УПП

Цитата момента



Если у вас первый ребенок и он уронил соску, то вы бежите и кипятите её. Если ваш второй ребенок уронил соску - вы просто оближите её. Третий младенец вынужден сам забирать свою соску у собаки.
Смотрите на вещи проще!

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Есть универсальная формула достижения любой цели, состоящая из трех шагов:
Первый шаг — трудное необходимо сделать привычным.
Второй шаг — привычное нужно сделать легким.
Третий шаг — легкое следует сделать прекрасным.

Александр Казакевич. «Вдохновляющая книга. Как жить»

Читайте далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/abakan/
Абакан

Спирт-ректификат не делается из нефти, а только из зерна, из отборного зерна.

Офицеры успокоились, дали команду бойцам отвернуть пушки от аэропорта и, что бы ни происходило, сидеть внутри машин и не вылезать, и даже если БМП подобьют, то не открывать ответный огонь. Одним словом, со своей стороны мы предусмотрели все, чтобы кто-нибудь из наших бойцов не вздумал открывать ответный огонь на поражение, иначе может произойти непоправимое. Тогда начнется месть. Месть за своего товарища. Мы здесь, в Чечне, только и занимаемся местью. Местью за своих погибших друзей, местью за своих русских, которых в Чечне убивали, над которыми издевались, выгоняли из своих квартир.

Страшная это штука - месть. Как бы не притащить ее в мирную жизнь, главное, чтобы она не стала смыслом всей жизни. А ведь может. Как, интересно, я сам буду смотреть на эти чеченские рожи в своем городе? Чем больше я их отправлю на тот свет, тем лучше. Дома такого удовольствия я буду лишен. Дома надо доказывать его виновность. Здесь все проще. Чечен - значит, враг. Есть белое и черное. Белые, то есть мы, - это хорошие ребята, черное - чечены, значит, плохо. Чушь собачья. Это мы пришли на их землю, их убивать. Хотят независимости? Да подавитесь ею. Русских вывезли. Чеченов из России депортировали на их историческую родину, зачем нам "пятая колонна"? Забором обнесли, и пусть живут в своей независимой и суверенной. Людских жертв не было бы, да и в миллион раз это было бы дешевле.

Если ты убил одного в мирной жизни - ты преступник, убийца, если убил тридцать - воин, а если миллионы - ты завоеватель. Твое имя с помпой запишут на скрижалях истории. Благодарные потомки будут сочинять тебе оды, воздвигать памятники.

Уже больше часа прошло, а от наших командиров ничего не слышно. Не случилось бы чего. В охране аэропорта тоже все тихо, никаких передвижений, суеты, значит, еще не арестовали, значит, и нам нечего переживать, дергаться, суетиться. А все-таки - если кто из стреляющих по нам возьмет прицел чуть ниже? Не судьба, что поделаешь. Не судьба.

От скуки офицеры начали травить байки. И интересно, и время быстрее летит. Да и с психологической стороны это все же лучше, чем гадать, что будет с тобой через десять минут, отвлекает от грустных мыслей. Тем более после такого стресса. Необходимо выговориться. О чем угодно, но выговориться. Я за службу достаточно наслушался таких баек, сам могу рассказать их немало, но вот и меня окликнули: - Слава, расскажи, как ты был миллионером.

- Да я уже двести раз рассказывал.

- Расскажи, не ломайся.

- Дело было так. После окончания училища я сопливым лейтенантом приехал в Кишинев, прибыл в часть, представился, как водится, проставился, влился в коллектив, принял четыре взвода вместо одного, лейтенантов и тогда не хватало. Попал я в главкомат Юго-Западного направления. А Кишинев в те годы после голодной Сибири мне показался раем. Колбасы, мяса, вина, шмоток - во! И это в годы "сухого закона". Думаю, сдохну старшим лейтенантом, но никуда не уеду отсюда.

Ротный был с моего училища, только на три года раньше закончил. Приехал я без семьи, квартиры пока не нашел, жил в казарме. Вот вечером ротный подходит ко мне и говорит: - Слава, у меня жена уехала с сыном в отпуск. Поехали ко мне поужинаем, да и бутылочку возьмем.

А водку в Молдавии никто не пил. Там вина было хоть залейся. И причем сухого, а не крепленого, и магазинное вино там только приезжие пили, а местные - домашнее, в любом доме продавалось. Молдаване делали вино трех видов: "для себя", "на свадьбу", "на продажу".

Самое классное - это "для себя". Из отборного винограда, ни грамма сахара. Заготавливали его мало, пили сами и держали для почетных гостей.

Ротный подружился с одним молдаванином - когда бойцов давал в помощь, когда еще что-нибудь - тот и дал нам вина, которое он делал для себя.

Потом идет вино "на свадьбу". Оно приготавливается из выжимок того, что осталось от приготовления вина "для себя", добавляют не очень хорошие сорта винограда, ординарные. Изготавливается для каких-то больших семейных праздников. В принципе, пить можно.

Ну а "на продажу" - это выжимки и ополоски с добавлением сахара, плюс немного спирта, чисто для продажи.

Сказано - сделано, взяли мы две трехлитровые баночки вина "для себя" и поехали ужинать.

А в это время как раз шли большие учения "Осень-88", учения проходили на территории Киевского округа, Одесского округа, был задействован и Черноморский флот. Наша часть через десять дней по плану подключалась к ним.

Едем в троллейбусе, обсуждаем предстоящие действия по учениям. А тут рядом полковник, я-то летеха зеленый, никого не знаю. А это, оказывается, начальник канцелярии главкома. Была такая должность. И с ротным он в одном подъезде жил. Поздоровались, поговорили о том, о сем. И тут он хлопает себя по лбу: - Ребята, - говорит он, - завтра уезжаю на учения, и забыл, закрутился совсем, у дочери завтра день рождения. Купил ей куклу. Оставил в кабинете, забыл привезти. Мужики, сделайте доброе дело. Подойдите к юрисконсульту главкома, я ему позвоню, скажете, что от меня. Заберите куклу и завезите моей дочери. Скажите, что от папы. А то она долго просила, и вела себя хорошо. И я пообещал. Получится, что обманул ребенка. Ладно? - Конечно, сделаем! - заверил его ротный.

Тем временем мы подъехали к дому ротного, поднялись и, как водится, славно посидели, попили, покушали, все обсудили. Наутро ротный мне и говорит: - Слава, ты забираешь куклу у юриста, а я ее отвожу.

- А где этот юрист сидит? - А хрен его знает. Спроси у дежурного по связи.

А я прослужил всего пару недель. Кроме своих связистов, никого не знаю.

Вот с наглой рожей приперся к дежурному по узлу связи и спрашиваю: - Где юрисконсультант главкома? Где сидит, как пройти? - А зачем тебе? Я-то думал, что он, как нормальный офицер, понимает шутки и нормально отреагирует, вот я ему и говорю: - Да позвонил он мне. Пригласил к себе. Говорит, что у меня была какая-то тетка в Канаде. Померла, а все свое наследство мне оставила.

- Да брось ты! - Чего брось! Я сам охренел. Говорят, полмиллиона долларов. Может, и ошиблись, вот сейчас пойду и все узнаю, - говорю я совершенно серьезно, думая, что он меня понимает, мою хохму. Сказал и забыл.

Тот мне подробно объяснил, как добраться до этого юрисконсульта. Я пошел. Тот меня уже ждал. Отдал куклу. Здоровенная коробка, а в ней, под стать коробке, и кукла. Помните, раньше были гэдээровские такие, шагающие, что-то говорящие? Вот, короче, такая. Коробка красивая. Где-то метр двадцать высотой. Иду я. Про разговор о долларах уже забыл. А на выходе стоит уже толпа офицеров, и этот дежурный по связи в центре что-то рассказывает. Я подошел, они замолчали. Ну, думаю, про меня говорят, коль замолчали.

Подошел, поздоровался.

- Ну, как, Слава, поговорил с юристом? - спрашивает дежурный.

- Да, нормально, - серьезно отвечаю я, а самого от смеха разрывает, неужели на детскую шутку клюнули, - разобрались. Оказалось, что действительно я наследник. Вот и отдали деньги сразу. Правда, двадцать пять тысяч долларов забрали как подоходный налог, а все остальное - мое. Сумки не было, вот и пришлось положить в коробку из-под куклы. Вот, как дурак, и тащу такую коробищу.

- Брось ты! - Покажи доллары, никогда не видел! - Во повезло! - Да врешь ты все, наверное.

- Я вру?! Спросите у юриста, я только от него. А доллары не покажу, я потом до казармы не дойду, прихлопнут где-нибудь. Вот вы и убьете. А денежки поделите. Знаю я вас, жуликов. Сам такой.

Пришел в казарму, отдал куклу ротному, рассказал ему все. Вместе посмеялись, да и забыли. Через некоторое время по узлу поползли слухи, что я миллионер. Всякий раз история преподносилась по-новому. Всякий раз сумма моего наследства возрастала. Женщины на узле связи писали кипятком от того, что я уже женатый, но строили глазки и заигрывали. Совершенно незнакомые офицеры подходили и спрашивали: - Вы Миронов? - Я. А в чем дело? - Это правда? - Правда, - отвечаю, а сам от смеха угораю, - а в чем дело-то? - Про наследство, это правда? - А зачем вам это? Вы, может, меня ограбить хотите?! Короче, ни "да", ни "нет" я не говорил, а отвечал вопросом на вопрос.

Запутывал спрашивающих. Ко мне подходили, предлагали вложить в дело. Я уклончиво отвечал, что предложений уже много, я их рассматриваю. Короче - дурдом.

Закончилась эта эпопея следующим образом. В политотделе ставки подсчитали те комсомольские взносы, которые я должен заплатить в валюте.

Сходили в "Березку", - помните, такие валютные магазины были, - присмотрели мебель, чтобы в свой политотдел купить.

И вот вызывают меня с командиром части в особый отдел. И давай меня профилактировать. Я объясняю, что эта была шутка, что этот болван дежурный по связи шуток не понимает. Вдобавок распускает сплетни.

А мы, говорят особисты, на ушах стоим, всю работу бросили, тебя проверяем. Проверили всех твоих родственников. У тебя допуск по первой форме, допущен к ключевой документации. А тут тетка из Канады. Ну и задал ты нам жару. Ну а эти из политотдела хороши тоже, ха-ха-ха, мебель выбрали уже.

Короче, все посмеялись, а потом я отписывался прямо там. Не состоял, не получал, ничего не знаю, ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу. Вот так, мужики. Долго меня еще потом звали и миллионером, и миллионщиком, и Корейко.

- Во болваны.

- Здорово ты, Слава, их разыграл.

- Слушай, я слышал эту историю, но думал, что это просто треп.

Оказывается, на самом деле. Ну, здорово! - Слава, пока есть время - расскажи еще про "посмертные" деньги.

- Какие деньги? - Ты что, не слышал? - Так я прикомандированный.

- Так послушай. Слава, расскажи по поводу "похоронных" денег.

- Не "похоронных", а "посмертных". Слушайте. Прошло где-то с пару лет после того, как я стал "миллионером", я получил уже старшего лейтенанта. И вот представьте, то ли июль, то ли август в Кишиневе. Жара невыносимая, асфальт плавится. И вот я и еще один из другой роты проводим два часа строевой подготовки с оружием под этим палящим солнцем. В кителях, в фуражках, в сапогах, перетянуты портупеями. Короче - кошмар. Час с одним взводом, второй - со вторым. Плац большой. Он в одном углу со своим взводом, я в другом.

И скучно мне стало, просто скукотища, решил я его разыграть. В перерыве, пока одни бойцы сдавали оружие, а другие получали, сидим в тенечке, курим, я и спрашиваю у него: - Ты деньги получил? - Какие деньги, до получки еще две недели. Ты, видать, на солнце перегрелся.

- Сам ты перегрелся. Ты в пятницу на читке приказов был? - Нет, я в наряд готовился.

- Вот то-то, не знаешь, а говоришь, что я на солнце перегрелся.

Зачитывали приказ министра обороны. Там говорится, что в случае смерти офицера положено выдавать его семье посмертное пособие в размере трех тысяч рублей, но по мотивированному рапорту офицера и по решению командира разрешается давать данную сумму при его жизни. Вот я и получил. Подумал, что вы меня и так закопаете, чтобы я не вонял. По рублю скинетесь. Веночек купите. Никуда вы не денетесь.

- Врешь, наверное. И сколько ты получил? - Три тысячи. Копеечка в копеечку. Вот мы с женой и думаем, можем машину подержанную купить или мебель хорошую в квартиру. Не знаю. А может, на книжку пока под проценты положить.

- Покупай лучше машину. А как получить? - Очень просто. На имя комбата пишешь рапорт. Так мол и так, прошу вашего разрешения выдать мне посмертное пособие в размере трех тысяч рублей.

И обязательно напиши сумму прописью, а то отправит переписывать, меня уже отправлял.

- Слушай, а почему другие не получают? - А хрен их знает. Может, деньги не нужны, а может, текучка не дает.

Проверка на носу, вот и руки не доходят.

Провели мы еще час строевой подготовки. Я пораньше закончил и бегом к комбату. Так, мол, и так. Сейчас придет старший лейтенант, вы, товарищ подполковник, подпишите ему рапорт. Не читая, подпишите.

- Зачем я буду подписывать что-то не читая? - Подпишите, это шутка, потом поймете, вместе посмеемся.

И убежал к себе в роту. Переоделся, сижу в канцелярии, жду развязки.

Раздается звонок по телефону. Комбат: - Миронов, быстро ко мне.

Я быстро спустился в кабинет к командиру батальона. Он сидел и выглядел, как новый начищенный пятак, и улыбался в тридцать два зуба.

- Ну, Миронов, ты даешь. Как ты додумался до посмертного пособия? И главное, Крюков клюнул! Ха-ха-ха! С чего тебе пришло в голову его одурачить? - Все очень просто, товарищ подполковник. Командовал он так все два часа, что уши закладывало. Наверное, хотел, чтобы вы его заметили.

- Слышал я, как он командовал, я так же подумал, - заметил комбат.

- Ну, короче, надоел он мне, а тут жара стоит, я потом обливаюсь, и скучно. Скука такая, что скулы судорогой сводит. А тут Крюков продолжает орать. Хоть и весь плац нас разделял, но, тем не менее, он меня достал. Вот и пришла в голову мысль его разыграть, а в курилке пришла идея о "посмертных" деньгах. А тут как раз получилось, что на последней читке приказов его не было.

- Сейчас будет начфин звонить, уж он-то точно офигел от крюковского рапорта, - комбат закурил и кивком разрешил мне тоже курить, мы стали ждать звонка из финансовой части.

Спустя пару минут раздался звонок. Комбат снял трубку: - Кленов, слушаю вас.

- Добрый день, Валерий Павлович, - раздался в трубке голос начфина, комбат подальше отодвинул трубку, чтобы я все мог слышать, - это начальник финансовой части капитан Голованов.

- Слушаю вас, - у комбата начались судороги из-за раздирающего его смеха.

- Тут пришел Крюков с каким-то рапортом, требует "посмертные" деньги, он у вас на солнце перегрелся? Кто-кто тебя послал? - было слышно, как начфин разговаривает с Крюковым. - Миронов сказал тебе? Нашел кому верить! Ты вспомни, как он пиздунка два года тому назад пустил, так все в главкомате на ушах стояли. Так вот и тебя, дуралея, он разыграл. Миронова слушать - себя не уважать. Товарищ подполковник, это Миронов разыграл Крюкова. Наплел ему, что есть какой-то приказ министра обороны и что офицер при жизни может получить свои деньги, выделяемые его семье на похороны. Чушь собачья. Иди, иди, Крюков, отсюда и рапорт свой забери. Передай Миронову, что если в свои розыгрыши он будет втягивать меня, то деньги будет самым последним получать.

Извините за беспокойство, товарищ подполковник. Это Миронов взбаламутил тут все, а Крюков ему поверил.

И сколько потом Крюков еще служил в части, все офицеры старались ему это припомнить и постоянно подшучивали. Зато что бы я ни говорил, и всерьез, и правду, то уже никто мне не верил, считали, что я стараюсь подшутить над ними и сделать посмешищем в глазах окружающих.

Я закончил рассказ, все вокруг заржали.

- Ну, Слава, ты и дал перца этому Крюкову! - Ты сам до этого додумался? - Сам, скучно было.

- Это хорошо, что ты рассказал, теперь буду знать, что тебе веры нет.

- Вот, опять началось. Где бы я ни рассказывал эту историю - везде одно и то же. Народ перестает мне доверять. Тьфу, - притворно-раздосадованно я сплюнул себе под ноги.

- Да все нормально, Слава, мы же пошутили.

- Смотрите, комбриг с генералом выходят! И действительно, из здания выходили комбриг и генерал. Провожал их Седов. Откровенно Седов улыбался, ну прямо картинка с плаката "Добро пожаловать". Что-то рассказывая, зазывно смеялся, показывая на нас, очевидно, поведал, как мы готовились к обороне. Ладно, смейся, паяц, смейся.

Как бы потом не отлился тебе этот смех, стратег хренов.

Генерал что-то сказал Бахелю и вернулся в здание, а комбриг направился к нам. Лицо его, и без того всегда мрачное, редко когда улыбнется, здесь было зверское и усталое. Он подошел к нашей группе.

- Что, отбивать нас хотели? - спросил он, закуривая.

- Было такое дело, товарищ подполковник. - Они же стянули больше роты, пароли сменили, нас выпускать не хотели, при попытке проникновения в здание или выезда с территории аэропорта - открывать огонь на поражение.

- М-да, а дезертирство нам не "шили" они? - Хуже, распустили слух, что мы готовимся всей бригадой уйти к Дудаеву.

- Маразм какой-то. И охрана аэропорта поверила? Мы же с ними штурмовали эту цитадель.

- Слава Богу, что нет. Подумали и посовещались и нам записку послали, что в нас стрелять не будут.

- Это хорошо, что хоть кто-то нам еще верит, а то меня там обвиняли в том же самом. И в трусости, и в предательстве, и в измене Родине. Хотели уже арестовать, да, видимо, вы здесь засуетились. Вот и передумали. А то что же получается, свои своих расстреляли! В Москву звонили. Я разговаривал с замначальника Генерального штаба, убеждал в бессмысленности. Они на себя ответственность не хотят брать. Говорят, разбирайтесь на месте. Говнюки.

Ладно, поехали "домой".

- По машинам, по машинам! - раздалась одна и та же команда, дублируемая всеми командирами машин.

Постепенно колонна сформировалась, и мы выехали в обратный путь. Наши оставшиеся в штабе офицеры докладывали, что путь колонне "зачищен" и, по их словам, "соседи" также "зачистили" саму дорогу и примыкающие здания. Вот только по поводу мин они не ручаются, пару раз духи пытались перерезать дорогу, но их вышибали, а на наличие мин сил не хватает проверить. Час от часу не легче.

Но повезло. Доехали без приключений. Раненых вывезли. Руки себе развязали. Теперь осталось обсудить на совещании план штурма Минутки. А в том, что нам предстоит брать ее, никто уже не сомневался. Из отрывочных фраз, брошенных командиром, стало ясно, что нам продлили штурм на четыре-пять дней. По каким-то высоким мотивам Москва категорически запретила проводить авианалеты. Со своей артиллерией и огневой мощью танков и БМП мы далеко не уедем. Да уж, перспектива не из веселых.

Руководство операцией по реквизиции медицинских складов было поручено мне. Разведка в наше отсутствие проверила и установила, что склады никто не охраняет. Заминировано или нет, неизвестно, так что без саперов нам не обойтись.

Нас встречали как героев. Встречать вышел весь командный пункт бригады.

Бойцы по радиостанции, пока стояли у аэропорта, вкратце обрисовали обстановку. И все ждали нашего возвращения.

- Ого, живые! - Слышали, слышали, как вы оборону держали возле аэропорта.

- Зачем столько страха на Ролина с Седовым вы нагнали? Небось, сейчас уже звонят в Москву, жалуются на вас. Ха-ха-ха! - Да и в рот им потные ноги. Хай жалуются, жополизы.

Такие диалоги раздавались среди прибывших и встречающих. Люди уже устали от морального напряжения. Я закричал: - Кто вчера был назначен на "зачистку" медицинских ворот - сбор через тридцать минут у блокпоста на выезде с КП.

Мы с Юркой прошли к нашему кунгу, в руках у нас были пакеты и коробки с Сашкиной "гуманитарной помощью". Мы еще не обедали, да из-за всех этих треволнений аппетит разыгрался не на шутку. В предвкушении сытного обеда текли слюнки и в желудке урчало. Из трубы "буржуйки" над нашим кунгом валил дымок.

- Молодец Пашка, где-то дров раздобыл.

- Сейчас умоемся теплой водичкой, по соточке врежем. У меня время перед совещанием будет, хоть и подготовиться надо, а все равно часок посплю, - Юрка мечтательно закатил глаза. Я по-хорошему ему позавидовал.

- Поспать бы сейчас часа три, а, Юра? - Было бы неплохо. Ты поскорее эти склады бери, на совещание опоздаешь.

- Да нет, я думаю, что быстро управимся.

- Возьми мне таблетки, чтобы не пьянеть, дома пригодятся.

- Возьму, если доктора укажут, какие там есть. А то могу тебе на пробу набрать - сиди и пробуй, какие понравятся - бери, мне для друга ничего не жалко.

- Слушай, а что тебя кидают во все передряги? Вроде бы и не мальчик, и старший офицер штаба.

- Я старший офицер штаба по взаимодействию, что это такое - толком никто не знает. По взаимодействию с кем? С соседями. Я уже наладил его. По взаимодействию между батальонами? Это не моя проблема. Вот и получается, что придумали эту должность, и на какой хрен - никто не знает. Она, кстати, вводится только на время боевых действий. В мирное время я в своей части просто старший офицер штаба. Да и не люблю я без дела сидеть. Зверею.

- А мы, грешным делом, думали на тебя, что ты стукачок от особистов.

Прикомандировали в самый последний момент. Конкретных обязанностей нет А сейчас присмотрелись. Наш парень. Такая же "махра", как и все.

- Ну и хорошо. Эй, Пашка, открывай двери, а то руки заняты, - я постучал локтем в дверь.

Дверь распахнулась. Мы ввалились в кунг. Внутри было тепло. Пашка приготовил обед, заварил чай. На печке грелась вода. Мы свалили все наши "подарки" на топчан.

- Разбери, что там. Мы сами толком не знаем. Мы пойдем умоемся, - сказал Юрка.

Я тем временем сбросил с себя оружие, бронежилет, бушлат, потянулся: - Хорошо! Это же надо, а в мирной жизни люди ходят без всего этого железа. Здорово. Ладно, идем умоемся, а то мне скоро колонну вести и витамины добывать.

Мы вышли наружу. Юрка тоже сбросил с себя всю "сбрую". От спин наших валил пар. Поливая друг друга, мы долго мылись. На войне испытываешь большое удовольствие от маленьких радостей, на которые в мирной жизни ты не обращаешь внимания. Вспоминаешь об этом, только когда ощущаешь их. По возвращении домой, наверное, все опять пойдет как раньше, и не будет столько удовольствия при обычном умывании и при затяжке хорошей сигаретой. Там достаточно просто открыть кран с водой, а еще лучше - залезть в ванну. О, ванна, я готов о тебе сложить целую оду. Потому что когда больше двух недель ты грязен, как свинья, то ванна начинает тебе сниться, как женщина, и ты ее желаешь не меньше, чем женщину. О бане я просто умолчу. Это просто эфемерная надежда. Надоедает просто обтираться дешевым одеколоном или дешевой водкой, лишь бы смыть с себя пот и жир, вновь ощутить себя цивилизованным человеком.

Или, скажем так, человеком, не далеким от цивилизации. Если перестать следить за своим обликом, то очень легко опуститься. Наступает отупение, полнейшая апатия, наплевательское отношение к своей жизни и к жизням своих сослуживцев. Может произойти и психологический срыв. Поэтому командиры и гоняют своих подчиненных за внешний вид. Хоть чем-то, но заставляют их помнить о своем человеческом облике, а уже исходя из этого - и обо всех остальных ценностях, вроде гуманизма, взаимовыручки и т.д. То же самое и с сигаретами. Дома ты можешь просто купить пачку любых сигарет в любом киоске, были бы только деньги. А здесь это культ.

Когда мы вернулись в кунг и увидели, что положил в "гуманитарную помощь" Сашка, то настроение заметно улучшилось. На столе стояла открытая бутылка дагестанского коньяка, колбаса копченая трех сортов, рыбные консервы импортные в масле, сыр и - о чудо - лимон! Тонко нарезанный лимон, посыпанный сахаром, уже дал прозрачный желтоватый сок и благоухал. Запах лимона забивал запах грязных тел, нестиранных носков, дешевого одеколона, лука, кожи и много еще какой гадости. Лимонный запах господствовал над всеми ароматами.

Мы начали есть. Желудки подводило от голодухи. Первым делом мы откупорили дагестанский коньяк. Налили, понюхали. М-м-м-м, неземной запах.

- Поехали, - сказал Юрка, чокаясь со мной и Пашкой.

Все выпили, выпили по привычке, как водку, на выдохе, не почувствовав вкуса. Но во рту остался привкус коньяка, его аромат. Никто не торопился закусывать. Все сидели, наслаждаясь внутренними ощущениями. Потом не торопясь взяли по ломтику лимона и положили в рот. Как это здорово! - Ладно, мужики, вы можете еще долго здесь расслабляться, а у меня десять минут до выезда. Так что я по-быстрому, - сказал я, наливая себе полстакана коньяку и пододвигая закуску поближе.

- Да-да, Слава, конечно, давай налегай, - Юрка быстро налил себе и Пашке коньяку, и мы вновь подняли наши хрустящие аэрофлотовские стаканчики.

- За что пьем? - Какая разница! За удачу! Пойдет? - мне некогда было разводить сантименты. Хотелось поплотней поесть, хотя, как все медики утверждают, перед боем есть вредно. Вот пусть они и голодают. А то ради очередного боя отказываться от такого коньяка и такой закуски - не выйдет! - Пойдет! - мы подняли наши "кубки" и сдвинули их.

И вновь живительная влага заструилась по горлу вниз, согревая нежным теплом все на своем пути. Юрка начал разливать по третьей. С полным ртом, набитым закуской, я показал и промычал, что мне чуть-чуть. Юрка и плеснул мне чисто символически. Встали молча, выпили, не чокаясь. Третий тост, он и есть третий. Принялись закусывать. Я пихал в рот все подряд, и сыр, и все сорта колбасы, сверху пошел лимон. Нормально. Я посмотрел на часы.

- Все, мужики, мне пора, - я встал и начал одеваться. Юра с Павлом помогли мне надеть бронежилет.

- Все, пока. Без меня не ужинайте, я, может, еще чего-нибудь достану.

- Удачи, постарайся на совещание не опаздывать, - Юрка похлопал меня по плечу.

- Давай, запоминай, что там по Минутке решат.

- Ох, чует мое сердце - харкать будем кровью на этой Минутке.

- Поживем - увидим. Пока.

- Счастливо.

Я почти бегом прошел к блокпосту на выезде с КП бригады. В мирной жизни я всегда, сколько себя помню, ходил быстро. Друзья шутили, что тороплюсь жить и чувствовать. А здесь походка у всех усталая, степенная. И никто никого без надобности не торопит.

Там уже стояло три БМП и медицинский МТЛБ - легкобронированный тягач - с характерными крестами на боках и крыше. Хотя если будут расстреливать колонну, то вряд ли пощадят и медицинскую машину. Раненый враг - все равно враг, а Женевскую конвенцию о военнопленных духи не подписывали, у них свой взгляд на происходящее, у нас свой. Кое-где мы единодушны, но в основном - нет.

Рядом с БМП и тягачом стояли офицеры. Сборная команда. Трое врачей, двое взводных из третьего батальона, взводный с разведроты. Я подошел поближе, офицеры, видимо, рассказывали анекдоты или травили байки. В другой раз я бы сам рассказал что-нибудь или послушал, но не сейчас. Через час, максимум полтора начнет смеркаться, и тогда придется все откладывать на следующий день и несолоно хлебавши возвращаться назад. Я поприветствовал, кого сегодня еще не видел.

- Значит, так, разведка доложила, - я кивнул на взводного с разведроты, - что склады практически без охраны. Поэтому я полагаю, что особых хлопот не предвидится.

- Точно, я сам там был сегодня. Охраны нет, только подозрительные личности шляются. Скорее всего, мародеры. Одного мы прихватили, да он помер.

Толком рассказать ничего не успел, взяли у него ампулы с морфином и еще какую-то гадость. Может, наркоман, а может, просто спекулянт.

- Опять помер!? - послышались ироничные возгласы офицеров. - Вы с Николаевичем (это про меня) сговорились, что ли. Вчера он не привез снайпера, говорит, что тот помер от сердца, сам, наверное, вскрытие сделал, а, Вячеслав Николаевич? И тут у тебя умирает неизвестный, не сказав ни слова.

- Кончай базар! - я оборвал разговоры. - Я со старшим лейтенантом Ворониным на головной машине, остальным держаться на дистанции в сто метров.

Медики - в середине. По машинам.

Офицеры рассыпались и начали карабкаться по машинам. Я оглядел колонну, вроде все расселись. Проверил с каждым связь, проверил связь с КП. Все работает.

- Вперед! - скомандовал я и своему водителю, и всей колонне. В этой БМП хоть внутренняя связь работает, а то пришлось мне на БМП из первого батальона покататься, вот это комедия, должен вам доложить. Сидишь на броне, механик-водитель обвязан под мышками веревкой, вот ты его и дергаешь, руководишь. Вправо веревку потянул - он вправо, влево - он влево, на себя - тпр-ру-ру, стой. Все как у лошади, я предлагал посадить туда командира взвода, который до такого состояния довел технику, и веревки ему за уши привязать, но оказалось, что он пропал без вести.

Мы поехали. Опять эта серость, грязь, холод. Когда сидишь наверху на броне, то, чтобы не заработать простатит или что-нибудь не отморозить, приходится подкладывать под задницу подушку. У меня сейчас было сиденье от какой-то иномарки. Впереди, возле основания пушки, устроился старший лейтенант Воронин.

Часто клички дают по фамилии, а у Воронина кличка была не Ворона и не Ворон. У Воронина было прозвище Зубастик. Был он фанатом своего дела, был влюблен в оружие. Его коньком было холодное оружие. Ножом он работал виртуозно. Многие в бригаде, в том числе и я, ножом могли разделать человека за две минуты. Но абсолютный рекорд держал Зубастик. Нож просто мелькал молнией в его руках. На то, чтобы перерезать основные вены у человека, - а это на запястьях, локтевых сгибах и под мышками, сонные артерии на шее с двух сторон, да в паху, - Зубастику требовалось меньше минуты. Метал он также отменно. Сам он был где-то метр семьдесят, худощав, жилист, на голове росли непослушные толстые, как леска, черные густые волосы. Костяшки пальцев у него были разбиты, на этом месте образовались твердые мозоли. Был старлей немногословен, но те, кто видел его в деле, - уважали, и ни у кого не возникало желания назвать его Вороной. И не потому, что можно было с разворота получить каблуком по зубам. Нет, просто человек своей работой внушал людям уважение. Солдат лишний раз не оскорблял, сохранял хладнокровие, задницу никогда не рвал, героя, боевика из себя не корчил.

Мужик просто работал. Нравятся мне такие спокойные, уравновешенные, уверенные в себе молчуны. Может, придется тебе, Зубастик, брать мосты через Сунжу. И пригодится твое умение лучше всех метать ножи и быстрее всех перерезать горло. Ни звука, ни вскрика предсмертного. А часового уже нет.

Подкатывались к нам мужики из спецназа, пару дней вместе с нами сидели в подвале, посмотрели на Зубастика и просили, чтобы его отдали. Хрен! Такие кадры нам самим нужны. Парень с двадцати шагов с первого раза попадает ножом в черенок от лопаты, и это в сумерках! А представьте, что это шея часового.

То-то. И это не в кино, а в реальном бою. Спецназовцы грозились обратиться в Генеральный штаб, в ГРУ. Вот война окончится, и тогда мы сами будем ходатайствовать о повышении этого головореза.

Тем временем мы подъехали к останкам какой-то школы. Воронин вызвал по радиостанции своих бойцов и, махнув рукой, позвал меня с собой. Мы спустились в подвал школы, а затем по остаткам лестницы поднялись на второй этаж, где с относительным комфортом расположились разведчики. Один из них был узбек, Бадалов фамилия, а вот фамилию второго не помню, только прозвище - Пассатижи. Примечательная внешность у этого бойца была. По иронии природы рот был невероятных размеров. Почти от уха до уха. И всю жизнь приходилось пацану отстаивать свое достоинство в драках. Невысокий, крепко сбитый, в бою был хорош. Сам попросился в разведку. А вот когда только его привезли вместе с другими новобранцами, смотреть, как он ел, сбегалась вся бригада. Ложку с супом он не как все остальные подносил ко рту, не по центру, а где-то в районе скулы. Потом привыкли, а поначалу - была комедия. Зато парень дрался на славу, отстаивая свое право иметь собственное достоинство. Поначалу был направлен к танкистам, а затем уже сам попросился к разведчикам. Выстоял спарринг в бою с опытным разведчиком. Тут главное даже не то, победишь ли ты соперника, а воля к победе. Правил нет, кроме одного - в пах не бить. Когда присутствует приезжая комиссия, то бьются в перчатках и в шлемах. А когда комиссии нет, то без всякой защиты. Бой длится три раунда по три минуты. В конце второго раунда Пассатижи послал в глубокий нокаут старика-разведчика, несмотря на то, что тот был ростом, весом, возрастом и опытом больше пацана-первогодка.

И в боях Пассатижи показал себя отменно, видимо, та злость, которая копилась у него с самого детства и не имела выхода, здесь нашла свое применение. Любил разведчик работать руками. Любил ломать шеи. Подкрадется он сзади к духу-часовому и дергает его за ноги, тот падает, естественно, руки уходят вперед, чтобы лицом, головой не удариться об землю. Вообще психика мужчин отличается от женской. Женщина при опасности кричит не хуже реактивного самолета при взлете, а мужчина молчит, он сосредоточен, он хочет победить противника. Это знаем мы и знает противник. Казалось бы, чего проще - закричи, и к тебе придут на помощь, но нет - дух борьбы и психология не дают закричать. И вот, когда дух молча падает на землю, Пассатижи вспрыгивает ему на спину и, уперев колено в место, где стыкуется шея со спиной, резко за лоб тянет голову противника на себя. Раздается хруст - позвоночник сломан, крови нет. Некоторые, в том числе и ваш покорный слуга, чтобы не рисковать (да и такой способ чисто на любителя), просто режут горло. Беззвучно, а противник захлебывается в своей крови. Просто, дешево и эффективно. Духи так же поступают с нашими часовыми, и поэтому часовые постоянно простреливают весь свой участок, кидают гранаты, натягивают мины-ловушки, "сюрпризы" - обычную проволоку с пустыми консервными банками.

Много премудростей, да и сам их придумаешь, когда захочешь уцелеть, стоя на посту.

Бадалов тоже хороший разведчик. Сначала всех терзали сомнения, все-таки мусульманин, на что он спокойно ответил, что и русские режут друг друга. А он вырос в России и поэтому привык к местным обычаям. И действительно, в первые же дни он показал себя, как настоящий воин. Молодец.

И вот они стоят передо мной, Зубастик, Бадалов и Пассатижи, докладывают: - Все тихо, товарищ капитан, склад не охраняется, только мародеры приходили, но когда один погиб, остальные тоже ушли.

- А как он погиб? - спрашиваю я, ожидая услышать очередную сладкую сказочку.

- Да мы его стреножили и положили отдыхать в уголочек, он осколком оконного стекла перерезал ремни и бросился бежать, вот я его ножом и снял.

Он был тепло одет, хотел в ногу, да рука подвела, ну, и в горло, - словно школьник оправдывался Зубастик.

- Ладно, проехали, - я махнул рукой, - карманы посмотрели? - Посмотрели, кроме тех лекарств, что я говорил, больше ничего.

- А ты посмотри на эти хитрые рожи, - я указал на бойцов, - сдается мне, что они что-то еще нашли.

Зубастик зверем посмотрел на своих бойцов: - Что вы прячете? - Да вот, нашли у него в сапогах, - Бадалов вытащил из кармана пачку смятых рублей и долларов.

- Возьмите, - Пассатижи тоже протянул нам такую же пачку отечественных и импортных денежных знаков.

Мы, не сговариваясь, отшатнулись с Зубастиком от протянутых денег.

- Сами заработали, вот и сами и разбирайтесь, - я закурил, угостил Воронина, и мы пошли встречать наши машины, которые уже подошли и сейчас ревели моторами во дворе бывшей школы.

- Что с этими балбесами будет? - спросил Зубастик, тревожно заглядывая мне в глаза, было видно, что жалко ему бойцов.

- Ничего не будет, если язык за зубами будут держать. Да, были обязаны доложить и сдать деньги, а потом бы кто-нибудь в "Северном" или Моздоке присвоил бы их. Научи этих балбесов, чтобы не были такие хлипкие в коленках, разведчики, тоже мне, - насмешливо заметил я, чем задел его самолюбие. - А сейчас вместе с саперами отправь их проверять мины, заминировано ли здание.

И потом пусть таскают ящики в машины и разгрузят медикам на КП. Давай иди к ним, а мы сейчас подтянемся.

- Есть! - ответил Зубастик и, развернувшись, бесшумно исчез у меня за спиной.

Я прекрасно понимал, что сейчас командир взвода разобьет морды своим подчиненным. И мне не было их жалко. И будет он их "воспитывать" не за то, что они попытались присвоить деньги и не сдали их в доход государства, а за то, что не доложили командиру, не внесли деньги в общую копилку взвода, роты, затихарили, "закрысили", а также за то, что так быстро "раскололись" при виде штабного начальства, меня то есть. Я нисколько не удивлюсь, когда вернусь и увижу разбитые носы у Бадалова и Пассатижей.

У машин уже кипела обычная суета, бойцы, спрыгнув с брони, заняли круговую оборону, офицеры вошли внутрь бывшей школы, впереди шли присланные саперы.

- Как, Слава, обстановка? - Вроде все тихо. Охрана не наблюдается. Разведчики целый день просидели и никого не заметили.

- А мины есть? Или какие-нибудь другие "подарки" от братского народа? - Хрен его знает, разведчики сами не смотрели, оставили эту почетную миссию саперам.

- Охранение оставить у машин? - Хватит механиков, а остальных давай с нами, надо же ящики таскать.

- Правильно, не на себе же.

Все были спокойны: если не будет мин или других ловушек, то вся операция не представляет особой сложности. Тем временем мы поднялись на второй этаж, и там нас встретили разведчики, вытиравшие кровавые сопли, и Зубастик, потиравший костяшки пальцев. Судя по одинаковым отпечаткам ботинок на животах солдат, был применен коронный удар командира взвода - удар с разворота. А так как бойцы были в бронежилетах, то никакой опасности для их внутренних органов эти смертоносные удары не представляли. Чисто воспитательный процесс. Бойцы, понимая свою вину, не смели поднять глаз на меня. Может, и осуждают, но, скорее всего, нет, просто стыдно за свои действия. Вернее сказать - стыдно, что так просто попались.



Страница сформирована за 0.88 сек
SQL запросов: 169