УПП

Цитата момента



Родила царица в ночь
Не то…
Или не так?

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Помните старый трюк? Клоун выходит на сцену, и первое, что он произносит, это слова: «Ну, и как я вам нравлюсь?» Зрители дружно хвалят его и смеются. Почему? Потому что каждый из нас обращается с этим немым вопросом к окружающим.

Лейл Лаундес. «Как говорить с кем угодно и о чем угодно. Навыки успешного общения и технологии эффективных коммуникаций»


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/s374/d3354/
Мещера

ЭМОЦИОНАЛЬНОЕ ВЫРАЖЕНИЕ РЕФЛЕКСА ОРГАЗМА И ПОЛОВОГО НАЛОЖЕНИЯ

Немаловажным для нашей основной темы представляется факт, что тазовый панцирь имеет выразительность, которую без труда можно перевести на словесный язык, и что освобожденные эмоции говорят на понятном языке. Но это верно только для эмоций панциря. Это неверно для выразительных движений, которые регулярно появляются после уничтожения страха и ярости. Эти движения заключаются в мягких перемещениях таза вперед и вверх, отчетливо выражающих желание. Кто-то инстинктивно может провести параллель с колебательным движением кончика туловища насекомых, например, ос, пчел, стрекоз и бабочек, во время полового акта. Основная форма этого движения показана на рисунке.

Наш субъективный осязательный орган говорит нам, что любое стремление к отдаче сопровождается страстным желанием. Страстным желанием чего? И в чем заключается отдача?

Словесный язык выражает цель страстного желания и функции отдачи следующим образом: поскольку организм развивает рефлекс оргазма, требование удовлетворения появляется страстно и непреодолимо. Требование удовлетворения отчетливо сфокусировано на половом акте. Собственно, в половом акте каждый «поглощен» ощущением собственного удовольствия; хотя каждый «отдает себя партнеру».

Необходимость в словесном языке появляется, когда нужно объяснить однозначно этот природный феномен. Я говорю: требование появляется. Поскольку словесный язык - это всего лишь перевод с выразительного языка живого организма, мы не знаем, действительно ли слова «страстное желание» и «удовлетворение» выражаются рефлексом оргазма. Мы уже установили, что выразительное движение оргазмических конвульсий не может быть переведено на словесный язык. Давайте сделаем еще один шаг в направлении сомнений в способности словесного языка немедленно сделать естественные явления понятными. Читатель придет в замешательство от нашего следующего вопроса. Однако если он задумается хоть на мгновение, он признает, что слова зачастую могут увести нас от ясного понимания процессов. Вот наш вопрос:

Откуда берется чрезвычайная роль полового влечения? Ни у кого нет сомнений в его изначальной и инстинктивной силе. Никто не может избежать этого; все живые создания подвержены ему. В самом деле, спаривание и биологические функции связаны с ним основной функцией живого организма - это функция продолжения его рода. Спаривание представляет собой основную функцию «плазмы микроба», как утверждал Вейсман; оно бессмертно в прямом смысле слова. Homo sapiens (человек разумный - лат.) просто отрицал, но никоим образом не устранял эту могущественную силу природы. Мы знаем ужасные человеческие трагедии, которые следовали из этого отрицания.

Существование живого организма представлено наложением двух оргонных систем различного пола. Мы вынуждены признать, что у нас нет ответа на простейшие вопросы: Откуда происходит функция наложения двух созданий различного пола? Какова его важность? Что оно «обозначает»? Почему течение живой природы представлено именно в этой форме движения, а не в какой-либо другой?

Самая общая форма движения, представленного половым наложением, показана на рисунке.

Половое наложение происходит вместе с оргонным свечением ячеек тела и слиянием двух оргонных энергий системы в функциональную единицу. Две оргонных системы, ставшие одной, выплескивают свою энергию на вершине возбуждения в мышечные конвульсии. В данном процессе энергетически сильно заряженные субстанции, т. е. клетки спермы, эякулированы и, в свою очередь, продолжают осуществлять функцию наложения, проникновения, слияния и выделения энергии.

Словесный язык не способен полностью объяснить этот процесс. Концепции, сформированные словесным языком вокруг процесса полового наложения, сами по себе происходят от ощущений органа, который представляет, сопутствует и следует за наложением. «Страстное желание», «понуждение», «спаривание», «удовлетворение» и так далее - просто отражения естественного процесса, который не может быть объяснен с помощью слов. Чтобы постичь этот естественный процесс, мы вынуждены искать другие первичные естественные процессы, которые имеют более общее значение, чем половое наложение организма, и более глубоки, чем ощущения органа, которому соответствуют концепции словесного языка.

Несомненно, что рефлекс оргазма функционирует согласно естественным законам. Это становится очевидным при каждом успешном лечении, когда сегментарный панцирь, ранее чинивший препятствия его ходу, полностью разрушен. Аналогично не должно возникать сомнений в том, что половое наложение соответствует естественным законам природы, когда рефлекс оргазма функционирует свободно и никакие социальные препятствия не стоят на его пути.

Мы вынуждены сделать отступление и объединить большое число естественных феноменов для того, чтобы постичь выразительный язык живого организма в рефлексе оргазма и в наложении. Слабость словесного языка в этом случае указывает на функцию природы за пределами сферы живого. Здесь мы используем слово «за пределами» не в сверхъестественном, мистическом значении, а в смысле функционального отношения между живой и неживой природой.

Пока что мы должны признать, что словесный язык способен описать только те явления жизни, которые можно постичь с помощью ощущений органа и соответствующих выразительных движений, например, движений, выражающих ярость, удовольствие, тревогу, раздражение, разочарование, скорбь, отдачу и так далее. Однако ощущения органа и выразительные движения не являются окончательными критериями. С определенной точки зрения, естественный закон неживого вещества должен с необходимостью влиять на живой организм и выражать себя в нем. Это верно, если живое является следствием неживого и возвращается к нему. Ощущения органа, которые по своей специфике соответствуют живому организму, могут быть интерпретированы словами. Но мы не можем вложить в слова выразительные движения организма, который по своей специфике не принадлежит живому, но спроецирован в сферу живого из сферы неживого. Поскольку живое происходит от неживого, а неживое происходит из космической энергии, мы имеем подтверждение тому, что в живом есть функции и космической энергии. В связи с этим весьма возможно, что непереводимые выразительные движения рефлекса оргазма в половом наложении объясняются действием космических оргонных функций.

Я прекрасно осознаю важность этой рабочей гипотезы. Клинически установлено, что оргазмическое сильное влечение, т. е. желание наложения, всегда происходит вместе с космическим влечением и космическими ощущениями. Мистические идеи бесчисленных религий, вера в Высшее, доктрина переселения души, и так далее, возникают, все без исключения, из космического влечения; и, функционально, космическое томление отражается в выразительных движениях рефлекса оргазма. При оргазме живой организм является не чем иным, как частью пульсирующей природы. Идея, что человек и животные в общем представляют собой «часть природы» известна и широко распространена. Однако легче сказать, чем понять, в строго научном смысле, где конкретно существует функциональная идентичность живого вещества и природы. Можно сказать, что принцип локомотива функционально тождественен аналогичному принципу в случае простой тачки. Но локомотив существенно отличается от тачки, и мы должны уметь объяснить, как локомотив развивался от тачки на протяжении веков.

Мы видим, что проблема выразительного языка живого организма значительно сложнее, чем может показаться поначалу. Давайте попытаемся пойти дальше и поищем сходства, которые объединяют более высоко развитые формы жизни с менее развитыми.

Техника оргонной терапии показала, что червь все еще действует в человеческом организме. Сегментарное строение панциря явственно подтверждает это.

Разрушение этого сегментарного панциря высвобождает выразительные движения и плазматический поток, независимый от анатомического строения нервов и мышц у позвоночных. Они очень хорошо согласуются с перистальтическими движениями кишечника, червя или простейшего одноклеточного.

Несмотря на свое происхождение от филогенетически старших форм жизни, человек все еще рассматривается преимущественно как оригинальное создание вне связи с формами, от которых он произошел. Сегментарная характеристика и, таким образом, характеристика биологической системы стержня отчетливо проявляются в сегментах позвоночника и нервных узлов. Однако такая стержневая система сегментарна не только в морфологической, т. е. жесткой, форме. Оргонные функции также представляют собой функциональные сегменты, т. е. функции, имеющие особо современную важность. Они не являются остатками мертвого прошлого в живом настоящем. Оргонные функции и кольца панциря представляют собой самые активные и наиболее важные элементы функционального аппарата настоящего, стержня всех биологических функций человеческого организма. Биологически важные ощущения органа и эмоции удовольствия, тревоги и ярости происходят из сегментарных функций человеческого организма. В то же время расширение и сокращение как функции удовольствия и тревоги присутствовали в живом организме на всем пути - от амебы до человека. Когда кто-нибудь счастлив, он держит голову высоко; когда кто-нибудь испуган, он сжимается, подобно тому, как червь втягивает свою голову.

Если амеба и червь в человеческом организме продолжают действовать в качестве стержневых элементов его эмоционального функционирования, тогда наши усилия связать и, тем самым, свести основной биологический рефлекс оргазмического наложения к простейшим плазматическим функциям совершенно оправданны.

Выше мы утверждали, что разрушение диафрагменного сегмента неизбежно приводит к первым оргазмическим конвульсиям тела. Мы также подчеркнули, что конечности были просто продолжениями двух сегментов груди и таза. Самые крупные и наиболее важные нервные узлы находятся в середине корпуса, возле спины.

Теперь же мы хотим совершить мысленный прыжок, который, на первый взгляд, является «антинаучным», «необоснованным» и действительно «сумасшедшим». Впоследствии мы сможем оглянуться и посмотреть, не испортили ли мы что-нибудь.

Каждый из нас видел кошку с выгнутой спиной. Мягкое тело кошки напряжено, голова и задние лапы слабо подрагивают.

В реальной жизни можно представить себе любое животное, в том числе и человека, в таком же положении. Не легко прочитать внешнюю выразительность этого особого положения напрямую. Если наблюдать его внимательно в течение некоторого времени, создается впечатление медузы с щупальцами.

Биофизике предстоит научиться читать формы движения с помощью формы тела и формы выразительности, исходя из форм движения. В дальнейшем мы к этому еще вернемся. Здесь же наблюдается явное сходство положения с позицией медузы с щупальцами. Мы можем развить аналогию. Когда медуза двигается, щупальца сближаются и расходятся в ритмичном чередовании. Это эвристическая субстанция нашего мысленного прыжка: выразительные движения в рефлексе оргазма, рассмотренные в терминах тождественности функции, - точно такие же, как у живой плавающей медузы.

В обоих случаях концы тела ритмично движутся по направлению друг к другу, как будто хотят дотронуться друг до друга. Когда они сближаются, мы имеем состояние сокращения. Когда они далеки, насколько это возможно, мы имеем состояние расширения или релаксации оргонной системы. Это крайне примитивная форма биологической пульсации. Если эта пульсация ускорена, если наблюдается клоническая форма, то мы имеем выразительное движение оргазмической конвульсии.

Выделение икры у рыбы и спермы у животных связано с этой плазматической конвульсией тела в целом. Оргазмическая конвульсия сопровождается высокой степенью возбуждения, которое мы испытываем в качестве удовольствия в «высшей точке». Короче говоря, выразительное движение рефлекса оргазма представляет весьма немаловажную, современную мобилизацию биологической формы движения, которая идет еще со стадии амебы. Взгляните на рисунок, иллюстрирующий движение медузы.

При тщательном изучении функциональная тождественность движения медузы и оргазмической конвульсии оказывается значительно менее странной, чем это могло показаться поначалу. Ввиду того, что в сегментарном устройстве панциря и в сфере эмоций червь «продолжает функционировать» в человеке, нет ничего особенного в том, что функция медузы выражена в конвульсии тела в целом. Мы должны будем смириться с мыслью, что мы имеем здесь дело не с атавизмами нашего филогенетического прошлого, а с современными биоэнергетически важными функциями в высокоразвитом организме. Самые примитивные и самые развитые плазматические функции существуют бок о бок и функционируют, как если бы они были соединены друг с другом. Развитие более сложных функций в организме (функций, которые мы называем «высшими») не влияет на существование и функцию «медузы в человеке». Именно эта медуза в человеке представляет его единство с менее развитым животным миром. Точно так же как теория Дарвина выводит происхождение человека от низших позвоночных на основе морфологии человека, оргонная биофизика прослеживает эмоциональные функции человека гораздо дальше - к формам движения моллюсков и простейших.

Функциональная идентичность жизненных функций человека с функциями примитивных органических форм движения простирается гораздо дальше сравнения с медузой.

Таким образом, то, что мы называем «природой в человеке», может быть переведено из сферы мистики и поэтической фантазии в конкретный, объективный и практический мир естественной науки. Здесь мы имеем дело не с метафорическими аналогиями, и еще меньше с сентиментальным восприятием; мы имеем дело с осязаемыми, видимыми и управляемыми процессами живого организма.



Глава 15. ШИЗОФРЕНИЧЕСКИЙ РАСКОЛ

«ДЬЯВОЛ» В ПРОЦЕССЕ ШИЗОФРЕНИИ

Идея о «дьяволе» - истинное выражение искажения природы в человеке. Никакой другой человеческий опыт не поддается так хорошо изучению природы «дьявола» как шизофренический опыт, шизофренический мир в самой чистой его форме: смесь мистицизма и эмоционального ада, проницательного, хотя и искаженного, видения; Бога и дьявола, извращенной сексуальной и убийственной морали, здравомыслия, идущего к самой высокой степени гениальности, и безумия в его самом глубочайшем проявлении, соединенном в одном ужасном опыте. Я имею в виду здесь шизофренический процесс, который в классической психиатрии называется «параноидным слабоумием», а не так называемое «кататоническое оцепенение». В то время как кататония обычно характеризуется отделением от реальности и общим мышечным блокированием, шизофренический процесс состоит главным образом в медленном, вялом ухудшении биофизического функционирования. Начальные фазы параноидной шизофрении, особенно в период половой зрелости, характеризуются причудливыми идеями, мистическими понятиями, манией преследования и галлюцинациями, лишенными рациональных ассоциаций и какого-либо смысла. В конечном счете происходит нарушение общего функционирования всего организма.

Я ограничусь теми шизофреническими процессами, которые имеют отношение к нашей основной мысли: «дьявол» как представитель извращенной природы человека. Они включают в себя сферу вторичных, извращенных и антиобщественных побуждений, редко проявляющихся у хорошо «бронированных» невротиков; сферу первичных биофизических ощущений, плазматических потоков и опыта, полученного из контакта с космическими функциями; опыта, который почти полностью заблокирован в так называемом человеке нормальном, и наконец манию преследования как опыт исходящий из больной, хотя и наиболее чувствительной биосистемы.

Шизофренический мир смешивается в одном опыте, который тщательно изолирован в человеке нормальном. Хорошо приспособленный к жизни человек нормальный составлен из точно таких же ощущений, как и шизофреник. Современные психиатрические знания не оставляют никакого сомнения в этом. Человек нормальный отличается от шизофреника только тем, что эти ощущения по-другому размещаются. Он - «социально мыслящий» торговец или клерк в течение дня; налицо его дисциплинированность. Он живет вне своих вторичных, искаженных побуждений, но когда он покидает дом или офис, чтобы посетить некий далекий город, он предается садистским оргиям или беспорядочным половым связям. Это его обывательское существование резко отделено от его «второй жизни». Он верит в существование некой сверхъестественной силы и в ее противоположность - дьявола. Эти базисные группы не смешиваются друг с другом. Человек нормальный не верит в Бога, когда занимается не совсем честными делами, тем, что священники в воскресных проповедях называют «греховным». Человек нормальный не верит и в дьявола, когда он занимается научной деятельностью; у него нет никаких извращений, он любит свою семью; но он забывает своих жену и детей, когда позволяет дьяволу вести себя в публичный дом.

Некоторые психиатры отрицают правдивость этих фактов. Другие - не отрицают их, но говорят, что отделение дьявольского от социальной жизни только к лучшему и что это делается для ее защиты. Человек, истинно верующий в существование Христа, мог бы возразить на это. Он мог бы сказать, что сфера влияния дьявола должна быть, несомненно, уничтожена, но не так, чтобы, будучи уничтоженной в одном месте, она появилась в другом. На это другой верующий мог бы возразить, что истинная сила - не в отсутствии порока, а в сопротивлении дьявольским искушениям.

Я полагаю, что опираясь на мышление и способ собственной жизни, каждая сторона может указывать на что-то верное. Нам необходимо выйти из этого порочного круга, чтобы понять дьявола, появляющегося в повседневной жизни и в мире шизофрении.

Дело в том. что шизофреник, в среднем, более честен, чем человек нормальный, если принять прямоту выражений за индикатор честности. Каждый хороший психиатр знает, что шизофреник патологически честен. Он также, как обычно говорят, адекватно воспринимает действительность. Шизофреник видит лицемерие и не скрывает этого. У него отличное понимание эмоциональной действительности в отличие от человека нормального. Я подчеркиваю, что именно из-за этой открытости человек нормальный так сильно ненавидит шизофреника.

Объективная действительность превосходства шизофренического суждения проявляет себя на практике. Когда мы хотим постичь истину общественных событий, мы изучаем Ибсена и Ницше (которые оба сошли с ума), а не записки какого-нибудь хорошо адаптированного дипломата или резолюции конгрессов Коммунистической партии. Мы обнаруживаем неустойчивый характер и загадочность оргонной энергии в изумительных картинах Ван-Гога, а не в работах каких-нибудь хорошо адаптированных его современников. Мы обнаруживаем основные характеристики жизни в картинах Гогена. И Ван-Гог и Гоген закончили жизнь психически больными. Когда мы хотим узнать что-нибудь о человеческих эмоциях и глубоких человеческих ощущениях, мы, биопсихиатры, прибегаем к шизофренику, а не к человеку нормальному, потому что шизофреник откровенно говорит нам то, что он думает и как он чувствует, в то время как человек нормальный не говорит нам ничего вообще, заставляя нас годами докапываться до его внутреннего мира, пока он не почувствует себя готовым открыть его. Таким образом, мое утверждение, что шизофреник более честен, чем человек нормальный, является вполне корректным.

Печально, но есть и другая сторона медали. Если человек нормальный на самом деле настолько нормален, насколько он претендует им быть; если он заявляет, что самореализация и истина являются величайшими целями развития индивидуальности и общественной жизни, тогда у него было бы больше возможностей и желания открывать себя для себя и тогда его врач был бы «сумасшедшим человеком». Должно быть, что-то фундаментально не так устроено в структуре человека нормального, если от него так тяжело добиться истины. Хорошо приспособленные аналитики заявляют, что так и должно быть, ибо в противном случае человек нормальный не смог бы выдержать все эмоциональные нагрузки и примириться с человеческой участью. Мы не можем основывать улучшение условий жизни на более широком знании души человека и одновременно защищать его нежелание открывать себя. Мы или стремимся к расширению наших знаний о человеке и осуждаем основную уклончивую позицию человека нормального, или защищаем эту позицию и игнорируем задачу понимания человеческого разума. Другой альтернативы нет.

Для того чтобы понять человека нормального и его оппонента - шизофреника, мы должны выйти за пределы структуры мышления обоих. Человек нормальный всецело блокирует восприятие основных оргонотических функций путем жесткой защиты; у шизофреника, наоборот, защита почти полностью отсутствует и биосистема наполняется глубокими ощущениями из биофизического ядра, с которыми она не может справиться. Поэтому понятно, что у защищенного человека нормального развиваются опасения, когда он чувствует, что ему угрожают открытия оргонной биофизики, в то время как шизофреник понимает их легко и мгновенно и чувствует себя втянутым в них. По той же причине мистики, которые по структуре близки к шизофреникам, обычно понимают оргономические факты, в то время как жесткий механицист смотрит с высокомерным пренебрежением на все научные дела в сфере эмоций и называет их антинаучными.

Я предлагаю изучить относящиеся к делу детали этих важных человеческих функций посредством конкретного случая параноидной шизофрении. Это передаст изображение царства дьявола намного лучше, чем любая теоретическая абстракция психиатрической клинической практики.

Экспериментальный мир шизофрении безграничен и так богат разновидностями, что мы должны ограничиться только теми деталями, которые имеют отношение к нашей главной теме: как шизофреник проявляет свою биофизическую сущность? Почему его собственное «я» распадается таким типичным образом?

Я собираюсь представить хронологию случаев параноидной шизофрении. Клинический психиатр поймет, что мне приходится описывать эти случаи так, чтобы не была установлена личность больного, а типичные механизмы болезни, однако, были бы представлены достаточно четко.

Вспоминая первый случай шизофрении, который я лечил экспериментально с помощью с оргонной терапии, могу сказать, что я подошел к этому случаю с некоторыми общими теоретическими гипотезами, которые были получены из моего предыдущего опыта:

1. Психоаналитическая организация психических функций согласно трем большим сферам - эго, супер-эго и ид - должна резко отличаться от биофизической организации функций всего организма согласно функциональным сферам биоэнергетической сущности (плазма-система), периферии (поверхность кожи) и энергетического органного поля вне поверхности тела. Эти две теоретические структуры описывают различные природные сферы различным способом. Имеется только одна точка соприкосновения двух теоретических схем, т. е. ид психоаналитической теории, где заканчивается сфера психологии и начинается то, что в биопсихике выше психологии.

2. Наиболее эффективный терапевтический подход к любому эмоциональному (= биофизическому) заболеванию есть изъятие биоэнергии из биопатических симптомов. Для того чтобы устранить психоневротические или психические симптомы, не нужно и даже вредно углубляться во все детали бесконечного числа патологических разветвлений; открытие сущности биосистемы и установление сбалансированной энергетической экономии автоматически приведут к исчезновению симптомов, поскольку, с энергетической точки зрения, они - результат беспорядочного метаболизма энергии в биосистеме.

3. Большая опасность возникает у невротиков, так же как и у психически больных, когда защита начинает распадаться. Требуется предельная осторожность и искусство терапевта, чтобы руководить этим процессом. Следовательно, оргонная терапия должна проводиться хорошо обученными врачами.

Я, конечно же, хорошо знал, что у пациентки, о которой речь пойдет ниже, могло ухудшиться состояние здоровья, когда ее зашита окончательно распадется. Но шанс, что она выдержит процедуру, был достаточно велик, чтобы оправдать эксперимент. Пациентка лечилась в психиатрических клиниках несколько раз в течение долгих лет. Диагноз был «шизофрения», и, согласно отчетам, ей становилось все хуже и хуже. Окончательный полный упадок сил был неизбежен; следовательно, риск в данном случае был оправданным.

Пациентка, 32-летняя ирландская девушка, была привезена ко мне своими родственниками, которые услышали о моем новом медицинском подходе к биопатии. Я сообщил им о большой опасности стремительного упадка сил. Они были готовы рискнуть и подписать согласие на процедуры. Я также предупредил их о риске внезапной вспышки разрушительности. Так как я был хорошо знаком с проявлениями, предшествующими разрушительному приступу, я был почти уверен, что смогу вовремя предотвратить опасность. Итак, я предпринял эксперимент вне клиники при строгом условии, что медсестра или родственница должна всегда находиться рядом с пациенткой и что при первом же признаке волнения и разрушительных тенденций пациентка должна быть помещена в клинику. Следующим условием было то, что пациентка должна регулярно посещать своего личного врача-психиатра и что клиникой, в которой пациентка лечилась, должны быть предприняты все необходимые меры для ее быстрой госпитализации в случае развития кризиса. Я также постоянно поддерживал связь с лечащим пациентку психиатром.

Такие предосторожности необходимы, если кто-либо хочет вылечить шизофреника вне клиники. Конечно, лучше было бы предпочесть клинику, которая проводит экспериментальную оргонотерапию внутри собственных стен. Но, к сожалению, психиатрические клиники, за небольшим исключением, не склонны беспокоиться о новых обнадеживающих методах лечения шизофрении. Шоковая терапия не требует слишком больших усилий и быстро меняет поведение шизофреника, да и психически больных слишком много, а врачей не хватает. В психиатрических клиниках нет времени для обширного и глубоко эффективного исследования. Я понимаю это отношение, хотя не могу мириться с этим. Известно, что психиатрические клиники в действительности представляют собой тюрьмы для психически больных, с плохим медицинским обслуживанием, недостаточными фондами, причем в большинстве клиник не проводятся никакие научные исследования. Кроме того, некоторые медицинские администраторы отказываются рассматривать любую серьезную попытку улучшить условия содержания пациентов. Иногда они даже с неприкрытой враждебностью встречают подобные попытки.

Этого короткого описания общественной ситуации вполне достаточно, чтобы объяснить и мои предосторожности, и мою готовность рисковать. Я хорошо осознавал опасность, но меня привлекала возможность проверить на практике метод оргонной терапии. И, действительно, я не был разочарован. Эта пациентка, которая находила убежище в психиатрической клинике в течение многих лет и состояние которой становилось все хуже и хуже, когда я начал эксперимент, более шести лет провела за пределами клиники после начала лечения. Она продолжила свою профессиональную деятельность; болезнь не прогрессировала. Пациентка стала социально нормальной во многих отношениях.

Научная и медицинская награда была огромной: оргонную терапию можно успешно применять в некоторых случаях шизофрении, когда все другие методы не срабатывают. Результат оправдал риск. Кроме того, оргономическая теория была подтверждена в некоторых ее базисных предположениях и была адаптирована к другим. Было получено много совершенно новых фактов об основном функционировании человеческой биосистемы, и впервые в истории медицины и психиатрии получены ответы на некоторые центральные вопросы о природе параноидных механизмов шизофрении.

Я буду описывать терапевтический эксперимент так, как он развивался в течение трех лет от одного сеанса лечения к другому. Я тщательно записывал наиболее существенные детали немедленно после каждого сеанса и вел специальную запись основной линии развития, чтобы установить, если возможно, некоторую последовательность или закономерность этого развития. Случай сам по себе не представлял ничего нового в проявлении или симптоматике шизофренических психозов. Все. что было новым, относилось к методам оргонной терапии. В результате мне удалось открыть новые, до настоящего времени неизвестные связи между шизоидными функциями и выявить некоторые новые функции, которые имеют огромное значение для понимания всей человеческой биосистемы.





Страница сформирована за 1.6 сек
SQL запросов: 190