УПП

Цитата момента



Никогда не лишайте себя радости. Никогда!
Если, конечно, этого хотите.

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Мужчиной не становятся в один день или в один год. Это звание присваиваешь себе сам, без приказа министра. Но если поспешил, всем видно самозванца. Как парадные погоны на полевой форме.

Страничка Леонида Жарова и Светланы Ермаковой. «Главные главы из наших книг»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/d4103/
Китай

Раздел III. Отечественные традиции в теории и практике оказания психологической помощи и специфика подготовки психолога-практика

Глава 1. Истоки и общее направление развития

1. Проблематика психологической помощи в общем контексте отечественной психологии конца XIX – начала XX века

В развитии отечественной теории и практики психологической помощи довольно явственно прослеживаются определенные этапы, основания и следствия, восходящие к целостной социально-культурной ситуации, сложившейся на обширных пространствах в начале ХХ в. в Российской империи, затем — до начала 1990-х годов — в Советском Союзе и, наконец, в самом конце столетия в республиках Содружества. Одной из характерных социокультурных особенностей данной ситуации является, на наш взгляд, та, что ХХ век с его социальными потрясениями, тоталитарными режимами, мировыми войнами, беспрестанным переделом границ и беспримерными жестокостями оказался бессильным в одном: несмотря на многократные и беспрецедентные попытки уничтожить культуру и науку как надгосударственное и общечеловеческое образование, он еще раз обнаружил и доказал неуничтожимость человеческой духовности, неподвластность культуры ни политическим, ни социальным потрясениям и гнету. Точно так, как невозможно запретить течь рекам, даже если их перегородить плотиной, как невозможно запретить дереву расти, даже если вырубать целые леса, точно так же ни коммунистическому тоталитаризму, ни националистическому политиканству не удалось остановить развитие отечественной культуры и науки, без которых немыслим этический, научный и духовный фундамент психологической помощи.

Можно по-разному определять дату рождения отечественной психологии. Например, с 1873 г., когда в «Вестнике Европы» появилась статья И. М. Сеченова «Кому и как разрабатывать психологию?», в которой впервые излагалась программа создания психологической науки как самостоятельной дисциплины. Можно вести счет с самой середины XIX в., когда, как известно, в высших учебных заведениях России — и светских, и духовных — наряду с философией и логикой преподавалась и психология. Более того, в царском указе от 1850 г. в Московском университете, к примеру, предписывалось «упразднить преподавание философии светскими профессорами и, ограничив преподавание ее опытною психологиею и логикою, возлагать чтение сих наук на профессоров богословия» (цит. по кн.: Лосский Н. О., с. 531). С другой стороны, по аналогии с созданием в Лейпциге первой психологической лаборатории В. Вундтом в 1879 г., можно считать датой рождения научной психологии в России 1885 год, когда В. М. Бехтеревым была открыта первая экспериментальная психологическая лаборатория при клинике Казанского университета (Будилова Е. А., с. 37)[1], или же 1907 год, когда в Петербурге им же был создан Психоневрологический институт. Как бы то ни было, когда в 1912 г. при Московском университете был открыт Щукинский психологический институт, первым директором которого стал профессор Киевского университета Св. Владимира Г. И. Челпанов, в России уже были не только основаны, но и плодотворно развивались как естественнонаучные, так и культурно-философские направления, исследовавшие закономерности душевной жизни человека.

Таким образом, к началу Первой мировой войны, которая давно уже стала своеобразной вехой исторического отсчета, в России работали Психоневрологический институт в Петербурге и Щукинский психологический институт в Москве. Помимо этого, курсы, постоянно действующие психологические семинары и общества существовали в Киевском университете Св. Владимира (проф. И. А. Сикорский), в Киевской, Московской и Казанской духовных академиях, в Харьковском университете. К этому же времени относится создание первого в России Психологического общества.

Можно с уверенностью говорить о том, что начало ХХ века выкристаллизовало три направления в психологической проблематике, относящиеся к практическому ее освоению. Первое из этих направлений, восходящее к И. М. Сеченову, — медико-биологическое (психоневрологическое, физиологическое), связанное с именами И. П. Павлова, В. М. Бехтерева, М. Е. Введенского, А. А. Ухтомского, психиатров С. С. Корсакова и П. Г. Ганнушкина, — имело ярко выраженную естественнонаучную направленность в своих идеях, представлениях и методах и ориентировалось на идеалы классической науки своего времени: объективность истины, проверяемость и достоверность эмпирических данных, причинно-следственный детерминизм. Это направление составило основу последующих медицинских моделей отечественной психотерапии (В. Н. Мясищев, В. М. Блейхер, Б. Д. Карвасарский, В. Е. Рожнов, М. Е. Бурно, и др.). Кстати, именно в рамках этого направления в Казани, а затем и в Москве было создано первое в России психоаналитическое общество, издавались и обсуждались труды З. Фрейда, развивалась русская школа психоанализа.

Второе направление — философская психология, преподававшаяся в духовных академиях, предмет которой определялся как «сообразность и союз души с бесконечным « (Будилова Е. А., с. 180). По словам профессора Московской духовной академии Ф. А. Голубинского из его курса лекций по «умозрительной психологии», изданного в 1871 г., «психология умозрительная как наука имеет особенную пользу в отношении практическом» (Будилова Е. А., с. 181). Причем особое внимание в курсе уделялось не только отношениям с Богом, но и отношениям с ближними, предписывались нормы взаимоотношений людей, их поведения, также и отношения к вещам, чужой и своей собственности» (там же, с. 181).

Именно в православной духовной традиции русской культуры появились первые специальные книги, направленные, в отличие от религиозной литературы в целом, не просто на общее руководство и наставление в жизни, но и на утешение и духовную поддержку в страданиях. Одна из первых таких книг была выпущена еще в 1792 году (там же, с. 183). В 1893 г. священник, магистр богословия Г. Дьяченко выпустил сборник «Христианские утешения несчастных и скорбящих, испытывающих бедность, болезни, потери родных и близких сердцу, житейские неудачи, злоречия, разочарования в жизни, мучительную борьбу с грехом и страстями, с религиозным сомнением, со страхом смерти и многие другие телесные и духовные скорби и страдания» (там же, с. 184). Как видно из самого названия, книга эта уже в то время содержала большую часть проблематики современной консультативной психологии. В программе курса психологии, составленной богословом С. С. Гогоцким для Киевского университета Св. Владимира в 1881 г., прямо отмечалось, что душа должна развиваться свободно, не определяясь условиями материальной жизни (там же, с. 188). Фундаментальные вопросы психологии ставились также в трудах К. Д. Кавелина, М. Троицкого, П. Ф. Каптерева, А. Я. Данилевсекого.

И здесь следует выделить еще и еще раз то обстоятельство, еще одну веху, точку отсчета, существенную для понимания истоков и направлений развития психологической помощи, без которой становится невозможным охватить целостным виденьем историю предмета. Веха эта — 1922 год, когда впервые в истории человечества была совершена непредставимая, но тем не менее имевшая в действительности место акция депортации из страны большинства крупнейших представителей русской философии начала ХХ в., по существу, эпохи духовного ренессанса и русской философии, и русской культуры.

Катастрофичность этого события заключается не только в том, что целый народ был лишен своих выдающихся мыслителей, но и в том, что эта духовно-политическая ампутация произошла в тот момент, когда русская философская традиция, преимущественно этико-персоналистическая, только вошла в стадию собственного самоопределения, преодолевая «немеческое» представление в философии и мистическую мифологию материализма (см. Булгаков С. Н., с. 447—357, Лосский Н. О., с. 515—516). Собственно говоря, сами по себе имена крупнейших русских философов ХХ века свидетельствуют о дальнейшем развитии направления в отечественной философии духа и души, без которого невозможно представить себе истинную картину бедствия, постигшего отечественную культуру: Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, Б. П. Вышеславцев, И. А. Ильин, Л. П. Карсавин, Н. О. Лосский, Ф. А. Степун, С. Л. Франк, Л. Шестов, а также расстрелянные впоследствии П. А. Флоренский, Г. Г. Шпет и многие, многие другие. Развиваясь в постоянном и насыщенном диалоге с такими великанами русской культуры и философии, как Л. Н. Толстой, Ф. М. Достоевский, П. Я. Чаадаев, А. И. Герцен, В. С. Соловьев, эти мыслители создали (главным образом за пределами отечества) золотой запас идей и теорий, понятий и прозрений, составивших сокровищницу русской философской культуры, из которой мы черпаем их идеи и понятия, порой не подозревая об этом, под именами других авторов. Далее рассмотрим некоторые из них подробнее.

Возникновение третьего направления мы связываем со становлением советской культурно-исторической психологии.

Думается, не будет чрезмерным преувеличением, если среди психологов, стоявших у колыбели советской психологической науки, мы выделим прежде всего имя Льва Семеновича Выготского — и как символ марксистской психологии, и как ученого, чьи труды по своей разносторонности, многообразию и блеску не могли так или иначе не отразиться на попытках разработать концепцию психологической помощи, в своих теоретических представлениях восходящую к наследию Л. С. Выготского.

В разноплановом творческом наследии Л. С. Выготского проблематика психологической помощи наиболее отчетливо отражена в его дефектологических и методологических работах. В целом же, как нам представляется, общенаучная и непреходящая заслуга Л. С. Выготского состоит в том, что на том отрезке жизненного времени, который был отпущен ему для творчества (это неполные 20 лет, со времени создания первой рукописи «Трагедия о Гамлете, принце Датском, У. Шекспира» в 1915 г. и до оборванного смертью в 1934 г. труда «Учение об эмоциях»), со всей присущей ему энергичностью, образованностью и интеллектом выполнил историческую миссию компенсации утрат, вызванных насильственным изгнанием и уничтожением отечественной культуры и науки. В этом главный смысл работ Л. С. Выготского, в которых отражена вся основная проблематика, все основные течения и воззрения современной ему европейской и американской психологии, переосмысленные с позиций, восходящих к европейскому рационализму XVП в. (Декарт, Спиноза), в том числе — к французскому материализму XVП в. (Дидро, Кондильяк), английскому эволюционизму (Дарвин, Спенсер), немецкой классической философии и педагогике — все это в целом позволило в двадцатые годы XX века, годы разгрома русской философии и культуры, сохранить связь с европейскими и американскими традициями и течениями в психологии, удержав отечественную психологическую науку от падения в зиявшую пропасть обскурантизма и невежества.

2. Основные понятия и идеи русской классической философии и психологии первой трети XXв ека

Рассмотрим основные понятия и представления о человеке с позиций проблематики психологической помощи, выработанные в первой трети ХХ в. в отечественной психологии и философии в рамках выделенных выше направлений.

Естественноначное (физиологическое) направление

Условный рефлекс — феномен и причинно-следственный механизм формирования поведения, открытый И. П. Павловым. Понятие восходит к положению Р. Декарта об автоматизме и рефлексе как принципе работы тела. Принципиальная значимость понятия «условный рефлекс» состояла в том, что произошло осознание сигнала в качестве механизма высшей нервной деятельности. До И. П. Павлова только непосредственное воздействие раздражителей на рецепторы относилось к области физиологических раздражений нервных окончаний, в то время как, например, действие на слюнные железы удаленных предметов считалось областью психического. И. П. Павлов, таким образом, положил начало естественнонаучному исследованию знаковой деятельности человека и животных. Впервые в деятельности И. П. Павлова знак и значение стали предметом естественнонаучного анализа (Шингаров Г. Х, с. 18—23).

Поведение — категория, введенная И. П. Павловым, хотя, по словам самого ученого, «…честь первого по времени выступления… должна быть предоставлена Торндайку» (Ярошевский М. Г., с. 449). Специфика павловского вклада в психологию состояла в том, что он преодолел понимание поведения как только сенсомоторных реакций и выработал новую, всеобъемлющую концепцию о способах взаимодействия организма со средой, разработав, по словам М. Г. Ярошевского, «язык, который позволил изучить особый уровень организации жизнедеятельности — поведенческий, реализуемый физиологическими нейромеханизмами и в то же время имеющий особое «измерение», не идентичное ни интрацеребральным отношениям, ни связям в сфере психики» (Ярошевский М. Г., 1985, с. 450).

Павловская категория «поведения» позволила впервые выработать целостный системный взгляд на жизнедеятельность животного, который объединил дотоле разделенные сферы: физиологию и психологию. Понятиями, позволившими открыть новую, панорамную перспективу, явились: вторая сигнальная система, доминанта, функциональная система, ультрапарадоксальное состояние.

Вторая сигнальная система. В последние годы своей жизни И. П. Павлов пришел к выводу о неосуществимости мечты прямым и непосредственным образом распространить строго рефлекторный принцип на человеческое поведение, признав тем самым правоту Декарта, считавшего деятельность животных машинообразной в противоположность человеческой (Поршнев Б. Ф., с. 144). В попытках объяснить специфику именно человеческого поведения И. П. Павлов ввел понятие второй сигнальной системы, которое позволило представить психологию человека как бы физиологией нервной деятельности на уровне образования и функционирования сигналов. Называя вторую сигнальную систему «чрезвычайной надбавкой», школа И. П. Павлова установила, что вторая сигнальная система посредством языковых и речевых знаков оказывает постоянную отрицательную индукцию на первую, оттормаживая непосредственные сенсорные и моторные реакции.

Понятие второй сигнальной системы легло в основу естественнонаучного понимания явлений, составляющих ключ к высшим психическим функциям, а именно — языка и речи как знаковых, тончайше дифференцированных, со специфическими функциями создания на месте естественной среды сферы человеческой культуры, средств и способов антропогенеза.

Учение о доминанте и понятие функциональной системы. Явление, отмеченное впервые Н. Я. Введенским в 1881 г. и затем всесторонне исследованное Алексеем Алексеевичем Ухтомским, впоследствии почти одновременно привело И. П. Павлова, В. М. Бехтерева и А. А. Ухтомского к общим представлениям о способности организма к выработке обобщенной активной установки («предуготованности организма») к действию. Известный вначале как «рефлекс сосредоточения» у В. М. Бехтерева, «установочный рефлекс» у И. П. Павлова, «господствующий очаг» у А. А. Ухтомского, к началу 1920-х годов соответствующий феномен был осмыслен и обобщен А. А. Ухтомским как учение о доминанте, при котором мозговой очаг возбуждения сам тормозит все остальные центры возбуждения, привлекая к себе все поступающие раздражения и создавая тем самым единственную степень свободы для действия, трактующегося в данный момент (Ярошевский М. Г., 1985, с. 470; Поршнев Б. Ф., с. 230). А. А. Ухтомский же ввел и понятие функциональной системы, или функционального органа, как специфического, не морфологического, а системного двигательного образования — понятия, составившего в дальнейшем естественнонаучный фундамент для физиологии, психиатрии и психологии, в частности, в понимании механизма неврозов и, в целом, — развития психики и личности.

Особое значение для практики психологической помощи имеет положение А. А. Ухтомского о доминанте «на личность другого», что, по глубокому замечанию М. Г. Ярошевского, разрывает порочный круг проклятия индивидуализма, проецирующего на другого собственные проблемы. Видеть и искать в другом не своего «двойника» (проблема, поставленная еще Ф. М. Достоевским), не мифического «дуала» (как это пропагандируется в распространяемых околонаучных измышлениях), а «заслуженного собеседника», как выражался Ухтомский, «значимого другого», как сказали бы теперь.

Чрезвычайно важным для теории и практики психотерапии оказалось и еще одно явление в нервной деятельности, тесно связанное с тормозной доминантой.

Ультрапарадоксальное состояние. В многообразном и постоянно изменчивом мире внешних воздействий всегда высока вероятность необходимости смены одних действий другими, следовательно, одной тормозной доминанты — иной. Более того: чем сложнее окружающий мир и чем сложнее организм, живущий в нем, тем выше вероятность того, что необходимость выполнения новых действий, смена тормозных доминант будет приводить к появлению таких рефлексов, которые ранее в принципе были неизвестны данному существу. Понятие «ультрапарадоксальное состояние» отражает именно те сущностные перемены в поведении живого существа, что позволяют ему в ответ на ситуацию, на которую оно не знает (не имеет в своем распоряжении готовых средств), как реагировать при одновременной встрече («сшибке», по выражению И. П. Павлова) процессов возбуждения и торможения, — прибегнуть к совершенно особым действиям, никак не связанным с вероятностной логикой непредсказуемой ситуации. Эти особые действия получили наименование «неадекватных рефлексов», поскольку биологически они совершенно нецелесообразны (почесывание, разнообразные вокализации, хаотическое возбуждение или, наоборот, замирание, энергичное поедание пищи и т.п.). Помимо одного из объяснительных механизмов образования неврозов (в частности, невроза навязчивых состояний), данное понятие открыло поразительные перспективы исследования (в традициях русской мысли) проблемы антропогенеза, а именно: исследования возможностей превращения этого «отрицательного», как бы «патологического» явления, в опору принципиально нового способа реагирования — антибиологического, знакового и орудийного, когда адекватные первосигнальные рефлексы подавляются, запрещаются и первостепенное место занимает слово как социально детерминированный символ.

Таким образом, как явствует из чрезвычайно сокращенного, беглого обзора наиболее известных понятий и идей естественнонаучных традиций в развитии отечественной науки начала ХХ века, существенных для последующей проблематики психологической помощи, в ней были открыты и сформулированы предельно значимые понятия и принципы, открывающие ясный и не замутненный никакой идеологической дымкой взгляд на сложную, но открытую для исследования и тем самым полноценную помощь в различных нарушениях жизнедеятельности, природу человека.

Следует отметить также роль психиатрии в развитии отечественных традиций психологической помощи. Помимо того что, как отмечала Е. А. Будилова, «развитие психологии в России сложилось так, что психиатры проложили дорогу психологическому эксперименту в стране» (Будилова Е. А., с. 152), проблематика личностного здоровья и личности как социально детерминированных явлений находилась в центре отечественной психиатрии. Так, выступая в 1905 г. на Втором съезде отечественных психиатров в Киеве, В. М. Бехтерев в докладе «Личность и условия ее развития» подчеркнул влияние социальных причин на нарушения психической деятельности (там же, с. 155). В целом отечественная психиатрия ввела в научный обиход ряд понятий.

Понятие «психопатия», разработанное в трудах С. С. Корсакова, В. Х. Кандинского и П. Г. Ганнушкина, фиксировало дисгармоничность личности, непропорциональность реакций на внешние стимулы, неуравновешенность психики, обусловливающие плохую социальную приспособляемость и конфликтность.

Курс П. Б. Ганнушкина «Учение о патологических характерах», который в 1907 г. он начал читать в психиатрической клинике Московского университета, положил начало разработке так называемой малой психиатрии — области знаний о психопатиях, пограничных состояниях и неврозах — составляющей во многом поле деятельности именно психолога-психотерапевта (там же, с. 159).

В русской психиатрии конца XIX — начала XX века разрабатывались также понятия личности, нормы психического здоровья, проблематики психических эпидемий, в том числе религиозных, в том числе «колдовства», «кликушества», «мерячения» и других форм массовых измененных (в частности, истероидных) состояний.

С. С. Корсаков, например, прямо высказывал идею государственной психопрофилактики (там же, с. 155—176). Таким образом отечественная научная мысль изначально была направлена на социально-психологическую проблематику, самым непосредственным образом относящуюся к проблематике психологической помощи.

Психологические направления в классической русской философии

Основные идеи, представления и понятия из философского направления русской психологической мысли относятся, как отмечалось выше, к концу ХК — первой трети ХХ столетия. Не в хронологическом, но в содержательном плане эти представления и понятия, хотя бы в первом, ориентировочном приближении мы обобщим следующим образом[2].

В разнообразном и во многом почти не исследованном и не усвоенном наследии русской классической философии конца ХК — середины ХХ века чрезвычайно трудно, если вообще возможно, выделить систему главных понятий и положений, составляющих ее основание, вне пределов специальной реконструктивной методологической работы. Слишком разные цели, строй мысли, методология у таких мыслителей, как, например, Н. А. Бердяев и Лев Шестов, П. А. Флоренский и М. М. Бахтин, С. Н. Булгаков и С. Л. Франк и т.д. Мы сейчас и здесь не можем взять на себя эту миссию, ждущую своих достойных осуществителей. Но бездонный колодец мудрости тем и ценен, что всяк приходящий к нему может утолить свою жажду.

Именно эта спасительная мысль позволяет нам безбоязненно, исходя из интересов нашей психологической проблематики, выделить самый общий круг проблем и понятий русской классической философии, без ознакомления с которыми едва ли возможно осознать специфику самой психологической помощи в традициях отечественной культуры — не только средства и способы, но нормы и идеалы ее осуществления.

В качестве логического обоснования для выделения соответствующих понятий и проблем мы избрали тождественность проблематики философии и психологии в отношении к человеку, его бытию и познанию, ибо очевидно, что любая ситуация психологической помощи погружает и психолога, и его клиента именно в пучину порой предельных вопросов бытия, не имея хотя бы ориентировочного представления о наличии и возможном решении которых, не приходится даже надеяться на оказание психологической помощи. В этом отношении основная совокупность проблематики, так или иначе связанной с задачами психологической помощи, может быть сведена к некоторым определяющим моментам, характеризующим: понимание человека и мира, понимание человека в отношении к себе и к другому, человека — к Абсолюту, абсолютным ценностям и категориям (Бог, свобода и ответственность, добро и зло, жизнь и смерть, духовность — бездуховность, рациональность — иррациональность и т.п.). Что же лежит в основе всей этой проблематики, какие положения и трактовки природы человека и мира?[3]



Страница сформирована за 0.63 сек
SQL запросов: 190