Первым признаком приближавшейся схватки стало смещение 7 июля И.А. Пятницкого1, твердого сторонника старого, давно отвергнутого курса и безжалостных действий. Человека, который за пятнадцать лет работы в Коминтерне сделал немало для «экспорта революции». А начиная с 16 августа 1935 г., с назначения на должность заведующего одним из ключевых отделов ЦК — политико-административным, изрядно потрудился для искоренения всех, кого только можно было отнести к инакомыслящим участникам былых оппозиций. Любых — в равной степени троцкистской, зиновьевской, бухаринской. Именно он, поначалу с Ягодой, а потом с Ежовым, как полномочный представитель ПБ участвовал в организации всех политических процессов. И двух шумных «московских», и многочисленных, проходивших по всей стране без огласки. Будучи завотделом, Пятницкий каждодневно надзирал за работой НКВД, контролировал кадровый состав как центрального аппарата, так и наркоматов союзных и автономных республик, краевых и областных управлений. Да еще в обязательном порядке давал санкции на все наиболее серьезные аресты, во всяком случае тех, кто занимал достаточно высокие посты. И вот теперь арестовали его самого.
Формальным основанием стали показания оказавшихся на Лубянке отнюдь не по своей воле старых работников Коминтерна, в прошлом сослуживцев Пятницкого — Белы Куна, Людвига Мадьяра, Вильгельма Кнорина, некоторых других, их добровольные или вынужденные заявления, что Пятницкий до перевода в ЦК являлся якобы одним из руководителей очередной «раскрытой» НКВД «фашистско-шпионской организации троцкистов и правых», действовавшей в ИККИ с 1932 г.2 Но если отбросить столь любимые следователями негативные по смыслу прилагательные да неуемное стремление произвольно объединять кого угодно в некие «организации», то ничего нового в таких свидетельствах, во всяком случае для Ежова, не было. Ведь о резко негативном восприятии работниками Коминтерна нового внешнеполитического курса Сталина знал каждый, кому довелось знакомиться с протоколами допросов Зиновьева и Каменева, датированными еще концом декабря 1934-го — началом января 1935 г. Следовательно, причиной ареста Пятницкого эти отнюдь не только что полученные данные никак стать не могли.
Нельзя принять и иную, уже современную версию, объясняющую арест Пятницкого тем, что на июньском пленуме он крайне резко выступил против массовых репрессий3. Во-первых, на самом пленуме данный вопрос не обсуждался. Во-вторых, невозможно представить себе, что Пятницкий, твердокаменный большевик, почти сорок лет отдавший революционному движению, беззаветно преданный марксизму, идее пролетарской революции, в одночасье и беспричинно кардинально поменял свои взгляды, отрекся от былых убеждений, принципов и стал горячим защитником тех, с кем всегда и бескомпромиссно боролся, — оппозиционеров, бывших кулаков, «церковников» да вдобавок и уголовников.
Возможно другое объяснение происшедшего 7 июля. Пятницкого устранил Ежов, да к тому же по сугубо личным мотивам. Устранил того, кто в соответствии с партийной иерархией стоял над ним как наркомом и мешал ощущать всевластие, полученное после принятия 2 июля постановления ЦК ВКП(б). Ликвидируя Пятницкого, Ежов как наркомвнудел юридически выходил на прямое подчинение ПБ, узкого руководства, Сталина, устраняя уже изрядно мешавшую ему пусть бюрократическую, но все же инстанцию. Здесь нельзя не учитывать и того, что Пятницкий, занимая должность заведующего политико-административным отделом, воистину являлся недреманным оком партии. При необходимости, по воле узкого руководства, он мог в любой момент дискредитировать Ежова как наркома и легко обосновать его смещение, поскольку достаточно хорошо знал все детали и обстоятельства репрессий последних двух лет. В пользу такого предположения говорит тот факт, что пост Пятницкого после ареста долго остался вакантным. ПБ в ближайшее месяцы так на него и не утвердило никого, удовольствовалось работой Шуба, заместителя Пятницкого, не назначив его хотя бы исполняющим либо временно исполняющим обязанности заведующего отделом.
Помимо прочего, обвинение Пятницкого в заговорщицкой деятельности и его арест вполне могли стать своеобразным пробным шаром. Проверкой того, сможет ли Ежов в дальнейшем, если ему потребуется, покуситься еще на кого-либо столь же высокого ранга. Если это так, то проверка удалась как нельзя лучше. ПБ легко отреклось от Пятницкого.
Поначалу борьба за передел властных полномочий, втягивая все новых и новых участников, шла с переменным успехом, до поры до времени не нарушая существовавшего равновесия. Неудачей завершилась попытка А.А. Жданова продвинуть в ОРПО (несомненно, с дальним прицелом) своего человека, А.А. Кузнецова, только что начавшего восхождение по партийной иерархической лестнице. Его, всего лишь заведующего отделом Ленинградского обкома, Жданов попытался поставить «под» Маленкова заместителем. Скорее всего, Жданов не желал чрезмерного усиления Ежова, а Маленкова рассматривал как его креатуру. 14 августа ПБ приняло решение об отзыве Кузнецова из Ленинграда и назначении его заместителем заведующего ОРПО, но уже на следующий день без объяснений отменило это решение4. Видимо, А.А Андреев — член ПБ, ОБ и Секретарь ЦК — отстоял курируемый им отдел, не допустил раздела контроля над ним со Ждановым, вполне возможно, не без поддержки всего того же Ежова.
Разброд и шатание при решении кадровых вопросов, явно порожденных противоборством двух возникающих в узком руководстве группировок, демонстрирует и случай с А.П. Розенгольцем. Его, 14 июня отстраненного от должности наркома внешней торговли не только без объяснений, но и без негативной оценки проделанной работы или политических взглядов, 28 августа вернули во властные структуры. Правда, на более низкий, нежели ранее, пост — начальником Управления государственных резервов при СНК СССР, поставили во главе учреждения, одновременно повышенного в ранге, преобразованного из Комитета резервов СНК СССР. Управление это имело огромное стратегическое значение, особенно в условиях приближавшейся войны. Не случайно в том же решении ПБ указывалось:
«Ввиду важности и секретности дела государственных резервов обязать начальника Управления государственных резервов тов. Розенгольца производить подбор всех без исключения работников для Управления гос. резервов совместно с НКВД»5.
Однако спустя всего полтора месяца А.П. Розенгольца арестовали.
Еще более показательной для характеристики ситуации, сложившейся на вершине власти, как предельно критической стала судьба Я.А. Яковлева, в которой нашла отражение суть происходившего — острейшей борьбы из-за альтернативности предстоящих выборов.
После июньского пленума, вынужденного одобрить проект нового избирательного закона, Яковлеву сразу же на месяц пришлось углубиться в иные проблемы — как заведующему сельхозотделом ЦК заняться положением с колхозами Белоруссии. Он готовил постановления ЦК ВКП(б) и совместное, ЦК ВКП(б) и СНК СССР, направленные на ликвидацию последствий бесспорно вызывающей «левизны» республиканского руководства. А затем двенадцать дней, с 27 июля по 7 августа, временно исполнял обязанности первого секретаря ЦК КП(б) Белоруссии. Лишь после утверждения в этой должности А.А. Волкова, до того второго секретаря МГК6, Яковлев смог вернуться к тому, что оказалось самым важным делом всей его жизни.
К концу августа Я.А. Яковлев и его аппарат практически завершили подготовку всех документов, необходимых для предстоящих альтернативных выборов. Утвердили в ПБ образцы избирательных бюллетеней и конвертов для них, удостоверений на право голосования, счетных листов, протоколов голосования, списков избирателей7.
Два из этих документов однозначно свидетельствовали об альтернативности готовившихся выборов. Так, образец избирательного бюллетеня содержал три фамилии — разумеется, и они сами, и их число являлись чистейшей условностью. Но уже предельно безусловным по смыслу был текст, помещенный над ними справа: «Оставьте в избирательном бюллетене фамилию ОДНОГО кандидата, за которого Вы голосуете, остальных вычеркните»8.
Столь же определенно указывал на выдвижение по меньшей мере двух кандидатов и один из разделов образца «Протокола голосования» по избирательному округу. Именно в нем содержались трафареты, раскрывавшие главную особенность неотвратимо приближавшихся выборов.
«Если ни один из кандидатов не получил абсолютного большинства голосов, окружная избирательная комиссия отмечает это следующим образом: В соответствии с результатами голосования…… окружная избирательная комиссия установила, что из общего числа поданных по округу голосов, признанных действительными, ни один из кандидатов в депутаты не получил абсолютного большинства голосов. Ввиду этого на основании статьи 107-й Положения о выборах в Верховный Совет СССР… окружная избирательная комиссия объявляет перебаллотировку нижеследующих двух кандидатов, получивших наибольшее количество голосов.
………(фамилия, имя, отчество) от …. получил …. голосов
………(фамилия, имя, отчество) от…. получил …. голосов
и назначает день перебаллотировки на … дня … месяца… года, то есть не позднее чем в двухнедельный срок по истечении первого тура выборов». Завизировали образец протокола окружной избирательной комиссии Сталин, Молотов, Калинин, Жданов, Каганович9.
31 августа, признав данную часть работы выполненной, ЦК образовало «предварительную», как ее назвало решение, комиссию ЦК ВКП(б), ЦИК и СНК СССР, которой и предстояло уже официально внести на рассмотрение ближайшего пленума все вышеперечисленные документы. Председателем ее стал Я.А. Яковлев. Завершить всю необходимую работу комиссии следовало не позднее 5 октября10, вскоре после чего и должен был быть созван пленум.
Вслед за тем Я.А. Яковлев продолжил подготовку к выборам, но уже в несколько своеобразной форме. По личному поручению Сталина несколько скорректировав статью 22 главы 11 конституции, разработал изменение административно-территориального деления РСФСР, что и было с 11 по 28 сентября утверждено сначала ПБ, а вслед за тем и президиумом ЦИК СССР. Так на карте страны появились вместо Азово-Черноморского края — Ростовская область и Краснодарский край, вместо Северной области — Архангельская и Вологодская, вместо Восточно-Сибирского края — Иркутская и Читинская области, вместо Московской области — Московская, Тульская и Рязанская, вместо Западно-Сибирского края — Новосибирская область и Алтайский край, из Воронежской области выделили Тамбовскую, а на месте Западной и Курской образовали Смоленскую, Курскую и Орловскую. Кроме того, скорее всего при прямом участии или по поручению Яковлева, тогда же, 22 сентября, и на Украине образовали четыре новые области: Полтавскую, Житомирскую, Каменец-Подольскую и Николаевскую11.
Такая лишь на первый взгляд очередная бюрократическая мера призвана была сыграть довольно значительную роль в ближайшее время. Прежде всего она существенно меняла число избирательных округов, создавая дополнительные места в Верховных Советах как СССР, так и РСФСР, УСССР. Более того, сразу же приводила к увеличению числа членов широкого руководства, способствовала изменению в нем расстановки сил, ибо одновременно ПБ утвердило в должностях новых первых секретарей двух крайкомов и десяти обкомов.
в безусловной поддержке которых на предстоящем пленуме сталинская группа хотела быть полностью уверенной. Наконец, у весьма влиятельных партократов Е.Г. Евдокимова, Н.С. Хрущева, Р.И. Эйхе, Д.А. Конторина и М.О. Разумова изрядно сократили не столько подведомственную территорию, сколько размах властных полномочий, в том числе и право карать или миловать в составе «троек».
Но данное поручение, как оказалось, стало последним, выполненным Я.А. Яковлевым. Судя по косвенным данным, в день открытия пленума, 12 октября, он был арестован. Однако протоколы ПБ ни тогда, ни позже так и не зафиксировали обязательное при таких обстоятельствах освобождение его от должностей заведующего сельхозотделом ЦК и первого заместителя председателя КПК. Случай редкий, хотя и не уникальный: также отсутствует решение ПБ о снятии И.А. Пятницкого.
Что же произошло с Я.А. Яковлевым? Чем было вызвано его устранение — на протяжении полутора месяцев тайное, без огласки, да еще и за несколько часов до открытия пленума ЦК ВКП(б)? Почему ликвидировали человека, два года игравшую одну из главных ролей на политической сцене: в разработке конституционной реформы, подготовке текста новой конституции и невиданного в истории страны действительного демократического избирательного закона, всех документов, необходимых для выборов?
Чтобы ответить на этот вопрос, прежде всего следует обратиться к тому положению, которое занимал Я.А. Яковлев во властных структурах. На 12 октября он уже восьмой год являлся членом ЦК; четвертый год возглавлял сельскохозяйственный отдел ЦК — один из трех экономических; год являлся первым заместителем председателя КПК — вернее, фактически руководил ею, так как Ежов, ее официальный глава, с октября 1936 г. просто не имел времени для исполнения этой своей обязанности. Помимо того, Я.А. Яковлев с 11 августа 1936 г. состоял еще и в образованном ПБ «секретариате по первоначальной наметке программы ВКП(б)»12.
Все это, а также самое активное участие в работе конституционной комиссии, которая для Яковлева отнюдь не завершилась 5 декабря 1936 г., предполагало как вполне заслуженное и потому возможное, избрание его ближайшим пленумом на тот пост, на который он мог претендовать с полным правом, — члена Оргбюро, секретаря ЦК или даже кандидата в члены ПБ. Во всяком случае, не только его послужной список, но и последняя конкретная работа позволяли ему давно претендовать на более высокую должность в партийной иерархии, чему могли способствовать давнее сотрудничество с узким руководством, вхождение в группу Сталина, а потому и инициатива в этом вопросе со стороны генерального секретаря.
Теперь обратимся к тем доступным фактам, которые прямо или косвенно могут пролить свет на причины устранения Я.А. Яковлева.
4 сентября ПБ немотивированно освободило от обязанностей заведующего отделом печати и издательств Б.М. Таля, оставив его «в распоряжении ЦК» и заменив Л.З. Мехлисом13. Иными словами, был выведен из игры один из трех членов сталинской группы, кто вместе с Яковлевым и Стецким составлял мозговой центр реформаторов и узкого руководства. Ведь именно они трое являлись подлинными авторами текста новой конституции, разработчиками очередной третьей программы ВКП(б), которая должна была определить то принципиально иное по сравнению с прошлым положение партии в обществе и государстве, ее место в жизни страны при сформированном на демократической, альтернативной основе советском парламенте — Верховном Совете СССР. Кроме того, Б.М. Таль входил и в «предварительную» комиссию по подготовке выборов, хотя и на вторых ролях.
Три недели спустя, 28 сентября, ПБ (а точнее — только Сталин и Молотов в присутствии Ежова и Маленкова14) приняло решение: «Ввести в комиссию для разработки вопросов по выборам в Верховный Совет СССР тт. Молотова, Сталина и Мехлиса»15. На первый взгляд здесь вроде бы все было ясно. Предварительная работа успешно подходила к концу. Ее результаты были столь важны, что для полной уверенности в их утверждении пленумом требовалось предельно поднять уровень комиссии. Столь же понятным выглядело и введение в ее состав Л.З. Мехлиса — он всего лишь замещал по должности выбывшего Б.М. Таля. И все же в решении ощущалась некая недоговоренность. Не было ясно, остается в комиссии Я.А. Яковлев или нет, а если остается, то в первом или во втором ее составе.
Только после этого, 30 сентября, ПБ в лице Сталина, Молотова и Ворошилова наконец установило дату созыва пленума — 10 октября, и повестку дня, включающую всего два пункта: «1. Вопросы избирательной комиссии по выборам в Верховный Совет СССР. 2. Текущие вопросы»16. Примечательно, что докладчик по первому вопросу определен почему-то не был.
2 октября состоялось первое протокольно оформленное заседание «предварительной» комиссии, ставшей с этого момента комиссией ЦК. В нем приняли участие члены обоих составов. Первого — Молотов. Сталин, Калинин, Яковлев, Горкин, Мехлис, Хрущев, Вышинский, Чернышев; второго — Булин, Маленков, Шверник, Косарев, Хохлов. Кроме того, протокол зафиксировал присутствие еще троих: заведующего агитпропотделом ЦК А.И. Стецкого, заведующего особым сектором ЦК А.Н. Поскрёбышева и второго секретаря Ленинградского горкома А.И. Угарова.
Некоторое несоответствие между официальным составом комиссии и теми, кто прибыл на ее заседание, довольно легко поддается объяснению. Андреев в тот день находился в Самарканде, проводил пленум ЦК компартии Узбекистана, на котором был снят А.И. Икрамов, а первым секретарем избран У.Ю. Юсупов. Жданова, скорее всего, неотложные дела задержали в Ленинграде. Стецкого пригласили в соответствии с занимаемой должностью. Поскрёбышева — для исполнения свойственной ему обязанности секретаря, а Угарова — вполне возможно, как представителя Жданова.
Прежде всего комиссия обсудила ряд чисто технических вопросов, не подготовленных в свое время Яковлевым: о форме и размерах ящика (урны) для голосования; об избирательных участках в частях и соединениях Красной армии, в северных и кочевых районах, небольших поселениях; о порядке включения в избирательные списки лиц 18-летнего возраста. Кроме того, она приняла решения о редакторах газет, издававшихся в центрах избирательных округов, и об увеличении ежедневного тиража «Правды» и «Известий» на 300 тысяч экземпляров для каждой. Только затем последовало самое главное — выборы назначили на 12 декабря, а начало избирательной кампании — на 12 октября.
Тем, однако, круг требовавших решения задач не был исчерпан. Состав избирательных округов поручили доработать Маленкову, Яковлеву и Горкину (фамилии были перечислены именно в таком порядке), вопрос об отпуске средств на избирательную кампанию отложили до сформирования Центральной избирательной комиссии, а вопрос об организации агитационно-пропагандистской работы в избирательных округах и на избирательных участках отнесли на неопределенное время17.
5 октября, на втором и последнем заседании комиссии ЦК (ее протокол не обнаружен), утвердили тексты постановлений ЦИК СССР о дне выборов и избирательных округах, образец удостоверения депутата Верховного Совета СССР, а также решили финансовые вопросы, отложенные ранее. Выделили 836,7 тыс. рублей на бумагу для избирательных бюллетеней и конвертов, в которые их необходимо было вкладывать; 719,4 тыс. рублей — на производство фильма «Техника выборов в Верховный Совет СССР»18.
7 октября устоявшийся, сделавшийся даже до некоторой степени рутинным ход работы внезапно нарушился. Сталин и Молотов от имени ПБ приняли постановление, ликвидировавшее прежде декларированное равноправие ВКП(б) и общественных организаций при подготовке и проведении выборов, — «Об утверждении в партийном порядке председателей и секретарей избирательных комиссий в Совет Союза и Совет Национальностей Верховного Совета СССР». Это постановление уже вносилось на утверждение ПБ 5 октября Маленковым, но так и не было рассмотрено. В соответствии с ним ЦК нацкомпартий были обязаны к 10 октября наметить состав республиканских избирательных комиссий, крайкомы и обкомы в тот же пятидневный срок — окружных, а к 15 октября «тщательно проверить и утвердить председателей и секретарей участковых избирательных комиссий». Все три варианта списков следовало тут же «представить на утверждение ЦК»19.
Чтобы понять причину такого поворота событий, приходится вступить на зыбкую почву догадок и предположений, попытаться реконструировать происходившее, сопоставляя известные неоспоримые факты и данные предельно «глухого» источника, «Книги посетителей кремлевского кабинета Сталина».
После возвращения из Минска Я.А. Яковлев встречался со Сталиным чаще, нежели прежде. В августе и сентябре — по пяти раз, а всего за первую декаду октября — даже шесть. 2 октября, в день протокольного заседания комиссия ЦК, одновременно с Яковлевым в кабинете Сталина присутствовали Молотов, Ежов и Вышинский, 5 октября — Молотов, Косиор, Чубарь и Ежов, 8 октября — Молотов, Ежов, Мехлис и Горкин. 9 октября состав участников встречи существенно изменился. Среди них оказались, помимо Ежова, члены комиссии ЦК Молотов, Жданов, Мехлис, Горкин, Косарев, Шверник, а также те, кого только три дня спустя официально введут в состав Центральной избирательной комиссии, — секретарь ВЦСПС П.Г. Москатов, начальник Главсевморпути О.Ю. Шмидт, генеральный секретарь правления Союза советских писателей В.П. Ставский и заместитель директора по учебной части казанского Института советского права Г.П. Горшенин20.
Сегодня практически невозможно установить, о чем же шла речь 2 и 5 октября. Присутствие в обоих случаях Молотова и Ежова мало о чем говорит, ибо они являлись тогда практически непременными участииками всех рабочих встреч Сталина. Лишь появление в кабинете вместе с Яковлевым еще и Вышинского порождает неуверенную догадку. Может быть, обсуждался вопрос избирательных прав, к примеру, крестьян. Тех самых, кому их недавно возвратили, но по решению ЦК от 2 июля намеревались вновь отнять. Более понятной выглядит встреча 8 октября. Присутствие на ней Мехлиса и Горкина должно свидетельствовать о том, что темой беседы вполне могли оказаться рабочие детали подготовки к выборам. Встреча же у Сталина 9 октября только своим составом прямо указывает на обсуждение и решение чисто практических вопросов предстоящих выборов, в том числе и согласование состава Центральной избирательной комиссии.
Наконец, еще одна, промежуточная дата — 7 октября, когда при обсуждении выборных вопросов Яковлев отсутствовал, хотя, как оказалось, он сохранил свое место в комиссии ЦК, правда, в явно подчиненной роли. В тот день у Сталина находились Молотов, Ежов, пробывший всего 15 минут Маленков и пришедший после его ухода Каганович. Несомненно, Маленкова пригласили лишь для того, чтобы одобрить наконец внесенный им проект постановления. Но кто был действительным инициатором данного документа?
Трудно себе представить, что Маленков, сверх головы загруженный работой, связанной со все возраставшей сменой первых секретарей крайкомов и обкомов, председателей край- и облисполкомов, сам по себе занялся чуждой ему проблемой, лежащей к тому же вне его прямых обязанностей даже как члена комиссии ЦК. Да и должность заведующего ОРПО еще не давала ему такого права, почему и следует отвергнуть его личную инициативу.
Постановление, совершенно очевидно, выражало интересы только широкого руководства, не желавшего рисковать во время альтернативных выборов.
Потому-то вполне справедливо высказать следующие предположения. За документом, серьезно менявшим старые «правила игры», стояли лишь первые секретари. Маленков мог подготовить проект под непосредственным их давлением, ибо с ними ему приходилось поддерживать постоянный и прямой контакт. Возможно и иное толкование. Требования партократии в виде конкретного поручения до сведения Маленкова довел Ежов как секретарь ЦК и в недавнем прошлом непосредственный начальник Маленкова. Нельзя исключить и того, что о требованиях широкого руководства, похожих на ультиматум, Ежов доложил Сталину и Молотову, чем вынудил их после непродолжительного, всего двухдневного сопротивления смириться и пойти на серьезные уступки партократии. Возможно, последняя гипотеза и объясняет, почему оригинал постановления был завизирован сначала Молотовым и лишь потом Сталиным, поставившим вместо обычной подписи только одну букву инициалов — «И»21.
