УПП

Цитата момента



Плач — это не катастрофа, а сообщение ребенка о своих пожеланиях в доступной для родителей форме.
Если вы не расслышали, он вам это повторит.

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Великий стратег стал великим именно потому, что понял: выигрывает вовсе не тот, кто умеет играть по всем правилам; выигрывает тот, кто умеет отказаться в нужный момент от всех правил, навязать игре свои правила, неизвестные противнику, а когда понадобится - отказаться и от них.

Аркадий и Борис Стругацкие. «Град обреченный»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/d3651/
Весенний Всесинтоновский Слет

Чудо любви

Еще некоторые античные агрономы поняли, что сельское хозяйство (не только земледелие, но и животноводство) - взаимодействие живого с живым (человек, рабочий скот, продуктивные животные, растения, почва, пастбище). И что это взаимодействие неэффективно без заботливой любви со стороны человека. Ни приказами, ни понуканием, ни угрозами, ни наказанием, ни призывами, ни лозунгами, ни политинформациями невозможно заставить почву повышать плодородие, корову давать больше молока, а пшеницу лучше наливаться. Причем нужна любовь каждого человека, участвующего в сельском хозяйстве.

Многие люди проявляют необходимую симбионтам любовь, если они персонально связаны с ними, образовали замкнутое единство, знают, что за них никто ничего делать не станет. При коллективной же ответственности любовь не родится вообще или угасает, так как исчезает обратная связь - благодарная реакция живого на мои конкретные усилия. Поэтому в то время как в области техники людям вполне удается организовать обширное коллективное производство с высокой эффективностью (ибо машинам, инструментам, станкам вполне достаточно, чтобы с ними правильно, по инструкции обращались), в области сельского хозяйства коллективное производство всегда малоэффективно.

Уже древнеримские агрономы, перепробовав все способы ведения сельского хозяйства и посмотрев приемы окружающих народов, заключили, что наибольших успехов по биологическим показателям эффективности достигает хозяин, обрабатывающий свой наследственный участок с семьей и (или) домашними рабами, почти членами семьи. За ним стоит арендатор на неограниченно долгий срок, а в самом хвосте ряда оказывается крупный латифундист, обрабатывающий огромные поля коллективными действиями сотен недомашних рабов. Но по небиологическим показателям, например себестоимости продукции и рентабельности, латифундисты могут выигрывать у семей. Но это совсем иная сторона дела.

Словом, переход к земледелию толкает человека обрабатывать землю индивидуально, а жить - на своем участке, в парном браке, дающем сыновей, наследников и продолжателей заботы о хозяйстве. До такой модели жизни пахаря можно додуматься разумом, можно найти ее эмпирически, а можно и стихийно, на подсознательном уровне, если у человека сохранились в рудиментарном виде очень древние инстинктивные программы семейного животного, живущего на своей охраняемой территории.

Разные типы земледелия дают разный общественный результат

Из перечисленных выше четырех исходных типов земледелия первый и последний не имеют препятствий для индивидуального владения землей. Изолированные от нападений извне группы в таких условиях могли легко распадаться на самостоятельные семьи, а ненужная оборонительная верхушка - редуцироваться до нескольких человек (староста, шайан, жрец, судья). Так, например, без пирамиды власти обходились более двух тысяч лет многие угро-финские племена, лесные земледельцы Восточной Европы. Заметим, что при этом оборонительные возможности поселения снижаются, и оно легко может быть захвачено посторонней иерархической структурой.

Ирригационное земледелие, требующее обширных земляных работ в форме обязательной для всех земледельцев повинности, способствует сохранению и разрастанию пирамиды власти, которая теперь находит себе новое применение - руководить общественными работами, управлять и распределять. Для всего этого, а также для содержания самих себя, власти вводят еще и подати, забирая себе часть урожая. Механизм повинностей, податей, налогов запустить в обществе людей очень легко, ведь это старый инстинкт приматов - отнимать у нижестоящих. Чтобы драгоценная мелиорированная почва использовалась продуктивно, она распределяется между земледельцами наделами. Земледелец должен рассматривать надел как почти свой, но контролируемый властью, а ирригационные сооружения как полностью принадлежащие власти. Власть же все воспринимает как свое, а землепашцев как необходимый и послушный элемент системы, то есть тоже нечто ей принадлежащее. Власть может сохранить за собой и прежнюю функцию - боевой организации для защиты территории общества, и сильно ее развить вплоть до армии.

При индивидуальном земледелии в популяции идет естественный отбор тех генов, комбинация которых образует земледельческий талант. Ведь если хозяин участка пользуется им неумело, почва истощается, а с ней истощается он сам и его потомство. Помимо этого, происходит отбор самих земледельцев: неудачники оставляют участок и ищут для себя иное применение. При ирригационном земледелии все то же самое, но помимо отбора, отнять у нерадивого участок может и власть.

Номадное подсечно-огневое земледелие, как мы видели на примере индейцев Мезоамерики, тоже может выделить обширную верхушку власти, которая берется управлять коллективными работами и облагать землепашцев податями. Последние жили семьями на наделах, но вся земля числилась одновременно за верховной властью.

Бывает и другой вариант общества подсечных земледельцев: властная структура редуцируется, потому что ее функции берет на себя собрание землепашцев. Оно решает, когда расчищать новые участки леса, что строить, какие подати собирать, как пользоваться общественными угодьями и как распределять пахотную землю между членами общины. Естественно, что подобное собрание будет действовать по принципу справедливости: все должны участвовать в общественных работах одновременно и в равной мере и все должны получать равные наделы с равным качеством почвы. Если у кого-то надел оказался продуктивнее, чем у других, то надо устроить передел; никого нельзя лишить надела, как бы плохо ни шли у него дела. Древний обезьяний инстинкт полностью удовлетворен: земля принадлежит всем нам, я наделом только временно пользуюсь, но под контролем власти, образуемой теперь всем собранием

Давно было понятно, что столь приятно выглядящий со стороны коллективизм подсечно-огневой общины чреват печальным историческим плодом - застоем. Он сковывает ее прогресс в отношении биологической эффективности и развития навыков повышения плодородия почвы.

В этом мире возможно только такое проявление индивидуальной инициативы (включая технологию земледелия), на которое еще до ее проверки дадут согласие все. Переделы никак не стимулируют учиться обрабатывать землю так, чтобы плодородие ее росло, а без этого нельзя расстаться и с подсечно-огневым земледелием. Действительно, стоит кому-то начать получать более высокий урожай благодаря своим правильно направленным усилиям, как соседи потребуют переделить этот надел. Биологи прибавляют еще одну беду, в такой популяции не отбирается земледельческий талант, такие люди могут заниматься сельским хозяйством хоть тысячу лет, а остаются к нему все так же неприспособленными. Из-за ослабления иерархии живущие «миром» общины утрачивают оборонительную структуру и рано или поздно будут захвачены какой-нибудь организованной боевой группой.

Во многих местах, в том числе в Западной Европе, в конце концов нехватка новых нераспаханных территорий заставила подсечно-огневых земледельцев перестать забрасывать поля и деревни, а вынужденная оседлость - учиться восстанавливать плодородие почвы агрономически. Этот процесс сопровождался неизбежным для нового способа ведения хозяйства угасанием коллективистских порядков и укреплением наследственного владения землей. В Восточной же Европе с ее безграничными лесами тактика забрасывания истощенных земель вместе с деревнями, а с ней и коллективистская психология общины, как бы законсервировались, и сначала землепашцев поработило растущее по восходящей крепостное право, а потом, после короткой передышки, его подменили социалистические формы ведения сельского хозяйства, окончательно лишившие земледельца не только хотя бы временного надела, но и всякой надежды на него, а с ними и остатков того любовного отношения к земле, без которого она ничего путного не родит.

Как же мы ее обустроим?

Особый путь русского земледелия с самого начала не был лучшим из возможных, и чем дальше, тем глубже заводил в тупик. Ни русского крепостного, ни колхозника сохранение и культивирование властями архаичного земледельческого коллективизма не сделали ни богатым, ни счастливым. Уже не первое столетие очевиден и выход из тупика - свободный земледелец на своей земле. Прыжок в это состояние казался страшным и помещику, и крепостному, как теперь он кажется страшным и председателю колхоза, и колхознику. Ведь недаром крепостное право в России не отмерло естественным путем, а было принудительно отменено царем-реформатором. Колхозы и совхозы тоже не отомрут сами, они будут всеми силами цепляться за свои привилегии - коллективную безответственность, круговую поруку, нерентабельность, дотации, списание долгов. Они не потерпят параллельного развития фермерского сектора в сельском хозяйстве страны. Они могут быть лишь распущены путем реформы сверху. Нужный России свободный земледелец не появится, пока его будущее не защитит право частной собственности на землю. Конечно, частная собственность на землю имеет много темных сторон, это не идеальная система. Но ничего лучшего человечеству для динамичного, эффективного сельского хозяйства найти не удалось.



Страница сформирована за 0.83 сек
SQL запросов: 171