III. Изоляция и сепарация
1. ИЗОЛЯЦИЯ
Психические потребности ребенка наилучшим образом удовлетворяются, несомненно, его ежедневным общением с естественной предметной и, в частности, общественной средой. Если по какой-либо причине ребенку препятствуют в подобном контакте, если он, следовательно, изолирован от стимулирующей среды, то он неизбежно страдает от недостатка стимулов. Подобная изоляция может отличаться различной степенью (крайней, например, у так наз. «волчьих» детей, частичной, например, у пастушков, проживающих дли тельное время в од иночестве со стадом, изоляция может приносить ограничение стимулов скорее по условиям предметной среды (например, ребенок, прикован к постели) или общественной среды (ребенок проживает с родителями в отдаленном уединенном месте) и может в различной мере сочетаться с иными факторами (например, сепарационными переживаниями при повторных помещениях в детские дома, с физическими лишениями при уединенной жизни в природе, с болезненными переживания и при содержании в больнице и т. п.).
При полной изоляции от человеческой среды в течение длительного периода можно предполагать, что основные психические потребности, которые с самого начала не удовлетворились, развиваться не будут, и что они останутся на совершенно первоначальном рудиментарном уровне. При менее совершенной изоляции задержка и нарушение развития потребностей будут менее выразительными, так что можно предположить наличие плавных переходов причин и последствий, начиная с крайней патологии и вплоть до нормы.
Изоляция, как это будет нами в дальнейшем показано, проходит через все социальные ситуации, при которых возникает депривации. В учреждениях с постоянной коллективной заботой ребенок изолирован от стимулов, приносимых жизнью в семье, и подвергается, в большинстве случаев, определенной монотонии чувственных, а также социальных стимулов. При частичной коллективной заботе данная опасность хотя и бывает существенным образом пониженной, но не устраненной. Ныне, однако, на первый план выдвигается вопрос психологической изоляции ребенка в семье, где для него «не хватает времени», или где родители не способны эмоционально с ним сблизиться. Ребенок, проживающий в нормальной семейной обстановке, может быть и вместе с семьей изолирован от более широкого общества (например, семьи, проживающие в отдаленных уединенных местах, семьи переселенцев в чужой среде). Наконец, изоляция может произойти в результате чрезвычайных общественных обстоятельств (жизнь в концентрационном лагере, в тюрьме и т. п.).
Случаи крайней социальной изоляции
Действительно единственный случай совершенной, «чистой» депривации специфических человеческих потребностей представляют те ситуации, когда ребенок полностью или почти полностью вырастает без человеческого общества и культуры. Ребенок старшего возраста способен уже — как Робинзон Крузо — собственными силами обеспечить хотя бы свое существование и выжить в течение некоторого времени. Маленький ребенок зависит, однако, при удовлетворении своих биологических потребностей от чужой помощи, которая ему в этих особых случаях предоставляется в крайне ограниченной мере либо людьми, либо — как это предполагают — животными. Интерес представляют случаи покинутых, заблудившихся, одичавших или прямо «волчьих» детей давнего времени. Если опустить различные легенды и сообщения древних и средневековых летописцев (Геродот, Ливии. Салимбен), то можно найти много философских и педагогических раздумий и данном предмете в эпоху гуманизма и затем снова в эпоху просвещения (Руссо, Гербер и др.).
_______________
Я. А. Коменский в своей Большой дидактике в VI-ой главе, где он доказывает, что «если человек должен стать человеком, то его следует обучать» приводит два весьма примечательных примера подобных «волчьих детей», исходя при этом из сообщений других гуманистов, которые являлись современниками описываемых событий. Коменский пишет: «Имеются примеры, что некоторые люди, которые в детстве были похищены хищными животными и среди них воспитывались, не знали ничего больше, чем дикие животные, и даже языком, руками, ногами ничего не умели делать отличного от животных, не побывши снова некоторое время между людьми. Около 1540 года случилось в какой-то гессенской деревне, лежащей в лесах, что трехлетний ребенок потерялся из-за нерадивости родителей. Через несколько лет крестьяне заметили, что среди волков бегает какое-то другое четырехногое животное, однако с головой, похожей на человеческую. Когда вести об этом распространились, местный управляющий им сказал, чтобы они постарались по возможности каким-либо образом поймать его живым. Животное было поймано и приведено к управляющему и, наконец, к ландграфу в Кассель. Когда его привели на княжеский двор, оно вырвалось, убежало и спряталось под лавкой, дико осматриваясь и издавая страшный вой. Князь приказал содержать его между людьми; когда это свершилось, животное понемногу присмирело, затем начало вставать на задние ноги и ходить на двух ногах, наконец оно начало говорить разумно и превращаться в человека. И тут этот человек начал рассказывать, поскольку он мог это припомнить, что волки его унесли и выкормили; потом они стали ходить с ним на охоту … В 1563 году во Франции несколько дворян отправились на охоту, и, убивши 12 волков, поймали, наконец, в капкан мальчика в возрасте около семи лет, голого, с кожей желтого цвета и кудрявыми волосами. Ногти у него были искривлены как у орла, он ничего не говорил, но издавал какой-то дикий рев. Когда его принесли в замок, он так дико сопротивлялся, что ему с трудом надели кандалы. Только когда многодневная голодовка его ослабила, он присмирел и потом в течение семи месяцев постепенно заговорил. Его водили по городам с немалой прибылью для его господ. Наконец, какая-то бедная женщина «признала в нем своего сына». Так говорит Коменский, хотя и не верится, чтобы первый мальчик припомнил после нескольких лет события времен своего трехлетнего возраста, и хотя то, что мать «узнала» сына во втором случае могло мотивироваться именно прибылью, которую этот особый случай приносил господам, однако приведенные описания во многих пунктах примечательно совпадают с более правдоподобными и лучше документированными сообщениями недавнего времени.
______________
К. Линней в первом томе своей Systerna naturae (1767) приводит десять случаев «дикого человека» (Homo sapiens ferus) с характерной триадой mutus, tetrapus, hisutus (немой, четвероногий, заросший волосами). С более позднего времени имеется критический обзор антрополога Блюменбаха (1811) и А. Робера (1885), затем данной проблематикой занимался профессор антропологии в Денвере Р. М. Зинг, который в своей работе (1940) приводит 31 относительно достоверный случай. Смотря по условиям, в которых ребенок вырастает, данные случаи можно классифицировать дальше: а) одичавшие дети, которые убежали или которых выгнали в дикую местность и которые там самостоятельно выжили; б) «волчьи» дети, которые были похищены и выжили с помощью домашних или диких животных; в) дети, которых кормили люди, но которые в остальном были изолированы от человеческого общества в большинстве случаев преступными или умалишенными родителями.
а) Одичавшие дети. Первое действительно научное сообщение об «одичавшем ребенке» касается «авейронского мальчика дикаря», который в 1799 году в возрасте 12 лет, был найден охотниками недалеко от Авейрона на юге Франции. Предполагалось, что он потерялся или убежал в леса и жил там как дикое существо, лазил по деревьям, питался лесными плодами, не говорил и отличался поведением животных. Врач и учитель глухонемых Жан Итар взял на себя перевоспитание мальчика, предприняв большие усилия, однако с малыми результатами: мальчик хотя и потерял вид и поведение животного, превратился в милого человека, однако обучился весьма малому числу слов и интеллектуально остался на весьма примитивном уровне. Дожил он до сорока лет. Выдающийся французский психиатр того времени Пинель объявил мальчика идиотом. Против этого имеется серьезное возражение, а именно то, что мальчик все же обладал достаточным интеллектом, чтобы поддержать свое существование в диком месте без чужой помощи.
_________________
Этот хорошо документированный случай все снова и снова привлекает внимание психологов и педагогов. М. де Мэстр (1974) анализирует педагогические методы Итара и их результаты. Его останавливает, прежде всего, бросающаяся в глаза неспособность «мальчика дикаря» играть и проявлять любопытство. Мэстр заключает свое рассмотрение следующим образом: «Чтобы в человеке выжил ребенок, необходимо, чтобы сначала он сам был ребенком — у Виктора же мы постоянно ощущаем тот недостаток, что им не был прожит важный отрезок жизни, когда ему следовало бы быть настоящим ребенком».
