Тема 13. ПРЕОДОЛЕВАЯ ЗАБЛУЖДЕНИЯ

В третьей главе было выдвинуто чисто философское предположение, что глубинной причиной ошибки является наличие такой действительности или измерения мира, как ничто, отсутствие чего-либо или кого-либо. В этом смысле ошибка естественна и связана с «попаданием» нашего суждения не в то, что есть (истинное суждение), а в то, чего нет (ошибочное суждение). На основе ошибки рождаются заблуждения, если она по тем или иным причинам не распознается в качестве таковой. Заблуждением можно назвать ситуацию неадекватного, ошибочного отношения к ошибке.^[1] У такого неадекватного отношения имеются многообразные причины или основания. Практически все они имеют когнитивный (ментальный, связанный с мышлением) характер, поскольку проявляются в ходе формирования суждения, но корениться или отсылать они могут не только к психике индивида, но и к социальной психологии и поведению людей.

Можно выделить три главных типа заблуждений:

– ментальные или собственно когнитивные, связанные с нарушениями в мыслительных процессах;

– идентификационные, связанные с психологией идей и ошибками в самоидентификации;

– социокультурные, связанные с различными формами общественных заблуждений, сознательного обмана и мошенничества;

– заблуждения выбора и поведенческие заблуждения, связанные как с мышлением, так и с объективными обстоятельствами и контекстами; это и те заблуждения, которые возникают в процессе принятия решений и выработки стратегии и тактики действий.

Современная логика, психология и поведенческие науки обнаружили и описали множество типов заблуждений. Назовем главные из них.

Когнитивные заблуждения

Когнитивные заблуждения, или заблуждения разума связаны с нарушениями или сбоями в способах восприятия действительности или идеи.

Одной из наиболее распространенных причин в сбое при распознавании ошибки является ложное атрибутирование – ошибочное приписывание чего-либо кому- или чему-либо в качестве объяснения той или иной идеи, факта, поведения человека и т.д. (отсюда и понятие «атрибутирование» как отнесение, приписывание с целью объяснения). Так, например, нашу раздражительность мы можем (или склонны – в чем и состоит причина заблуждения) объяснять погодой, метеозависимостью и т.д. (а не, скажем, нашей невоспитанностью). В русском языке сущность теории атрибутирования хорошо иллюстрирует известная поговорка о плохом танцоре, которому всегда кое-что мешает. Такого рода «объяснения» подменяют вопрос о реальном смысле утверждения или причине факта рассказом о той или иной «истории», которая может существовать в наших мозгах как стереотип или объяснение причины заблуждения, порождающее сбои в восприятии и оценке событий, идей и объектов.

Атрибутирование двояко. Оно может быть связано с вынесением «объяснения» за пределы личности или с проблемами внутреннего мира человека. В первом случае называется какой-нибудь внешний фактор (погода, Бог послал, Бог не послал и т.д.), во втором – причины физического или психического характера субъекта атрибутирования (усталость, головная боль, плохое настроение и т.д.). Например, в случае какой-то неудачи, связанной с ошибочными действиями, человек – вместо того, чтобы анализировать и искать реальные причины случившегося – бывает склонен объяснять их плохим самочувствием, тем, что не выспался, был не в форме и т.д. (хотя причиной могут быть и эти факторы).

Заблуждения в восприятии или понимании одинаково относятся как к позитивным, так и негативным явлениям в нашей жизни. Если нам сопутствует успех, то мы часто склонны не к исследованию путей к нему, а связывать его со счастливым случаем, удачей и т.д. Если же это негативное явление, то при его объяснении мы таким же способом можем апеллировать к року, судьбе, а то и к сглазу. Слишком часто наши заблуждения являются данью нашей мощной тяги к самооправданию, которое превращает наши заблуждения во что-то привычное и вполне терпимое.

Сильно выраженные предубеждения на основе атрибутирования (особенно связанные с паранормальными верованиями) ведут к стойким стереотипам, порождающим аномалии в восприятиях или формированию суждений и оценок идей или событий до момента их возникновения, т.е. мы как бы заранее знаем ответ. Ясно, что такие заблуждения, их закрепление не ведет ни к истине, ни к настоящему творчеству или хорошо сделанной работе.

Другой вид заблуждения порождается так называемым когнитивным диссонансом.^[2] Его суть состоит в соединении, во «встрече» и диссонансе двух или более разнокачественных информационных или эмоциональных процессов или знаний, которые в принципе являются несовпадающими, дисгармоничными и даже несовместимыми, т.е. диссонирующими между собой. Это может быть такое диссонирующее знание, которое внутренне противоречиво, включает в себя плохо согласующиеся между собой мировоззренческие установки, эмоции, верования и стереотипы. Мы можем столкнуться с фактами, которые требуют изменения наших моральных убеждений, но мы редко готовы к этому, в результате понимание фактов будет неадекватным. Вызываемый ими внутренний протест мешает нам разобраться в них, понять их суть и выработать к ним грамотное, рациональное отношение.

Традиционно сложной, диссонирующей является связь между знаниями, основанными на научных данных, и знаниями, основанными на вере в откровение или на ином другом непререкаемом священном источнике. Когнитивный диссонанс – широко распространенное явление. Все мы в той или иной мере подвержены его влиянию, особенно в практических вопросах: нравственности, политике, образе жизни и религиозных верованиях.

Не менее популярная форма заблуждения порождается своего рода эгоцентризмом или доминантами самовосприятия. Она хорошо выражена фразой «судить по себе». Подсознательно доминанта самовосприятия ошибочно предполагает, что у других людей в голове и в мотивах поведения все то же самое, что у нас. Поэтому понимание и оценка индивидом того или иного факта подсознательно распространяются и на всех остальных людей, что, разумеется, ложно по ряду причин. Особенно широко такого рода заблуждения бытуют в сфере человеческих отношений, в восприятии и оценке тех или иных культурных или общественных событий.

Специалисты в области когнитивной психологии указывают и на такой источник заблуждений, как сбои в наших эвристических ментальных программах.^[3] Так, например, люди открыли для себя, что молоко из «деревенского домика» приятно на цвет, на запах и вкус. В этом их может убеждать и более высокая цена полюбившегося молока. Но как установили психологи, большинство покупателей будут субъективно считать, что и другие марки молока такой же стоимости будут такого же качества, поскольку срабатывает «открытие» покупателем истины о «соотношении цены и качества». Это значит, что эвристические способности человека могут подвести его, их сбой может вести к заблуждениям.

Заблуждения, связанные с психологией идей

Указанный в подзаголовке тип заблуждений является самым распространенным и незаметным. Незаметным он является лишь потому, что идеи, составляющие содержание наших убеждений, обычно обеспечивают нам более или менее успешное существование и потому не вызывают ни подозрений, ни желания выяснить их психологию и реальную роль в нашей жизни. Речь идет о незаметных, но важных вещах. Отчасти мы уже рассказывали о них. Дело в том, что для личностного роста и упорядочивания внутриличностных отношений (отношения человека к самому себе) исключительно значимым и вместе с тем достаточно трудным является выяснение связей между личностью, носительницей или обладателем идей, т.е. субъектом, и этими идеями, т.е. объектами нашего сознания. Это объекты особого рода: они внутри нас, точнее составляют содержание нашего внутреннего мира, мировоззрения, образованности, установок, жизненной позиции и т.д. Но в то же время они вне нашего глубинного личностного начала, вне нас как психофизических индивидуальностей. Это и понятно, поскольку, так или иначе, но большая их часть пришла к нам извне, из окружающей нас действительности, а другая часть наших идей связана с нашим отношением к ним и в этом смысле зависит от тех же ощущений, образов, мыслей или идей-пришельцев. Вторичный и привходящий характер идей, норм и убеждений человека оказывается очевидным уже из самого факта множественности убеждений, из факта эволюции мировоззрения, его способности меняться, прогрессировать или регрессировать.

В русском языке есть ряд устойчивых выражений, буквальный, чаще всего истинный психологический и жизненный смысл которых редко когда доходит до нашего разума: «идея захватила его», «он был весь во власти идей и чувств», «захватывающая идея, ощущение», «овладевшая человеком идея», «он был обуреваем идеями», «он был поглощен своими мыслями», «потрясающая идея» и т.д. Пожалуй, мы не принимаем их буквально, но не мешало бы делать этого. Все это говорит о том, что мы не всегда хозяева в нашем внутреннем мире (если я «обуреваем чувством», то я уже и не хозяин себе, и мир внутренний тоже не мой).

Теоретически, отношения между человеком и его идеями могут быть трех типов: (1) автоматические, механические и бессознательные или неосознаваемые; (2) рабские, зависимые и бесчеловечные; (3) свободные, осмысленные и гуманные. Но практически все мы склонны подсознательно отождествлять себя со своим мировоззрением: я как личность – это и есть мое мировоззрение.

В первом случае человек не задумывается о своих взглядах и своем сознании. Он просто живет, более или менее успешно отражая мир и реагируя на него. Автоматизм его реакций, поступков и суждений говорит о нерасчлененности, слитности идейного багажа человека с ним самим («рюкзак вместе с содержимым намертво прирос к спине»). Человек не смотрит на себя со стороны и мало контролирует, анализирует или осмысляет течение своих мыслей и своей жизни. Таковы отношения между личностью и ее воззрениями у большинства из нас. Они не лишают нас возможности оценивать наши идеи, но мы делаем это от случая к случаю, особенно в те моменты, когда эти идеи нас «подводят». Но привычку к систематическому контролю и самоотчету в своих мыслях и действиях имеют немногие. Однако уже на таком уровне отношений между человеком и идеями возможны разные типы заблуждений, потому что мы лишаем себя многих процедур рефлексии, скептичности и критичности.

Между тем, если убеждения человека или какая-то важная их часть становится для него слишком навязчивой, диктаторской и неоспоримой, то налицо второй тип отношений между взглядами человека и им самим. В этом случае человек как бы заболевает, инфицируется идеями и становится догматиком или фанатиком. Они просто замещают собой человеческое Я. Ну а если какие-то идеи становятся особенно навязчивыми, то не исключено, что начинается психическое расстройство, болезнь, названий у которой много: паранойя, мания величия или преследования и др.

По поведению фанатика или догматика легко понять, что его верования в буквальном смысле «поглотили» личность, подменили ее собой. В таких случаях очевидно, что хозяин положения не человек, а идеи, вселившиеся в его внутренний мир и хозяйничающие там, диктующие человеку буквально все: что говорить, что делать, как оценивать внешний мир, что считать хорошим, а что плохим и т.д. Личность превращается в раба того, что проникло, поселилось и живет в его сознании. Получается, что не человек живет с помощью своего мировоззрения, а убеждения живут им и пытаются захватить внутренние миры других людей с помощью этого человека. По крайней мере, психологически, фанатики и догматики все на одно лицо; различия в характере, в содержании их теорий мало что меняют в их поведении. Можно быть фанатиком науки или религии, зла или добра, догмы или скептицизма…

Способы избавления от этих «вирусов разума» (как назвал это явление Р. Докинс), вводящих нас в заблуждения, существуют, но они не абсолютны, поскольку человеку необходима постоянная критическая работа в отношении своего мировоззрения и установок. Наряду с терапией, нужна профилактика разума. Важную роль в ней играет оптимальная «дистанция свободы» между человеком как таковым и обитающими в его сознании идеями, так же как и с принципами и привычками его поведения.^[4] Речь не идет о «безыдейной» и «беспринципной» жизни, но об осмысленной, самокритичной, учитывающий особенности как нашей психологии, так и психологии идей, о гармоничных и партнерских отношениях между индивидом и идеями, принципами его поведения.

Одним из возражений против отделения содержаний внутреннего мира от нас самих как живых существ, может быть указание на то, что, во-первых, мы обедняем нашу индивидуальность, «очищая» или «отслаивая» наши же идеи от нас самих. Во-вторых, как, если не с помощью идей и принципов, мы можем устанавливать наш приоритет по отношению к нашим же идеям, принципам и мировоззрению и быть при этом хозяевами самих себя и в своем доме (внутреннем мире)?

Ответ на этот вопрос не может быть рецептурным и простым. Вместе с тем, мы не можем не знать или не догадываться, что наша индивидуальность как разумного и свободного психоматериального существа имеет нечто более глубокое и фундаментальное, чем те идеи и образ жизни, которые во многом историчны, контекстуальны, даже случайны, т.е. вторичны и преходящи. Как бы ни трудно было очертить границы понятия «природа человека», мы не можем ввиду этой трудности отрицать ее реальность. Сам факт вторичности мировоззрения хорошо подтверждается многочисленными случаями перемены убеждений, эволюцией, динамикой самого мировоззрения одного и того же человека, изменением образа жизни и т.д.

Сказанное есть не только убеждение, а нечто большее, выходящее за рамки убеждений, поскольку предлагается нечто метамировоззренческое, сверхлогичное и метаидейное: здесь чисто житейски, прагматично, в целях самосохранения и безопасности Я заведомо изымает себя из области мировоззрения и возвращает себя самому себе, помещаясь при этом в центре и на некотором расстоянии от идей. Такая процедура, если и несет на себе черты убеждения, но обещает встроить в мышление и мировоззрение (что не одно и то же) принципы самоконтроля. Здесь Я останется только правильно мыслить, прислушиваясь к голосу мировоззрения и проверяя, соблюдает ли оно данные человеку обязательства. Вместе с тем, в сказанном минимум конкретных норм, т.е. оно не мелочно регламентирует поведение человека, но предлагает лишь определенные, по сути, внемировоззренческие процедуры самоконтроля, контроля своего мышления и своих убеждений. Иначе говоря, оно скорее процедурно и методологично, чем рецептурно, ригористично и догматично.

Отступим в сторону и подумаем, что такое это наше Я или наша индивидуальность. Если мы допустим, что наше Я – это не просто кантовское Я = Я как трансцендентальное единство восприятия (апперцепции), но нечто экзистенциальное, действительно существующее и переживающее себя как изначально жизненное единство, то тогда мы должны включить в него не только (1) интуиции и мышление Я относительно самого себя, (2) признаки его существования, но и (3) некоторые, по крайней мере, базовые потребности этого Я ^[5].

Каковы же эти базовые или экзистенциальные потребности, без которых наше Я не может существовать? Прежде всего это сама потребность жить, существовать. Я жизнелюбиво, хотя (к сожалению) нередко и забывает об этом. Оно хочет быть, существовать, присутствовать не только в себе, в мышлении, сознании и мире, но и во всем возможном и невозможном. Я живет, существует, оно – живое Я, действительность. Во-вторых – это его потребность в самосохранении как самоидентичности. Далее, это потребность в познании, подлинности и достоверности себя и мира. К числу базовых потребностей нельзя не отнести и буквально жажду нашим, даже еще не «вылупившимся» из детства Я истины, справедливости, блага, красоты, свободы, деятельности, общения.

Что еще нужно нашему Я? Практически все. Но особенно любви, секса, репродуктивности, дружбы, заботы, радости, участия, благодарности, а также того, в чем изначально нуждается его плоть, его воплощение в виде здорового физико-химико-био-психического существа и – опять-таки здорового – социокультурного существа.

Все это вновь и вновь говорит нам о необходимости вырабатывать и культивировать простую жизнесохраняющую установку на ценностный и экзистенциальный приоритет человека по отношению к своему мировоззрению, всему содержанию внутреннего мира. Какой бы прекрасной и умной ни была идея, человек всегда ценнее и значимее.

Таким образом, неадекватные внутренние психологические отношения и ошибки в самоидентификации (определении или опознании себя самим собой) ведут к широкому спектру заблуждений. Более того, они могут быть источником ложно прожитой или несчастной жизни, вести к жизненному вакууму, к фрустрации,^[6] психологическому кризису или кризису разума. Именно поэтому источникам такого рода негативных феноменов, возможным способам их распознавания и преодоления было уделено так много внимания.

Конечно, сказанное о психологии идей и адекватном выстраивании отношений между ними и индивидом может показаться слишком сложным или даже надуманным и ненужным в нашей повседневной жизни. И это легко объяснить особенностями российского менталитета, далеко отстающего от жизни, еще не сформировавшегося и труднее всего осваивающего ценности личного достоинства, свободы и ответственности. Но происходящее вокруг нас все настойчивее заставляет нас обращаться к этим ценностям, укреплять их, в том числе и на путях здорового самоанализа, способствующего освобождению от различных психологических заблуждений.

Социально-психологические заблуждения

На такого рода общественные заблуждения и предрассудки обратили внимание уже древние греки. Они хорошо видели разницу между мнением и достоверным знанием. Английский философ Ф. Бэкон дал одну из первых классификаций общественных заблуждений, которые он назвал призраками или идолами и указал на причины их возникновения.^[7]

Сегодня на основе психологических и социологических исследований этот список научно обоснованных и экспериментально подтвержденных заблуждений существенно расширился. Вот их краткий перечень, почерпнутый все из той же английской версии Википедии:

- заблуждение «актер-наблюдатель»; оно состоит в склонности так объяснять другим поведение индивидов, чтобы преувеличить значение личностных факторов и преуменьшить влияние ситуации (обстоятельств) на их поведение; либо, напротив, в том, что при объяснении своего поведения преувеличивается фактор ситуации и преуменьшается влияние их собственного личностно фактора;

- эффект Форера (известный также как эффект Барнума, или эффект субъективного подтверждения); возможность создавать якобы специально предназначенные для особых типов людей тщательно выверенные характеристики, оценки или рекомендации, с которыми сами эти люди будут охотно соглашаться и применять к себе, но которые фактически слишком неопределенны и широки (и этим объясняется этот эффект); таковы, в частности, вполне «однозначные» гороскопы, составляемые специально, скажем, для «весов», которых в мире сотни миллионов, и которые находятся в самых разных обстоятельствах;

- эгоцентристское предубеждение; оно срабатывает тогда, когда люди претендуют на бóльшую роль в достижении коллективных результатов, чем это могут фиксировать сторонние объективные наблюдатели;

- эффект ошибочного консенсуса (общего, чаще всего неформального согласия сторон), т.е. склонность людей преувеличивать степень согласия с человеком других участников консенсуса;

- ошибка атрибутирования (приписывания); это тенденция людей преувеличивать значение личностного фактора для объяснения поведения, наблюдаемого в других людях и в то же время преуменьшать роль и влияние ситуации на их поведение;

- эффект ореола (сияния); склонность переносить положительные или отрицательные черты с одной стороны личности на другую при их восприятии человеком; иначе этот эффект называют психологически притягательным стереотипом; против этого заблуждения работает поговорка «по одёжке встречают, по уму провожают» (если же этого не происходит, то значит имеет место эффект ореола);

- иллюзия ассиметричного понимания: люди оценивают свое знание как адекватное и тем самым впадают в заблуждение, поскольку знание и его оценка – разные, не совпадающие между собой вещи;

- иллюзия прозрачности (транспарентности); человек склонен преувеличивать способность других понимать его, и сам он преувеличивает свою способность понимать других;

- заблуждение «свой человек»; склонность людей отдавать предпочтение или относиться с бóльшим доверием и позитивностью к людям, воспринимаемым в качестве членов «своей» группы, круга и т.п.;

- заблуждение относительно разнообразия; люди проявляют склонность считать людей «своей» группы более разнообразными, «индивидуализированными», чем те, кто не входит в их круг; все «другие» – на одно лицо;

- иллюзия «розовых очков»; люди имеют склонность верить, что мир прекрасен и поэтому каждый имеет то, что заслуживает (т.е. несчастные в чем-то «сами виноваты», а самим им непременно воздастся за все беды, страдания и т.д.);

- иллюзия «черных очков»; люди имеют склонность верить, что мир ужасен и поэтому все имеют то, чего не заслуживают (т.е. добрые страдают, а злодеи благоденствуют и т.д.);

-  ошибочный перенос (проектирование); заблуждение, состоящее в том, что люди бессознательно полагают, что другие разделяют их взгляды, вкусы, предпочтения и верования;

- заблуждение, связанное с бессознательной тенденцией к самоутешению и самооправданию; оно выражается, в частности, в том, что человек склонен оценивать двусмысленную информацию в свою пользу, например, заявлять о большей своей ответственности и вкладе в успешное дело, чем в случае провала в работе;

Существует и множество других заблуждений на почве ошибочных восприятий и оценок человеческих межличностных или социальных отношений, поэтому все они носят характер социальных заблуждений.

Еще одним из источников заблуждений являются различные ошибки памяти. Но поскольку это проблема связана со специальными разделами психологии, то я ограничусь лишь общей рекомендацией: необходимо тренировать память и проверять ее эффективность давно разработанными методами и тестами.

Гораздо большее значение для нас имеют заблуждения, проявляющиеся в процессе принятия решений или в других действиях, особенно при восприятии информации, в деловых переговорах и в научном познании.

Среди них много как банальных, обыкновенных, так и мало изученных. К первым можно отнести нашу склонность верить тому, чему верят многие другие. По мнению некоторых ученых эта тенденция обусловлена особым феноменом, называемым «коллективное бессознательное», которое было доминантой во времена становления человеческого рода, когда коллектив имел полную власть над индивидом, в том числе и над его психикой. Рудименты такого сознания мы сохранили до сего дня.

Другие заблуждения этого типа нуждаются в более подробном рассмотрении.

Заблуждения в ситуациях выбора и принятия решений

Едва ли не самой распространенной является такая, ведущая к заблуждению склонность, которая идеализирует решение и выбор, который мы уже совершили; это может вести к стереотипам в решении проблем, к игнорированию изменившихся обстоятельств, когда необходимо пересматривать критерии и основания принятия решения. Столь же ошибочно интерпретировать фактическую ситуацию в угоду нашим предубеждениям, которых у каждого из нас более чем достаточно. Это заблуждение вызвано бессознательной потребностью наших предпочтений получить то или иное подтверждение своей истинности или полезности. Столь же очевидна и противоположная тенденция: пренебрегать или преуменьшать значимость факта или просто не замечать того, что не укладывается в наши предпочтения.

Едва ли не самым распространенным вариантом заблуждений выбора является преувеличение значимости или ценности того, что нам принадлежит, что мы уже выбрали. В основе этого заблуждения лежит сложный комплекс эмоций и чувств: слияние вещи со мной, любимым, т.е. как с человеком, который мне ближе всех, поэтому и все, что я имею, так же хорошо и любимо мною; нежелание слышать ничего плохого о том, что мне принадлежит, поскольку это воспринимается почти как личное оскорбление и т.д. Сюда же можно отнести и склонность завышать качество вещи, которая нами уже куплена или в силу самого факта, что она наша.

Столь же общепринятым является то, что называют «профессиональной болезнью». Вызываемые ею заблуждения обусловлены деформацией восприятия того, что требует иного подхода и отношения, чем то, что входит в область профессионального знания и деятельности человека. Поэтому в семьях, где отец или мать на работе занимают руководящие должности, так часты попытки бессознательно перенести в дом стиль поведения привычный в служебной обстановке. 

Довольно много заблуждений рождается в связи с нашим отношением к будущему. Прежде всего это ошибки прогноза, связанные с повышенными ожиданиями того, что для нас особенно важно и ценно. Это своего рода подмена ожидаемого желательным.

Заблуждением является и ожидание немедленной выгоды или какого-то положительного результата здесь и теперь, а не в будущем. Своего рода нетерпение может вести к большим жизненным ошибкам. Скажем, если кто-то из влюбленных начинает чуть ли ни с первых минут знакомства с нетерпением ожидать подарков, чего-то необыкновенного и т.д., то эти желания могут разрушить чувство любви и уважения к человеку.^[8]

К заблуждениям, связанным с неадекватным восприятием процессов во времени, относится склонность воспринимать вещи как неизменные, застывшие, а также и заблуждение относительно времени сохранения нами контроля над теми или иными явлениями. Мы склонны считать их долговременными, но именно со временем ситуация часто меняется так существенно, что контроль оказывается иллюзией. Чаще всего ее испытывают родители по отношению к своим повзрослевшим детям.

Как правило, люди недооценивают время, необходимое для решения проблемы, чаще преуменьшая его. Это заблуждение связано с тем, что каким бы тщательным ни был расчет времени, необходимого для выполнения задачи, все обстоятельства дела бывает трудно предусмотреть. Отсюда и задержки с достижением результата, всякого рода опоздания, спешки и т.д.

Приходится признавать, что человек обладает не только очень многими талантами, но способностью впадать во многие заблуждения. Если ограничиться даже простым перечислением тех из оставшихся, которые зафиксированы психологами и социологами, то среди них:

- склонность накапливать избыток информации при решении тех или иных вопросов;

- стремление избегать потерь вплоть до отказа рассматривать любые ситуации, которые могут принести пользу;

- отказ просчитывать варианты и возможности успеха в любых ситуациях неопределенности;

- считать, что лучше не действовать, чем действовать, хотя и то и другое одинаково плохо.

Особую категорию составляют заблуждения, связанные с определением вероятности и нашими убеждениями

- склонность избегать тех вариантов, для которых отсутствие информации, как кажется, делает вероятность «неизвестной»;

- тенденция цепляться, как за якорь, только за одну часть информации или отдельную возможность при принятии решения;

- пренебрежение свидетельствами тех лиц, которые были свидетелями лишь отдельных фрагментов процессов или явлений;

- ошибки прогнозов, ввиду тенденции преувеличивать значение наиболее заметных и эмоционально окрашенных сторон дела;

- склонность к заблуждению в силу тех оценок, которые диктуют нам наши убеждения, а не факты;

- склонность рассматривать в качестве образцов те, которые в данной ситуации не являются таковыми;

- склонность или желание преувеличивать значение специфических причин по сравнению с общими;

- склонность считать, что отдельное случайное явление вызвано предшествующем случайным единичным явлением («у монеты есть память»); сюда же можно отнести и установку на то, что можно выразить словами: «я угадал», «я знал, что так и будет»; т.е. это тенденция постфактум считать произошедшее как предсказанное, ожидаемое;

- убеждение в том, что вероятность заложена в сами физические процессы, а не в описание ситуации или нашу познавательную ситуацию;

- игнорирование тех свидетельств, против которых есть какие-то предубеждения;

- тенденция игнорировать те вероятности, которые были известны ранее и не учитывать их при решениях, принимаемых в настоящий момент времени;

- чрезмерный оптимизм относительно результатов планируемого действия или чрезмерная самоуверенность, переоценка своих возможностей;

- тенденция преувеличивать или преуменьшать в положительном или отрицательном смысле значение предшествующих событий по отношению к настоящим;

- склонность оценивать вероятность целого меньше, чем вероятность частей этого целого.

Было бы неправильно, перечислив такое множество типов заблуждений, поставить на этом точку и не сказать, а что же делать, чтобы избегать этих заблуждений. Имея в виду именно это, мы должны признать здесь важную роль одной замечательной способности разума: быть своего рода светом, который может быть направлен на самого себя и в себе обнаруживать ошибки. Само перечисление, опознание и указание на эти заблуждения уже решают больше половины дела, если, конечно, постараться вникнуть и запомнить то, о чем здесь было сказано.

Разумеется, и в последующих главах мы будем рассматривать методы освобождения от заблуждений. Но, повторю, мы не должны забывать здесь фундаментальную роль осознания и осмысления. Подобно тому, как свет уничтожает тьму самим своим присутствием, так и свет разума, освещающий наши ошибки и заблуждения, уже тем самым делает их недействительными, нейтрализует, либо вовсе трансформирует заблуждение в истину посредством усмотрения в нем ошибки и устранения ее.

Вопросы к теме:

1 Назовите основные типы заблуждений.

2 Дайте характеристику когнитивным заблуждениям.

3 Что вы можете сказать о психологии идей?

4 Каковы возможные отношения между человеком и его убеждениями и идеями?

5 Каковы признаки дисгармонии между личностью и идеями ее мировоззрения?

6 Назовите рекомендации, связанные с нормализацией отношений между человеком и идеями его внутреннего мира. Или, по другим формулировкам: «Как возвратить Я самому себе? Кто хозяин в моем доме?».

7 Перечислите основные социально-психологические заблуждения и иллюзии.

8 В чем состоят типичные заблуждения в ситуациях выбора или принятия решений?

Тема 14. КАЧЕСТВА И СТИЛЬ ПРАВИЛЬНОГО МЫШЛЕНИЯ

В данной главе мы поговорим о том, какое мышление можно назвать высококачественным, т.е. зрелым, правильным, эффективным и плодотворным, наименее подверженным заблуждениям. Это поможет нам определить, что такое стиль современного мышления, т.е. мышления, отвечающего духу времени и его вызовам, его реальностям и возможностям.

«Стиль мышления» – самое широкое понятие, когда речь идет о мышлении, разуме и познании отдельной личности или о какой-то интеллектуальной традиции или эпохе в истории культуры. Применительно к отдельным индивидам стиль мышления – это практически реализуемое ими единство врожденных интеллектуальных способностей, парадигмы (общей модели)^[9] их мышления, его содержания, психологии и навыков применения разума. В стиль мышления – по большей части косвенно – входит огромное число других факторов: от типа нервной деятельности, гендера[10] и эмоциональной организации человека до конкретного контекста, в который погружен мыслительный акт (ситуация, культурная традиция и т.д.). Однако главные качества или установки правильного мышления имеют особые характеристики. Начнем с самых общих, интеллектуально-психологических качеств современного продвинутого мышления.

Позитивность, аффирмативность, открытость

Позитивность (положительность), аффирмативность (утвердительность) и открытость мышления – это проявление позитивности самой нашего существования, которое и есть наше человеческое бытие. Это его положительная основа, оптимистическое и жизнеутверждающее человеческое «да», основополагающее «есть», которое разум и чувство говорят человеку здоровому физически, психически и нравственно. Есть, в данном случае, – это, значит, хорошо. Нет, в данном случае, значит плохо. Быть – хорошо, не быть – плохо. Вместе с тем всякое наше «нет» двояко: оно не только уничтожает, отвергает и не принимает чего-то внешнего, но и отрицает, убивает что-то в нас. Но не обязательно плохое, потому что нет как таковое, без разума – слепо, оно одинаково отрицает все, на что направлено. В своем законченном виде такое нет является синонимом нигилизма, отрицания всего на свете.

Это важно знать и понимать, потому что так часто мы встречаем людей, уже готовых сказать нам «нет» в ответ на любое произносимое нами слово или жест, или даже взгляд! Позитивное мышление исходит из простой и естественной ситуации бытия, существования человека, который есть живое воплощение «да», утверждение этого «да». Всякое «да», обращенное к себе и другим, есть утверждение и поддержание как самой личности, так и окружающих. Человек всегда должен быть готов к тому, чтобы предпочесть слово «да» слову «нет». Чтобы жить, человек должен быть заряжен позитивно, т.е. этим «да». Наше да, наше принятие себя и мира является интеллектуальным, логическим способом бытия нашей доброжелательности, открытости, готовности помочь и поддержать себя, другого человека, любое существо и бытие, про которое еще в Средние века говорили: всякое бытие есть благо.

Инстинктивное предпочтение есть – нет, бытия – небытию, блага – злу и предстает в мышлении как его позитивность и аффирмативность, утверждающий характер. Мы говорим себе и человеку «да», и люди обретают некое общее со-бытиé как основу взаимопонимания, человеческого общения, содействия, сотрудничества, взаимопомощи, сочувствия, эмпатии и сотворчества. Мы говорим человеку «здравствуй» и тем самым признаем его существование, желаем ему здраво и разумно, благополучно и правильно быть и длиться.

Этот настрой мышления сродни психологическому правилу гуманизма видеть в человеке прежде всего хорошее, а потом и все остальное. Утвердительная и положительная установка мышления – одно из главных в здоровом, правильном стиле мышления. Выдержать, овладеть и практиковать такую установку мышления нелегко. Главным образом потому, что психологически людям легче и, как кажется, безопаснее сказать нет. Почему? По очень простой причине. Когда я говорю «да», то тем самым я уже с чем-то соглашаюсь, что-то принимаю. Для этого я должен открыться, по крайней мере открыть свое сознание, внутренний мир, чтобы впустить то, что связано с этим да. «Да», значит сказать, «войдите». Войти может идея, но может и вооруженный грабитель, какой-то товар, которому я сказал «да», реклама услуги, проповедь, какая-то политическая пропаганда и т.д.

Таким образом, открыться – это значит подвергнуть себя риску, ослабить интеллектуальную, психологическую, а то материальную или финансовую защиту, безопасность. Открыться – значит добровольно создать в своем внутреннем мире, в сознании или в кошельке, в своей квартире (в виде открытой двери) брешь, дыру. Многие предпочитают синицу в руке, а не журавля в небе. По этому принципу легче сказать «нет», чем «да». Лучше ничего, чем что-то рискованное, ведь в этом случае, рассуждает человек, говорящий «нет», я ничего не теряю.

На самом деле это не так. Если нет в жизни человека преобладает над да, то он становится «консервной банкой», он рискует остановиться в своем росте и развитии, он отстает от жизни, его мир становится похож на ту небольшую часть окружающего, которая видна лишь из щели танка.^[11] Ведь мир развивается, меняется. Если не учитывать этого, не осмыслять того, что происходит вокруг, и не меняться, не адаптироваться, то качество жизни будет деградировать.

Альтернативой закрытому, консервативному и боязливому мышлению является мышление открытое. Понятие «открытое мышление» имеет широкий спектр смыслов. Напомню, что оно связано с оптимизмом, смелостью, интеллектуальным мужеством и честностью человека, с его готовностью взаимодействовать с миром и людьми, принимать диалог и сотрудничество. Есть и понятие «открытого общества» как демократического и мирного содружества и партнерства свободных и ответственных граждан правового государства. Быть открытым новизне, самой жизни – одно из основных правил позитивной психологии.

В работе Х. Ручлиса «Ясное мышление» подчеркивается, что для «закрытого разума» многие даже очевидные факты могут не существовать по причине того, что человек не расположен их воспринимать. Психологически это происходит ввиду невольного желания избежать информации или тех фактов, которые могут противоречить или оказаться несовместимыми с нашим ценностями или убеждениями. Это вызывает желание «закрыть глаза» на что-то или на кого-то. Однако если мы хотим судить здраво, то нам необходимо набраться решимости и шире взглянуть на вещи, в том числе и на такие, которые могут показаться нам неприятными или вызывающими дискомфорт. Широта, открытость мышления не означает его нерешительности. Она означает, что «наше решение или мнение не должно быть навеки заморожено. Не имея в своем распоряжении всех фактов, мы должны оставаться открытыми для поступления новой информации, которая может изменить наши решения и делать наши прежние суждения не имеющими достаточных оснований».^[12]

Поэтому нам надо научиться говорить себе и миру да, нужно быть позитивным, мышление должно быть открытым и утвердительным. Но значит ли это, что мы должны так открываться миру, чтобы наши мозги, здоровье и кошелек «вываливались наружу»? Конечно, нет! Но об этом разговор ниже. Здесь же главное понять, что впереди нас, открыто и свободно, должно идти да, окруженное надежными «телохранителями» – научно-скептическим и критическим мышлением. Эта позитивность потому и свободна, что защищена. В чем суть этой свободы, также составляющей одно из достоинств высококачественного мышления? Ее точное название в данном случае «свободное исследование».

Свободное исследование

Этот компонент современного стиля мышления связан с понятием не столь широко знакомым россиянам. Словосочетание «свободное исследование» возникло из слияния двух тенденций: дать уточненную трактовку термину «свободомыслие» и стремления совместить принципы научности, объективности и рациональности с такими качествами мышления, как скептицизм и творчество. Как стиль мышления, свободомыслие, исторически возникшее в рамках религиозного сознания, в своем развитии постепенно освобождалось не только от еретичности и недогматичности в своих размышлениях о божественных предметах, но и от всякого религиозного инакомыслия и самой веры в Бога. Значительная часть свободомыслящих в ХХ веке – это люди защищающие идею свободы совести, разграничения, не смешивания разума и религиозной веры «в миру», в повседневной жизни, т.е. за оградами церкви (мечети, синагоги и т.п.).

В ХХ веке принцип свободы мышления в его правовом смысле был удержан, обогащен в методологическом, нравственном и юридическом отношениях, закреплен в конституциях многих стран, в Уставе ООН, Всеобщей декларации прав человека. Свобода мышления выросла из идей свободы совести, убеждений и верований, прав и свобод человека и гражданина, из понятий академических и интеллектуальных свобод. Однако вся эта новизна привела к рождению новых понятий. Одним их них стало словосочетание «свободное исследование». Сердцевину свободного научного исследования составляет не только свободомыслие как признание за мышлением свободы от всякого догматизма (исторически – прежде всего религиозного, а сегодня – и идеологического), но и свободу разума как такового. Это признание формировалось наряду с формированием науки как исследовательского мышления, действующего на основе разума и открытых миру чувств, прежде всего органов чувств как естественных анализаторов и «передовых отрядов» человека познающего.

Таким образом, в понятие свободного научного исследования как стиля мышления входит научность или научная рациональность. Что это такое?

Научность, объективность, рациональность

Эти принципы мышления, пожалуй, детальнее других обсуждаются в науковедческой и философской литературе. В качестве предварительных замечаний следует высказать следующее. Наука – одна из многих областей знания, одна среди многих видов человеческой деятельности. В мире, да и в самом человеке много такого, что не есть наука или даже знание. Однако ни в мире, ни в человеке нет ничего такого, что не может быть предметом ее исследования, ее интереса. Приблизительно тоже самое можно сказать о рациональности и объективности. Нет и, видимо, не может быть никаких запретов или заведомых ограничений на анализ чего бы то ни было с помощью объективных и рациональных методов познания. (Но при этом не должны нарушаться морально-правовые установления данного общества.) Другое предварительное замечание связано с психологией восприятия научного мышления. Многие люди, незнакомые с практикой научного познания, думают, что речь идет о каких-то весьма сложных или заумных вещах. Это не так. В своей основе методы научного исследования основаны на тех способностях, которые присущи всем людям. Эти методы, в конечном счете, не выходят за рамки здравого смысла. Одно из определений научного познания гласит: наука – это доведенные до максимально совершенной и высокотехнологичной формы методы обычного познания.

Общепризнанные стандарты научности связаны с объективной истиной, т.е. с таким знанием, которое может быть воспроизведено в эксперименте или опыте, достоверность которого может быть подтверждена, верифицирована посредством независимой экспертизы, или с помощью других рациональных способов. Такое знание касается закономерного, повторяющегося, общего в этой области знания. Научное знание включает в себя или предполагает объективные способы наблюдения, контроля и управления теми феноменами или процессами, которые и являются предметом этого знания. Другой его признак – транссубъективность, т.е. его можно транслировать всем людям, которые, в принципе, способны понимать и разделять эту научную информацию (истину, знание) без существенных искажений. Тем самым научное знание становится общим знанием различных людей, независимых от их религиозных, национальных и культурных различий. Разум при этом играет роль главного способа получения научного знания и в этом смысле признак рациональности является синонимом научности знания (познания).

От понятия научности неотделимы принципы проверки истинности знания, система ее критериев, самокритики и т.д. Научность, объективность и рациональность обеспечивают проверяемость, контроль и предсказуемость фактов, они дают человеку мощные рычаги, существенным образом повышающие его адаптивные, преобразовательные и творческие возможности.

Кроме этого духа свободомыслия, непризнания каких-либо ограничений на свободу познания, мышления, убеждений, получения и распространения информации в понятие «свободное исследование» вошел не менее модернизированный дух скептицизма.

Исследовательский скептицизм

По мнению одного из ведущих теоретиков науки П. Куртца, скептицизм в своей исторической эволюции прошел три стадии, породив соответственно три типа скептицизма: нигилистический, умеренный или смягченный (mitigated) и скептицизм как скептическое исследование (skeptical inquiry). Нигилизм подразделяется на два подвида. Это, во-первых, тотальный негативный скептицизм, заключающий в себе не только логическое противоречие (утверждая, что никакое знание невозможно, скептик уже высказывает утвердительное суждение), но и возможность цинизма и аморализма, поскольку он не предлагает никакого сколько-нибудь надежного руководства для морального поведения.

Во-вторых – это нейтральный скептицизм (наиболее заметным его представителем является Пиррон), который, стремясь избежать догматизма, не делает никаких – ни утвердительных, ни отрицательных, заключений. Умеренные скептики (к которым, в частности принадлежит английский философ Д. Юм) отрицают нигилизм с его образом «черной дыры ничто», но вместе с тем, сомневаются в возможности получения абсолютно надежного знания, поскольку основанием и знания, и всех наших ценностей является опыт, эмпирические факты, которым разум лишь приписывает некие закономерности.

Третий вид скептицизма – скептическое исследование – отличается от всех остальных тем, что переносит акцент с сомнения «вообще» на сам процесс исследования, вопрошания, разыскания истины. По словам Куртца, «ключевое различие между ним и другими видами скептицизма заключается в том, что он является позитивным и конструктивным. Он предполагает трансформацию отрицательных результатов критического анализа претензий на обладание истинным знанием в позитивный вклад, в рост и развитие скептического исследования. Поэтому в основном он является формой методологического скептицизма, поскольку здесь он реализуется как существенная фаза процесса исследования. Здесь скепсис не ведет к неверию, отчаянию или беспомощности и не предполагает этого. Этот скептицизм – не тотальный, он ограничивается контекстом исследования… Поэтому его можно назвать селективным, выборочным или контекстуальным скептицизмом». ^[13]

Скептицизм как метод сомнения, который требует очевидных доказательств и рациональных предпосылок для наших гипотез, играет существенную роль в научном исследовании и критическом мышлении. Он также жизненно важен и в повседневности, в которой здравый смысл требует от нас поступать в соответствии с наиболее подходящими в этой ситуации предположениями, осмотрительностью и возможно более ясным пониманием существа происходящего. Такого рода скептицизм стремится избежать западни и ловушек всех видов познания и высоко ценит важность принципов фаллибилизма.

Фаллибилизм – термин, введенный американским философом, логиком и математиком Ч. Пирсом (от английского fallible - ошибочный) выражает идею о том, что в любом нашем знании может иметься та или иная доля заблуждений, ошибочности. Согласно Пирсу, «все наше знание плавает в пространстве недостоверности и неопределенности».

 Столь же важен для свободного исследования и принцип пробабилизма, т.е. признание различной степени вероятности, надежности и определенности нашего знания, его точности, истинности и объективности.

Таким образом, скептическое исследование или «селективный», «контекстуальный» скептицизм образует один из компонентов свободы исследования, балансируя и удерживая в реалистических рамках наш познавательный, исследовательский и творческий оптимизм, уверенность в возможностях и способностях человека обладать научным, теоретическим знанием и практической мудростью.

Для разумного человека скепсис, сомнение – это не просто состояние ума или чувства. Это общее состояние целостного человека, его естественная «стартовая позиция», один из краеугольных камней жизнестояния. Как говорит французский персоналист Э. Мунье: «Сомнения и вызов – между этими полюсами вершатся все великие начинания».

Разумный и позитивный скепсис не является признаком слабости и вырастает не на почве нерешительности. Он – дитя осмотрительности, заботы, осторожности, сдержанности, трезвости и «интеллектуальной жадности», т.е. стремления ничего не потерять уже в первом утвердительном суждении, всегда что-то исключающем, молчаливо и неизбежно. Сомнения – это и не подведение под всего и вся огромного, тотального, все замораживающего и одновременно грозящего подавить знака вопроса, а допущение всего, что угодно, вплоть до невероятного. Это не столько сомнения в чем-либо или в ком-либо, а опасение в том, что всякое определенное что-то или кто-то может ускользнуть из сферы нашего исследования, что кто-то хотя бы малейшим образом может запретить человеку сомневаться или высказывать какое-нибудь предположение.

Цель исследовательского сомнения – обрести и не упускать вероятность успеха в нашем выборе, вызове и творческом порыве. Сомнение – одна из наиболее существенных площадок нашего действия, если только мы находимся в состоянии самообладания, если мы еще у себя дома и его «крыша не поехала».

В рамках идеи свободного исследования получают свое объяснение многие качества правильного мышления: научность, объективность, рациональность, скептицизм, критичность. Но это также и здравый смысл, релятивизм, открытость, вероятностность и пробабилизм современного здорового мышления.

Здравый смысл

В России здравому смыслу не повезло. Он для нас все равно как Золушка в арсенале человеческих дарований. Его традиционные конкуренты – это хитрость, «авось», умственная лень, тщеславие, легкомыслие и многие другие наши слабости. Но у него есть и более изощренные противники. Это все формы антиинтеллектуализма и иррационализма, о которых мы уже говорили.

В России мало кому приходит в голову обращать серьезное и доброжелательное внимание на сущность, природу здравого смысла. Дело обычно сводится к высмеиванию его логических или сенсорных ошибок (сбоев в ощущениях и восприятиях), его границ, а на уровне философствования его третируют как что-то примитивное и вульгарное.^[14]

Даже на уровне обыденного сознания область его существования подвергается постоянной экспансии. Она вытесняется оккультизмом, ворожбой, гаданием, сенсациализмом (тенденцией СМИ поставлять сенсационное, а не важное для людей), заявлениями о паранормальном, «нетрадиционными» способами лечения, похудания, обучения и т. д. Словом, врагов и конкурентов у здравого смысла более чем достаточно.

Понять и объяснить эту экспансию и аннексию легко с психологической и с коммерческой точек зрения. Ведь потребность в необычном, тяга к неизвестности и загадочности, к непонятному – естественная черта человека. Но там, где есть потребность, спрос, там есть и предложение, в том числе и коммерческое. От нас не должна быть скрытой постоянная и реальная угроза здравому смыслу. Особенно это касается тех людей, у которых способность к нему не велика от природы. Поэтому не остается ничего иного, как помнить о здравом смысле и воздавать ему должное.

Мне нравится выражение «здравый смысл». Оно ассоциируется с представлением об интеллектуальном, душевном, психическом здоровье. Его действие подобно нашатырному спирту или холодному душу в ситуациях, когда мы рискуем потерять сознание, но неожиданно и к счастью здравый смысл напоминает нам о себе и приводит нас в чувство.

Когда в обычной жизни, а не, скажем, в театре или в особой, пограничной ситуации, мы теряем здравый смысл, то это значит не только то, что мы начинаем делать глупости и ошибаться, – мы становимся беспомощными и манипулируемыми. Здравый смысл – это не научное или теоретическое явление. Это одно из качеств нашего обычного поведения и поступка, некий общий, скорее естественный, чем благоприобретенный фон наших оценок, выборов и решений в самых разных жизненных обстоятельствах. «Общим чувством» называл его еще Аристотель. Очень часто он становится нашим единственным спасением, убежищем, территорией нашей безопасности, если только мы успеваем вспомнить о здравом смысле. Когда дело зашло слишком далеко, и поток совершаемых нами ошибок с все большей очевидностью угрожает нам, тогда мы можем воскликнуть: «Да ведь в этом нет ни грамма здравого смысла! Ведь это противоречит здравому смыслу!» Это может буквально спасти нас. Так заявляет о себе не просто наш здравый смысл, но само наше существо, когда оно вспоминает о себе в ситуации угрозы своему благополучию и существованию. Такое свойство говорит о глубоких корнях здравого смысла, о его естественности в человеке, врожденности ему. Здравый смысл – наш спаситель во многих житейских случаях. Но каково буквальное значение этого выражения, его буквальный смысл?

С формальной точки зрения, словосочетание «здравый смысл» означает «здравое» суждение, мысль, идею и т. д. Однако смысл «здравого смысла» глубже, поскольку под этим выражением подразумевается не просто «здравость» (истинность, верность) наших мыслей и умозаключений, а сама способность человека, качество его ума, разумность его природы. Александр Круглов метко заметил, что здравый смысл – это «чутье на истину».^[15] То есть истина может быть дана не только в результате математического расчета, а по особого рода ощущению, голосу самого нашего живого существа, особенно если речь идет о чем-то весьма существенном, жизненно важном для нас.

Согласно толковому словарю В.И. Даля, здравый смысл – это «способность пониманья, постиженья, разум; способность правильно судить, делать заключенья… Здравый, обиходный смысл, толк, рассудительный отчет в делах своих или способность обсуждать причины и правильность действий, рассудок».

Здравый смысл близок понятию практической, житейской мудрости. Это своеобразная смышленость, рассудительность. Наверняка здравый смысл не только проявление рациональности, разумности человека. К нему имеют прямое отношение и чувство и интуиция. Здравому смыслу трудно научиться из книжек, легче по опыту обрести его как практическую мудрость. Здравый смысл можно оценить скорее всего посредством освобождения этого естественного качества человека от многих негативных наслоений, мешающих его естественному развитию. То есть нужно взять под контроль такие заглушающие здравый смысл качества, как тщеславие, честолюбие, нигилизм, легкомыслие, неосмотрительность или неосторожность, интеллектуальный снобизм, пижонство, хвастовство, опрометчивость в суждениях и поведении.

Встроенность здравого смысла в нашу сущность дает ему возможность проявляться и на уровне чувств, разума и интуиции, и на уровне инстинкта или элементарных практических действий. Замечательные пословицы приводит в этой связи Владимир Даль: «Дело делать, так дело смыслить. Золотые руки, все смыслят, да рыло поганое, все портит». Здравый смысл общечеловечен, поскольку в каждом человеке при схожих обстоятельствах он как внутренний голос или чувство говорит примерно одно и тоже. Одинаковость того, что он говорит нам в каждом из нас, обеспечивает людей очень важной возможностью «здравым» образом общаться друг с другом, понимать друг друга, договариваться друг с другом. Неслучайно в английском языке синонимом русскому «здравый смысл» является выражение «common sense», буквально «общий (обыкновенный, общепринятый) смысл».

Как общее, точнее общественное явление здравый смысл неистребим, однако, именно он старательнее всего оттесняется на задворки культуры, средств массовой информации, политики и даже экономики. Публичная защита здравого смысла – важное общественное дело. Но дело трудное, так как невольно приходится быть противником пестрой своры продавцов сомнительных товаров и услуг, господствующих на рынке и в информационном пространстве.

Здравый смысл – это чернорабочий духа и разума, а не «гений» какой-нибудь дианетики, абсолютной магии или колдовства. В нем нет ничего экзотичного и супермодного. Напротив, он – мера, постоянство и гармония. И он действительно как будто заземлен, уравновешен, не слишком эксцентричен. Ведь даже наша надежда, любовь и вера редко жалуют его своим вниманием, редко обращаются к нему за помощью. Но именно он, здравый смысл, безропотно и исправно служит нам 24 часа в сутки. Он всегда начеку, он служит нам невидимой, но мощной опорой на работе и в дороге, в науке и воспитании, в торговле и производстве, в семейных отношениях и в дружбе… Он служит всегда и всем – и ребенку, и спортсмену, и религиозному проповеднику, и (на самом деле) даже прорицательнице судьбы.

Когда последняя стремится к серьезному успеху и популярности, она не раскладывает на своем столе карты или предметы эзотерического ритуала, а идет к банкиру, в рекламное агентство, в другие, отнюдь не мистические инстанции, чтобы получить, как минимум, консультацию у специалистов в области финансов, торговли, услуг, маркетинга и менеджмента, рекламы, психологии, психолингвистики и т.д. Она идет туда отнюдь не как ясновидящая за мистическим и столь же экзотическим прорицанием, а как человек здравого смысла к людям здравого смысла. Так де-факто, самые разные люди спонтанно и естественно признают жизненную важность здравого смысла. Де-факто, по-домашнему и стыдливо признают его и те, кто считает себя знатоком и выразителем сверхъестественного, мистического, божественного, сатанинского, колдовского, астрологического, паранормального, «высшего», «запретного» и т.д.

Здравый смысл – это не посредственность и тем более не глупость. Вот почему не следует соглашаться с людьми, которые говорят, что здравый смысла – это удел посредственности, бескрылых людей, царство пошлости и скуки. Так говорят наши глупость и легкомыслие, лень разума, снобизм, самозабвение, истерия, фанатизм, одержимость и другие состояния эксцентричности, в которых человек выходит из себя, покидает свое самое главное и основополагающее. Здравый смысл, конечно, не должен быть культом, и если даже попытаться создавать его, то этим будет заниматься отнюдь не здравый смысл. Здравый смысл имеет прямое отношение к человечности, поскольку является одним из конкретных выражений самоуважения и позитивного самосохранения человека. Здравый смысл – это ценность и один из краеугольных камней адекватной жизнеориентации, действия, поведения и общения, взаимопонимания и сотрудничества.

В стиль мышления входит и его психология. Она отчасти уже присутствует в тех качествах правильного мышления, которые мы уже отметили. Наиболее зрелой и богатой мне представляется психология научно-гуманистического мышления. Чтобы не повторяться, я помещаю в приложении соответствующий фрагмент из моей ранее изданной книги «Твой рай и ад».

Иногда мышление, которое включает в себя исследовательский скептицизм, разумную критичность и научность, которое погружено в позитивную психическую атмосферу индивида, исходящего из общечеловеческих ценностей и собственной человечности человека, называют здоровым мышлением. В свою очередь здоровое мышление можно назвать интеллектуальным здоровьем, составляющим необходимую компоненту здоровой личности, т.е. человека, обладающего физическим, психическим, интеллектуальным, нравственным, эстетическим, экологическим, мировоззренческим и социальным здоровьем.

Вопросы к теме:

1 Дайте определение стилю мышления.

2 Расскажите о таких качествах мышления, как позитивность, утвердительность (аффирмативность) и открытость.

3 Что такое свободное исследование и каковы истоки этого понятия?

4 Каковы черты научного мышления?

5 Назовите основные формы скептицизма. Что такое «исследовательский скептицизм»?

6 Дайте характеристику здравому смыслу.

7 Каким образом мышление связано с понятием «здоровая личность»?

Тема 15. РАЗУМ И ЭТИЧЕСКИЙ ВЫБОР

До сих пор мы специально не рассматривали вопросы этики, если не считать моральных, точнее аморальных сторон мошенничества и обмана. Однако, коль скоро речь идет о правильном мышлении, нравственных вопросов избежать трудно. Если правильное мышление истинно, то оно и честное мышление, если оно справедливо как истина, то почему бы ему не быть морально справедливым. Иначе говоря, уже в само понятие «правильное мышление» встроены определенные этические ценности и добродетели, ведь делать или думать правильно, значит действовать по правилам, причем не только логическим, но и моральным.

Но вопрос может быть поставлен и более решительно. Если разум способен к истинному и практичному познанию, то, во-первых, возможно ли рациональное, с помощью разума освоение области этических ценностей и отношений между людьми, т.е. внесение в эти отношения большей ясности и смысла? Возможно ли познание области нравственных отношений на основе разума, подобное тому, какое мы имеем в случае познания физических или биологических процессов? Иначе этот вопрос может выглядеть так: возможно ли распространение методов науки на область этических норм и отношений, чтобы не только лучше знать их, но и быть «этичнее» и действовать морально в различных нравственных ситуациях? С этим, первым вопросом связан и второй: если возможно этическое познание, то возможен ли – как его следствие – этический рост личности, а в итоге – нравственное совершенствование, опирающееся, в частности, на ресурсы разума и науки, на методы рационального этического познания?

Из этого же набора вопросов вытекает и более конкретный: способны ли разум и наука (например, рациональная или научно ориентированная этика) помочь нам в ситуациях этического выбора и выработки зрелого и эффективного, адекватного этического суждения?

Таким образом, мы спрашиваем о важном: имеет ли разум какое-то отношение к нашему нравственному чувству и способности делать различия между добром и злом? Если да, то можем ли мы с его помощью повысить свои этические качества, свое моральное знание и сознание, а также степень аутентичности (подлинности) и адекватности нашего поведения как существ, неизбежно пребывающих в сфере нравственных, политических, юридических, эстетических и экологических отношений? Можем ли мы с помощью разума и его методов: (1) формировать истинные, точнее наилучшие ценностные – этические, политические, юридические, гражданские, экологические и эстетические – суждения, достаточно ясно осознавая, что у этих ценностей есть свои антиподы и что те и другие могут сталкиваться между собой в любых комбинациях?^[16] (2) учитывать в ситуации этического выбора наше присутствие в ней, присутствие нашей свободы и ответственности в этой ситуации выбора? и (3) наконец, эффективно, с пользой для дела понять или просчитать последствия нашего решения и вытекающего из него действия?

Кажется, что дело это сложное, поскольку труднее всего определить, является ли разум по своей природе добрым или злым.^[17] Насколько я понимаю, это сугубо философский вопрос, который все еще не решен, хотя многие мыслители склонны рассматривать разум, как человеческое качество, стоящее на стороне добра.

К счастью, для нас вопрос о моральной природе разума не является решающим, поскольку нам нужно решить другую, не столь трудную проблему: является ли разум ценностью и может ли он входить в сферу этического? На это мы можем с полной уверенностью дать положительный ответ. Сам по себе разум – это добродетель, благо и ценность, мы обязаны ему очень и очень многим. Прежде всего тем, что благодаря ему мы суть люди, мыслящие существа. Потерять разум – это беда и несчастье, а безумный человек есть уже сугубо неполноценное существо, вызывающее чувство жалости и требующее специальной заботы и лечения. Очевидно и то, что всякая мысль, будет ли это суждение о существовании или несуществовании чего-либо или суждение о том, что такое хорошо или плохо, представляет собой логическое суждение, подчиняющееся законам логики, мышления, разума. Да и выбирая между добром и злом или политическими ценностями, мы, так или иначе, думаем, т.е. подключаем разум к процессу оценивания и выбора. Так что от разума в делах морали избавиться нельзя, даже если бы мы и захотели этого.

Разум и этика: типы взаимоотношений

Многие полагают, что по своей сущности разум, как и логика, один на всех, т.е. одинаков. В целом с этим можно согласиться, если иметь в виду общие качества и способности разума, как и правила или формы мышления, составляющие суть логики. Таким же образом, практически все признают наличие некоторых общих этических правил, которым люди стараются следовать. К таковым можно отнести те нормы, которые заключены в мировых религиях или в светских (нерелигиозных) этических воззрениях: не лги, не кради, не убий, не делай другим того, чего не желаешь себе и т.д.

Однако наряду с общепринятыми нравственными нормами мы можем встретить и много специфических этических принципов, отражающих особенности этнических и национальных традиций, исторических эпох, религий, образов жизни и т.д. Примерно то же мы можем сказать о разуме как мышлении конкретного человека, т.е. о стиле этого мышления, самих его установках и т.д.

На особенности мышления влияют многие факторы, в том числе и генетические, поэтому одни из нас склонны к анализу, другие – к образному мышлению; одни любят доказывать примерами, другие – математическим способом и т.д. В жизни мы встречаем людей с разными типами, стилями мышления. Если к тому же мы представим себе разнообразие взаимодействий между мышлением и нравственностью в человеческом сознании, то разнообразие убеждений возрастает до невероятно большой степени. Это по большей части и предопределяет уникальный интеллектуальный и моральный портрет каждого из нас.

Как же разобраться в этом калейдоскопе связей ума и морали во внутреннем мире личности? Возможно ли что-то понять здесь, установить какие-то закономерности? Возможно и нужно ли что-то менять здесь, вмешивать разум в сложные процессы духовной жизни с целью укрепления нашего внутреннего мира, повышения качества и эффективности нашей жизни?

 В России широко принято мнение, что истины ума и истины сердца несовместимы, что не следует путать любовь и рассудок, что не нужно разуму вмешиваться туда, где господствуют чувства.

Так ли это? Давайте разберемся.

Фактически мы уже признали, что у нас, с одной стороны, есть разум, умеющий познавать и устанавливать истину, с другой – этические принципы, имеющие для нас не значение математических истин, а относящиеся к ценностям добра, любви, чести и т.д. Вместе с тем мы также признали, что разум и наши нравственные чувства каким-то образом связаны. Поэтому нам остается только попытаться установить, в чем суть этой связи, точнее, каковы их общие взаимоотношения. Для простоты рассмотрим два явно отличающихся типа убеждений, этических сознаний: условно говоря, демократическое и авторитарное.

Для авторитарного сознания характерно то, что оно считает незыблемыми и абсолютно непререкаемыми моральные принципы, которыми руководствуется личность. Человек авторитарной морали ментально, т.е. сознательно, признает истиной то, что моральный принцип не зависит от логики и анализа, что он вне и выше их, ибо источник этой нормы (боги, общество, царь и т.д.) заведомо могущественнее и авторитетнее силы и значения его собственного разума, да и в целом его как отдельного индивида.

Для такого человека мораль, точнее ее нормы, становятся абсолютным, непререкаемым авторитетом. Едва ли не единственное, что остается разуму в этой ситуации, – это заучить и запомнить моральные заповеди, уметь определить, какая из них имеет отношение к конкретной ситуации, чтобы подвести ее под однозначный приговор той или иной моральной нормы, которой человек безоговорочно придерживается. Все эти задачи достаточно просты, они не представляют никаких особых трудностей для ума. Но насколько эффективно авторитарное сознание?

С первого взгляда, оно имеет одно неоспоримое преимущество. Совесть человека с таким этическим сознанием всегда в порядке и не беспокоит его, ведь она поступает в согласии с веками существующими этическими правилами, т.е. поступает морально. На стороне этого человека абсолютные или освященные авторитетами нормы поведения. Но ясно и то, что на долю разума здесь выпадает чисто механическая задача соотносить ситуации с соответствующими моральными нормами, которые и выносят заведомо готовые суждения: «не укради», «не лги», «не прелюбодействуй» и т.д.

Все ли в порядке в данном случае? Так ли уж хороша и правильна такая позиция? Скорее всего, нет. И вот почему. Она не учитывает сложностей жизни, которая сквозь очки авторитарного морального сознания видится черно-белой. Если бы она и вправду была такой простой, то, возможно, жить было бы просто и легко. Но именно потому, что она не такова, авторитарная мораль способна ввергать многих людей в трудные, порой катастрофические состояния, ведущие к серьезным ошибкам и жизненным катастрофам. Случаев, когда возникающие этические коллизии и дилеммы^[18] могут вызвать у человека авторитарной морали глубокие психологические травмы, можно привести огромное множество. Например, сын глубоко верующих родителей полюбил девушку иного вероисповедания. Родители оказываются перед лицом сложного морального выбора: следуя заповедям своей религии, они не соглашаются на брак, но лишают своего сына счастья в семейной жизни; соглашаясь на брак, они нарушают принципы своей веры, что приносит им невыносимые нравственные страдания. Любой выбор оказывается драматическим, тяжелым и мучительным и выйти из этой ситуации без потерь и боли практически невозможно.

Или вот такой, пожалуй, даже анекдотичный пример трудностей, с которыми сталкивается человек авторитарной, догматической морали: ребенок нагрубил родителям и даже обозвал их не вполне приличными словами. Что делать? Мать говорит: «Придется оставить его без ужина и пусть он постоит в углу». Отец говорит: «Боюсь, что это невозможно». Берет Библию и читает: «Кто злословит отца своего, или свою мать, того должно предать смерти» (Исх. 21: 17 и др.).^[19]

К счастью, религиозных фанатиков не так уж и много, тем более что и вера на Руси редко бывает строгой. Есть даже расхожее высказывание: не согрешишь – не покаешься, не покаешься – не спасешься. Его вывод для многих очевиден. Но факт остается фактом: авторитарное сознание терпит постоянное поражение перед лицом реальных жизненных ситуаций, что выражается в смятении чувств, нарушениях душевного равновесия, в ощущении своей греховности, вины. Вместе с тем неизбежные поражения авторитарного сознания, уступки и компромиссы не могут не порождать лицемерия, попыток убеждать себя в том, что это «так себе», «ничего особенного», «пусть», «ладно уж» и т.д.

Любое догматическое и авторитарное сознание в большей или меньшей степени лицемерно, неискренне. В нем легко рождается «двойная мораль», точнее беспринципность, сочетающаяся с внутренним дискомфортом, чувством вины, моральной неудовлетворенности собой и т.д. Внешне это может выражаться как раздражительность, перенос внутреннего напряжения во вне, т.е. в отношения с близкими в семье или с коллегами на работе. Здесь практически неизбежен перенос своих проблем на других людей, попытки объяснить состояния фрустрации плохим поведением или характером окружающих.

Особенно неэффективно авторитарное моральное сознание в условиях динамичного, мультикультурного, многонационального и поликонфессионального общества, каковым является современная Россия, или в периоды быстрых общественных перемен, перехода общества от одних социально-культурных состояний и ценностям – к другим, во многом новым и необычным, что также весьма характерно для нашего времени. В эпохи перемен все люди с негибким сознанием и психикой испытывают очень большие трудности в адаптации к новым условиям существования, психологически и морально они могут глубоко страдать и плохо понимать, что происходит вокруг и что происходит с ними самими.

Другое, условно говоря, демократическое нравственное сознание устроено иначе. Оно способно к изменениям и к рациональному сочетанию норм, ситуации, процедур принятия решений. Разум здесь играет гораздо более существенную роль. Во-первых, он понимает, что ценность нормы и ценность человека неравны: не человек для субботы, а суббота для человека, как сказано в Библии. То есть человек, его жизнь дороже всякой этической нормы. Во-вторых, норма родилась из опыта людей, опыт жизни продолжается, и он всегда может принести что-то такое, что не укладывается в уже сложившиеся моральные правила.^[20] В-третьих, разум помогает понять, что при принятии того или иного практического решения должны учитываться по возможности все входящие в ситуацию факторы: и сам человек, и обстоятельства, и смысл норм, с помощью которых мы оцениваем происходящее и ищем выход, и вытекающие из принятого решения последствия. Следовательно, в данном случае может и должно происходить то, что ученые называют этическим исследованием, которое опирается на этическое знание и познание.

Этическое познание

Каковы наиболее очевидные пути этического познания? Прежде всего это познание моральных ценностей и правил в процессе семейного и школьного воспитания, вузовского обучения. Нам объясняют, и мы изучаем нравственность как феномен внутреннего мира человека и мировой культуры; мы знакомимся с историей этических учений, анализируем происхождение нравственных принципов, их эволюцию во времени и т.д. На этом пути человек знакомится с различными нравственными нормами и традициями, учится понимать их смысл и области приложения, одновременно набираясь морального опыта, опыта выбора, решений и поступков нравственного или безнравственного характера.

Немалое значение имеет и анализ особенностей моральных понятий и моральных суждений, специфика логики норм или так называемой нормативной логики. В процессе этического познания мы учимся понимать, чем моральные принципы как ценности отличаются от объектов или предметов самих по себе, для самих себя, т.е. не имеющих вне человека никакой ценности. Этическое познание создает этическое знание, тот объем знаний о морали, который и образует содержание нашего «багажа морали», нашего нравственного сознания, в который, разумеется, входит и наш личный моральный опыт.

К сожалению, в российском обществе практика этического познания и обучения весьма слаба и несовершенна. Им противостоят могущественные аморальные факторы: «улица», телевизионная «чернуха», коррупция, алкоголизм, наркотические зависимости, засилье порнографической продукции, оккультной и лженаучной литературы, «желтая» пресса и другие негативные, разрушающие нравственность социальные явления. Но все это не отменяет этического познания, а напротив, говорит о его исключительной важности и необходимости. Если оно будет совсем плохим или вообще исчезнет, то это будет означать крах и конец российской цивилизации, крушение российского общества, одичание и вырождение населения.

Но этического познания и сознания недостаточно. У этого сознания должно быть самосознание. Его образует то, что называется этической рефлексией. Она означает способность разума включаться в решение нравственных проблем. Таким образом, наличие этической рефлексии как соединение разума и этических норм ведет к тому, что область моральных ценностей и опыта предстает в свете разума, который выполняет роль мониторинга и контролера с целью познания, осмысления, интерпретации и адекватного применения этих норм. Как пишет известный исследователь морали Пол Куртц, «…любой моральный кодекс нуждается в интерпретации и применении и только этическая рефлексия может помочь нам в таких ситуациях. Многие люди не в состоянии понять истинную сложность морального выбора».^[21]

Но этическая рефлексия не ограничивается удержанием моральных, правовых, политических и иных ценностей в свете разума и размышлением о них. Она охватывает все аспекты моральных или ценностных ситуаций, т.е. разум покрывает всю «территорию» нравственной коллизии или морального выбора, всю комбинацию столкнувшихся друг с другом ценностей, антиценностей, возможных путей решения и спектров последствий. Как мы говорили, сюда входит и человек или субъект размышлений и выбора, и ситуация во всей ее безграничности (вещи, люди, действия или процессы, время и пространство…), и последствия. Кроме того, моральная рефлексия сотрудничает с моральными чувствами, свободой, ответственностью, волей или решимостью, заботой и мужеством, т.е. с очень многими существенными качествами и дарованиями личности. Рефлексия – это как бы «небесный купол», интеллектуальная атмосфера, в которой происходят сложнейшие процедуры осмысления, оценки и интерпретации всего этого сложного морального комплекса, разрешаемого в моральном акте, выборе, решении. Более конкретно рефлексия предстает как исследование, использующее практически все инструменты научного познания и его правила, о которых мы говорили выше. 

Формирование этического суждения

Как же конкретно происходит то, что иногда называют формированием этического суждения? Фактически оно начинается не с разума, а с чувства, с того эмоционального состояния, которое возникает в практических обстоятельствах, требующих принятия какого-то морального выбора. Это объясняется особенностями человеческой природы. Давно установлено, что эмоции, ощущения идут впереди разума и понимания. Ситуация действительно открывается нам в первую очередь как образная, предметная и чувственная, как комплекс ощущений, впечатлений и эмоций. Именно на них мы в первую очередь и обращаем внимание. И на них же реагируем в первую очередь на том же уровне, т.е. на уровне ощущений, впечатлений и эмоций. Если два человека, вступая в спор, начинают вести его слишком эмоционально, то кроме эмоций им трудно что-либо воспринять. Можно истину высказывать в такой форме, что результатом будет глубокая неприязнь к тому, кто ее высказывает. И тем не менее все начинается с ощущений, эмоций, с восприятия формы дела, а не его сути. Главное здесь – идти дальше, к содержанию, к сущности. И нужно включать разум, который должен проделать ряд процедур.

Если мы хотим эффективных решений, нам необходимо в первую очередь «справиться» с нашими чувствами, нашей субъективностью, пристрастностью или предвзятостью, с различными ошибками эмоционального уровня. В любом случае ощущения, эмоции, чувства необходимо взять под контроль и должным образом учесть, и, разумеется, не отвергнуть как что-то заведомо ложное. Но чтобы в сфере человеческого общения идти от явления – к сущности, от формы – к содержанию, от поверхности – к глубине, к сути дела, необходимо совершить рациональные операции. Хорошим дополнительным средством адекватного решения является здесь эмпатия, такое расположение к человеку и даже обстоятельствам, которое имеет целью стать на его место, понять человека и ситуацию в целом.

Понимание означает осмысление, анализ происходящего, вникание в существо дела, отсеивание случайностей или несущественного. Понять означает идентифицировать, т.е. установить и определить главные элементы ситуации и главные взаимодействия между этими элементами. Это значит связать ситуацию с более широким контекстом, в котором она происходит. Здесь важно понять и истоки, причины того, что уже произошло, хотя они могут уже отойти в прошлое. Понимание причин, истоков происходящего помогает увидеть направление, в котором развивается или может развиться ситуация, а также возможные исходы, перспективы и цели происходящего.

Одной из самых трудных проблем, с которой сталкиваются люди практически во всех ситуациях, требующих оценки и выбора, – это отделить объективное положение дел от субъективных реакций на него. Например, девушка едет на машине и неожиданно спускает колесо. Ответом на ситуацию, на то, что произошло, может быть всплеск эмоций: «Что произошло? Какой кошмар! Ведь я же опоздаю! Ужас, все рушится!!!».

Но возможна и совсем другая картина. Девушка едет на машине и неожиданно спускает колесо. На мысленный вопрос «Что произошло?», следует спокойный ответ: «Спустило колесо». И пока первая будет барахтаться в своих реакциях и жить ими, другая на вопрос «Что делать?» спокойно ответит «Менять колесо». Она достанет инструмент и действительно начнет его менять. Первая не имеет дело с тем, что происходит на самом деле, она имеет дело со своими реакциями на дело, вторая – видит то, что произошло и реагирует на происходящее. Это можно сравнить с двумя посетителями ресторана. Сев за стол и занявшись изучением меню, один вскоре начинает жевать его, а другой заказывает себе то, что он вычитал в меню и готовится встретиться с реальностью. Первый не дошел до сути вещей, второй оказался к ней ближе.

Осмыслению ситуации помогают не только рациональные установки на суть дела, но и другие правила: попытка вспомнить аналогичные случаи с собой или своими знакомыми. Полезно будет заглянуть в книгу, справочник, Интернет, позвонить человеку уже бывшему в таких обстоятельствах. Важно бывает посоветоваться, прежде всего с экспертами, желательно не с одним. Таким образом, понимание должно быть активным, включающим в себя исследование: консультации, вопросы, проверки, анализ и т.д.

После достаточно глубокого осмысления ситуации, понимания того, что есть, важно продумать, какие ценности, что по существу вовлечено в ситуацию, чем она хороша, плоха, чем она чревата, что вовлечено в нее прямо и косвенно, что от меня требуется в этих обстоятельствах. Здесь важно видеть и решить как минимум пять важнейших проблем. Это: (1) идентификация, усмотрение самой ситуации, определение, о каких ценностях здесь идет речь, (2) понять, каковы их приоритеты (т.е. следует выстроить их по шкале значимости, важности), как они здесь сталкиваются и сочетаются, (3) мысленное экспериментирование, продумывание вариантов оптимальных решений, (4) учет возможных фактических последствий тех или иных действий и (5) учет моей ответственности и обязательств, которые вытекают из принимаемого мной решения, так же как и ответственности и обязательств, которые возникают или могут возникать у других людей в результате моего того или иного решения.

Это продумывание должно быть широким и глубоким, т.е. учитываться должны как ближайшие, так и отдаленные последствия, как воздействие решений на непосредственно вовлеченных в ситуацию, так и их воздействие на тех, кто может быть вовлечен косвенно, но, в итоге, не менее существенно.

Трезвое, активное и вместе с тем ответственное отношение к ситуации не только помогает обнаруживать существо происходящего, но и открывать совершенно непредсказуемые стороны ситуации или варианты решения. К этому также нужно быть готовым, как и к тому, чтобы мы старались быть креативными, творческими, принимая решения или совершая выбор.

Я помню, как на семинаре, посвященном этим вопросам, я спросил одну студентку: что делать, если в соответствии с поговоркой «любовь зла, полюбишь и козла», она вдруг полюбит такого «козла»? Было предложено огромное количество возможных действий. Особенно активны были девушки. Их решения были быстрыми и радикальными. И все-таки самым неожиданным, простым и реалистичным был ответ этой студентки. Подумав, она сказала: «А может быть он и не козел вовсе». Оригинальность этого ответа состояла в том, что в отличие от всех других студентов, она не бросилась решать вопрос, как поступить с этим «козлом», а задумалась о главном: что это за человек, которого назвали «козлом»? Таков ли он на самом деле? Ведь так часто мы за видимостью, за внешним, за первым впечатлением и ярлыком теряем главное, глубинное. Слово «козел» здесь играло роль клише, штампа, способа поверхностного и стереотипного, бездумного определения. Даже если этот юноша, которого так бездумно обозвали, действительно не богатырь и не «крутой», то не исключено, что у него есть такие дарования, которые ценнее всякой «крутизны». В этой связи я вспомнил об одной мудрой поговорке: «Красота приглядится, а ум пригодится».

Но ситуации могут быть самыми неожиданными, требующими быстрых решений. Скажем, вы собираетесь сегодня отдать долг вашему товарищу, которому вы обещали вернуть деньги в срок. При этом вы знаете, что эти деньги ему будут нужны именно сегодня, что вы никогда не подводили его, также как и он вас. Неожиданно на лестничной клетке вас догоняет соседка и плача говорит, что ее сын умирает и что нужны деньги, так как иначе скорая не берет его в больницу. Случай, вроде бы, очевидный. Взвесив все за и против, вы решаете дать ей денег, хотя вам предстоит тяжелый и неприятный разговор с вашим другом. Но на самом ли деле все так просто? Не стоит ли потратить пять-десять минут, чтобы исследовать ситуацию и самому понять, что происходит? Возможно, нужно расспросить бабулю и уточнить детали. Возможно, нужно зайти в ее квартиру и взглянуть на ситуацию своими глазами. Возможно, там бригада скорой помощи, а возможно собутыльники соседа, погнавшие старушку за деньгами, пригрозив ей тумаками… И тогда, возможно, придется давать деньги «на бутылку», чтобы спасти соседку от побоев. Или вызывать милицию. Всякое может быть… Вариантов решений может быть сколько угодно, так же как и их последствий. Главное не терять самообладания, здорового скепсиса или критичности, разума и совести, настроя на исследование.

Формирование этического суждения – это сложный процесс в конкретной ситуации. В ней оказываются задействованными многие человеческие способности и затрагиваются разные моральные нормы, но разум при этом играет все-таки весьма существенную, если не главную роль. Во всяком случае он создает процесс этического исследования и является его дирижером.

Таким образом, теоретически говоря, мы имеем сочетание (1) этики норм, поскольку руководствуемся определенными моральными нормами; (2) ситуативную этику, поскольку исследуем ситуацию и учитываем ее при выборе тех или иных правил морали, на которые мы должны здесь ориентироваться как на руководящие; (3) этику рационального исследования и творчества, без которой трудно рассчитывать на успех. В жизни двух абсолютно одинаковых ситуаций не бывает и тем самым мы обречены всякий раз делать что-то новое и уникальное, творческое, если желаем с честью решить задачу. К этому нужно добавить то очевидное, о чем мы не говорили, но о чем нужно напомнить: всякое действие, называемое моральным, может быть только свободным актом нашего ума, нравственного чувства и воли. В противном случае ни о каком моральном поступке не может быть и речи. Как справедливо подчеркивает П. Куртц, «Ответственности за выбор многие предпочитают бегство от него. Моральная свобода часто оказывается невыносимой, и многие полагаются на обычай или авторитет или передают другим право решать за них. Бегство от свободы и разума является общим признаком пугливых душ, которые не желают или не в состоянии делать выбор. Но как обманчивы теплота, уют и надежность несомненных моральных абсолютов!»^[22]

Этический рост и проблема совершенствования

Если возможно и желательно познание этической ситуации с помощью разума, то также возможна благотворная роль разума в нашем моральном развитии. У этического роста есть своя хронология, стадии, этапы роста: детство, юность, зрелость. Но у нашего нравственного прогресса нет старости, а есть совершенствование. Мораль разумного человека не стареет. Она способна только совершенствоваться в искусстве принятия решений в формировании этических суждений, в этическом творчестве. Поэтому Н.А. Бердяев называет этику творчества «вечно молодой» этикой дерзновения и радости.

Но, говоря об этическом росте, мы должны отдавать себе отчет в том, что понятие совершенствования много шире понятия морального роста и развития. Можно совершенствоваться физически и психологически, можно совершенствоваться в отдельных видах деятельности, развивая одну из человеческих способностей, скажем, певческий талант или математические способности. Вместе с тем у человека есть природные предпосылки к самосовершенствованию. Они проявляются как естественное стремление человека быть лучше, быть первым, быть самым хорошим. Это стремление может стимулироваться и природой общественных отношений, в которой есть элемент конкурентности, соревновательности, даже соперничества и войны. Однако людей, которые имеют четкие программы совершенствования, довольно мало, что объясняется многими причинами: низким жизненным уровнем людей, когда главным становится вопрос о материальном выживании, низким уровнем самосознания, когда человек по разным причинам не может развить его до такой степени, когда оно в свою очередь поможет сделать жизнь человека высоко организованной, осмысленной, проективной, гармоничной и целеустремленной. Одной из наиболее распространенных причин столь малого числа людей, создающих для себя ту или иную программу совершенствования, является отсутствие волевой подготовки, поскольку сам по себе проект совершенствования есть не более чем идея, требующая своего практического воплощения. Коротко говоря, желание, потребность в росте и успехе часто бывает меньше и слабее, чем сила лени, невежества, пофигизма и равнодушия к себе.

И, тем не менее, идея эта настолько важна, что заслуживает того, чтобы обсудить и понять ее в надежде на то, что в этом случае естественную потребность в совершенствовании можно будет реализовать легче и полнее. Ведь разум и знание – это тоже сила, и если они на нашей стороне, то тогда и лень, и безволие легче с позором изгнать из своего характера и повседневной жизни.

Так что же такое совершенствование и совершенство? Совершенствование – это процесс достижения или приближения к тому, что рассматривается как ценность или благо. Совершенством в таком случае будет та ценность (комплекс ценностей), которой достиг человек, сумевший воплотить ее в себе, в своей жизни или в результатах своего труда и творчества. Добавим к этому, что и сам процесс совершенствования становится для человека ценностью, укрепляя его жизнь, делая ее осмысленнее, целесообразнее в его собственных глазах, имеющей смысл и значение большее, чем чисто биологическое, растительное и пассивное проживание жизни. Таким образом, совершенствование открывается и как цель, и как средство, и как путь, и как достижение результата.

Связь совершенства с ценностями заставляет нас сказать, что такое ценности и каковы их источники.^[23] Прежде всего, это наши естественные потребности. Не все, разумеется, но такие, которые, во-первых, позитивны[24] и, во-вторых, удовлетворяются не легко и просто, а с определенными физическими, интеллектуальными или волевыми усилиями. Так, потребность в дыхании редко становится предметом совершенствования, хотя есть дыхательные практики, которые требуют большого мастерства.

Думается, ясно, что ценность, которая, как правило, становится основой процесса совершенствования – это физическое, интеллектуальное, психическое, нравственное и социальное здоровье. Ею может стать и красота тела, и она для все большего числа женщин действительно становится культивируемой ценностью, областью совершенствования. Кроме того, предметом (целью) совершенствования может быть достижение уникальных результатов в какой-либо деятельности: в спорте, искусстве, науке, в своей профессии и т.д.

Каковы основные характеристики совершенства? С одной стороны, совершенство предполагает движение к различного рода абсолютам, к тем или иным идеальным (правовым, нравственным, религиозным) нормам, к каким-либо стандартам. Это особенно справедливо в отношении к спортивным рекордам, нравственному совершенствованию и др. С другой стороны, совершенство относительно и зависит от условий и возможностей человека, от социальных и природных условий его жизни. Выращивание винограда в северных широтах России требует гораздо больших усилий и, возможно, совершенства, чем его выращивание в южных широтах. Достижение рекорда на параолимпийских играх (мировые олимпиады для инвалидов) может требовать от чемпиона больших талантов, чем от спортсмена, не являющегося инвалидом. Примечательно, что в спорте имеются случаи, когда травмы или физические недостатки не останавливали спортсменов, и они не только возвращались в строй, но и достигали новых мировых рекордов.

Так что было бы неправильно говорить о каких-то неизменных и абсолютных стандартах совершенства. Они относительны и соответствуют природным дарованиям, условиям среды, они могут зависеть даже от счастливого случая (скажем, быть в нужном месте в нужное время, хотя лучше рассчитывать на себя, а не на случай). Не обязательно быть гением, чтобы достигать стандартов совершенства, совершать новые прорывы в своей жизни и достигать впечатляющих результатов.

Следующей чертой совершенства является постоянство. Это значит, что совершенство и путь к нему предполагают включение этого проекта в образ жизни, во что-то постоянное. Но совершенствование не должно быть чем-то фанатичным и поглощающим все остальное. Иногда думают, что совершенство достигается одномоментным или одноразовым порывом, после чего остается почивать на лаврах и быть счастливым. Это халявное представление о совершенстве, не трудовое и не серьезное. Человек при этом хочет обмануть самого себя, что, конечно, глупо.

Устойчивость достижений – важная черта совершенства. Это, повторю, не означает, что личность должна быть «на высоте» всегда и везде. Это только значит, что совершенствование и совершенство представляют собой процесс, череду достижений, успехов на достаточно серьезных промежутках времени. При этом важно изменять условия, стандарты и цели совершенства с учетом возраста, обстоятельств и т.д. Главное быть в этом проекте совершенствования, накапливать его опыт. Что и означает полноту и богатство жизни.

Благородная и счастливая жизнь доступна всем, а не только императорам и «звездам». «Совершенство проявляется там, где существует гармоничное сочетание и соразмерность. Даже в страдании, терпении, несчастье или трагедии и, несмотря на них, жизнь имеет смысл и не отлучена от совершенства… Не всякая личность может достичь совершенства. Но, несмотря на недостатки, присущие всем людям, высокие качества индивида могут проявиться в любой ситуации. Человеческая жизнь, если она достойно прожита, удивительна и замечательна сама по себе. Это возвышенная и выдающаяся жизнь, которая подобна цветущему каштану или величественному льву. Мы должны понять, что значит реально быть человеком, а не слепо верить в гениальность или святость — ведь мы все только люди».^[25]

Особое значение в жизни человека имеет этическое совершенство. Для вступления на путь нравственного восхождения не нужны особые благоприятные условия. Нужны, грубо говоря, обычные условия жизни и среды.

Моральное совершенствование, которое в силу особого значения в этом процессе эмоциональных качеств личности, ментальных способностей и внутреннего мира человека, может называться самосовершенствованием, включает в себя многие компоненты и процессы. В первую очередь это развитые и воспитанные, прошедшие школу разума нравственные чувства и мотивы, достаточное или хотя бы минимальное этическое знание, т.е. моральная образованность. Это, далее, зрелое нравственное сознание, этическая рефлексия или самосознание. Немаловажное значение при этом имеет нравственный опыт человека, имеющий значение этической практики, в ходе которой формируются и укрепляются навыки моральных суждений, этического исследования, выбора и действий.

Вместе с тем, этическое совершенство предполагает принятие некоторых фундаментальных ценностей, играющих роль содержательных оснований человеческой морали и определяющих вектор нашего нравственного самосовершенствования. Одни из них имеют отношение к личности как таковой, другие – к ее отношению к людям и окружающей действительности.

Среди многих ценностей нравственного совершенствования называются самые разные. Это зависит от приверженности человека к тому или иному философскому или религиозному мировоззрению. В самом деле, религиозные ценности отличаются от философских или научных. Если же ориентироваться на общечеловеческие ценности, то тогда можно воспользоваться тем набором ценностей, которые предлагает выдающийся гуманист современности Пол Куртц.

По его мнению, первой среди них может быть названа автономия, которая предполагает готовность индивида принять ответственность за свое собственное будущее и осознание того, что только тот является личностью, кто проявляет твердое намерение, в конечном счете, самому решать, как жить и кем быть. Такой человек обладает большой степенью независимости, самостоятельности. Иногда слово «самостоятельность» путают со словом «самодостаточность» или считают их синонимами. Это ошибка. Быть самодостаточным невозможно. Для нашей физической и духовной жизни нам необходимо очень многое: воздух, вода, пища – вся природа; нам необходимо общество и себе подобные, нам необходима культура, нам необходима любовь и уважение ближних. Нам много чего надо, чтобы быть самостоятельным и уверенным в себе. Но наша самостоятельность не является самоцелью. Она нам нужна, в основном для того, чтобы устанавливать справедливые и свободные, ответственные и плодотворные связи и отношения с миром, людьми, обществом.

Автономия помогает нам быть мужественными и смелыми, она защищает нас от агрессии и рабства, от покушений на нас извне. Она позволяет нам говорить правду, безбоязненно делать добро и бороться за справедливость. «Автономная личность наделена мужеством, энергией и некоторой силой воли, позволяющей ей быть терпеливой и с достоинством преодолевать препятствия».^[26]

Автономия хороша тем, что включает в себя принятие человеком самого себя, она преодолевает часто имеющийся разрыв между человеком как таковым и тем, что человек думает о себе; она помогает установить правильные внутриличностные отношения, а также отношения между личностью и ее мировоззрением. Автономия неотделима от зрелого самосознания, рефлексии и критического исследования. Автономию нужно отделять от дикости и разнузданности. «Отвязанный» или развязный человек не автономен, поскольку находится во власти инстинктов и темных чувств. Он не понимает не только окружающее, он не понимает и себя самого, и свое поведение. Такой человек не имеет ни самосознания, ни способности взглянуть на себя со стороны. По сути это беспомощный человек, влекомый деструктивными страстями. Таких людей называют социопатами, т.е. не умеющими жить в обществе. Тогда как автономная, самостоятельная и независимая личность хорошо знает, что любая другая личность также автономна или имеет право на это. Понимание изначального равенства людей ведет к уважительному, терпимому и благородному отношению человека к другим людям.

Не меньшее значение имеет разумность человека, его рациональность. В процессе этического самосовершенствования она обретает черты благоразумия. Так нравственные начала подпитывают разум, а разум – нравственность.

Благоразумие близко по своему смыслу самодисциплине, которая тем более важна, чем более высокие цели и требования предъявляет человек к себе и своему поведению. Самодисциплина хороша многим. Она – гарантия хорошо и в срок сделанного дела, она сохраняет свободу и достоинство человека, поскольку дисциплинированный человек не нуждается ни в понукании, ни в оскорбительной опеке. Достаточно простого сравнения качества жизни организованного человека и жизни человека расхлябанного, несобранного, чтобы понять важность выработки в себе такой высокой способности, как самодисциплина и самоконтроль.

Рука об руку с этим знаком достоинства личности идет самоуважение. Этика совершенства предполагает скромное и благородное уважение к самому себе. Подчас оно важнее и глубже, чем то, что называется любовью к себе, поскольку первое должно опираться на наши достижения, на наш жизненный опыт. Самоуважение – это своего рода поддержка и одобрение человеком самого себя, всего того, что он считает хорошим в себе и в тех делах, которыми так полна жизнь каждого из нас. Самоуважение не имеет ничего общего с заносчивостью, манией величия и самовосхвалением. Эти черты могут лишь принизить человека, сделать его смешным и глупым в глазах других, также как и сделать его жертвой ложных форм отношения к самому себе и окружающим. Как часть чувства собственного достоинства самоуважение необходимо для установления своей идентичности, правильной самооценки и увеличения степени автономности и независимости.

Креативность – черта, о которой сегодня много говорят и которая действительно входит в этику совершенства. Творчество является одной из коренных способностей человека, отличающей его от всех других творений природы. В конечном счете, творчество означает рост самого человека как человека, именно самотворение предстает как завершающий, вершинный и прекрасный акт жизненного роста личности. Именно в этом акте человек преодолевает собственные границы и входит в мир людей и природы со своими дарованиями и плодами своей деятельности.

Творчество не элитарно и не какая-то редкостная черта. Каждый человек имеет творческие способности. Важно обнаружить их и создать условия для их раскрытия и реализации. Большую роль при этом играет все та же рефлексия и совершенствование, обеспечивающие достаточное внимание к внутреннему миру, к обнаружению и пробуждению личностью всего позитивного и продуктивного в себе, своих, по сути безграничных дарований.

Столь же ценной является мотивированность. Это очень важная черта. Если мотивированность связана с добром и созиданием, то можно сказать, что человека ждет счастливая судьба. Ему интересно все – и жизнь, и сам он самому себе. Он деятелен и оптимистичен, он продуктивен и подвижен. Такой человек не нуждается во внешних стимуляторах. Но нередко саму мотивацию необходимо мотивировать, пробуждать и поддерживать изнутри, поскольку многие из нас даже и не догадываются о скрытых или потенциальных мотивировках самого нашего существа. Необходимо серьезно анализировать свои интересы и предпочтения, чтобы установить, какие из мотивов имеют наибольший потенциал. После этого их необходимо развивать и культивировать. Можно и нужно расшевеливать себя! Не мотивированный человек – это человек скучный, равнодушный и безразличный. Жизнь для него не в радость, а в тягость. Ни в коем случае не стоит жить на авось, как-нибудь. Ведь жизнь человека принадлежит прежде всего ему самому, никто не сможет прожить ее вместо него. Она уникальный дар и шанс. И этот шанс нельзя упустить.

Разумеется, перечисленные черты высоких совершенств не исчерпывают каталог свойств самосовершенствующейся личности. Сюда нужно добавить и уже обсуждавшийся утверждающий характер мышления и отношения к жизни, и поддержание здоровья, и оптимизм… Однако уже названные позволяют нам осознать, что у нас есть много такого, чего следует держаться и что следует развивать в себе и помогать пробуждать в других.

Этическая сторона жизни так же важна для полноценной творческой деятельности, как и интеллектуальная и психическая. Все они по-своему укрепляют основы нашего бытия, повышают качество и безопасность нашего существования. Этическая зрелость, грамотность укрепляют нашу безопасность, в том числе и в тех рискованных областях жизни, которые особенно насыщены обманом и мошенничеством. Морально зрелого человека не так-то просто обмануть или сбить с толку, поскольку он хорошо разбирается в мотивах и моральных чувствах других людей, ему легче распознать лжеца, его совесть более чутко и тонко настроена на всякую фальшь и нечистоплотность, присущую всем видам мошенничества.

Завершая разговор об укреплении наших интеллектуально-психологических и моральных ресурсов, скажем о тех нишах, где бытуют наши враги – мошенничество, ложь, манипуляции.

Вопросы к теме:

1 Каковы основные проблемы соотношения разума и морали?

2 Из чего складывается уникальный интеллектуальный и моральный портрет личности?

3 Дайте характеристику человека авторитарной морали.

4 Назовите черты демократичного нравственного сознания.

5 Каковы наиболее очевидные пути этического познания?

6 Какие функции выполняет этическая рефлексия?

7 Каковы особенности начала формирования этического суждения?

8 Что входит в круг осмысления этической ситуации?

9 Приведите пример этической дилеммы и дайте ее анализ.

10 Какие виды этик и какие человеческие качества входят в процесс формирования этического суждения?

11 Чем отличается этический рост от этического познания?

12 Что такое совершенствование и совершенство?

13 Каковы основные характеристики совершенства?

14 Назовите черты нравственного совершенствования.

Тема 16. ОЧАГИ МАНИПУЛЯЦИЙ

Хотя мы можем совершенствовать наше мышление и повышать осведомленность относительно обмана и мошенничества, единой теории антиобмана и антимошенничества, судя по всему, быть не может. В этой ситуации полезными могут быть практические советы, являющиеся выводами из конкретных случаев введения в заблуждение или сознательного обмана. Эти советы не заменяют общих принципов правильного мышления, но у них есть одно преимущество: они не догматизируют сознание, на что способна любая теория, даже скептическая.

Попробуем систематизировать многообразие нашего опыта и поведения в качестве покупателей, слушателей, пассажиров, клиентов, пациентов, вкладчиков и т.д., чтобы получить некоторую общую картину тех реальных и потенциальных угроз, которые связаны с обманом, мошенничеством и дезинформацией, одним словом, – с манипуляциями.^[27] Из нее мы и будем извлекать то, что поможет нам защитить и сохранить наш ум, здоровье и кошелек. Для начала необходимо выделить те социальные области, которые наиболее интенсивно используют всякого рода мошенники, те, как правило, организованные группы, которые незаконным и аморальным способом стремятся достичь своих финансовых, экономических, политических или идеологических целей.

Действительно, в современном обществе есть такие ниши, которые особенно активно и мощно излучают информацию, в том числе и корыстно ложную. Ими являются реклама, телевидение, пресса и сфера публичной политики, политические заявления, речи и дебаты.

Реклама

Современная реклама^[28] вездесуща и агрессивна. Почему она такова? Ведь, если что и может ее оправдать, так это наша потребность быть информированными о товарах и услугах. Но разве нужна для этого вся эта «роскошь» и вездесущая напористость рекламы? Конечно, нет. Если бы проблема состояла только в этом, тогда, возможно, был создан какой-то единый, весьма удобный в употреблении электронный или иной универсальный справочник, который решал бы все наши проблемы как покупателей, пассажиров, клиентов и т.д.

Дело однако в двух, по сути, противоположных вещах: с одной стороны, нужно продать товар в условиях конкуренции, снижающей цены или делающей цену более или менее реальной, с другой – продать его как можно дороже. Второе обычно достигается двумя путями: разорением конкурента и/или монополизацией производства товаров или услуг. Это, как будто бы внутреннее дело бизнеса, для нас далеко не безразлично, поскольку конечной целью этого процесса является ценовой диктат и фактическое сужение ассортимента конкурирующих между собой однотипных товаров, жертвой чего и является потребитель.^[29]

В условиях высоких технологий и свободного капитала производство не представляет сколько-нибудь трудной проблемы. Проблема в том, чтобы продать, поскольку именно этот заключительный акт является тем моментом, который и обеспечивает прибыль, успех всех, кто участвует в сложной цепочке производства, продвижения и продажи товара или услуги. Таким образом, потребитель, точнее его деньги оказываются конечной целью, источником, главным мотивом всего рыночного хозяйства. Но эта цель рассматривается с одной утилитарной точки зрения: получить как можно больше за как можно более дешевый по себестоимости товар или услугу.

Производителю товаров массового потребления нужно убедить – в идеале – заставить покупателя сделать это. Но здравый смысл говорит, что это ложная постановка вопроса, что это не моя проблема. Покупают то, что нужно человеку, а не то, что ему навязывают. В самом деле, зачем мне покупать телевизор, если мне нужен МП-3 плеер? Так кажется с первого взгляда. Однако в обществе потребления производители, объясняя возникновение рекламы необходимостью информировать население о товарах, ушли так далеко от этой идеи, что фактически делают противоположное: не столько учитывают естественные и позитивные потребности людей, сколько вырабатывают у них искусственные, необходимые производителям потребности, создавая особый тип человека – бездумного, зависимого и манипулируемого потребителя, фаната шопинга и навязываемых ему услуг.

Да, в действительности все сложнее. Современная рыночная индустрия довела систему производства и продажи до такого совершенства, что она интересуется не тем, что нужно человеку, а тем, насколько глубоко он обработан рекламой, насколько глубоко и прочно она формирует потребности в том или ином товаре или услуге.^[30] Иначе говоря, потребности человека в обществе массового потребления в основном формируются извне, а не проявляются изнутри индивида естественно и свободно.

Реклама – мощный психологический фактор. Он действует по большей части на эмоционально-чувственную сферу или на подсознательное, т.е. косвенно и скрыто. Есть даже термин «скрытая реклама», смысл которой двойной: с одной стороны она подается не как реклама, а, скажем, как ответ на письмо читателя (которое и пишет «ответчик»), с другой – устанавливает косвенные связи рекламируемого товара с позитивным образом или эмоцией. Например, реклама сигарет определенного бренда^[31] на фоне загородного пикника. Причем, как правило, никто из изображенных на рекламном щите, не курит. Еще более эффективна телереклама, поскольку она включает в себя информацию в виде динамических образов и звуковых рядов. Механизм действия рекламы достаточно прост (сложны и многообразны конкретные содержания и методы его запуска): необходимо вызвать «обусловленный эмоциональный ответ», желание и действие, адекватное рекламному посланию. Это близко к тому, что проделывал с собаками известный русский физиолог И.П. Павлов, когда разрабатывал свою концепцию условных и безусловных рефлексов.

«Отец бихевиоризма»^[32] Дж. Уотсон считал, что дело не в разуме, как чем-то специфически человеческом, а в мотивациях, желаниях и потребностях. Он полагал, что покупка товара – это не рациональный акт, а эмоциональный. Поэтому задача рекламы состоит в управлении и манипуляции чувствами и желаниями. Известное английское высказывание «selling the sizzle rather than steak» может быть переведено приблизительно как «продажа шипения поджаривающегося мяса, а не бифштекса». Это «шипение», конечно же, облагорожено и подается как высокое поэтическое однострочие: «Изменим мир к лучшему!», «Ты этого достойна!», «Почувствуй разницу!» «Тефаль, ты думаешь о нас!» и т.д. Импульсы, получаемые от рекламы, закрепляются ее частым повторением, что похоже на незаметное вбивание в мозги датчика, который предназначен для раздражения определенного участка мозга, ведающего конкретной эмоцией или потребностью.

В силу различных, по сути, противоположных целей у производителя и потребителя, реклама по определению не может быть честной.^[33] Как минимум она завышает качество товара, как максимум – товар, который она навязывает, вам абсолютно не нужен или даже вреден. Особенно опасными могут быть товары или услуги, связанные с лечением, уходом за телом и т.д. Различные новейшие препараты (пищевые добавки, косметика и др.) или тренажеры далеко не всегда полезны потребителям. (Точнее, они наверняка полезны не всем.) Очарованные ими люди не спешат к специалистам: врачам, диетологам, физиотерапевтам и т.д. – для получения консультации и совета в отношении планируемой покупки.

Одним из общих негативных следствий рекламы является деформация ею восприятия действительности. Мощь рекламы настолько велика, что способна вести к потере ориентации, к атрофии разума и исследовательских способностей человека. Она программирует человека, резко снижает область его интересов, ставит в зависимость, уменьшает степень свободы и креативности индивида. Предельной целью рекламы является вытеснение содержания сознания разного рода рекламными имиджами, брендами, слоганами и т.п. Если бы ей удалось достичь своей цели, то все мы превратились бы в полных идиотов.

Особого рода рекламой являются так называемые лейблы, т.е. ярлыки и всякого рода наклейки на товары. Вопрос этот далеко не простой, поскольку связан с рядом обязательств производителей товаров и услуг в отношении покупателей и клиентов. Лейбл и тем более инструкция по использованию или паспорт изделия являются своего рода договором купли-продажи. Этот договор должен соответствовать ряду законов: от закона о рекламе до закона о защите потребителей.

На территории лейблов и ценников ведется настоящая мошенническая война против потребителей. Ее приемы многочисленны. Назовем лишь некоторые из них.

1. Обещание здоровья. Производители продуктов питания и пищевых добавок стремятся эксплуатировать вполне очевидную мысль, что хорошее питание полезно для здоровья, указывая на ценность того или иного товара. Таких указаний, в принципе, не должно быть, так как вопрос о правильном и здоровом питании является прерогативой не пищевиков, а врачей-диетологов. Поэтому, например, в США правительственная организация «Администрация по продовольствию и медикаментам» (Food and Drug Administration – FDA) запрещает указывать на упаковках любую информацию, касающуюся связи товара со здоровьем человека. Однако нередко эта информация передается в скрытом виде. Скажем, если взглянуть на пакет молока, то на нем может быть написано: «…Настоящее, по-деревенски вкусное… легкое и освежающее. Оно и силы придает и фигуру бережет, а в жару такое молоко лучше всего жажду утоляет. Я коровку дою с легким сердцем да доброй душой, вот и молочко надолго останется свежим и вкусным. Стакан теплого молочка на ночь успокоит и сны сладкие навеет».

Эта «поэма о молочке» может быть безвредной, если только мы с самого начала отнесемся к ней как не относящейся к делу, т.е. как к неуместной лирике. Если же принять то, что написано, всерьез, то здесь, что ни слово, то ложь. Во-первых, очевидная скрытая реклама «обещания здоровья», что недопустимо по сути. Во-вторых, слова о дойке «с легким сердцем да доброй душою» – откровенная неправда, т.к. завод, производящий эту продукцию, собирает молоко не у «бабушек», а покупает у ферм, оборудованных аппаратами автоматической дойки. В-третьих, идет внушение вполне паранормального предрассудка, что если доить с «доброй душой», то «молочко надолго останется свежим и вкусным». Связи между первым и вторым нет и быть не может. В-четвертых, рекомендация о приеме молока на ночь – прямое нарушение принципа не связывать продукты питания с вопросами здоровья, поскольку эта рекомендация полезна далеко не всем. Для кого-то она может быть просто вредной и вместо сна потребитель проведет ночь между постелью и туалетом.

Приведенный текст – часть программы внушения и формирования потребности купить именно это молоко. Другая его часть может быть обнаружена в ряде деталей. Так, молоко рекламируется как «натуральный» продукт. Слово «натуральный» рассчитано на российскую традицию называть натуральным то молоко, которое изготовлено не из молочного порошка. Но, строго говоря, порошковое молоко тоже является натуральным. Налицо введение людей в заблуждение. Остается неясным, порошковое это молоко или нет. Еще одна фраза с упаковки также далеко не безупречна с точки зрения честности рекламы: «Молоко питьевое… Содержит пищевые и биологически активные вещества, необходимые человеку для жизни». Здесь все то же «обещание здоровья» и даже жизни. Но слова о пищевых и биологически активных веществах могут насторожить: являются ли эти вещества компонентами самого молока или же они добавлены и представляют собой разного рода синтетические искусственные вещества: красители, консерванты, ароматизаторы и т.д.? Ведь если их добавить в молоко, то оно и будет «содержать» их. К типичным способам внушения относятся и разного рода изображения призов и наград рекламируемого продукта. Как правило, найти подтверждения подлинности этих наград не представляется возможным. Остается только верить.

2. Апелляция к науке. В ряде случаев к товару внушается повышенное доверие посредством указания на то, что в такой-то и такой-то лаборатории установлено, что, скажем, ресницы в результате употребления туши «Аллегро» удлиняются на 82%, а волосы при употреблении шампуня того же бренда увеличиваются в объеме на 124%. Слово «лаборатория» может гипнотизировать многих. Тем более указание на то, что были получены рекомендации или высокие оценки от «Международной Академии Бесконечных Технологий» или «Космического Института по Трансвизуальным Коммуникациям».

3. Одобрение. Эта уловка дополняет «апелляцию к науке» посредством ссылки на авторитеты или на мнение «звезды», которая «в восторге» от рекламируемого товара. Нередко это одобрение выражено непосредственно, когда знаменитость впрямую рекламирует товар или услугу. То, что это уловка, совершенно очевидно. Доверие к товару искусственно повышается через доверие или фанатическую любовь покупателя к своей «звезде». Навязывание товаров через одобрение, ассоциативное доверие, любовь имеет чрезвычайно много форм выражения. Сегодня этому служит спорт, различные ток-шоу. Вся телепродукция так переплетена с рекламой, что на нее работают практически все кино- и медиазвезды. Впрочем, бывает и наоборот. Раскрученный шоумен или актриса начинают бизнес на своем собственном имени или бренде. Типичный случай – то, что случилось с «моей семьей». На базе бренда, названия телепередачи возникла газета и коммерческое предприятие.

Особенно модным прием «одобрение» стал в политической рекламе. Фото с президентом будущего губернатора, губернатора с кандидатом в руководители районного масштаба и т.п. – до удивления затасканное, но все еще эффективное средство для воздействия на менталитет российского электората.

4. Крупная недомолвка. Большое не только видится на расстоянии, но и запоминается лучше. Это хорошо знают в рекламном бизнесе. Кому не приходилось видеть броские надписи на упаковках товара: «НА 25% БОЛЬШЕ!» или «10% БЕСПЛАТНО!». Просто потрясающая доброта производителя! Но скептик говорит: «Читай мелкие буквы».^[34] Чаще всего они и являются главными. Если вам предлагают на 25% больше, то при внимательном чтении легко найти и окончание этой «большой» фразы: «чем в 750-грамовой упаковке». И все становится на свои места. Если же на 10% бесплатно, то определить, почему бесплатно будет просто невозможно.

5. Безумная пляска цен. Распродажи стали уже чем-то обычным в России. Действительно в ряде случаев на них можно купить товар по сниженной цене. Чаще всего это связано со сменой сезона, когда магазину нужно сбыть товар, который может «залечь» до следующего сезона, омертвив капитал, и при этом выйти из моды. Однако чаще всего распродажа – один из способов заставить купить товар по фальсифицированной цене. Хорошо известно, что в течение года есть такие праздники или дни, когда потребительский спрос резко повышается: Новый Год, День 8 Марта, начало учебного года и т.д. Чтобы увеличить объем продаж его стремятся взвинтить якобы снижением цен. Но фактически это снижение идет от завышенных цен, так что никакого их реального снижения нет. Я лично убедился в этом. Желая купить сканер на распродаже, я по каким-то причинам не смог сделать этого. Придя в магазин несколькими днями позже, я с удивлением обнаружил, что рекламировавшийся сканер после окончания сейла стоил дешевле на несколько сотен рублей. Такова цена «пляски цен». К этим «пляскам» относятся и различные заманчивые с первого взгляда предложения: «купи одну пару ботинок, вторая – бесплатно»; «купи четыре предмета, последний – вполовину стоимости». При изучении деталей рекламного предложения и чтения мелких букв выясняется, что чуда нет. Все продумано, но не в нашу пользу.

На простаков рассчитан и такой незамысловатый ход: вы покупаете вещь, платя в соответствие с ценой верхней наклейки, с удовольствием замечая, что под ней наклейка с большей цифрой. Ваш выигрыш кажется очевидным. Но в этот приятный момент нам невдомек, что нижний ценник прилепили одновременно с верхним, но так, чтобы верхний лишь частично закрывал нижний – для большей убедительности.

Приведенные тактики внушения и обмана далеко не исчерпывают их фактического разнообразия. Каждый из нас, если захочет быть скептиком-исследователем, в большом числе может обнаружить их там, где мы оказываемся покупателями, клиентами, пассажирами, пациентами и т.д. Дело это весьма интересное и далеко не бесполезное. Не дать себя обмануть – одно из приятных и полезных занятий для нашего ума и достоинства.

Масс-медиа: враг или друг?

Средства массовой информации делают современную цивилизацию особенно непохожей на культуру даже столетней давности. К концу прошлого века мир приобрел еще одно, ранее неизвестное измерение. Объемы, скорости и формы коммуникаций и передачи информации радикально изменили не только экономику, политику и повседневную жизнь людей. Они изменили само время и пространство, по существу, почти уничтожив многие из традиционных форм их проявления. Способы сохранения информации стали настолько совершенными, что история стала сохраняться в такой степени и полноте, что подчас ее и невозможно отделить от настоящего. Пространство сжалось до такой степени, что многие важные коммуникации совершаются мгновенно и независимо от места и расстояний. Виртуальные миры, общим обозначением которых стало информационное пространство, приобретают такое же значение в жизни человека, как и реальный первозданный мир природы, в которой и из которой возник человек.

В силу конкурентности, соревновательности самой жизни и исключительно высокой значимости информационного пространства, его потенциала влияния и власти за него идет жесточайшая борьба. За него борются политические, экономические и идеологические силы. Но сама по себе природа масс-медиа этически, политически и идеологически нейтральна. Это не более чем средство сообщения, общения, связи. В этом отношении СМИ подобны языку как средству общения. Однако поскольку мы уже не можем жить без СМИ, поскольку мы уже погружены в него, именно тот, кому принадлежат СМИ, становиться нашим виртуальным (а фактически реальным) владельцем, тем воздухом и пространством, в котором мы существуем. У нас уже нет возможности не вдыхать кем-то задаваемый состав «информационного воздуха», или не заглатывать наполняемого кем-то чуждым содержания «информационного пространства».

Но пока творения человеческого ума и рук не превышают возможностей разума и мощи человеческой свободы, мы еще можем сохранять себя в своем достоинстве, истинности и добродетелях, если, разумеется, желаем этого. Человеческий разум и фундаментальные принципы морали в состоянии противостоять негативным тенденциям в культуре, в том числе и в информационном пространстве, частью которой оно является.

Что мы можем? Мы можем многое, пока на нашей стороне разум и добрая воля. И, конечно, исследовательский скептицизм. Прежде всего нам необходимо принять установку конструктора и субъекта наших отношений со СМИ. Занять позицию субъекта, а не объекта в информационном пространстве значит: оно – часть меня, а не я – часть его, оно принадлежит мне, а не я ему; я умею по меньшей мере держать технологически (выключить кнопку) или психологически безопасную дистанцию между собой и информационным пространством, я могу контролировать мои отношения со СМИ и я могу конструировать, выстраивать их необходимым мне образом.

Далее необходимо определить ценность, роль, место и объем СМИ или информационного пространства (ИП) в своей личной (включая семейную), профессиональной и общественной (гражданской) жизни (весьма желательно, чтобы у вас было как минимум четыре таких области жизни, это укрепит вашу жизнестойкость). Следует установить статус и условия пребывания ИП как особой объективности и необходимости в вашей жизни, особенно по отношению к тем ее областям, которые не связаны со СМИ^[35], нужно выяснить, что нам от них нужно, а что не нужно, чего они хотят от меня, и что я на этот счет думаю. Можно поставить вопрос даже жестче: если за все нужно платить, то за что и чем я плачу, пользуясь СМИ?

Большое значение имеет проективно-конструкторский процесс в отношении ИП. В него входит:

- определение реестра типов необходимой информации; это значит, что нужно прояснить, в каком ассортименте и в каком объеме вам нужна политическая, социальная, экономическая, финансовая, интеллектуальная, этическая (мировоззренческая), художественная (эстетическая) и профессиональная информация. Не забудьте и о специальных видах личной информации, скажем, медицинской, эротической или связанной с вашим хобби;

- выстраивание приоритетов этих видов информации по критерию их ценности и значимости для вас как в принципе, так и в различных ситуациях места и времени; это необходимо в случаях выбора сфер информационного пространства (скажем, смотреть спортивную программу или поработать в Интернете);

- составление индивидуального плана – ежедневного, недельного или месячного – пребывания и использования ресурсов информационного пространства; полезна в этом случае работа с теле- и радиопрограммами, на основе которых вы будете решать, какова будет ваша информационная жизнь в соответствующей сфере и интервале времени; не менее важно создать свою нишу и в Интернет-пространстве на основе обычных и интерактивных коммуникаций;

- определение вашего индивидуального вклада в ИП и в виде создания личной ниши в этом пространстве и как его обогащение результатами вашего труда и творчества; это может быть и блог, и участие в работе сайта или Википедии; возможностей здесь предостаточно;

- обретение хотя бы минимума знания для работы с информацией; сюда в частности входит вопрос о вашей информационной безопасности ^[36], поскольку загрязненность ИП может обернуться для вас самыми непредвиденными неприятностями; важно владеть минимумом правил, позволяющих получать максимально достоверную информацию; это достигается многими способами: использование нескольких источников информации, желательно конкурирующих (особенно если речь идет о политической, социальной или мировоззренческой информации), обращение к экспертам, самостоятельная проверка данных, если они позволяют это сделать;

- участие в деятельности информационных (виртуальных) групп с людьми, которым вы доверяете, считаете их достаточно надежными и порядочными для совместной информационной (сетевой) работы и сотрудничества.

Для адекватного отношения к СМИ важно иметь общее представление об их месте и роли в обществе, об отношениях между СМИ и государством, бизнесом, обществом и гражданином. Их место и роль в целом определяется политическим режимом в стране, типом экономики, законодательством и состоянием общественного мнения. Конечно, важную роль имеют и культурно-исторические традиции, которые и являются своего рода археологическими отложениями результатов перечисленных реальностей.

В нормальном, т.е. демократическом обществе и правовом государстве (когда власть и граждане реально подчиняются закону) пресса играет исключительно важную роль. Она, подобно кровеносной системе, является такой информационной системой, которая снабжает общество и индивида данными, необходимыми для ориентации и действий в социальной и личной сфере. Особенно важен принцип независимости, свободы СМИ, поскольку это является первым условием объективности и достоверности передаваемой ими информации. Вторым условием здоровья СМИ является их подконтрольность справедливому закону и гражданскому обществу.

Дело, правда, осложняется тем, что в условиях рынка СМИ должны быть рентабельными, т.е. приносить доход. Это заставляет владельцев информационных систем заполнять ее содержанием низкого, а то и опасного для людей и общества качества: во-первых, коммерческой информацией рекламного характера, во-вторых, информацией, эксплуатирующей наши слабости, недостатки, зависимости и предрассудки. Отсюда и возникает поток дешевых или искусственных сенсаций, порнографии, насилия, паранормальных верований, «ужастиков» и всякой мистической чепухи, не говоря уже о политической информации, разжигающей ненависть и нетерпимость по национальным, идеологическим или религиозным признакам.

Другим источником болезни СМИ является стремление медиамагнатов использовать СМИ не по их прямому назначению, а с целью достижения политической или идеологической власти (в дополнение к финансовому могуществу). С этим связано выражение: СМИ – это четвертая власть (наряду с законодательной, исполнительной и судебной).

В авторитарных режимах положение СМИ, как и качество информации, ухудшается ввиду диктата власти, использования информационного пространства для сохранения и укрепления господствующего политического и идеологического режима. Место информации занимает пропаганда и агитация, ложь, клевета, политическое оболванивание населения, запугивание его «образами» врага и т.д.

Особенно большое, в конечном счете, решающее значение для создания и поддержания нормального информационного пространства играет гражданское общество. В широком смысле – это сообщество свободных граждан, обладающих достаточно зрелыми моральными принципами и правосознанием, занимающих активную социальную позицию и создающих сеть гражданских организаций, обеспечивающих достаточный общественный контроль за государством, бизнесом и средствами массовой информации. Уровень развития гражданского общества определяет качество политической, правовой и нравственной атмосферы во всех областях социальной жизни.

Но формирование и функционирование институтов гражданского общества – это сложный и хрупкий процесс, поскольку он зависит прежде всего от суммы и энергии личных и добровольных инициатив граждан. Коммерциализация общества также играет двоякую роль в отношении гражданского общества: с одной стороны, она ведет к коммерциализации индивидуального сознания, препятствующей гражданину безвозмездно делать общественную работу^[37], с другой – деятельность технического аппарата и реализация различных гражданских проектов требует согласования с законами рыночных отношений, а также финансовой поддержки со стороны частных лиц, государства и бизнеса.

Для личности важно понять, что она как таковая, ее ресурсы свободы и сама она как индивидуальность, имеющая свои собственные интересы и потребности – исходный потенциал гражданского общества. Она – главный и единственный элемент той изначальной народной силы, которая должна быть основополагающей для формирования государства и контроля над СМИ (но является ею лишь в той или иной степени, частично). На практике этой силе противостоят бюрократия и бизнес, в том числе и медийный. И тем не менее информационное пространство может быть свободным и здоровым в решающей степени благодаря демократическим институтам гражданского общества. Их невозможно заподозрить в корысти, подавлении свободы прессы, в попытках навязать какие-либо партийные и идеологические ограничения и цензуру. Потому что свободным гражданам, демократическим институтам нужна свободная, честная, серьезная, объективная, нравственно здоровая и социально значимая информация.^[38]

Каким же должен быть ответ, поставленный в начале этого параграфа? СМИ могут быть и бывают и друзьями, и врагами человека. Для того чтобы свести к минимуму возможности их использование во зло людей, необходимо их изучение, научное представление о них, важно укреплять демократические основы общества и крайне важно просвещать и контролировать масс-медиа. Закон, независимый суд, наука и гражданские организации играют здесь решающую роль.

Россиянину особенно трудно понять, как может гражданин и общественные организации повлиять на прессу. Это влияние нужно начинать все с того же самопросвещения, с самообразования. Если мы научимся что-то понимать в журналистской кухне, нам будет проще защитить себя и выставить определенные требования к прессе и телевидению. Диапазон действий здесь весьма широк: от заявлений и сбора подписей под обращениями в суд и законодательные органы, в правительство, вплоть до президента до пикетирования или блокирования теле- или радиостанций. Это и будет настоящим просвещением как для журналистов, так и для медиабаронов и государственной медиабюрократии.

Что входит в программу ликбеза для потребителей продуктов СМИ? В дополнение к сказанному следует обратить внимание на следующее:

- журналисты, особенно новостные, склонны использовать практически все технологии рекламы с целью удержания аудитории в поле своего внимания; отсюда сенсационизм, сверхкраткость и поверхностность анализа (научный может быть скучным, и телезритель переключит канал, а сочетать популярность и научность для большинства репортеров недоступный идеал); отсюда вывод: чем чаще телеканал (радиостанция, газета, Интернет-портал и т.д.) приглашает экспертов, тем большего доверия он заслуживает;

- склонность ведущих ток-шоу приглашать не специалистов, а знаменитостей или даже «человека с улицы»; это значит, что разговора по существу не будет, а будет некомпетентный, но занимательный и понятный для большинства «базар»; это объясняет, почему темы ток-шоу или дебатов обычно банальны и не имеют сколько-нибудь серьезного общественного значения;^[39]

- «экономизм» журналистики; это значит, что «новости не добываются и не сообщаются, а делаются и продаются»; действительно, себестоимость реальной новости в десятки или сотни раз дороже выдуманной или поверхностной. Но плохой журналистике важнее, чтобы новость привлекала внимание и удерживала пользователя. Недаром англичане говорят: “If it bleeds, it leads”? То есть, «если это кровоточит, то руководит (управляет, склоняет, заставляет [смотреть, слушать и т.д.])»; это объясняет и еще одно ходячее в журналистике выражение: «хорошая новость – не новость», на крючок насилия, ужасов, сообщений о катастрофах можно зацепить больше людей. Да, это горькая правда: людям больше нужна занимательность и что-то поражающее с первого взгляда, чем знание и понимание того, что есть на самом деле.

Потребителям информации необходимо знать, что на их стороне наука и научная журналистика. В последние десятилетия создаются различные научно-журналистские сообщества, целью которых является улучшение понимания населением науки и технологии. Среди крупнейших таких организаций на Западе: Транснациональный центр исследований (Committee for the Scientific Investigation of climes of the Paranormal – CSICOP)^[40], Комитет обеспокоенных журналистов (Сommittee of Concerned Journalists)[41]. В России такими организациями являются Центр исследований Российского гуманистического общества[42] и Клуб научной журналистики.[43]

Большое значение для связи науки и масс-медиа играют те ученые, которые являются популяризаторами научного знания, борцами за укрепление связи между наукой и обществом через СМИ. На Западе существует традиция участия выдающихся ученых в защите ценности науки и образования: Дж. Хаксли, Б. Рассел, П. Куртц, К. Саган, А. Азимов и многие другие. В России также существует такая традиция, идущая от М.В. Ломоносова и продолженная в ХХ в. В.И. Вернадским, К.И. Тимирязевым, Н.И. Вавиловым, Н.Н. Моисеевым, В.Л. Гинзбургом и многими другими замечательными деятелями науки.

Лицо и изнанка политики

Политика – это система власти для удержания общества под контролем, для управления и развития общества. Эти главные функции реализуются через так называемые властные отношения, т.е. отношения между государственной властью, с одной стороны, и обществом и индивидом – с другой. В норме они должны регулироваться законом, перед которым государство, народ (общество) и человек выступают как полномочные, равноправные субъекты права.

К области политики относятся и отношения между различными политическими партиями, движениями и организациями, цель которых – власть. Так возникает одна из важнейших областей политики – борьба за получение, удержание и (само) укрепление власти. Будучи сферой отношений между различными политическими организациями, она тем не менее может составлять главное в политической жизни общества. По этой причине политические властные силы заменяют свои обязательства перед народом – обеспечивать конституционный порядок и мир, вырабатывать и содействовать реализации наиболее эффективных стратегий социального развития – властвованием как самоцелью. Государственная система превращается в осажденную крепость, а правящий политический класс – в борца за самосохранение и уничтожение политических конкурентов. Для общества и гражданина это оборачивается засильем государственной бюрократии, отступлением от демократии, коррупцией, застоем и другими явлениями, знаменующими неизбежный дрейф таких политических сил к авторитаризму и тоталитаризму, т.е. к полной диктатуре господствующих политических сил над обществом и человеком.

Один из глубочайших источников внутренней противоречивости политики: несовместимость ее высоких и ответственных целей с источаемыми ею насилием и цинизмом, – коренится в несовместимости фундаментальных человеческих стремлений: служения людям и властолюбия, властностью. Власть – одно из величайших искушений человека. Хорошо известно выражение – власть развращает; абсолютная власть развращает абсолютно. Власть притягивает к себе соответствующий тип личностей, образующих так называемые властные элиты, питающие себя двумя иллюзиями: все общество не может участвовать в управлении страной; элиты – это наилучшие (как кажется, для общества, а на деле для себя) особи для осуществления власти.

Родовым пороком власти является ложь. Ложь номер один состоит в заявлениях о представительстве общенародных интересов, желаний и идеалов. Никакая партия или политик не может, если бы и захотели, выражать и защищать интересы всего народа, т.к. эти интересы различны и порой несовместимы.

Ложь номер два состоит в лживых заверениях и обещаниях. Они – не более чем риторика для получения и сохранения власти. Это не значит, что политики не делают ничего полезного. Но в основном их обещания лживы и нереалистичны. (Особенно очевидна ложь популистских обещаний, т.е. заведомо невыполнимых, но приятных на слух для избирателей.)

С неизбежной лживостью политики связаны многие другие негативные ее стороны. Политики лицемерны и циничны, т.е. их неискренность и лживость особенно коварны, вероломны и бесцеремонны. Атмосфера политической борьбы и политических отношений – это атмосфера войны всех против всех. Она полна предательств, перебежек и беспринципности.

Политика связана с продажностью и коррумпированностью. Это вытекает уже из лжи номер один. Поскольку политик выражает и представляет интересы не всех, а лишь определенных социальных групп (классов), которые и помогают ему придти к власти, то, входя в нее, он уже обременен грузом обязательств и долгов, которые он должен «отработать», используя свои властные ресурсы (но и сам зарабатывая при этом).

Власть стремится быть закрытой от общества, по существу, конспиративной. Тем самым она ставит себя в заведомую оппозицию к народу, становится враждебной ему, боится его.

Эти и многие другие имманентные (внутренне присущие) пороки политической власти народы стремятся ослабить посредством демократических законов, избрания и ограничения сроков правления высших, региональных и местных руководителей, разделения властей, деидеологизации государства, введения многопартийной системы. Ограничителями всевластия политиков являются право на легальную оппозицию, свободу слова и собраний, на участие граждан в политической жизни и др. «Цепным псом» демократии призвана быть и свободная пресса.

Особого внимания для реального представления о политике и политиках заслуживают их заявления, дебаты, речи и призывы. Именно они являются средоточием многих форм лжи, лицемерия и дезинформации. Именно они являются особого рода формами внушения, оболванивания и манипуляции. Именно они – наиболее очевидные способы превращения людей в агрессивную и послушную воле харизматиков^[44] толпу.

Власть, как и многое в этом мире – необходимое зло. Задача состоит в создании и поддержании таких юридических, социальных и морально-психологических условий ее существования, чтобы необходимые и нужные для общества функции она выполняла наилучшим образом, а ее пороки были бы минимизированы и взяты под максимально надежный контроль со стороны закона, гражданского общества и прессы.

Общие приемы оболванивания

 Наряду с особыми техниками обмана, присущими рекламе, СМИ, журналистам и политикам, у них есть и общие приемы вводить людей в заблуждение. Назовем наиболее типичные из них.

Повторение. Хорошо известно, что чем чаще мы слышим о чем-то, тем прочнее это застревает в наших головах, тем привычнее становится, и тем легче мы начинаем верить в это. История знает немало случаев, когда откровенная ложь превращалась в «правду»: ложь нацистов, что евреи виноваты во всех экономических и социальных проблемах Германии, ложь Сталина о «врагах народа», замышляющих свергнуть «диктатуру пролетариата», ложь современных международных террористов, что США – это «Великий Сатана», который несет ответственность за все мировые проблемы. Бесконечные повторения, вдалбливание подобных идей в сознание человека рано или поздно ведет к искажению сознания, к вере в самые фантастические идеи.

Повторение, точнее вдалбливание специалисты по пропаганде называют спиннингом (spinning), что можно было бы перевести как «заморочить голову постоянным повторением одного и того же». Спиннинг – искусное орудие оболванивания и манипуляции. Так, например, во время «сексуального скандала» вокруг Била Клинтона пресс-служба Белого Дома настолько активно возбуждала проблему секса в прессе, что люди просто «устали» от этого, что, как считают некоторые, и спасло Клинтона от импичмента (отрешения от должности президента США). Противостоять повторам нетрудно. Достаточно ясно осознать, что истина зависит не от числа повторений одного и того же утверждения, а от соответствия его фактам.

«Переходи на сторону победителей», так можно было бы назвать один из старых трюков пропаганды и манипулирования сознанием людей. Этот прием действует не только на политиков и политические группировки, быстро переходящие на сторону победителей (это особенно ярко проявляется в России, когда на сторону Единой России перешло большое число ее политических оппонентов и всякого рода региональных лидеров). Быть на стороне проигравших неуютно. Поэтому реклама и пресса внушает нам, что ты победитель, если «все сделал правильно». «Не упусти шанс!», «Действуй без промедления!», «Для умнохитрых!», «Для состоятельных клиентов» – таковы крючки рекламы.

В случаях, когда тебя приглашают в компанию «победителей» (скажем, покупателей пива, стирального порошка или прокладок определенного бренда) бывает полезно хотя бы на минуту задуматься, а нужно ли тебе это. Может быть, тебе нужно идти своей собственной дорогой?

Мишура банальностей (или, попросту говоря, дешевая демагогия). Этот прием особенно популярен в рекламе и политических заявлениях. Обычно используются пустые, но претендующие на что-то значительное словосочетания: «уникальный», «неповторимый», «глобальный», «захватывающий дух» и т.д. Этому служат и политические шаблоны типа «знамя социализма», «суверенная демократия», «энергетическая супердержава» и т.д.

Пустые сравнения. В большинстве рекламных текстов мы можем обнаружить слова типа «лучше», «больше», «чище», «дешевле», «надежнее» и т.д. Но понять «лучше чего» или «дешевле чего», как правило, невозможно. Эти слова должны действовать на сознание как наркотики, заставляя наши руки непроизвольно тянуться к кошельку и платить, платить, платить… В рекламе дорогих товаров эти сравнения могут достигать стиля высокой поэзии и обещать нам что-то несравненное, неповторимое, божественное и т.п., подчеркивая при этом, что все это предназначено именно для вас лично и ни для кого другого.

Слоганы. По-русски это называется лозунгом, призывом. Нас призывают. Неважно, зачем и на каком основании. Главное, чтобы это звучало красиво, несколько заманчиво, доверительно и чуть-чуть романтично… Этими слоганами особенно отличаются крупные транснациональные корпорации. Они говорят нам, как своим старым друзьям и компаньонам: «Нам принадлежит весь мир», «Ты этого достойна!». Слоганы, адресованные молодежи, отличаются акцентом на независимости, эмоционально они более агрессивны: «Бери от жизни все!», «Требуй большего!», «Пепси-кола – поколение некст!», «Не тормози – сникерсни!», «Прочь с дороги!» и т.п. Слоган – главный элемент программирования сознания. Он построен на прямом внушении, на воздействии на подсознание, на наши эмоции, а не на разум.

Перенос. Об этом приеме мы уже упоминали. Он использует ассоциации (связи между предметами, эмоциями, образами и т.д.), которые эффективны тем, что могут действовать помимо сознания, формируя устойчивые связи чего-то положительного с определенным товаром или брендом. Однако по существу связываемые предметы или чувства не имеют между собой ничего общего. Например, пиво определенной марки может связываться с захватывающим приключением или со встречей с любимыми друзьями, водка – с мужским характером или с образом мужественного капитана флагмана, сигареты – с лихим ковбоем, оседлавшим дикого мустанга.

Среди других приемов, часто используемых СМИ и политиками, мы может встретить подбор телеканалом, газетой или радиостанцией заведомо – с целью облегчить победу своего фаворита – слабых противников для ток-шоу или дебатов, тенденциозный подбор фактов, фотографий, даже освещения. В открытой конкурентной экономической или политической борьбе используется большой арсенал приемов фальсификаций и дискредитации противника: демонизацию, сомнительные и нечистоплотные сравнения, высказывание оскорбительных предположений, использование слухов и сплетен и т.д.

К названным и рассмотренным в предыдущих главах стратегиям сопротивления манипуляциям следует добавить те специфические приемы, которые особенно полезны при контакте с масс-медиа и политическими дискурсами.^[45] Их можно сформулировать как рекомендации.

Знай свои слабости. Все мы знаем или чувствуем за собой какие-то недостатки характера или психологии, свои зависимости или такие склонности, которые всегда грозят перерасти в зависимости. Но если мы даже равнодушны к себе и не замечаем их, то при желании и некотором волевом усилии нам легко опознать практически все свои недостатки. Их, конечно, лучше знать, тем более что люди, с которыми мы часто общаемся, скорее всего, знают их большую часть, и не исключено, что и лучше, чем мы сами. Это не значит заниматься самокопанием или самобичеванием и превращать себя в «сосуд греха» – ведь хорошего в нас всегда больше. Это – не более чем один из способов самопознания и самоконтроля, укрепления жизнестойкости. Практичность этого знания очевидна. Если, скажем, я знаю, что мне всегда хочется присоединиться к мнению большинства, то я должен быть особенно осторожен, когда вижу, что налицо прием «переходи на сторону победителя». Если мне известно, что я человек впечатлительный, то я должен взять за правило держать паузу и не судить по первому впечатлению и т.д.

Ищи независимого подтверждения информации. Во всех случаях получения информации, имеющей для вас серьезное значение, весьма желательна проверка и подтверждение (или опровержение) информации. Особенно необходима она в случаях установки диагноза, действий, связанных с большими финансовыми операциями и т.д. Информация СМИ тоже может быть проверена, хотя бы за счет просмотра других телеканалов или чтения других газет. Обычно сообщения о значительных событиях проходят по большинству информационных каналов, но нередки случаи, когда сообщение одной газеты подхватывают другие, потом телевидение. А в итоге выясняется, что все они сообщали недостоверные сведения (как, например это случилось в 2006 г. со слухами о грядущем дефиците соли).

Посмотри на обе стороны медали. Мы знаем, что даже «состязания» политических или иных конкурентов в теледебатах, могут быть сфальсифицированы. Тем более следует быть осторожным, если вам показывают только одну сторону медали, что всегда и происходит в рекламе, пропаганде и политических заявлениях. Если вы сталкиваетесь с одномерной, односторонней информацией, принимать ее за чистую монету крайне неосмотрительно. Если хотите приблизиться к истине, то всегда ищите альтернативное мнение, экспертов или людей, которые выступают с иными точками зрения. Но это не значит, что кто-то из них обязательно прав. Бывает, что все заблуждаются или, например, пока что нет возможности решить проблему или узнать истину.

Будь интерактивен. Сегодня все большее число источников информации используют приемы интерактивной связи. Они сообщают номер телефона или пейджера, по которому можно связаться с теле- или радиостудией. Не стоит пренебрегать этой возможностью, особенно если у вас есть что сказать или спросить по существу дела.

Все эти, как и другие, приемы сопротивления лжи и манипуляциям предполагают общие приемы восприятия и работы с фактами или информацией: будь внимателен, ставь под вопрос, исследуй, думай, делай вывод, оценивай. А если это связано с необходимостью решать и действовать, то просчитывай последствия своего решения и действия.

Вопросы к теме:

1 Назовите основные информационные очаги манипуляций.

2 Что такое реклама? В чем ее негативная сторона?

3 Назовите основные приемы манипуляций в рекламе и торговле.

4 Что такое информационное пространство?

5 Что значит принять установку субъекта и конструктора отношений со СМИ?

6 В чем суть грамотного отношения к СМИ?

7 Каково место и роль СМИ в обществе и какова роль гражданина в определении качества информационного пространства?

8 Какова изнанка современного журнализма?

9 Что такое политика, каково ее место в информационном пространстве?

10 Назовите родовые пороки политики.

11 В чем состоят основные приемы оболванивания в информационном пространстве?

12 Назовите приемы сопротивления манипуляциям.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Среди многих примет времени имеется одна, возможно, самая универсальная, многоликая и потому трудно схватываемая нашим разумом – человеческий мир неуклонно движется к сложности, становится все сложнее. Ее рост можно заметить везде: в технике и науке, в законодательстве и морали, в человеческом общении и в голове у индивида. Следуя этой тенденции, все более изощренными и коварными становятся и формы социального зла, в том числе и мошенничество, технологии манипуляций, введения людей в заблуждение, управления человеком как извне, так и изнутри, через его сознание, подсознание и эмоции.

Как отнестись к этим мощным негативным факторам? Как противостоять им? Разумеется, важно видеть, распознавать их последствия. Но еще важнее понять истоки всех этих явлений.

В общем виде ответ ясен: они заложены в человеке, в обществе, в нас самих. Но опознать и овладеть ими до степени формирования стратегии и тактики борьбы, эффективного контроля над истоками человеческой деструктивности все еще не удается. Между тем задача эта исключительно важная. Ведь мы не можем не чувствовать, как в нас самих зарождаются и, подобно клубам черного дыма, застилающего разум и разрушающего мораль, вырываются наружу наша агрессия, зло, насилие и ложь. Именно там, в наших собственных глубинах возникают главные угрозы нашему же нормальному и достойному существованию.

В животном мире человеку нет конкурентов. В мире неживой природы он до сих пор встречается со стихийными бедствиями и силами, которым он не может противостоять абсолютным образом. Но все эти угрозы не делают и не могут делать нас хуже и лживее, чем мы есть. Даже если землетрясение или цунами уносит человеческие жизни, что всегда трагично и требует дальнейшего совершенствования средств защиты и безопасности человека перед лицом стихий, то наши разум и мораль не подвергаются здесь разрушению или отрицанию.

Совершенно иная картина, когда мы сталкиваемся с нашими собственными, заложенными в нашей природе, пороками: агрессивностью по отношению к себе подобным, даже к себе, с экспансией, вороватостью, лживостью… Они, эти пороки и их результаты, наши и ничьи другие. Они наши внутренние враги, враги самые опасные и неискоренимые. И потому так сложно бороться и противостоять им. Ведь мы противостоим здесь самим себе.

На протяжении веков мудрецы, моралисты, философы, психологи, теологи и ученые обсуждают проблему просвещения как способа борьбы с человеческим недостатками и социальными бедами. С первого взгляда идея просвещения, обучение человека различению добра и зла, истины и лжи, справедливости и несправедливости кажется не только простой, но и эффективной. Научи, сообщи всем людям о пользе и выгоде быть честным, добрым и справедливым, мирным и солидарным – и все сразу станут такими. Кто же желает себе зла?.. Но на деле все оказывается много сложнее. И трудности здесь не только технические, но и антропологические, и социальные.

Не говоря уже о глобальных факторах бедности и неграмотности, о том, что мы можем видеть только первые опыты формирования правовых обществ, обществ социальной справедливости и демократии, мы только начинаем понимать невероятную сложность человеческого существа. При более глубоком анализе человека обнаруживается, что его свобода, креативность, тяга к смыслу, сама принципиальная беспочвенность и даже таинственность его собственного Я, истоков его внутреннего мира, заставляют признать все то, что мы называем ложью и истиной, добром и злом, справедливостью и несправедливостью, вторичным, производным от чего-то более глубокого. Как увидеть и определить это «более глубокое»? Я не знаю. Я только знаю, что к подлинной глубине человеческого существа принадлежит свобода, жажда смысла жизни, разум, понимание смертности и переживание себя как уникального существа без начала и конца. Однако у человека есть и биологическая природа, которая столь же властно заявляет о себе и как позитивная, и как негативная сила. К проявлениям последней мы не можем не отнести слепую волю и борьбу за выживание, конкурентность, агрессию, злобу, ненависть… Но как проконтролировать эти биологические и собственно человеческие начала, как охватить их программой по обузданию темной стороны человеческого существа?

Тот «хаос родимый», который Тютчев увидел на «дне» человека, только начинает пониматься и, следовательно, контролироваться нами. Но если есть какая-то не совсем ясная телеология, целесообразность, своего рода глобальная согласованность между развитием человечества как феномена мира и окружающей действительностью, то нельзя не видеть, что в ней есть факторы, работающие как на нас, так и против нас.^[46] Их меняющийся баланс все время заставляет нас искать уникальные решения новых проблем.

Для объяснения истории человечества российский ученый А.П. Назаретян выдвинул гипотезу техно-гуманитарного баланса. Ее суть состоит в том, что в основе антропогенных кризисов лежит взаимодействие между тремя переменными: технологическим потенциалом общества, качеством его культурных регуляторов и внутренней устойчивостью социальной системы. При этом чем выше технологическая, особенно военная мощь, тем совершеннее средства сдерживания агрессии, необходимые обществу для его самосохранения.^[47]

В условиях высочайших военных и информационных технологий такие формы выражения агрессии, как деструктивность, фанатизм и нигилизм становятся все более опасными. Сегодня в руках одного человека может находиться жизнь миллионов людей.^[48] Как обезопасить человека от человека, как обезопасить себя от самого себя?

Каждый раз решение вопроса о жизни и смерти человечества решалось в пользу его жизни и культуры. Так было и во времена неолитической революции, и в эпоху «осевого времени» (К. Ясперс), когда около двух с половиной тысяч лет назад в Европе и Азии возникли мощные очаги цивилизации, и много раз позже. Каждый раз человеческая позитивность берет верх. Но если нам не даны гарантии будущих побед, то у нас остается разум и человечность, сама наша биологическая природа, единственный смысл которой – сохраняться, быть, длиться как можно дольше. Было бы неправильно думать, что есть какие-то принципиальные и непреодолимые трудности на пути укрепления человеком своих позитивных дарований и улучшения условий своего существования. Но без сознательных и свободных усилий, без воли к этому победить невозможно. Поэтому великий проект Просвещения не исчерпал и не может исчерпать себя. Он требует беспрестанной модернизации, совершенствования, интеграции в него всех достижений науки и технологий. Но его принципы: уважение к разуму и достоинству человека, свободное исследование, рациональность, эмпатия, позитивность, человечность, демократизм, высокий уровень ответственности и соблюдение прав человека, – остаются основополагающими для выживания человечества, преодоления тех вызовов, которые он встречает и которые он порождает на своем историческом пути.

Напоследок мне остается сказать, почему в книге нет того, что, возможно, должно было быть, а также о недостатках этого пособия.

Действительно, как и во всякой работе, кое-что и здесь не было рассмотрено или не доведено до исчерпывающего анализа. Я имею в виду рассмотрение многих других случаев и методов мошенничества, которыми так полна наша российская действительность. Причина этого заключается в том, что перечислить все мошеннические технологии невозможно, а некоторые из них (применяемые, скажем, в сфере торговли или банковского бизнеса) требуют специальной финансово-экономической подготовки.

Нет в книге и того, что обычно включается в работы по критическому мышлению. Это комплекс проблем, связанных с началами формальной логики и теорией аргументации, т.е. с презентацией претендующего на истину утверждения (представление факта) и его защитой, с опровержением утверждений оппонента, с искусством вести спор и др. Данная проблематика была сознательно исключена мною, поскольку она освещается в книгах, написанных логиками, к которым я себя не причисляю.

Разумеется, это мой недочет. Но есть одна более существенная вещь. Говоря о различных видах мошенничества и манипуляций, высказывая различные рекомендации, не предложил ли я еще один мошеннический и манипулятивный текст? Где гарантии того, что я, возможно даже бессознательно, не затаскиваю читателя в очередную идеологическую или иную ловушку и ставлю его в зависимость от идей, далеко не очевидных с точки зрения истины и морали? Теоретически, мне легко сказать, что не исключено, что так оно и есть и иначе быть не может.^[49] Но практически, признаться в этом мне тяжело, поскольку российская ментальность редко выдерживает признания в том, что нечто, предлагаемое для чтения и понимания, не несет в себе эффекта «золотого ключика» или не является рецептом счастья.

Что я имею в виду? Очень простые вещи. Всякий учебный и научный текст имеет неизбежное, даже независимое от автора намерение убедить в том, что в нем содержится истина и многое другое, хорошее и ценное. Но если автор не фанатик и интеллектуально честный человек, то он, с одной стороны, всячески будет избегать включать в текст то, что будет или может быть манипуляцией и корыстным внушением, с другой – будет допускать, что в силу фаллибилизма (потенциальной или фактической ошибочности нашего знания) и невозможности представить что-то совершенное, в тексте могут содержаться не только фактические, но и психологические, возможно, даже моральные ошибки. Ведь мы всего лишь люди! И я, конечно, один из них. Так что будьте на чеку и не теряйте бдительности! Старайтесь избегать двух крайностей – подозрительности (обманывает, мол, автор) и простодушия, проще, халявности (вот прочитаю эту книгу, и буду мыслить правильно, и никто меня не обманет).

Мой опыт преподавания говорит, что даже студенты, ум которых обычно свободнее и шире открыт миру, чем разум взрослых, нередко ждут не «удочку», а готовую к употреблению «рыбу». Я не имею в виду так «упакованное» знание, чтобы его можно было «сдать» самым простым и легким способом. Я имею в виду неготовность многих студентов и тем более взрослых к суждениям вероятностного, методологического и исследовательского типа, т.е. к таким суждениям и истинам, которые обязывают думать самому, додумывать, принимать решения на свой страх и риск, которые не гарантируют победу и не являются абсолютно точными. Можно понять человека, жаждущего обрести «спасительное» слово или «последнюю» истину. Но оправдывать эту жажду не стоит. За ней нет ничего конструктивного. Увлекаться этой жаждой, значит обрекать себя на догматизм, умственную лень и халяву. А в итоге – на поражение.

Хорошим способом уменьшить постороннее влияние автора на сознание читателя является его декларация о своем мировоззрении или политических предпочтениях. Делая это, автор (если допустить, что декларация честная и искренняя) как бы предупреждает о своих пристрастиях, позволяя читателям скорректировать восприятие текста, легче избежать возможных заблуждений или нежелательных влияний. В этом отношении мне нечего скрывать. Я являюсь одним из организаторов и руководителем Российского гуманистического общества, научно-просветительской светской (нерелигиозной) организации. Я убежден, что любое мировоззрение заключает в себе нечто опасное для личности в силу его неизбежной неполноты и, так сказать, самовлюбленности. Вместе с тем я верю и надеюсь, что гуманистическое мировоззрение наименее опасно для человека, т.е. в наименьшей степени способно сделать его предубежденным, догматичным или фанатичным.

Что касается моих политических взглядов, то я с некоторым удивлением замечаю за собой, что становлюсь все менее и менее партийным человеком, т.е. я даже в мыслях не примыкаю ни к какой политической партии. Это просто факт, что само по себе ни хорошо и ни плохо. Но это не значит, что я не интересуюсь политикой. Напротив, по моему убеждению, да и просто юридически, каждый из нас – не безликий член общества, а гражданин Российской Федерации. Поэтому мы обязаны иметь гражданскую позицию, позицию осмысленную и активную. Политическое сознание каждого из нас должно быть зрелым и продуманным в максимально возможной для нас степени. Мы должны хорошо представлять политическую ситуацию в стране и, обязательно участвуя в выборах, делать это с умом и практично, имея в виду свой интерес как члена общества и интересы страны в целом. Эти общие суждения могут не понравиться опять-таки ввиду их явной неопределенности, могут показаться незаконченными, абстрактными. Попробую, хотя бы косвенно, объяснить эту необходимую неопределенность.

Мой любимый философ – Лев Шестов. Я далеко не сразу понял мудрость этого человека. Вначале он подкупает легкостью своего стиля и даже радикализмом критики философских авторитетов. Но если читать и перечитывать его работы внимательно, стараясь «заглянуть» за слова и предложения, то открывается уникальная жизненная позиция человека, которая учит большему, чем то, что бросается в глаза с первого взгляда.

Шестов учит принимать мир во всем его разнообразии, он учит естественной чудесности мира, он говорит, что мир просторен и что для каждого из нас в нем есть именно наше, уникальное место уединенности, общения, свободы, творчества, дерзновения и ответственности. Шестов учит, что исключительно важно для человека быть спрашивающим и сомневающимся существом и вместе с тем предполагать все, что угодно и быть готовым к чему угодно – даже к самому невероятному и неожиданному в нашей жизни. При этом он делает это не методами внушения и строгого математического доказательства, а в форме предположений и предложений: подумай, попробуй, может быть так оно и есть или может быть?

Но больше всего мне нравится его идея о том, что задача всякой науки и философии – научить человека жить в неизвестности. Позволю себе продолжить эту мысль. Мне кажется, что задача всякой науки и обучения – научить человека жить с тем и в том, что известно и что у него есть, жить с неизвестностью и в ней, а также с тем и в том, чего у него нет, но к чему он стремится или чего желает избежать в будущем.

Итак, задача человека состоит в том, чтобы научиться достойно жить в бытии, в небытии и в неизвестности. Жить свободно, честно, разумно, мужественно, творчески, морально, жить счастливой жизнью, полной возможностей, приключений, преодолений, достижений, радостей и подлинного общения с себе подобными, обществом и природой.

Этими словами-пожеланиями я и заканчиваю книгу.

ЛИТЕРАТУРА

Альбрехт С., Венц Дж., Уильямс Т. Мошенничество: Луч света на темные стороны бизнеса. – СПб., Питер, 1995.

В защиту науки. – М.: «Наука», 2006.

В защиту разума. – М.: РГО, 2003.

Гинзбург В.Л. Астрология и лженаука / В кн. Сурдин В.Г. Астрология и наука. Фрязино: «Век 2», 2007.

Гинзбург В.Л., Кувакин В.А. Международное гуманистическое движение и «Гуманистический манифест 2000» / Современный гуманизм: Документы и исследования. М.: РГО, 2000.

Доценко М.И. Психология манипуляций. – М.: Изд-во МГУ ТООО «Черо», 1997. 120 с.

Дубровский Д.И. Обман: Философско-психологический анализ. – М.: «Рей», 1994, 120 с.

Игнатов В. Как распознать мошенника. – Ростов-на-Дону: «Феникс». 2000. 320 с.

Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием. — М.: Алгоритм, 2004.

Кудишина А.А. Метод и психология мышления гуманизма / Кудишина А.А. Гуманизм – феномен современной культуры. – М.: Академический проект, 2005. С. 243-256.

Круглов А.С. Мировоззрение / Круглов А. Словарь: Характерология и психология понятий. В 4-х т. Т. 2 (К-Н). – М., 1998. С. 182-186.

Круглов А. Реклама. Скептицизм / Круглов А. Словарь: Характерология и психология понятий. В 4-х т. Т. 4, (Р-С). – М., 2004. С. 99, 229-231.

Круглов А. Что такое разум? / Там же, Т. 4. С. 403-428.

Кругляков Э.П. «Ученые» с большой дороги. – М.: Наука, 2001.

Кругляков Э.П. «Ученые» с большой дороги -2. – М.: Наука, 2006.

Кувакин В.А. Паранормальное. Квазинаука и лженаука. Обман, дезинформация, внушение, манипулирование / Борзенко И.М., Кувакин В.А., Кудишина А.А. Человечность человека: Основы современного гуманизма. Учебное пособие для вузов. Изд. 2-е, исп. и доп. – М.: РГО, 2005. С. 230-243, 272-276.

Куртц П. Искушение потусторонним. М.: Академический проект, – 1999.

Куртц П. Новый скептицизм: Исследование и надежное знание. – М.: РГО, 2007.

Поругание разума. – М.: РГО, 2001.

Сорина Г.В. Основы принятия решений. – М.: Экономист, 2004.

Сорина, Г.В. Принятие решения как интеллектуальная деятельность. – М.: Гардарики, 2005.

Сурдин В.Г. Астрология и наука. Фрязино: «Век 2», 2007.

Шевелев Г.Г. Легко ли стать «целителем»? – М.: РГО, 2006.

Шейнов В.П. Психология обмана и мошенничества. – Москва: «Аст», 2005.

Фойницкий И.Я. Мошенничество по русскому праву. В 2-х частях. – М.: Изд-во СГУ, 2006.

Здравый смысл. Журнал скептиков, оптимистов и гуманистов. №№ 1 – 43 (1996 - …)

Capaldi N. The art of Deception: An Introduction to Critical Thinking. – Amherst, N.Y.: Prometheus Books, 2000

Flew. A. How to Think Straight. An Introduction to Critical Reasoning. – Amherst, N.Y.: Prometheus Books, 1998.

McElroy W. The Reasonable Women: A Guide to Intellectual Survival. – Amherst, N.Y.: Prometheus Books, 1998.

Ruchils H. Clear Thinking: A Practical Introduction. – Amherst, N. Y.: Prometheus Books, 1990

Ruggiero, Vincent Ryan Making Your Mind Matter. Strategies for Increasing Practical Intelligence. Rowman & Littlefield Publisher, Lahman – Boulder – New York – Oxford, 2003.

Schumaker, John F. Wings of Illusion: The Origin and Future of Paranormal Belief. Prometheus Books, Buffalo. New York, 1990.

Welch D. Decision: The Art of Effective Making. – Amherst, N. Y.: Prometheus Books, 2002.

Wiseman, R. Deception and Self-Deception. Investigating Psychics. – Amherst, N. Y.: Prometheus Books, 1997.

ПРИЛОЖЕНИЯ

Помещаемые здесь приложения имеют двоякую цель: во-первых, показать, какими могут быть научные и научно-журналистские расследования случаев мошенничества, во-вторых, – расширить круг вопросов, которые анализировались в книге и показать, что они естественным образом связаны с мировоззрением личности и ее нравственно-психологическими качествами. Кроме того, тексты данного раздела могут рассматриваться как материалы для чтения, т.е. как своего рода небольшая хрестоматия к основному тексту.

Ричард Докинс

ВИРУСЫ РАЗУМА ^[50]

Предисловие переводчика. Слово «вирус» происходит из латинского языка, где оно означало «яд» и «смрад». Название это было дано вирусам, когда мы еще не знали, что они собой представляют. Ныне вирус для биолога – не столько возбудитель болезней, сколько особый вид органического объекта, промежуточный между жизнью и не-жизнью. Это крайний случай паразитизма. Обычно паразитические организмы перелагают на своего хозяина заботы о пропитании и защите, но размножаются все-таки сами. Вирус заставляет клетку-хозяина воспроизводить его, поэтому вопрос о питании для него отпадает сам собой: поскольку строить себе подобных не нужно, то ненужно ни материала, ни энергии.

Как и все другие генотипы, генотип вируса имеет тем больше шансов сохраниться и распространиться, чем успешнее вирус размножается. Успешность размножения может достигаться разными способами: опасные болезнетворные вирусы размножаются очень быстро, так что успевают достаточно размножиться до того, как зараженный организм погибнет. Другие размножаются медленнее, зато у них есть больше времени, потому что они не убивают хозяина или убивают его постепенно. Важно и то, насколько успешно вирус перебирается от одного хозяина к другому.

Очень соблазнительно уподобить вирусам человеческие идеи. Не в том отношении, что они наносят вред – как и вирусы, идеи бывают безвредные и даже благотворные, – но в том, как они распространяются и захватывают умы. Бывает, что умонастроения распространяются, как эпидемии, случается, что они мутируют и дифференцируются, и так далее. Для идеи, рассматриваемой как вирус, Докинс придумал в 1976 году термин «мема» (по аналогии с «фонемой», «семой», «темой» и другими лингвистическими терминами). Нижеследующий отрывок развивает в ироническом ключе именно эту тему.

Дмитрий Манин

Подобно компьютерным вирусам, эффективные вирусы сознания должны быть такими, чтобы жертве было трудно их обнаружить. Если вы заражены таким вирусом, скорее всего, вы об этом не знаете, а может быть даже с жаром отрицаете это. Но если нам трудно обнаружить вирус даже в своем собственном сознании, может быть, можно указать симптомы, которых следует остерегаться? Попробуем представить себе, как медицинский справочник мог бы описывать типичную картину заболевания (произвольно приписывая больному мужской пол [необходимая в последнее время оговорка при неупотреблении так называемого «гендерно-нейтрального» языка – Д.М.]).

1. Пациент обычно проникнут глубоким внутренним убеждением в истинности, справедливости или благотворности чего-либо. Это убеждение не подкреплено явно ни фактически, ни логически, но тем не менее осознается как абсолютно убедительное и неизбежное. Мы, медики, называем такое убеждение «верой».

2. Пациенты обычно полагают добродетелью силу и непоколебимость веры, неподкрепленной доказательствами. Мало того, они часто убеждены, что чем меньше доказательств, тем больше добродетели в вере.

Эта парадоксальная идея о том, что в вопросах веры отсутствие доказательств и фактов есть благо, обладает признаками самовоспроизводящейся программы, поскольку она автореферентна. Стоит этому убеждению однажды проникнуть в сознание, оно автоматически лишает любую оппозицию почвы под ногами.

Идея о том, что «безосновательность есть достоинство» может служить надежным подручным самой вере, вместе с которой они образуют тесную клику опирающихся друг на друга вирусных программ.

3. У больных, страдающих синдромом веры, встречается и другой родственный симптом: убеждение, что «тайна» как таковая есть благо, что разгадывать тайны – не добродетель. Наоборот, следует ими наслаждаться, даже упиваться их неразрешимостью.

Любое побуждение к разгадыванию тайн может неблагоприятно сказаться на распространении вируса сознания. Неудивительно поэтому, что идея «тайны лучше не разгадывать» оказывается ценным членом банды взаимоподдерживающих вирусов. Рассмотрим, например «Тайну Пресуществления». Не составляет труда поверить, что вино евхаристии в некотором символическом или метафорическом смысле превращается в кровь Христову, и никакой тайны в этом видеть не обязательно. Однако католическая доктрина пресуществления утверждает нечто гораздо большее: «вся сущность» вина якобы превращается в «кровь Христа», а остается только видимость вина, «второстепенная», «несущественная». Обычно говорится, что пресуществление означает «буквальное» превращение крови в вино. Как первую формулировку, аристотелиански темную, так и вторую, наивно прямолинейную, можно принять только если серьезно надругаться над нормальными значениями таких слов, как «сущность» и «буквальный». Переопределять слова – не грех, но если в случае пресуществления мы используем такие слова, как «вся сущность» и «буквально», то что нам останется, когда мы действительно захотим сказать, что что-то на самом деле произошло? Какими словами мы это сможем выразить? Как сказал Энтони Кенни, описывая свою собственную озадаченность в пору учебы в семинарии: «Откуда мне знать, что моя пишущая машинка – не пресуществленный Дизраэли^[51]?».

Джеймс Рэнди

ЭТО И ЕСТЬ НАША НАГРАДА^[52]

Каков труднейший случай, когда-либо раскрытый Вами?

Особенно трудных не было. Всегда труднее всего было добиться от заявителя чёткой формулировки того, что он готов совершить, при каких условиях и с какой точностью. Большинство претендентов [на демонстрацию чего-то паранормального или сверхъестественного – В.А.] смутно представляют себе эту сторону испытания и очень немногие имеют идеи о том, как правильный тест должен быть поставлен. Мы часто тратим месяцы на согласование этих вопросов, после чего претендент внезапно может прервать переговоры. Но фактическое испытание или выяснение, почему претендент верит в свои способности – если мы вообще доходим в переговорах до этой стадии – проходит просто, потому что диапазон притязаний узок, и никогда что-либо совсем новое не предлагается. Притязания иногда любопытным образом варьируются вокруг старых заблуждений и иллюзий, но редко появляется что-либо, удивляющее нас или требующее особо трудного анализа. Разумеется, бывают ситуации, когда заявитель предоставляет недостаточно информации, несмотря на все наши усилия, так что не удаётся выяснить, в чём собственно состоит притязание.

Был ли хоть один случай, когда Вы думали – «этот человек возьмёт приз!»?

Нет. Я хотел бы встретиться с реальным интересным вызовом, чтобы внести оживление в мою работу, но реально приходится иметь дело с одним старьём, бесконечно повторяемым. И никогда меня не удивляли притязания, хотя меня постоянно удивлял тот факт, что кого-то одурачили этими глупостями хотя бы на миг.

Как много претендентов на приз Фонда в миллион долларов было обследовано к настоящему времени?

Это не простой вопрос. Было много сотен претендентов и многих мы инструктировали, как подать заявку на конкурс заново – иногда по нескольку раз – поскольку первое обращение страдало некорректностями или неполнотой. В каждый текущий момент на рассмотрении находится от 40 до 60 заявок, но по нашему опыту мы знаем, что большинство из них не дойдёт даже до предварительного испытания. Из тех, кто доходит до предварительной стадии, примерно лишь треть подвергается предварительному испытанию, в процессе которого некоторые сходят на полдороги. К настоящему времени ни один претендент не преодолел порог простого предварительного испытания и не дошел до завершающего формального теста, хотя пара сотен претендентов всё же проходила предварительное испытание.

Почему Вы тестируете только заявителей скромных или легкомысленных притязаний, а не прославленных демонстраторов телепатии и/или учёных, которые выступают в СМИ и пишут книги о своих достижениях?

Мы тестируем только тех, кто обращается к нам в надежде получить миллионный приз, или тех, кто действительно хочет пройти строгую проверку своих способностей. «Звёзды» к нам никогда не обращаются, а делают всё возможное, чтобы уклониться от нашего вызова; они предпочитают распространяться о своей прежней славе, ссылаться на анекдотические доказательства, но неизменно игнорируют наши искренние предложения испытать их. Люди, которые к нам обращаются, вероятно, честно верят в свои способности и не боятся разоблачения. Где James Van Praagh, Sylvia Browne, George Anderson, John Edward и остальные из нынешней когорты «славных имён»? И почему Ури Геллер, профессиональный сгибатель ложек (его помнят с семидесятых годов), не прихватил этот лёгкий для него приз? Остаётся только гадать. Наш Фонд несёт обязательство тестировать любого заявителя, поскольку мы не берёмся судить, в какой мере то или иное притязание разумно. Лишь иногда мы приходим к заключению, что некое притязание слишком очевидно глупое или опасное, чтобы им заниматься. Пример: соискатель утверждал, что он может управлять любым событием в мире путём качания головой вперёд и назад, он даже прислал нам видеофильм, запечатлевший его в действии. Он также «кормил» духа, живущего в чёрном камне через дырку в камне. Мы очень терпимы, но не настолько наивны, чтобы тратить время на обсуждение подобных притязаний.

Что плохого в предоставлении людям права верить в глупости? Зачем Вы лишаете их приятных иллюзий?

Потенциальный вред этих иллюзий реален и опасен. Такой очевидный вздор, как астрология или ясновидение может показаться – совершенно ошибочно – подтверждённым в каких-то предсказаниях, а это может обернуться для жертвы заблуждения опасностью для здоровья и более дорогостоящими потерями. Слепая вера комфортна, но она способна блокировать рациональную активность и интеллектуальный прогресс. Фонд никому не навязывает свои философские воззрения; мы только информируем окружающих о том, что существует альтернативный подход. Примеры личных трагедий, связанных с некритическим восприятием сверхъестественных воззрений, многочисленны.

Почему Вы продолжаете проповедовать критическое отношение к «паранормальным» явлениям, суевериям, знахарству, если Вы никогда на деле не разоблачили эти заблуждения?

Мы считаем, что нужны усилия, затрачиваемые на то, чтобы молодые люди имели смелое и критическое суждение в отношении этих тем. Те из них, кто не полностью одурманен вздором, могут оказаться способными к пересмотру своих представлений. Другие, как мы думаем, сохранят свои заблуждения, поскольку слишком сжились с ними. Наконец, мы считаем бесчестным не говорить о том, что мы считаем правдой.

Выиграете ли Вы когда-нибудь войну за рациональность против сверхъестественного?

Мы думаем, что эта война никогда не будет выиграна, потому что заинтересованные проповедники вздора и их добросовестные последователи постоянно воспроизводятся. Обычная ситуация – противостояние хищника и жертвы – подобна сценарию жизни. Фонд JREF (James Randi Educational Foundation) надеется лишь научить тех, кто не имеет необходимых сведений об окружающем мире, быть менее легкой добычей для хищников. Есть разница между победой в целой войне и выигрышем отдельного сражения. Каждым таким выигрышем мы так или иначе способствуем наращиванию знаний об окружающем нас мире. А обращаясь к любой аудитории, к любому школьному классу – мы выигрываем битву. На этом стоим.

Но Вы не учёный. Что позволяет Вам авторитетно говорить на эти темы?

Авторитет не ассоциируется с учёностью, когда в дело вступают интересы, эмоции и отчаяние. Учёные – люди, и как таковые они могут ошибаться и заблуждаться. Мы в фонде JREF обучены двум знаниям – мы знаем, как люди дурачат друг друга, и мы знаем, как люди дурачат себя сами. Мы имеем дело с четко определёнными фактами, и мы стремимся сделать их общеизвестными. Мы стремимся защитить общественность от влияний, которые могут заслонить опасность некритического мышления. Это нам часто удаётся. И у нас есть опора в виде существенной и авторитетной научной поддержки, когда мы в ней нуждаемся.

Имеется немало научных статей в поддержку паранормальных явлений и талантов. Как Вы можете отрицать это?

Учёные могут ошибаться – иногда, грубо ошибаться. История науки полна ошибок в суждениях, ошибочных исследований, фальсифицированных результатов и просто ошибок, сделанных исследователями в любой области. Прелесть науки состоит в том, что она сама по своей природе исправляет свои ошибки. Наука снабжает нас всё более точными представлениями о том, как устроен мир. К сожалению, хотя наука в целом является самокорректирующей, служащие ей учёные временами не контролируют себя. Результатом этого является постоянно самовоспроизводящийся псевдо-феномен парапсихологии. Это обстоятельство ставит парапсихологию в уникальное положение в мире науки.

Над какими проектами Вы работаете в настоящее время?

К сожалению, я не могу ответить на этот вопрос. Что-то всегда в разработке, но по особенностям нашей работы мы не можем говорить об этом открыто. Мы работаем с ТВ, готовятся публикации, лекции – по всему миру. Мы открыты через наш Веб-сайт, на котором в среднем бывает 100 000 посещений в день.

Если верно, как Вы говорите, что сверхъестественные силы, каждый день представляемые в СМИ, не имеют подтверждения, почему учёные не выступают против этих измышлений?

Действительно печально, что учёные не спешат комментировать действия своих свихнувшихся коллег. Карл Саган, Ричард Фейнман, Исаак Азимов, Б.Ф. Скиннер и другие научные светила, не гнушавшиеся ясно высказывать свои мнения в СМИ, ушли, и теперь их роль по мере сил выполняют Михаил Шермер, CSICOP (Комитет по научному расследованию заявлений о паранормальных феноменах), JREF и другие персоны и общества. Мы нуждаемся в звучании большего числа разумных голосов и следовало бы чаще вмешиваться, чем сейчас. К сожалению, учёные предпочитают жить в «башне из слоновой кости» и не ввязываться в публичные дебаты. Мы постоянно стучим в двери этой башни…

Есть ли другие страны помимо США, столь же погрязшие в невероятные верования в чудеса, шаманство, псевдонауку?

О, да. Трудно ввести «фактор глупости» для той или иной культуры, но мы можем сказать, что в настоящее время все страны мира все глубже увязают в подобных глупостях. Хотя есть национальные особенности, запахи, костюмы, цвета и языки у всех этих верований, но все они процветают. В одном месте расцветает средневековое целительство, в другом – народ увлечён вызыванием духов. В любом случае – ничего хорошего. Несколько лет назад в Падуе я участвовал в ежегодном собрании итальянского комитета по исследованию паранормальных притязаний. Попав в зону внимания местной прессы, я стал объектом сердитых вопросов и обвинений. Одна сердитая дама приблизилась ко мне, чтобы сразить меня Большим Вопросом. Она потребовала, чтобы я сообщил ей «химическую формулу души». Я чувствовал, что и она, и окружающие ожидают, что этот вопрос свалит меня на пол. Задав этот вопрос, она торжествующе улыбнулась, ожидая моего конфуза – которого не последовало. Я посмотрел ей прямо в глаза и сказал, что она не понимает существа вопроса, который она собирается обсуждать. Такого рода диспуты – дело деликатное. Не высмеивая добросовестно заблуждающихся людей, мы должны постараться показать им, на чём они свихнулись. С ними нужно разговаривать мягко, но определённо. Шарлатаны приходят к нам редко, но когда мы должны иметь с ними дело, мы действуем с большой осторожностью, помня об опасности сутяжничества. Разумеется, когда мы встречаемся с особо нелепыми притязаниями, например, с «ясновидением», мы можем прекратить контакт ввиду очевидной бессмысленности. Но в целом мы сами взялись за эту работу, и она приносит удовлетворение от той обратной связи с людьми, которые нас слушают, учатся и получают пользу от наших усилий. Это и есть наша награда.

Перевод с англ. Е.Б. Александрова

Елена Наймарк,

Алексей Васильев,

Владимир Губайловский

«ВЕЛИКАЯ ТАЙНА ВОДЫ»: НОВЫЙ РЕЦЕПТ СЧАСТЬЯ ОКАЗАЛСЯ СТАРЫМ^[53]

9 апреля 2006 года по телеканалу РТР был показан фильм «Великая тайна воды».^[54] Как заявляли создатели, этот научно-популярный фильм должен был рассказать о том, как структуры воды влияют на жизнедеятельность живых существ, в том числе, на организм человека.

Телекритик Ирина Петровская так охарактеризовала фильм: «Это удивительный совершенно, интереснейший фильм. В стиле “Дискавери” – с разными мнениями различных ученых, исследователей о свойствах воды. Причем выходящих даже за рамки каких-то физических и объяснимых свойств. Причем это невероятно красиво снято. Это и гипотезы, и какие-то предположения, и утверждения. И самое поразительное, что он оказался рейтинговым. Этот фильм неожиданно привлек к себе очень большую аудиторию». Чем же оказался этот «удивительный совершенно, интереснейший фильм в стиле “Дискавери”» с научной точки зрения?

Вода все помнит, вода все знает…

Создатели фильма предъявили зрителю очень красивую продукцию. В кадре два пожилых человека с белозубыми улыбками, доверительно взявшись за руки, сидят в шезлонгах на берегу синего моря, осененные единым благословением всех религий. Вот она, мечта любого нормального человека. Оказалось, что воплотить эту мечту проще пареной репы. Счастье было достигнуто всего лишь правильным употреблением правильной – то есть структурированной – воды. Что такое структурированная вода, из фильма уяснить не удалось, создатели фильма явно намеревались задобрить и успокоить бдительность аудитории очень научным словом «клатраты». («От кислых мыслей и молоко киснет» Труд-7 №229 за 07.12.2000. В статье рассказывается об исследователе клатратов С.В. Зенине и о «чудо-приборе», способном улавливать и превращать в электрические сигналы «мысленное поле» человека.) Что такое «клатраты», создатели фильма так и не объяснили, видно, боялись злоупотреблять наукой и делали упор на популярность. Но, тем не менее, они предложили вполне понятные и простые методы структурирования воды: читать над водой молитвы «с частотой звучания 8Гц», давать воде слушать классическую музыку, и ни в коем случае не употреблять водопроводную воду из крана. Но главное, каждый день с ней – с ее величеством Водой, – ласково здороваться. Здравомыслие не позволяет считать этот фильм ни научно-популярным, ни образовательным, но все-таки, любопытно, есть ли в нем хоть что-то рациональное. (Критические отзывы о фильме уже появились на радио «ЭХО Москвы» и журнале «Компьютерра»).

Но мало ли почему суть дела ускользает от аудитории, нельзя же огульно обвинять всех – режиссера, сценариста, журналистов, медиков и ученых, которые время от времени появляются в кадре – в намеренном подлоге. Может, и сами создатели фильма что-то недопоняли в витиеватых ученых пояснениях.

Профессор МГУ свидетельствует

Версию о намеренной эзотерической пропаганде культов воды мы не рассматриваем. Если эзотерику открыто называют наукой, то это будет означать, что общество УЖЕ скатилось к средневековому мракобесию. Поэтому отбросив упоминавшихся в фильме исследователей кирлиановского эффекта и японского проповедника культа воды Эмото Масару, обратимся к представителям официальной науки. (О «научных» исследованиях Эмото Масару см. Приложение)

Единственным представителем Российской Академии Наук, который появился в фильме, был Владимир Леонидович Воейков, сотрудник кафедры биоорганической химии Биологического факультета МГУ. И должность, и место работы, и профессорское звание внушали безоговорочное уважение. Очень кстати был объявлен публичный доклад Владимира Воейкова в Институте космических исследований (ИКИ) на тему, как явствовало из краткой аннотации, близкую к тематике фильма. Верилось, что после доклада станет ясно, существуют ли у воды волшебные свойства.

Доклад Воейкова назывался «Аэроионы Чижевского: механизм действия на живые организмы и природные источники». Докладчик говорил складно и очень убежденно. И произвел впечатление человека знающего. Это впечатление по ходу доклада никуда не делось, но зато крепло чувство, что тебя где-то тонко и профессионально надувают.

В докладе Воейков пытался донести до слушателей в основном две мысли. Во-первых, для окислительных реакций клеткам необходимо какое-то количество кислородных радикалов, во-вторых, только в пленках воды, окружающих любое живое тело, идет образование долгоживущих свободных радикалов, так необходимых клетке для дыхания. Таким образом, клеточное дыхание связывается по смыслу со структурами воды. Вот он, мостик между живым существом и водой. Посмотрим, как лектор обосновал эту связь.

Улика первая: Живительная сила перекиси водорода

Мы кратко приведем прозвучавший доклад вместе с вопросами слушателей к конкретным «непонятным» местам этого доклада. Среди слушателей, как следовало из вопросов, присутствовали не только физики из ИКИ, но и биологи и медики.

Докладчик сообщил, что в воздухе так или иначе присутствуют аэроионы – заряженные частицы воздуха. Их источником могут быть, например, лампы Чижевского. Жизнь аэроионов чрезвычайно коротка, и лишь попав в воду, они могут продлить свою жизнь. В воде аэроионы инициируют процессы окисления воды до перекиси водорода (H₂O₂). В ходе этой реакции образуются активные отрицательно заряженные формы кислорода, чрезвычайно активные окислители. Именно эти Активные Формы Кислорода и только они могут вступать во все реакции окисления в клетке.

Чижевским и его учеником Наумом Гольдштейном в 1918-1920 годах были поставлены эксперименты, которые демонстрировали необходимость ионизации воздуха для нормальной жизнедеятельности. Мышей и крыс сажали в камеры с полностью нейтрализованным воздухом. Подопытные мыши умирали примерно через две недели, а крысы примерно через три недели. Смерть наступала от гипоксии, то есть от нехватки кислорода. Эти опыты, как было сказано в докладе, подтверждают, что для нормальной жизнедеятельности организма необходим ионизированный воздух.

Вопрос из зала: Но ведь эти опыты так и не смогли повторить, ни наши ни зарубежные ученые. Поэтому их и прекратили в какой-то момент. На этот вопрос докладчик не ответил.

Он продолжал. Активные формы кислорода, попавшие в воду, порождают каскад реакций, в ходе которых в воде образуется все больше и больше продуктов перекиси и активных форм кислорода. В этих реакциях естественно участвует кислород. Кроме того, в реакции образования перекиси выделяется фотон света с фиксированной энергией. Таким образом, мы видим химическую реакцию окисления с выделением света – то есть горение. Получается, что вода ГОРИТ.

Это парадоксальное заявление вызвало тяжелый вздох у зала. Например, когда живое существо дышит кислородом, то его клетки выделяют тепло, что тоже соответствует формальному определению горения. Но, однако, вряд ли кто-то решится на этом основании заявить, что он ГОРИТ, есть риск привлечь к себе пристальное внимание психиатра. Потому научные сотрудники – народ незлобивый и терпеливый – ограничились вздохом. Возражение, что образование перекиси – это же обыкновенная обратимая окислительная реакция, осталось невысказанным.

Докладчик продолжил. Все метаболические реакции в клетке продуцируют перекись водорода или ионные производные перекиси. Известно, что как только яйцеклетка начинает делиться, в ней сразу же увеличивается продукция активных форм кислорода. Это относится и к защитным клеткам крови - нейтрофилам, базофилам. Активизация этих клеток вызывает десятикратное увеличение производства перекисных продуктов. То же относится и ко всем антителам в клетке (в докладе дана ссылка на статью из журнала Science, 2001 г.)

От себя поясним: хорошо известно, что в процессе дыхания в клетке всегда получаются перекись и активные формы кислорода, так уж организовано клеточное дыхание. На эту беду (а чрезмерное образование свободно-радикальных продуктов перекиси – это серьезная беда для клетки) клетка имеет специальные ферменты, которые нейтрализуют вредное действие активных свободно-радикальных продуктов.

Вопрос из зала: Но если в клетках производится так много свободных радикалов, то зачем же нужна дополнительная подпитка извне, в виде аэроионов из воздуха? Ответ докладчика: «Нужно начать окислительный разветвленный процесс хотя бы с одной молекулы». Спрашивающий что-то недовольно промычал, так как ответ собственно получен не был.

Вопрос из зала: Я врач-кардиолог. Мой стаж уже очень внушителен. У больных с инфарктами миокарда на сосудах и мышцах образуются бляшки из свободно-радикальных недоокисленных продуктов. Обычное лечение, которое мы проводим и которое помогает – это антиоксидантное лечение. По сути, чтобы организм больного нормально поглощал кислород из воздуха, необходимо снизить образование перекисных продуктов, а вы предлагаете их увеличить. Ответ докладчика: «Это вы называете свои препараты антиоксидантными, на самом деле – это оксидантные препараты. Вам кто-то пятьдесят лет назад написал в учебнике, что это антиоксиданты, а вы и повторяете бездумно эту формулировку. Кроме того, хорошо известна и перекисная терапия при различных заболеваниях». Врач недоуменно уселась на место.

Скептик, решивший докопаться до сути «Великой тайны воды», должен был вполне уяснить из первой части доклада, что главное для нормального дыхания – это присутствие вовне и снаружи клетки Активных Форм Кислорода, пусть даже и в мизерных концентрациях. Осталось, правда, не совсем ясно, чем все же являются активные формы кислорода в клетке – вредным побочным продуктом, опасными свободными радикалами или жизненно необходимыми активными молекулами. Подозрительные лампы Чижевского можно забыть, пусть с ними физики и медики разбираются и представят нормальные убедительные эксперименты. Тем более, как следовало из одного из косвенных вопросов докладчику, Воейков успешно занимается проблемой взаимодействия поверхностно-активных веществ на легочных альвеолах с ионами и их участием в дыхании, так что возможно, вскоре по этому вопросу люди получат полезные сведения.

Улика вторая: тонкая аура воды

Вторая часть доклада Воейкова была посвящена участию пленок воды в процессе образования необходимых для жизнедеятельности организма свободных радикалов кислорода. Докладчик, показывая аудитории красочный кадр водопада, высказал очевидную мысль, что в абсолютно сухом воздухе организм погибает. А потом пояснил эту тривиальную идею нетривиальным способом: сухость воздуха смертельна потому, что в сухом воздухе аэроионы не могут образовывать живительные радикалы кислорода. (А вы, наверное, про испарение подумали!?).

Вода может образовывать полимерные структуры. Эта полимерная вода диссоциирует под действием небольших энергий, например, звука, движения, замораживания и оттаивания, небольшого нагревания или испарения (дана необычно «затянувшаяся» ссылка Домрачев и соавт. 1989-2002). При слабоэнергетическом воздействии в полимерной воде рвутся связи между кислородом и водородом, в результате получаются свободные радикалы.

Вопрос из зала: Почему в первую очередь рвутся высокоэнергетические связи между водородом и кислородом, а не между слабоассоциированными молекулами воды в полимере? Ответа не было. Докладчик продолжил. Например, было проверено в наших экспериментах, что при освещении ультрафиолетом тонких водных пленок в них происходит образование перекисных производных и свободных форм кислорода.

Вопрос из зала: Ультрафиолетовый квант имеет достаточно энергии, чтобы разорвать молекулу воды независимо от того, входит она в структуру пленки в водном полимере или нет. Тогда какое отношение облучение ультрафиолетом имеет к структуре воды? Ответ докладчика: Исходно квантов света было мало, и только благодаря наличию пленки энергии хватило, чтобы пошла цепная реакция, и чтобы количество свободных форм кислорода можно было зафиксировать.

Логика доклада состояла в том, что там, где имеются оговоренные сверхслабые энергетические воздействия, образуется больше всего живительных Активных Форм Кислорода. Именно эта вода оказывается самой хорошей, самой лечебной, самой полезной. Самой-самой…

Далее Воейков представил слушателям экспериментальные подтверждения гипотезы об образовании тонких полимерных пленок воды на поверхности человеческого тела, а иначе идея об оболочке из активных форм кислорода вокруг тела повисла бы без фактической опоры. Описываемые эксперименты проводились корейскими специалистами в 2004 году (дана ссылка на работу, опубликованную в корейском научном журнале: Roeland Van Wijk, Masaki Kobayashi and Eduard P.A. Van Wijk , 2004). В газоразрядную камеру, наполненную азотом или кислородом, поместили человеческую руку, осветили ее ультрафиолетом и измерили ответное свечение. На фотографии видно, как в ответ светились ногти на руке, мягкие ткани руки не светились. Воейков объяснил этот результат тем, что только на гладких поверхностях, таких как ногти, получаются тонкие пленки полимеризованной воды, которые можно зафиксировать прибором. Именно в этих пленках и идут цепные реакции с образованием свободнорадикальных форм кислорода.

Вопрос из зала: А ногти на ногах фотографировали? Все-таки рука вызывает какие-то мистические ассоциации, а нога - нет. Да и для контроля опыта? Ответ: Ногти на ногах не проверялись.

Вопрос из зала: Длину волны этого ответного излучения измеряли? По идее она должна быть строго фиксированной, ведь известны длины волн фотонов, которые выделяются при описанных выше реакциях? Ответ: получаемая длина волны может быть любой, так как это излучение поглощается, переизлучается, и тогда уже что-то определенное о длине волны сказать трудно. Спрашивающий пробормотал, что для таких простых опытов необязательно было засовывать корейца в газовую камеру, можно было просто гладкую поверхность взять.

Улика третья: простое человеческое счастье

На том доклад и закончился, хотя важно еще упомянуть вопрос, прозвучавший уже после завершения доклада: «Владимир Леонидович, как вы относитесь к своему участию в фильме «Великая тайна воды»? Воейков ответил, что он гордится своим участием в этом прекрасном фильме. Прибавил, что готов отвечать за каждое произнесенное в фильме слово, и вообще, этот фильм не научно-популярный, не образовательный, а в художественном отношении он очень красив. А в конце Воейков произнес, что он счастлив, что таким способом ему удалось привлечь внимание публики к острым и нерешенным проблемам биологии, которыми наука отказывается заниматься. А потом его увлекли за собой окружившие знакомые, и прозвучал вопрос «А сколько времени нужно давать воде слушать музыку и остается ли после выключения звука последействие? Нет-нет, не остается, ведь свободные радикалы очень короткоживущие…»

Улика четвертая: научная скукотища

Вторая часть доклада, призванная пояснить слушателю, как структуры воды участвуют в образовании Активных Форм Кислорода, и перекинуть мостик от неживых структур к живым, ничего существенного не добавила. Опытов особо убедительных не представлено, рассуждения нелогичные, даже можно сказать, убеждающие в обратном. На слайде, иллюстрирующем последний эксперимент с корейцем, была в уголке помещена графика кирлиановского эффекта, такую же картинку можно увидеть в магазинах «Путь к себе» под призывом: «Сфотографируйте свою ауру, цена 120 рублей».

После доклада пришлось отправиться в библиотеку и взять журналы «Биофизика», «Биохимия», «Цитология» за последние три года. Там нашлись научные обзоры по проблеме изучения Активных Форм Кислорода в клетках, также нашлась и статьи по изучению структур воды (А.В. Гордеева, Р.А. Звягильская, Ю.А. Лабас. «Взаимосвязь между активными формами кислорода и кальцием в живых клетках (обзор)». Биохимия. 2003. Т. 68. Вып. 10. С. 1318-1322., А.В. Гордеева, Ю.А. Лабас. «Генерация активных форм кислорода наружными поверхностями водных организмов», Цитология. 2003. Т. 45. №3. С. 284 - 289.) В этих статьях специалисты-биофизики чудовищно научным языком пояснили читателям, что Активные Формы Кислорода являются постоянными спутниками клеточного дыхания у всех живых существ, однако у всех живых существ и в их образовании и нейтрализации участвуют ионы кальция, связанные с клеточными мембранами. Известен и механизм этой регуляции, так что непонятно, зачем было В.Л. Воейкову увязывать живительные (или все же вредоносные?) АФК с мифическими структурами воды. Разве что В.Л. Воейков отрицает клеточные мембраны с кальциевыми биохимическими механизмами. Не хотелось бы верить, что это абсурдное предположение может оказаться правдой. Вспоминается О.Б. Лепешинская, считавшая, что у молодых клеток нет клеточных мембран. Эта ученая дама для омоложения и исцеления организма предлагала принимать содовые ванны, теперь же на повестке дня простая вода без добавления соды.

Следствие показало…

Вероятно, в фильме «Великая тайна воды» прозвучали какие-то маргинальные гипотезы В.Л. Воейкова, не имеющие НИКАКОГО экспериментального подтверждения, и опирающиеся на очень придирчиво и субъективно отобранные факты, в фильме фигурировали и старинные гипотезы, неподтвержденные, а потому и забытые. В конце концов, ученый тоже человек и имеет право на конструирование собственного мировоззрения. Но при этом каждый публично выступающий ученый все-таки обязан осознавать свою ответственность перед публикой. Ведь наука – это последнее, к чему у людей осталось доверие. И ученым ни в коем случае нельзя злоупотреблять этим доверием. Нельзя выдавать за последнее научное достижение собственные непроверенные, ничем не подтвержденные концепции.

Как же быть со структурами воды? Может, правда, закосневших ученых не интересуют эти крайне интригующие проблемы биологии и биофизики? Может и прав В.Л. Воейков, и общественное мнение должно встряхнуть уснувший академический мир и вынудить ученых лентяев заняться, наконец, делом? Ответ нашелся опять же в журнале «Биофизика» (который просто по профессиональным обязанностям должен, по крайней мере, пролистывать биофизик В.Л. Воейков). Этот вполне «закосневший академический» журнал публикует статьи о структурах воды, имеются исследования и опыты, строятся модели структурного состояния воды. Однако ничего общего ни с памятью воды, ни с информационным полем воды эти исследования не имеют. Так, из статьи Яковенко с соавторами, работающими в Пущино (А.А. Яковенко, В.А. Яшин, А.Э. Ковалев, Е.Е. Фесенко. «О структуре колебательных спектров поглощения воды в видимом диапазоне» Биофизика. 2002. Т. 47. № 6. С. 965 – 969), становится ясно, что в самой идее о структурном состоянии воды ничего неожиданного для ученых нет. Ведь любое вещество с дипольными молекулами будет иметь ту или иную структуру. Но для детального изучения этих структур современные физические приборы не годятся. Слишком недостоверен результат. Можно, конечно, считать таким прибором человека и его ощущения. Но это совсем ненаучно, слишком много всего в человеке намешано, в его физиологии, сознании и вере. Так что нет никакого всемирного заговора ученых против волшебной воды.

Великая тайна воды обернулась блефом, в середине красивой оболочки из мечты о счастье оказалось пусто. Мнение маститых ученых в этом фильме тоже превратилось в шелест блестящей обертки. Так что придется искать счастье старыми способами. У каждого человека для этого есть своя Великая тайна.

Что такое научно-популярное вещание

На Радио Свобода 1 мая 2006 вышла программа «Что такое научно-популярное вещание», в которой Анна Качкаева с учеными и журналистами обсуждает, в частности, фильм «Великая тайна воды».

Приложение. Об Эмото Масару

Именно Эмото Масару был выделен самим каналом РТР как одно из главных действующих лиц фильма «Великая тайна воды». На сайте телеканала в статье «Любовь меняет структуру воды» говорится: «Несколько лет назад японский ученый Эмото Масару огласил сенсационные результаты своих исследований: вода способна впитывать, хранить и передавать человеческие мысли, эмоции и любую внешнюю информацию – музыку, молитвы, разговоры, события. Молекулы воды объединяются в кластеры – ячейки памяти, в которые вода записывает все, что воспринимает. В одной молекуле насчитывается до 440 тысяч информационных панелей, которые образуют своего рода аналог компьютерной памяти. Чтобы увидеть, как выглядит записанная водой информация, достаточно сфотографировать замороженную воду. Форма образующихся при этом кристаллов льда варьируется в зависимости от эмоционального окраса воспринятой информации. Позитивные мысли, гармоничные мелодии порождают приятные глазу симметричные “рисунки”, негативные – хаотичные бесформенные “каракули” с рваными краями». 

Есть компании, которые уже используют фильм о тайне воды в рекламных целях. Например, создатели «Аквадиска» - прибора, структурирующего воду для исцелений. (О том насколько сомнительны свойства этого прибора есть статья «А без воды и ни туды и не сюды».) Создатели «Аквадиска» напрямую ссылаются на «работы» Эмото Масару.

Кандидат философских наук, ученый секретарь Института научной информации по общественным наукам РАН Юрий Чёрный в статье, посвященной фильму «Великая тайна воды», рассказал об Эмото Масару.

Японский «исследователь» Эмото Масару (родился в 1943 году) результаты своих работ в научной печати не публикует (это обязательное требование для человека, считающего себя ученым). Более того, он не имеет специального естественнонаучного образования. Он окончил муниципальный университет в Йокогаме по специальности «Международные отношения». Затем он продолжил обучение в Открытом международном университете альтернативной медицины в Калькутте, Индия (The Open International University for Alternative Medicine) и в 1992 году получил сертификат доктора альтернативной медицины. Требования к получению докторской степени в этом университете минимальны – один год обучения, публикация пяти статей (не в научных, а в «альтернативных» журналах) и взнос в размере 350 долларов США.

Желающих узнать о Эмото Масару подробнее можно отсылать к английской версии «Википедии»: Masaru_Emoto. Здесь он проходит в категории «Pseudoscientists» (псевдоученые), среди которых есть и наш соотечественник Трофим Лысенко.

Тот факт, что результаты «исследований» находятся вне рамок науки, не помешал Эмото заняться успешным бизнесом. С образцами продукции его компании I.H.M. и ценами можно ознакомиться на сайте Hado.net. Это, например, небольшая бутылочка с водой по цене 35 долларов: «Indigo Water Геометрически совершенная вода с Посланием вашему телу».

Но деятельность Эмото Масару шире, чем просто бизнес. Задача на ближайшие 10 лет состоит в увеличении количества ангелов на планете Земля, которые будут противостоять демонам. На русскоязычном сайте (Запись от 17 февраля) Эмото Масару пишет (орфография и пунктуация сохранены, с русским языком у Эмото Масару трудностей все-таки больше, чем с созданием «геометрически совершенной воды»):

«Доктор Хига, известный в своей технологии ЕМ, научил меня когда-то что 10% бактерий являются отрицательными, 10% положительными а остальные 80% оппортунисты. Поэтому если существует всего-лишь на 1% больше негативных бактерий внутри нас, то остальные 80% превратятся в негативные и можем завершить тяжелым заболеванием. Так как я верю в закон сходства, думаю что этот пример можно использовать и для человеческого общества. И так, если мы можем застраховаться что 10% населения человечества подобие ангелов, можем принести много мира полного любви и благодарности. Настоящее население земного шара состоит примерно из 6.5 миллиардов. 10% это 650 миллионов. Эта идея находится в основе моей декларации, сделанной в Объединенных Нациях, 26 мая прошлого года, о том что я намереваюсь издать 650 миллионов копий книги «Послание Воды» в детском варьянте. До этих пор вышло в свет 10.000 экземпляров в качестве образца, которые мы распространяем по свету. Надеюсь за 10 лет будут больше ангелов чем демонов на этой земле».

Юрий Чёрный приходит к такому выводу: «”Хадо” в переводе с японского означает “вибрации, тонкие формы энергии”. Не вдаваясь в дальнейшие подробности, подведу итог: на основе псевдонаучных спекуляций Эмото Масару активно создает новое планетарное религиозное движение – религию Хадо. При этом он не забывает и самого себя, активно рекламируя и продавая собственную продукцию».

Благодарности

Редакция рубрики «Наука и технологии» сайта Svobodanews.ru благодарит членов «Клуба Научных Журналистов», участвовавших в обсуждении фильма «Великая тайна воды», за ценные замечания и предоставленные материалы. 

Пол Куртц

ЭТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ^[55]

Два вида морали

В поле нашего зрения попадают два вида морали: первая — мораль повиновения заповедям, полученным, как утверждают, из трансцендентного божественного источника; вторая — мораль, основанная на результатах критического рационального исследования и понимания.

Хотя теологические этики, без сомнения, выполняют важные психологические и социальные функции, внушая индивидам моральные добродетели и необходимость поддержания общественного строя, мораль, установленная на этом уровне, является примитивной и неразвитой. Нам необходимо подняться на другую ступень этического развития. С нее мы можем охватить взглядом историю критического этического исследования в целом и увидеть, что этическое развитие продолжается. Кроме того, мы можем многое узнать из работ психологов, идентифицировавших стадии морального развития, особенно у детей [1].

Термин мораль ведет свое происхождение от латинского слова mores, множественное число от mos, отсылающего к коллективным обычаям, привычкам и нравам. Это были традиционные правила поведения, привычные обычаи и неписаные законы, регулирующие жизнь человеческих сообществ. Каждое общество считает одни формы поведения положительными, правильными, справедливыми и добродетельными, а другие — отрицательными, порочными, ошибочными и безнравственными. Эти моральные отношения имеют глубокие общественно-исторические корни. Они старательно прививаются молодежи. Основным каналом передачи моральных норм являются родители и учителя, которые стремятся внушить детям общепринятый моральный кодекс. Поведение, оцениваемое как положительное, подкрепляется возможностью вознаграждения. Аморальное поведение наказывается. Обусловленные этим реакции формируют в людях привычные ожидания, верования и практику, которые затем передаются следующим поколениям. Первоначальные фазы формирования морали являются решающими, но процесс нравственного и культурного роста продолжается. Стремясь определить, воплотить в жизнь и сохранить ценности и правила достойного поведения, общество подкрепляет их различными социальными установлениями. Например, исторически христиане признавали одни формы сексуального поведения «грешными», а другие «добродетельными». Тем самым поддерживался определенный тип социальных отношений. Подобным же образом социально воплощались принципы добра и зла у иудеев, мусульман и буддистов. Санкционированные моральные принципы и ценности прославлялись и освящались. Соблюдение табу обеспечивалось применением различных мер психологического и физического воздействия: остракизмом, наказаниями, отлучением, изгнанием или смертью. Религия и закон поддерживали моральный кодекс, в свою очередь испытывая влияние с его стороны. Восприятие основных моральных ценностей как священных или ниспосланных Богом, а также юридическая поддержка основных принципов соответствующего морального поведения способствовали социальной стабильности.

Антропологи и социологи установили факт культурной относительности социальных обычаев, существенные несовпадения в образе жизни различных народов. Скажем, первобытное племя азанде в Африке верит, что определенные члены общины являются колдунами и могут оказывать зловредное влияние на своих соплеменников, которые со своей стороны с помощью ритуальных действий и элементов магической медицины противодействуют злым силам колдовства [2]. Западные христиане отрицают веру в магию и колдовство, но сами принимают участие в таком магическом обряде, как месса, вкушая — хотя и символические — тело и кровь Христа. Таким образом, религиозные верования и практики так же как и одежда, речь и манера поведения очень сильно отличаются друг от друга. В одних обществах человеку считается неприличным носить бороду, а в других — ходить небритым. В обществе, где строго соблюдается ислам, женщине запрещено открывать свое лицо в публичном месте, между тем на Западе женщина, стесняющаяся своих открытых коленок, будет восприниматься как излишне скромная и закомплексованная. В одних обществах гомосексуализм отвергается как нечто отвратительное и строго наказывается, однако, в других сообществах к нему относятся более или менее терпимо. У одних народов безнравственно целоваться публично, у других поцелуй признан вполне законным естественным выражением любви и нежности.

Нередко в относительно замкнутых и изолированных социальных группах устанавливается и соблюдается множество четко очерченных и строго обязательных социальных норм. За закрытыми дверьми удается силой подавлять инакомыслящих и жестоко наказывать ослушников. Однако ясно, что рано или поздно ситуация выходит из под контроля. Социальные изменения продолжаются, сменяются поколения, случаются мор, опустошительные войны, эпидемии и болезни, которые существенно влияют на установленный порядок вещей. При переходе к новым поколениям влияние и значение традиционной морали с необходимостью изменяются. Наряду с этим нарастают контакты между различными социальными группами. Встречаясь, путешественники и мигранты из далеких стран передают друг другу свои необычные привычки. Новые, ранее не существовавшие, полезные или приемлемые практики ввозятся и вывозятся с товарами и услугами в процессе торговли. Обществу трудно сохранить неизменными свои моральные убеждения. Благодаря широко распространенным бракам между людьми разной национальности одна культура может ассимилировать и поглотить другую. В процессе неизбежного заимствования убеждений и практик даже устойчивые моральные кодексы могут быть пересмотрены и отвергнуты. Тем не менее, консервативные идеологи и религиозные проповедники прикладывают все усилия для сохранения установленного морального кодекса, выступают против сколько-нибудь решительных изменений в этой области и убеждают людей в необходимости возврата к старому. Римская католическая церковь пытается укрепить традиции древних учений, многие влиятельные лидеры католицизма сопротивляются попыткам его модернизации. В современных исламских культурах фундаменталисты стремятся низвергнуть модернистские режимы, которые, как они утверждают, изменили Корану. Таким образом, динамика нравственных отношений неизбежна, однако, фиксируя ее всеобщность, необходимо отметить, что этическое исследование возможно только тогда, когда старая мораль изменяется или начинает разрушаться, когда старые привычные ценности и моральные истины уже не отвечают новым условиям жизни. Столкновение традиционных учений с альтернативными может неожиданно для первых обернуться резкими преобразованиями, реформацией и даже революцией.

Одну из драматических иллюстраций этого можно найти в диалогах Платона. В них великие софисты, среди них Протагор, Калликл и Трасимах, спорят с Сократом. Софисты, странствующие учителя, путешествовавшие по странам Средиземноморья, указывали на широкое многообразие культур, моральных убеждений и практик и на тот факт, что каждый город-государство — Спарта, Крит, Афины, Сиракузы — рассматривали свои собственные традиции как освященные богами и превосходящими все другие. Все ли эти притязания были в равной степени обоснованы? Если да, то противоречащие друг другу моральные принципы и ценности должны были быть истинными и ложными в одно и то же время. Является ли человек «мерой всех вещей», как учил Протагор? Если да, то является ли мораль просто условностью, случайным или произвольным набором предпочтений индивида и общества? Диалоги Платона — это глубокомысленные споры между сторонниками установления нравственного по договору и установления нравственного по природе. Является ли мораль просто договором между людьми, как утверждали софисты, или она коренится в природе вещей, как это доказывали Сократ и Платон? Мы уже знаем, что для разрешения этого затруднения Платон постулировал область идеальных сущностей.

На мой взгляд, в этой ситуации важнее всего то, что здесь имеет место критическое этическое исследование, вопрошание об этическом, его поиск. Он был начат Сократом, а также софистами, которые подвергли сомнению святость «священных коров» эллинистической культуры. Сократ был приговорен к смерти афинянами за то, что сомневался в господствующей ортодоксии. И, тем не менее, главное состоит в том, что здесь мы можем усмотреть решающий переход от конвенциональной морали к критическому этическому исследованию. Диалоги Платона отражают то, что происходило в самой эллинской цивилизации. Уникальным явилось то, что привычные кодексы (включая принятые религиозные учения) больше не воспринимались как первоисточники морали. Греки почувствовали, что их представления о добре или справедливости нуждаются в рациональной проверке.

Представитель следующего поколения греческих мыслителей, Аристотель выработал определение этики. Он развил ее в качестве самостоятельной области исследования. Аристотель дал определение блага как достижимой людьми цели. Он обозначил его как благоденствие, eudaemonia, или счастье, зафиксировал его главные характеристики и определил, как и в каком смысле оно может быть достигнуто. Для Аристотеля самореализация человека, его природы, рациональная жизнь индивида являются главными источниками eudaemonia; мы должны культивировать практическую и интеллектуальную мудрость, если желаем вести благородный, совершенный и добродетельный образ жизни.

Я поместил два рассматриваемых мною вида морали в некоторой исторической перспективе. Первый основан на обычае, страсти, вере, и авторитете, он стремится внушить свои универсальные принципы добродетели членам общества.

Второй тип морали возникает там, где уже господствуют традиционные стандарты поведения, но именно разум и открытость новому опыту поднимают индивида на следующую ступень морального развития, на ступень рефлексивного выбора. Это, однако, не мешало теологам прошлого заимствовать у философов этические идеи и интерпретировать их в свете своих религиозных систем. Ясно, что два измерения морали не отделены друг от друга непреодолимой чертой. Каждая социальная группа опирается на предшествующие моральные правила поведения, которые предполагают хотя бы минимум рационального этического дискурса. Нет необходимости в том, чтобы каждое поколение заново открывало элементарные моральные правила, но общество не может решать свои моральные проблемы, не опираясь и не размышляя о нравственности. Существует непрерывный процесс взаимодействия между обычаем и разумом.

Джон Дьюи, американский философ ХХ века, отметил это отличие, проведя различие между наградами ― дарами или заслугами (prizings) ― и оценками (appraisals) [3].

«Prizings» отсылают к нашим предшествующим ценностям, к вещам, которые мы лелеем и которыми дорожим. Обычно они связаны с моторно-аффективными поведенческими состояниями, которые выливаются в действие. Будучи результатами привычки, они содержат в себе сильный эмоциональный компонент и обычно находятся за рамками самого процесса решения моральных проблем или пребывания субъектов в положении трудного этического выбора. Но именно здесь начинается критическое этическое исследование, и мы стремимся оценить наши заслуги и ценности, выяснить их значимость. «Оценки», таким образом, отсылают к динамичным и более глубоким этическим процессам, в которые входит когнитивный элемент, и с помощью которого взвешиваются, подвергаются суду, обосновываются и проверяются наши нравственные ценности.

Этические дилеммы

Ценностей, основанных на морали обычая, как правило, бывает достаточно для рутинного нравственного поведения. Но их достаточно до тех пор, пока они не ставятся под сомнение, пока не возникает конфликт обязательств или ценностей, или не приходит понимание того, что старая мораль не в состоянии решать новые проблемы, которые рано или поздно возникают. Обычно с этого момента разворачивается этический поиск, который или подтверждает наши привычные действия и убеждения, или приводит к возникновению нового пространства мышления и этического действия. Хотя на метауровне мы можем без конца рассуждать об этической теории вообще, — и это является важной частью этического исследования, — нормативная этическая рефлексия возникает и окончательно проверяется в ее непосредственном отношении к конкретным контекстам жизненного опыта. Что касается того, что я назвал моральными дилеммами, то наиболее напряженные этические размышления возникают в силу неизбежности для субъекта принять то или иное практическое решение. Жизнь полна трудностей, и внезапно сталкиваясь с ними, мы нередко осознаем трагический характер нашего выбора. Увы, принятые правила не всегда помогают нам избежать трудностей, иногда мы запутываемся в моральной дилемме, она кажется нам неразрешимой, и мы вынуждены даже вопреки нашему желанию опускаться в сокровенные глубины нашей души. Но даже и там мы можем не отыскать удовлетворяющего нас ответа. Великие поэты, писатели и драматурги отдали дань восхищения силе и глубине моральных вопрошаний и размышлений. В трагедии В. Шекспира «Отелло» главный герой охвачен разъедающим подозрением: Дездемона, любимая им жена, не верна ему. Пламя ревности и ярости поддерживается его врагом Яго, и Отелло в итоге убивает Дездемону, а затем и самого себя.

Как мучителен бывает выбор, как часто мы сгибаемся под тяжестью его бремени. Ответственности за выбор многие предпочитают бегство от него. Моральная свобода часто оказывается невыносимой, и многие полагаются на обычай или авторитет или передают другим право решать за них. Бегство от свободы и разума является общим признаком пугливых душ, которые не желают или не в состоянии делать выбор. Но как обманчивы теплота, уют и надежность несомненных моральных абсолютов!

Я должен подчеркнуть, что большинство наших моральных выборов не являются ни трагическими, ни непреодолимыми или неразрешимыми. Возможно, что некоторые философы придавали слишком большое значение трагизму человеческой жизни лишь для того, чтобы подчеркнуть важность и значимость этического размышления. Поскольку главной проблемой этики является нравственная дилемма, в которой проверяются наши принципы и ценности, было бы справедливо, если бы я дал ей характеристику и определил ее природу.

Что образует этическую дилемму?

Во-первых, моральная дилемма представляет собой некоторую проблему или вопрос, который должен быть решен. Она может быть чревата конфликтами между ценностями, нормами, правилами или принципами. В ситуации этической дилеммы мы можем столкнуться с некоторой трудностью или препятствием, наше поведение может быть поставлено под вопрос окружающими, которые не согласны с нашим образом действия или понимания истинного и ложного. Наш обычный способ действия, который в других случаях мог бы и не сопровождаться специальной рефлексией, здесь оказывается подвергнут сомнению нами самими или другими. Мы попадаем в затруднительное положение: должны ли мы продолжать делать то, что делали всегда, или необходимо сделать выбор и затем оправдать его для самих себя и для других? Некоторые ситуации могут быть совершенно новыми, как, например, проблемы, недавно возникшие в медицинской этике или биогенетике. Любое из традиционных решений может оказаться неадекватным. Если проблема является уникальной или необычной, то ни от одного из прежних предписаний мы не получим нужного ответа или подсказки. Конечно, мы можем отказаться от выбора или действия, но ведь это тоже своего рода выбор и действие.

Во-вторых, этическая дилемма вовлекает в себя и саму размышляющую личность (личности), испытывающую потребность совершить выбор или ряд актов выбора. Но это и предполагает, что мы можем выбирать, что мы обладаем некоторой степенью свободы делать именно так или иначе. Детерминисты утверждают, что выбор является иллюзией, и что бы мы ни делали, все это предопределено предшествующими событиями. Если бы это было так, то этика оказалась бы неуместной и невозможной, поскольку, если наш выбор предопределен, то мы не в состоянии ни контролировать нашу жизнь, ни быть правыми или виноватыми. Нет необходимости возвращаться к классической проблеме: свободная воля versus детерминизм, чтобы показать некорректность этого аргумента. Не существует противоречия между утверждениями: (1) выбор является фактом этической жизни и (2) наш выбор определен или зависит от второстепенных фактически существующих условий. Это особенно верно в тех случаях, когда мы рассматриваем «причину» не как непреодолимую силу (как подчеркивал Давид Юм), но просто как условие, как сопутствующий и сопричастный личности оператор поведения [4]. Если бы в человеческом поведении не было упорядоченного постоянства, то для нас ничто не могло бы иметь значения, мы не могли бы сделать разумного выбора, основанного на ожидании того, что подобное уже случалось. Без объективной упорядоченности и разумного обоснования наш выбор был бы ненадежным. Никто не мог бы ничего оценить или сделать надежного умозаключения о том, каким образом поведет себя личность. Свобода выбора предполагает некоторое постоянство человеческого поведения, что делает возможным обоснованные ожидания и предсказания.

Третьей чертой этической дилеммы является возможность рассмотрения альтернативных способов действия. Если у нас нет однозначного выбора, и мы поставлены перед лицом только одной возможности, то понятие выбора не имеет смысла. Такие безвыходные ситуации случаются в реальной жизни, например, когда личность сидит в тюрьме и лишена всякой свободы передвижения, или когда личность умирает и ее смерть не может быть предотвращена. Этическая дилемма должна иметь два или более возможных путей решения. Эти альтернативы могут возникать благодаря социальным или естественным обстоятельствам или являться результатом творческой изобретательности этического исследователя, т.е. субъекта моральной дилеммы. Следующая дилемма (хотя она и не является этической) может проиллюстрировать это. Если человек стоит перед проблемой пересечения реки, он может перейти ее вброд, если она не очень глубока, или переплыть ее, если течение не слишком сильное, или перебраться на лошади. Но он также может построить плот или лодку, сконструировать мост или прорыть под рекой туннель. Может быть, он даже захочет арендовать вертолет. Последние способы решения проблемы являются результатом присущей человеку изобретательности и обусловлены уровнем развития промышленности.

Таким образом, альтернативы, находящиеся в нашем распоряжении, не всегда даны в качестве объективной необходимости, но могут обогащаться или даже созидаться нашими собственными творческими способностями. Достижение желаемой нами цели зависит от нашего умения, от располагаемой нами техники. По-видимому, неразрешимые этические дилеммы однажды могут превратиться в разрешимые в ходе расширения альтернативных возможностей. Возможность действовать является для человека функцией открытия и изобретения (искусства и техники). Это свидетельствует об изменчивом характере этического мышления и трудностях сохранения в неприкосновенности моральных принципов.

Один характерный пример. Забота о беспомощных стариках является вечной этической проблемой, такой же старой, как сама цивилизация. Она имеет много решений. Состарившийся человек может перед смертью покинуть свое селение, чтобы не быть в тягость молодым, как это было принято в эскимосских обществах. В цивилизациях с различными возможностями сыновья, дочери и другие члены семьи считают своей обязанностью финансово и морально поддерживать своих престарелых родителей, которые больше не в состоянии работать. Исторически большие семьи должны были находить способы поддержания жизни дедушек и бабушек, престарелых тетушек и дядюшек. В обществах, где высоко ценится независимость и опора на собственные силы, люди считают своей обязанностью обеспечить свою старость бережливостью и тяжелым трудом. В этом случае забота о своей пенсионной жизни считается моральной добродетелью.

Эти способы поведения поддерживаются или заменяются другими социальными нововведениями. Служба социальной защиты, финансируемая налогоплательщиками и контролируемая правительством, сделала проблему стариков менее тягостной. Ежегодные отчисления и система страхования образуют значительные фонды, используемые в социальных целях. Кроме того, медицина достигла значительных успехов в борьбе с изнуряющими старческими болезнями, так что теперь люди и после выхода на пенсию в состоянии вести продуктивный и приятный образ жизни. Укрепление здоровья стариков породило новые моральные дилеммы. Среди пожилых людей стало намного больше работоспособных, желающих продолжать трудиться. Это ведет к борьбе за рабочие места, создает напряженность среди молодых рабочих, которые как налогоплательщики поддерживают тех, кто живет на средства социального страхования. И это в условиях, когда пенсионеры конкурируют с молодыми на рынке рабочих мест. Так каждый новый шаг вперед в человеческих отношениях порождает новые моральные коллизии.

Проблемы, возникшие сегодня в медицинской этике, особенно ярко иллюстрируют изменчивый характер этических норм. Интенсивное развитие медицинской техники драматически ввергло нас в многочисленные ситуации, которых не существовало прежде. Мы можем сохранять жизнь умирающим пациентам или неизлечимо больным детям значительно дольше, чем когда-либо прежде. Это ставит вопросы эвтаназии и детоубийства. Должны ли мы использовать соответствующую жизнеподдерживающую технику или допускать смерть людей, если они сами того пожелают? Характер этических дилемм часто является прямой функцией наличия альтернативных способов действия и суммы средств, из которых мы должны выбирать, чтобы решить наши проблемы. Плюралистическое и свободное общество, обеспечивающее прогрессивные социальные изменения, будет всегда благоприятствовать созданию более широкой области распространения инновационного выбора, чем общество авторитарное, закрытое, с замедленным социальным развитием.

В-четвертых, при грамотном и зрелом подходе к этической дилемме мы всегда в состоянии рефлексивно определить и оценить альтернативные способы действия. Это свидетельствует о наличии специфического рода когнитивного процесса этического вопрошания, размышления, исследования. Как уже отмечалось, имеется различие между теми моральными нормами, стандартами и ценностями, которые принимаются на основе обычая и привычки и поддерживаются воспитанием или теми ценностями, которые до известной степени выявляются, поддерживаются и изменяются самим процессом разыскания и осмысления этического. Одинаково ошибочны как наивное утверждение о том, что этика полностью охватывается сферой рационального и тем самым рациональна, так и отрицание в морали рациональных элементов. Мы можем быть глубоко уверены в правоте нашего одобрения или осуждения и вместе с тем осознавать, что в процедуру этического выбора могут входить когнитивные элементы. Рефлексивность, осознанность являются центральными пунктами критической этики. Это отличает ее от этики обычая, поскольку первая полагается на средства и возможности разума и рефлексии, а не на слепые правила обычая.

Пассивно повинуясь десяти заповедям или предписаниям Иисуса и не пытаясь оценить или установить их значение, трудно достигнуть осознания и понимания этического. Превратить эти моральные правила в саморегулирующиеся принципы может только разумный человек, размышляющий о своих ценностях и принципах. Пробуждение способности к этическому размышлению, утверждаю я, представляет собой более высокую ступень морального развития.

Пятая составляющая этической дилеммы заключается в том, что наш выбор воздействует на действительность и, таким образом, имеет определенные последствия. Тем самым он не является выражением бесполезной спекулятивной фантазии. Влияния нашего этического выбора не может избежать ни социальный мир, ни мир природы. Это означает, что выбор относится к праксису, то есть к практике или поведению. Он каузален (причинен) по функции, будучи в состоянии изменить ход событий. Таким образом, люди посредством этического входят в мир природы и общества, изменяя и перестраивая их. Мы не просто пассивные посредники или созерцатели. Поскольку мы ведем себя этически, мы являемся активными деятелями, которые в состоянии обогатить мир или изменять направление его развития. Отсюда следует, что наш этический практический выбор имеет эмпирические и реальные результаты, которые мы можем наблюдать. Акты выбора, которые мы производим, имеют последствия, что позволяет обсуждать природу выбора и его объективную эффективность. Логический, утилитаристский и прагматический критерии выбора являются наиболее фундаментальными. Одно дело, одобрить или осудить действие чисто гипотетически, и совсем другое — увидеть, чем оборачивается сделанный нами выбор и оценить его реальные результаты. В наших человеческих делах мы постоянно ставим перед собой задачи, связанные с последствиями.

Ясно, что нужно принимать во внимание не просто то, что мы говорим, но то, что мы делаем. Предметом анализа должны явиться не наши представления или намерения (как бы важны они ни были), но наши действия, которые наиболее значимы, поскольку вплетаются в отношения между людьми. Мы можем фантазировать о том, что мы должны сделать и в то же время никогда не делать этого. Наши побуждения и мечты могут как угодно превосходить наши способности или даже желание действовать, но реальным остается только то действие, которое произошло в действительности. Мужчина может бессчетное число раз воображать, как он раздевает прекрасную женщину и занимается с ней любовью или, скажем, наносит своему врагу сладостный удар мести. Но до тех пор, пока он только представляет себе свое действие, он не является объектом порицания или осуждения. Только конкретные поступки являются реальными результатами выбора, следствием решения этической дилеммы.

В-шестых, в той степени, в какой действие следует из выбора, который личность совершила сознательно (неважно, сопровождался ли он размышлением или нет), а также в зависимости от того, какие последствия в свою очередь вытекают из этого действия, индивид может нести ответственность за свои поступки. Это значит, что мы можем похвалить его, если одобряем его действия, или возложить на него вину, если не одобряем. Здесь возникает феномен ответственности. Как показал Аристотель в «Никомаховой этике» [5], личность ответственна за свое действие в том случае, если то, что произошло, входило в ее намерения, если она осознавала обстоятельства, при которых действовала, и если выбор не был совершен в неведении.

Я должен заметить, что такое понимание ответственности отличается от тех теистических этик, которые считали людей виновными за их помыслы. (Тот, кто желает женщину в сердце своем, тот совершает прелюбодеяние.) До тех пор, пока идея не воплощена в действие, нельзя судить о ее моральных достоинствах. Более того, если осуждать человека за его мысли, то все мы, без сомнения, должны быть осуждены. Действительной проверкой качества выбора является его реальное воплощение в мире, и лишь постольку, поскольку к нему применим критерий ответственности.

Если человек, ведя машину по покрытой льдом дороге, нажимает на тормоза и машина ударяет кого-то, то это может быть и чистой случайностью, особенно если водитель не хотел этого и раскаивается в совершенном. Он ответственен за случившееся, потому что он водитель. Он виновен, даже если не желал совершать зла, но был небрежен или находился под влиянием наркотиков или алкоголя. Конечно, если бы было доказано, что водитель действовал сознательно и был полон намерений и злобных планов убийства человека, он был бы признан виновным в преднамеренном, а не в неумышленном убийстве. Но верно и то, что в некоторых случаях мотивы и намерения могут быть установлены с большим трудом.

В любом случае главный вывод критической этики заключается в том, что люди могут учиться на своих ошибках и изменять свое поведение, несмотря на то, что иногда это бывает трудно или даже невозможно сделать. Человеку, свойственно вспоминать о действиях, в которых он раскаивается. Мы склонны учить наших детей моральным правилам, которым мы сами научились. Мы пытаемся культивировать добродетель, воспитывать и смягчать наш характер. Одни качества (неряшливость, леность, безразличие к нуждам других) мы считаем скверными, тогда как другие (опрятность, доброжелательность, склонность к размышлениям) достойными похвалы. Этический выбор и действия связаны с процессом обучения. Моральное поведение исправимо, поддается улучшению и совершенствованию. Наши системы образования и права осознают это, и мы применяем различные формы наказания к тем, чье поведение считается пагубным или предосудительным. Здесь воля закона определить меру наказания действия, считающегося преступлением.

Начало этического исследования

Человек может вступить в область этических размышлений в любой момент своей жизни. Некоторые люди, скованные религиозными кодексами, сопротивляются этому. Они противостоят этическому исследованию, потому что боятся изменений своего нравственного сознания. Им кажется, что над ними нависла угроза, и они стремятся предотвратить ее. В тоже время никто не в состоянии сопротивляться такому исследованию абсолютным образом. Сама жизнь заставляет ставить под сомнение моральные убеждения и практику их реализации в конкретных ситуациях. Задача критической философской этики состоит в том, чтобы прямо и осознанно заняться такого рода исследованием. В сущности, история этики может быть представлена как попытка утвердить этику на рациональных основаниях, как поиск адекватного познания добра и зла. Мы можем задаться вопросом: с чего следует начать этическое исследование?

Нужно, очевидно, выяснить существенные различия между нормативной этикой и метаэтикой. Нормативная этика имеет дело с предписаниями относительно того, как мы должны жить и действовать на основе выработанных ценностных суждений. Нормативная этика говорит нам, что есть добро, зло, правда или ложь и что такое справедливое общество. Философы от Платона и Аристотеля до Спинозы и Милля предпринимали попытки обеспечить людей практической мудростью, как руководством нашего поведения.

Метаэтика — это шаг в направлении противоположной той сфере, где люди принимают конкретные решения. Она пытается понять, как люди совершают этический выбор и как они его обосновывают. Существуют две центральные проблемы метаэтики. Первая относится к определению терминов и понятий морали: можем ли мы определить понятия добра, зла, ценности, правды, лжи? Вторая касается методов или критериев установления этических истин, т.е. поисков ответа на вопрос, имеются ли средства, которые делают возможным объяснение этих понятий. Проблема определения понятий является достаточно сложной философской проблемой. Как мы видели, платоники рассматривали такие понятия как объективно реальные и постулировали репрезентирующую их сферу идеального. Вместе с тем метаэтика связана с общими теориями языка. Дж. Э. Мур рассматривал термин «добро», не соотнося его с каким-либо качеством природного характера, которое бы постигалось прямым наблюдением и идентифицировалось с чем-то эмпирическим или естественным. Поэтому любая попытка определить его, говорил он, приводит к «натуралистической ошибке» [6].

Другие философы, такие как А. Айер и Чарльз Л. Стевенсон, полагали, что термины этики не имеют никакого объективного референта. Являясь по своей природе эмоциональными и императивными, они просто выражают наши предпочтения (attitudes), используемые для оказания влияния на других [7]. Эта форма этического скептицизма горячо обсуждалась в ХХ веке. Критики такой точки зрения утверждали, что ее интерпретационные возможности слишком узки, поскольку ценностные термины имеют множество других функций, а не только экспрессивную и императивную. Существует множество других аспектов их использования, и они обладают смыслом не только как описания определенных субъективных состояний.

Другие философы попытались дать натуралистические определения моральных терминов, апеллируя при этом к поведению личности. Перед нами стоит задача разобраться в этом подходе. Ценности возникают там, где есть человеческая жизнь, где происходит сознательный процесс предпочтения и выбора, где имеют место действия людей. Ценности, таким образом, относятся к формам предпочтительного поведения. Сказать, что нечто имеет ценность для индивида или общества, значит сказать, что это глубоко уважается и обладает достоинством. Ценности суть объекты интересов или потребностей [8]. Вместе с тем значительные различия в поведении людей порождают ряд вопросов. Первый среди них: все ли ценности одинаковы по своему достоинству (и тогда мы должны предполагать возможность своего рода субъективизма)? Или: возможны ли специфические критические стандарты, посредством которых мы их можем оценивать? Хотя ценности связаны с теми, кто их оценивает, моральные оценки обладают той или иной степенью объективности [9].

Если, смею думать, мы скажем, что нечто обладает ценностью, это не затянет нас с необходимостью в трясину субъективизма. В простом описании людьми своего поведения мы находим широкий спектр предпочтений. Люди оценивают все: от шоколадного мороженого до хоккея на люду, от сексуального удовольствия до Монны Лизы, от крикета до моральной симпатии. Вопрос в том, существуют ли нормативные стандарты, которые могут быть использованы для расположения разнообразных склонностей и желаний на сравнительной шкале ценностей. Этическая составляющая имеет значение не только для личной жизни индивида, но и для общества, в котором ценности или противоречат друг другу или находятся в состоянии гармонии.

Вторая фундаментальная проблема матаэтики заключается в выяснении того, существует ли общие критерий оценки конкурирующих систем ценностей. Существуют ли определенные нормативные стандарты, которые были бы предпочтительнее других? И если существуют, то как мы обоснуем или докажем справедливость наших ценностных суждений? Философы ввели значительное число критериев, чтобы облегчить нам процедуру принятия нравственных решений

В некотором смысле метаэтическое исследование является эпистемологическим (теоретико-познавательным), поскольку мы имеем дело с этическим знанием и вопросом о его истинности или ложности. Существует ли нечто, называемое этической истиной, подобно тому как существует эмпирическая и научная истина? И если да, то как установить достоверность этического суждения? Истинность этического установить гораздо труднее, чем истинность факта. Мы можем доказать кому-то, что стол сделан из обычного дерева или что он твердый. Но нелегко доказать, что он красивый или ценный. Я думаю, что существует объективный критерий оценки, на который мы можем положиться и что оценка — не просто дело каприза или вкуса. Эмпирические оценки соотносимы с нашими этическими суждениями, но недостаточны сами по себе, поскольку в них отсутствует нормативность. Оценка яблок и груш может быть основана на их объективных качествах и не зависеть целиком от вкуса субъекта оценки, хотя роль последнего может быть также существенной. Качества плода, на основе которых мы вырабатываем ценностное суждение, существуют объективно. Подобным же образом мы можем оценить качество морального акта, в частности, исходя из реальных обстоятельств его совершения. Абсолютный скептицизм или нигилизм несостоятельны хотя бы потому, что в течение всей своей жизни мы прибегаем к нормативным суждениям и оценкам. Мы могли бы сказать, что тот, кто отказывается рассматривать объективные факторы, лежащие в основе этических норм и императивов, является «нормативно» слепым или неполноценным.

Философы вводили различные критерии образования ценностных суждений. Аристотель определял счастье как высшее благо, Бентам и Милль понимали добро как наибольшее счастье для наибольшего числа людей, а Кант сформулировал свой известный категорический императив. Я не думаю, что попытка найти один-единственный стандарт или критерий этического выбора является движением в правильном направлении. Все попытки такого рода упрощают суть дела, и редуцируют этический выбор к тому или иному высшему принципу или ценности, тогда как этический выбор имеет под собой множество оснований. Он существенно сложнее, чем это представляют себе многие философы, так как заключает в себе неопределенно большое число соображений, которые мы, тем не менее, должны принять во внимание, чтобы разрешить ту или иную этическую коллизию. Философы внесли огромный вклад в разработку проблемы этического исследования, но принципы, которые они обычно вводили, предусматривали только один или ограниченное число критериев из их великого множества. Я предлагаю здесь своего рода «этический эклектизм», который черпает все лучшее из различных этических теорий.

В целях анализа я хотел бы обратить внимание на тот факт, что в жизни мы обычно придерживаемся значительного числа моральных принципов. В самом деле, в этической ситуации наши ценности и принципы сталкиваются между собой, и для принятия верного решения мы должны максимально всесторонним образом взвесить и сопоставить их. Развитие общества привело к возникновению большого числа новых моральных принципов, которым люди стремятся следовать, и нередко наша задача заключается в выборе лучшего из них.

Но что я понимаю под термином принцип? Я хотел бы определить этический принцип, как правило, которым мы руководствуемся в нашем поведении. Этический принцип является общим (general) в том смысле, что он определяет собой целую область относящихся к нему действий. Я не хочу сказать, что он абсолютен или универсален, поскольку всякий принцип может вступать в противоречие с другими принципами и иногда исключаться ими. Определение общий является приемлемым поскольку принципы обобщены в том смысле, что они вводятся для управления различных форм поведения, каждое из которых хотя бы в чем-то одном совпадает со всеми другими. В.Д. Росс использовал термин prima facie для обозначения общих обязанностей, которые мы должны выполнять, по крайней мере предположительно, до тех пор, пока другие соображения не перевесят аргументы в пользу их применения. Я хотел бы удлинить его терминологию и сказать, что существуют prima facie general principles^[56], которые мы обязаны выполнять в смысле следования им. Эти принципы не являются реальными (actual) или конкретными обязательствами. Есть ли у нас или нет действительных обязательств — это может быть определено только после рефлексивной оценки конкурирующих принципов и ценностей в контексте этического исследования

Эти принципы являются нормативными в том смысле, что они устанавливают нормы, руководящие нашим поведением. Они играют роль рекомендаций и обладают «обязательностью» (“oughtness”) присоединяться к ним. Более того, по своей силе и функции они одновременно являются эмоциональными и конгитивными. Сказать, что кто-то следует множеству моральных принципов, означает сказать, что они внутренне влияют на мотивацию поведения. Они обладают силой психологической убедительности. Сказать, что мужчина или женщина придерживаются принципов, значит сказать, что он или она принимают их под влиянием глубоко укорененных убеждений. Кроме того, эти принципы являются когнитивными, осознаваемыми, или, по крайней мере, могут функционировать как таковые, поскольку, в частности, их последствия могут быть проверены, а сами они — изменены или заменены в результате этического исследования. Таким образом, основания морального поведения складываются в зависимости от нашей установки, они глубоко переплетены между собой и испытывают влияние со стороны психологических состояний. Глубокое продумывание морального входит в процесс обоснования и верификации наших этических принципов и делает их частью нашего существования.

Я смею утверждать, что существует два главных источника нравственной жизни. Во-первых, это множество этических принципов, которые являются всеобщими правилами, управляющими нашим поведением, и которым мы prima facie привержены. И, во-вторых, это обширная область ценностей, которым мы также внутренне причастны. То, как наши ценности и принципы соотносятся друг с другом, является проблемой, к которой я обращусь позже, сейчас же я бы только хотел подчеркнуть важность и необходимость тщательного осмысления наших принципов и ценностей в любых случаях этического размышления и исследования.

Примечания

1. См. Lawrence Kohlberg, The Psychology of Moral Development (New York: Harper & Row, 1983); Jean Pieget, Moral Judgement and the Child (New York; Free Pres, 1932).

2. См. Peter Winch, Ethics in Action (London: Routledge and Kegad Paul, 1972), p.8.

3. John Dewey, The Theory of Valuation (Chicago: University of Chicago Press, 1939).

4. David Hume, An Enquiry Concerning Human Understanding.

5. Book 3.

6. G.E. Moore, Principia Ethica (Cambridge: Cambridge University Press, 1903).

7. A.J. Ayer, Language, Truth and Logic, Victor Gollancz, ed. (London: Oxford University Press, 1946); C.L. Stevenson, Ethics and Language (New Haven: Yale University Press, 1943).

8. Ralph Barton Perry, General Theory of Value (Cambridge: Harvard University Press, 1926).

9. См. C.I. Lewis, An Analysis of Knowledge and Valuation (LaSalle, Ill.: Open Court, 1946); John Dewey, The Theory of Valuation, op. cit., and Paul Kurtz, Decision and the Condition of Man (Seattle: University of Washington Press, 1965).

Валерий Кувакин.

ПСИХОЛОГИЯ ГУМАНИСТИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ^[57]

1. Субстанцuалность, дuссuпатuвность, глубинность

Рассказывая о стиле гуманистического мышления, я невольно употреблял понятия, относящиеся не только к его методам и принципам, но и к психологии. Избежать этого было достаточно сложно, поскольку психология и стиль мышления связаны столь тесно, что их невозможно полностью изолировать друг от друга даже теоретически. В действительности все мыслительные акты личности являются результатом синтеза интеллектуального, эмоционального, волевого, психологического, неосознаваемого, интуитивного, инстинктивного, а для объективного действия – и физиологического, биохимического и физического, мышечного усилия.

Продвигаясь вперед в прояснении существа гуманного и гуманизма мы можем теперь видеть, что в целом человечность предстает как такое фундаментальное качество, которое обладает измерениями иинтеллектуальности, психологичности и экзистенциальности. Под интеллектуальностью я понимаю в данном случае то, что человечность присуща нам не только в мышлении и сознании, через них, но и сама она как таковая обладает интеллектуализмом, поскольку ей внутренне присущи здравый смысл, разумность, явление ее личности как сознания, размышления, интуиции, чувства и т.д. Другими словами, гуманность создает предпосылку позитивной разумности и чувственности. Поясню эту мысль. Например, разум, как и другие интеллектуальные качества сознания, обладает лишь относительной и не такой уж высокой степенью внутренней свободы. Формально говоря, он может быть человечным, бесчеловечным либо нейтральным, т.е. не заключающим в том или ином своем проявлении очевидных признаков человечности или античеловечности. Психологичность человечности также бесспорна, поскольку пронизывает все позитивные состояния гуманности. Но человечность и экзистенциальна. Под последним измерением гуманности я имею в виду то обстоятельство, что это качество обладает не только интеллектуальным и психическим способом существования, но и онтологическим, бытийственным, поскольку непосредственным образом связано с субстанциальностью человека, с его абсолютностью как уникальной реальности. Именно человечность составляет позитив, созидательный, утвердительный и творческий базис человека как субстанции и абсолюта по отношению к самому себе. Человечность – это положительный полюс бытия человека как реального абсолюта и субстанции, актуальной causa sui – причины самой себя, уже-всегда-и-везде имеющегося личностного самосуществования и самоосуществления.

Как и в случае с гуманистическим мышлением психология гуманизма обладает качеством диссипативности, т.е. «высеивания», проникновения человечности, как особого рода психической энергии едва ли не во все психические свойства и состояния личности, что приводит к ее структуризации и более высокой степени упорядоченности. Страх и бесстрашие, горе и радость, ужас и восторг, любовь и ненависть, – почти все в нашей психике испытывает или способно испытывать либо благотворное влияние гуманности, либо ограничивающее, сдерживающее, балансирующее, контролирующее или фиксирующее, если речь идет о негативных, разрушительных проявлениях человеческой психики.

В соответствии с традиционным и самым простым определением, гуманность – это любовь и уважение к человеку, признание его достоинства и ценности, забота о его сохранении и благополучии. Уже в этом обычном определении мы встречаем такие психические феномены, как любовь, уважение, забота; уже одно это позволяет нам считать гуманность специфическим проявлением психики, особым психическим состоянием человека. Однако указание на конкретные проявления психики с целью определения гуманности не представляется мне самым надежным способом уяснения смысла психологической компоненты этого фундаментального качества личности. Более того, сами по себе любовь и забота могут и не быть человечными. Скажем, любовь-ненависть или вампирообразную любовь как и заботу паразита о своем кормильце или террориста о своем заложнике трудно назвать гуманными.

Для более глубокого понимания нам следует представить себе саму человечность как психический феномен или чувство. Сделать это непросто, здесь нужна особая концентрация внимания на нашем внутреннем мире, на нас самих, «внутренних». Иначе говоря, здесь не помешает совершить нечто вроде феноменологических процедур: «очистить» гуманность даже от всего ей родственного и близкого, различить «чистую» гуманность, т.е. увидеть ее в отличии от всего иного, и ее саму как таковую.

Предпринимая эту попытку, я всякий раз умственно усматриваю нечто непредметное, «прозрачное», неконкретное, одновременно трепетное и мощное; это светлое пространство внутри личности, и оно простирается за ее границами. Эта внутренняя территория человека уже одним своим наличием вызывает положительные эмоции, как что-то свободное, жизненное, прочное, обнадеживающее, вселяющее мужество и оптимизм. Человек встречает здесь самого себя – существо позитивное, разумное, неагрессивное, неопасное, доброжелательное, бескорыстное, способное к общению и солидарности, родственное другим. Человек, которого я встречаю здесь, т.е., по сути, в себе, неизменно вызывает у меня восторг и восхищение. Различая в себе человечность, я переживаю ее как что-то очень важное и ценное во мне, как центр или ось всего положительного в глубине своего существования. Именно человечность обеспечивает меня естественной уверенностью в том, что есть мне подобные, что они также обладают человечностью и что это является возможностью и позитивной основой наших человеческих отношений. У меня есть предположение, а не строгое доказательство, что человечность объемлет собой то, что называют совестью. В структуре человечности ей принадлежит функция оценки правильности (человечности) или неправильности (бесчеловечности) нашей мысли или поступка. Совесть выражает способность Ноmо humanus осуществлять нравственный самоконтроль или формировать императивы, соответствующие нашей человечности. Все это говорит о глубинности чувства и самой реальности человечности в человеке. Другим ее компонентом является здравый смысл. Если совесть выполняет роль контролера по преимуществу в области моральных отношений, то здравый смысл – это сигнализатор гуманности прежде всего в сфере интеллектуальной, познавательной и практической деятельности. Он срабатывает или должен срабатывать всякий раз, когда мы практически или теоретически входим в деструктивный разлад с собственным разумом, подвергаем его унижению, отказываемся от него, теряем его, тем самым ставя себя в уязвимое, опасное для нас положение.

Пребывая в области многообразных межличностных и социальных связей мы редко используем слово «человечность». И это хорошо. Мы словно инстинктивно понимаем всю серьезность этого понятия, так же как и несерьезность употребления его «всуе», т.е. попусту. Для оценки наших поступков или поведения мы чаще употребляем более конкретные выражения. Но тем не менее при желании мы, как правило, можем оценить их либо как положительные, либо как отрицательные. И только тогда, когда какой-то поступок коснулся или пронзил своим острием самое существо человека, мы невольно восклицаем: «Как это гуманно!» – если это касание благотворно, уважительно, короче, человечно; или: «Как это бесчеловечно!» – если это действие ведет к разрушению, подрыву, уничтожению человечного в личности. Такие спонтанные оценки говорят нам о том, что гуманность лежит глубже многих психических качеств людей и является во многом основополагающей, конституирующей саму возможность позитивной реализации различных психических способностей, действий и ценностей человека.

Но если гуманность не чужда психике, а напротив погружена в нее не менее существенно, чем на нее опирается или от нее отталкивается, по сути, вся позитивная психическая деятельность людей, то и для гуманизма как специфической формы ощущения, сознания (осознания) гуманности, т.е. как мировоззрения характерна особая психология.

2. Антропоцентризм и мужество

Гуманизм – это прежде всего особого рода аксиологический (ценностный), реалистический (онтологический) и психологический антропоцентризм. Для конституирования и самоподдержания гуманистического сознания необходима обращенность человека к самому себе, своему психическому миру; центр познания и оценки, их начало, отправной пункт переносятся в человека, в глубинную психическую сферу. Как таковой он единственный, и в этом смысле он один-единственный, неповторимый. Уникальность человека, любого человека порождает особое чувство бережливости, подобное тому, какое вызывает к себе единственный в мире экспонат в музее или коллекция гениальных художественных ценностей. Однако в отличие от экспоната, с одной стороны, пассивного, с другой – имеющего своих всегда внешних по отношению к нему хранителей и ценителей, человек – это живое, динамичное и активное существо, не имеющее могущественных «ангелов-хранителей». Если он так или иначе узнал свою собственную цену, эмпирически внутренне убедился во вселенском характере своего духовного, интеллектуального, ценностного и эмоционального мира, то он не может не уважать и не ценить себя, хотя бы потому, что он уникальная, исключительно сложная и богатая «вещь», точнее, реальность, и что в конечном счете он является ответственным за бытие этой реальности. Он – ее главный хранитель и ценитель не из эгоизма и гордыни, а из естественного положения вещей. Другого нам здесь просто не дано. То, что я пытаюсь в данном случае прояснить, весьма просто и обыкновенно, хотя почему-то об этом, как правило, неохотно говорят, опасаясь то ли обвинений в эгоцентризме, то ли в проповеди индивидуализма.

Проделайте мысленный эксперимент. Вы нашли, но нечаянно проглотили бриллиант размером в крупную фасолину. Так или иначе, но вы неизбежно почувствуете, как поднялась в ваших глазах ваша значимость, ценность. Задача теперь только в том, чтобы превратить ценность из «внутренней» во «внешнюю». Но по какой-то грустной иронии практически все мы, зная, что в нас залегают несметные интеллектуальные, эмоциональные и психические сокровища, мало что делаем для «разработки» этих залежей, для превращения нас, потенциально бесконечно богатых, – в действительно богатых, реально высокоценных человеческих существ.

Почему-то никому не приходит в голову обвинять врача в пропаганде эгоизма, когда он говорит пациенту о том, чтобы тот следил за собой, был внимателен к себе и т.д., поскольку выздоровление просто немыслимо без элементарной заботы человека о самом себе. Пожалуй, большего ухода и большей заботы требует от нас самих наша же собственная внутренняя, духовная реальность. И мы в первую очередь сами отвечаем за состояние этой нашей реальности. Хотя бы потому, что другим, какими бы заботливыми, чуткими и благожелательными они ни были, просто не дано проникнуть в нас так глубоко и полно, как это удается или может удаться нам по отношению к самим себе.

Представьте себе одиночку, пробирающегося к Северному полюсу, или яхтсмена, в одиночку пересекающего Атлантический океан. И тот, и другой особым образом заботятся о себе, они понимают, что просто обязаны любить и уважать себя, быть осмотрительными и осторожными, внимательными, чуткими ко всему, что происходит в них и вокруг них. Но именно такие одиночки должны, обязаны быть свободными, рискованными и решительными. Стойкими и бесстрашными, упорными, готовыми многим пожертвовать во имя главного в себе, своей высокой и невероятно ценной человечности, во имя своего достоинства и уважения к себе, потому что по большому счету они идут не к полюсу или противоположному берегу Атлантики. Они идут к себе, они достигают особых глубин, самых далеких, самых ценных внутричеловеческих реальностей. Они возвышают, укрепляют, вновь и вновь утверждают себя, свое человеческое есть.

Гуманистическое мировоззрение – это общее, присущее или могущее быть присущим мировоззрение одиноких, мужественных, трезвых и решительных, свободных, полных самоуважения и доброжелательности людей, не исключающих общения, но, напротив, готовых идти или идущих нам навстречу с дарами своей человечности и пониманием как своей ценности, так и своего одиночества.

Без переживания единственности и сопутствующего ему ощущения опыта и мудрости одиночества человечность человека лишена чего-то стержневого в себе, своей глубинности, серьезности и даже стойкости. Ей недостает закалки одиночеством, которое согласно поговорке, строит характер.

Если в целях анализа изолировать одиночество как психическое состояние от состояний общения и взаимоподдержки, то гуманист не может не признать истинности того, что никто и ничто не сделает за человека его самого главного дела: его жизни. Человек может жить и умирать за других, но никто не может прожить жизнь другого человека и умереть вместо него. Я думаю, что для вдумчивого человека эта на первый взгляд парадоксальная мысль не покажется противоречивой или бессмысленной. В глубинном смысле человек и живет, и умирает за самого себя, потому что даже полная самопожертвований жизнь так или иначе мотивируется стремлением самоутвердиться, обрести в собственных глазах достойный в этой ситуации образ жизни.

Специфическая – во имя опознания и укрепления человечности – интровертность человека, его обращенность вовнутрь (что немыслимо без одиночества) является приоритетной и становится первичной хотя бы потому, что она позволяет мыслить и делать все остальное именно человеку, а не существу, которое даже не может дать себе отчета в том, кто это или что это, делающее какое-то мыслительное или объективное, предметное действие. Если физиологически, исторически, социально, онтогенетически и культурно человек родился как ценность, достоинство и свобода, то это необратимо тогда и постольку, когда и поскольку человек жив и существует. Но для фундаментального подтверждения своего бытия он может и должен дать последнее, подытоживающее свидетельство о своем актуальном существовании: почувствовать, ощутить, осознать, оценить себя как человеческое Я, т.е. конституировать, увидеть, провозгласить себе свою человечность. Этот акт подобен разрыву пуповины, соединяющей новорожденного с матерью. Акт, без которого никакое рождение не может быть состоявшимся, окончательным, успешным, достигающим своей цели. Если обнаружение своей человечности является первым гуманистическим манифестом человека о самом себе, то смысл его жизни состоит в максимально полной и эффективной реализации им своей человечности.

Психологически гуманистическое мышление окрашено мужеством, чувством самостоятельности, и того специфического укрепляющего характер и саму человечность одиночества, о котором я только что сказал. Возможно, кто-то не согласится со мной, но я полагаю, что всякое иное, негуманистическое и даже не антропоцентрическое мышление (в смысле направленности, сконцентрированности на человечности, а не на бесчеловечности): натуралистическое, социоцентрическое, религиозное мышление заключает в себе признаки слабости, даже завуалированной трусости. Да, нужно мужество, нужна смелость, чтобы человек отрекся от себя, скажем, во имя идеи или веры в Бога. Но за этой смелостью лежит неверие в себя, слабость, желание прислониться к чему-то другому, более сильному во имя сохранения себя, но уже подписавшего акт отречения, уже слабого, ущербного и вторичного.

В детстве я переживал себя особенным, шустрым, задумчивым и одиноким, маленьким, хрупким и беззащитным существом. Чем-то большим, грандиозным, страшным и, возможно, спасающим, компенсирующим мою хрупкость и беззащитность был для меня Бог. Веря в него какой-то своей тайной и застенчивой мальчишечьей верой, я вместе с тем никогда не мог осознать, почему герои, бесстрашные полководцы, такие, скажем, как Александр Невский или Дмитрий Донской должны были накануне сражений просить помощи и благословения у церкви. Их апелляция к Богу была для меня их невольным признанием слабости, бессилия, неуверенности в себе. Позже к этому неистребимому чувству недоумения прибавилась горечь от того, что человек просит у всемилостивейшего и всеспасающего Бога благословения и помощи в убийстве себе подобных.

Гуманизм несет на себе знак мужества, он окрашен стоическими тонами. Гуманизм – это жизнестойкость. Гуманист ищет опору для своего достойного существования во всех действительных и возможных реальностях. В ходе равноправного взаимодействия он готов гуманным образом использовать все в окружающей его действительности для повышения своего материального, энергетического, технического, морального, экзистенциального статуса. Но прежде всего и главным образом он должен полагаться на самого себя, на свои неисчерпаемые интеллектуальные, психологические ресурсы. Более того, он должен понимать, что вынесение центра своего ценностного и смыслового существования во вне чревато опасностями, ослаблением внутреннего за счет укрепления своего внешнего, относительного. Целиком «вылезший» из себя человек по большому счету беззащитен, поскольку его жизнь определяет, контролирует и сохраняет не он сам, а что-то или кто-то иной (т.е. то или кто, во что или в кого «влез-из-себя» этот человек), целиком не поддающийся ни определению, ни контролю, ни тем более «приватизации», т.е. овладению его человеком. Гуманизм – это тот психологический, мировоззренческий и интеллектуальный противовес, который не позволяет человеку опрокинуться в бездну себе подобного, социума, природы, неизвестности, небытия.

 3. «Великое» и «малое» сиротство

Мне думается, что мужество, смелость, решительность и чувство особого одиночества, присущие психологии гуманизма, чаще испытывают те люди, которые пришли к гуманистическому самопониманию в процессе освобождения от веры в Бога. В своей жизни я встречал гуманистов, как кажется, никогда не веривших в трансцендентное. В их личном отношении к религии я чаще всего замечал чувство равнодушия, а при более жестком столкновении с ней – чувство недоумения, легкой иронии, даже брезгливости, при явном инстинктивном стремлении отстраниться от нее, избежать этого столкновения. Это не было проявлением какого-то высокомерия или превосходства или тем более неуважения к чувствам верующего. Это было своего рода отталкивание человеком от себя чего-то совершенно чужеродного ему, противоестественного, как если бы человека заставили пить ушами, когда он не умеет и не хочет делать этого. Другое дело бывшие верующие. Разрыв с верой в сверхчеловеческое мистическое существо не всегда происходит незаметно, безболезненно и легко. Равнодушие – редкое состояние в этом процессе.

В рассказе Ф. Достоевского «Сон смешного человека», а также в одном из эпизодов его романа «Подросток» описана ситуация, которая нарочито противоречит так охотно цитируемой адептами религии его же собственным словам «если Бога нет, то все позволено». На далекой планете люди жили без идеи Бога. Но это не привело к вседозволенности, аморализму, беспринципности, падению нравов и т.п. Напротив, люди поняли, что отныне они и только они ответственны за свое благополучие, за все хорошее и плохое в себе и в обществе. Да, никто не мог руководить ими, но за все свои поступки, за всю свою свободу они должны были нести полную ответственность. Однако самое главное, что произошло в их внутреннем мире, что было результатом того, что Достоевский назвал состоянием «великого сиротства», это удивительно быстрое и мощное укрепление чувства уважения и любви человека к человеку. Если, по этой логике «великого сиротства», «исчезла бы великая идея бессмертия… весь великий избыток прежней любви к тому, который и был бессмертие, обратился бы у всех на природу, на мир, на людей, на всякую былинку» (Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч. в 30 т., т. 13, М., 1975, с. 379). Люди, как осиротевшие дети, стали больше ценить друг друга, стали ближе и роднее друг к другу. Но это сиротство стало источником не только взаимной любви как жалости, но и пониманием того, что человек по отношению к себе – это главная ценность. Оказалось, что большей ценности, чем человек, не существует. Можно сказать определеннее. Когда человек не имеет существа или реальности, берущей на себя заботы о его благополучии и спасении, тогда эту заботу он берет в свои собственные руки. И он же оказывается для себя абсолютной и приоритетной ценностью.

Но если уникальное психологическое состояние «великого сиротства» относится к потере человеком Бога, к убеждению в том, что Бог исчез, что «Бог умер», то нечто подобное человек способен испытать в момент осознания своей приоритетности и ценности в отношении общества и других первореальностей. Разница здесь в том, что общество, природа и другие реальности, хотя и остаются для нас существующими, но происходит радикальное переосмысление характера отношений между нами и обществом. Спорам о том, кому принадлежит приоритет: личности или обществу, полна вся мировая социологическая, политическая, социально-философская литература. Гуманисты не стремятся занять в этой бесконечной дискуссии какое-то особое место. Гуманисту присуще сознание ценностной и витальной (жизненной) приоритетности личности. Общество – несомненная позитивная ценность, непосредственная среда существования личности, даже во многом порождающая ее основа, но в соответствие с психологией гуманизма только признание обществом ценностного экзистенциального приоритета личности, признание ее высшей ценностью является реальной предпосылкой формирования гуманного, человеколюбивого и человекоуважающего общества. Другими словами, не общество стоит в ценностном, жизненном центре личности, а личность как человеческая жизнь и ценность должна стоять в центре общества, хотя, в принципе, это и невозможно.

Причиной возникновения состояния «малого сиротства» в отношении общества мы должны признать сам процесс освобождения и умирания в нас того неравноправия, которое порождается социогосударственными реальностями в их отношениях к человеку, поскольку, как обнаруживается при расставании, с чем-то в неправедности этих отношений мы раньше по рабски смирились, к чему-то, как оказывается, привыкли. Но это уже своего рода фантомные боли, или ситуация, подобная постепенному распрямлению дерева после сползания с его кроны тяжелого и мокрого снега. Этот процесс распрямления не может не быть болезненным, у него свои, индивидуальные для каждого темпы, их форсирование может быть не менее болезненным, чем процесс деформирования, подавления обществом человеческой свободы и достоинства.

Ощущение «малого сиротства» свидетельствует о нашем болезненном освобождении от тех цепей, которыми общество, как любящая, но эгоистичная мать, приковывает нас к себе, почти не оставляя нам возможности быть у себя «дома», т.е. возможности обрести себя во всей полноте своего собственного мира, достоинства и свободы. Оно похищало, и похищает, а не только охраняет, нас у самих себя. Поэтому общество – это ценность конкретная, т.е. что-то определенное. Потенциально и актуально присущие самому обществу стремления не только к защите и заботе об индивиде, но и к беззаконию и произволу, к насилию большинства над меньшинством, дух авторитаризма, тоталитаризма, анонимности, безликости и бездушия неизбежны, неистребимы. Последние могут только сдерживаться волей и правом человека, закрепленными в таких формах, которые способны максимальным образом укрощать естественную тотальность социума и не давать возможности трансформироваться этой тотальности в тоталитаризм.

В широкомасштабной форме острое чувство потери властной заботы и покровительства о себе со стороны общества и государства могут испытывать люди в переходные исторические периоды. При этом, когда начинают говорить, например, о «сильной руке», этому лекарству от «сиротства», то, как мне кажется, имеют в виду наказание тех, кто рассматривается в качестве преступников, а сами говорящие о ней либо выводят себя из сферы действия этой силы, либо (особенно хитрые) хотели бы быть ее олицетворением или орудием. Но в глубине души и психологически, и мировоззренчески эти люди уже находятся во власти «сильной руки», «фюрера», «отца народов» и т.п. Какому-то значительному их числу невыносима сама мысль о свободном существовании. Слова о свободе и достоинстве человека вызывают у них гамму негативных эмоций: от дискомфорта до взрыва ярости. В таких случаях необходимость социально-психологической реабилитации не является пустым звуком, выдумкой витающих в облаках мечтателей и прожектеров.

Так дают о себе знать неразвитость или атрофия самоуважения и инициативности, неумение стоять на собственных ногах, страх перед собственной свободой и многое другое. Обретение свободы, ответственности и достоинства и, напротив, преодоление зависимости, чувства подавленности и несамостоятельности, своего рода инфантильности делает жизнь гуманиста хотя и ответственной, трудной, но собственно человеческой жизнью.

Специфическая, гуманистическая интровертность, обращенность человека вглубь самого себя не отрицает, а напротив предполагает, обеспечивает подлинность, человечность его экстравертности, обращенности в бесконечность внешнего мира. Подлинность интровертности гуманиста обеспечивается ее целью осмыслить как самоценность человека, так и высокий уровень продуктивной открытости этой самоценности миру. Мы должны понять, наконец, что мы не «гадкие утята». В отличие от персонажа сказки Андерсена никто, кроме нас, не скажет нам, кто мы суть как таковые. Только человек человеку, но в конечном счете он сам себе может назвать собственную цену. Она бесконечно высока. И это никому и ничему не грозит, поскольку каждый из нас может иметь или имеет такую бесконечную цену. Безусловно, что отношения между полноценными людьми хотя и кажутся более сложными и может быть более трудными, но они более человечны и достойны, чем отношения между рабами, невольно бегущими от себя, невежественными относительно себя.

Человечность личности – самая фундаментальная основа, предпосылка человеческого общения и общества. Любое общество настолько гуманно, насколько гуманен каждый из ее членов. Обращенность психологии гуманистического мышления во вне открывает перед ним бесконечное многообразие психологических позитивов общения: любовь, уважение, доверие, сотрудничество, сочувствие, сопереживание, взаимопонимание и многое другое.

Гуманизированное, окрашенное человечностью чувство, переживание, осознание человеком своей единственности как одиночества – мощный, если не мощнейший, внутренний, интимный источник стремления к общению. Именно это чувство и осознание может давать и дает человеку ощущение общения как чего-то невероятного, заставляет воспринимать его как совершающееся, имеющее место быть чудо, невозможность. Любой акт общения удивителен. Но особенно прекрасен и восхитителен акт гуманного общения. Когда подобный общается с подобным, глубина и бесконечность каждого из них легче обнаруживаются и являются друг другу. В том числе и той своей стороной, которая с достоинством и болью, сдержанностью и грустью, с самообладанием и отзывчивостью говорит о своей единственности и одиночестве, о своей уникальности, непохожести, несовместимости, неотождествляемости и непередаваемости. Глубина и богатство таких отношений могут быть и бывают бесконечными, они неподвластны времени и пространству, всем невзгодам и напастям мира и того темного в человеке, что, затаившись тенью, немеет перед светлым чудом человеческого общения, звездного общения уникальных абсолютов.

4. Специфика психологии гуманности

В любых случаях взаимоотношений между людьми гуманистическая психология вносит в них особое чувство, которое я бы назвал субстанциальной релятивностью, поскольку оно связано с тем, что в конечном счете это не более чем отношение, но отношение не менее чем субстанциальной реальности со всеми другими субстанциальными реальностями. Это особое чувство, особая психология релятивности состоит в установлении личностью в собственной глубине – и потому, как кажется, едва заметного, но безусловного, неизбежного, иногда неумолимого и ввергающего в отчаяние, – дисбаланса между человеком и человеком, человеком и обществом, человеком и природой и т.д. Он, в принципе, не может быть назван ни эгоистическим, ни несправедливым. Такой дисбаланс связан с тем, что у каждого вступающего в общение ценностный «центр тяжести» вынесен не вовне, не в сами отношения, а продолжает оставаться внутри субъектов общения.

Разумеется, этот дисбаланс может казаться нарушенным, когда, скажем, между людьми имеет место отношение господства и подчинения. Однако это не значит, что «центр» человека «вывалился» наружу и попал в руки другого. Это означает, что человек оторвался от своего центра, забыл о нем, отрекся от него, затоптал его, предал его. В руки другого как господина попадает не более чем человеческая шелуха, его периферия, уже не имеющая ничего по настоящему ценного и человечного. Глубокое, подлинное в человеке становится здесь еще глубиннее, но не в смысле основательности, значимости, а в смысле меньшей доступности, заметности, проявляемости в человеке и вместе с тем большей извне – затоптанности, а изнутри – затаенности.

Нарушение гуманистического дисбаланса в общении ведет не к установлению баланса и гармонии общения, а к появлению нового, теперь уже антигуманного дисбаланса. По существу дисбаланс гуманного общения является таковым только для каждого из объектов этого состояния в отдельности. Но поскольку его участников как минимум двое, то возникает, так сказать, равенство дисбалансов, т.е. «баланс дисбалансов», симметрия асимметрий. Когда какие-нибудь жучки опознают друг друга своими вынесенными во вне усиками, это ассоциируется у меня с типом общения, о котором я здесь говорю. (Человек, конечно, не жучок, но чем плох жучок сам по себе? Думаю, что и он захотел бы, если бы смог, также сказать: «Жучок, конечно, не человек».)

Прелесть такого общения в том, что никто из его субъектов «не теряет» себя, своего достоинства, не выворачивает душу наизнанку и не вытряхивает содержимое наружу. Это позволяет сохранять высокое качество и уровень общения, придавать ему нравственную ценность.

Дисбаланс как самосохранение во имя достойного и равноправного общения заставляет личность быть динамичной, поскольку такова сущность дисбаланса, неравновесия. Гуманистическая психология общения, взаимодействия предполагает высокую степень мобилизуемости и мобилизованности человека. Это следует из самой природы человеческой и всякой иной реальности, их открытости, вероятностности, тотальности, из того, что связано с элементами случайности во всяком действии, с альтернативностью, с негарантированностью, объективным релятивизмом, риском и т.д. Высокой потенциальной, а когда нужно и действительной готовности человека требует само наличие в человеке антигуманного – своего рода внутричеловеческого ядерного реактора, контроль над которым должен осуществляться 24 часа в сутки. Большинство состояний гуманистической психологии могут быть описаны парными категориями, которые в единстве составляют внутренне подвижный, нестабильный психологический комплекс.

Поясню это на примере. Гуманистическая психология предполагает развитие чувств достоинства и терпимости. Асимметрия, дисбаланс между ними состоит в том, что гуманность допускает и культивирует терпимость, скажем, к поведению, свободе, вере, убеждению другого в той мере и до такой степени, в какой они непосредственно не принижают и не оскорбляют достоинство субъекта терпимого общения. Достоинство здесь является мерилом терпимости и в этом смысле оно приоритетно по отношению к ней не в том смысле, что гуманист может позволить себе нетерпимость по отношению к другому во имя сохранения достоинства, а в том, что он имеет право, обязан выйти из состояния общения, если его достоинству угрожает опасность, хотя это и есть своего рода неагрессивная и неэкспансивная, но пассивная нетерпимость, уважение к себе и позитиву окружающей нас реальности. Это и есть гуманистическая асимметрия интровертности и экстравертности. Любовь, доверие и осмотрительность, доброжелательность и трезвость, открытость и сдержанность, принцип «достаточной обороны», достоинство и терпимость, независимость и солидарность, самостоятельность и кооперативность, высокая степень мобилизуемости и мобилизованности, собранности в необходимых случаях, оптимизм, реализм, элементы пессимизма, стоицизма неустранимы из психологии гуманизма. Все это координируется и определяется человеком не раз и навсегда, а ежемгновенно мерой его разумности, человечности и жизненного опыта.

У меня нет намерения составлять здесь даже маленькую энциклопедию психологии гуманистического мышления. Практически в любом учебнике или справочнике по психологии можно найти разъяснения названных мной психологических качеств и состояний. Добавлю только, что их гуманность определяется характером, прочностью их связей с человечностью. Не все они безусловно и однозначно связаны с ней. Они могут быть не гуманными или даже антигуманными. Например, уже упомянутое мной чувство любви, которое само по себе тяготеет интегрироваться, и вовлечь в свою орбиту едва ли не все как положительные, так и отрицательные качества личности. Другой спецификой гуманистической психологии является то, что ей далеко не всегда присущи некие однозначные и чистые психологические состояния. Это связано, как уже говорилось, с дисбалансом и асимметрией общения, с самой открытостью Я как реальности, с ее динамичной обращенностью к себе и окружающему миру, к внутреннему и внешнему, к абсолютному и относительному. Этот своеобразный дуализм, двойственность самого нашего существования обусловливает то обстоятельство, что значительная доля психических состояний гуманистического сознания также двойственна. При этом они как бы уравновешивают и гармонизируют друг друга на почве человечности каждого человека.

Это накладывает на них отпечаток фундаментальности, субстанциальности, основательности и стабильности, ведь человечность есть фундаментальная позитивная форма абсолютной ценности и приоритетности человека. Она делает их динамичными, взаимокорректирующими, релятивными, симметричными в своей асимметрии и дисбалансе по отношению друг к другу, ситуативными по характеру их проявления и не абсолютно гарантированными по реализации. Таковы в единстве доверие и осмотрительность, доброжелательность и трезвость, открытость и сдержанность, достоинство и терпимость, независимость и солидарность, самостоятельность и кооперативность. Мы практически, из жизни хорошо знаем, в чем выражаются эти психические установки и свойства человека, и мы также хорошо знаем, как важно установить между ними конструктивный дисбаланс, динамичную гармонию. Ничем не ограниченная доброжелательность ведет к тому простодушию, наивности и внутренней расхлябанности, которая порождает не столько добродетель, сколько юродивость, насмешки окружающих, стремление обмануть такого человека, воспользовавшись его гипертрофированной доброжелательностью. Она становится той простотой, которая хуже воровства. Но и чрезмерная трезвость в поведении по отношению к людям может привести к самоизоляции, замкнутости, подозрительности и, наконец, к враждебности и страху перед окружающим. В жизни нам может встретиться и человек, который делает культ из своей самостоятельности и независимости, тем самым не только отталкивая от себя себе подобных, но и, отказываясь от всякой помощи и поддержки со стороны, доводит себя до истязательства. При этом такой человек имеет склонность рассматривать любую солидарность и поддержку как личное оскорбление или как угрозу своей свободе и независимости. С другой стороны, есть и такие люди, которые готовы предлагать свою помощь и солидарность, когда в этом нет особой необходимости. Навязывание себя в качестве друга, советника или помощника также глупо, как и стремление избежать какой-либо поддержки или кооперации.

---

[1] В английском языке слову «заблуждение» соответствует понятие bias, т.е. предубеждение, предвзятость, погрешность, склонность ошибаться и т.п.

[2] Диссонанс – от латинского dissono, «нестройно звучу», т.е. неслияние, несовместимость, напряжение, возникающее в результате несовпадения одного с другим.

[3] Эвристика – это междисциплинарная область знания о том, как получить новое знание, решить проблему или совершить открытие в ситуации, когда мы сталкиваемся со сложной, трудной проблемой или недостатком информации.

[4] Оптимальность дистанции свободы (как и в случае с одеждой или ботинками, которые не должны быть ни велики, ни малы, а в самый раз) означает, что обитающие в нашем внутреннем мире убеждения и идеи не должны быть ни слишком далеко от нашего Я (иначе мы их можем потерять или не докричаться до них, когда они нам понадобятся), ни слишком близки к Я (тогда они будут путаться у него под ногами, без конца хватать его за горло, да и вообще не давать ему жить своей собственной вольной жизнью и быть хозяином самому себе, не говоря уже об управлении жильцами, т.е. идеями своего внутреннего мира). Здесь человеку нужно установить приемлемый для него просвет (клиренс) между своим Я и мировоззрением.

 

[5] Приходится различать между базовыми потребностями экзистенциального Я и признаками личного существования, в которые входят: самотождественность (каждый человек есть именно он, а никто иной), нередуцируемость (ни к чему несводимость), уникальность, не абсолютная совместимость и вместимость Я во внешний мир, диалогизм Я (разговор между его alter и prima ego), монодуализм Я (единство этих двух эго в одном Я), данность и вместе с тем не данность нашего Я самому себе, самоочевидность и не окончательная определяемость нами нашего собственного Я, его очевидное присутствие в нас всегда и везде, но и его же таинственность, неизвестность, «закулисность» для самого себя и тем более для другого человека.

[6] Фрустрация (от позднелатинского frustratio – обман, неудача), психологическое состояние, возникающее в ситуации разочарования, неосуществления какой-либо цели или потребности. Проявляется в виде гнетущего напряжения, состояния тревожности и чувства безысходности.  

[7] «Он (Бэкон – В.К.) насчитывал четыре вида “призраков”. Призраки рода общи всем людям и являются искаженным отражением вещей в силу того, что человек примешивает к их природе свою собственную. Призраки пещеры вытекают из индивидуальных особенностей каждого человека. Призраки рынка – заблуждения, вытекающие из неверного использования слов. Призраки театра – ложные учения, завлекающие человека, подобно пышным театральным представлениям» (Философская энциклопедия. Т. 1,: М. «Советская энциклопедия», 1960, с. 215.)

[8] В Москве время от времени появляются рекламные щиты одного из ювелирных магазинов. На них изображена красавица в дорогих украшениях и с заманчивым взглядом. Вместе с тем текст рекламы короток, ясен и безальтернативен: «Любишь – докажи». Думаю, что этот щит делал не только невоспитанный, но и тупой человек, поскольку эффект этой рекламы скорее нулевой или даже отрицательный. Во всяком случае он рассчитан на богатых, тупых, нахальных и невоспитанных людей.

[9] Паради́гма (от греч. παράδειγμα, «пример, модель, образец») – в философии науки и социологии науки исходная концептуальная схема, модель постановки проблем и их решения, методов исследования…» (Википедия – свободная энциклопедия / http://ru.wikipedia.org).

[10] Гендер (англ. gender, от лат. genus – род) – в английском языке это слово обозначает различаемую мужественность или женственность личности или каких-то ее черт. В отличие от половых различий гендер обозначает характеристику личности, у которой могут сочетаться мужественные (мужские) или женственные черты. Скажем, мужчина может быть мягким (женственным) по характеру, а характер женщины может быть «железным».

[11] На самом деле среди молодежи в большинстве случаев наблюдается обратное явление. Ее сознание, а то и здоровье слишком открыто продуктам поп-культуры, тому мейнстриму, в котором преобладает спам, мусор рекламы, дешевые ценности, стимулирующие лишь чувственное потребление, «игровое» отношение к жизни и т.д. Слишком часто внутренний мир молодого человека – это та же свалка. Хорошо, что если это просто горы всякого ненужного хлама, но в худшем случае – это что-то подавляющее личность, опасное, уродующее ее, загружающее ее шаблонами мысли, слоганами, клиповым мышлением, вредными привычками и т.д.

[12] Ruchlis, H. Clear Thinking, p. 131. Вместе с тем среди гуманистических скептиков имеет хождение шутливое выражение: «Мы должны держать свой ум открытым, но не до такой степени, чтобы мозги вываливались наружу».

[13] Куртц П. Новый скептицизм. Исследование и надежное знание. М.: Наука, 2005, с. 26.

[14] Так, например, пытаются доказать ложность здравого смысла, указывая на то, что, мол, он считает, что Солнце всходит и заходит – а на самом деле это Земля вращается вокруг своей оси, а Солнце не всходит и заходит. Да, конечно, с астрономической точки зрения это так. Но когда мы говорим, что заход Солнца во столько-то, а восход во столько-то, то мы распространяем эту истину здравого смысла на ту область нашей жизни, которая не связана с космическим полетом или расчетом орбит спутника Земли. Нам нужно, скажем, знать, какова длина светового дня, когда встать, когда лечь спать и т.п. В этих рамках суждения здравого смысла вполне полезны и достаточны. Так же как справедлива физика Ньютона при скоростях далеких от скорости света.

[15] Круглов, А. Здравый смысл // Здравый смысл. Журнал скептиков, оптимистов и гуманистов. Зима 1996/97, № 2, с. 20.

[16] Речь идет о достаточно простых вещах. Например, юноша, возвращаясь из леса, решает собрать букет цветов для своей любимой девушки. Но он вспоминает, что учитель биологии, говоря о местной фауне, сказал, что практически все цветы в местных лесах находятся на грани исчезновения и занесены в Красную книгу. Что делать? Налицо конфликт разнокачественных ценностей: с одной стороны ценность любви, с другой – ценности экологические. Что чему предпочесть? Можно выбрать любовь, но совершить, хотя и «маленький», но еще один из бесчисленных актов разрушения среды обитания и, возможно, лишить своих будущих внуков радости увидеть и ощутить прелесть лесных цветов. А можно пожалеть цветы, но вызвать обиду любимой (который он, возможно, уже обещал принести букетик диких лесных цветов). Как поступить? Об этом мы поговорим позже. Здесь же главное понять, что ценности и антиценности в жизни чаще всего перемешаны самым причудливым образом.

[17] Вместе с тем, если можно было бы решить этот вопрос, то все оказалось бы очень просто: если разум у нас есть и если он добр, то пусть он чисто автоматически и решает, что хорошо, а что плохо. В этом случае все наши действия могут обходиться без всяких моральных заповедей. Если же разум по своей природе зол, то тогда пусть не вмешивается в наши сердечные дела, а мы запасемся достаточным набором нравственных принципов (в идеале – на все случаи жизни), и они будут нам говорить, что хорошо, а что плохо, без вмешательства разума.

[18] Этической коллизией считается столкновение противоположных сил, стремлений, интересов, взглядов и ценностей. Дилемма – затруднения, связанные с выбором равно нежелательных возможностей или конфликтующих ценностей.

[19] Пример взят из журнала «Здравый смысл», 2006, № 4, с. 27.

[20] Не случайно в современном обществе так широко обсуждаются вопросы эвтаназии, абортов, нетрадиционных сексуальных ориентаций. За этими вопросами стоят реальности жизни, но пока их понимания, осмысления явно недостаточно. Нет и очевидных моральных и юридических норм решения этих вопросов. Нужно надеяться, что эти проблемы будут решены не репрессиями и преследованиями, а цивилизованно, демократично и легально, в ходе исследования и обсуждений, без притеснений и насилия.

[21] Куртц П. Запретный плод, с. 31.

[22] Куртц, П. Запретный плод. М.: РГО, 2002, с. 41.

[23] Вопрос о том, что такое ценности – это целая наука, которая называется аксиологией. Не имея возможности специально обсуждать проблемы аксиологии, отмечу лишь главное, относящееся к теме: представление о высших и низших ценностях, о ценностях «духовных» как главных и «материальных» как второстепенных является ошибочным. Во-первых, многое зависит от обстоятельств и жизненных контекстов, во-вторых, заведомое противопоставление ценностей неправомерно, так как сама их природа не предполагает этого. Они разнокачественны. Такой точки зрения придерживаются многие ученые. Пол Куртц пишет: «Без сомнения, термины высшие и низшие вводят в заблуждение, поскольку мы желаем стать полноценными личностями, и трудно определить порядок и последовательность физических и духовных потребностей на шкале ценностей. В нашей жизни мы должны совершенствовать не тот или другой, но оба вида способностей». (Куртц П. Запретный плод, с. 89.) Выбор ценностей производится по совсем другим основаниям, о которых мы и говорим в этой главе. (Подробнее о ценностях см. Борзенко И.М., Кувакин В.А., Кудишина А.А. Человечность человека, с. 151-281.)

[24] Мы уже говорили, что человек столь сложно устроенное существо, что в большом спектре его качеств и потребностей есть не только положительные и созидательные, но и негативные, разрушительные, например, вороватость или желание паразитировать на труде другого человека. Кроме того, некоторые позитивные способности могут превращаться в негативные, если их развивать сверх всякой меры. Скажем, бережливость может превратиться в жадность, а затем и в алчность, во всепоглощающую страсть к накопительству.

[25] Куртц П. Запретный плод, с. 91-92.

[26] Там же, с. 96.

[27] Манипуляция (общественным мнением, сознанием) – один из способов господства и управления людьми посредством модификации их воли, программирования поведения и информационного воздействия. Это воздействие направлено на психику человека, оно осуществляется скрытно и ставит своей задачей изменение мнений, побуждений и целей людей в направлении, нужном некоторой группе людей, организации или отдельному индивиду.

[28] Для простоты мы ограничимся коммерческой рекламой. Согласно Закону о рекламе РФ, реклама – это информация о физическом или юридическом лице, товарах, идеях и начинаниях, которая предназначена для неопределённого круга лиц и призвана формировать и поддерживать интерес физических и юридических лиц к этим товарам, идеям и начинаниям и способствовать их реализации. Это формальное определение рекламы не касается ее реальных экономических, психологических и моральных влияний на человека и общество.

[29] Увеличение многообразия товаров бывает искусственным. Так, например, много различных марок автомобилей производятся одними и теми же автомобильными монстрами, которые скупают заводы независимо от их места или страны, где они расположены. То же самое относится к пивоваренной индустрии и многим другим отраслям производства.

[30] По данным Ассоциации коммуникационных агентств России (АКАР), в 2005 году объём рекламного рынка России составил 5,1 млрд. долларов (2004 – $3,91 млрд., 3003 – $ 2,63 млрд.). Это больше, чем размер рынка лекарственных средств и медицинских изделий. Если учесть, что стоимость рекламы включена в стоимость товара, то нелегко догадаться, что эти деньги за рекламный диктат, за войну брендов, создание атмосферы внушения и обмана население выкладывает из своего кармана.

[31] Бренд (англ. brand) (также товарный знак, торговая марка) – термин в маркетинге, символическое воплощение комплекса информации, связанного с определённым продуктом или услугой. Обычно включает в себя название, логотип и другие визуальные элементы (шрифты, цветовые схемы и символы). Брендом может быть всемирно известная торговая марка, окруженная набором ожиданий, ассоциированных с продуктом или услугой. Бренд – это в конечном счете символическая ментальная конструкция, психоэмоциональный феномен, формируемый производителем-продавцом в сознании или подсознании потребителя.

[32] Бихевиоризм – (англ. behavior – поведение) направление в современной психологии и поведенческих науках, концентрирующееся на исследовании поведения как системы стимулов и реакций.

[33] Исключение может составлять так называемая социальная реклама, которая не является коммерческой и имеет своей целью, например, профилактику СПИДа, наркомании, соблюдение правил дорожного движения, обращение за помощью пожертвований сиротам и т.д.

[34] Читать мелкие буквы необходимо не только на лейблах, но и при заключении договора купли-продажи, получении кредита и т.д. Там пишется именно то, что продавцы товаров и услуг хотели бы скрыть от покупателя, но в силу закона не могут этого сделать. Впрочем, и его нарушения не так уж и редки. На начальных стадиях продажи товаров в кредит магазины шумно рекламировали беспроцентные продажи. При покупке выяснялось, что платить по процентам нужно и немало, но только банкам, а не торговой фирме. Это очевидное мошенничество, недобросовестная реклама. После критики в прессе в итоге в рекламу кредитов были внесены уточнения.

[35] Например, к вам пришли гости, давние друзья, с которыми вы так редко видитесь. Вы садитесь за стол, включаете телевизор, едите и пьете, а когда они уходят, вы понимаете, что вы с ними так и не повидались. Это – элементарная ошибка, ваше поражение на информационном поле битвы.

[36] Под информационной безопасностью здесь имеется в виду не безопасность информации как ее защита, а как ваша защита от информации, которая может нанести ущерб вашему здоровью, имуществу, морали или психике.

[37] На Западе благотворительность является давней традицией, которая сегодня столь мощно развита, что позволяет функционировать бесчисленному множеству общественных добровольных организаций (в США в 2005 г. на благотворительные и некоммерческие цели было пожертвовано около 260 млрд. долларов). В России эта традиция были прервана после большевистской революции 1917 г. До сего дня люди не понимают социальной и морально-психологической значимости пожертвований, того, что, внося небольшую сумму денег на счет того или иного фонда или общественной организации, они реально участвуют в функционировании гражданского общества. Затрудняет это понимание массовая коррупция, которая проникает и в сферу благотворительности и социальной работы. Но это не должно лишать гражданина его социальной активности, выражаемой в форме пожертвований. 

[38] Но это не значит, что некоторые гражданские организации консервативно-фундаменталистского и экстремистского типа не могут использоваться различными политическими силами для нападок на прессу и журналистов. Это также не означает, что под видом некоммерческой организации может действовать какая-нибудь мошенническая фирма.

[39] По роду своей общественной работы мне нередко случается участвовать в разного рода ток-шоу. Как ученого меня обычно сажают среди каких-нибудь известных артистов или певиц, звезд эстрады или телесериалов. Они говорят раза в 3 – 4 больше, чем удается мне. То есть фактически меня приглашают как мало кому известного «свадебного генерала», как бы для галочки, чтобы соблюсти минимум приличия: у нас, мол, все объективно и справедливо, даже ученые принимают участие в разговоре о каких-нибудь зазеркальных чудесах. Но истина здесь никому не нужна, нужна «клубничка», что-то шокирующее, вроде бы сенсационное, т.е. притягивающее невзыскательного телезрителя.

[40] http://www.centerforinquiry.net/

[41] http://www.journalism.org/resources/about_ccj

[42] http://humanism.al.ru/ru/

[43] http://nauchnik.ru/

[44] Харизма – способность убеждать и вести за собой людей. Самое смешное это то, что понятие ведет свое происхождение от христианской теологии. Первоначальное значение слова – дар, данный человеку Богом для выполнения своего жизненного предназначения. Судьба слов так же непредсказуема, как и судьба людей. Что называется, не повезло и этому слову. Сегодня харизматики – это наиболее откровенные политические циники, типа Вована Жирика. Им и моча в глаза, что божья роса.

[45] Понятие, ставшее популярным в последнее десятилетие. Традиционно под дискурсом понималась логически связная и последовательная череда предложений или речевых высказываний. Сегодня в дискурсе усматривается комплекс лингвистических и психологических принципов организации и репрезентации тех или иных реальностей или псевдореальностей. Он включает скрытые мнения, установки, ценности, предпочтения, внушения, намеки, целевые установки, послания (мессаджи) и побуждения для адресата и т.д.

[46] Так, например, человек освоил технологию изготовления атомного оружия не в века дикости и всеобщего религиозного фанатизма, а тогда, когда у него хватило ума и совести использовать его страшную мощь не только во вред, но и как средство ядерного сдерживания и предотвращения мировых войн. (Характерно, что некоторые американские ученые в 40-е гг. ХХ в. мотивировали передачу в СССР секретов ядерной бомбы необходимостью установления глобального баланса сил.) Или другой пример: как только человечество научились осваивать мировые ресурсы неограниченным образом, то оказалось, что их запасы ограничены, и нужно думать о принципиально иных отношениях с природой.

[47] Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории: 2-е изд. – М.: Мир, с. 309.

[48] Это не обязательно должна быть «ядерная кнопка» или что-то в этом роде. Все еще годится к употреблению и старое испытанное средство: политический или религиозный фанатик во главе оболваненного, обезумевшего и превращенного в ревущее стадо народа.

[49] Работы, которые посвящаются проблемам мошенничества и манипуляций далеко не всегда свободны от того, против чего они направлены. В некоторых из них очевиден элемент саморекламы (что, мол, только в этой книге даны истинные рецепты избежать обмана и т.п.), в некоторых заметна не только безапелляционность и напористость стиля, но тот или иной идеологический акцент, что, например, характерно для работ С.Г. Кара-Мурзы.

[50]Данный отрывок из книги Ричарда Докинса «Вирусы разума» публикуется по изданию “Humanist Anthology” (Prometheus Books, Amherst, New York, 1995. P. 198-199).

 

[51] Бенджамин Дизраэли (1804 – 1881) – английский политический деятель, писатель.

[52] http://humanism.al.ru/ru/articles.phtml?num=000355. Для интересующихся деятельностью знаменитого в США фокусника и разоблачителя шарлатанов Джеймса Рэнди рекомендую посетить его сайт http://www.randi.org/ См также текст радио-интервью Петра Тревогина, помещенный на сайте http://humanism.al.ru/ru/debate.phtml?date=2001.06.08

 

[53] http://www.svobodanews.ru/Article/2006/05/01/20060501163029983.html

[54] 7 января 2007 года этот телефильм был снова показан по телеканалу РТР.

[55] Глава из книги Куртц, Пол Запретный плод. Этика гуманизма. Пер. с англ. И.В. Кувакина. Изд. 2-е, исправленное, М.: Российское гуманистическое общество, 2002, с. 37-50.

[56] Общие принципы, очевидные с первого взгляда, лежащие на поверхности (прим. В.К.).

[57] Печатается по изданию: Кувакин В.А. Твой ад и рай. Человечность и бесчеловечность человека (Философия, психология и стиль мышления гуманизма). – СПб.: «Алетейя», М.: «Логос», 1998, с. 137-151.