Как же быть с юмором?
Уговоримся, может быть, так. Если мы имеем дело с человеком, который занимает место и не занимается делом, или с человеком, который не наживает, а наживается, то, испробовав другие, более мягкие меры воздействия, можно и нужно использовать юмор и даже откровенную сатиру. А потом перейти к открытому, но управляемому конфликту. Например, однажды мы с друзьями в памятные застойные годы, взяв такси на достаточно большое расстояние, потребовали сдачу.
— Что-то не понимаю юмора, — сказал таксист, намекая, что если уж едете в такси, да еще на большое расстояние, то требовать сдачу — смешно… Нашим ответом было:
— Если чувства юмора нет, то это навсегда.
После этого он заявил, что у него нет мелочи, а мы объявили ему, что тогда ему придется расстаться с более крупными деньгами, с премиальными, так как о том, что у него нет положенных двух рублей мелочью, мы поведаем в руководящие и контролирующие инстанции. Сдача у него нашлась. А один из нас сообщил ему:
— Понимаете, я на машину коплю, но не вам, а себе.
Итак, юмор и сатира нужны в ситуации социальной несправедливости. Понятно, что смеховая культура важна и в деле перестройки нашего мышления. Поэтому нам не обойтись без платоновского “Чевенгура” и искандеровского “Сандро из Чегема”. Сатирическое самовосприятие народа — необходимая часть его духовной культуры. Ну а если говорить просто об общении близких людей? Здесь целесообразен юмор безотносительный, не направленный ни на кого из присутствующих, шутка, как бы подброшенная вверх. Тогда будет весело всем, а грустно — никому. “Смеяться нужно вместе с человеком, а не над человеком” — так сформулировали свой гуманный призыв чешские психологи Конечный и Боухал.
Это может быть и веселый анекдот как продукт народного смехового творчества. Или смешной случай, произошедший с кем-либо не из “нас”. Не затронет никого, но повеселит и смешная “история, произошедшая недавно со мной”. Такой активный само-юмор, юмор-самокритика, нечто иное, чем взятие на себя роли всегдашнего шута, смирившегося с тем, что над ним постоянно насмехаются. Можно практиковать и совместный адрес: мы смешные, то есть обязательно “и я”, а не только ты.
Как справедливо высказался один профессиональный сатирик, если есть желание пошутить, но нет объекта, подойдите к зеркалу, и, если вы самокритичны, сразу появится повод для шутки. С другой стороны, юмор “на себя” — хорошее средство разрядить напряженную атмосферу.
Но что же, — спросит придирчивый человек, — так-таки никогда в среде близких людей и нельзя направлять юмор на другого? Ну, так же скучно будет жить. Да, без юмора, направленного на партнера, действительно кому-то жизнь покажется неполной. Ну, что ж, бывает ситуация, при которой можно направлять юмор на партнера по общению. Если это малая неформальная группа. Если она закрытая, то есть в ней сейчас нет никого, кроме тех, кто входит в группу добровольно и с согласия всех членов группы. Если все члены группы приблизительно равны по возрасту, по росту, по статусу, по интеллекту, а главное — по способностям к юморотворчеству, и при этом каждый знает об этом равенстве. Тогда — пожалуйста. Это будет юмористическая игра наподобие шахматной, в которой, если кто-нибудь проиграл сейчас, выиграет в следующем туре. Я как бы отождествляю себя с каждым членом группы, и каждый из нее идентифицирует себя, в свою очередь, со мной. Он мое второе “я”, alter ego. Ситуация, аналогичная той, которую мы разбирали в главе об отрицательных оценках. Там отрицательная оценка со стороны друга принимается как помощь. Здесь шутка надо мной воспринимается как юмор, направленный на себя самого, только через своих близких. Так сказать, расширенное юмористическое самовосприятие. Такое может мыслиться, например, в ситуации, когда “физики шутят”. Нильс Бор, Тамм, Ландау. Но если бы Ландау направил острие своего юмора ни с того ни с сего на своего аспиранта, он с наших позиций был бы не прав.
А как быть с юмором в семье?
Семья — это союз близких по крови и душе людей, живущих под одной крышей. Подходит ли она под определение той группы, где нужен и мил юмор, направленный друг на друга?
Прежде всего, жена и муж чаще равны по возрасту и, наверное, по интеллектуальному развитию. Но равны ли по статусу? Пусть муж уже преуспел на работе, стал специалистом и даже имеет в подчинении нескольких женщин. Зато дома… Она пластична, быстра, ловка, компетентна. Распоряжается всем и всеми. Выдает ему деньги, которые он ей отдает. Поручает ему работу. Спрашивает с него. Наказывает: вдруг вместо воркования — ворчание или, чего доброго, молчание. Жена в молодом возрасте в семье занимает ведущее положение. Она хозяйка. Ну а он дома ведомый. Некомпетентен почти в любых домашних работах. И на кухне — неумейка, вечно что-нибудь заденет, разобьет, не так сделает. Это все поводы для насмешек. А с юморотворчеством? А тут так.
В целом по психотехнике общения мужчины отстают в развитии от женщин. Значительно слабее они разбираются в людях и отношениях.
Если четырнадцатилетние девочки бойко щебечут, то их ровесник в разговоре употребляет больше междометия и слова-паразиты, причем если не хватает цензурных, то и нецензурные идут в ход, чтобы заполнить паузу, нужную на обдумывание подходящего слова.
Муж догоняет жену в развитии речи не сразу, и за это время у них устанавливается иерархия: он высмеиваемый — она высмеивает. Это теоретически понятное положение вещей подтверждается и при опросах.
Теперь: родители — ребенок. Кто высмеивает, а кто высмеиваемый? Наши опросы показали, что чаще юмор направлен на ребенка со стороны родителей. И это понятно. Родители часто чем-то недовольны в его поведении, а лучший способ воздействия, с их точки зрения, — именно юмор. Это же не физическое наказание, против которого так восстает современная педагогика, а “мягкий способ влияния”, доброжелательный, воспитывающий у ребенка “чувство юмора”. И вот появляются патентованные остроты типа: “У тебя в ушах чернозем, можно сеять”. Но и поле для “творчества” большое: “Тебе надо ехать в Нечерноземье — урожай повышать…” А то и вовсе не для воспитания, а для смягчения вроде бы переживания ребенка. Один папа сказал сыну, у которого на лбу выступил подростковый прыщик: “Ну, теперь тебе можно спокойно в потемках ходить — во лбу звезда горит”. В фильме “Сережа” по Вере Пановой дядя угощает малыша пустым фантиком и смеется. Не обнаружив конфеты, Сережа искренне удивляется: “Дядя, ты дурак?” А то и не для воспитания даже, а так, светско-салонное или салонно-светское “творчество”… Мать дочке: “Боже, как похудела, остались джинсы и кости…” И не подозревают родители, что юмор их черный. Уж лучше ребенок перенесет физическую боль, чем унижение. Он, конечно, менее поднаторел в юморо-творчестве, все заимствованное: не мерцай, не мельтеши… Но ведь не направишь это на родителей. Только попозже, в подростковом возрасте, в процессе борьбы за независимость подростки начинают позволять себе такое. Впрочем, иногда родители начинают получать то, что хотели, уже от крохи: “Папа, от мамы у меня голова уже не болит, она болит у меня от
тебя”.
И родители обижаются. А чего обижаться-то. Одна девочка, когда ей мама в сердцах сказала: “Ну на кого ты похожа!”, ответила простосердечно: “На папу и маму”. Что ж, соответствует действительности.
А как в системе “ребенок — ребенок”? Тут, понятно, старший на младшего катит юмористический баллон. И есть с кого брать пример. Родители-то тоже его, младшего по возрасту, высмеивают.
Если бабушки-дедушки в силе, то у них положение родителей. Но стоит им стать глубокими пенсионерами плюс склероз плюс немощность плюс старческое брюзжание, и вот они становятся объектом юмора со стороны подросших деток.
В биомире есть такой закон. Называется pecking order. Если дословно с английского на русский — порядок клевания. f Например, в стае птиц устанавливается иерархия. Есть “Альфа” — это особь, которая может клевать всех. “Беты” клюют всех, кроме “Альф”, “Гаммы” не могут клевать “Альф” и “Бет”, но могут клевать “Дельт”, ну, и так далее по алфавиту. “Омегу” клюют все и заклевывают насмерть.
Не правда ли, то, что мы обрисовали выше, похоже на этот жестокий закон? Слабейшего не только в юморотворчестве, но и в других социально-психологических смыслах заклевывают насмешками. Юмористический pecking order. Может быть, осудим его? В семье ведь нет полного равенства, какое может быть в ситуации “физики шутят”. Скорее всего, воцарится этот звериный порядок, ненадежно прикрываемый квазидоброжелательностью юмора.
Итак, в семье “юмор на партнера” может быть опасной для нравственного человека забавой, игрушками с бабушками. Уж лучше с юмором здесь быть аккуратнее. Как, впрочем, и в других микрогруппах. Если шутка, которая вертится на языке, может хоть чем-то задеть и она не крайнее средство справедливого возмездия, а так себе — шутка и все, то лучше пусть она будет утешением для собственного самолюбия “про себя”. Но вот еще задача. Решить, заденет или нет, очень трудно. Как и решить, соблюдены ли все условия, обеспечивающие то, что это будет именно дружеская юмористическая игра, а не сатирический бой. Здесь
НУЖНА БОЛЬШАЯ ДУШЕВНАЯ ТОНКОСТЬ, ЗНАНИЕ ПСИХОЛОГИИ ЛЮДЕЙ, ПРИНАДЛЕЖАЩИХ К РАЗНЫМ ПСИХОТИПАМ, УМЕНИЕ ИХ ДИАГНОСТИРОВАТЬ, ПОНИМАТЬ СОСТОЯНИЕ, УМЕНИЕ БЫСТРО СГЛАДИТЬ НЕЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ ЭФФЕКТ…
Если чувствуете в себе такие возможности — веселитесь вместе. Но проверьте не один раз, действительно ли так хорошо в вас развита эта, как выражаются психологи, социально-перцептивная чувствительность. То есть восприятие другого человека и правильная оценка его восприимчивости к вашей шутке, оценка того, приятна ли ему юмористическая игра вообще и в этот миг в частности. Поскольку определить все, о чем мы говорили сейчас, трудно, а понять направленность юмора — на человека, “вверх”, на себя или на нас — несложно, то лучше отделить одно от другого и не играть с этим, как никогда не направлять на любого человека даже игрушечное ружье.
Но вот еще один важный вопрос. Юмористические элементы могут быть очень полезны в ситуации конфронтации с несправедливостью при отстаивании интересов семьи. А то что получается? С работниками нашего ненавязчивого сервиса и навязчивой торговли дорогостоящими товарами мы вынуждены сдерживаться, а дома проявляем свою агрессию в виде раздражительности, категоричности, отрицательных оценок, обвинений и юмора. Так ведь это же несправедливо. Вот здесь-то после краткого мирного разговора пусть жена таксисту скажет что-нибудь едкое и пригрозит реальной апелляцией в его руководящие и контролирующие инстанции, в редакцию той газеты, “которую вы, уважаемый водитель, выписываете”, а не бережет свой юмористический пыл для того, чтобы высмеять мужа. И пусть муж, когда на работе явный застой или постперестроечное экономическое хамство, применит свое остроумие по отношению к нахальному начальнику или подчиненному, а не старается “метко” высмеять ребенка за то, что у него уши “торчат в разные стороны”.
Можно ли эффективно защищаться
от унижающего юмора? Вопрос непраздный для многих людей. Можно. И нужно. Но это непросто, и если природные способности к самонаучению меньше, чем у других, имеет смысл специально заняться этим, прибегнув к помощи психологов. Способов такого обучения может быть разработано много. И мы в клубе общения “Маленький принц” в течение многих лет проводим такое обучение.
Проработав и приняв те нравственные позиции в отношении юмора, которые мы обсуждали, участники в составе уже сформированной как коллектив малой группы сначала выясняют, что в каждом из них есть такого, что могло бы подвергнуться осмеянию. Затем пробуем разобраться, стоит или не стоит устранять это в себе. В принципе лучшая защита от насмешки — перестать быть смешным. Скажем, такая вещь, как очки, по мнению малокультурных людей, смешна, но не отказываться же из-за этого от очков. А вот мужчины, прикрывающие лысину отросшими у висков волосами, могут подвергнуться насмешкам, в то время как просто лысина мало у кого вызывает даже улыбку — дело привычное. Кое-кто после разговора отказывается от такого “естественного” парика. А другим, может быть, надо изменить интонации, замедлить темп речи — это тоже поддается тренировке. Или заменить что-то в одежде, подобрать более правильно косметику. А то, может статься, скорректировать что-то во взглядах на жизнь. И перестать раздражаться по каким-либо поводам. Короче, как уже сказано, не надо быть смешным.
Но вот мы поняли, что нет иного пути, кроме как обоснованно защититься от необоснованного юмора, который с большой вероятностью может быть обращен именно на этот неизбежный недостаток. Группа садится в крут, и планомерно каждый по кругу становится объектом юмора всей группы. Договариваемся не щадить никого. Но ведь все добровольно, и каждого поочередно высмеивают. И каждый имеет право нападать.
В игру включаются смелые. Но и им трудно. Прежде всего человек должен привыкнуть выстаивать под градом насмешек, не прятать глаз, вести себя достойно. Голос негромкий, ритм речи размеренный. И попытаться отбиться. Если не удается это сделать самому, то за тебя отбивается группа. Группа нападает, группа и отбивается. Юмор движется по часовой стрелке, каждый по нескольку раз оказывается под огнем. Такой своеобразный юмористический синхрофазотрон, где “частицы юмора разгоняются и начинают светиться”. Сначала ответы неинтересны, но потом, когда появляется некое поле, становится все интереснее. Прежде всего, даже если человек не может придумать ничего для себя, то группа набирает для него отбивки на типичные для него нападки, и ему становится легче жить, так как у него есть заготовки. Но любопытно, что при многократном прохождении юмористической стрелы через человека у него появляется вдохновение и его экспромты становятся все более качественными.
Отбивки должны восстанавливать достоинство и быть соразмерными силе юмористической агрессии партнера. Допустим, можно сказать мягко и без попытки юморотворчества простое “ну, почему вы так со мной?”. А можно, чтобы ответ был юмористическим. Причем для сохранения мира сперва с уходом от сражения:
Я в дуэлях не участвую…
Отлично, выстрел за мной, но, может быть, лучше вообще разоружиться…
Можно ответить на том же уровне юмористической агрессии.
У нас была девушка с прелестным именем Клара (в переводе с латинского — ясная, чистая, светлая). Но “каждый дурак”, который с ней знакомился, тут же спрашивал ее… О чем? Совершенно верно, о кораллах, о Карле, о кларнете… Кто как мог. Она себя уже и Кирой, называла и Клавой.
Но нет, это та ситуация, когда надо помнить имя свое, не расставаться с ним и достойно ответить, ладно уж, будем так считать, на безобидную шутку безобидной шуткой.
Группа нашла ей отбивку. Когда теперь ей говорили о кораллах, она спрашивала:
— Ну почему вы со мной так не по-колпаковски?
После такого ответа (фразой из другой скороговорки) практически всегда следовала улыбка, и не было никакой напряженности. А тот, кто неуклюже “острил” насчет кораллов, смекал, что и в следующий раз ответят, но вдруг похлеще, и уже не задирался.
А ведь иногда надо и похлеще. У девушки с более привычным именем Таня был молодой, талантливый и нахальный руководитель. Физик, только что окончивший Московский физико-технический институт. Физики же, как известно, шутят. Шутил и он. Постоянно. Люди опасались его шуток, а Таня — так до дрожи в руках. И вот, подавая однажды ему на подпись бумагу, она услышала:
— Танечка, деточка, вы дрожите от страсти ко мне или от страха передо мной?
Шутка стала варьироваться по обстоятельствам, и Таня собиралась было уже менять работу. Пришла же в клуб, в сущности, для того, чтобы найти формы защиты. Группа нашла отбивку. И в следующий раз, когда он спросил, мол, от страха или от страсти, Таня ответила:
— От омерзения.
Больше на эту тему он не заговаривал. Но в связи с тем, что она прошла и другие темы курса “Психотехника общения”, она не испортила с ним отношения, а существенно улучшила, причем не только свои, но и других сотрудников.
А вот юноша с не слишком, скажем так, прижатыми к голове ушами. Он хотел уже делать операцию, так как насмешки его одолели. Члены группы оказались не менее безжалостными, чем доморощенные остряки, и дали такие посылы:
А уши у тебя оттопырены для того, чтобы летать?
Да нет, скорее — чтобы хлопать ими.
А ты их долго отращивал?
Но вот жертва немного освоилась. Юноша нашелся сам:
Что бы я делал без них, ведь надо же улавливать ваш тонкий юмор…
А можно обучить использовать юмор для утверждения своей активной жизненной позиции. В “Маленьком принце” вот что мы делаем в ролевом тренинге. Один играет за водителя такси, отказывающегося везти вас, ущемляющего ваши права. Вы сначала мягко, потом все более жестко проводите с ним разговор. На стадии жесткой конфронтации надо найти юмористическо-сатирические ходы. Если это не получается сразу, то группа вам помогает. И вот:
Простите, пожалуйста, вы хотите, чтобы я вас довезла за свои деньги туда, куда вам надо, но в мои планы входит за свои деньги доехать туда, куда мне надо.
Запишем. Это можно использовать в аналогичных ситуациях. Так сказать, запатентуем. Но дальше больше. Идут экспромты. Вы на собрании предлагаете выбрать молодых и достойных. Грубое и ярое сопротивление со стороны начальников старческого возраста. Ну что ж, за дело, сатира:
Друзья, что же получается, у нас не заводоуправление, а деддом.
Готовьте фрак Воланда, сударь, здесь собрался весь тот свет.
Что, зло? А как же? А не зло было для всего общества, когда главный лидер страны никак не мог выговорить слово “социалистический”, а все-то у него получалось “сосиски”, но продолжал-таки занимать место и не заниматься делом?.. Сейчас меняется многое. Но появляются новые, совсем иные “веселые” мерзости.
В школе юмора “Маленького принца” проводится тренинг и гуманного юморотворчества, не направленного на партнера. Тренинговая задача — юмор на себя. Но без ёрничества. Или “на нас”. Или повеселить безотносительной шуткой. Если это удачно, группа дает условный, но весомый приз. Ну а если вдруг на занятиях по гуманному юмору (а не по конфронтационному защитному) проскочила шутка в чей-то адрес или если ты засмеялся над неловкостью товарища, — тебя сурово накажут.
Через некоторое время в процессе таких занятий человек овладевает юмористической стихией. В то время как прежде она владела человеком. Это знаменует собой иную, более высокую степень личностной свободы.
Но вернемся в семью
Как сделать в ней общение веселым? Начнем с того, что в “серьезной” своей части атмосфера в семье должна быть теплой, справедливой и благородной. А юмор будет хорошим дополнением. Но о веселом общении надо специально думать. Смешное нести в дом как подарок. Где-то услышали действительно остроумный анекдот. Они же в одно ухо влетают, а отсмеялись — из другого вылетают. Ну так запомним все специально, запишем и принесем. То же с иными смешными вещами. Сами сострили. Тоже забывается. А один профессиональный сатирик даже во время концерта, если состоялся удачный экспромт, останавливается и сразу же записывает. Почему бы и нам так не делать? Я знал одну семью, где все смешное — и анекдоты, и экспромты — записывается, а потом такой сборник дается гостям вместо аперитива. Вот вам и антиалкогольное значение хорошей юмористической атмосферы. К чему пить, если и так весело, только лучше, чище, приятнее…
Сборник “Подари шутку” мы ведем и в “Маленьком принце”, он всегда очень радует людей. На вечерах, даже если человек сначала один, он берет этот сборник, вчитывается, начинает смеяться, и к нему тут же подходят: “Что там интересненького?”Ивотонуженеодин. Иногда в той же семье и в том же “Маленьком принце” устраивается чтение сборника. Но стоит ли забывать выдающихся юмористов и сатириков? Их произведения могут украсить и внутрисемейные посиделки, и званый вечер. Зощенко, Драгунский, Жванецкий, юмористические песни Высоцкого… Кладезь доброго, слегка скептического, но не злодейско-мефистофелевского юмора — романы и новеллы Анатоля Франса, незаслуженно не замечаемого артистами, — в нем юмористическое самовосприятие как бы всего человечества, юмор его философичен.
Искали рубашку счастливого человека, чтобы излечить ею захворавшего короля; наконец, нашли единственного в королевстве счастливого человека, но у него не было рубашки.
И так от абзаца к абзацу. А тонкие, рассчитанные также на печальную улыбку анекдоты Уайльда (вы любите гулять один, как и я, мы так похожи, давайте гулять вместе…)! Все это наряду с классической музыкой обесценено и вытеснено псевдокультурой. А суперсовременная сатира Салтыкова-Щедрина… Все про нас, обсмеешься ведь. И Гоголь… Сталин только декларировал, что нам нужны Гоголи и Салтыковы-Щедрины… Нет, были не нужны. А сейчас нужны. Для здорового смеха в доме и для оздоровления всего нашего общества.
Если смеховая культура зарождается в семье, ее можно пестовать. Кто-то нашел смешное, своя ли острота, рассказанная ли кем-то, выдержка ли… Подхватите, процитируйте, перескажите еще кому-нибудь, вдохновляйте домашних на дальнейшее остроумие. И смех пусть будет естественным, искренним, веселым, заразительным, ненатянутым, ненатужным… Когда смешное будет жить в семье, то легче будут рождаться и экспромты… Кстати, тогда легче будет выстаивать вне семьи под огнем зловредного юмора.
Юмор — хорошее подспорье в деле внутрисемейного разоружения, если он направлен на себя. Вот вы опоздали на свидание с мужем из-за неисправности часов:
— Ну не серчай, ты же знаешь, с часами у меня всегда сложные взаимоотношения — то я их подвожу, то они меня подводят…
Такая смеховая культура в семье дает расцвести чувству юмора и у вашего ребенка. Но уж если вы захотите воспитывать у своего дитяти устойчивость к юмору, направленному на него, и будете его высмеивать, то стимулируйте и его к тому, чтобы он направлял юмор и на вас. В духе тех занятий, которые мы проводим в “Маленьком принце”. Чтоб по справедливости. А окрик “Как с матерью разговариваешь?!” в ответ на его юмористический укол придется заменить на горделивое “Вся в маму”. И чтобы юморотворчество в ребенке расцветало, каждую находку его (а дети талантливее взрослых в полете фантазии, они менее заштампованы) стоит одобрять улыбкой, смехом, цитированием. Когда моя дочка в пятилетнем возрасте сказала: “Ой, папа, послушай, как у меня в ухе звенит”, я не стал ее разочаровывать объяснением, что этого я принципиально не могу услышать, что за чушь такая, а сыграл попытку послушать, ой, да, что-то в самом деле звенит, тогда она сама мне сказала, что пошутила. А потом, когда ей уже было девять: “Па, помоги, задачка нахальная попалась, не поддается решению”. Я сказал: “Может быть, ты сама собьешь с нее спесь?” Так удалось мобилизовать в данном случае ее силы для решения задачки. Но главное, что у ребенка при таком подходе укрепляется уверенность в собственных юморотворческих силах, его творчество принимается, он продолжает творить.
Хорошо, когда в детях развивается смысловое, а не буффонадное юморотворчество. Но когда ваш малыш произносит первую смешную фразу, прежде чем радоваться ей и смеяться, оцените, не направлена ли она против гуманности, а то через двенадцать лет вы получите из этого чертенка этакого Мефистофеля, для которого высмеять весь мир будет сладостно. Но вы в этом мире будете ближе всех. Вот дитя рассмеялось, когда кто-то поскользнулся и упал. Действительно, неловкость кажется смешной. Но стоп.
Однажды, увидев, как семилетняя дочка рассмеялась над растянувшимся на льду двухлеткой, отец не стал наказывать ее и читать нотации, но он сразу сместил акценты:
— Забавный, милый малыш, как медвежонок, ему, наверное, больно, хотя не заплакал, выдержал, пойдем-ка поможем ему встать.
Девочка, в которой эта фраза пробудила уже материнское, поняла свою оплошность.
— Правда, папочка, — сказала она после того, как “оказала меньшому первую помощь”, — ведь он такой маленький, он имеет право быть неуклюжим, а вот я…
Отец отвлек ее, готовую расплакаться, на другие темы…
Критика
В узком смысле (в широком — это обсуждение плюсов и минусов) критика есть не что иное, как сочетание отрицательных оценок, обвинений, “юмора-на-партнера” и сатиры, И все, что мы говорили по каждому из составляющих в отдельности, относится к совокупности этих элементов. Критика может быть оправданна и целесообразна в том случае, если человек, с вашей более или менее обоснованной точки зрения, преднамеренно вредит другим людям, обществу. Запишем еще раз, но теперь уже “отдельной строкой”, что агрессия в линии “отрицательные оценки — обвинения — “юмор на партнера” — сатира” нарастает.
Критика недопустима, если человек, объект-субъект критики, сам страдает от своих недостатков, а не другие. Тогда ему надо предлагать помощь, причем так тактично, чтобы он ее принял, не уронив достоинства.
Но даже если без критики не обойтись и мы хотим не просто дезорганизовать сопротивление партнера, а наладить дальнейшее сотрудничество с ним,
ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЖАЛО В КРИТИКЕ ДОЛЖНО БЫТЬ СВЕДЕНО К МИНИМУМУ, АКЦЕНТ ДОЛЖЕН БЫТЬ СМЕЩЕН С ОТРИЦАНИЯ НА КОНСТРУКТИВНЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ.
Мы разовьем эти мысли более подробно, когда будем говорить о реагировании на конфликтогены. Сейчас отметим только, что при возникновении желания высказаться в критическом ключе проявим щепетильность, убедимся, что нами в стремлении покритиковать не движет фактическое стремление покрасоваться. Спросим себя, нельзя ли обойтись иными средствами (молчаливым, например, осуждением — и так, в сущности, все ясно…).
Но если я сообщаю другу о его недостатках, относясь к нему, как к себе, то имеет смысл применить термин “эмпатическая критика” (помним: эмпатия — это вчувствование в психику другого, друга, с сопереживанием и сочувствием). Без эмпатической критики в жизни не обойтись, но она ограничивается все же отрицательной оценкой с глубоким сопереживанием и не включает обвинения и юмор-сатиру.
Может случиться, что критика потребуется в ответ на серьезные осознанные конфликтогены. Тогда, как сказал Гамлет: “За дело, яд”. Но он сказал это, когда Лаэрт произнес слова: “Клинок отравлен”.
Категоричность? Категорически нет!!
В нашем общении мы не можем обойтись без попыток воздействовать на мысли и оценки людей. При этом мы зачастую “ниспровергаем” то, что кажется правильным и ценным партнеру. Но опасна (и без ниспровержения чего-то) даже только просто безапелляционность высказываний. Они даже могут не затрагивать жизнеповедение человека, но если они затрагивают хотя бы его жизнепонимание, это оказывается не менее взрывоопасным. Ведь если я принял другую точку зрения при категорической ее подаче, то я уступил, признав свою первоначальную точку зрения неправильной и тем самым признав свое поражение. Это нелегко. Вот если бы я сам, без давления увидел свои ошибки, пусть и после изложения им его точки зрения, но без напыщенности! Тогда другое дело. И пусть мы только даем какое-то конструктивное предложение, но делаем это чересчур уверенно, возникает как бы контраст между его автором и теми, кто не “додумался”. Или мы лишь не признаем (из амбиции) логические аргументы партнера — тоже ведь малоприятно. Наша категоричность, безапелляционность особенно раздражают, когда принятая нами точка зрения далека от общеупотребительной. Высказываясь категорично, мы как бы принуждаем человека: “Думай, как я!”
Далее мы рассмотрим различные формы давления на жизнеповедение: “Делай, как я считаю нужным!”, которые по конфликтогенности еще серьезнее. По отношению к ним употребляют слова “назидательность” и “авторитарность”. Понятно, что категоричность перетекает в назидательность и авторитарность и переплетается с ними.
Каковы мотивы, обусловливающие в людях тягу к безапелляционности, категоричности? Когда я был в Кабарде, один высокий кабардинский начальник — наверное, “высочее” и не бывает: он был директором мясокомбината в Нальчике — за столом, собранным по случаю приезда туда другого высокого начальника (с которым я туда и приехал), рассказал к месту о пословице, которая издавна в ходу в Кабарде. “Каждая слепая собака считает, что она старше любой другой слепой собаки”. Фраза мне настолько понравилась, что я ее, непременно со ссылкой (кабардинская пословица!), цитирую на занятиях по этой теме. При этом (тонкая ирония судьбы!) сам рассказавший об этой пословице был очень уж похож по своему коммуникативному поведению на такую вот слепую собаку. Да и не так ли многие? Ведь все мы знаем мало, но уверены, что это он несет чушь, а я несу истину! Так что и здесь все то же желание почувствовать превосходство, получить уважение и соответственно испытать самоуважение. Конечно же мы хотим и эффективно повлиять.
Но парадокс в том, что окружающие воспринимают нас иначе, чем мы себя. Наша уверенность для них выглядит как самоуверенность. Подачу нашей мысли другим людям можно сравнить с подачей в игре с мячом. Если ее подают, подбрасывая вверх: “Лови!”, то, как и мяч, ее хочется поймать. А если подают резко и прямолинейно, как бывает опять же с мячом: он летит резко прямо на вас, то мысль, как и мяч, хочется отбить. Даже если мысль верна… Ну а уважают ведь тоже тех, к которым тянутся эмоционально. Поэтому, скорее всего, излишняя убежденность снижает уважение в микрогруппе, а не повышает его, как это может показаться с первого взгляда. С другой стороны, мы будем менее эффективно влиять на людей, поскольку они будут противиться нашей категоричной подаче даже правильных мыслей.
Умеренность в уверенности
Имеет смысл постоянно себя контролировать: а вдруг я не прав, перепроверю-ка я себя еще раз. Надо выработать в себе искреннюю неуверенность в окончательной правильности своих мыслей и оценок. Надо быть постоянно готовым к тому, что кто-то может оказаться правым, а вы — нет. Зарядиться таким настроением нам поможет обращение к известным заблуждениям, которые были достаточно прочны в мнении большинства (казалось, что Солнце вращается вокруг Земли, а оказалось наоборот), к изменениям во вкусах, моде и т. д. В нашей работе мы используем одну головоломку, в которой первое пришедшее в голову решение кажется долгое время верным, а оказывается ложным.
Вот эта задача. На торцах параллелепипеда 12x12x30 — две точки, одна — за 1 от нижнего основания и посредине между боковыми основаниями торцевого квадрата 12x12, другая точка на другом торцевом квадрате 12x12, также посредине между боковыми основаниями, но за 1 от верхнего основания. Надо найти кратчайшее расстояние между точками по граням параллелепипеда (рис. 1).
Ответ — 40. В то же время подавляющее большинство непосвященных находит 42, и лишь некоторые в конце концов приходят к тому, что 40. Ответ дан на странице 77. Вы уж постарайтесь сами порешать, помучьтесь, а потом только загляните на заветную страницу. Но даже после того, как дано решение, многие продолжают спорить.
Ситуация с приведенной задачей показывает, что можно еще и опростоволоситься. А стоит ли подвергать себя этому, когда право на ошибку имеет каждый? Ну а если не ошибается, то честь ему и хвала.
Что же может быть противовесом категоричности?
Активная антикатегоричность
Должно быть приглашение к обсуждению, к разговору, апелляция к мнению партнера. Не утверждения, а рассуждения! Рассуждения совместно с партнером.
ЛЮБОЕ ПОЛОЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ ВЫДВИГАТЬ ЛИШЬ В ПОРЯДКЕ ОБСУЖДЕНИЯ
Уместны такие фразы:
Мне думается (представляется, кажется).
А не подумать ли нам над такой мыслью?
Не ошибаюсь ли я, полагая, что… (можно даже попросить увидеть ошибки).
Вы просите совета у партнера по поводу ваших мыслей, апеллируете к его компетентности. Это приятно человеку. Если, конечно, вы не требуете выполнить существенную консультационную работу. Еще хуже, если вы настойчивы и оказываете психологическое давление. Это было бы уже конфликта геном по другой линии. Надо постоянно ориентироваться, не расценивает ли партнер ваши просьбы о совете как нахальство. Здесь такие тонкости. Если вы просите совета у человека, который объективно ниже статусом и пристраивается снизу, это чаще всего синтонно. Если учитель советуется с учеником, то это синтон. Синтонно обращаться за советом к человеку, равному вам по статусу. Но вот если вы просите совета у человека выше статусом, который расценивает это как нахальство, то это будет конфликтогенно. Речь идет о консультировании партнером ваших дел. В отличие от демократического стиля решения совместных дел.
Когда мы на занятиях обсуждаем вопрос о сомнениях в правоте при изложении своих мыслей, часто возражают:
— Но так же нельзя будет и мысль свою донести…
Поэтому надо четко развести понятия “определенность” и “уверенность”. Высказываться, конечно, надо определенно, четко, как и мыслить, но без излишней уверенности в своей правоте, без самоуверенности. Разумеется, людям, у которых неуверенность на грани патологии, надо, наоборот, развивать в себе смелость в изложении мыслей, но и они должны это делать без вызывающей самоуверенности. Не следует бояться своей неуверенности. Ведь очень симпатично выглядит человек, который неуверенно высказывает дельные мысли. Отсутствие чванства при этом усилит симпатии со стороны окружающих. А оригинальность мысли, идеи не окажется незамеченной.
Бытует впечатление, что убежденность повышает уважение в микрогруппе. Но часто излишняя убежденность снижает уважение. Человека воспринимают как лишенного самокритики, неоткрытого для других точек зрения, застывшего. Поэтому повремените с оборотом “убежден”. Лучше: “Мне кажется так, но давайте обсудим”. Насилие над мыслью неприятно вообще, но еще неприятнее, когда направлено “на меня”… Последует сопротивление, а может быть, человек и не так далек от ваших убеждений. Ошибиться не страшно, каждый имеет право на ошибку, как простодушно и тонко заметил Карнеги. А если ты не ошибся, если ты несешь людям истину, то уважение растет.
Можно сказать так: в противовес конфликтогену категоричности будем культивировать синтон неуверенности.
Не забудем, впрочем, что все это при первичном синтонном общении и синтонности в общении со стороны партнера. Но если партнер дает конфликтоген за конфликтогеном, имеет смысл продемонстрировать и уверенность.
Еще одна проблема. Партнер не дает конфликтогенов, но высказывает мысли, которые я не могу разделить. Я ведь могу быть не всегда согласен с партнером. Могут быть и противоречия… То есть как быть с возражениями? Аналогично тому, как мы советовали при расхождении в оценках.
Прежде всего надо найти основания для точки зрения партнера и подчеркнуть, что вы их видите. Но есть основания и для сомнений в их правильности.
Точку зрения партнера не следует отвергать огульно, а сказать, что она пока неблизка вам, но именно “пока”, именно “вам” и именно “неблизка”, а не “вообще”, “навсегда”, “неверна”.
Уместны такие фразы:
Я склоняюсь больше к иной точке зрения (обескураженно как бы). Ну я ведь имею на это право…
По той информации, которой я располагаю, на мой взгляд, скорее можно думать… (так-то и так-то).
Можно попытаться привести и аргументы. Но используя метод Сократа. Как известно, Сократ называл себя повивальной бабкой мысли. Мы задаем вопрос и знаем, как на него ответит партнер. Его утверждение-ответ — первая посылка. Задаем второй вопрос. И ответ на него будет второй посылкой. А потом — вывод. Но мы спрашиваем об этом выводе самого человека. Он сам делает этот вывод.
Секретом Сократа я пользуюсь, например, при доказательстве того, что мужчины менее стрессоустойчивы. С точки зрения обыденного сознания это парадокс. И его требуется доказать. Я спрашиваю сначала, сколько в среднем живут мужчины и сколько женщины. Это людям известно, и они отвечают сами правильно, что женщины живут существенно дольше. Лет на десять. Почему? Ответ: мужчины пьют. Почему? Потому, что морально они все и каждый в отдельности хуже, чем женщины? Нет, так ставить вопрос никто не может. Почему же тогда? Молчание. Спрашиваю, сколько мальчиков рождается на 100 девочек. Это знают. И говорят правильно, что 106—110 на 100. Спрашиваю, а сколько зарождается? Этого не знают. Сообщаю цифру со ссылкой на научную литературу: 160—170 мальчиков на 100 девочек. Спрашиваю, какой вывод? Отвечают то, что я хотел получить: следовательно, внутриутробные вредности на мальчиков действуют сильнее. Но, спрашиваю, они избирательно на мальчиков действуют или мальчики менее устойчивы к ним? Отвечают, что второе. Так что же о стрессоустойчивости мужчин? Они генетически менее стрессоустойчивы — делается вывод самими слушателями.
Не надо преувеличивать. Ученик, студент доверяют преподавателю, охотно берут от него информацию, хотят понять устоявшиеся в науке положения — здесь можно и категорично говорить, что 2x2 = 4. Но как только даже студент по отношению к профессору обнаруживает пусть только вероятность несогласия — перейти в режим обсуждения с применением активной антикатегоричности.
На жизнеповедение тоже влияют
Итак, мы говорили о влиянии на жизнепонимание. Но влиять можно и на жизнеповедение. Отметим, что принятие совместного решения — более сложное дело, чем поиск абстрактной истины. Когда говорят о влиянии на подчиненных, то обычно употребляют слова “руководство” и “управление”. Здесь имеются в виду жесткие формализованные рамки социальной иерархии.
Ответ на задачу, помещенную на странице 73, вы найдете на рисунках 2, 3.
По теореме Пифагора квадрат гипотенузы равен сумме квадратов двух катетов.
24x24+32x32=576+1024=1600 Корень квадратный из 1600=40
В связи с особой производственной важностью вопросов управления их изучают, выделяют стили руководства, выясняют их роль в производительности труда и т. д. Мы же, так получается, будем здесь рассматривать вопрос шире. Во-первых, влияние мужа на жену и жены на мужа руководством или управлением без образной натяжки все-таки не назовешь. Во-вторых, люди влияют друг на друга на работе в равной степени и при “горизонтальных” отношениях. Кроме того, ведь я могу быть подчиненным, но тоже влиять на руководителя. То есть при руководстве “сверху вниз” — это совместная деятельность — происходит влияние и “снизу вверх”, причем в циклическом или даже спиралеобразном взаимодействии, где, впрочем, значимее роль руководителя.
В вопросах о влиянии важно учесть, что человек так уж устроен, что чаще всего хочет решать сам за себя, если считает, что может это делать. Более того, часто он уверен, что может решать не только за себя, но и за другого.
Ведь я более компетентен, пусть он меня слушается для его же пользы. Я ведь обладаю истиной, поэтому святое дело — заставить.
Реализация властных побуждений доставляет удовлетворение, даже если я ничего для себя не получаю, кроме самой власти. Но есть и другой вариант, когда человек хочет решать за другого в ущерб ему, в нарушение справедливости. Открыто или прикрыто. И чаше всего, желая решать за себя и за других, он не хочет, чтобы решали за него. Он сопротивляется влиянию. Иногда, поняв, что сам он не может решить те или иные вопросы, он сопротивляется своему сопротивлению и все-таки приемлет влияние. Системности ради надо сказать и о другой потребности — в информации со стороны компетентных людей. Человек нуждается и в эффективных советах для решения своих проблем.
Наблюдая ребенка, мы постоянно видим стремление расширить сферу самостоятельности. Обратите внимание на то, как ребенок старается вырваться из несвободы, в которой его держат взрослые или даже его собственная беспомощность. Я видел годовалого малыша, который, стоя в кроватке на колесиках, отталкивался ручкой от стенки, чтобы отодвинуть кроватку и заглянуть в недоступный иначе дверной проем. Ребенок бежит от родителей, не видя опасности, прямо под машину, желая хоть на миг обрести свободу движения. Маленькие дети борются за свободу в мире предметов. Подростки — за свободу в мире отношений. И с другой стороны, я видел, как четырехлетка назидательно, как и ее мама, учила свою “неумелую” трехлетнюю сестру правильно набирать лопаткой песок.
Имеет смысл понять, что в любом случае попытка влиять на жизнеповедение человека предполагает в какой-то степени позицию выше. Если попытка влиять увенчалась успехом, то один испытывает чувство превосходства, а другой так или иначе вынужден констатировать, что он уступил позиции, приняв чужую точку зрения. В какой-то мере подчинился. Но это можно усугубить или свести на нет. Увы, мы часто пережимаем и порождаем коммуникативный конфликт.