Андрей Кончаловский: «С колен можно поднять только пинком»
Опубликовано на сайте Издательского Дома «Аргументы
и факты» (http://www.aif.ru)
Аргументы
и факты, выпуск 06 (1215) от 11 февраля 2004 г.
Адрес статьи: http://www.aif.ru/online/aif/1215/03_01
ПОСЛЕ парламентских выборов, когда в России, по сути, сформировалась Дума с однопартийной системой, зазвучали тревожные голоса. На страницах «АиФ» выступали общественные деятели — «отец перестройки» А. Яковлев, писатель-диссидент В. Буковский и другие. Они говорили о том, что в стране наблюдаются опасные тенденции — мы рискуем потерять те гражданские свободы, которые с таким трудом завоевали в предыдущие годы. Однако существует и другая точка зрения на проблему «Сколько свободы нужно России?» Знаменитый кинорежиссер Андрей КОНЧАЛОВСКИЙ в беседе с журналистами «АиФ» высказал свое мнение — неожиданное, парадоксальное и довольно спорное.
— ПРЕЖДЕ всего нужно понять, какие потребности
существуют у русской нации. Ведь если потребностей в чем-то
у людей нет, то сколько вы им эти блага
ни предлагайте, они не будут пользоваться спросом. Можно взять
большую банку черной икры и предложить ее, скажем, сенегальцам. Сказать: ешьте сколько хотите! Вряд ли им захочется
попробовать этот деликатес — не потому, что икра плохая или они
плохие. Сенегальцы — замечательные люди, просто у них нет потребности
в черной икре.
Вот и давайте применительно к России зададим вопрос: была ли
здесь когда-нибудь потребность в свободе создана объективно-историческими
условиями? Ответ будет, к сожалению, отрицательный. Еще Плеханов
предупреждал Ленина: «Русская история не смолола той муки, из которой
можно выпечь пирог социализма». То есть русская история на протяжении
своего развития не создала потребность в индивидуальной свободе.
Радио «Свобода» как-то устроило опрос общественного мнения: «Что для вас
свобода?» Мне запомнились два объяснения. Первое: «Свобода — это прежде всего независимость от государства». Второе:
«Свобода — это когда у тебя есть конь и палатка в поле
и больше ничего не надо». Оба эти определения — исключительно
русские. Они олицетворяют не просто русскую философию, но русскую
крестьянскую философию. Потому что крестьянская философия основывается всегда
на противопоставлении себя государству. Ведь государство никогда ничего
крестьянам не давало — только отнимало. История крестьянства —
это история постоянной борьбы с государством.
Мы все — в машине без тормозов
— ПОСЛЕ подведения итогов парламентских выборов социологи попытались проанализировать, почему же молодежь так вяло голосовала за правых? Ведь это, казалось бы, та политическая сила, которая будет отстаивать их права и свободы. И некоторые социологи выдвинули довольно печальное объяснение — современная российская молодежь о своих гражданских свободах не сильно-то и печется. Для молодых свобода — это время с вечера пятницы до вечера воскресенья, когда не нужно работать, а можно уехать на отдых.
— В России все западные ценности, провозглашенные просветителями типа Руссо, Дидро и проч., претерпели страшные изменения. Их освоили только просвещенные круги, интеллигенты. Хотя интеллигенция — это сугубо русское явление. Во всем мире существует не интеллигенция, а интеллектуалы.
Российская интеллигенция родилась из образованной части мещанства. А мещанство — это освобожденные холопы. Поэтому у разночинцев XIX века (врачей, учителей и проч.) сложился комплекс вины перед народом: «Я тут вино пью, а народ — в рабстве». Да, народ находился в рабстве довольно долго и никаких особых неудобств, надо признать, от этого не испытывал. Вся беда России в том, что здесь есть интеллигенция, либерально мыслящие люди, освоившие западные идеи, и огромная масса народа, которым эти идеи непонятны и неинтересны. Сталкиваются две разные потребности — крохотной части, которая знает, что такое черная икра или фуа гра, и огромной части, не знающей, что это такое, которой ни икра, ни фуа гра просто не нужны. В итоге эта малая просвещенная часть абсолютно не понимает, чего хочет народ. Ей кажется, что то, что ей нужно, нужно и всем остальным. Собственно, ошибка Ленина заключалась именно в этом. Плеханов говорил ему: «У тебя ничего не получится». «Нет, — говорил Ленин. — Революция — повивальная бабка истории. Мы историю толкнем вперед».
Но любой толчок оборачивается катастрофой. Мы уже пытались толкнуть историю вперед в 90-е годы ХХ века — таким революционным способом войти в капитализм. Что получилось? Абсолютное обнищание масс, полный распад государственных структур. В обществе не осталось никаких сдерживающих центров. Да, народу даны были свободы. А кто ими пользуется? Только небольшая часть, которая соображает, как быстро заработать деньги.
Вот и получается, что мы не знаем потребностей нашей нации. Кто понимал потребность нации? Сталин. Его мама как-то спросила, что такое генсек. И он ответил, лежа на диване: «Мама, ты знаешь, кто такой царь?» — «Да, помню, знаю». — «Ну, это что-то вроде этого». Сталин понимал потребность народа в абсолютной власти, знал, что русский человек, как это ни трагично, поддержит его. Другой вопрос: царь может быть Иродом, а может быть благоволительным великим монархом.
— Из ваших слов получается, что нам надо двигаться назад, к царю, а не вперед, к свободному обществу?
— А почему вы считаете, что к свободе — это вперед? Мы к свободе пришли в 1990 году. Мы дали русскому народу столько свободы, сколько он никогда не имел. Что мы получили? И вперед ли мы двигались? Отвечайте! Россия превратилась в машину без тормозов. На ней можно ехать куда-нибудь?
— Ехать-то можно, но вопрос — куда и с какой скоростью.
— То-то и оно. Получается, свобода — не обязательно движение вперед… Возьмите Грузию начала 90-х — там прошли абсолютно свободные выборы Гамсахурдиа. 98% проголосовали. Что он начал делать? Посадил в тюрьму половину грузинской интеллигенции. Это было движение вперед? Отвечайте! Гамсахурдиа, по сути, стал узурпатором. Так вперед или нет шла Грузия?
Вот вы спросите нормального человека, что он выберет — свободу или безопасность? Вот вы что выберете?
— Безопасность.
— Естественно! Получается, что русскому человека нужна не свобода, а забота.
Мой двоюродный дедушка, замечательный философ Петр Кончаловский, скончавшийся в 40-х годах ХХ века в Париже, написал: «Свобода есть великий дар, но не абсолютное благо. Со свободой едва ли не более сложно обращаться, чем с атомной энергией. Как ни грустно, но приходится признать, что свобода, увы, не для русского человека».
Спорт победил искусство
ЕСЛИ человеку создать благоприятные условия, то он становится животным. Человеку, чтобы он оставался человеком, нужны неблагоприятные условия. В разумных, конечно, пределах. Человек, к примеру, активно работает, только когда ему холодно. Почему вокруг экватора 3 тысячи километров пояса абсолютной нищеты? Там же тепло. Лежишь, банан с дерева упал, ты его съел, работать тебе невозможно, потому что очень жарко. А где прохладно, где можно согреться работой, там и возникает нормальное буржуазное общество. И государство должно создавать этот баланс между благоприятными и неблагоприятными условиями.
Ведь государство не создано для того, чтобы заботиться о народе. Это большая иллюзия. Государство создано для того, чтобы помешать человеку стать животным. Государство ограничивает жадность человека, его инстинкты. Человека можно поднять с колен только пинком под зад…
— А связаны ли между собой свобода и уровень развития культуры? Некоторые говорят, что именно в эпоху СССР — эпоху несвободы, у нас был Бродский — лауреат Нобелевской премии, были Пастернак, Шолохов.
— Это говорят прогнившие интеллигенты. Во-первых, начнем с того, что культура — это не Бродский и не Пушкин. Культура — это то, как вы ходите в туалет. Пушкин, великий поэт, писал такие письма: «Посылаю тебе девку, позаботься о ребенке». Что это значит? Это значит, что он был нормальным рабовладельцем. Пушкин писал замечательные стихи о свободе, о любви и одновременно девку отсылал другу как вещь какую-то. Он по этому поводу не сходил с ума и не думал: о боже мой, что я натворил. Это тоже культура. Пушкин ходил в чистый туалет, а все девки, весь «черный» народ ходил в грязный. Ничего дурного тут нет — это просто другая культура. Бродский, Пушкин и иже с ними не имеют никакого отношения к глубинной русской культуре — это только поверхность, тонкий плащ. Как говорил Гершензон: «Петр Первый накрыл Россию тонким плащом западной цивилизации». А внизу осталось мощное, дремучее, бородатое, девственное сознание.
К сожалению, упадок русской культуры связан с тем, что обилие информации медленно съедает духовный опыт человечества. Опыт не прибавляется, а исчезает. Чем больше информации, тем меньше смысла. Интернет — это помойка, телевидение — помойка, «Макдоналдс» — помойка. Ведь эта американская поп-культура, которую сегодня так активно насаждают всему миру, не имеет ничего общего с американской культурой.
Сегодня, если даже появится великий поэт, его уже никто не услышит. Роль поэзии кончилась. Сегодня и кино кончилось, искусство потеряло свой авторитет, свою привлекательность для широких масс. Как сказал Франсуа Мориак: «XX век будет веком футбола». Он немного ошибся — не ХХ, а XXI век стал веком спорта. Куда проникли деньги? В футбол, теннис, баскетбол, гонки. Сегодня Шумахера и Бекхэма знают не меньше, если не больше, чем Тома Круза. Почему? Деньги! Рынок ушел из искусства в спорт. И я даже считаю, что в определенном смысле это благородно. Лучше уж уметь хорошо бегать, чем писать неизвестно что левой ногой и продавать это за бешеные деньги или играть последнего самурая тому, кто в принципе не в состоянии быть артистом.
— А русская душа — она осталась?
— Куда она могла деться?! Не нужно думать о том, что духовность — это обязательное бессребреничество. Это страшная ошибка — олицетворять деньги со злом, а духовность — с добром. Душа может быть черной, а деньги могут быть чистыми.