Через какое-то мгновение маленький самолет оказался окружен плотным кольцом корреспондентов, телекамер, нацеленных на него, как объективы микроскопов на мошку. На огромных экранах появилось изображение альтернативной Лесли. Она открыла фонарь, сняла шлем, отбросила назад свои длинные темные волосы. Видно было, что она огорчена, недовольна собой. Нас на экранах не было.
Первым к ней добрался диктор. - Американский ас Линда Олбрайт! - объявил он в свой микрофон. - Победитель в великолепной схватке с Ли Шенг-Тапок, но, к сожалению, жертва Хиао Хиен Пинта! Что вы можете сказать о своих сегодняшних боях, мисс Олбрайт?
За красной линией стояла толпа фанатов, почти все в кепках и куртках с эмблемами их местных боевых эскадрилий, в основном китайских. Они заглядывали на видеомониторы, пытаясь поймать там себя рядом с изображением Линды Олбрайт. Как радушно принимали ее, героя сегодняшнего дня! Под ее изображением на экранах появилась надпись ЛИНДА ОЛЕРАЙТ, СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ No2, и ряд оценок 9.8 и 9.9. Она стала говорить, и аудитория притихла.
- Отважный Хиао - один из самых великолепных игроков, достойных того, чтобы им гордиться, - сказала она, и громкоговорители разнесли ее слова по всему стадиону. - Моя рука раскрыта в знак уважения к смелости и мастерству вашего великого пилота! Соединенным Штатам Америки выпадет великая честь, если моей незначительной особе представится возможность снова встретиться с ним в небесных просторах вашей прекрасной страны.
Толпа взорвалась одобрительными криками. Чтобы быть звездой Авиа-Игр, недостаточно было только уметь нажимать на гашетку.
Диктор коснулся своих наушников, поспешно кивнул. - Благодарю вас, мисс Олбрайт, - сказал он. - Мы признательны вам за визит на Стадион Три, надеемся, вам понравится наш город, и мы желаем вам успехов в дальнейших раундах этих Международных Игр! - он повернулся к камере. - А сейчас мы перенесемся в Зону Четыре, где только что поднялся в воздух Юан Чинг Чи. Там разворачивается захватывающее сражение.
На экранах возникла панорама неба. Три китайских истребителя строем шли наперерез восьми американским. По стадиону пронесся вздох тревоги и изумления. Все глаза были прикованы к этой картине. То ли эти трое были совершенно в себе уверены, толи им позарез нужны были очки и слава, но их храбрость завораживала и притягивала, как магнит.
Съемка битвы велась как с камер, установленных на каждом истребителе, так и с целой сети специальных съемочных самолетов. Режиссеру, вероятно, приходилось выбирать не менее чем из двадцати картинок. С полосы одна за другой поднялись в воздух две группы по четыре китайских истребителя. Они полным ходом стали набирать высоту, стремясь поскорее присоединиться к сражению, чтобы изменить соотношение сил до того, как эта схватка в Зоне Четыре станет спортивной историей. Линда Олбрайт отстегнула привязные ремни и спустилась на землю, вся сверкая великолепием своего шелкового летного комбинезона цвета огня, который, словно трико танцовщицы, плотно облегал ее фигуру. Поверх него была синяя куртка с белыми звездами и шарф в красно-белую полоску.
Нас окружили репортеры, желающие взять самое свежее, только-что-из-неба, интервью. Видно было, что летные тренировки научили ее не только высшему пилотажу и мастерству ведения боя, но также такту и вежливости. На каждый вопрос она давала неожиданный ответ, причем он был одновременно и искренним и убедительным. Когда вопросы корреспондентов кончились, ее окружила толпа людей, которые тоже хотели задать вопросы, получить автограф, они подсовывали ей программки на китайском языке с ее фотографией на всю страницу.
- Если ее так принимают в чужой стране, когда она потерпела поражение, - сказала Лесли, - то что творится, когда она с победой возвращается домой, в свою страну?
Полицейские освободили нам путь к лимузину, и через полчаса мы втроем были в тихой и спокойной обстановке. Из одного окна нашего номера был виден аэропорт-стадион, из другого - город, река и все остальное. Этот Шанхай был очень похож на тот, что остался в нашем мире, только больше, здания - выше и современнее. На экране телевизора мелькали повторы эпизодов Авиа-Игр и комментарии к ним.
Линда Олбрайт выключила его, коснувшись пульта управления, затем рухнула на диван. - Что за день!
- Как это произошло? - спросила Лесли. - Что привело.,.
- Я нарушила собственное правило, - сказало в ответ ее альтернативное "я". - Всегда смотри назад, Хиао - чудесный пилот, у нас могла бы завязаться потрясающая битва, но…
- Нет, - сказала моя жена. - Я имела в виду, как появились Игры? И почему? Что они для вас значат?
- Вы ведь из другого мира, правда? - спросила Линда.
- Из какого-то утопического, где нет соревнований, да? Из мира, где нет войн? Это же скука.
- Нет, мы не из того мира, где нет войн, - ответил я, - и наш мир не скучный, - он глупый, идиотский. Тысячи людей погибают, миллионы. Наши политики нас запугивают, религии пытаются натравить друг на друга…
Линда взбила подушку и улеглась поудобнее. - У нас тоже тысячи погибают, - сказала она с раздражением. - Как вы думаете, сколько раз я нюхнула пороху, пока стала профессионалом? Исток уж много, но такие дни, как сегодняшний, иногда бывают. В 1980 году американскую команду три дня подряд сбивали в полном составе! И можете представить, что творилось с нашими на суше и на море, когда они на, три дня лишились прикрытия с воздуха! Поляки… - она сделала руками движение вверх, покачала головой, - их невозможно было остановить, они разнесли нас в пух и прах. Три дивизии, триста тысяч игроков выбыли из соревнований! Всю американскую команду обратили в ноль!
В процессе рассказа ее гнев на себя за сегодняшнее поражение несколько поутих.
- Союзники у нас были неплохие, - продолжила она. - Но они сровняли с землей Советский Союз, уничтожили Японию, Израиль. Когда в конце концов они одержали победу над Канадой и выиграли Золотой Кубок, можете себе вообразить, что там было. Польша просто бурлила, вся страна словно с ума сошла. Они закупили собственный телеканал, чтобы отпраздновать эту победу! В ее голосе можно было уловить нотки гордости.
- Ты не понимаешь, - сказала Лесли. - Наши войны - это не игры. Мы убиваем людей не на бумаге. В наших войнах они умирают по-настоящему.
Искорки в ее глазах угасли. - У нас тоже это иногда случается, - ответила Линда. - В Авиа-Играх бывают аварии в воздухе. Англичане в Морских Играх в прошлом году потеряли корабль во время шторма, вся команда погибла. Но хуже всего в этом отношении Сухопутные Игры, там мощная, быстрая техника на дикой, открытой местности. По-моему, у них смелость берет верх над здравым смыслом, стоит лишь им оказаться перед телекамерой. Слишком много несчастных случаев…
- Ты все еще не понимаешь, о чем говорит Лесли? - спросил я. - Бриошей реальной жизни все это чересчур серьезно.
- Понятно, - подхватила она. - Всегда, когда пытаешься осуществить что-то, все становится очень серьезно!
Мы вместе с Советским Союзом построили станцию на Марсе, в следующем году наша экспедиция достигнет Альфы Центавра, практически каждый ученый во все мире сейчас ею занят. Но индустрия с мультитриллионным оборотом не остановится из-за каких-то несчастных случаев.
- Как до тебя можно достучаться, а? - сказала Лесли. - Мы говорим не о несчастных случаях, не об играх или соревнованиях, а о преднамеренном, продуманном массовом убийстве.
Линда Олбрайт села на диване и ошарашено уставилась на нас. - О, Боже! - вдруг воскликнула она. - Вы имеете в виду войну?! - Для нее это было настолько невероятно, что даже не пришло ей в голову.
Ее голос наполнился сочувствием, пониманием. - Простите? - сказала она. - Я и вообразить не могла… У нас тоже были войны много лет назад. Мировые войны, пока мы не осознали, что в следующей из них нам всем придет конец.
- И что вы тогда сделали? Как вам удалось остановиться?
- Мы не остановились. Мы изменились. Она улыбнулась, припоминая. - Все началось с японцев и их автомобилей. Тридцать лет назад компания Мацумото приняла участие в американских соревнованиях по высшему пилотажу. Они установили в спортивный самолет автомобильный двигатель фирмы Сандай, в крыльях разместили миниатюрные кинокамеры и отсняли весьма интересный материал. А затем все это превратилось в первые коммерческие соревнования под эгидой Сандай Драйв. В тому времени, как завершились четвертые, объем экспорта фирмы Сандай невообразимо вырос.
- Это изменило мир?
- Да, постепенно. На сцене появился Гордон Бремер, организатор авиационных шоу. Он подал идею установить в спортивные самолеты микро-телекамеры и лазерные имитаторы пушек, разработал и сформулировал правила, установил большие призы для пилотов, участвующих в воздушных боях. Где-то около месяца эта идея существовала в виде местных шоу-выступлений, а затем вдруг воздушные бои стали новым видом спорта, превосходящим по зрелищности все, что доселе было известно. Это блестящие выступления целых команд, это приемы каратэ, элементы шахмат, битвы на мечах, футбола, и все это в трехмерном пространстве, на бешеной скорости под рев моторов и свист ветра, когда риска и опасностей больше, чем в самом аду.
Ее глаза вновь засветились. То, что привело Линду Олбрайт в спорт, жило в ней по-прежнему, невзирая на все мастерство, которого она достигла.
- При помощи этих камер зритель сам словно оказывался в кабине пилота, это производит неизгладимое впечатление! Каждую неделю это были Кентукки Дерби, Индианаполис Пятьдесят и Супер Баул вместе взятые. Когда Бремер стал транслировать свое шоу на всю страну, он с тем же успехом мог бы поднести спичку к фитилю порохового погреба. Тут же воздушные бои стали вторым по величине телевизионным спортом в Америке, затем первым, а затем американские Авиа-Игры распространились через спутники по всему миру. Все произошло молниеносно!
- Деньги, - сказала Лесли.
- Да, представьте себе, и деньги! Сначала города покупали право выставлять в Авиа-Играх свои команды, затем по результатам отборочных соревнований стали формироваться национальные команды. Затем - вот тут-то все реально и изменилось - начались международные состязания - что-то вроде профессиональной Авиаолимпиады. Два миллиарда зрителей семь дней кряду не отходили от своих экранов, а в это время представители всех стран, которые были способны построить самолет, рубились в воздухе как сумасшедшие. Только вообразите себе доход от рекламы при аудитории такой величины! Некоторые страны только за счет дохода от этих первых соревнований расплатились со своим национальным долгом. Мы замерли, слушая, словно нас околдовали.
- Все это произошло так быстро, что даже не верится. Каждый городок, где был свой аэропорт и пара-тройка самолетов, пытался организовать свою любительскую команду. Большие города… - за несколько лет подростки-оборванцы превращались в спортивных героев. Если ты был уверен, что ты быстрый, сообразительный и смелый, если ты не имел ничего против того, чтобы стать телезвездой международного уровня, ты мог заработать больше денег, чем могли мечтать даже президенты.
Тем временем начался отток асов из Воздушных Сил. Когда подходил к концу срок службы, они увольнялись и переходили в Игры. Конечно же, добровольцы в армию не шли. Кому захочется быть низкооплачиваемым офицером, жить по уставу на какой-то Бог знает где находящейся авиабазе, сидеть целыми днями в тренажерах, которые скорее перегружают нервную систему, чем создают чувство полета, летать на огромных смертоносных самолетах, где удовольствия от полета не ощутишь, и где единственное, в чем можно быть уверенными - это что тебя одним из первых убьют, если начнется война? - Думаю, немногим!
Разумеется, подумал я. Если бы, когда я был мальчишкой, существовали гражданские авиаотряды, если бы была возможность вкусить скорость и великолепие полета каким-нибудь иным способом, кроме службы в армии, молодой Ричард ни за что не пошел бы туда, - это было бы все равно, что добровольно пойти в тюрьму.
- Но почему, несмотря на все эти деньги, вы все еще летаете на винтовых самолетах? - спросил я. - У вас двигатели на сколько, где-то на шестьсот лошадиных сил? Почему реактивная авиация в этом не участвует?
- Девятьсот лошадиных сил, - ответила Линда. - Реактивные самолеты оказались неинтересными. У них скорость сближения вдвое превышает скорость звука. короткая битва длится вообще полсекунды, длинная - до тридцати секунд, причем большую часть этого времени самолеты находятся вне зоны видимости. Моргнул глазом - и все пропустил. После того, как первая волна новизны схлынула, зрители очень быстро устали от реактивных истребителей. Не очень-то тут поболеешь за какого-то университетского технаря, который несется на сверхзвуковом компьютере с крыльями.
- Понятно, что пилоты нашли в Играх, - сказала Лесли. - А как насчет сухопутных войск и флота?
- Они тоже решили не слишком отставать. В Европе было такое количество танков, что сухопутное командование подумало, почему бы не установить на некоторых из них телекамеры и не заработать на этом железе немного денег? Ну и флот, разумеется, не захотел остаться за бортом. Они сразу же взялись за дело масштабно, снабдили корабли лазерными пушками, и в первый же год провели двухнедельные Морские Игры на кубок Америки.
Все это получило у них название Игры в Третью Мировую Войну. Но у военных все это выглядело медленно и неинтересно. В мире телевидения не одержишь победу, когда у тебя лишь пешки, которые сами думать не способны, и машины, которые не работают, на телевидении нужны выстрелы и попадания, приносящие очки.
Тогда возникли частные корпорации, появились гражданские команды для Сухопутных и Морских Игр. Они были легче на подъем, быстрее, сообразительнее. Военных вообще вытеснили из сферы Игр. И теперь уже солдат, танкистов, капитанов было не удержать в армии, когда деньги и слава перешли к невоенным боевым командам.
На телефоне замигали лампочки. Она так увлеклась рассказом об Играх этим двоим с планеты-бойни, что не обратила на них внимания.
- Теперь все были так заняты тренировками, планами, подготовкой к Играм, что уже никто и не думал о настоящей войне. Какой смысл готовиться к сражениям, которые когда-то там могут случиться, а могут и не случиться, если можно прямо сейчас получить удовольствие от боев, да еще заработать на этом деньги!
- И что, армия осталась без работы? - спросил я в шутку.
- Что-то вроде того, их к этому вынудили. Правительства еще пару лет по привычке выделяли на армию средства, но потом налоговые реформы просто положили этому конец.
- И армия погибла? - спросил я. - Слава Богу!
- Да нет, - Линда засмеялась. - Люди спасли ее.
- Люди что? - переспросила Лесли.
- О, поймите меня правильно, - стала объяснять Линда. - Мы любили военных. Каждый год, когда я заполняю налоговую декларацию, я обязательно ставлю птичку в маленький квадратик против них на бланке, выделяя им тем самым средства. Дело в том, что они изменились! Во-первых, они стали гораздо менее тяжеловесными, избавились от бюрократии и коррупции и перестали выбрасывать тонны денег на ветер. Они поняли, что у них есть лишь один шанс выжить, и он заключается в том, чтобы заняться деятельностью, которой в Играх заниматься не приходится, причем заняться этим полноценно, качественно. Это должна была быть опасная, увлекательная работа, работа, требующая усилий всей нации. И она нашлась: создание космических колоний. Через десять лет у нас появилась действующая станция на Марсе, а теперь мы на пути к Альфе Центавра.
В этом что-то есть, - подумал я. - Раньше мне в голову не приходило, что существует еще какая-нибудь альтернатива войне, кроме как всеобщий мир. Оказывается, я ошибался.
- Это могло бы получиться! - сказал я Лесли.
- Это и получилось, - ответила она. - Здесь это получилось.
- Конечно! - подхватила Линда. - Есть еще и другая сторона - влияние на экономику. Когда появились Игры, появилась острая необходимость в высококлассных специалистах: механиках, инженерах, пилотах, стратегах и тактиках, в группах наземного обслуживания… деньги здесь просто невероятные. Я не знаю, сколько получает обслуживающий персонал, но хороший игрок может заработать миллионы. Кроме основной платы, это еще премии за победы,. за каждого новичка, которого ты найдешь и обучишь… Словом, денег у нас больше, чем можно потратить. Опасностей как раз хватает, чтобы чувствовать себя счастливым - иногда их даже несколько больше, чем нужно. Особенно в первом раунде, когда в одном видеосюжете участвуют сорок восемь самолетов, тут уж держи ухо востро… Со стороны двери раздался мелодичный звонок.
- На такую важную персону, как я, всегда найдется кто-нибудь из прессы, - сказала она, направившись к двери. - Ну и конечно же, незачем гадать, кто победит в следующей мировой войне, любой может включить свой телевизор двадцать первого июня и сам все увидеть. Многие, разумеется, делают ставки на фаворитов. Поэтому иногда чувствуешь себя беговой лошадью на скачках Извините, я сейчас. - Она открыла дверь.
Мужчину было почти не видно за огромным букетом весенних цветов.
- Бедняжка, - послышался его голос, - не побыть ли нам с тобой вместе сегодня вечером?
- Крое! Она бросилась ему на шею. В рамке двери оказались две фигуры в сверкающих летных комбинезонах, словно бабочки, купающиеся в цветах. Я посмотрел на Лесли, и беззвучно спросил, не пора ли нам. Ее альтернативное "я" вряд ли будет удобно чувствовать себя, беседуя с людьми, которых ее друг не видит. Но когда я снова обернулся к двери, я понял, что никаких проблем не будет. Мужчиной был я.
- Солнышко, что ты делаешь здесь? - спросила Линда.
- Ты же должен был быть в Тайней, у тебя ведь вылет в третью смену из Тайней!
Мужчина пожал плечами, посмотрел на носок своего летного ботинка, коснулся им ковра. - Но там была большая битва, Линда!
- сказал он. У нее рот открылся от удивления.
- Ты был сбит?
- Только поврежден. Лидер вашей эскадрильи - удивительный пилот. - Он сделал паузу, наслаждаясь ее изумлением, потом рассмеялся. - Хотя, не такой уж и удивительный. Он забыл, что белый дым - это не черный дым. Я уже заходил на вынужденную посадку, выпустил шасси и закрылки, и вдруг на полной скорости сделал мертвую петлю, он оказался в моем прицеле, и я достал его! Повезло, но режиссер сказал, что на экране смотрелось великолепно. Все сражение длилось двадцать две минуты! К тому времени Тайней остался далеко позади, поэтому я вызвал Шанхай Три. Еще даже не приземлившись, я увидел твой самолет, черный от копоти, как овца! Ну и когда все мои интервью закончились, я подумал, что мою жену нужно немножко утешить…
Тут он обвел взглядом комнату, увидел нас, снова повернулся к Линде. - А! Пресса. Прошу прощения. Мне оставить вас на некоторое время?
- Это не корреспонденты, - сказала она, глядя ему в лицо.
-Затем, обращаясь к нам: - Ричард и Лесли, это мой муж Кржиштоф Собески, польский Ас Номер Один…
Мужчина был чуть пониже меня, его волосы были несколько светлее, а брови гуще, чем мои. Его красно-белую куртку украшала надпись "Первая эскадрилья - Польская Команда по Воздушному Бою".
Не считая этого, я мог с тем же успехом смотреть на свое собственное отражение в зеркале, которое с удивлением взирало на меня. Мы поздоровались и Линда как могла объяснила, кто мы и откуда.
- Я понял, - сказал он, с трудом принимая нас, только потому, что это сделала его жена. - То место, откуда вы прибыли, оно похоже на наш мир?
- Нет, - сказал я. - У нас сложилось такое впечатление, что ваш мир построен вокруг игр. Словно ваша планета - это большой аттракцион, что-то вроде огромного карнавала. Нам это кажется несколько странным.
- Вы только что сказали, что ваш мир построен вокруг войны, настоящей войны, преднамеренного, продуманного массового убийства, что ваша планета катится к самоубийству, - сказала Линда. - Разве это не странно?
- Вам это кажется аттракционом, - пустился объяснять ее муж, - но у нас здесь мир, есть много работы, мы процветаем. Даже военная промышленность пережидает подъем; только пушки на самолетах, кораблях и танках у нас не боевые. Вместо этого на них стоят лазерные имитаторы и холостые заряды для создания огня. Зачем воевать, убивая просто так друг друга, если все эти бои можно снять, показать по телевизору, и за счет этого жить по-королевски? Какой смысл гибнуть в настоящем бою, лишь один раз? Разве актеры умирают на съемках лишь одного фильма? Игры - это огромная индустрия. Некоторые говорят, что Игры ни к чему хорошему не ведут, но нам кажется, уж лучше играть в Игры, чем… как это сказать… уничтожать самих себя.
Он подвел свою жену к дивану, взял ее за руку и продолжил.
- Кроме того, Линда не сказала, как легко живется, когда не нужно кого-нибудь ненавидеть! Сегодня я узнал, . что мою жену сбил китайский пилот. Стану ли я сходить с ума от ненависти к нему, ко всем китайцам, к самой жизни? Мне просто не хотелось бы быть на его месте, когда в следующий раз моя Линда настигнет его в небе. Она - Американский Ас Номер Два! - Он посмотрел на нее, увидел, как она нахмурилась. - Надо полагать, она вам этого не сказала?
- Мой номер будет последним, если я не буду глядеть по сторонам, - сказала она. - Никогда так глупо себя не чувствовала, Крис. Никогда не чувствовала себя так… прежде, чем я успела понять, в чем дело, прозвучал сигнал, что я сбита, и заглох двигатель. И тут же рядом проносится Хиао и заливается смехом…
Лампочки, которые поначалу мигали на телефонах изредка, стали мигать чаще, настойчивее. Наконец аппараты зазвонили - обрушилась целая лавина звонков. Звонили продюсеры, режиссеры, официальные представители команд, представители городских властей, прессы, телевидения. Если бы эти двое жили в наше время и в нашем мире, мы бы решили, что они - рок-звезды, совершающие турне.
Столько всего можно было бы у них еще спросить, - подумал я, - но им надо еще обсудить завтрашнюю стратегию со своими тренерами, поговорить друг с другом, поспать, наконец.
Мы с Лесли поднялись и молча помахали им на прощание. Оба они разговаривали по телефону. Линда прикрыла свой микрофон рукой.
- Не уходите! Мы уже через минутку… Крис тоже прикрыл свой микрофон. - Подождите! Мы можем вместе пообедать! Останьтесь, пожалуйста!
- Спасибо, но нам пора, - сказала Лесли. - Вы и так уделили нам чересчур много времени.
- Счастливой посадки вам обоим, - добавил я. - И мисс Олбрайт, давайте с сегодняшнего дня будем оглядываться назад. О'кей?
Линда Олбрайт покраснела, закрыла лицо руками, и их мир исчез. Поднявшись снова в воздух, мы продолжили наш разговор, восхищаясь Линдой, Крисом и их временем, которое представилось нам великой альтернативой нашему времени. Ведь постоянная война и подготовка к войне, казалось, замкнули наш земной мир в мрачном технократическом средневековье.
- У нас еще есть надежда! - сказал я.
- Но какой контраст! - воскликнула Лесли. - Невольно замечаешь, как много мы растрачиваем на страх, подозрительность и вражду!
- Интересно, много ли существует здесь, под нами, других миров, где люда живут так же творчески, как они? - спросил я. - Каких миров больше, таких, как у нас, или таких, как у них?
- Может быть, они все здесь такие же творческие! Давай приземлимся еще раз! Солнце над головой представляло собой сферу мягкого медно-красного сияния в фиолетовом небе. Оно было раза в два больше, чем наше Солнце, но не такое яркое. Планета располагалась ближе к звезде, но при этом было не теплее, чем на Земле. Вся панорама отсвечивала слабым золотым сиянием. В воздухе едва заметно ощущался запах ванилина.
Мы стояли на склоне холма, где лес переходил в луг, и спиральная галактика крохотных серебристых цветков сверкала вокруг нас. С одной стороны от нас вдали простирался океан, почти такой же темный, как небо, и алмазная река мерцала по пути к нему. По другую сторону до самого горизонта тянулась обширная "равнина, по которой были разбросаны необитаемые холмы и долины. Все было пустынным и спокойным. Мы словно вернулись в Эдем.
С первого взгляда у меня создалось впечатление, что мы высадились на планету, нетронутую цивилизацией. Или, может быть, люди здесь превратились в цветы?
- Это… это похоже на "Звездные путешествия", - сказала Лесли. Чужое небо, красивая чужая земля.
- Вокруг ни души, - отметил я. - Что нам делать на этой пустынной планете?
- Это не может быть необитаемая планета. Ведь здесь где-то должны быть мы.
Я посмотрел более внимательно и понял, что был не прав. Далеко за естественным пейзажем слабо виднелось что-то похожее на шахматные доски. Это были едва заметные очертания городских кварталов, проспектов и улиц. Казалось, что можно разглядеть скоростные трассы, по которым когда-то ездили машины, впоследствии растаявшие в воздухе. Моя интуиция редко подводит меня.
- Я знаю, что случилось. Мы находимся в районе Лос-Анджелеса, только опоздали на тысячу лет! Смотри! Вон там когда-то была Санта-Моника, а там Беверли-Хиллз. Цивилизации пришел конец!
- Возможно, - ответила она. - Но над Лос-Анжелесом никогда не было такого неба, правда? И двух лун? - Она указала мне на них.
Вдали над горами довольно отчетливо виднелись одна красная луна и одна желтая. Они были не такими большими, как земная Луна, и возвышались в небе одна над другой.
- Да, - сказал я, соглашаясь с Лесли. - Это не Лос-Анджелес. Это "Звездные путешествия". Мы заметили какое-то движение в лесу недалеко от нас.
- Смотри!
Среди деревьев показался леопард, он двигался в нашу сторону, и его шерсть с отчетливыми белыми пятнами была цвета солнца на закате. Я подумал, что это леопард, потому что на шкуре зверя были пятна, хотя по размеру он был больше похож на тигра. Он передвигался каким-то странным хромающим шагом, с трудом поднимаясь на пригорок, и мы слышали его Тяжелое дыхание, когда он приблизился к нам.
Он никак не может увидеть или напасть на нас, говорил я себе. Он не выглядел голодным, хотя, глядя на тигра, трудно сказать, что у него на уме.
- Ричи, он ранен!
Эта странная походка была вызвана тем, что какая-то ужасная сила обрушилась на животное, а не тем, что это было существо другой планеты. В золотистых глазах застыло страдание, но животное тяжело передвигалось вперед. Казалось, что его жизнь зависит от того, удастся ли ему пересечь поляну и углубиться в лес позади нас.
Мы бросились на помощь, хотя я не знал, что мы могли бы сделать, даже если бы были здесь в телесном облике.
Вблизи животное оказалось громадным. Гигантская кошка была высотой с Лесли и весила, должно быть, не меньше тонны.
В ее дыхании мы слышали начинающуюся агонию, и поняли, что ей осталось жить совсем недолго. Запекшаяся и почти уже высохшая кровь была видна на лопатках и на боках животного. И вот сено упало, проползло несколько шагов вперед и снова растянулось среди серебристых цветов. В последние минуты своей жизни, думал я, почему оно так отчаянно стремится добраться до тех деревьев?
- Ричи, что мы можем сделать? Мы же не можем просто так стоять и даже не попытаться помочь! - В ее глазах была видна боль. - Ведь должна же быть какая-то возможность…
Лесли склонилась над огромной головой, протянула руки, чтобы приласкать умирающее животное, успокоить его, но они прошли сквозь его шерсть. Животное тоже не могло ощутить ее прикосновения.
- Не беспокойся, дорогая, - сказал я. - Тигры выбирают себе судьбы точно так же, как и мы. Смерть - это не конец их жизни, так же, как и для нас… "Все это верно", думал я, но как слабо это утешает.
- Нет! Мы не могли оказаться здесь и видеть, как это прекрасное… как оно умирает. Ричи, нет! Гигантское животное, дрожало в траве. Дорогая моя, - думал я, прижимая ее к себе, - для этого есть причина. Для всего есть причина. МЫ просто не ! знаем, что здесь сейчас происходит.
Голос, который донесся с опушки леса, был приятен, как солнечный свет. Однако он прозвучал у нас за спиной неожиданно, как удар грома.
-Тйин!
Мы быстро повернулись, чтобы посмотреть. На краю цветочной поляны стояла женщина. Поначалу я подумал, что это Пай, но ее кожа была светлее, а легкие, как кленовые листья волосы были длиннее, чем у нашего гида. И все же, она казалась сестрой нашего "я" из этого мира в той же мере, в какой выглядела сестрой моей жены: то же плавное очертание щеки, та же заостренная линия подбородка. Ее платье было ярко-зеленого цвета, а поверх него была надета мантия темно-изумрудного цвета, которая почти касалась земли.
Мы видели, как она подбежала к раненому животному. Громадное существо зашевелилось, подняло над цветами голову и прорычало в последний раз своим надломленным голосом.
Женщина приблизилась к нему в мелькающей зелени своей одежды, без. страха склонилась перед ним и нежно прикоснулась к нему руками, которые выглядели крошечными на огромной морде зверя.
- А сейчас поднимайся… - прошептала она. Оно послушно сделало несколько попыток, но лапы лишь загребали воздух.
- Боюсь, что оно серьезно ранено, мадам, - сказал я. - Едва ли вы сможете ему помочь…
Она не слышала меня. С закрытыми глазами она сконцентрировала всю свою любовь на теле зверя и легонько ударила его рукой. Затем она быстро открыла глаза и заговорила:
- Тйин! Малышка, поднимайся! Снова зарычав, тигр вскочил на ноги так быстро, что вокруг него в воздух полетела трава. Он глубоко вздохнул, возвышаясь над женщиной среди цветов.
Она встала в полный рост, положила руки на шею животного, прикоснулась к его ранам и разгладила шерсть на лопатках. - Глупый котенок, Тйин, - сказала она. - Куда ты смотрела? Твое время умереть еще не пришло!
Запекшаяся кровь пропала, когда она смахнула ее, как пыль со шкуры экзотической раскраски. Громадное создание посмотрело вниз на женщину, на мгновение закрыло глаза и уткнулось мордой в ее плечо.
- Я бы посоветовала тебе еще пожить некоторое время, - сказала женщина, - что же будет с твоими голодными малышами, а? Ну, давай, иди куда тебе нужно.
Мы услышали рев, похожий на рев дракона, который не желал уходить.
- Иди! И будь осторожна на скалах, Тйин, - сказала она. - Ты ведь не горный козел!
Гигант покачал в ответ головой, встряхнулся и убежал прочь легкими, грандиозными прыжками. Зверь пересек поляну, тени замелькали среда деревьев, и он пропал из виду.
Женщина смотрела ему вслед, пока он не скрылся, а затем повернулась к нам, как ни в чем ни бывало.
- Она любит высоту, - промолвила женщина, как бы оправдывая безрассудство животного. - Просто сходит с ума от высоты и не понимает, что не каждая скала может выдержать ее вес.
- Что ты с ней сделала? - спросила Лесли. - Мы думали… казалось, что нет уже никакой надежды, и мы думали…
Женщина повернулась и направилась в сторону вершины холма, приглашая нас взмахом руки следовать за ней.
- Исцелить животных можно очень быстро, - сказала она, - но иногда для того, чтобы им помочь, нужно немножко любви. С Тйин мы знакомы уже давно.
- Мы с тобой, должно быть, тоже старые друзья, - сказал я, - если ты можешь видеть нас. Кто ты?
Она пристально взглянула на нас, пока мы следовали за ней. У нее было великолепное лицо, а глаза еще более темного, чем мантия зеленого цвета, просветили каждого из нас на один миг, как лазер, заметно переводя взгляд слева направо несколько раз, она быстро читала наши души. Сколько разума в этих глазах! И никакого притворства, полная открытость. Затем она улыбнулась, будто внезапно поняла что-то.
- Лесли и Ричард! - сказала она. - Я - Машара!
Откуда она могла знать нас? Где мы раньше встречались? Что она делала в этом месте, и что для нее значит это место? Вопросы окружили меня со всех сторон. Какая невидимая цивилизация живет здесь? Чем руководствуются в жизни здешние люди? Кто эта женщина?
- Я - это вы в этом измерении, - сказала она, будто услышав мои мысли. - Те, кто знает вас здесь, называют вас Машарой.
- Какое это измерение? - спросила Лесли. - Где мы? Когда…? Она засмеялась.
- У меня тоже есть к вам вопросы. Идемте. Сразу за опушкой леса мы увидели домик, который был размером не больше, чем горная хижина. Он был сложен из камней без раствора. Камни были так обработаны и подогнаны, что не было ни одной щели, куда бы поместился краешек игральной карты. В окнах не было стекол, дверь тоже отсутствовала.
Целое семейство толстых нелетающих птиц прошагало одной вереницей через двор. Пушистый зверек с разноцветными полосками шерсти на хвосте и хищной мордочкой лежал, развалившись на ветке дерева. Он открыл глаза на мгновение, пока мы проходили мимо, а затем снова закрыл их и погрузился в сон.
Машара пригласила нас войти, ступив первой в дверной проем. Внутри возле окна на подстилке из листьев и соломы дремал зверек цвета летних облаков, который был похож на молодого гуанако. Наше появление заставило его повернуть уши в нашу сторону, но не вызвало у него столь сильного интереса, чтобы он встал на ноги.
В маленьком домике не было ни печи, ни кладовой, ни кровати. Казалось, что тот, кто живет здесь, не ест и не спит. Однако домик был наполнен уютом и казался вполне безопасным. Если бы мне пришлось угадывать, я бы сказал, что Машара - добрая лесная колдунья.
Она усадила нас на скамью у стола, который стоял перед большим окном. Из него открывалась широкая панорама леса, луга и долины.
- Я живу в пространстве-времени, которое существует параллельное вашим, - сказала женщина, - вы ведь знаете, что это значит. Другая планета, другое солнце, другая галактика, другая вселенная, но то же самое сейчас.
- Машара, правда ли, что когда-то давно на этой планете произошло нечто ужасное? - спросила Лесли.
Я понял, что она имеет в виду. Эти следы на земле, эта необитаемая планета. Может, Машара - последний представитель цивилизации, которая когда-то процветала здесь?
- Вы тоже помните об этом! - вскрикнула та, кто была нашим другим "я". - Но разве это плохо, если цивилизация, которая разрушила все на этой планете от морского дна до стратосферы… разве это так ужасно, если такая цивилизация исчезает? Разве это плохо, когда планета излечивает себя?
Впервые я почувствовал себя неуверенно в этих местах, воображая себе, какими должно быть были последние дни этой цивилизации, когда везде кружилась и убивала смерть.
- А разве хорошо, если погибает что-то живое? - спросил я.
- Не погибает, - ответила она через мгновение, - а видоизменяется. Здесь жили те ваши воплощения, которые избрали бывшее тут общество. Были также другие воплощения в других мирах, которые протестовали против него и делали все от них зависящее, чтобы изменить судьбу цивилизации в лучшую сторону. В одних вселенных вы победили, в других потерпели поражение, но везде чему-то научились.
- Но планета ожила, - сказала Лесли, - посмотрите на нее! Реки, деревья, цветы… она прекрасна!
- Планета ожила, но люди - нет. - Сказала Машара, глядя вдаль.
В словах этой женщины совсем не чувствовалось личной заинтересованности. Они были редкими, но не осуждающими. Она просто говорила правду о том, что здесь произошло.
Зверек поднялся на ножки и неторопливым легким шагом вышел наружу.
- Эволюция дала в распоряжение цивилизации эту планету. Через сотни тысяч лет люди восстали против эволюции, стали разрушать, а не созидать, паразитировать, а не исцелять. Поэтому эволюция взяла обратно свой дар и положила конец цивилизации, спасая планету от разума и передавая ее на попечение любви.
- Это… - сказала Лесли, - это твоя работа, Машара? Спасать планеты? Она кивнула.
- Спасать эту планету. Для нее я - это терпение и защита, сострадание и понимание. Я воплощаю в себе все высшие идеалы, которые люди древности находили в себе. Здесь процветала когда-то прекрасная во многих отношениях культура и великолепное общество, но они в конце концов пали жертвой собственной жадности и недальновидности. Люди превратили леса в пустыни. Искромсали тело планеты шахтами, завалили ее отходами, отравили воздух и океан, засорили почву радиацией и ядами. У них были миллионы миллионов шансов для того, чтоб измениться, но они не сделали этого. Из земли они выкапывали изобилие для немногих, тяжкий труд для остальных и могилы для своих детей. В конце концов дети не согласились с этим, но когда это случилось, было уже слишком поздно.
- Как могла целая цивилизация быть такой слепой? - спросил я. - И то, что ты сейчас делаешь… Ты знаешь ответ? Она повернулась ко мне. Эти была непобедимая любовь.
- Я не знаю ответа, Ричард, - сказала она. - Я - это и есть ответ.
Некоторое время мы молчали. Край солнечного диска коснулся горизонта, но до наступления темноты было еще далеко.
- А что случилось с остальными? - спросила Лесли.
- В последние годы, когда они поняли, что уже слишком поздно что-либо менять, они создали в своих лабораториях нас, - суперкомпьютеры на сверхпроводниках. Они научили нас восстанавливать планету и выпустили нас из лабораторий, чтобы мы работали на воздухе, которым они больше не могли дышать. Последним их действием, за которое планета простила им все их грехи, было предоставление в наше распоряжение их герметических лабораторий, чтобы спасти в них тех диких животных, которые еще не исчезли. Люди называли нас работниками по восстановлению планеты. Они попрощались с нами, благословили нас и ушли все вместе в те ядовитые места, где когда-то были леса. - Она опустила глаза. - И теперь их больше нет.
Мы вслушивались в эхо ее слов и думали о том, какое одиночество и отчаяние выпало, должно быть, на долю этой женщины.
Она говорила обо всем этом с такой потрясающей легкостью.
- Машара, - спросил я, - они создали тебя? Ты - компьютер? Прекрасное лицо повернулось ко мне.
- Меня можно описать как компьютер, - ответила она. - Но ведь и тебя тоже можно так представить.
Когда я спрашивал у нее, я почувствовал, что тот великолепный образ, который у меня уже успел сложиться, был частично разрушен.
- Ты… - сказал я. - Машара, ты живая?
- Почему тебе это кажется невозможным? - спросила она. - Имеет ли значение, на какой структуре основывается проявление человечности, создана ли она из атомов углерода или из атомов кремния и галлия? Разве человеком рождаются?
- Конечно! Самые ничтожные… даже разрушители, даже убийцы - все они люди, - запротестовал я. - Нам они могут не нравиться, но все же это люди. Она отрицательно покачала головой.
- Человек - это выражение жизни, излучающее свет и любовь во всех измерениях, в которых он оказывается, в каком бы виде он там ни присутствовал. Человечность - это не физическая характеристика, Ричард. Это духовная цель. Это не то, что нам дается, а то, чего мы должны достичь.
Мне эта мысль показалась восхитительной, особенно если принять во внимание, что я услышал ее на месте великой трагедии. Как я ни старался увидеть в Машаре машину, компьютер, вещь, я не мог этого сделать. Было ясно, что ее жизнь определялась не химией соединений тела, а глубиной ее любви.
- Мне кажется, что я привык считать всех людей человечными, - сказал я. - Возможно, тебе следует изменить свое мнение, - сказала она.
Моя любопытствующая часть уставилась на эту женщину, рассматривая ее сквозь призму ее нового названия. Суперкомпьютер! Я должен был испытать ее.
- Сколько получиться, если тринадцать тысяч двести девяносто семь разделить на две целых и тридцать два миллиона триста семьдесят тысяч одну стомиллионную, возведенные в квадрат?
- Тебе нужно это знать? Я кивнул. Она вздохнула. - Две тысячи четыреста шестьдесят два, запятая, четыре, ноль, семь, четыре, ноль, два, пять, восемь, четыре, восемь, два, восемь, ноль, шесть, три, девять, восемь, один… Сколько тебе нужно десятичных цифр?
- Поразительно! - воскликнул я.
- Откуда ты знаешь, что я не выдумала это все? - спокойно спросила она.
- Извини меня. Это бы было просто… ты выглядишь такой…
- Хочешь окончательной проверки? - спросила она.
- Ричард, - предусмотрительно сказала Лесли. Женщина с благодарностью взглянула на мою жену.
- Ты знаешь, что является окончательной проверкой на человечность, Ричард?
- Нет, не знаю. Ведь никогда нельзя точно сказать…
- Ответишь мне на один вопрос?
- Конечно.
Она смотрела прямо мне в глаза. Это была добрая лесная фея, которая не боится ничего, что должно случиться в будущем.
- Скажи мне, - попросила она, - как бы ты себя чувствовал, если бы я умерла, прямо сейчас? Лесли судорожно вздохнула. Я вскочил на ноги.
- Не надо!
Меня внезапно, как резкий удар ножом, пронзил ужас, что высшая форма любви, которой наделена наша параллельная сущность из этого Мира, может быть такой самоубийственной. Неужели она хочет, чтобы мы чувствовали себя виноватыми л ее уходе из жизни?
- Машара, не надо!
Она упала легко, как цветок, и лежала неподвижно, спокойно, как неживая. Ее прекрасные зеленые глаза стали совсем безжизненными.
Лесли бросилась к ней. Призрак человека так же нежно обнял призрак компьютера, как добрая колдунья совсем недавно обнимала громадную кошку, которую она любила.
- А как бы ты чувствовала себя, Машара, - спросила Лесли, - если бы Тйин и ее детеныши, леса, море, и планета, которую доверили твоей любви, умерли вместе с тобой? Неужели ты не уважаешь другие жизни так, как мы уважаем твою?
Очень медленно жизнь вернулась к ней. Прекрасная Машара зашевелилась и повернула лицо, чтобы посмотреть на свою сестру из другого времени. Они были подобны двум зеркалам, поставленным друг против друга. Одни и те же великие ценности сияли в различных мирах.
- Я люблю вас, - сказала Машара, медленно садясь и поворачиваясь в нашу сторону. - Не думайте, что… что я не забочусь… Грустная улыбка пробежала по лицу Лесли.
- Как мы можем видеть твою планету и думать, что ты не заботишься? Как мы можем любить нашу собственную Землю, не любя тебя, дорогая попечительница?
- Вам пора, - сказала Машара, закрывая глаза. Затем она прошептала:
- Вы запомните нашу встречу? Я взял руку своей жены и кивнул в ответ.
- Первые цветы, которые мы будем отныне сажать в каждом году, первые деревья, - сказала Лесли, - мы будем сажать для Машары.
Зверек-гуанако мягко подошел к дверному проему, навострил уши, а темные глазки и бархатный носик тянулись к женщине, которая для него означала дом. Последним, что мы видели, было то, как добрая лесная колдунья обняла своими руками его шейку, отвечая ему любовью на любовь.
Маленький домик растаял в фонтане брызг и солнечного света. Ворчун снова свободно устремился ввысь над рисунками на поверхности воды. - Какая прекрасная душа, - сказал я. - Подумать только, одно из самых дорогих для нас человеческих существ, которых мы когда-либо знали, - это компьютер!
