УПП

Цитата момента



Почему великий человек — не ты?
Сам такой!

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Однажды кто-то стал говорить ей о неземном блаженстве, о счастье, которое ожидает нас в другой жизни. «Откуда вы об этом знаете? — пожала плечами с улыбкой Елена. — Вы же ни разу не умирали».

Рассказы о Елене Келлер ее учительницы Анны Салливан

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/s374/d3354/
Мещера

Эксперимент 8. Вербализация

Вербализация – это «выражение в словах». Если мы описываем объекты, сцены или действия, мы используем их название вместе с другими словами, которые касаются их организации, отношений, свойств и т.д. Мы говорим, каковы они, основываясь на видении, слышании и других непосредственных переживаниях. Если мы рассуждаем о них, – мы манипулируем рядами слов, которые их описывают. Это может происходить уже без непосредственного опыта, потому что коль скоро что-то названо, слово может для многих целей выступать в качестве названного. Действие со словами вместо действования с объектами может быть во многих отношениях более экономным и эффективным; достаточно представить себе сцену обсуждения, как переставить концертный рояль! Но заметьте: комбинирование слов не передвигает само по себе того, что этими словами обозначается.

Нормальная, здоровая вербализация обычно отталкивается от невербального: объектов, условий, положения дел и пр., и заканчивается невербальными эффектами. Это не значит, что вербализация иной раз не может быть полезной и в отношении того, что само уже вербально: книг, пьес, или того, что кто-то сказал; но эта тенденция разговаривать по поводу разговоров иной раз превращается в болезнь. Если человек боится соприкосновения с действительностью – с людьми из плоти и крови, с собственными ощущениями и чувствами, – слова начинают использоваться как экран между говорящим и его средой, а также между говорящим и его собственным организмом. Человек пытается жить в одних словах и смутно ощущает, что чего-то не хватает.

У «интеллектуала» вербализация гипертрофирована. Он навязчиво и компульсивно пытается быть «объективным» по отношению к своему личному опыту, что, как правило, означает словесное теоретизирование по поводу себя и по поводу мира. Тем временем, посредством этого самого метода он избегает соприкосновения со своими чувствами, с драматизмом действительных ситуаций. Он живет подставной жизнью слов, изолированных от остальной части его личности, высокомерно презирая тело и стремясь к словесным победам «правильности», произведенного впечатления, пропаганды, рационализации – в то время как действительные проблемы организма остаются без внимания.

Но эта «словесная болезнь» не ограничивается одними интеллектуалами. Она достаточно универсальна. Частичное сознавание того, что что-то не в порядке, заставляет людей писать такие книги, как «Тирания слов»; в последние годы семантика (Кожибский) стремится восстановить связь слов по крайней мере с невербальной реальностью среды, настаивая, что каждое слово относится к чему-то невербальному. Наши эксперименты с действительностью и абстрагированием также были направлены на это. Но семантики часто употребляют всю энергию и внимание на заботу о точности по отношению к внешним вещам, избегая таким образом семантических проблем, касающихся внутреннего: они редко касаются сенсорно-моторных корней языка.

Наша методика выявления и сознавания патологических аспектов вербализации состоит, как и для других функций, в том, чтобы прежде всего рассматривать это как существующую деятельность. Это относится как к проговариванию слов вслух, так и к «просто думанию» – внутренней речи. Ребенок учится сначала говорить вслух, но потом человек может использовать этот обретенный во внешнем общении язык как внутреннюю речь, «думание». В цельной личности такое думание – полезное средство для активной работы со сложными отношениями сознаваемых потребностей, воображаемых средств достижения и явного поведения, которое делает конкретным то, что сначала воображалось. Большинство взрослых людей, однако, полагает, что мышление независимо и первично: «Легко думать, но трудно выражать мысли». Это происходит из-за вторичного блока, из-за страха по поводу того, как другие будут реагировать на мысли, высказанные вслух. Однако если человек сможет говорить в хорошем темпе, воодушевлен своей темой, оставляет свои страхи, перестает проверять свои высказывания, прежде чем произнести их вслух, одним словом, когда нечего бояться, – становится очевидным, что говорение и думание тождественны.

Чтобы осмыслить, включить в состав целого наш вербальный и мыслительный опыт, мы должны сознавать его. Средство ориентации по отношению к говорению – слушание:

Послушайте, как вы говорите в компании. Если есть возможность, запишите свой голос. Вы будете удивлены и, может быть, раздосадованы тем, как он звучит. Чем больше ваше представление о себе отличается от вашей реальной личности, тем сильнее в вас будет нежелание признать услышанный голос как свой собственный.
Почитайте вслух стихи, которые вы знаете, и послушайте себя. Не вмешивайтесь в чтение, не старайтесь читать громче, яснее или выразительнее. Читайте так, как у вас получается, повторяйте чтение, и слушайте, пока вы не почувствуете интеграции говорения и слушания.
Затем прочтите то же стихотворение внутренней речью – «в уме». Теперь вам уже должно быть легко слышать собственную внутреннюю речь. – Теперь, когда вы просто читаете книгу или газету, вслушайтесь в свою внутреннюю речь, «проговаривание» читаемого. Сначала это замедлит чтение и, может быть, вызовет беспокойство, но через некоторое время вы сможете «слушать» так же быстро, как вы читаете; эта практика может улучшить вашу память благодаря возросшему контакту с материалом.
Наконец, попробуйте «прислушаться» к своей внутренней речи – думанию. Сначала это может «заставить вас замолчать», но через некоторое время беззвучное бормотание начнется снова. Вы услышите несвязные, «сумасшедшие» отрывки предложений, проплывающие вновь и вновь. Если это вызывает слишком большое беспокойство, немножко поговорите с собой намеренно: «Сейчас я слушаю себя. Не знаю, о чем бы подумать. Попробую проделать молча эксперимент «здесь и сейчас». Да, это звучит так же, как если бы я делал это вслух. А теперь я забыл, перестал слушать..».

Отмечайте модуляции вашего внутреннего голоса. Какой он: сердитый, жалующийся, ноющий, напыщенный? Или он звучит по-детски? Проговаривает ли он педантично все подразумеваемое после того, как значение уже понято?

Будьте настойчивы в этом упражнении, пока вы не почувствуете интеграцию, соединение слушания и говорения. Этот внутренний диалог есть то, что Сократ называл сущностью мышления. Если вы сможете ощущать функциональное единство говорения и слушания, ваше думание станет более выразительным. В то же время часть вашего думания, которая ничего не выражает, которая крутится как мотор на холостом ходу, начнет понемногу исчезать.

Обратите внимание в обычном разговоре на «лишние выражения», вроде «не правда ли», «правда?», «хорошо..»., «наверное» и пр., которые служат лишь для предотвращения малейших моментов молчания в речевом потоке. Как только вы заметите этих «спасателей лица», этих «требователей внимания», – они начнут исчезать из вашей речи, делая ее более гладкой.

Когда вы овладели внутренним слушанием, сделайте решающий шаг – перейдите к внутреннему молчанию! Это очень трудно. Многие люди не могут поддерживать даже внешнее молчание. Не путайте внутреннее молчание и пробелами, трансом, остановкой «ума». Останавливаются только «говорение-и-слушание», но сознавание присутствует:

Постарайтесь поддерживать внутреннее молчание, воздержитесь от внутренней речи; при этом оставайтесь пробужденными и сознающими. Поначалу это может удаваться лишь на несколько секунд, «думание» навязчиво возобновится. Для начала хорошо, если вы хотя бы почувствуете разницу между внутренним молчанием и говорением; дайте им сменять друг друга. Хороший способ – координировать это с дыханием. Попробуйте останавливать внутреннюю речь во время вдоха. Затем, во время выхода, дайте проговориться внутренне возникшим словам. Если вы занимаетесь в одиночестве, то полезным может быть проговаривание этих слов вполголоса, шепотом. Если вы будете настойчивы в этом эксперименте, ваши визуализации станут ярче, ощущения тепла – определеннее, эмоции – яснее, потому что внимание и энергия, используемые обычно в бессмысленном внутреннем говорении, теперь могут использоваться в этих более простых и более фундаментальных функциях.

Поэзия – искусство выразительной речи – основывается способности молчаливо поддерживать сознавание потребностей, образов, чувств, памяти, – в то время как слова возникает и организуются, так что эти слова оказываются уже не банальными стереотипами, они пластически организуются в фигуру, которая выражает богатое переживание. Такие слова выражают то, что имеет невербальную основу.

Прислушайтесь к своей внутренней речи и постарайтесь отметить ее ритм, тон, «ходовые» фразы. Кому вы говорите? С какой целью? Придирайтесь и ворчите? Льстите кому-то? Не поворачиваете ли вы фразы так, будто что-то скрываете – сами не знаете что? Стараетесь произвести впечатление? Или это блеф? Или вам нравится, как слова текут, цепляясь друг за друга? Есть ли у вашей внутренней речи постоянная аудитория?

Большая часть того, что вы считаете оценками и моральными суждениями – это ваша внутренняя речь во внутренних драматических ситуациях. Если вы можете останавливать внутреннюю речь, поддерживать внутреннее молчание, вы сможете яснее и проще оценивать факты и свое отношение к ним.

Мы приведем несколько отчетов студентов об этих экспериментах. Большинство рассказывают о разочаровании при слушании записи собственного голоса: он звучал выше, тоньше, менее сильно и т.д., чем казался говорящему. Некоторые, однако были приятно удивлены.

Значение этого ощутимого различия в некоторых случаях подвергалось большому сомнению:

  • «Я не согласен, что представление человека о себе обычно отличается от его действительной личности. Но нежелание принимать запись своего голоса за собственный голос не может быть мерой этого. Что тогда делать с тем фактом, что тем больше человек привыкает слышать свой голос в записи, тем больше он его узнает и принимает как свой? Следует ли на этом основании полагать, что его представление о себе при этом становится более близким к его действительной личности? Я думаю, что нет».

Хотя здесь идет речь о сравнительно небольшой проблеме, давайте вкратце обсудим ее. Человек может испортить индикатор, если он показывает нечто нежелательное. Если человек встает на весы, чтобы взвеситься, а потом, неудовлетворенный результатом, сдвигает стрелку, это, конечно, не указывает на изменение его веса; если к тому же ему удается погасить сознавание того, что он сам непосредственно воздействовал на индикатор, он может дурачить себя, полагая, что то, что сначала ему не нравилось, теперь исправлено. Если после первого шока от слышания записи своего голоса человек пускается в рационализации по поводу различия в прохождении звука по костям и по воздуху, несовершенства средств звукозаписи и пр., он может легко успокоить себя представление об искажениях, которые вносятся записью в то, что он полагает своим голосом. Между тем, принятие звукозаписи своего голоса за действительно свой голос, что на самом деле постепенно происходит, до некоторой степени действительно сближает представление о себе и реальную личность.

Слушание внутренней речи вызвало множество комментариев:

  • «В моем внутреннем говорении звучал тон придирчивости. Как будто я не удовлетворен вещами, как они есть, и все время сердит на себя, недоволен и ворчу».
  • «Я обнаружил, что я не просто разговариваю сам с собой, а будто бы читаю длинную проповедь невидимому собранию. Часть этого бессмысленна, не имеет логической связи, но все имеет сходный агрессивный, насильственно-убеждающий тон, который я, по-видимому, полагаю необходимым для хорошей речи перед публикой. Моя внутренняя речь медленна и довольно искусственна».

Попытка установить внутреннюю тишину вызывает наибольший интерес и разнообразие отчетов:

  • «Мне показалось совершенно невозможным найти то, что вы называете «внутренней тишиной». Честно говоря, я почти уверен, что такое невозможно, и если кто-то рассказывает, что достиг этого, откуда вы знаете, что он не дурачит вас?»
  • «Мне удалось поддерживать внутреннюю тишину в течение коротких отрезков времени, но это было скучной потерей времени. Это мимолетное, неестественное состояние, потому что сразу же приходит мысль, что нужно вернуться к нормальной деятельности, потому что есть вещи, на которые нужно обратить внимание, дела, которые нужно закончить, – интересные и осмысленные».
  • «Пытаясь добиться внутренней тишины, я ощутил, что мышцы горла так напряглись, что я должен был прекратить это глупое занятие, чтобы не закричать».
  • «Я обнаружил, что поддержание «внутренней тишины» вызывает во мне нервозность и беспокойство. После примерно трех минут я был готов чуть не выпрыгнуть в окошко. Это напомнило мне детские соревнования – кто дольше просидит под водой».
  • «Опыт с внутренней тишиной – это нечто выше моих сил. Как будто я не дышу, и начинаю судорожно ловить воздух, чтобы выскочить из этого. Но я знаю, что именно отсутствие внутреннего молчания не дает мне заснуть в течение двух часов, когда я ложусь спать. Этот внутренний голос гудит и гудит, и не останавливается».
  • «Я совершенно не ожидал, что мне удастся установить полную тишину, и был очень доволен, хотя и озадачен, обнаружив, что это-таки возможно, и создает восхитительное, некоторым образом «полное» чувство».
  • «Это восхитительно! Мне это удается только на короткие моменты времени, но когда удается – это поистине чудесно, и какое освобождение от непрерывной внутренней болтовни!»
  • «Я не могу удержаться от говорения одним или несколькими голосами сразу. Тишина, которую я пытаюсь установить, возникает на мгновение, которого я не могу измерить, это практически вообще не имеет времени. Затем оказывается, что я начинаю делать заметки в своем мысленном блокноте, то есть начинаю выслушивать компетентные описания того, когда и почему тишина была прервана, – что само по себе ее и прерывает. Например, стоит тишина. Затем я замечаю звук дождя и в тишину проникает метка: «дождь». Ментальная записная книжка сразу пополняется замечанием, что первым подкралось имя чего-то, – и скоро все это превращается в мою собственную внутреннюю болтовню».
  • «Мне совершенно не давалась внутренняя тишина – до прошлого воскресения, когда я прогуливалась в парке с мужем. На некоторое время я не была занята обычными «заботами», которые занимают мой «ум». Внезапно я схватилась за беднягу и закричала: «Вот оно!» Это, конечно, прервало тишину, но на короткое время. Без единой мысли, я воспринимала пейзаж, ветер, ритм наших шагов, и тому подобные вещи. Если это и есть переживание внутренней тишины, то назвать его «чудесным» – значит сказать слишком мало».
  • «Наиболее волнующим и трудным экспериментом были мои попытки создать внутреннюю тишину. Большую часть времени это мне не удавалось, но временами, когда удавалось на несколько секунд, я бывал поражен возникающим ощущением огромной потенциальной силы и релаксации. К сожалению, через несколько секунд я уже начинаю говорить внутренне об этом самом успехе – что, разумеется, сразу же разрушает его».


Страница сформирована за 0.63 сек
SQL запросов: 190