УПП

Цитата момента



Алкоголь в малых дозах полезен в любых количествах.
Вот ей богу, чтоб мне сдохнуть!

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Нет, не умирают ради овец, коз, домов и гор. Все вещное существует и так, ему не нужны жертвы. Умирают ради спасения незримого узла, который объединил все воедино и превратил дробность мира в царство, в крепость, в родную, близкую картину.

Антуан де Сент-Экзюпери. «Цитадель»

Читайте далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/france/
Франция. Страсбург

Воспоминание "Алиса в стране чудес, или о том, как я не знал, куда идти"

"Господи, когда это кончится. Господи, ты же знаешь, что я смиренный твой раб, спаси меня, избавь от этих адских мук. За что ты бросил меня в этот ад. А, я понимаю, ад - на земле, ты хочешь показать мне это, а эти люди и есть бесы. Я уверен, что у них нет сердца. Я хочу, чтобы у них не было и рук".

Отцы-инквизиторы сегодня явно в ударе. Я уже в пятый раз захлебываюсь в мутной воде, в которой плавает чья-то блевотина. Я не могу пошевелить ни ногой, ни рукой, я намертво прикручен к деревянной перекладине. Дергая за веревку, святой отец опускает ее в чан с водой.

Я должен выдержать три пытки, чтобы убедить бога и его прием-пиков в чистоте своих помыслов. Я должен пройти огонь, воду и выстоять при испытании духа, чтобы доказать им свою искренность.

"Признайся, что ты делал в своей мастерской. Мы тебя уличили! Выточенные тобой деревянные фигурки - служили для колдовства. Ты наводил порчу на своих соседей" - черные саваны зловеще склонились надо мной.

"Это куклы для представлений, я разыгрываю с ними смешные истории на воскресных базарах, этим я зарабатываю себе на хлеб" - как в бреду твержу я, еле ворочая от ужаса и боли распухшим языком. "Сжальтесь святые отцы, я ни в чем не виноват. Меня оклеветали. Я верую в бога, я чист в мыслях и делах своих". Я бессильно откидываю голову и пытаюсь набрать больше воздуха в легкие. Тело замирает от ожидания муки.

Мое тело обезображено огнем, легкие залиты водой. Жизнь еле теплится во мне, но я тверд в вере. Я не могу взять на себя страшный грех - оклеветать себя, признав ведьмаком. Легкая смерть будет избавлением от страданий, но это значит предать Бога и обречь на вечные скитания свою душу. Я должен выстоять и тогда я обрету пристанище в раю.

Вместо того, чтобы опустить перекладину в чан с водой, ее подтягивают к потолку и крепят на торчащих из стены крюках. Расслабившись, я теряю сознание и прихожу в себя от дикого животного вопля.

Передо мной начинают мучить ребенка, он вырывается и кричит. "Ироды, остановитесь" я узнаю в окровавленном теле своего сына, с него лоскутами свисает кожа. "Я здесь, сынок, я возьму муки твои себе. Оставьте его, терзайте меня" - я рвусь к сыну, но веревки глубоко впиваются в тело. Я задыхаюсь от бессилия и слабости. "Папа, скажи им то, что они хотят, тогда они меня отпустят". Я цепенею от этих слов. Нет, я не могу этого сделать…

Его подвешивают на цепях над колом и медленно начинают опускать. Я не выдерживаю, судорожно втягиваю воздух и визжу: "Я - ВЕДЬМАК". Люди в масках резко отпускают цепи, кол вспарывает внутренности сына и выскакивает через живот, на его конце висят кишки. Я продолжаю слышать его крик, когда звук, издаваемый его горлом, превращается в ультразвуковой стон.

Тяжелая волна воздуха, смешанного с ужасом и болью, выплескивающаяся из его широко раскрытого рта, бьется о мое тело и застывает в моем сердце. Сердце становится огромным, покрывается бородавчатым каменным налетом, кровь превращается в ртуть. Ртуть медленно и лениво наполняет камеры сердца, она вязкая и плотная, сердце металлическим поршнем проталкивает ее в сосуды. Бум, бум… Каменный панцирь не выдержав давления взрывается, булыжники пронзают мое тело, вырывая из него куски мяса и заставляя забыть о своей боли.

"Бог, если ты есть, что же ты делаешь. Кто проклял тебя и лишил тебя глаз, неужели ты не видишь, что твориться здесь, на земле. Почему ты позволил убить того, кого я люблю".

Я вдруг осознаю, что я мертв и в то же время я жив. Боль тела не моя боль. Я вижу мысли своих палачей, они гнилые и вонючие, как зубы во рту у дряхлой старухи.

"И это твои избранники, господи! Как же низко ты пал, что призвал их к себе!" Страх перед черными колпаками сменяется неистовством мщения.

Мое обвисшее на веревках тело вздрагивает. Мышцы превращаются в стальные канаты, я рву веревки и ломаю деревянный крест, к которому был привязан.

"Вы хотели видеть демона? Демон перед вами". Я хватаю железный прут и легко, как жуков, нанизываю на. него черноколпачников. Они как марионетки повисают на нем, беспомощно махая руками. Из их голов начинает сочиться зеленая ядовитая муть безумия. Их тела окутывает белый манящий свет и их души, в панике покидая тела, галопом, наперегонки, ломая крылья и истошно крича, как стая ворон, мчатся вслед за ним.

Я подхожу к сыну, он еще жив. Я пытаюсь согреть своим теплом его коченеющее тело, я хочу вернуть ему жизнь. "Папа, не надо, дай мне умереть" беззвучно всхлипывает он, из его глаз текут крупные прозрачные слезы.

"Сынок, не иди на белый свет" - в отчаянии шепчу я. Я не знаю, понял он меня или нет. Расставшись с телом, сын, печально вздохнув, и даже не обернувшись, безразлично бредет по мерцающему млечному пути. Я бегу за ним - "Остановись, сынок! Назад дороги нет". "Я не хочу жить, папа" - равнодушно отвечает он. Он тает, вместе с ним меркнет и белый свет. Я остаюсь один.

Теперь я знаю, смерти нет. Ее кто-то придумал, чтобы заставить людей верить в Бога.

Кому-то нужны потерявшие веру в себя души.

Я, покинув зал во время действа, заглянул за кулисы. Я увидел то, что не было игрой и не предназначалось для человеческих глаз.

Кто я теперь, человек, обретший вечную жизнь и потерявший Бога. Я не знаю, кто я, я не могу больше верить. Зачем мне вечная жизнь? Жизнь это страдание. Я буду искать вечную смерть. Я спасен, если ее найду.

Голова как будто набита ватой. Мыслей нет. Ты пробил головой стену… и оказался в соседней камере.

Азартная игра стала надежным способом растратить себя и ничего не получить в замен. Когда ты это понял, ты расстался с надеждой выиграть. Надеждой, утверждающей, что все прекрасно, включая безобразие, все хорошо, особенно плохое, и все правильно, в том числе неправильное.

Ты думал, что избавишься от своих желаний, удовлетворив их… Ты был похож на безумца, который стремится погасить пожар соломой.

Воспоминание "Вилка, или о том, что нет ничего такого, чтобы время не поглотило"

Я иду по роскошному коридору. Мой родовой замок так же великолепен, как и прежде. Зеркальный паркет, изысканные гобелены, подлинники картин. Картины - слабость отца. Он тратит на них бешеные деньги. Деньги…

До этого дня я не задумывался о цене презренного металла. Мне очень нужны деньги. Отец должен мне их дать. Я проиграл все. Это долг чести. Отец должен меня понять. Мне не к кому больше обратиться. Европа лежит в разрухе. Мой отец сейчас самый богатый человек Европы. Я проиграл колоссальную сумму. Я был пьян, и я играл в бильярд. Я был в каком-то угаре, когда я очнулся, оказалось, что я проиграл целое состояние. Я не могу не отдать деньги. Все видели, как я обещал их отдать. Я не смогу объяснить отцу, как это случилось.

Наши отношения с отцом осложнились десять лет назад. Они испортились по идеологическим причинам. Отец не принял моего увлечения нацизмом. "Майн Кампф" он разорвал и сжег в печи. Пять лет назад наши пути разошлись - я стал солдатом вермахта. Когда отец узнал об этом, он отвернулся и не подал мне руки. Три года назад я окончательно порвал отношения с семьей. Я тогда вернулся из Франции. На моей груди висел железный крест. Я был рад, что возвратился домой и горд собой. Я надеялся вернуть расположение отца. Отец был сух и желчен.

"Твой мундир не заменит тебе человеческую честь. Ты продал свою душу за этот железный крест"… От обиды на глаза наворачивались слезы. Я хотел, чтобы мой отец мной гордился. Я был счастлив, что выжил, я не заслужил его горьких упреков. Я промолчал. Я зажал свое сердце в кулак . Я хлопнул дверью и ушел, как мне тогда казалось навсегда.

И вот я опять у дверей родительского дома. Возвращение блудного сына. Господний суд свершился. Я вынужден припасть к ногам своего родителя.

Внутри все гудит. Бьет в барабан поверженная гордость. Бух-бух-бух- екает где-то в животе. Кровь приливает к голове. Я вынужден у отца просить деньги, как жалкий провинившийся юнец. Я должен ему буду что-то объяснять…

Отец будет немногословен, он откроет сейф и презрительно швырнет аккуратно перевязанные пачки денег на старинный дубовый стол… Будущее унижение сдавливает грудь. Стены плывут и качаются, как миражи. Воздух тусклый и тяжелый, как табачный дым. За время, которое я провел вне дома, я отвык от роскоши и достатка. Благополучие и утонченная красота родового замка вызывает тоску и глухую заторможенность. Мысль о том, что все это можно разрушить вызывает злорадство. Каждый шаг усиливает сопротивление надменных стен и узорчатого пола. Я буквально проталкиваю себя сквозь них. Я должен пойти к отцу, иначе я потеряю честь. Я уже ее потерял, потому что пришел сюда.

Слабость пробивает нервы. Они сворачиваются в клубки и разматываются, падая на пол. Я оставляю за собой длинный след, он как трещина нарушает зеркальную поверхность пола. Я тащу себя к двери отцовского кабинета.

Выход. Должен же быть выход. Я хочу жить, я молод, мне рано пускать пулю в висок. Я открываю массивную дверь.

Отец, как всегда сидит за старинным столом. За этим столом сидели мой дед и прадед. За ним должен был сидеть и я. Я бессильно прижимаюсь к дверному косяку. Я не могу заставить себя вымолвить ни слова. Отец не сразу узнает меня. Он поднимает голову от бумаг и неприязненно смотрит на человека в черной военной форме. Отец никогда не любил ее. "Я жалею, что ты мой сын. Ты опозорил меня" - вспышки воспоминаний размазывают меня по стене. Я извиваюсь и растекаюсь перед отцом. Я не могу вымолвить ни слова. Отец озадаченно смотрит на серое, перекошенное лицо солдата, открывшего дверь его кабинет. Он не понимает, почему слуги пропустили его. Я чувствую, он не узнает меня. Затем в его глазах вспыхивает дикая боль, я читаю в них презрение и жалость. Его взгляд разрывает меня на мелкие куски. Я никогда не смогу попросить у него денег. Но я не могу уйти. Мне нужны деньги, сейчас они - моя честь. Все вдруг становится леденяще-злым. Комната становится плоской. Человек за столом нарисован чьей-то небрежной кистью. Это мишень. Я хочу ее изодрать. Она здесь лишняя. Я обрастаю кусками льда. Холод сковывает скулы. Я хочу прорвать полотно мишени и вернуть объем комнаты, иначе я тоже стану плоским. Рука автоматически тянется к пистолету. Палец опускает курок. Я разряжаю всю обойму …в своего отца. На полу расстрелянные гильзы, на столе кровь и мертвое тело, у него широко открыты глаза.

Комната опять становится трехмерной. Я заставляю себя подойти к трупу, беру ключ от сейфа. Открываю сейф и забираю лежащие там деньги и бумаги.

Кто-то огромными ножницами вскрывает мне грудину, всаживая в тело их лезвие, как в консервную банку. Из развороченной груди почти выпадает сердце. Оно держится на сосудах, которые не дают ему упасть. Я, с вывернутым наизнанку сердцем, и карманами, полными денег, выбегаю из старинного замка. Слуги смотрят на меня, как на помешанного, не замечая моей вспоротой груди. Сердце оголено, его обжигает воздух.

Я оглушен и жалок. Меня бьет дрожь, на лбу выступает холодный пот. Мысли приходится доставать из забытья. Они длинные и скользкие, как червяки.

Что я сделал…

Я достал деньги и… убил отца.

Я уничтожил свою честь.

Я спас свою честь.

Из глаза течет крупная слеза.

Я приказываю замок сжечь, чтоб не осталось и следа.

Я не вспомню об этом ни за что и никогда.

Я отдаю долг и трачу деньги, доставшиеся мне без особого труда. Я даже не помню, откуда они появились. Я совсем не помню своего отца.

Экран монитора становится черным. Посередине - яркая точка. Имплозия - взрыв наоборот, схлопывание полигона игрока.

Воспоминание "Счастливое детство, или о том, как быстро вывести игрока из игры"

"Тупые, слабоумные лентяи, я выбью из вас вашу тупость, я вас заставлю работать" - учительница грозно ходит по классу с линейкой наперевес. Я, как и все остальные ребята стараюсь спрятаться за партой. Мне страшно. Я не могу понять, на кого она кричит. Что случилось? Наверное, что-то ужасное. Но я не могу понять, где это "что-то ужасное". И от этой неизвестности становится еще страшнее. Я машинально рисую на странице палочки. Мысли замерли в голове. Я не могу понять условие задачки, которую должен решать. Уткнувшись носом в тетрадь, я делаю вид, что пишу. Я хочу посмотреть, где учительница, достаточно ли далеко от меня, поднимаю голову и встречаюсь с ней глазами. Я как кролик, смотрящий на удава не могу отвести от нее взгляд. Она воспринимает это как вызов. Чеканя шаг, учительница подходит ко мне и выхватывает тетрадь. Она сразу же заходится в крике, ее голос срывается, она глотает слова. Я ошалело верчу головой, я ничего не могу понять. "Встать, встать я тебе говорю" - остервенело кричит она и тащит меня за рукав. Ноги какие-то ватные, я никак не могу отодвинуть стул. Учительница хватает меня за ухо, выворачивает его и тянет за собой к доске. От боли и ужаса я немею.

Я вижу себя со стороны с оттопыренным красным ухом и широко раскрытыми глазами. Я вижу учительницу, разрывающую на куски мою тетрадь. Я вижу ребят застывших за партами.

И еще я слышу, как все они думают.

"Тупые уроды, как они мне надоели. Как я ошиблась, когда пошла в пед. институт. Я неправильно выбрала профессию. Я загубила свою жизнь. Это все из-за них. Как я их ненавижу. Они издеваются надо мной в школе, когда тупо молчат и не могут понять элементарного, дома, когда я сижу над их исписанными каракулями тетрадями. Господи, почему я такая несчастная. Даже сейчас, восьмого марта они измываются надо мной. Этот маленький кретин открыто глумится и насмехается надо мной. Посмотрите, какими честными глазами он смотрит на меня". Взгляд учительницы падает на листы, испещренные рядами тоненьких палочек, она задыхается от обиды и швыряет мне под ноги цветы, которые мы подарили ей всем классом. "Не нужны мне ваши цветы! Вы все, такие как он. Вы все слабоумные тупицы. Будете сидеть здесь до тех пор, пока он" - она тычет пальцем в мою сторону - "не решит задачу". Выкрикнув приговор, учительница демонстративно отворачивается к окну. Я смотрю на ее нервно вздрагивающую спину.

"Вот дурак, ну дает, ну попался". "Из-за него всю перемену будем сидеть". "Бедненький, как мне его жалко". "Чего этот тютя стоит". "Не понимаю, чего она так орала". "Теперь у училки прощения надо просит. Чего он молчит, давно бы уже попросил". "В буфет не успеем, а кушать хочется".

В голове шумит лавина чужих мыслей. Я механически беру в руки мел. И тут что-то ломается во мне. Я ощущаю себя не третьеклассником, а годовалым сопляком, таким, как мой братик. Мне очень одиноко и страшно. Я боюсь одноклассников, мне стыдно посмотреть им в глаза. Это все из-за меня. Из-за меня они наказаны. Я виноват. Мне стыдно перед учительницей - я испортил ей праздник. Мне стыдно за себя перед собой, как такое со мной могло произойти, ведь я же хороший. Я не понимаю, как это все случилось. Острая как иголка мысль вонзается в мозг - я тупица, я плохой и я виноват. Эта мысль раскалывает меня па части. Вязкий стыд обволакивает кусочки, которые когда-то были мной, и растаскивает их далеко друг от друга. Я сдуваюсь как воздушный шарик и становлюсь точкой. Точке очень неуютно, ей хочется куда-то спрятаться.

Я закрываю ладонями лицо и к своему ужасу и стыду начинаю плакать. Что-то теплое течет по ногам. Ребята в классе начинают смеяться. "От страха обоссался". "Подвинься, мне не видно". "Лужу то, лужу то налил"…

Учительница оборачивается, и, злорадно ухмыляясь, презрительно смотрит на меня. Видимо, она удовлетворена. Насладившись моим ничтожеством и разрешив всем полюбоваться им всласть, она говорит, что все свободны. Все брезгливо обходят меня, стоящего в луже. У моих ног валяются выброшенные цветы.

С этого дня я начинаю заикаться. Родители достаточно умны, они переводят меня в другую школу. Но мне по ночам снится моя первая учительница, и я слышу ее шаги. И еще я знаю, что я всего лишь маленькая одинокая точка. Я больше никогда не буду хорошим, я виноват, и я уже никогда ничего не смогу изменить.

Компьютер "завис ". Его нужно перезагрузить. Программа меняет свою позицию. Я понял, удовольствие в том, чтобы не жить! Жить - значит не быть!

Вкусить блаженство можно только в момент смерти. Наслаждайтесь! Думать будете позлее!

Воспоминание "Удовольствие, или о том, как я искал наслаждение там, где его не было"

Я ласкаю себя двумя руками. Семя уже готово пролиться, но я сдавливаю член у основания и не даю вытечь ни одной капле. Меня немного трясет. Тело горячее и сухое. Я хочу узнать поцелуй смерти. Морс Ускулл11. Морс Ускулли.

Духовный взлет, вершина наслаждения, достигаемая в момент, когда заканчивается жизнь. Что может быть желаннее. Я готов. Ангел Смерти, я жду тебя.

Я снова и снова возбуждаю свое тело. Мои движения становятся резкими и грубыми, Я причиняю себе боль. В груди разливается приятный холодок. Морс Ускулли, ты уже близко.

Голова тяжелая и вязкая. Создаваемые воображением эротические картины слизняками вылезают изо рта, ушей, глаз и лениво ползут вниз. Все ощущения концентрируются где-то слева от виска, там пульсирует и изнемогает от сладострастия моя душа. Я готов вырвать себе гениталии, чтобы умножить удовольствие. Я не замечаю, как лопается кожа, и размазываю кровь по ногам и животу. Руки, как в тесто, погружаются в тело. Я наклоняюсь пониже, чтобы видеть свое возбуждение, я кусаю и облизываю языком свои колени. Морс Ускулли, ну когда же!

Сердце перемещается в висок. Голова напрягается и начинает пульсировать. Каждый толчок - экстаз. Оргазм взрывается внутри меня разноцветными шарами, они заполняют все тело и переливаются наружу, разбрызгиваясь мелкой дрожащей пылью. Я вижу неимоверно красивое струящееся лицо. Я узнал тебя! Я пью необыкновенно живое и немыслимое в ощущении блаженства и желания твое присутствие. Я шепчу — "Я твой". Ангел Смерти - снизойди до меня! Я рыдаю от переполняющего меня восторга.

Черное покрывало, нежно укрывает мое тело. Я растворяюсь в невообразимом удовольствии, я хочу остаться в нем навсегда.

Я прихожу в себя, вижу свое распухшее, истерзанное тело. Тошнота разъедающей волной подкатывает к горлу. Желудок в конвульсиях извергает свое содержимое наружу. Голова пылает и раскалывается от пронзительной боли. Перед глазами черная пелена. Я плачу. Морс Ускулл и, ты опять обманул меня.

___________

11 Морс Ускулли - по лытыни означает поцелуй смерти, или смерть через поцелуй. Эротико-коматозное состояние, достигаемое в результате обрядя истощающей магии, когда длительная сексуальная страсть возводит участника на вершины духовного. Суть в том, чтобы снова и снова достигать точки оргазма без разрешения семенем, что в результате приводит к приостановке всей физиологической деятельности организма и смерти.

Миссия жертва. Основная идея: поражение является победой.

Жертва всегда ищет своего палача. Нет любви более искренней, чем любовь жертвы к своему палачу. Жертва надеется, что заставит его потерпеть поражение раньше, чем она сама. Самая большая победа для Жертвы - умереть на секунду позже своего палача, оплакивая безвременно усопшего.

Хорошо натренированные в этой игре могли одновременно бросаться на шею и наносить удары в спину.

Способов потерпеть очередную победу было огромное множество.

Игрок мог стать для себя одновременно и палачом и жертвой. Гениальность затей состояла в том, что ты никогда не совершал четких и ясных глупостей, а только сложные и запутанные, заставляя других и себя самого догадываться, нет ли в них чего-то такого, значительного и важного. На самом деле тебе было интересно знать, что думают жертвенные животные в момент жертвоприношения.

Воспоминание "Гадание на ромашке:

Живу - не живу - не не живу (Заставляю себя жить)-

не не не живу (не могу заставить себя жить) -

не не не не живу (не могу умереть) -

не не не не не живу (умер)"

Мне нужно заставить себя жить. Я не должен поддаваться панике. Я не хочу резать себе вены. У меня еще свежа память о том, как легка и радостна, бывает жизнь. Я хочу забыть о том, что произошло. Я хочу жить как раньше. Я не хочу думать о том, что я болен.

Противная тянущая боль камнем давит на живот. Опять! Я не могу никуда от нее деться. Я хочу от нее избавиться, любой ценой. Я хочу, чтобы ее не было. Она постоянно напоминает мне о том, что я болен.

Я признаю, что был глуп, что "прожигал" жизнь, что растрачивал время. Времени было слишком много и нужно было его хоть как-то использовать. Я жил в "свое удовольствие"… Или думал, что живу. Я мчался по жизни, пытаясь спрятаться от себя. Я никогда не жалел ни себя, ни других. В свои двадцать семь лет, я знаю о жизни все. Я все имел, и все потерял за одну минуту, безвозвратно и навсегда.

"Вам осталось жить лет пять. Больные вирусным гепатитом "С" погибают от цирроза печени в течение этого срока. Учитывая то, что вы ВИЧ инфицированы, любые прогнозы могут быть ошибочны…" — молоденький врач, наверное, мой ровесник, тщательно подбирает слова и старается не встречаться со мной глазами. — "Я буду лечиться, доктор, я заставлю себя жить". Я заказываю безумно дорогие лекарства, договариваюсь о следующем визите, вспоминаю о куче важных и совершенно ненужных дел, торопливо прощаюсь с врачом и быстро выхожу из кабинета.

Вся последующая неделя заполнена срочными встречами и деловыми переговорами, я стараюсь заполнить каждую минуту, я боюсь оставаться наедине с собой. К воскресенью я полностью измотан, мои нервы напряжены до предела. Я взвинчен и раздражен. Из-за какой-то ерунды я ссорюсь с женщиной, которая скрашивает мое одиночество и знает обо мне все. Мне хочется ее избить, за то, что она видит мою слабость и беспомощность.

После того, как я признался ей в том, что неизлечимо болен, я не могу избавиться от мысли, что она живет со мной из жалости. Я сам провожу черту между нами: она здорова — я болен. Я выбрасываю ее вещи на лестничную клетку, кричу ей в лицо грязные, незаслуженные слова, захлопываю перед ней дверь, и, судорожно дыша, падаю в кресло. Я включаю на полную мощность телевизор и стерео систему я пытаюсь заполнить внутренний вакуум какофонией звуков и мельканием кадров. Мне так долго удавалось убежать от пустоты. Моя беспечность и безрассудство были попытками не замечать коррозию души. За три месяца, что я "подсел" на героин, благодаря своей безалаберности и дутому героизму, я получил весь "джентльменский набор" наркомана со стажем. Это были счастливые три месяца, я заполнил пустоту "кайфом", я думал, что обманул время и нашел себя. Я не предполагал, как сладок путь в бездну. Я спутал могущество бога с собственной ничтожностью.

Больше бежать некуда. Я пришел к финишу первым. Старуха в белом с косой времени в руках, задержалась где-то в пути. Я не думал, что умру живым, что после смерти от пустоты некуда деться и мне придется заглянуть ей в глаза. Убегая от собственного страха, я бежал ему навстречу.

Мой страх пристроился рядом со мной на кресле и ледяной рукой сжимает мое сердце. Если я умру, он заморозит меня, превратит в кусочек льда. Ужас станет вечным. Я хочу вырваться из его заиндевелых лап. Я должен жить любой ценой, я заставлю себя жить. Сознание становится ясным и прозрачным, как морозный солнечный день. Я смогу выбраться из пустоты, только если выживу.

Я хочу жить. Я заставлю себя жить. Я заставлю себя…

Варианты "выигрыша "рождались сами собой. Главное при этом, чтобы твои собственные моральные кодексы тебе удавалось приспособить к условиям окружающей среды.



Страница сформирована за 0.69 сек
SQL запросов: 190