Исследовательский скептицизм
По мнению одного из ведущих теоретиков науки П. Куртца, скептицизм в своей исторической эволюции прошел три стадии, породив соответственно три типа скептицизма: нигилистический, умеренный или смягченный (mitigated) и скептицизм как скептическое исследование (skeptical inquiry). Нигилизм подразделяется на два подвида. Это, во-первых, тотальный негативный скептицизм, заключающий в себе не только логическое противоречие (утверждая, что никакое знание невозможно, скептик уже высказывает утвердительное суждение), но и возможность цинизма и аморализма, поскольку он не предлагает никакого сколько-нибудь надежного руководства для морального поведения.
Во-вторых – это нейтральный скептицизм (наиболее заметным его представителем является Пиррон), который, стремясь избежать догматизма, не делает никаких – ни утвердительных, ни отрицательных, заключений. Умеренные скептики (к которым, в частности принадлежит английский философ Д. Юм) отрицают нигилизм с его образом «черной дыры ничто», но вместе с тем, сомневаются в возможности получения абсолютно надежного знания, поскольку основанием и знания, и всех наших ценностей является опыт, эмпирические факты, которым разум лишь приписывает некие закономерности.
Третий вид скептицизма – скептическое исследование – отличается от всех остальных тем, что переносит акцент с сомнения «вообще» на сам процесс исследования, вопрошания, разыскания истины. По словам Куртца, «ключевое различие между ним и другими видами скептицизма заключается в том, что он является позитивным и конструктивным. Он предполагает трансформацию отрицательных результатов критического анализа претензий на обладание истинным знанием в позитивный вклад, в рост и развитие скептического исследования. Поэтому в основном он является формой методологического скептицизма, поскольку здесь он реализуется как существенная фаза процесса исследования. Здесь скепсис не ведет к неверию, отчаянию или беспомощности и не предполагает этого. Этот скептицизм – не тотальный, он ограничивается контекстом исследования Поэтому его можно назвать селективным, выборочным или контекстуальным скептицизмом». [13]
Скептицизм как метод сомнения, который требует очевидных доказательств и рациональных предпосылок для наших гипотез, играет существенную роль в научном исследовании и критическом мышлении. Он также жизненно важен и в повседневности, в которой здравый смысл требует от нас поступать в соответствии с наиболее подходящими в этой ситуации предположениями, осмотрительностью и возможно более ясным пониманием существа происходящего. Такого рода скептицизм стремится избежать западни и ловушек всех видов познания и высоко ценит важность принципов фаллибилизма.
Фаллибилизм – термин, введенный американским философом, логиком и математиком Ч. Пирсом (от английского fallible - ошибочный) выражает идею о том, что в любом нашем знании может иметься та или иная доля заблуждений, ошибочности. Согласно Пирсу, «все наше знание плавает в пространстве недостоверности и неопределенности».
Столь же важен для свободного исследования и принцип пробабилизма, т.е. признание различной степени вероятности, надежности и определенности нашего знания, его точности, истинности и объективности.
Таким образом, скептическое исследование или «селективный», «контекстуальный» скептицизм образует один из компонентов свободы исследования, балансируя и удерживая в реалистических рамках наш познавательный, исследовательский и творческий оптимизм, уверенность в возможностях и способностях человека обладать научным, теоретическим знанием и практической мудростью.
Для разумного человека скепсис, сомнение – это не просто состояние ума или чувства. Это общее состояние целостного человека, его естественная «стартовая позиция», один из краеугольных камней жизнестояния. Как говорит французский персоналист Э. Мунье: «Сомнения и вызов – между этими полюсами вершатся все великие начинания».
Разумный и позитивный скепсис не является признаком слабости и вырастает не на почве нерешительности. Он – дитя осмотрительности, заботы, осторожности, сдержанности, трезвости и «интеллектуальной жадности», т.е. стремления ничего не потерять уже в первом утвердительном суждении, всегда что-то исключающем, молчаливо и неизбежно. Сомнения – это и не подведение под всего и вся огромного, тотального, все замораживающего и одновременно грозящего подавить знака вопроса, а допущение всего, что угодно, вплоть до невероятного. Это не столько сомнения в чем-либо или в ком-либо, а опасение в том, что всякое определенное что-то или кто-то может ускользнуть из сферы нашего исследования, что кто-то хотя бы малейшим образом может запретить человеку сомневаться или высказывать какое-нибудь предположение.
Цель исследовательского сомнения – обрести и не упускать вероятность успеха в нашем выборе, вызове и творческом порыве. Сомнение – одна из наиболее существенных площадок нашего действия, если только мы находимся в состоянии самообладания, если мы еще у себя дома и его «крыша не поехала».
В рамках идеи свободного исследования получают свое объяснение многие качества правильного мышления: научность, объективность, рациональность, скептицизм, критичность. Но это также и здравый смысл, релятивизм, открытость, вероятностность и пробабилизм современного здорового мышления.
Здравый смысл
В России здравому смыслу не повезло. Он для нас все равно как Золушка в арсенале человеческих дарований. Его традиционные конкуренты – это хитрость, «авось», умственная лень, тщеславие, легкомыслие и многие другие наши слабости. Но у него есть и более изощренные противники. Это все формы антиинтеллектуализма и иррационализма, о которых мы уже говорили.
В России мало кому приходит в голову обращать серьезное и доброжелательное внимание на сущность, природу здравого смысла. Дело обычно сводится к высмеиванию его логических или сенсорных ошибок (сбоев в ощущениях и восприятиях), его границ, а на уровне философствования его третируют как что-то примитивное и вульгарное.[14]
Даже на уровне обыденного сознания область его существования подвергается постоянной экспансии. Она вытесняется оккультизмом, ворожбой, гаданием, сенсациализмом (тенденцией СМИ поставлять сенсационное, а не важное для людей), заявлениями о паранормальном, «нетрадиционными» способами лечения, похудания, обучения и т. д. Словом, врагов и конкурентов у здравого смысла более чем достаточно.
Понять и объяснить эту экспансию и аннексию легко с психологической и с коммерческой точек зрения. Ведь потребность в необычном, тяга к неизвестности и загадочности, к непонятному – естественная черта человека. Но там, где есть потребность, спрос, там есть и предложение, в том числе и коммерческое. От нас не должна быть скрытой постоянная и реальная угроза здравому смыслу. Особенно это касается тех людей, у которых способность к нему не велика от природы. Поэтому не остается ничего иного, как помнить о здравом смысле и воздавать ему должное.
Мне нравится выражение «здравый смысл». Оно ассоциируется с представлением об интеллектуальном, душевном, психическом здоровье. Его действие подобно нашатырному спирту или холодному душу в ситуациях, когда мы рискуем потерять сознание, но неожиданно и к счастью здравый смысл напоминает нам о себе и приводит нас в чувство.
Когда в обычной жизни, а не, скажем, в театре или в особой, пограничной ситуации, мы теряем здравый смысл, то это значит не только то, что мы начинаем делать глупости и ошибаться, – мы становимся беспомощными и манипулируемыми. Здравый смысл – это не научное или теоретическое явление. Это одно из качеств нашего обычного поведения и поступка, некий общий, скорее естественный, чем благоприобретенный фон наших оценок, выборов и решений в самых разных жизненных обстоятельствах. «Общим чувством» называл его еще Аристотель. Очень часто он становится нашим единственным спасением, убежищем, территорией нашей безопасности, если только мы успеваем вспомнить о здравом смысле. Когда дело зашло слишком далеко, и поток совершаемых нами ошибок с все большей очевидностью угрожает нам, тогда мы можем воскликнуть: «Да ведь в этом нет ни грамма здравого смысла! Ведь это противоречит здравому смыслу!» Это может буквально спасти нас. Так заявляет о себе не просто наш здравый смысл, но само наше существо, когда оно вспоминает о себе в ситуации угрозы своему благополучию и существованию. Такое свойство говорит о глубоких корнях здравого смысла, о его естественности в человеке, врожденности ему. Здравый смысл – наш спаситель во многих житейских случаях. Но каково буквальное значение этого выражения, его буквальный смысл?
С формальной точки зрения, словосочетание «здравый смысл» означает «здравое» суждение, мысль, идею и т. д. Однако смысл «здравого смысла» глубже, поскольку под этим выражением подразумевается не просто «здравость» (истинность, верность) наших мыслей и умозаключений, а сама способность человека, качество его ума, разумность его природы. Александр Круглов метко заметил, что здравый смысл – это «чутье на истину».[15] То есть истина может быть дана не только в результате математического расчета, а по особого рода ощущению, голосу самого нашего живого существа, особенно если речь идет о чем-то весьма существенном, жизненно важном для нас.
Согласно толковому словарю В.И. Даля, здравый смысл – это «способность пониманья, постиженья, разум; способность правильно судить, делать заключенья Здравый, обиходный смысл, толк, рассудительный отчет в делах своих или способность обсуждать причины и правильность действий, рассудок».
Здравый смысл близок понятию практической, житейской мудрости. Это своеобразная смышленость, рассудительность. Наверняка здравый смысл не только проявление рациональности, разумности человека. К нему имеют прямое отношение и чувство и интуиция. Здравому смыслу трудно научиться из книжек, легче по опыту обрести его как практическую мудрость. Здравый смысл можно оценить скорее всего посредством освобождения этого естественного качества человека от многих негативных наслоений, мешающих его естественному развитию. То есть нужно взять под контроль такие заглушающие здравый смысл качества, как тщеславие, честолюбие, нигилизм, легкомыслие, неосмотрительность или неосторожность, интеллектуальный снобизм, пижонство, хвастовство, опрометчивость в суждениях и поведении.
Встроенность здравого смысла в нашу сущность дает ему возможность проявляться и на уровне чувств, разума и интуиции, и на уровне инстинкта или элементарных практических действий. Замечательные пословицы приводит в этой связи Владимир Даль: «Дело делать, так дело смыслить. Золотые руки, все смыслят, да рыло поганое, все портит». Здравый смысл общечеловечен, поскольку в каждом человеке при схожих обстоятельствах он как внутренний голос или чувство говорит примерно одно и тоже. Одинаковость того, что он говорит нам в каждом из нас, обеспечивает людей очень важной возможностью «здравым» образом общаться друг с другом, понимать друг друга, договариваться друг с другом. Неслучайно в английском языке синонимом русскому «здравый смысл» является выражение «common sense», буквально «общий (обыкновенный, общепринятый) смысл».
Как общее, точнее общественное явление здравый смысл неистребим, однако, именно он старательнее всего оттесняется на задворки культуры, средств массовой информации, политики и даже экономики. Публичная защита здравого смысла – важное общественное дело. Но дело трудное, так как невольно приходится быть противником пестрой своры продавцов сомнительных товаров и услуг, господствующих на рынке и в информационном пространстве.
Здравый смысл – это чернорабочий духа и разума, а не «гений» какой-нибудь дианетики, абсолютной магии или колдовства. В нем нет ничего экзотичного и супермодного. Напротив, он – мера, постоянство и гармония. И он действительно как будто заземлен, уравновешен, не слишком эксцентричен. Ведь даже наша надежда, любовь и вера редко жалуют его своим вниманием, редко обращаются к нему за помощью. Но именно он, здравый смысл, безропотно и исправно служит нам 24 часа в сутки. Он всегда начеку, он служит нам невидимой, но мощной опорой на работе и в дороге, в науке и воспитании, в торговле и производстве, в семейных отношениях и в дружбе Он служит всегда и всем – и ребенку, и спортсмену, и религиозному проповеднику, и (на самом деле) даже прорицательнице судьбы.
Когда последняя стремится к серьезному успеху и популярности, она не раскладывает на своем столе карты или предметы эзотерического ритуала, а идет к банкиру, в рекламное агентство, в другие, отнюдь не мистические инстанции, чтобы получить, как минимум, консультацию у специалистов в области финансов, торговли, услуг, маркетинга и менеджмента, рекламы, психологии, психолингвистики и т.д. Она идет туда отнюдь не как ясновидящая за мистическим и столь же экзотическим прорицанием, а как человек здравого смысла к людям здравого смысла. Так де-факто, самые разные люди спонтанно и естественно признают жизненную важность здравого смысла. Де-факто, по-домашнему и стыдливо признают его и те, кто считает себя знатоком и выразителем сверхъестественного, мистического, божественного, сатанинского, колдовского, астрологического, паранормального, «высшего», «запретного» и т.д.
Здравый смысл – это не посредственность и тем более не глупость. Вот почему не следует соглашаться с людьми, которые говорят, что здравый смысла – это удел посредственности, бескрылых людей, царство пошлости и скуки. Так говорят наши глупость и легкомыслие, лень разума, снобизм, самозабвение, истерия, фанатизм, одержимость и другие состояния эксцентричности, в которых человек выходит из себя, покидает свое самое главное и основополагающее. Здравый смысл, конечно, не должен быть культом, и если даже попытаться создавать его, то этим будет заниматься отнюдь не здравый смысл. Здравый смысл имеет прямое отношение к человечности, поскольку является одним из конкретных выражений самоуважения и позитивного самосохранения человека. Здравый смысл – это ценность и один из краеугольных камней адекватной жизнеориентации, действия, поведения и общения, взаимопонимания и сотрудничества.
В стиль мышления входит и его психология. Она отчасти уже присутствует в тех качествах правильного мышления, которые мы уже отметили. Наиболее зрелой и богатой мне представляется психология научно-гуманистического мышления. Чтобы не повторяться, я помещаю в приложении соответствующий фрагмент из моей ранее изданной книги «Твой рай и ад».
Иногда мышление, которое включает в себя исследовательский скептицизм, разумную критичность и научность, которое погружено в позитивную психическую атмосферу индивида, исходящего из общечеловеческих ценностей и собственной человечности человека, называют здоровым мышлением. В свою очередь здоровое мышление можно назвать интеллектуальным здоровьем, составляющим необходимую компоненту здоровой личности, т.е. человека, обладающего физическим, психическим, интеллектуальным, нравственным, эстетическим, экологическим, мировоззренческим и социальным здоровьем.
Вопросы к теме:
1 Дайте определение стилю мышления.
2 Расскажите о таких качествах мышления, как позитивность, утвердительность (аффирмативность) и открытость.
3 Что такое свободное исследование и каковы истоки этого понятия?
4 Каковы черты научного мышления?
5 Назовите основные формы скептицизма. Что такое «исследовательский скептицизм»?
6 Дайте характеристику здравому смыслу.
7 Каким образом мышление связано с понятием «здоровая личность»?
Тема 15. РАЗУМ И ЭТИЧЕСКИЙ ВЫБОР
До сих пор мы специально не рассматривали вопросы этики, если не считать моральных, точнее аморальных сторон мошенничества и обмана. Однако, коль скоро речь идет о правильном мышлении, нравственных вопросов избежать трудно. Если правильное мышление истинно, то оно и честное мышление, если оно справедливо как истина, то почему бы ему не быть морально справедливым. Иначе говоря, уже в само понятие «правильное мышление» встроены определенные этические ценности и добродетели, ведь делать или думать правильно, значит действовать по правилам, причем не только логическим, но и моральным.
Но вопрос может быть поставлен и более решительно. Если разум способен к истинному и практичному познанию, то, во-первых, возможно ли рациональное, с помощью разума освоение области этических ценностей и отношений между людьми, т.е. внесение в эти отношения большей ясности и смысла? Возможно ли познание области нравственных отношений на основе разума, подобное тому, какое мы имеем в случае познания физических или биологических процессов? Иначе этот вопрос может выглядеть так: возможно ли распространение методов науки на область этических норм и отношений, чтобы не только лучше знать их, но и быть «этичнее» и действовать морально в различных нравственных ситуациях? С этим, первым вопросом связан и второй: если возможно этическое познание, то возможен ли – как его следствие – этический рост личности, а в итоге – нравственное совершенствование, опирающееся, в частности, на ресурсы разума и науки, на методы рационального этического познания?
Из этого же набора вопросов вытекает и более конкретный: способны ли разум и наука (например, рациональная или научно ориентированная этика) помочь нам в ситуациях этического выбора и выработки зрелого и эффективного, адекватного этического суждения?
Таким образом, мы спрашиваем о важном: имеет ли разум какое-то отношение к нашему нравственному чувству и способности делать различия между добром и злом? Если да, то можем ли мы с его помощью повысить свои этические качества, свое моральное знание и сознание, а также степень аутентичности (подлинности) и адекватности нашего поведения как существ, неизбежно пребывающих в сфере нравственных, политических, юридических, эстетических и экологических отношений? Можем ли мы с помощью разума и его методов: (1) формировать истинные, точнее наилучшие ценностные – этические, политические, юридические, гражданские, экологические и эстетические – суждения, достаточно ясно осознавая, что у этих ценностей есть свои антиподы и что те и другие могут сталкиваться между собой в любых комбинациях?[16] (2) учитывать в ситуации этического выбора наше присутствие в ней, присутствие нашей свободы и ответственности в этой ситуации выбора? и (3) наконец, эффективно, с пользой для дела понять или просчитать последствия нашего решения и вытекающего из него действия?
Кажется, что дело это сложное, поскольку труднее всего определить, является ли разум по своей природе добрым или злым.[17] Насколько я понимаю, это сугубо философский вопрос, который все еще не решен, хотя многие мыслители склонны рассматривать разум, как человеческое качество, стоящее на стороне добра.
К счастью, для нас вопрос о моральной природе разума не является решающим, поскольку нам нужно решить другую, не столь трудную проблему: является ли разум ценностью и может ли он входить в сферу этического? На это мы можем с полной уверенностью дать положительный ответ. Сам по себе разум – это добродетель, благо и ценность, мы обязаны ему очень и очень многим. Прежде всего тем, что благодаря ему мы суть люди, мыслящие существа. Потерять разум – это беда и несчастье, а безумный человек есть уже сугубо неполноценное существо, вызывающее чувство жалости и требующее специальной заботы и лечения. Очевидно и то, что всякая мысль, будет ли это суждение о существовании или несуществовании чего-либо или суждение о том, что такое хорошо или плохо, представляет собой логическое суждение, подчиняющееся законам логики, мышления, разума. Да и выбирая между добром и злом или политическими ценностями, мы, так или иначе, думаем, т.е. подключаем разум к процессу оценивания и выбора. Так что от разума в делах морали избавиться нельзя, даже если бы мы и захотели этого.