УПП

Цитата момента



Так они и жили — душа в душу.
То она ему в душу, то он ей…

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Золушка была красивой, но вела себя как дурнушка. Она страстно полюбила принца, однако, спокойно отправилась восвояси, улыбаясь своей мечте. Принц как миленький потащился следом. А куда ему было деваться от такой ведьмы? Среди женщин Золушек крайне мало. Мы не можем отдаться чувству любви к мужчине, не начиная потихоньку подбирать имена для будущих детей.

Марина Комисарова. «Магия дурнушек»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/s374/d4612/
Мещера-Угра 2011
Типология жизненных миров

Прежде чем приступить к последовательной интерпретации полученной типологии, следует подробнее обсудить задающие ее категории.

В психологии понятию "жизненного мира", пожалуй, наибольшее внимание уделил К. Левин. Неудивительно, что для К. Левина, которого так волновала задача превращения психологии в строгую науку, построенную на принципах "галилеевского" мышления [215], главным в проблеме психологического мира (34 ) был вопрос о его замкнутости, т. е. наличии принципиальной возможности объяснения по его законам любой ситуации С1 из предшествующей ситуации С0 (или, наоборот, предсказания из всякой С0 последующей С1. Психологический мир, по мнению К. Левина, в отличие от физического, этому критерию не удовлетворяет и, следовательно, является открытым Другими словами, физический мир не имеет ничего внешнего: зная совокупную мировую ситуацию и все физические мировые законы, можно было бы (считает Левин) предсказать все дальнейшие изменения в этом мире, ибо ничто извне не может вмешаться в ход физических процессов, раз и навсегда определенных физическими законами За пределами же данного психологического мира существует внешняя, трансгредиентная ему реальность, которая воздействует на него, вмешиваясь в ход психологических процессов, и потому невозможно ни полное объяснение, ни предсказание событий психологического мира на основании одних только психологических законов. Если человек пишет письмо приятелю, приводит пример К. Левин [216], и вдруг открывается дверь и входит сам этот приятель, то эти две следующие друг за другом психологические ситуации стоят в таком отношении, что из первой ситуации невозможно ни предсказать, ни объяснить вторую.

Но не делает ли открытость психологического мира неправомерным само это понятие: что это за самостоятельный мир, если на события внутри него оказывают влияние процессы, не подчиняющиеся законам этого мира? Спасти понятие можно только, если удастся концептуализировать представление о мире, который динамически не замкнут, но внутри которого тем не менее имеет место строгий детерминизм [216]. К Левин, решая эту проблему, предлагает математические представления, демонстрирующие возможность таких замкнутых областей, которые тем не менее подобно открытым областям соприкасаются с внешним пространством всеми своими точками как периферическими, так и центральными: это, например, плоскость, помещенная в 3-мерное пространство и вообще n-мерное пространство, помещенное в пространство (n+1)-мерное [там же].

Думается, однако, что такой формализм не решает проблемы, поставленной перед собой К. Левиным, — показать возможность строгого детерминизма внутри динамически незамкнутого психологического мира. Гораздо более важным является содержательное обсуждение вопроса Надо сказать, что в рассуждении К. Левина о физическом мире кроется одна существенная неточность, которая состоит в неявном отождествлении (несмотря на то что опасность его К. Левин сознает) физического мира со всей природой в целом, с мировым универсумом. Возникновение таких, несомненно обладающих физическим существованием вещей, как, например, архитектурные сооружения или биоценозы, хотя и может быть в принципе описано с точки зрения происходивших при этом физических процессов, но не может быть ни объяснено, ни тем более предсказано как необходимое на основании даже абсолютного знания всех физических законов, несмотря на то что последние при этом возникновении ни разу не нарушались. Следовательно, по введенному Левиным критерию "предсказуемости" и физический мир, точно так же, как и психологический, является открытым, т. е. и на него возможно влияние из нефизических сфер, закономерности которых не ухватываются физическим взглядом на реальность. Но это влияние осуществляется тем не менее целиком на физической почве, сообразно физическим законам, исключительно физическими средствами, и в этом смысле ввиду отсутствия в физическом мире нефизических чуждых ему явлений и событий он является замкнутым, не имеющим внешнего, ибо всякий иной, лишенный физического воплощения процесс не оставляет в нем следа, никак не затрагивает его.

И точно так же одновременно открытым и закрытым (замкнутым) является жизненный, психологический мир данного существа. Психологический мир не знает ничего непсихологического, в нем не может появиться ничего инородного, относящегося к иной природе. Однако в психологическом мире время от времени обнаруживаются особые феномены (в первую очередь трудность и боль), которые хотя и являются полностью психологическими и принадлежат исключительно жизненной реальности, но в то же время как бы кивают в сторону чего-то непсихологического, источником чего данный жизненный мир быть не мог. Через эти феномены в психологический мир заглядывает нечто трансцендентное ему, нечто "оттуда", но заглядывает оно уже в маске чего-то психологического, уже, так сказать, приняв психологическое гражданство, в ранге жизненного факта. И только своей тыльной стороной эти феномены настойчиво намекают на существование какого-то самостоятельного, инородного бытия, не подчиняющегося законам данного жизненного мира.

Подобного рода феномены могут быть условно названы "пограничными", они конституируют внешний аспект жизненного мира, как бы закладывают основу, на которой вырастает реалистичное восприятие внешней действительности.

Другими словами, феномены трудности и боли вносят в изначально гомогенный психологический мир дифференциацию внутреннего и внешнего, точнее, внутри психологического мира в феноменах трудности и боли проступает внешнее.

Нужно специально отметить, что, говоря о трудности внешнего мира, мы будем иметь в виду не только соответствующее переживание*, но и трудность как действительную характеристику мира; но, понятно, не мира самого по себе, не мира до и вне субъекта, а мира, так сказать, "деленного на субъекта", мира, видимого сквозь призму его жизни и деятельности, ибо трудность может быть обнаружена в мире не иначе, как в результате деятельности.

До сих пор мы рассуждали феноменологически, занимая позицию как бы внутри самой жизни и пытаясь увидеть мир ее глазами.. Из внешней же позиции "легкости" внешнего аспекта жизненного мира соответствует обеспеченность всех жизненных процессов, непосредственная данность индивиду предметов потребностей, а "трудности" — наличие препятствий их достижению.

Под внутренним аспектом психологического мира (или внутренним миром) подразумевается внутреннее строение жизни, организация, сопряженность и связанность между собой отдельных ее единиц. (При этом мы отвлекаемся от органических, натуральных, чисто биологических связей между потребностями.) Хотя простота внутреннего мира ради удобства рассуждения вводилась нами и в дальнейшем в основном будет рассматриваться как его односоставность, фактически такой жизненный мир, состоящий из одной "единицы", является лишь одним из вариантов простого во внутреннем отношении мира. Простота, строго говоря, должна пониматься как отсутствие надорганической структурированности и сопряженности отдельных моментов жизни. Даже при наличии у субъекта многих отношений с миром его внутренний мир может оставаться простым в случае аморфной слитости его отношений в одно субъективно нерасчлененное единство либо в случае непроницаемой отделенности их друг от друга, когда каждое отдельное отношение реализуется субъектом так, как если бы оно было единственным. В первом случае психологический мир представляет собой целое без частей, во втором — части без целого.

Таковы категории, задающие полученные нами типы "жизненных миров". Теперь следует остановиться на одной особенности описания самих этих типов. Каждый жизненный мир будет характеризоваться в первую очередь с точки зрения его пространственно-временной организации, т. е. описываться в терминах хронотопа. При этом в соответствии с различением внешнего и внутреннего аспектов жизненного мира мы будем отдельно описывать внешнее и внутреннее время-пространство, или, что то же, внешний и внутренний аспект целостного времени-пространства (хронотопа) жизненного мира.

Введем несколько условных терминов описания хронотопа. Внешний аспект хронотопа мы будем характеризовать отсутствием или наличием "протяженности", которая заключается в пространственной удаленности (предметов потребности) и временной длительности, необходимой для преодоления удаленности. Ясно, что "протяженность" — это проекция на хронотопическую плоскость понятия "трудности", или, иначе, выражение этого понятия на языке пространственно-временных категорий: в самом деле, в чем бы ни состояли фактические затруднения жизни — в отдаленности благ, их сокрытости или наличии препятствий, — все они едины в том, что означают отсутствие возможности непосредственного удовлетворения потребностей, требуют от субъекта усилий по их преодолению, и поэтому они могут быть сведены к одной условной мере — "протяженности".

Внутренний аспект хронотопа описывает структурированность внутреннего мира, т. е. наличие или отсутствие "сопряженности", под которой мы понимаем субъективную объединенность различных единиц жизни. "Сопряженность" выражается в связанности между собой различных жизненных отношений во внутреннем пространстве. Во временном аспекте "сопряженность" означает наличие субъективных связей последовательности между реализацией отдельных отношений. Итак, протяженность, удаленность, длительность, сопряженность, связанность, последовательность — все это термины языка, с помощью которого мы будем описывать хронотоп жизненного мира.

И наконец, последнее предварительное замечание. Как следует относиться к каждому из типов предложенной типологии? И как — к отображению определенного среза психологической реальности, и как к определенной схеме понимания. Схемы эти с формальной стороны строго определены задающими их категориями и в то же время могут быть наполнены живым феноменологическим содержанием. В сочетании то и другое делает их незаменимыми средствами психологического мышления. Типы — это как бы живые образцы, которые, сами обладая очевидной феноменологической реальностью, в силу своей категориальной определенности могут эффективно использоваться в познавательной функции.

2. Тип 1: внешне легкий и внутренне простой жизненный мир

Описание мира

Простой во внутреннем и легкий во внешнем отношении мир можно изобразить, представив существо, обладающее единственной потребностью и живущее в условиях непосредственной данности соответствующего ей предмета. Если, например, предположить, что единственная его потребность — пищевая, то абсолютная легкость внешнего мира достигалась бы тем, что из него в организм поступали бы уже полностью готовые питательные вещества. Между потребностью и ее предметом нет в этом случае никакого расстояния, никакой деятельности, они как бы непосредственно соприкасаются.

Внешний мир совершенно приспособлен к жизни данного существа, в нем нет ни излишков, ни недостатков относительно этой жизни, он может быть "поделен" на нее без остатка. Внешний мир соприроден жизненному, и поэтому в психологическом мире отсутствуют те особые феномены, которые своим наличием проявляли бы внутри психологического мира присутствие мира внешнего и служили бы, таким образом, своеобразной границей между ними. Жизненный мир и мир внешний оказываются влитыми друг в друга, так что наблюдатель, смотревший бы со стороны субъекта, не заметил бы мира и счел бы это существо субстанциальным, т. е. не требующим для своего существования другого существа [141], а наблюдатель со стороны мира не выделил бы из него само это существо, он видел бы, выражаясь словами В. И. Вернадского [41], просто "живое вещество".

Жизнь субъекта в таком мире — это обнаженное бытие, бытие, полностью открытое в мир. Строго говоря, субъектом это существо не может быть названо, ибо оно не отправляет никакой деятельности и не отличает тем самым себя от объекта. Его существование — это окутанная бесконечным благом чистая культура жизнедеятельности, первичная жизненность, витальность.

Опишем теперь пространственно-временную структуру этого мира, его хронотоп. Легкость с пространственно- временной точки зрения должна быть истолкована как отсутствие "протяженности" внешнего аспекта мира, т. е. как отсутствие в нем пространственной удаленности и временной длительности. Феноменологически первое может быть выражено как неизвестность существу, живущему в этом мире, никаких "там", в сведенности всего внешнего пространства к точке "тут", а второе — в сведенности всего внешнего времени к "сейчас". Итак, феноменологическая структура, соответствующая внешнему аспекту описываемого бытия, может быть обозначена выражением "тут-и-сейчас". (35 )

Простота внутреннего мира, или отсутствие "сопряженности" между отдельными моментами внутреннего пространства-времени, т. е. между реализацией отдельных отношений субъекта, делает последние абсолютно отстраненными друг от друга, полностью обособленными, совершенно слепыми по отношению друг к другу. Другими словами, простота (и тем более односоставность как один из ее вариантов) внутреннего мира означает безоглядную погруженность в реализуемое жизненное отношение, прикованность к данному месту хронотопа. При этом во внутреннем пространстве отсутствует субъективная связанность его областей, что феноменологически выражается в упразднении (точнее даже неизвестности) всякого "то", "другое" в пользу довлеющего себе "это" (или "одно"). Что касается внутреннего времени, то оно лишено связей последовательности, т. е. отношений "сначала — потом" между отдельными его моментами. Момент, лежащий вне всякой ориентации на "до" и "после", т. е. лишенный будущего и прошлого, не знает собственного конца, своей временной границы и изнутри, феноменологически воспринимается, следовательно, как "всегда" (или "вечно"). Таким образом, внутренний аспект данного существования есть бытие "это-всегда" (или "вечно-одно"), т. е. наличное состояние воспринимается здесь как то, что было, есть и будет, если пользоваться временными категориями, недоступными этому миру.

Итак, мы описали легкий и простой мир в его бытийных характеристиках, теперь необходимо описать соответствующее этому бытию мироощущение. (36 ) Конечно, несколько странно слышать о мироощущении живущего здесь существа, поскольку мы, строго говоря, не можем приписать ему даже психики. Она ему не нужна: не нужны ощущения, ибо в орбиту его жизни не попадают абиотические свойства объектов [87], не нужно внимание — нет альтернатив для сосредоточения, не нужна память — в силу указанного отсутствия члененности времени на прошлое и настоящее и т. д. И тем не менее психологическое описание этой жизни не может быть полным, если не будет раскрыто имманентное ей мироощущение. Это не значит, что мы будем описывать фикцию, мироощущение этой жизни обладает такой же реальностью, как и она сама, только оно растворено в жизни, не выделено из нее. (37 )

Легко понять, что наше экспериментальное существо ведет психологически абсолютно пассивное, страдательное существование: ни внешняя, ни внутренняя деятельность в легком и простом мире не нужны.

Страдательность же, вообще говоря, существенно различается в зависимости от того, относится ли она к событиям настоящим, предстоящим или прошедшим: сейчас происходящие события претерпеваются, причем если они положительны (благи), то претерпевание в эмоциональном аспекте предстает как удовольствие, а если отрицательны — как неудовольствие; предстоящее событие ожидается (если оно положительно, то с надеждой, если отрицательно — со страхом), отошедшие в прошлое события вспоминаются (положительные — с умилением или сожалением, отрицательные — с раскаянием или облегчением)

Описываемому же психологическому миру, как было показано, присущ такой хронотоп, в котором не существует перспективы и ретроспективы, прошлое и будущее как бы вдавлены в настоящее, точнее, еще не вычленены из него. Поэтому страдательность в отношении прошлых и будущих событий здесь редуцирована к одному лишь претерпеванию, и, следовательно, все потенциальное многообразие эмоционального освоения времени сводится к удовольствию-неудовольствию. Принцип удовольствия , таким образом, — центральный принцип мироощущения, присущего легкой и простой жизни; удовольствие было бы целью и высшей ценностью такой жизни, если бы она строилась и осуществлялась сознательно.

Важно указать на масштабы эмоций удовольствия и неудовольствия в этом психологическом мире. Внутренний аспект данного хронотопа, как мы видели, феноменологически может быть выражен как "это всегда", т. е. всякое наличное положение дел заполняет собой всю возможную пространственно-временную перспективу. Поэтому если допустить любую, самую незначительную с внешней точки зрения депривацию потребности этого существа, то в плане мироощущения ей будет соответствовать неудовольствие, покрывающее собой все, не имеющее конца, некий вселенский ужас, по существу смерть, ибо как удовольствие здесь — принцип и признак жизни, так неудовольствие (мгновенно, в силу временно-пространственных характеристик мира раздувающееся до панического ужаса)-принцип и признак смерти.



Страница сформирована за 0.58 сек
SQL запросов: 190