Восемь
Лесли передвинула ручку газа вперед, и Ворчун стал плавно подниматься в небо. Футах в ста над водой она сбросила газ, уменьшила скорость и перешла в горизонтальный полет. Нас окружало ясное чистое небо, внизу искрилась прозрачная вода, но в кабине мрачной тучей повисло отчаяние - как могут разумные человеческие существа воевать, уничтожая друг друга? Мы словно впервые увидели все безумие войн, и та мрачная покорность, с которой мы прежде принимали их возможность в нашей жизни, разлетелась вдребезги.
- Пай, - сказал я наконец, - почему из всех участков бесконечного узора, на которых можно приземлиться, мы выбрали именно эти эпизоды нашего прошлого? Почему именно Лесли у фортепиано и Ричард - рядом с боевым самолетом?
- Может быть, вы сами ответите? - спросила она, адресуя вопрос к нам обоим.
Я мысленно просмотрел эти два эпизода. Что в них общего?
- Они оба были очень молоды и растерянны?
- Перспектива? - подсказала Лесли. - В жизни каждого из них настал момент, когда нужно было вспомнить о силе выбора… Пай кивнула.
- Вы оба правы.
- И цель этого путешествия, - спросил я, - в том, чтобы научиться использовать перспективу?
- Нет, - ответила она, - никакой цели нет. Вы попали сюда случайно.
- Ну да! - не поверил я.
- Вы не верите в случайность? Тогда вам придется поверить в то, что вы сделали это сами.
- Ну уж я-то сюда точно курса не прокладывал… - сказал я уверенно и повернулся, чтобы посмотреть на Лесли.
Между собой мы часто шутили, что Лесли, которая на земле способна заблудиться в трех соснах, гораздо лучше меня ориентируется, когда мы поднимаемся в небо.
- Штурман - я, - сказала она и улыбнулась.
- Ей кажется, что она шутит, - сказала Пай. - Но без нее ты бы сюда не смог попасть, Ричард. Ты это знаешь? Я кивнул.
- Среди нас двоих именно я очарован экстрасенсорными способностями, идеями о путешествиях вне тела, жизни после смерти. Я страница за страницей изучаю книги на эту тему, зачитываюсь до поздней ночи. Лесли книг почти не читает, зато она читает мысли и видит будущее…
- Ричард, это вовсе не так! Я скептик, и ты это знаешь! Я всегда скептически относилась к твоим иным-мирам…
- Всегда! - заметила Пай.
- Ну… Иногда он бывает прав, - признала Лесли. - Бывает так, что ему приходит в голову какая-то необычная идея, а через неделю или через год то же самое открывают ученые. Поэтому я научилась относиться с определенным уважением даже к самым сумасшедшим из его теорий. Мне нравятся те причудливые формы, которые иногда принимает ход его мыслей, даже если наука никогда с ним не согласится. В его точке зрения часто присутствует какое-то особое очарование. Но сама я всегда руководствовалась лишь практическими соображениями…
- Всегда? - спросил я.
- А… это не считается, - сказала она, прочитав мои мысли. - Я тогда была маленькой девочкой. И мне все это не понравилось, поэтому я перестала этим пользоваться!
- Лесли говорит, что ее интуиция была настолько сильной, что ей становилось просто страшно, - прокомментировала Пай. - Тогда она решила подавить ее и с тех пор изо всех сил старается, чтобы она снова не вырвалась на свободу. Трезвомыслящие скептики не любят пугать себя необычными способностями.
- Мой дорогой штурман, - сказал я, - какие могут быть сомнения! Ведь когда исчез Лос-Анджелес, это не ты, а я хотел вернуться обратно в наш мир. И не я могу подвинуть вперед воображаемую ручку газа, а ты!
- Что за глупости, - запротестовала Лесли. - Я бы никогда не смогла управлять гидросамолетом, да и вообще никогда бы не села в самолет, если бы не ты. И поездка в Лос-Анджелес была твоей идеей…
Что правда, то правда. Именно я уговорил Лесли оставить дом и цветы и направиться в Спринт Хилл. Но идеи - это наш духовный рост и радость, наши находки и разочарования. Из ниоткуда приходят вопросы и дразнят нас; заманчивые ответы пляшут там, впереди, призывая нас разгадывать то, -как-то выразить это, пойти сюда, поступить так, помочь тому. Никто из нас не может устоять перед идеями. И тут же мне захотелось узнать, почему так.
- Пай, откуда приходят идеи? - спросил я.
- Влево на десять градусов, - ответила она.
- Не понял? - переспросил я. - Нет, я говорю потен. Просто они… появляются в самые неожиданные моменты. Почему?
- В этом узоре содержится ответ на любой твой вопрос, - пояснила она. - Поверни влево, теперь уже на двадцать градусов, и иди на посадку.
С нашим столь продвинутым духовно другом я чувствовал себя как когда-то с летными инструкторами - пока они были со мной на борту, я не боялся проделать даже самый рискованный трюк.
- О'кей, вуки? - спросил я жену. - Ты готова? Она кивнула, предвкушая новое приключение. Я развернул гидроплан так, как велела Пай, убедился, что шасси убрано, закрылки выпущены, уменьшил обороты двигателя.
- Два градуса вправо, выровняйся над этой яркой желтой полосой, следуй по ней вперед… добавь чуть-чуть газа, - выдавала инструкции наш гид наконец:
- Здесь! Точно!
Место, куда мы попали, было похоже на гигантскую адскую кухню. В печах бушевало и ревело пламя, чудовищных размеров ковши с расплавом, подвешенные к мостовым кранам, плыли, тяжело покачиваясь, под самой крышей.
- О, Боже… - вырвалось у меня. По ближайшему проходу подкатила небольшая электротележка, с нее спрыгнула и направилась к нам стройная девушка в комбинезоне и защитной каске. Если она и поздоровалась, то ее слова утонули 6 грохоте металла и реве пламени. Котел накренился и из изложницы позади девушки брызнули мириады зеленых искр, превратив ее для нас на мгновение в силуэт.
Это была девушка хрупкого телосложения с ярко-голубыми глазами; из-под каски струились белокурые локоны.
- Неплохое местечко, правда? - прокричала она вместо приветствия. По ее голосу можно было сказать, что она гордится этим заводом. - Они скорее всего вам не понадобятся, - добавила она, протягивая нам защитные каски, - но если начальство заметит, что вы без касок… - Она усмехнулась и чиркнула пальцем по горлу.
- Но мы же не можем коснуться… - начал было я. Она покачала головой. - Все в порядке, здесь вы это можете.
И конечно же, мы не только смогли взять каски в руки, но они пришлись нам как раз в пору. Она махнула рукой, мол, следуйте за мной.
Я взглянул на Лесли: кто эта незнакомка? Она, прочитав мои мысли, пожала плечами и отрицательно покачала головой - я не знак).
- Скажите, а как вас зовут? - крикнул я вдогонку. Девушка остановилась от неожиданности. - Вы придумали для меня столько всяких имен! Но все они уж больно официальные! - Она пожала плечами и улыбнулась. - Зовите меня Тинк!
Она проворно вела нас к железной лестнице, рассказывая по ходу дела, что происходит вокруг.
- Сначала руда поступает по транспортерам в грохоты, установленные снаружи, потом проходит промывку и попадает в главный бункер…
Мы с Лесли вопросительно посмотрели друг на друга. Она говорит с нами так, как будто считает, что мы в курсе того, что здесь происходит.
-… откуда попадает в одну из плавильных печей - на этом этаже их двадцать пять - и плавится при температуре в три тысячи градусов. Затем подвесной кран доставляет ковши с расплавом вот сюда.
- О чем ты нам рассказываешь? - спросил я.
- Если вы пока повремените с вопросами, - сказала она, - то, вероятно, на большинство из них я отвечу по ходу рассказа.
- Но мы не… Она указала рукой. - По пути расплав проходит продувку ксеноном, а затем выливается в эти изложницы. Их стенки покрыты слоем порошкового хондрита толщиной в 20 микрон. - Она улыбнулась и подняла руку, предупреждая наш вопрос. - Нет, хондрит нужен не для того, чтобы способствовать кристаллизации, просто так легче извлекать слитки из изложницы!
Слитки эти были не из стали, а из какого-то стекла. Остывая, они из оранжевых постепенно становились прозрачными.
Рядом целая команда промышленных роботов подобно гранильщикам алмазов превращала эти почти невидимые блоки в бруски, кубы и ромбоиды.
- Здесь блоки проходит огранку и их заряжают энергией, - пояснила Тинк, когда мы пробегали мимо, - каждый по-своему, разумеется…
Вместе с нашим загадочным экскурсоводом мы поднялись по винтовой лестнице в шлюзовую камеру. - А вот и последний этаж.
- С особой гордостью произнесла она. - Вот то, что вы так хотели увидеть!
Мы шагнули вперед. Двери перед нами автоматически распахнулись, потом так же автоматически закрылись за нашей спиной.
Грохот стих. Здесь стояла абсолютная тишина, вокруг было чисто, каждая вещь - на своем месте. От одной стены до другой тянулись рабочие столы, покрытые мягким фетром. На каждом из них покоился отполированный кристалл - скорее нечто нерукотворное, чем изделие тяжелой промышленности. Люди за столами работали молча и сосредоточенно. Что это - сборный цех космического центра?
Мы замедлили шаг и остановились возле стола, за которым во вращающемся кресле сидел здоровенный молодой парень. Он внимательно изучал кристалл размером больший, чем я, закрепленный в установке, похожей на ультрасовременный револьверный станок. Вещество было таким прозрачным, что его едва можно было различить - скорее намек на некий объем в пространстве, - но его грани восхитительно сверкали. В кристалле мы увидели сложное переплетение разноцветных лучей, эдакую сеть из светящихся ниточек, словно внутри него были спрятаны мини-лазеры. Парень нажал на какие-то клавиши установки, и в кристалле что-то едва заметно изменилось.
Я коснулся руки Лесли, показал на кристалл и озадаченно кивнул, пытаясь припомнить. Где мы все это раньше видели?
- Он проверяет, все ли соединения завершены, - прошептала Тинк. - Если пропустить хоть одну ниточку, весь блок пойдет в брак.
Услышав ее слова, парень обернулся и увидел нас. - Привет!
- сказал он так, словно мы были его старыми друзьями. - Рад вас видеть.
- Привет, - ответили мы.
- Мы знакомы? - спросил я.
Он улыбнулся, и сразу мне понравился. - Знакомы? Да. Хотя ты вряд ли помнишь меня. Мое имя Аткин. Однажды я был твоим авиамехаником, в другой раз - твоим Дзэн-мастером… Нет, не думаю, что ты помнишь. - Он пожал плечами, - все это было неважно.
Я запнулся, пытаясь найти слова. - А чем… чем ты сейчас здесь занимаешься?
- Смотрите сами. - Он указал на окуляры прибора, установленного рядом с кристаллом. Лесли прильнула к ним.
- Вот это да! - произнесла она.
- Что там?
- Это… это не стекло, Ричи. Это - идеи! Словно паутина - они все взаимосвязаны!
- Расскажи мне.
- Здесь нет слов, - объяснила она. - По-моему, каждый должен выразить их словами сам, как может.
- А какие бы слова ты подобрала? Попробуй, скажи.
- Ах! - восторженно воскликнула она. - Только посмотри на это!
- Скажи, - попросил я. - Пожалуйста.
- Хорошо. Я попробую. Здесь о том… как трудно сделать правильный выбор и как важно поступать наилучшим, по нашему мнению, образом… и о том, что мы на самом деле знаем, как лучше всего поступать! - Она извинилась перед Аткином. - Я знаю, что передаю содержание не совсем точно. Ты не прочел бы нам этот серебристый кусочек? Аткин снова улыбнулся. - У тебя очень хорошо получается, - сказал он, заглянув в соседнюю пару окуляров.
- Здесь сказано: Небольшая перемена сегодня приведет нас в совершенно другой завтрашний день. Тех, кто выбирает высокий, трудный путь, ждет щедрая награда, но она долгие годы останется в скрытом виде. Каждый выбор совершается нами вслепую, не задумываясь, и окружающий нас мир не дает никаких гарантий. Следом за этим, видишь? Единственный способ навсегда избежать пугающего нас выбора - это покинуть общество и стать отшельником, но такой выбор испугает любого. А это связано вот с чем: Мы творим свой характер, когда следуем своему высшему чувству правильного, когда верим в идеалы, не будучи уверенными, что они оправдают наши надежды. Одна из задач, которую нам предстоит решить во время наших приключений на этой земле, - это стать выше безжизненных систем - войн, религий, наций, разрушений,
- перестать быть их частью, и вместо этого реализовать свое истинное "Я", которое известно каждому из нас.
- А вот, Ричи, послушай это, - сказала Лесли, вглядываясь в кристалл. - Никто не сможет решить проблемы человека, проблема которого в том, что он не хочет, чтобы его проблемы решились. Я правильно поняла? - спросила она Аткина.
- Абсолютно! - подтвердил он. Она снова прильнула к окуляру, обрадовавшись, что начала понимать. - Несмотря на то, как много мы умеем, сколь многого заслуживаем, мы никогда не достигнем лучшей жизни, пока не сможем ее представить и не позволим себе жить именно так. Боже, это истинная правда!
- Вот на что похожа идея, когда мы закрываем глаза и думаем о ней! - она с восторгом улыбнулась Атеину. - Тут все целиком, все связи, ответы на любые вопросы относительно этой идеи. Можно следовать цепочке связей в любую сторону. Это великолепно!
- Благодарю, - сказал Аткин. Я повернулся к нашему экскурсоводу. - Тинк!
- Да?
- Идеи приходят к нам из литейного цеха? С металлургического завода? - Они не могут быть сделаны из воздуха, Ричард, - сказала она серьезно, - и сахарную вату мы использовать не можем! Человек доверяет свою жизнь тому, во что он верит. Его идеи должны поддерживать его, они должны выдерживать груз вопросов, которые он задает самому себе, плюс бремя сотен, тысяч, десятков тысяч критиков, циников и любителей разрушать. Идеи человека должны вынести тяготы всех последствий, к которым они приведут!
Я окинул взглядом огромный зал, сотни столов, покачал головой. Да, это правда, что лучшие идеи всегда приходят к нам в готовом, завершенном виде, но я не готов был принять мысль о том, они приходят к нам из…
- Плохо, когда мы отказываемся от того, во что верим, - сказала Тинк, - но еще хуже, когда идеи, которым мы верим всю свою жизнь, оказываются ложными. - Она посмотрела на меня, нахмурившись, и сказала решительно и четко: - Разумеется, они приходят из литейного цеха! Только они не из стали. Сталь бы не выдержала.
- Это замечательно! - воскликнула Лесли, снова углубившись в чтение кристалла. Она была похожа на капитана подводной лодки у перископа. - Вот, послушай: Успех - это потеря плюс воплощенный выбор. Оглянись вокруг: все, что ты видишь, к чему можешь прикоснуться руками, когда-то было лишь невидимой идеей, пока некто не воплотил ее в жизнь. Какая мысль! Когда альтернативные мы из других воображаемых пространств-времен нуждаются в нашей помощи, мы не можем передать им деньги, но в наших силах передать им идеи, которые они смогут плодотворно использовать, если пожелают. Она уступила мне свое место и повернулась к Аткину.
- Я поражена, - сказала она. - Здесь… все так точно выражено, так хорошо продумано!
- Мы стараемся, - скромно ответил он. - Над этим блоком пришлось поработать. Это основополагающая идея - она называется Выбор. Если в такой идее будет дефект, человеку придется в своей жизни забросить все, пока он не разберется, в чем дело. А смысл нашей работы не в том, чтобы вас остановить, она в том, чтобы помочь вам двигаться вперед. Я прильнул к окулярам. Его голос доносился до меня все глуше и глуше - настолько захватила мое внимание картина внутри кристалла.
Она была странной и в то же время знакомой. Странной - потому что хитросплетение цветных лучей и сверкающих плоскостей моментально превращалось в готовую мысль. Знакомой - потому что я был уверен, что уже видел все это, лежа с закрытыми глазами, когда вдруг в голове, словно падающая звезда, вспыхивает новая идея.
А ведь мы набрасываем на идеи сети, - подумал я. - Все что угодно: от Единой Теории Поля до проклятия, от элементарного гвоздя до орбитальной станции, все, что можно выразить на любом языке: на арабском, зулу, на языке математики, музыки, искусства, все, что можно аккуратно записать, небрежно застенографировать или выбить на камне - все это сеть, наброшенная на некоторую идею.
Мое внимание привлекло фиолетовое мерцание, и я попытался как можно лучше высказать эту идею вслух. - Неприятности - это не самое плохое, что может с нами произойти. Хуже всего, когда с нами НИЧЕГО не происходит! Я справился у Аткина: - Похоже?
- Слово в слово, - ответил он. А там, в кристалле, фиолетовый сменился темно-синим. - Легкая жизнь ничему нас не учит. А главное - то, чему мы в итоге научились, что познали и как выросли.
- Точно, - подтвердил Аткин. Я увидел изумительную полоску, проходящую через алмазную грань: - В своей жизни мы можем найти себе оправдание, а может - здоровье, любовь, понимание, приключения, богатство и счастье. Мы создаем свою жизнь силой своего выбора. Мы чувствуем себя совершенно беспомощными, когда уклоняется от возможности сделать выбор, когда не хотим строить свою жизнь сами. - Ты это говорила молодой Лесли!
Третий уровень соединял две эти плоскости и, казалось, усиливал всю конструкцию. Каждому из нас при рождении дают глыбу мрамора и инструменты, чтобы превратить ее в статую. Рядом парила такая мысль: Мы можем таскать эту глыбу за собой, так ни разу ее и не коснувшись, мы можем раздробить ее в мелкую крошку, мы можем создать из нее великий шедевр. Параллельно этому: Нам оставлены примеры, созданные всеми другими прожитыми жизни: завершенные и незавершенные, ведущие нас и предупреждающие об опасностях. Диагональ, соединяющая последнее и первое: В конце, когда наша скульптура уже почти завершена, мы можем навести последний глянец, отполировав то, что начали многие годы назад. Именно тогда у нас появляется возможность шагнуть далеко вперед, но для этого необходимо видеть сквозь внешние ограничения возраста.
Я молча вчитывался, чувствуя себя пчелой, пьющей нектар из цветка.
Мы сами создаем окружающий нас мир. Мы получаем именно то, что заслуживаем. Как же мы можем обижаться на жизнь, которую создали для себя сами? Кого винить, кого благодарить, кроме самих себя! Кто, кроме нас, может изменить ее, как только пожелает?
Я повернул окуляры и увидел, что во все стороны расходятся следствия.
Даже самая прекрасная и мощная идея совершенно бесполезна до тех пор, пока мы не решим ею воспользоваться.
Разумеется, подумал я. Самое интересное в идеях - это попробовать их на деле. В тот момент, когда мы собственными руками запускаем ее в жизнь, она превращается из "а-что-если" в лодку, несущую нас в отважное и захватывающее плавание по бурной реке.
Как только я отошел от окуляров, кристалл снова превратился в загадочное произведение искусства. Я чувствовал, что в нем таится большая сила, но уже утратил радость понимания скрытого в ней смысла. Если бы эта идея появилась в моем уме, она не вылетела бы так скоро.
-… так же, как звезды, планеты и кометы притягивают к себе пыль, - рассказывал Лесли Аткин, довольный, что можно поговорить с кем-нибудь, кому так нравится его работа, - так мы являемся центрами мысли и притягиваем к себе идеи всех видов и масштабов: от интуитивных озарений до таких сложных мысленных систем, что на их проработку требуется несколько жизней. Он повернулся ко мне. - Закончил? Я кивнул. Тогда он без особой церемонии нажал на своей машине -какую-то клавишу и кристалл исчез. Прочитав на моем лице изумление, он пояснил: - Он не исчез. Перешел в другое измерение.
- Пока вы здесь, - сказала Тинк, - может быть вы хотели бы что-то передать другим аспектам вашего "Я"? Я моргнул. - Что ты имеешь в виду?
- Что могло бы пригодиться им в их мире из того, чему вы научились? Если бы вы хотели изменить чью-либо жизнь, подарить кому-нибудь замечательную мысль, как бы она звучала?
Мне в голову пришел афоризм: Нет такого несчастья, которое не могло бы стать благословением, и нет такого благословения, которое не могло бы обернуться несчастьем.
Тинк глянула на Аткина и гордо улыбнулась. - Какая прекрасная мысль, - сказала она, - а вам самим она пригодилась?
- Пригодилась? - воскликнул я. - Да на ней уже вся краска стерлась - так часто мы ею пользуемся. Теперь мы уже не спешим с выводами - что хорошо, а что плохо. Наши несчастья оказались едва ли не лучшим из того, что было в нашей жизни, а то, что мы считали подарком судьбы, на самом деле оказалось худшим.
- А что значит лучшее и худшее? - спросил как бы мимоходом Аткин.
- Лучшее - это то, что надолго делает нас счастливыми, худшее - то, что надолго делает нас печальными.
- А сколько это времени - "надолго"?
- Годы. Целая жизнь. Он молча кивнул.
- Где вы берете свои идеи? - спросила Тинк. На ее лице появилась улыбка, но я почувствовал, что это очень важный для нее вопрос.
- А ты не будешь смеяться?
- Нет, если это не будет смешно.
- Их приносит фея сна, - сказал я. - Идеи приходят, когда мы крепко спим или когда едва проснулись и еще не в силах что-либо записать.
- А еще есть ванная фея, - подхватила Лесли, - фея прогулок, фея долгих поездок, фея плавания, садовая фея. Лучшие мысли приходят в самые невероятные моменты времени - когда мы насквозь промокли или перемазались в грязи, а под рукой, конечно же, нет записной книжки. Словом, когда их труднее всего записать. Но они так много для нас значат, что почти каждую из них нам удается сохранить. Если когда-нибудь мы встретим нашу дорогую фею идей, мы просто задушим ее в объятиях - вот как мы ее любим!
Тут Тинк закрыла лицо руками и разрыдалась. - О, спасибо, спасибо вам! - сказала она, всхлипывая. - Я так стараюсь помочь… Я вас тоже очень люблю! Я остолбенел. - Так ты и есть фея идей? От кивнула, не отрывая рук от лица.
- Здесь всем руководит Тинк, - тихо произнес Аткин, выставляя свою установку в исходное состояние. - Она очень серьезно относится к своей работе.
Девушка вытерла слезы кончиками пальцев. -Я знаю, вы зовете меня разными глупыми именами, - сказала она, - но главное, что вы прислушиваетесь. Вы удивляетесь, - почему, чем больше идей вы используете, тем больше их к вам приходит? Да потому, что фея идей знает, что она для вас что-то значит! А раз так, то и вы для нее значите немало. Я говорю всем, кто здесь работает, что мы должны отдавать все самое лучшее, потому что эти идеи не просто витают в нуль-пространстве, они приходят к людям! - Она достала носовой платок. - Простите, что я расплакалась. Не знаю, что это на меня нашло. Аткин, забудь об этом… Он посмотрел на нее без улыбки. - Что забыть, Тинк? Она повернулась к Лесли и принялась горячо объяснять.
- Вы должны знать, что каждый из работающих на этом этаже по крайней мере в тысячу раз умнее меня…
- Все дело в очарованно, - сказал Аткин. - Все мы были учителями, нам нравится эта работа и подчас мы не так уж плохо с ней справляемся, но никто из нас не может придать идее такого очарования, как Тинк. А без него даже самая превосходная идея во Вселенной так и останется мертвым стеклом, и никто к ней не прикоснется. Но. когда к вам приходит идея, посланная феей сна, она настолько очаровательна, что от нее просто невозможно отказаться, и идея отправляется в жизнь, изменяя миры. Эти двое нас видят, - подумал я, - значит они - это мы из альтернативной жизни, те, которые выбрали другие пути на карте судеб. Все же как-то не верилось. Фея идей - это мы? Неужели другие уровни нашего "я" многие жизни шлифуют знание, доводя идеи до кристальной ясности, надеясь, что мы увидим и воспользуемся ими в нашем мире?
В этот момент к нам подкатил маленький робот, державший в манипуляторах новый кристалл, под тяжестью которого поскрипывали амортизаторы. Он осторожно установил кристалл на стол Аткина, дал два негромких звонка, и укатил вдоль по проходу.
- Отсюда, - поинтересовался я, -… все идеи? Изобретения? Ответы?
- Не все, - сказала Тинк. - Есть ответы, которые вы получаете сами на основе собственного жизненного опыта. Отсюда приходят только самые странные, самые неожиданные,
те, на которые вы наталкиваетесь, когда освободитесь от наваждения повседневности. Мы просто просеиваем бесчисленные возможности и отбираем из них те, которые вам понравятся.
- А идеи рассказов? - спросил я. - Идеи книг? Чайка Джонатан тоже пришла отсюда?
- Рассказ о чайке для тебя был просто идеален, - нахмурилась она, - но ты только начинал тогда писать и ничего не хотел слушать.
- Тинк, я слушал!
Ее глаза вспыхнули. - И он еще говорит, что слушал! Ты хотел писать, но только чтобы в твоих произведениях не было ничего слишком необычного. Я из сил выбилась, пытаясь привлечь твое внимание!
- Из сил выбилась?
- Пришлось подействовать на твою психику, - сказала она, и в ее голосе послышалось огорчение. Я этого страшно
не люблю. Но если бы я тогда не прокричала тебе в ухо название, если бы не прокрутила весь сюжет, словно фильм перед носом, бедный Джонатан был бы обречен!
- Ты не кричала.
- Да, но ощущение у меня было именно такое после всех попыток до тебя достучаться.
Значит тогда я слышал голос Тинк! Это было очень давно, темной ночью. Никакого крика, просто совершенно спокойный голос произнес: "Чайка Джонатан Ливингстон". Поблизости никого не было, и я до смерти перепугался, услышав этот голос.
- Спасибо, что ты в меня верила, - сказал я.
- Пожалуйста, - ответила она, смягчившись. Она посмотрела на нас торжественно. Мы помахали рукой и комната растаяла, сменилась уже знакомым хаосом. В следующее мгновение мы, как и следовало ожидать, оказались в кабине самолета, отрывающегося от поверхности воды. Рука Лесли лежала на рукоятке газа. Первый раз с тех пор, как началось это необычное путешествие, мы улетали с чувством восхищения, а не печали.
- Пай, как здорово! - воскликнула Лесли. - Спасибо тебе за эту радость!
- Мне приятно, что я смогла так вас порадовать перед тем, как я вас покину.
- Ты нас покидаешь? - спросил я, вдруг забеспокоившись.
- На некоторое время, - ответила она. - Вы знаете, как найти те аспекты себя, с которыми вы хотите встретиться, те места, где можно чему-то научиться. Лесли умеет возвращаться в самолет, когда это нужно, и ты, Ричард, тоже это сумеешь, когда научишься доверять своему внутреннему чувству. Больше вам наставник не нужен.
Она улыбнулась, как улыбаются летные инструкторы, отправляя своих учеников в первый самостоятельный полет.
- Возможностей - бесконечность. Выберете самое для вас важное, доверьтесь этому, исследуйте это вместе. Мы еще встретимся. Улыбка, лазерно-синяя вспышка, и Пай исчезла.
