраза поможет. Совместность отрицательной оценки многое смягчает. Но учтем, что все-таки только смягчает. Партнеру уже не так обидно. Но все же может быть неприятно.
Отметим специально и такой достаточно тонкий “сюжет”: опасно давать совместную отрицательную оценку и в том случае, если партнер считает себя выше в той области, где “находится” оцениваемое качество. Положим, медсестра говорит врачу: “Мы оба плохо разбираемся в медицине”.
И такая тонкость: человек ждет положительной оценки, а мы проявляем нейтральность. Пустячок, а неприятно. И опять все же в копилку напряженности. Может быть, и не стоит идти на принцип и противопоставлять, пусть и мягко, свою точку зрения? Если опять же точка зрения партнера делу не вредит. Лишний раз показать, что у вас иная точка зрения, — это лишний раз царапнуть самолюбие партнера.
Помоги, но тактично!
Мы уже говорили, что если человек занимает место, но не занимается делом или, имея те или иные недостатки, вредит людям другим способом, то надо его оценивать отрицательно и ему противодействовать. Но как быть, если недостаток человека вредит ему самому, а мы хотим ему помочь и нельзя никак этого сделать, пока он не осознает этот недостаток.
Мы уже говорили, что проявлением нейтральности является объединение недостатков у себя и “у него”. Но это может быть и приемом помощи. Пример из жизни вузовских преподавателей. Один доцент-психолог постоянно произносил слово “катарсис” с ударением на втором слоге, как, впрочем, это делают почти все психологи. (Этот аристотелевский термин, означающий очищение души средствами искусства, в психологии означает очищение души психоаналитическими средствами.) Это было чревато тем, что буквоеды-студенты, невротически компенсирующиеся уличением преподавателей в грамматических и прочих ошибках, могли его “уесть”, так как в словарях ударение падает на первый слог. (Как произносил Аристотель, вряд ли можно сейчас установить.) Его другу доценту-искусствоведу надо было предотвратить такую возможность. Когда в очередной раз психолог произнес это слово с ударением на втором слоге, искусствовед сказал:
— Ты знаешь, я тоже все время говорил “катарсис”, но где-то краем уха слышал, что надо “катарсис”. Может, взглянем? — взял словарь с полки, и — ба — действительно: катарсис.
Ну а вот если сестра ваша одевается, как вам кажется, безвкусно, как быть? Да, ко всему надо подходить творчески, не только в эстетике, но и в этике. Что-нибудь придумаем. Ну, типа… Взять самой “Бурда-моден”, спросить, пойдет ли это вам, вызвать младшую (а может, и старшую) на разговор о том, что кому идет, высказаться в том смысле, что ей идет, на ваш взгляд (Кать, а ты как думаешь? — включить в худсовет подругу), вот этот комплект… Смотришь, сестра и сама подумает и переориентируется на более подходящие фасоны…
При оказании помощи надо обращаться к компетентным источникам, себя расценив как не вполне компетентный источник.
Ищи в людях хорошее!
Этот тезис был уже провозглашен. Так же как и то, что недостатки — продолжение достоинств, достоинства — продолжение недостатков. Так что если говорить о пресловутой бочке меда с ложкой дегтя, то не бывает ведь бочки без ложки. И за дегтем неплохо бы не забывать и о меде.
Но разберемся теперь подробнее во всем этом с акцентом на поиске хорошего в человеке. Ведь если мы хотим “теплого” мира, целесообразно обращать свое и окружающих внимание на положительное в партнере. Говорить об этом ему и окружающим. Если что-то в нем достойно восхищения, восхищаться… Люди хотят положительных оценок и искреннего признания их заслуг. Они хотят заслуженной положительной оценки. Восхищение должно быть искренним, непринужденным, естественным, аутентичным, “непроизвольным”, как бы “невозможно удержаться от восхищения”. Но не надо натужно “восхищаться”, если вас это не радует, хотя люди склонны иногда принять даже и неискренние положительные оценки, впрочем, психозащитно расценивая их как искренние. Но лесть большей частью видна и раздражает. Не следует также отмечать позитивы партнера непосредственно перед тем, как обратиться к нему за помощью. Это “шито-крыто” белыми нитками, лучше просто обратиться. Лесть — это ведь манипуляция. И манипулятивную ее природу человек не всегда осознает, но подсознательно чувствует. В то же время, если мы постоянно искренне отмечаем перед партнером и окружающими его плюсы, он будет готов помочь нам в нужную минуту и вообще иметь с нами деловые и дружеские отношения.
Нужно постоянно делать обоснованные комплименты, использовать для этого любой удобный случай. Искать поводы. С другой стороны, надо искать и сами положительные черты в человеке. Подмечая и запоминая. Расспрашивая окружающих с акцентом на поиске положительного в нем. Уясняя и выясняя их в общении и совместных делах. Подчеркнем:
СПЕЦИАЛЬНО СОВЕРШАЕМ ПОИСК ПОЛОЖИТЕЛЬНОГО В ПАРТНЕРЕ,
Проводя такой поиск, надо, наоборот, повысить в себе пороги восприятия отрицательного в человеке. У нас часто наготове формула: “Вы хороший человек, но…” Лучше бы держать в психике в зоне ближайшей актуализации формулу: “Вы хороший человек, и…” Не следует бояться переборщить в этой установке, ведь биосистемы все равно настороже, так пусть больше прорастает человек в носороге, а не носорог в человеке.
Человек в ситуации поиска в нем хорошего чувствует себя комфортно в противовес ситуации оценивания вообще, когда он предполагает, как мы уяснили, что в нем сейчас будут искать плохое.
Темы положительных оценок те же, которые мы обсуждали, говоря об отрицательных оценках: личность в целом, эстетические и этические черты, интеллект, эрудиция, умения, вкус, чувство юмора…
Особое значение имеет для человека признание его творчества. Поэтому искренне восхищаться его творчеством, интересоваться им, подробно о нем говорить, расспрашивать — все это эквиваленты положительной оценки.
Мы уже много говорили о цитировании. Здесь добавим. Сочувственное и со ссылкой на автора цитирование образцов его словесного творчества, научных положений, выдвигаемых им, отдельных умных и тем более остроумных высказываний часто важнее для человека, чем даже материальная забота о нем.
Положительные оценки могут вытекать сами по себе из изложения какого-либо факта. Кто-то кому-то помог. Не замалчивать это — уже позитив.
Окуджавское “давайте говорить друг другу комплименты” может проявляться и в косвенных тонкостях. Вот лектор остановился, записал что-то со словами:
— Когда аудитория пробуждает умными вопросами новые мысли, я записываю, чтобы не забыть.
Еще тоньше.
Один старший научный сотрудник в ответ на похвалы со стороны друга в адрес своей книги сказал:
— Ты ко мне хорошо относишься, поэтому хвалишь… И получил в ответ:
— Да нет, к тебе я отношусь не очень хорошо…
Как будто хамство. На самом деле тонкий комплимент, говорящий о том, что друг действительно ценит книгу.
Осторожно — яма!
Итак, вроде бы ясно, хула — плохо, похвала — хорошо… Но есть сложность, которая в аудиторной ситуации выявляется в следующем виде.
Вот мать хвалит пятилетнего ребенка: “Умничка, Ванечка, вынес мусор”, — приятно.
Другая ситуация.
Мать хвалит такими же словами пятнадцатилетнего сына (усложним условия: при его девочке).
В ответ многие в аудитории улыбаются. Еще одна ситуация. Жена хвалит мужа такими же словами… В аудитории обычно раздается дружный смех.
Ребенок смотрит на мать снизу вверх. Похвала приятна. Муж считает, что отношения должны быть, выражаясь словами мудрого тонкого польского психолога Антони Кемлинского, горизонтальными (берем равноправие, не патриархат). Но действительно, довольно часто жена к мужу относится как к ребенку. А он в этой роли чувствует себя неуютно. Похвала сверху его уязвляет. Подросток борется за место среди взрослых, за равенство, значит, и ему неприятно подчеркивание даже со стороны мамы, что он для нее еще ребенок.
Или вот сюжет. Молодая и талантливая учительница пришла в класс к маститому педагогу-новатору, и до того ей понравился урок, что она прямо при учениках выразила свое восхищение и тоже с использованием слова “умничка”. Педагог был физик, а физики, как мы знаем, шутят, — он не растерялся:
— Спасибо, сударыня, я счастлив, профессор меня похвалили.
Положительная оценка здесь шла сверху вниз, в то время как объект-субъект этой оценки считал себя небезосновательно выше оценивающего. Получилось, что, перефразируя пословицу, цыпленок хвалит петуха.
И наконец, еще вариант. Студент преподавателю: “Ваша лекция имела успех”. Похвала с позиции “на равных” по отношению к человеку, который адекватно пристраивается сверху. Увы, даже не нейтрально, конфликтогенно-ва-то-о…
Обвинения конфликтогенны!
В житейском обиходе, в отношениях на работе, в судопроизводстве фигурирует понятие “обвинение”. В рассуждениях по психотехнике общения поэтому обвинение тоже должно занять одно из центральных мест. Оно чем-то явно связано с отрицательной оценкой, но и таит в себе что-то еще. Что же?
Отрицательная оценка предполагает и возможную невиновность человека. И не влечет за собой прямо сейчас серьезные “оргвыводы”. У него плохо со вкусом, но за это не увольняют и не сажают. А вот обвинение предполагает наказание, то есть более быстрый “оргвывод”. Оно как бы санкционирует наказание. Конечно, само по себе обвинение включает и отрицательную оценку, но не исчерпывается ею. Оно потому обвинение, что к отмечаемой отрицательной черте добавляется собственно вина.
ОСНОВНЫЕ ТЕМЫ ОБВИНЕНИЙ - НАРУШЕНИЯ НРАВСТВЕННОСТИ И ЗАКОНА.
Более узкие, чем темы отрицательных оценок. Там может быть не одобрена и эрудиция, например.
Отрицательная оценка и сама по себе конфликтогенна и чаще всего переходит в обвинение. Но что более конфликтогенно? Где более ярко выражена агрессивность человека: в отрицательных оценках или обвинениях? Вопрос риторический — обвиняя, мы жаждем наказания для партнера, “жаждем крови”. Итак, обвинения более конфликтогенны, чем отрицательные оценки.
Особенно конфликтогенны ложные обвинения.
Одним из частых вариантов ложных обвинений является обвинение в том, что вы отнимаете что-то, в то время как вы просто не даете чего-то. Например, премия. Почему вы отняли у меня премию? Дети могут обвинять родителей за то, что те не оказывают им помощи после совершеннолетия. Вы обязаны? Нет, только должны. А иногда даже и не должны.
Не надо, например, обвинять, если вас не хотят обслужить в нерабочее время. Врач обязан оказать неотложную помощь, даже если он не “при исполнении”. Но нельзя обвинять его за то, что он не хочет лечить вас бесплатно от невроза, если вы не приписаны к его участку… Это уже дело доброй воли. Равно как нельзя обвинять в отсутствии доброй воли. Это конфликтогенно.
Обвинения в бытовой сфере могут быть и более тонкими, носить характер обиды. Я не обвиняю, но обижаюсь.
Обвинение партнера в присутствии третьего может означать, что этот третий выгораживается, это синтонный посыл для него, но за счет обвиняемого.
Кто кого чаще обвиняет в глаза? Вышестоящий нижестоящего или нижестоящий вышестоящего? По данным наших опросов, первый вариант встречается чаще. Понятно, труднее защититься нижестоящему.
А в семьях? Говорят, что жена обвиняет мужа чаще. В доме она компетентнее. Он больше совершает оплошностей. Она знает, “где придраться”. Кроме того, в молодом возрасте жена более защищена (смотри главу “Всласть ли власть?..”).
Как следствие обвинений —
психологическая защита в нескольких вариантах.
Отрицание вины в душе (только в душе).
Отрицание вины вслух, на людях.
Поиск третьего лица (или обстоятельства), на которое можно переложить вину, но если оно не находится, то…
Ответное обвинение по той же позиции. В этом не я виноват. В этом (или таком же) ты виноват.
Ответное и более сильное обвинение по другой позиции. Например: я пролил суп, а ты на рынке двадцать долларов потеряла.
В результате таких психозащитных психологических действий, будь они более активны или более пассивны, расстраиваются отношения. В ответ на них агрессивные личностные психотипы дадут агрессивную реакцию, и будет конфликт. Дефензивные (защищающиеся) же психотипы дадут дефензивную же реакцию, зажмутся, в результате чего сотрудничество станет хуже.
А каковы причины?
Практически все, что мы говорили о причинах отрицательных оценок, можно повторить и здесь, с поправками на более выраженную агрессию.
На первый взгляд мы хотим вывести на чистую воду виновника отрицательных событий. Вызвать у него чувство вины. Хотим, чтобы все услышали: он виноват, пусть люди его опасаются. Но это выдаваемый на поверхность мотив. Может быть, он и в самом деле есть. Но есть и другой, часто более важный мотив, который камуфлируется первым. Я бы так не сделал, потому что я умнее, нравственнее, ответственнее и вообще лучше… Значит, опять главное — это самоутвердиться за счет другого. Но гуманны ли мы будем в своих глазах и глазах других людей? Кстати, когда я в лекционных аудиториях спрашиваю, на кого больше нападают с обвинениями — на зубастых или на козлов отпущения, все говорят, что на козлов отпущения. В нас сидит экстрапу-нитивный чертик. Запомним термин: “экстрапунитивный” — с направленностью обвинения вовне… Вот мы сами споткнулись о камень, а вспоминаем черта… Это экстрапунитивный чертик срабатывает.
Итак, я бы так не поступил, не сплоховал… Я совершеннее, лучше… Вот оно поверхностно психозащитное…
А если человек, которого мы обвиняем, реально выше, интереснее… Тогда ситуация похожа на ту, когда моська лает на слона… или на благородного ньюфаундленда. Он идет спокойно, а она, невротичка, лает. Шла бы с ним рядом, и ей часть его славы досталась бы. Но она хочет его запугать. Невротизм. Запомним, это же от бессилия.
Опять-таки скажем себе. Если человек дает нам серьезный конфликтогенный посыл, то мы имеем основание в качестве ответной реакции применить и обвинение: он нарушает законы, этику… Но если ущерб невелик и он не хотел, а все получилось нечаянно, если действительно обстоятельства были превыше, вынудили и он не так уж виноват, то не стоит обвинять. Разберемся хорошенько в себе и в своих мотивах. Зададим вопрос: чего больше я хочу добиться своим обвинением — реального улучшения дел в обществе или самовозвышения за счет унижения партнера? И если первое превалирует, ну что ж, тогда — с Богом, пусть обвинение сделает свое праведное дело. А если второе, то, может быть, лучше воздержаться.
Наверное, лучше нейтральность!
Обвинения нужны только в том случае, если без них человек не устраняет свои конфликтогены. Но это уже тема реагирования на них. А так целесообразно практиковать по крайней мере нейтральное коммуникативное поведение.
Проявлением нейтрального коммуникативного поведения, понятно, и было бы отсутствие обвинений. Надо только помнить, что экстрапунитивные тенденции могут прорваться невербально в мимике, в интонациях, в жестах. Оттормозить и их. А еще лучше, если будет собственно гуманистический настрой, тогда и не будет лишних нежелательных элементов на невербальном уровне.
Отсутствие обвинений иногда все же предполагает скрытое обвинение. Ведь партнер часто чувствует свою вину. Поэтому нейтральное отношение, скорее всего, выразить лучше так, чтобы обесценить простительный проступок. Типа: ерунда, бывает… Не стоит беспокоиться…
Возможен еще один вариант нейтральности, наоборот, слегка утяжеляющий моральное положение партнера. Мы оба виноваты. Объединение вины, конечно, не прямое обвинение. Партнеру не так обидно. Но все же, хотя и вместе со мной, ты виноват.
Следуя примеру Христа
Синтонным противовесом обвинению будет стремление оправдать партнера по общению в случае самообвинений или обвинений со стороны окружающих. Вы находите объяснения в обстоятельствах или в действиях других людей. Последнее целесообразно только в том случае, когда вина этих людей доказана и серьезна, иначе это будет неоправданным конфликте генным посылом в их адрес.
Но наиболее эффектным и эффективным синтонным посылом является наше самообвинение. Причины любого человеческого события — в действиях людей и обстоятельствах. Очень часто, если вы взаимодействовали с человеком, можно найти долю, пусть небольшую, и своей вины. Опять-таки кинь в меня камень, коль безгрешен.
Вот муж пролил суп. Конечно, он должен быть осторожнее. Но вы налили супа слишком много. Или жена умывалась перед вашим совместным походом в кино и не завернула как следует кран. Приходите — в ванной лужа. Перед уходом надо было проверить краны. Но ведь вы уходили вместе с ней, и вам тоже не пришла в голову мысль об этом.
Итак, не затрагивая той части вины, которая все же лежит на партнере, говоря только о своей части вины, вы берете как бы всю вину на себя. Самообвинение! Оно может быть смягчено мягким юмором, направленным на себя же. Один участник клуба “Маленький принц” рассказал: — Когда мне наступают на ногу в автобусе, я теперь не говорю, как раньше: “Куда вы своими каблуками?” А говорю так: “Я в давке подставил вам свою ногу, и вот вы стоите у меня на ноге. Но это немножко больно…” И что же? Не было ни разу, чтобы кто-нибудь придавил еще больнее и сказал бы: “Ну, вот и нечего расставлять свои ноги!” Наоборот, всегда была обескураженная улыбка. И “нет, что вы, это я такая неуклюжая”. Извинения. И даже дальнейший разговор в приятных тонах. Рассказ подтверждает общие положения, которые стоило бы учесть. В то время как — вспомним — обвинения приводят к ответным обвинениям,
САМООБВИНЕНИЕ ПОРОЖДАЕТ САМООБВИНЕНИЕ.
Ожидать можно было бы — так часто и возражают против приема самообвинения — в ответ на самообвинения усиления обвинений: “да-да, ты виноват!”. Но парадокс достаточно легко объясняется. Если я беру всю вину на себя, освободив тебя от тягостного чувства реальной вины, то я поступаю благородно. Захочет ли человек в своих глазах, в ваших глазах и в глазах окружающих выглядеть менее благородно? Для большинства людей это вещь невозможная. И он тоже берет вину на себя. Ваше синтонное поведение работает все на ту же психотехнику безопасности. Здесь как в шахматах. Вы хотите своему другу дать фору, но это значит, что он заведомо признает себя менее совершенным. Он “не позволит вам дать ему фору”.
Для того чтобы самообвинение не принималось за самоуничижение, мы должны зарядиться мыслью, что обучены, сильны и что это сдержанность и доброта сильного человека. Если же партнер продолжит вести себя конфликтно, то никогда не поздно вступить с ним в мягкую и жесткую конфронтацию и управляемый конфликт. Так сказать, “мы мирные люди, но наш бронепоезд стоит на запасном пути”. Запаситесь терпением и проведите в аналогичных ситуациях 10—15 раз прием самообвинения и только потом оказывайте сопротивление. Мы специально преувеличили. На самом деле этого не потребуется. Ваше терпение сработает на второй-третий раз положительно. Если рассуждать локально, то и в каждом отдельном случае мы добьемся нужных результатов. Но можно рассуждать и глобально. Ведь все видят вашу доброжелательность, справедливость. Это воздействует на окружение в целом. Добрый пример тоже заразителен. Мотив “я не менее благороден” очень хорошо работает в подавляющем большинстве случаев.
Самообвинение и в самом деле благородно. Когда человек чувствует себя виновным, то испытывает напряжение, мы снимаем с него это неприятное переживание и берем на себя. В жизни человечества страдание за и для других людей, взятие на себя их грехов и вины имеют столь большое значение, что в христианской мифологии это занимает центральное место.
ИИСУС ХРИСТОС СТРАДАЛ ЗА ЛЮДЕЙ, ВЗЯВ НА СЕБЯ ИХ ГРЕХИ.
И как по-детски, но парадоксально-точно сказала пятнадцатилетняя участница клуба “Маленький принц”, за это ему ставят памятники по всему миру. Пусть в какой-то мере, хотя бы на уровне общения, если вина человека невелика и непреднамеренна, мы последуем тому примеру, который показал нам Иисус.
Так или иначе — принять на себя вину партнера, оправдать его действия обстоятельствами, справедливо признать вину другого человека, а не партнера — означает стремление активно снять вину с партнера.
Виноваты — извиняйтесь!
Попытка обелить себя, если ты в действительности виновен, конфликтогенна. “Плебеям свойственно страстное самооправдание”, — говорил Ницше.
Нейтральным поведением здесь является признание своей вины. Об этом писал Дейл Карнеги. Виноват — сдавайся. Надо в соответствующих приемлемых для своего достоинства словах принести извинения и заверить партнера в возмещении материальных, временных и моральных издержек (и возместить их!). Обычно срабатывает механизм психологической защиты: принося извинения, я себя унижаю, считает человек, и пытается обвинить в ответ справедливо обвиняющего партнера по той же или по другой позиции. Это поверхностная психозащита. Если вина очевидна для вас, то она тем более очевидна для других. Наоборот, чистосердечное раскаяние с заверением в действенных извинениях расположит к вам людей, ведь оплошать может каждый, а извиниться нечванливо — нужна интеллигентность. Действенность извинений с активным возмещением ущерба тоже сработает в вашу пользу. Самообвинение в том случае, если вы реально виноваты, не будет синтоном, это будет проявлением справедливости, нейтральности. Тем не менее в силу того, что обычно люди ведут себя несправедливо-агрессивно, признание своей вины воспринимается как синтон, аналогично тому, что простое соблюдение этикета — женщина уронила, мужчина поднял — тоже расценивается как синтонное действие, в то время как и оно лишь нейтральное.
Здесь уместно вспомнить высказывание Оскара Уайльда: “Когда со мной сразу соглашаются, я чувствую, что я не прав”.
Смеяться, право, не грешно?
Смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно. И мы смеемся. Положительные эмоции, обусловленные смехом, действуют на психику оздоравливающе. Заразительный смех — физкультура. Веселое общение сближает людей. В одном советском посольстве иностранцам крутили “Пес Барбос и необычный кросс”, после чего с ними легче было договориться.
Справедливости ради скажем, что в общем и целом в каждом человеке можно найти смешные черты. И в себе есть над чем посмеяться. Но часто ли мы смеемся над собой? Да нет. Как-то все больше друг над другом или над отсутствующими.
Вот какой-нибудь остряк, скорее всего самоучка, потешается над недотепой… Плоские его шутки. Но мы смеемся и на плоские, не задумываясь ни на секунду, каково недотепе. А что нам-то, это не над нами, а нам “все же радость задарма”, как сказал поэт Евтушенко устами Стеньки Разина. А если самому пришла в голову острота, тут уж тем более надо сразу высказываться, нельзя не остановить это прекрасное мгновение. И не подозреваем мы, что это моральная смерть наша, что это Мефистофель над нами дьявольски подшутил, потому что большего огорчения человеку, чем осмеяние, ничто доставить не может.
Мы задавали в разных аудиториях довольно каверзный вопрос. Каверзный постольку, поскольку никто не признается в отсутствии чувства юмора. Положа руку на сердце, ответьте: когда над вами смеются и шутка даже явно дружеская, доброжелательная, вам скорее приятно или скорее неприятно? Мало кто слукавил и сказал, что скорее приятно. Да, скорее неприятно. Итак, даже на этот каверзный вопрос люди, если их призвать к искренности и дать для смягчения эту психозащитную соломку в виде слова “скорее”, отвечают правдиво. Да, скорее неприятно, или просто: неприятно. И человек переживает, старается растворить осадок. Даже когда юмор явно незлобивый, то все равно — “пустячок, а неприятно”. А когда человек боится, что подумают, мол, он без чувства юмора, и делает вид, что ему хорошо, когда над ним смеются, то ведь всем видно, что это только вид.
Вспомним, как в фильме “Чучело” героиня впервые появилась в классе. Она выстояла под градом насмешек, но чего ей это стоило.
Итак, неприятно. Но почему?
Зигмунд Фрейд, глубоко покопавшийся в человеческих бессознательных мотивациях, расценивал юмор как символическое уничтожение врага. Уничтожение — цель неприкрытой и яростной агрессии. А тут символическое, прикрытое, замаскированное. Но уничтожение. Возьмем другие агрессивные проявления: безапелляционность, обвинения, авторитарность… Отрицательную оценку человека в целом или отдельных его качеств (интеллекта, эрудиции, вкуса, реликвий). Все это малоприятные вещи, но это еще не уничтожение, а вот юмор — уничтожение, Фрейд абсолютно прав. Ведь лучше сквозь землю провалиться, чем подвергнуться осмеянию. Вспомним, для того чтобы спровоцировать дуэль, писали эпиграммы. Перед тем как начаться военным действиям, появляются карикатуры. А знаменитое письмо запорожцев султану? “Що ты за лыцарь, якщо не вмиешь голою… йижа вбыты?” Попробуй тут после этого не выставь против этой ватаги на смерть лучшие свои войска. Ведь дело идет о твоей султаньей чести. А когда высмеивают, в голове мутится. Кровь к ней приливает, а потом, как видим, и чья-то кровь проливается.
Ну, то запорожцы, гусары, рыцари. А как в нашем простом и неромантическом быту, в семье, среди друзей? В. А. Сухомлинский в книге “Мудрая власть коллектива” описывает такой случай.
Малыш-первоклассник рассыпал пирожки. Над ним все посмеялись. А он упал в обморок.
Это серьезная дезинтеграция сознания. Мы в обморок не падаем, когда нас высмеивают, но сознание тоже дезинтегрируется, пусть и не в такой степени. Мысли путаются, идет судорожный поиск достойного ответа, а когда ответа нет, то ничего, кроме междометий, мы не произносим. И не только сознание расстраивается. В организме разыгрывается вегетативная буря: язык сухой, прилипает к небу, едва ворочается во рту. Человек краснеет или бледнеет, покрывается липким потом. Все это приводит к снижению самооценки: он может меня высмеять, а я его — нет. Тягучая обида, ненависть, жажда мести.
Неуютно человеку, над которым смеются. Так и хочется вместо “шутка” сказать “жутка”. Но можно сделать, чтобы ему было еще хуже. Потребовать: пусть он смеется вместе с вами над собой. А если не засмеется, сказать, что у него нет чувства юмора. А если не засмеется и после этого, да еще, не дай бог, будет обижаться, а то и огрызаться, то можно сказать, что, мол, если чувства юмора нет, то это надолго или даже навсегда. Вот так. Садисту ведь мало всадить нож, надо его еще и повернуть в ране, чтобы было побольнее, а то еще и посмотреть жертве в глаза, чтобы насладиться ее муками.
Некоторые люди, являющиеся мишенью для насмешек, становятся подавленными, не могут нормально работать, чувствуют себя неполноценными. Из-за постоянного страха быть осмеянным такой человек старается меньше появляться на людях…
Но юмор — не только символическое уничтожение врага. Это и возвышение себя. Ведь это он смешной, а я не смешной, я остроумный. Уточним, однако: юмор — это самовозвышение за счет унижения другого. Парадокс, о котором мы уже говорили. Человек хочет возвыситься, снискать уважение и переполниться самоуважением. И может быть, в плане юморотворчества это состоялось. Однако поскольку он самоутверждается за счет другого, то должен понимать, что в нравственном плане он стоит низко. В результате таких простых рассуждений исчезает основание для самоуважения личности в целом.
Но, скажут мне, вы путаете юмор и сатиру. Это сатира — разрушительное осмеяние с позиций превосходства. А юмор — это смех над человеком с долей сопереживания и сочувствия. Так, по крайней мере, написано в Энциклопедическом словаре. Это верно. Написано. Но тот, кто смеется над человеком сатирически, а не юмористически, сам все равно называет это юмором. Атот, на кого направлен даже самый мягкий юмор, как уже отметили, испытывает дискомфорт. Так что в житейских ситуациях академическое деление на юмор и сатиру не принимают сами люди. Скажем так: сатира — это жестокий юмор, а юмор — смягченная сатира. А может быть, и так: сатира — это юмор, направленный на человека, а юмор, не направленный ни на кого, — это не сатира. Из словоупотребления следует как раз такое двоякое толкование. Для нас важна не логическая чистота определений, а психологическая суть.
Сатира предполагает обвинения. Высмеивая кого-то сатирически, мы считаем, что он именно виноват в чем-то. “Юмор на партнера” предполагает только отрицательную оценку, но не обвинения. Отметим в то же время, что он труднее для партнера, чем просто отрицательные оценки. Ведь от них относительно легко защититься, как мы говорили, отрицанием вашего отрицания. Юмор, направленный на партнера, тяжелее для него, чем даже обвинение, потому что от него относительно легко защититься ответным обвинением, в крайнем случае благодаря перескакиванию в другую плоскость (я наследил, а ты каждый раз опаздываешь). От насмешки защититься трудно. Тем более трудно защититься от сатирической насмешки. Почему? Тут свои тонкие психологические нюансы. Даже если я не менее талантлив, все-таки партнер первый высмеял, а мне может не подвернуться сию секунду удачной мишени в партнере (все же юмористические находки в значительной мере зависят от “благоприятного” стечения обстоятельств, наталкивающих на остроту). С другой стороны, я в худшем положении, так как высмеян первым и уже несколько выбит из комфортного психологического состояния, располагающего к творчеству, в том числе юмористическому. И наконец, я могу быть менее талантлив в юморотворчестве, чем партнер, и проиграть ему именно поэтому. Именно это делает “юмор на партнера” и сатиру более сильным оружием в борьбе за справедливость, но и более опасным для нашей нравственности источником напряженности, с помощью которого можно возвыситься в собственных глазах за счет унижения партнера и проиграть в глазах окружающих…
Утверждая, что “юмор на партнера” более неприятен, чем обвинения, мы имеем в виду, что обвинение и юмор направлены по одной позиции, то есть я обвиняю и высмеиваю тебя за то, что ты разбил чашку. А если я обвиняю в убийстве, а высмеиваю всего-навсего за картавость, то обвинения, конечно, более значимы.
Как реагируют люди на юмор?
На юмор люди реагируют юмором же, то есть скрытой агрессией, высмеивая в ответ. Ну а если ты неталантлив в области юмора и не владеешь внушительными неюмористическими “аргументами” (дать “в морду”, не дать заработать), то обида и открытая агрессия обнаруживают твою слабость. Можно расплакаться и вызвать унизительную жалость к себе, можно оскорбить и вызвать на себя дополнительный щедрый каскад юмористических оплеух. “Нет уж…” И как только вы сказали себе это, услужливое бессознательное предлагает вам взять на себя роль шута, чтобы хоть чуть-чуть ослабить липкое чувство беззащитности. Это срабатывает поверхностная психологическая защита. Вот, я смеюсь вместе с вами над собой, у меня есть чувство юмора. И человек начинает ерничать. А иначе придется и вовсе признать, что если ты смеешься надо мной, а я над собой не смеюсь, то нет у меня чувства юмора. Чувство юмора-то у этого человека есть, но и чувство раздавленности — тоже. Словом, “мне грустно потому, что весело тебе”.
А действительно ли человек, который не смеется над собой, когда над ним смеются другие, лишен чувства юмора? Или, скорее, он именно слишком чувствителен к юмору? Значит,
НЕ В ЧУВСТВЕ ЮМОРА ЗДЕСЬ ДЕЛО, А В ЗАЩИЩЕННОСТИ ИЛИ БЕЗЗАЩИТНОСТИ.
Ведь этот беззащитный человек радуется остротам, направленным не на него, его веселят анекдоты, он ходит на кинокомедии. Значит, юмор он чувствует. Другой вопрос, что он сам не силен, может быть, в юморотворчестве.
Впрочем, мы взяли частный, хотя и более частый вариант. Когда один острит над другим, а этот другой в юморотворчестве не мастер, остальные “подсмеиваются”, усугубляя ситуацию. Они не загадывают наперед, не предполагают, что в другой раз и они сами могут попасться на зуб волку-юмористу. Но случается и другая ситуация. Ведь можно наткнуться вовсе и не на жертву. Насмешка может вернуться бумерангом. Тогда это юмористы — скорпионы в банке. Кто кого ужалит побольнее. Такой юмористическо-сатирический бой, такое соревнование “профессионалов”, может быть, кому-то со стороны и доставит удовольствие. Но сами эти люди вряд ли будут думать о творчестве за пределами их юмористической схватки или о благодеяниях по отношению к другим людям.
Скорее, будут начеку, ждать очередного укуса и думать о том, как бы увернуться, а противника стегануть побольнее.
Ну а если человек агрессивный, но не силен в юморотворчестве, то это потенциальный враг. Он проглотит пилюлю. Сделает вид, что не обиделся, но ножку потом подставит, а если и не перейдет к рукоприкладству, то уж руку помощи не протянет — не ждите. И между прочим, понять его можно. Так что можно представить, какой психологический климат будет в такой микрогруппе.
