Воспоминание "Абсолютный выигрыш или месть шута"
"Француз ума не имеет, и иметь таковой почитает величайшим для себя несчастьем" - однажды эту историческую фразу произнесу я.
До того, как мысль о собственной глупости посетила меня, я был наивен, считал себя сильным и могущественным, носил бирюзовый бархатный камзол и ездил на белой лошади. Именно эти вышеперечисленные качества были причиной того, что прекрасным летним утром я скакал по направлению к лесу, в лагерь гугенотов, чтобы передать им предложение короля сдаться. Я торопился, мне нужно было вернуться к обеду, очаровательная Жюли непременно хотела видеть меня.
На разгоряченной лошади я ворвался прямо в стан гугенотов и лихо спрыгнул на землю. Меня обступила разномастная толпа.
Разбойники, крестьяне, лучники, рыцари в потертых доспехах, монахи с толстыми крестами на шеях - все внимательно смотрят на меня. Я про себя решаю, что только принц Конде или герцог Наваррский могут позволить себе связаться с такими людьми, в них никогда не было изысканности и тонкого вкуса. Я, гордо расправив плечи, собираюсь выяснить, кто у них предводитель, но не успеваю открыть рот.
"Шевалье, ты наступил на мою тень. Это нехорошо" - увешанный ножами, грязный, вонючий гугенот подходит ко мне, на нем одежда рыцаря, но на лице нет ни тени рыцарского благородства. Я демонстративно подношу кружевной платок к носу. "Кто тут у вас главный? Я хочу его видеть" - надменно говорю я. "Все хотят его видеть, шевалье. Тебе придется подождать" - лжерыцарь подходит вплотную и заскорузлой рукой лениво почесывает себя по волосатой груди. Я вижу катышки грязи под его ногтями. Мне становится противно, и я отворачиваюсь. Мне хочется поскорее покончить со своей миссией. Не дожидаясь аудиенции у главаря шайки, я кричу в толпу: "Я посланец его величества, король обещает вам жизнь, если вы присягнете ему". Увесис-1ьш подзатыльник сбивает меня с ног, шляпа сваливается на землю и на нес сразу наступает чья-то грязная нога. "Я не разрешал тебе, шевалье, поворачиваться ко мне задом. Ты очень неучтив". Я вне себя от возмущения и хватаюсь за шпагу. Удар ногой в челюсть не дает мне подняться. Чьи-то цепкие руки стаскивают с меня камзол и оружие. Я как тряпичная кукла безвольно болтаю руками. Пространство начинает пульсировать, сжимаясь и разжимаясь.
Он не имеет права со мной так обращаться! Я - посланец короля! До этого момента я был уверен в своей полной неприкосновенности. Король так игриво и легко, во время партии в бильбоке3, попросил меня выполнить пустячную просьбу… Он не мог меня подвергнуть опасности, он не знал… Я вспоминаю ехидный взгляд Ляруша: "Поторопитесь любезный, пока король не передумал". Горькое прозрение болью окутывает душу. Меня послали в осиное гнездо. Король не мог не знать, он меня разменял. Кровь закипает от этой мысли. Мир меркнет.
______________
3 Бильбоке - игра, в которой игрок должен поймать кольцо или шарик с дырочкой на палочку или в прикрепленную к ней чашу.
Убийство посланника короля, развяжет королю руки. Я - заложник политических игр короля. Я - шарик, брошенный королем в чашу герцога Наваррского. Сознание начинает рассыпаться. Родство с королевской семьей, образованность, манеры, возвышенность, благородство - начинают выливаться из меня вместе с кровью и блевотиной. Мне хочется вывернуться наружу.
Откуда-то изнутри меня поднимается безумная обида и жалость к себе. За что? Я плачу и смеюсь одновременно. Я не могу остановиться, и от этого мне становится еще прискорбнее и еще смешнее. Толпа не может понять, что со мной происходит и смеется в ответ.
Возврата к прежней жизни нет. Я выброшен двором и опозорен чернью. Теперь чем хуже, тем лучше. Мне нужно поскорей избавиться от себя. Хорошо, что никто не видит меня в крови, без камзола, избитого и униженного сбродом. Что никто не узнает, как надо мной улюлюкает и потешается вооруженная цепями и вилами толпа. Пусть Жюли думает, что я умер достойно. Я хочу разорвать короля. Я хочу всем, взирающим на меня, выжечь глаза и вырвать языки. Сознание того, что это не возможно сводит меня с ума.
Рыцарь-разбойник напяливает на себя мой камзол, он трескается у него на спине, раздается одобрительный хохот. Он делает удивленные глаза и, прищурившись, обращается ко мне: "Хлипок ты, однако, шевалье". Он доволен своей шуткой и видимо, благодушно настроен. "Ладно, пустите его. Скажи королю, что мы не согласные, мы люди вольные и он нам не указ". Я ненавижу его за то, что он не собирается меня убивать. Великодушие палача - отказать опозоренной жертве в смерти. Он обесчестил меня и даже не посчитал нужным убить.
Я не могу больше жить. Я катаюсь по земле и царапаю ногтями землю.
Когда я прихожу в себя, уже ночь. Я, шатаясь, иду между спящими повстанцами. На меня никто не обращает внимания, как будто меня нет, вероятно, решив, что я сошел с ума. Под раскидистым дубом, подложив под голову остатки моего камзола, спит лжерыцарь. Из его раскрытого рта раздается клокочущий храп. Какое-то время я смотрю на его вздымающуюся грудь. Мне мало его украдкой убить. Я, осторожно подойдя поближе, расстегиваю штаны и писаю ему на грудь и на лицо. Спросонья он не может понять, в чем дело и глотает мочу, попавшую ему в рот. Я выливаю на него все до последней капли.
Все, что произошло потом, стерто из памяти бесконечной болью. По отрывочным воспоминаниям и ранам на теле я могу предположить, что меня вначале били, потом вешали, потом вынимали из петли и опять били. Я был равнодушен, я знал, что сумел отомстить.
Из пелены красного тумана и густых белых хлопьев меня вырывает нестерпимая вонь. Я хочу пошевелиться, но не могу. Вначале я решил, что умер. Когда я открыл глаза, к своему ужасу понял, что нет. Господь приготовил мне новые страдания, на которые я не рассчитывал.
Я, голый и обмазанный испражнениями, крепко привязан к клетке. Маленький ослик неспешно везет тележку с клеткой к городским воротам. Это конец.
Грань между блеском и ничтожеством трудно отыскать, но ее можно пересечь. Заветной чертой для меня стала тень крепостных ворот, которую я пересек в окружении полчищ мух и ужасной вони. Если раньше я жалел о том, что не умер, сейчас я жалел о том, что родился.
Повозка с клеткой стоит посреди улицы. Никто не смеет к ней подойти. Я не двигаюсь, пусть лучше думают, что я умер. Жарко, мне очень хочется пить, но мне противно облизать пересохшие губы. Кто-то берет ослика под уздцы и отводит на скотный двор. Я стараюсь не слышать реплики зевак. Я проваливаюсь в напряженное забытье. В глубине души теплится мысль, а вдруг меня никто не узнает. Я представляю, как украдкой пробираюсь в свои покои, одеваю изысканный наряд и еду ко двору. "Граф, где вы были так долго"? - спрашивает король. "Я немного задержался в пути" - с поклоном отвечаю я.
Меня начинают поливать холодной водой из бочки, чтобы смыть с меня экскременты и разогнать мух. "Это кто ж его так". "Сам залез, свинья всегда грязь найдет" - переговаривается дворня. Видимо они решили, что я умер.
Я немного приоткрываю глаза - мой вечный соперник, граф Ляруш, неспешно идет по двору, изящно опираясь на трость и поддерживая какую-то даму. У меня все холодеет внутри. Только не это, она не должна сюда придти…
Моя любовь и моя мечта пристально смотрит на меня, с интересом изучая мои гениталии. Мы встречаемся с ней глазами. Она вскрикивает и падает в обморок. На какое-то мгновение граф застывает на месте,
его лицо неестественно бледно. "Хоть мы с вами и враги, но мне жаль вас, вам лучше было бы умереть. Тогда из вас сделали бы героя. Сейчас сюда прибудет король. Он лично хочет убедиться, как обошлись с его посланцем". Предстать в таком виде перед королем! Последняя надежда каплями стекает с меня. "Шевалье, убейте меня" - хрипло прошу я. Мышцы его лица подергиваются: "Я не могу, я наношу удары рыцарям, а не…" - он не договаривает и смотрит мне в глаза. Затем его лицо приобретает привычную твердость и надменность, он приказывает увести Жюли, зовет стражников и приказывает рубить им прутья клетки. Меня развязывают, и укладывают на стог сена. Граф накрывает меня своим плащом. Я хочу его поблагодарить, но он жестко смотрит на меня: "Помните, мы с вами враги. То, что я сделал сейчас, я сделал бы для любого". Он поворачивается и уходит.
Я закрываю глаза и пытаюсь понять: он спас меня по доброте души, или просто не хотел марать о меня совесть и руки? Все переворачивается внутри. Я познал дружбу своего врага. Сетка здравого смысла, защищающая меня от разрушения, рвется. Все, что я раньше ценил, превращается в кучу навоза. Я срываю с себя лохмотья тщеславия. В мире нет ни добра, ни зла. Есть человек, который проявляет свою волю. Все остальное - тлен и суета.
Я научился думать, это открытие ставит меня в тупик. Раньше у меня не было этой "дурной привычки". Я и не предполагал, что это такое полезное занятие. Ощущение думающего ума необычно, но приятно. Из пустоты, рождается нечто.
Мне не нужно больше "казаться", я есть. Осознание этого наполняет меня уверенностью и силой. Мне больше не стыдно за себя. Я не собираюсь прятаться от чужих глаз. Я отомщу тем, кто вольно или невольно унизил меня.
Чтобы быть неуязвимым, нужно быть дураком или священником. Я выберу роль шута.
Двор наполняется шелестом платьев, звяканьем шпаг и звонким лаем. На прогулку с королем вышли собачки короля. Маленькие собачки разных мастей и пород, увлеченно обнюхивают меня. Запах настолько их возбуждает, что некоторые из них поднимают лапки. Король делает изумленно-извиняющийся вид, приказывает их отогнать от меня и предусмотрительно не подходит ближе. Тонкий запах сандала и розовой воды не могут перебить вонь, исходящую от меня.
Король, видимо, разочарован, что пропустил самую увлекательную часть зрелища, и удивлен моим невозмутимым видом. Он жадно рассматривает то, что осталось от меня и не может вспомнить заранее приготовленную шутку. "Мы очень рады видеть вас… живого" -наконец произносит он. "Когда вы появитесь снова при дворе? Мы ждем удивительного рассказа от вас" - придворные, пряча лица в надушенные платки, одобрительно кивают головами.
"Теперь, при дворе вашего высочества, я могу появиться только в костюме шута" - спокойно говорю я. "Я прошу вас назначить меня своим придворным шутом". По рядам пришедших пробегает негромкий вздох, все с удивлением смотрят на меня. "Я не смею отказать вам" -высокомерие играет в глазах короля - "Я прикажу, чтобы вас хорошо помыли". Я почтительно приподнимаюсь на сене и провожаю глазами венценосного посетителя. "Когда-то я тоже был таким же галантным и достойным, пока ты не предал меня" -думаю я про себя - "я заставлю тебя пожалеть об этом".
Часто король - это ширма, за ширмой - тот, кто управляет мыслями короля. Раньше я прислуживал королю, теперь король будет служить мне.
Пока я не надел шутовской колпак мне хочется проститься с Жюли. Я хочу сказать ей, что мое сердце принадлежит ей на века. Что я не смею надеяться на ее верность. Я упаду перед ней на колени и скажу: "Мой ангел, я отпускаю тебя". Жюли будет трепетна и нежна, ее глаза будут влажны…
Моя невеста усиленно избегает меня. Наконец, дождливым осенним вечером, мне удается остаться с ней наедине. Она прекрасна, надменна и холодна. "Граф, я прошу вас оставить меня, вы мне противны, от вас дурно пахнет". Моя любовь растекается грязной лужей у ног ее туфелек. Она брезгливо ее обходит, боясь испачкать подол нарядного платья. Меркнет небесный свет, который отделял меня от пучины зла.
Я не просил о сочувствии, но не готов был к презрению. Та, которую я боготворил, оказалась "безжалостней и бессердечнее тех, кого я ненавидел. Мое сердце никогда не сможет больше любить. Я запрещаю себе чувствовать.
Я буду мстить тем, кто растоптал мою жизнь, кто видел мое падение, кто отказался от меня. Я буду мстить тем, кого когда-то любил. Я разрушу то, чему поклонялся и верил.
Я стал шутом, и остался при дворе.
Моя редкостная интуиция и острые шутки скоро сделали меня любимцем короля, он поверил в мою преданность. Передо мной стали заискивать и искать моего расположения.
Успех не вскружил мне голову, руками своего покровителя я методично сводил счеты с теми, кто обесчестил меня. Суровое наказание ждало тех, на кого пала моя кара - от публичного позора до мучительной смерти.
Первым жертвенному огню мести был принесен лесной бродяга. Я умело организовал военную компанию против него. Лучшие рыцари Франции посчитали за честь свести счеты с презренным гугенотом. Его участь была решена.
Мы встретились снова. На нем был железный ошейник, на мне шутовской наряд. Чтобы он вспомнил меня перед казнью, я, поднявшись на эшафот вслед за ним, описал его лицо. Если б вы знали, как сверкали его глаза, как он рвал железные цепи и плакал от бессилия. Народ, собравшийся на площади, улюлюкал и хохотал. Напоследок я приказал палачу вырвать ему глаза. Его сжигали на медленном огне. От его крика стонала толпа, но это ничуть не волновали меня. Я вдруг понял, что любых пыток будет мало, ни одна из них не удовлетворит меня. Я буду мстить ему даже после его и своей смерти. Его душа вздрогнула и застыла, если, конечно она у него была.
Затем настал черед Жюли. Я знал про нее все. Пытаясь скрыть преступную связь с человеком низшего сословия, она сама ко мне пришла. Когда Жюли дрожащей рукой развязывала корсет и молила вспомнить о нашей любви, я делал вид, что тронут. Когда она разделась, я привел к ней своего пса. Я несколько лет учил мраморного дога совокупляться с суками человеческого рода. Вначале он кусался, но потом привык. Смышленый пес сразу взялся за дело. Жюли молчала и прозрачно смотрела в никуда, не смея пошевелиться. В самый неподходящий момент, меня навестили мои друзья. Она вскрикнула, нельзя передать, как просили ее глаза. Но я не мог не открыть дверь. Жюли сама, дождливым осенним вечером, пять лет назад, разыграла свой жребий. От нее всегда теперь будет пахнуть псиной.
Через два дня Жюли умерла, я слышал, как плакала и металась ее душа. На девятый день души не стало, она превратилась в запах пса.
Король Франции был лучшим королем, он научил своих подданных пользоваться вилкой, ввел в обращение экю и создал этикет, но скука и безделье сводили его с ума. Я убедил его в том, что ему нужна большая война. Генрих Наваррский был утвержден личным врагом короля. Я уверил короля, что люди заранее назначены - одни к вечному торжеству, другие к вечному крушению. В погоне за торжеством король потерял Францию, Франция обрела нового короля. Генрих Наварра взял эту тяжкую миссию на себя. Когда бывший король предстал перед Наваррой, он был зелен от унижения и страха. О его мантию вытирали ноги те, кто когда-то заглядывал ему в глаза. И даже преданный шут глумливо смотрел на него из-за плеча нового короля. Шут… бывший король задержал на нем взгляд и видимо что-то понял, наверное, он раскаялся, но время нельзя повернуть назад. Душа бывшего короля рассыпалась и превратилась в пыль.
Ляруш захлебнулся в религиозной бойне. В результате глупого недоразумения друзья сочли его предателем. Возмездие было скорым, о готовящемся покушении его предупреждал враг… Смерть была быстрой. Иногда мне кажется, что он умер от удивления. Его душа рвалась и стенала, не веря в предательство друга и дружбу врага.
Моя месть была изощренной, никто из жертв не мог ни в чем обвинить меня. Каждый из тех, кто унизил меня, кто видел мой позор, получил сполна.
Я выполнил то, что обещал сам себе. Но когда я достиг цели, я не поверил в это. Я не знал, что делать дальше.
Я думал, что, уничтожив врагов, я сотру свое прошлое. Однако, одержав победу, я понял, что прошлое, как клеймо, вечно будет на мне. Я не смог вырвать из своей души уязвленное самолюбие. Дальше была мучительная пустота. И я не смог остановиться. Я решил, что мести не может быть много. И всегда найдутся те, кому стоит мстить.
Невоздержанность в кознях и убиении друзей подорвала мое здоровье. Поэтому двор Генриха Наварры вздохнул с облегчением, когда от неумеренности в питье умер его придворный шут, значительно раньше своей смерти.
Моя душа так и не нашла покоя.
Ты слишком размашисто разыграл свой дебют. Рассчитав красивый вариант с заманчивым финалом, ты с выгодой поменян свои фигуры. Но ты забыл, что играешь в шахматы с судьбой. И если одну из партий ты свел вничью, значит - судьба сыграла с тобой в поддавки.
Воспоминание "Смерть души, или как заставить себя победить"
"Петруша, уймись, буйная голова" - Маша по-хозяйски убирает со стола кувшин с брагой. Жидкость в кувшине такая же мутная, как и мои глаза. Мне и так плохо, со всех сторон заговоры, кровожадная родня, а тут еще она. Я ненавидяще смотрю на Машу. Она напевает и сметает крошки со стола. Что-то она больно веселая. "Смерти моей хочешь" - пьяно кричу я. Она подходит, прижимается к моей руке грудью, заливисто смеется и треплет меня по голове: "Царь ты мой царь, да молодой еще больно ты у меня".
Кровь приливает к голове. Опять этот злобный шепот за моей спиной. "Царь-то у нас больно молодой - шестнадцать годков всего. Тяжела ему царская шапка" я вижу, как бояре оглаживают бороды и многозначительно смотрят друг на друга. Я им всем покажу, кто я.
"Да как ты смела, я же царь. Кто тебе сказал перечить мне". Маша удивленно смотрит на меня: "Да я же жена тебе". "Девка ты, а не жена. Захочу, запорю до смерти". Маша от обиды вскидывает брови: "Пори, только, правда, моя. Молод еще эту зелень пить" - звонко выкрикивает она.
Я чувствую себя мальчишкой. Мне хочется прижаться лицом к Машиной груди, мне хочется ее тепла. Меня начинает трясти, горло сдавливает судорогой. "Я царь" - еле хриплю я.
Маша жалостливо смотрит на меня. Я чувствую, она видит мой страх. Ее жалость обдает меня жаром. Дворовая девка - жалеет меня! Я вскакиваю, опрокидываю стол, бью кулаком в стену: "Конюхов сюда".
Как она смеет жалеть меня, царя!
Несколько мужиков несмело входят в избу.
"Порите ее, чтоб послушной была"…
Мужики, отводя взгляды, выводят Машу во двор, укладывают на лавку и отходят, не смея поднять на нее глаз. Я вижу Машины опущенные ресницы и до крови стиснутые губы. Она не смотрит на меня. В бешенстве я срываю с нее сарафан, оголяю перед всеми ее спину и плечи. Из-под треснувшей ткани выскальзывают полные белые груди.
Маша вскрикивает.
Мужики достают нагайки. В кожаные ремни вшиты кусочки свинца.
"Петруша, я же люблю тебя, за что ты меня"!
Машин голос колокольным перезвоном раскалывает голову. Чтобы заглушить колокольный звон, я ору: "Порите, или убью. Бейте, чтоб кровь пошла".
"А-а-а"…
Спина сразу же становится красной.
Маша, привстав на лавке, поворачивается ко мне, не защищая грудь, не пытаясь себя уберечь и видимо не чувствуя боли. Плеть задевает грудь и разрывает кожу рядом с соском. "Я же любила тебя" - шепчет она.
Я смотрю в огромные бездонные глаза. Вместо зрачков - черные омуты, из них течет вода, из нее выливаются картины нашей совместной жизни. Череда страстных сладостных мгновений от нашей первой встречи прошлой осенью до последнего дня, проносятся передо мной. Излив последнюю картину, глаза гаснут. Маша падает на лавку. На землю свисает длинная русая коса.
Тело перестает слушаться меня, оно изгибается, бьется. Я впиваюсь руками в лицо, падаю на утрамбованную ногами землю. "Прости, я никогда не забуду тебя".
"Поднимите царя. Кажись, падучая у него" - чьи-то руки подхватывают меня.
"Маша, прости, я все сделаю для тебя".
Тело цепенеет. В конвульсиях содрогается душа.
"Я все для тебя сделаю. Только ты одна любила меня".
Душа сжимается и сгорает. "Все не важно, если нет тебя. Страха нет, если ты ушла".
Мне не за что больше бояться.
Я победил свой страх и навеки избавился от себя.
Я - царь.
Моя воля крепка.
Я приказываю подать себе коня. Меня и Россию ждут великие дела.
Боевой опыт и здравый смысл приходит после того, как необходимость в них уже отпала. Воодушевление оттого, что в тебя стреляли и не попали, сменялось раскаянием за то, что твоя пуля нашла цель. Но у тебя всегда был выбор: смерть, безумие или алкогольная тоска…
Господь призирал тебя, ведь он хранит детей, дураков и пьяниц.
Воспоминание "Победа, которая была не нужна"
"А Россия лежит в пыльных шрамах дорог,
А Россия дрожит от копыт и сапог…
Господа офицеры, голубые князья,
Я конечно не первый и последний не я"…
Туман густой и тяжелый стелется над ложбинами. Лужами стоит кровь. В этих лужах барахтаются умирающие. Оглушительный треск перебегающей перестрелки; тучи пуль, сметающие на своем пути все живое; гранаты, впивающиеся в сырую землю, ветер осколков скашивающий бегущих…
"Слушайте русские люди!
За что боремся?
За поруганную веру и оскорбленные святыни.
За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси.
За то, чтобы русский народ сам выбирал себе хозяина.
Помогите мне, русские люди, спасите Родину".
Все войны описываются одинаково. Все призывы звучат эпатажно . Сколько раз это все уже было…
Корабль "Император" вспарывает свинцовые воды Черного моря.
В каюте третьего класса, на узкой жесткой койке я мечусь в жарком забытье. Деникин, Добровольческая армия, октябрь 1919, Орел, Тула, март 1920, новороссийская катастрофа, призывы Врангеля, иммиграция… Рана на ноге гноится. Разлагается и сочится болью душа.
Наступление казачьих сотен захлебнулось пулеметным огнем. Остатки расстрелянных цепей скатываются в траншеи. В глазах оцепенение и ужас.
Красные поодиночке рассыпались на скате. Они наклоняются над раненными… Мольба, и бешенство застывают в крикс, пронзив холодный воздух. Кто-то из раненных пытается уползти, им позволяют это сделать, чтобы, тотчас же настигнуть… Один из раненных, опираясь на камень, торчащий перед ним, приподнимается и стреляет в приближающегося к нему красноармейца. Тот вздрагивает, застывает на минуту, и кидается к стрелявшему. Дикий вопль, вызванный невозможной болью, разрывает туман. Выносить это, больше нет сил. Погибнуть или победить.
"За мной, в атаку" - я словно обезумел от гнева и злобы.
За расстрелянных друзей, за разграбленные усадьбы, за поруганную честь, за растраченные надежды. За Бога, Царя и Отечество. Бродяги и каторжники с красной звездой на лбу мешают мне жить, они разорили святую Русь.
"Кроме нас Россию некому защитить. За расстрелянных друзей" -горькие слова рассеивают в душах страх. Злоба вспенивается в груди. Глаза сверкают смертельной ненавистью. Измученные и обреченные люди, вжимавшиеся в окопы, расправляют плечи.
"Ура! За Россию"… - бешено разбегается кругом. Бывшие адъютанты и юнкера поднимаются в свой последний бой. Замирает ветер. Двуглавый орел расправил могучие крылья.
Люди встают, не ожидая команды. Раненые не остаются позади; они тут же, в рядах. Редкие цепи сливаются в могучие легионы. Мгновенье над полем брани звенит тишина, чтобы сорваться леденящим "Ура!".
Под глазами черные полосы, нервно подергиваются губы… Воздуху! Воздуху! Дышать нечем… Вперед! Бей их, друзья! Никому не будет пощады! Мсти за своих! За Бога, Царя и Отечество!
Туман становится гуще, темнее, никому не должен быть виден ужас, творящийся здесь…
Победа обгоревшими гильзами валяется у ног.
Земляные насыпи, стальные орудия, серые солдатские шинели, лица и руки, забрызганные кровью… Кровь стоит лужами в траншеях и испаряется в туман. Сапоги оставшихся в живых победителей уходят в грязь, смешанную с кровью. Люди, опустошенные жестокой бойней, бессильно опускаются на землю… Падающие сверху дождевые капли смешиваются с красной жижей. Мгла пропитана человеческой болью.
Я недоуменно оглядываюсь, неужели никто не уцелел. Размозженные черепа, груди, насквозь пробитые штыками, лица на которых застыла мольба о пощаде. Мне становится страшно. Видимо то же чувствуют остальные. Ни в ком нет торжества победы. Все молча сидят на брустверах … Хрипло дышит тишина…
Неужели это смог сделать я? Я должен был убить другого, чтобы убедить его, что убивать нельзя.. .Люди стараются не смотреть друг другу в глаза.
Они же русские, как и я… Готов ли я вырезать всю Россию… Что будет, если я скажу "да". Я должен видеть мишени, вместо лиц…
Люди медленно подходят ко мне.
На лицах застыл немой вопрос, на который я не знаю ответа.
Я не знаю, что будет дальше. Надо отступать. Мы не удержим позиций. Тупо болит раненная нога.
Над морем клубится дымка. Корабль величественно несет сквозь нее свою громаду.
Веры нет, Царя расстреляли, Родина растоптана кованым солдатским сапогом. Я вынужден бежать. Хотя бежать некуда, мы все обречены на смерть.
Я служил России и оказался ей не нужен. Россия предала меня и выбросила, исковеркав мою жизнь.
Я не могу жить без России. Она мешает мне жить. Я буду ее ненавидеть. Я никогда не смогу ее забыть.
Где-то глубоко внутри застрял какой-то комок горечи, о котором не хочется думать, а хочется вырвать и выбросить.
Все средства хороши, чтобы избавиться от него. А если нельзя избавиться, то нужно заставить себя забыть.
Ты оказался на перекрестке. Одна дорога ведет к отчаянию и полной безысходности. Другая - к вымиранию. Мудрость правильного выбора? Опять насмешка создателя. Кто это все придумал? Неужели я…
Тело замирает от страха, но ты успокаиваешь себя: "Нет никакой опасности. Программа обо всем позаботится. Это просто игра ".
