- Ничего, как пару раз упадет - созреет.
- Так как? - Завтра поговорим.
- Так бы сразу. Спасибо.
- Клиент созрел. Спокойной ночи.
Мы пошли спать в свой кунг. Постепенно навалилась усталость, страшно хотелось спать. Придя "домой", мы застали Пашку за накрытым столом. Он сиял словно новогодний пряник на елке, завернутый в фольгу. Счистив налипшую на ботинки грязь, сделавшую их похожими на огромные бахилы, мы ввалились в кунг.
- Ты что сияешь, как приз выиграл? - спросил Юрка у Пашки. Я молчал, в голове крутилась какая-то мысль, не оформившаяся до конца, но казалось, что очень важная.
- Так, я наслышан, что вы сотворили на "Северном"…
- Молчи. Молчи и никогда никому об этом не говори. Ничего не было. Ты понял? - жестко я оборвал его. Не было желания даже вспоминать, а обсуждать это - тем более. - Доставай, что есть у нас в заначке. А мы пойдем руки вымоем.
Оставив оружие и раздевшись, мы вышли с Юркой на улицу с чайником теплой воды. Поливая друг друга и отфыркиваясь, мылись долго и тщательно.
Кожа вновь задышала. Вытерлись жесткими армейскими вафельными полотенцами.
Присели на лесенку, закурили, подставив лица не очень холодному ночному зимнему ветерку. Было желание вот так долго сидеть. Просто сидеть и ни о чем не думать. Сидеть и курить. В кулаке разгорается от затяжек огонь сигареты, обжигая ладонь. Благодать. Юрка вмешался в мое мажорное настроение: - Ты что на Пашку напустился? - Нечего попусту языком трепать. Что было, то прошло, а обсуждать, из пустого в порожнее переливать, тем более солдату, ни к чему. Сейчас будет ходить, трепать по КП то, что мы ему расскажем. Пусть обижается, но молчит.
Я думаю, что если выберемся, тьфу, тьфу, тьфу, чтобы не сглазить, то у нас еще на дыбе спросят, что это вы, сукины дети, замышляли. Просто в бой не идти, или хотели мятеж поднять. Поэтому и тебе советую заткнуться и не вспоминать об этом.
- Испугали ежа голой задницей.
- Мы с тобой, родной ты мой, не на Великой Отечественной, а в войне за чью-то собственность. И вот хозяин этой собственности и спросит нас, не против него ли мы собирались повернуть вверенное оружие. Технику и людей.
Юра, мы с тобой участники такого дешевого водевиля, что если бы не было так страшно, то можно было бы просто посмеяться. Вот ты знаешь, для чего ВСЕ это? - Брось, Слава, крыша поедет.
- Она у меня уже съехала, раз я начал задавать такие вопросы, - я достал новую сигарету и от окурка прикурил, потом бросил его под ноги и затушил каблуком.
- Вот так и нас с тобой, придет время, а оно придет раньше, чем мы предполагаем, выбросят. Вытрут ноги и выбросят. И как ты, когда покуришь, сплевываешь, так и нам вслед плюнут. Попомни мои слова. Если мы сейчас посмели командующему показать свои зубы, так и не побоимся показать, а если надо, то и перегрызть глотку - начальнику, командиру. Мы привыкли к крови, к смерти. Я не могу спать, если ночью тихо. Когда работает артиллерия, то сплю как младенец, а когда авиация, еще лучше.
- Я тоже, - тихо заметил Юрка.
- Вот ты ответь на один простой и глупый вопрос, что такое национальность? - Как что? - не понял Юрка. - Ты с ней родился. Если хочешь, то Богом она дана тебе.
- А если, допустим, чеченца в младенчестве вывезли во Францию. Всю жизнь скрывали от него, кто он. Дали свою фамилию, воспитывался он в той среде. Обучался в нормальной французской школе, потом в ихнем институте, постиг их культуру. Кто ОН? Если тебе легче, то не чеченца, а русского вывезли во Францию. Жаль, что не меня. Так, Юра, КТО ОН? - Получается, что француз, - неуверенно произнес Юра.
- Так вот и получается, что национальность - это не биологическая категория, а социальная. То есть люди сами создали себе проблему, придумали национальный критерий и, прикрываясь им, стравливают нас. Древние придумали аксиому, которая действует: "Разделяй и властвуй". Ты вспомни, что даже в советские времена, когда был провозглашен лозунг о равенстве наций и народов, русские служили на национальных окраинах, а "чурки" - в Прибалтике или в России, прибалты - на Украине, в Молдавии. Тем самым получалось, что стрелять, в случае бунта стрелять в соплеменников тяжелее, чем в аборигенов.
А отцы-замполиты искусственно подогревали национализм.
- А как же патриотизм? Любовь к Родине? - К Родине? - Да, именно, к Родине, - Юрка торжествовал. Вопрос был трудный.
- А что такое Родина, Юра? - тихо спросил я. - Я не цыган, не еврей и не какой-нибудь кочевник. Но ты мне объясни, что такое Родина. Какой смысл ТЫ вкладываешь в это понятие. Раньше солдаты кричали "За Бога, Царя, Отечество!", потом "За Родину, за Сталина!" А сейчас? "За Родину и Президента!", "За Родину и Грачина". - Я сплюнул. - Лет через двадцать, может, в каком-нибудь фильме и покажут, как идут цепью на пулеметы с таким идиотским криком. И как говорил Грачин, что мальчики умирали с улыбкой на устах, всадил бы я ему грамм тридцать свинца в брюхо и посмотрел, как он бы умирал с улыбкой на устах. Так что такое Родина? Это Президент, который развалил Союз, а потом бросил нас с тобой в одно пекло, в другое, третье. А в личном деле даже отметки забыли поставить. Разве Родина, которая любит своих сыновей, пошлет их на смерть? Разве нельзя было хирургически уничтожить опухоль - Дудаева? Молчишь. Можно, все можно. И мы, и весь мир хлопали бы в ладоши, что так аккуратно все провели. Все можно, если ты не в сговоре с Дудаевым. Патриотизм? Оскар Уайльд, был такой толковый англичанин, сказал, что патриотизм - это последнее прибежище негодяев. Самый главный парадокс заключается в том, что я люблю Россию, люблю эту территорию, но не люблю правительство. А данный парадокс рождает ненависть к понятию "Родина".
Трудно жить в стране, которую ненавидишь.
- А зачем ты воюешь? И, на мой взгляд, неплохо воюешь.
- Не подлизывайся. Сам не знаю. Родину защищаю. Парадокс. Дурдом. Здесь все просто. Черные и белые. Индейцы и бледнолицые. Мы защищаем свою Родину, которую они пытаются разорвать. Крыша едет от таких мыслей. Знаешь такой анекдот: приезжает в часть генерал и ходит, проверяет. Потом говорит командиру: "Мрачно у тебя здесь, покрась забор во все цвета радуги".
Командир под козырек: "Есть!" Идут дальше. Генерал: "Поставь кровати в шахматном порядке, все веселей будет". Командир опять: "Есть, товарищ генерал!" Генерал: "Ты что, командир, личного мнения не имеешь? Под всякую чушь, ерунду отвечаешь "Есть"?" Командир: "Мнение-то я имею, а вот выслуги у меня нет, а то бы я тебя, генерал, с твоей чушью на хрен послал". Нет у меня, Юра, выслуги. А то бы не было раздвоения личности у меня.
- Так, может, тебе к психиатру сходить? - И он мне объяснит, что такое Родина и чьи интересы я здесь защищаю? И почему нефтеперегонный завод мы не можем взорвать? А руки так и чешутся.
Устроить кому-нибудь большое западло. Вот только если бы восстанавливали потом только они из своего кармана, то было бы хорошо, а то ведь за счет бюджета. Кстати, Юра, ты ведь знаешь, что авиация в первую очередь дотла разнесла местное министерство финансов? - Знаю, ну и что? - Давай спорить, что сейчас авиация не дворец Дудаева в темноте долбит и не склады с боеприпасами и казармы духов, а чеченский Госбанк.
- Да ну, вряд ли, - протянул Юрка, - хотя если эти уроды сначала Минфин, а затем, по логике, накануне штурма… Вполне могут. Тем самым они предупреждают, что скоро штурм. Во гады! - А я о чем. Так что такое Родина, Юра? - Пошел на хрен. Софист несчастный. Тебе в замполиты надо было идти.
- У меня папа бывший военный, так я от него перенял стойкую антипатию к замполитам, хотя и там иногда попадаются порядочные люди. Редко, но бывают.
- Пошли жрать, а то околеем. Напьемся? - С радостью, но не получится. Тем более что и день был тяжелый.
Вспомни, мы с тобой выкушали по полкилограмма водки на нос, закусывая только "курятиной", и хоть бы хны.
- Было дело, - Юрка мрачно сплюнул. - Бля, во жизнь! Захочешь напиться и не можешь. Приеду домой - нажрусь до зеленых соплей и мордой в салат.
- Точно. В салат. В "зимний". По самые уши. Вот только как бы не захлебнуться.
Мы засмеялись. Когда задаешь глупые вопросы, на которые у тебя нет ответов, и ты ничего не можешь изменить, остается только плыть по течению, держаться за напарника. Мы вошли в кунг. Пашка накрыл стол и поставил в центре открытую бутылку водки.
- Коньяк остался? - Остался.
- Так ставь его на стол. Радуйся жизни.
Юрка укоризненно посмотрел на меня. Было понятно - неизвестно, доведется ли нам выпить коньяк этот позже, но взгляд его красноречиво говорил, мол, зачем я свои гнилые мысли на бойце вымещаю. Пашка, не убирая водку, поставил коньяк. Я взял, открыл и почти полные налил стаканы. Было дикое желание напиться.
- Поехали! - я поднял свой пластмассовый стаканчик.
Остальные последовали моему примеру. Сдвинули свои "кубки", они прошелестели, темная жидкость коньяка в них заколыхалась, когда мы чокнулись. Опрокинул. Тяжелая, вязкая жидкость потекла вниз. Я зажмурился от удовольствия. Вот она дошла до желудка и начала там растекаться теплом.
Принялись закусывать. Молча, без слов. Нечего говорить. Все уже определено, решено без нас. Можно написать рапорт и уехать домой, но такой мысли даже не возникало.
Мы быстро жевали, как только тепло начало в желудке проходить, я разлил остатки коньяка. Юрка быстро взял свой стаканчик: - У нас что, просто пьянка? Пьем без тостов.
- Нет, мы просто ужинаем, но если хочешь что-то сказать, то говори, но покороче, а то коньяк горячий, а тем более водку, я не пью.
- Я предлагаю выпить, - начал Юра, - за то, что Бог нам помогал раньше.
Я хочу выразить общую надежду, что удача нас не оставит и мы выберемся из этого пекла…
- Чтобы через пару лет попасть в новое… - перебил и продолжил я.
- Может, и попадем, но сейчас, а может, и через день, нам предстоит идти на Минутку, и поэтому, Господи, пошли нам удачу. За удачу! - Юра, ты служишь в армии? - Ну и что? - А то, что в армии единоначалие и субординация, а ты, минуя командира, напрямую обращаешься к Богу. За это можно получить взыскание.
- Пошел на хрен, идиот! - Юрка выдохнул и опрокинул, выпил коньяк.
Мы с Пашкой тоже опрокинули. В голове что-то зашумело. Неужели хмель появился?! Это здорово. Я боялся спугнуть это чувство и сидел, не шелохнувшись. Наступило легкое опьянение, оно нарастало и нарастало.
- Слава, ты что? - испуганно спросил Юра.
- Ничего, - я нехотя открыл глаза, - гад, ты мне хмель спугнул.
Голова стала абсолютно ясной и чистой: - Тьфу на тебя. Тьфу на тебя три раза.
- Чего спугнул? - недоуменно спросил напарник.
- Чего-чего, - передразнил я его, - хмель, гад, спугнул ты мне. Я сижу и чувствую, как начинаю пьянеть, а тут ты лезешь со своими вопросами.
- Я смотрю, что ты сидишь и как кот, который гадит, в одну точку уставился, а потом и вовсе закрыл глаза. Ну, думаю, может, поперхнулся.
Извини, что кайф тебе сломал. Может, еще догонишь? - Хрен его догонишь, - досада меня разбирала, - но можно попробовать, наливай.
Я взял бутылку водки, которую Пашка вначале поставил на стол, и разлил по стаканам. Мы с Юркой не закусывали. Может, после смешения водки с коньяком удастся немного опьянеть. Я встал, держа стакан с водкой.
- Третий тост.
- Третий, - подхватил Юрка.
- Третий, - эхом отозвался Пашка.
Немного постояв молча, мы почти одновременно выпили и, не закусывая и не запивая, сели на свои места. Молча, не торопясь начали закусывать.
- Это правда, что в лоб будем Минутку брать? - спросил Пашка с набитым ртом.
- Правда, сынок, правда, - ответил я. Я знал, что он терпеть не мог, когда его называли "сынком". Пашка взвился: - Какой я вам сынок! У меня у самого вот будет сынок.
Подумал и добавил: - А может, дочка. А вы - "сынок, сынок".
- Так, Паша, сынка сделать большого ума не надо - это десятиминутное дело, а потом всю жизнь мучайся. Вот из тебя, как ни старались, а так человека и не сделали.
- Почему не сделали? - Пашка уже весь ощерился.
- Пьешь много, нам хамишь. А мы к тебе как к родному. Надо воспитывать.
Как думаешь, Слава? - Да, - я подхватил, - пора переходить к радикальным средствам. Ты какого хрена в эшелоне караул напоил? Пьяный часовой, да еще с оружием - преступник. Значит, ты пособник.
- Какой пособник? - Обыкновенный, в тридцать седьмом приписали бы тебе диверсию и к стенке по законам военного времени. И пломбу свинцовую в затылок, - я коснулся пальцем его затылка, куда обычно стреляли при расстреле. Тот дернулся.
- Шутки, Вячеслав Николаевич, дурацкие.
Я закурил. Юрка и Пашка последовали моему примеру.
- Значит, так, Паша, - начал я, - пока нас не будет…
- А куда вы денетесь? - перебил меня Павел.
- В подвале будем сидеть, - огрызнулся я. - Не перебивай старших. С войсками, скорее всего, пойдем. Ты, сукин сын, отвечаешь головой за машину.
И за все, что в ней находится. Если что, то… - я остановил жестом Пашку, который пытался меня перебить, - если что, то передашь вещи семьям. Ты понял? А за машину голову сниму и скажу, что так было. Ты все понял? - Да понял, понял. Вы мне уже это в сотый раз говорите. У вас-то и вещей, кроме грязных носков, ничего и нет.
- Вот ты их и постираешь.
- Еще чего, - Пашка фыркнул.
- Постираешь, постираешь, будешь нас вспоминать и, обливаясь слезами, постираешь.
- Если и буду обливаться слезами, то только потому, что вонь от ваших носков будет глаза есть.
- Паша, - вмешался Юра, - у нас уже своеобразный ритуал: когда предстоит серьезное дело, то мы тебе наказываем, что сделать с нашим вонючим бельем. Но так как тебе с ним неохота возиться, то ты усиленно молишься за нас, и Бог, услышав твои молитвы, охраняет нас, тем самым спасая тебя от неблагодарной работы - стирать наши носки. Кстати, а ты не забыл, как пахнут наши носки? - Вот еще! Я когда "молодым" был, дембелям носки не стирал, а вам и подавно не буду, - Пашка уже буквально кипел.
Его злость нас раззадоривала.
- Паша, ты же знаешь, что когда человек умирает, то последняя воля - закон. Слышал? - Ну? - Так вот, - голос мой стал торжественный, - наша последняя воля с Юрием Николаевичем, что когда помрем, чтобы ты постирал наши носки, погладил их и передал семье. По паре от каждого можешь оставить себе. На память.
Можешь повесить на ковер над кроватью.
- Так вы еще не помираете.
- А вдруг…
- Ничего я не буду вам стирать! - Пашка стал угрюмым и насупился.
- Ладно, Паша, мы пошутили. Не обижайся. Лучше разлей остатки, - сказал Юра.
Пашка повиновался и аккуратно разлил оставшуюся водку по всем трем стаканам. Все долго ждали, пока он не перестанет капать последние капли в свой стакан. Все про себя считали.
- Двадцать две, - сказал Юра, нарушив тишину.
- Я слышал, что можно из любой бутылки тридцать три капли выжать, - вмешался я.
Взяли нашу пластмассовую тару.
- Что день грядущий нам готовит? - спросил Юра, обращаясь к нам.
- Хрен его знает, - ответил за всех Пашка.
- Пусть будет то, что должно произойти. И давайте выпьем за это. За Судьбу и за Его Величество Случай! - сказал я.
- Правильно! - поддержал меня Юра. - За Судьбу и Случай.
Потом тихо добавил, как бы про себя, но мы отчетливо слышали: - К смерти надо быть готовым. Да минует меня чаша сия, - и выпил.
- Это ты правильно сказал, Юра, что к смерти надо быть готовым. Чтобы она тебя не застала врасплох. Дела надо завершать и долгов больших не делать, а то семье придется за твою опрометчивость расплачиваться. Да минует меня чаша сия, - повторил я слова из Евангелия и тоже выпил.
Пашка тоже выпил. Закусили молча. Подчистили то, что лежало на тарелках и в банках. Снова закурили, но уже сытые, довольные. Предстоящий день уже не рисовался таким мрачным.
- Про какую вы чашу говорили? - спросил, с наслаждением затягиваясь, Пашка.
- Это, Павел, сказал Иисус накануне своей смерти, обращаясь к своему Богу-Отцу. Он знал, что его казнят, ему было страшно, вот он на всякий случай и просил папашу, чтобы тот не делал этого, - пояснил я. - Когда будет время, Пашка, почитай Евангелие. Очень занимательная и поучительная книга.
Очень много полезного там обнаружишь.
- А, книги… - протянул Пашка.
Сразу стало ясно, что Пашка не является любителем чтения.
- Читай, Паша, читай. В книгах сосредоточена вековая мудрость поколений. На одном своем опыте не проживешь. И как ты будешь своего ребенка воспитывать? Какие примеры будешь приводить из жизни? Из чьей жизни? Из своей? Так кроме как пьянки, ты ничего не видел. Вот и будешь рассказывать, как нужно пить. Или как ты в эшелоне караул напоил? - Юрку явно тянуло пофилософствовать.
- Не компостируй, Юра, парню мозги, - я вмешался. - По крайней мере, ему не грозит шизофрения.
- Это почему же? - Когда был курсантом, была у меня подружка из медицинского. Так вот она рассказывала: им на курсе по психиатрии говорили, что если человек не читает книг, то он не склонен к шизофрении. Потому что, читая книгу, человек сопереживает героям и пропускает все через себя. Тем самым на его личность накладывается отпечаток личности книжного героя, и происходит смещение личности читателя. Что-то еще. Но это было так пересыпано медицинскими терминами, что из ее объяснения я запомнил только вот это.
- М-да, ты прав. Пашке шизофрения не грозит. А вот белая горячка - точно! - вынес резюме Юра.
- Если в наше отсутствие будут раздавать гуманитарную помощь, то подойдешь к замполиту бригады подполковнику Казарцеву, скажешь, что от нас.
Заберешь у него на себя и нас помощь. Если ты, гад, выпьешь наше пиво, то вешайся. Размеры одежды и обуви знаешь. На всякий случай запишем. И самое главное, он должен дать побольше сигарет. Если забудет, то напомнишь, что он-де обещал сигареты. Понял? - Понял. А много сигарет будет? - Не знаю. Но надеемся, что много. Не бойся - поделимся. Мы когда-нибудь тебя обходили? - Нет. Не было. Это другие штабные офицеры прячут свое добро, а вы - нет.
- Вот видишь. Мы думаем, как тебя накормить, напоить, накурить. А ты, засранец, носки постирать нам не хочешь! - опять начал гнуть свое Юрка.
- Не буду я стирать вам носки! - взорвался Пашка.
- Не ори на офицеров, а то можно и в глаз схлопотать, - сказал Юрка. - Мы пойдем отольем, а ты пока прибери и подумай насчет носков. Кунг проветри, а то спать невозможно. Хоть топор вешай.
- Не буду я носки стирать! - уже сквозь зубы тихо и упрямо процедил Пашка.
- Ты что его заводишь? - спросил я, закуривая и пристраиваясь рядом с Юркой, когда отошли от машины.
- Скучно, - просто ответил Юра.
- Такое впечатление, что тебя что-то гложет.
- Ничего не гложет, просто весь вечер голову ломал над твоими дурацкими вопросами. Что такое Родина? - А, тоже проняло? Так что же такое Родина? - На хрен! - Нет, ты меня на хрен не посылай. Ты ответь на вопрос о Родине.
- Ты бы еще о смысле жизни у меня спросил бы.
- Нет, Юра, этого точно никто не знает, а вот по поводу Родины ты ответь! - В одном ты, Слава, прав. Родина и правительство - два понятия несовместимые.
- Родина и государство, - поправил я Юру.
- Хорошо, когда страна твоего проживания с одной культурой, например, как Израиль.
- Так в Штатах вон сколько, как в Вавилоне. И понимают друг друга. И не собирается штат Техас выходить из состава США. А почему? А потому что там хватает работы. Если ты не лодырь, то живешь как человек.
- Правильно, а у нас все с ног на голову поставлено.
- Ладно, хватит философствовать. Один черт, ничего не узнаем и не добьемся. А настроение Пашке своими носками мы надолго испортили.
- Это точно. Постреляем? - Юра достал из кармана захваченные осветительные ракеты.
- Давай! - я взял у него несколько штук.
Разойдясь в стороны, мы подняли вверх на вытянутых руках эти ракетницы и дернули за запальные шнуры. Раздались почти одновременно два громких хлопка, и с громким шипением ракеты устремились в темную высь. Там, на высоте, они с треском зажгли свои огни и устремились к земле. Часовые тоже периодически запускали осветительные ракеты, и поэтому все вокруг почти постоянно было залито неживым, мертвым огнем. Предметы отбрасывали неестественные, причудливо изломанные тени. Когда запускаешь ракеты, то кажется, что Новый год дома. Я постоянно на каждый Новый год приносил из части осветительные ракеты, и после полуночи мы всей семьей выходили на улицу и запускали их. Я радовался вместе с сыном. Сейчас такое же чувство охватило меня. Выбросил пустую гильзу, взял следующую ракету и, не дожидаясь напарника, запустил ее. В воздухе кисло запахло сгоревшим порохом. Юра тоже не отставал от меня.
- Пойдем спать? - спросил я, когда последняя наша ракета погасла.
- Давай по последней покурим и пойдем, - отозвался напарник.
Закурили. Помолчали.
- Как думаешь, вместе пошлют? - нарушил молчание Юра.
- Не знаю. Может, вместе, а может, и нет.
- Могут и во второй батальон засунуть, пока нового начальника штаба не назначат.
- Там ротных толковых полно. У нас что, в бригаде мало желающих начальником штаба стать? - Желающих много, а вот с опытом штабной работы - мало.
- Думаешь, тебе предложат покомандовать пока штабом? - Может. Тебя-то не отправят. Ты офицер по взаимодействию.
- Поживем - увидим.
- Представь, сейчас мужикам в батальонах готовить технику, людей, уточнять порядок колонны. Боеприпасы, люди. Какое счастье, что удалось вырваться с командных должностей. Хуже нет в войсках должности ротного. Как собака бегаешь.
- Это точно. На эту тему есть хороший анекдот, только с военно-морским уклоном. Вызывают в штаб флота старого командира подводной лодки и говорят: "Мы хотим ввести новые льготы для плавсостава. Как вы на это смотрите?" Командир, старый, прожженный морской волк: "Хорошо смотрю". Кадровик: "Мы хотим увеличить оклад, квартиры вне очереди, путевки давать в дом отдыха. Мы думаем, что когда об этом на берегу узнают, то их от зависти разорвет. Вы как считаете?" Командир: "Это точно. Но когда первого разорвет, вы меня на его место поставьте, пожалуйста!" Вот и у нас. Какие бы льготы ни обещали ротным, взводным, какие бы дифирамбы ни пели, один хрен, надо держаться подальше от этих командных должностей.
- Пошли спать. День трудный будет.
- Да. Неизвестно, когда еще предстоит выспаться толком. Слава, а ты знаешь, ты паразит знатный.
- С какой это стати? - Да со своими глупыми вопросами. Родина, не Родина. Государство, страна. Тьфу. Голова разламывается.
- Зато мне хорошо. Выговорился, и вроде лучше. Пусть другие мучаются.
- Вот и я говорю - паразит.
- Не мучай себя. Самокопание никому пользу не приносило. Пока забудь.
Выйдем живыми - поговорим. В ближайшие дни нам некогда будет думать. Пусть рефлексы работают.
- Это правда, пусть нервная система поработает. Пацанов только жалко.
Много их тут останется.
- "Навеки девятнадцатилетние", как у Бакланова.
- Хватит, опять завелся. Пошли спать.
Мы подошли к нашей машине, выбросили окурки и зашли внутрь. Пашка за время нашего отсутствия успел прибрать и уже лежал в постели.
- Ты сегодня не в карауле? - Нет. Завтра моя очередь, и то днем.
- Шланг да и только. А кто мой сон оберегать будет? - Ваш сон, сами и сторожите.
- Опять хамит. Надо будет тебя заставить копать окоп для стрельбы с коня стоя.
- Для стрельбы с коня стоя? - Именно, а то уж больно языкастый стал.
- А высота коня? - Три метра.
- Таких коней не бывает.
- Бывает. В Москве памятник Юрию Долгорукому видел? Вот для его коня и его самого и будешь копать, если еще хоть раз будешь дерзить. Понял, балбес? - Понял, понял, - проворчал Пашка, отворачиваясь от нас. Он знал, что если нас "достать", то мы можем многое сотворить.
Мы в который раз сняли только ботинки, носки, ослабили ремни на брюках.
Автомат у меня у подножия топчана, у Юрки - на гвозде над головой. Пару гранат в изголовье под матрас. Трофейный ПБ - под матрас на уровне бедер, патрон в патронник и на предохранитель. Теперь можно забыться в коротком сне. Жаль, что не удалось опьянеть. Юрка, гад, помешал. Завтра я ему напомню. Лампочка, освещающая наше помещение, висела у меня над постелью. Я выкрутил ее наполовину, все погрузилось в темноту. На прощание объявил: - Отбой в войсках связи.
Закончился еще один долгий день очередной войны. Богу, Судьбе, Случаю было угодно, чтобы я остался жив. Помогите и дальше. Вся прожитая жизнь мало что значила, впереди был самоубийственный штурм Минутки. Господи, помоги! После этого мысленного обращения к Богу я уснул.
