УПП

Цитата момента



Бог дал тебе лицо, но тебе выбирать его выражение.
Улыбнись!

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Расовое и национальное неприятие имеет в основе своей ошибку генетической программы, рассчитанной на другой случай, - видовые и подвидовые различия. Расизм - это ошибка программы. Значит, слушать расиста нечего. Он говорит и действует, находясь в упоительной власти всезнающего наперед, но ошибающегося инстинкта. Спорить с ним бесполезно: инстинкт логики не признает.

Владимир Дольник. «Такое долгое, никем не понятое детство»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/france/
Париж

Глава 14

24 февраля. Понедельник

Сразу после церковной службы пришла Каролина Клэрмон. С ней ее сын - высокий мальчик с бледным невыразительным лицом, на спине - ранец. У Каролины в руках стопка объявлений, написанных от руки на желтой бумаге. Я улыбнулась обоим. Магазинчик почти пуст. Своих первых завсегдатаев я жду к девяти часам, а сейчас еще только половина девятого. За прилавком сидит одна Анук. Перед ней недопитая чашка с молоком и pain au chocolat. Она весело глянула на мальчика, неопределенно взмахнула пирогом, будто приветствуя его, и продолжала завтракать.

- Вам помочь?

Каролина огляделась с выражением зависти и неодобрения на лице. Мальчик смотрит прямо перед собой, но я вижу, что ему хочется скосить глаза в сторону Анук. Вид у него учтивый и угрюмый, блестящие глаза в обрамлении длинных ресниц непроницаемы.

- Да, - неестественно бодрым тоном произносит она, обнажая зубы в ослепительной, приторной, как сахарная глазурь, улыбке. - Я распространяю вот это… - она махнула стопкой объявлений, - и хотела бы попросить вас повесить одно в витрине вашей лавки. - Она протянула мне объявление. - Их все вешают, - добавила она, будто это как‑то могло повлиять на мое решение.

Я взяла объявление. На желтой бумаге жирно выведено черными прописными буквами:

«БРОДЯЧИМ ТОРГОВЦАМ, ЛОТОЧНИКАМ И ЛИЦАМ БЕЗ ОПРЕДЕЛЕННОГО МЕСТА ЖИТЕЛЬСТВА ВХОД ВОСПРЕЩЕН.

АДМИНИСТРАЦИЯ ОСТАВЛЯЕТ ЗА СОБОЙ ПРАВО ОТКАЗАТЬ В ОБСЛУЖИВАНИИ В ЛЮБОЕ ВРЕМЯ ДНЯ.»

- Зачем мне это? - Я озадаченно нахмурилась. - С какой стати я должна отказывать кому‑то в обслуживании?

Каролина бросила на меня взгляд, полный жалости и презрения.

- Вы в нашем городе новенькая и еще многого не понимаете, - с сахарной улыбкой говорит она. - Одно время у нас были проблемы. Это просто мера предосторожности. Я сомневаюсь, что кто‑то из этих типов нанесет вам визит. Но лучше уж заранее побеспокоиться о безопасности, чем потом сожалеть, как вы считаете?

- О чем сожалеть? - Я по‑прежнему ничего не понимала.

- У нас появились цыгане. Речные бродяги, - с нетерпеливыми нотками в голосе объясняет она. - Они опять вернулись и намерены… - она изящно наморщила носик, изображая отвращение, - заниматься здесь всем, чем им вздумается.

- И что же? - мягко допытываюсь я.

- А мы должны дать им понять, что не потерпим этого! - Каролина начинала волноваться. - Договоримся всем миром, что не станем обслуживать этих людей. Пусть убираются восвояси.

- Вон оно что. - Я раздумывала над ее словами. - А как мы можем им отказать? - с любопытством поинтересовалась я. - Если эти люди располагают деньгами, которые они хотят потратить, разве можем мы им отказать?

- Разумеется, - раздраженно отвечает она. - Кто нам запретит?

Я поразмыслила с минуту и вернула ей объявление. Каролина недоуменно уставилась на меня.

- Вы не станете вешать объявление? - Ее голос вознесся на пол‑октавы, при этом лишившись интеллигентного звучания.

Я пожала плечами:

- Мне кажется, если кто‑то желает потратить здесь деньги, я не вправе отнимать у него такую возможность.

- Но ведь местное общество… - настаивала Каролина. - Разве вы хотите, чтобы типы вроде этих - бродяги, воры, арабы, в конце концов…

В памяти всплыли угрюмые нью‑йоркские привратники, парижские дамы, туристы с фотоаппаратами у базилики Сакре‑Кер, воротящие лица от длинноногой девочки‑нищенки в коротком платьице, из которого она выросла… Каролина Клэрмон воспитывалась вдали от больших городов, но цену модным дорогим вещам знает: скромный шарфик у нее на шее помечен ярлыком фирмы «Гермес», и благоухает она духами от «Коко Шанель». Грубить я не хотела, но не сдержалась.

- Сдается мне, - язвительно отвечаю я, - что обществу негоже совать свой нос в чужие дела. Эти люди живут, как считают нужным, и ни я, ни кто другой им не указ.

Каролина одарила меня злобным взглядом.

- Что ж, если это ваша позиция, - с надменным видом она повернулась к выходу, - я не стану больше отрывать вас от дел. - Она сделала ударение на последнем слове и пренебрежительно глянула на пустые табуреты. - Дай бог, чтобы вы не пожалели о своем решении.

- А с чего вдруг я должна пожалеть?

Она раздраженно передернула плечами.

- Ну, если возникнут неприятности и тому подобное. - По ее тону я поняла, что разговор окончен. - Эти люди способны на все. Наркотики, хулиганство… - Она ехидно улыбнулась, из чего я сделала вывод, что она была бы рада увидеть меня жертвой беспорядков. Ее сын смотрел на меня с недоумением. Я улыбнулась ему и сказала:

- На днях я видела твою бабушку. Она много рассказывала о тебе. - Мальчик покраснел и пробормотал что‑то нечленораздельное.

Каролина напряглась.

- Я слышала, что она была здесь. - Она выдавила улыбку и добавила с притворным лукавством: - Зря вы потворствуете моей маме. У нее и без того скверный характер.

- А я от нее в восторге, - ответила я, не отрывая взгляда от мальчика. - Интересная женщина. И очень умна.

- Для своего возраста, - заметила Каролина.

- Для любого возраста, - парировала я.

- Возможно, так кажется тем, кто ее не знает, - сдержанно отвечала Каролина. - Но родные… - Она сверкнула в мою сторону холодной улыбкой. - Поймите правильно: моей маме очень много лет, - стала объяснять она. - Ум ее уже не тот, что прежде. Она воспринимает действительность… - Она нервно взмахнула рукой. - Впрочем, что я вам объясняю?

- Вы правы, - вежливо согласилась я. - В конце концов, это не мое дело. - Я увидела, как Каролина прищурилась, уловив колкость в моей реплике. Пусть она и была ханжой, но от отсутствия ума не страдала.

- Я хотела сказать… - Она замешкалась. На секунду мне показалось, что я заметила иронию в глазах ее сына, но не исключено, что мне это просто почудилось. - Дело в том, что моя мама не всегда понимает, что для нее хорошо, а что плохо. - Она быстро овладела собой, на ее губах вновь заиграла безукоризненная улыбка, столь же ослепительная, как и ее налакированные волосы. - Ваш магазин, например.

Я кивком попросила ее продолжать.

- У мамы диабет, - объяснила Каролина. - Врач постоянно предупреждает ее, чтобы она придерживалась бессахарной диеты. Но она не слушает. И лечиться не желает. - Она торжествующе взглянула на сына. - Вот скажите, мадам Роше, разве это нормально? Разве это поведение нормального человека? - Она опять повысила голос, в нем слышались визгливые вздорные нотки.

Ее сын смущенно глянул на часы.

- Матап, я о‑опаздываю. - Голос у него учтивый и бесстрастный. - Извините, мадам, - обратился он ко мне. - Мне пора в школу.

- Вот, возьми. Это мои фирменные пралине. За счет магазина. - Я протянула ему скрученный целлофановый пакетик.

- Мой сын не ест шоколад, - сердито заявила Каролина. - У него слабое здоровье. Гиперфункция. Он знает, что сладкое ему вредно.

Я смотрела на мальчика. Внешне абсолютно здоровый ребенок. Просто скучный и немного застенчивый.

- Она очень скучает по тебе, - сказала я ему. - Твоя бабушка. Зашел бы сюда как‑нибудь, повидался с ней. Она здесь часто бывает.

Блестящие глаза под длинными коричневыми ресницами на мгновение вспыхнули.

- Может, и зайду, - сдержанно отозвался он.

- У моего сына нет времени расхаживать по шоколадным, - надменно произнесла Каролина. - Мой сын - одаренный мальчик. Он знает, чем обязан своим родителям. - В ее словах слышались угроза и хвастливая категоричность. Она повернулась и прошествовала мимо Люка. Тот уже стоял в дверях, покачивая ранцем.

- Люк, - тихо, но настойчиво окликнула я его. Мальчик нехотя обернулся. Не отдавая себе отчета, я быстро шагнула к нему, мой взгляд проник под маску бесстрастной учтивости на его лице, и я увидела… увидела…

- Тебе понравился Рембо? - не раздумывая спросила я, поскольку голова шла кругом от мелькавших в воображении образов.

Он виновато потупился:

- Что?

- Рембо. Она подарила тебе на день рождения томик его стихов, верно?

- Д‑да, - едва слышно ответил он, поднимая к моему лицу свои блестящие зеленовато‑серые глаза. Едва заметно мотнул головой, будто предупреждая. - Правда, я н‑не читал их, - громче сказал он. - Я - не л‑любитель поэзии.

Книжка с загнутыми страницами, спрятанная на дне одежного шкафа. Мальчик, с пафосом нашептывающий себе восхитительные строчки. Приди, пожалуйста, молю я про себя. Ради Арманды, прошу тебя.

Что‑то дрогнуло в его глазах.

- Мне пора.

Каролина нетерпеливо ждала его у выхода.

- Возьми, пожалуйста. - Я опять протянула ему маленький пакетик с пралине. У мальчика есть тайны. Они просятся наружу. Незаметно для матери он забрал пакетик и улыбнулся.

- Скажите ей, я приду, - произнес он одними губами, так что мне показалось, будто я выдумала его слова. - С‑скажите, что в среду, когда т‑татап пойдет в парикмахерскую. - И он ушел.

Позже явилась Арманда, и я поведала ей о визите ее дочери и внука. Она качала головой и тряслась от смеха, когда я пересказывала ей свой диалог с Каролиной.

- Хе‑хе‑хе! - Сидя в продавленном кресле с чашкой кофейного шоколада в маленькой старческой ручке, она как никогда была похожа на куколку с яблочным личиком. - Бедняжка Каро. Ишь как не любит, чтобы ей напоминали о матери. - Она с наслаждением глотнула из чашки. - Когда же она отстанет? - бурчала Арманда. - Рассказывает тебе, что мне можно, что нельзя. Диабет у меня, видите ли. Это все ее доктора напридумывали. - Она крякнула. - А я‑то ведь до сих пор жива, разве нет? Я соблюдаю осторожность. ан нет, им этого мало. Хотят, чтобы все жили по их указке. - Она покачала головой. - Бедный мальчик. Он заикается, ты заметила?

Я кивнула.

- Заслуга его матери, - презрительно бросила Арманда. - Оставила бы его в покое - так ведь нет. Вечно его поправляет. Вечно чем‑то недовольна. Только портит ребенка. Внушила себе, что у него слабое здоровье. - Она насмешливо фыркнула. - Дала бы пожить ему в полную силу, сразу бы все болячки прошли, - решительно заявила она. - Пусть бы бегал, не думая о том, что произойдет, если он упадет. Ему не хватает свободы. Не хватает воздуха.

Я сказала, что все матери опекают своих детей и это вполне естественно.

Арманда бросила на меня ироничный взгляд.

- Это ты называешь опекой? Как омела «опекает» яблони? - Она усмехнулась. - У меня в саду росли яблони. Так вот, омела задушила их все, одну за одной. Мерзкое растение. И ведь ничего собой не представляет - просто красивые ягодки. Слабенькое, но - боже! - до чего пронырливое! - Она глотнула из чашки. - И отравляет все, к чему ни прикоснется. - Арманда многозначительно кивнула. - Это и есть моя Каро. В чистом виде.

После обеда я вновь встретила Гийома. Он заглянул в шоколадную только для того, чтобы поздороваться. Задерживаться он не стал, объяснив, что направляется к киоскеру за своей подпиской. Гийом любит читать о кино, хотя кинотеатры никогда не посещает. Каждую неделю ему присылают целую кипу журналов: «Видео», «Синеклуб», «Телерама», «Фильм‑экспресс». Ему принадлежит единственная в городке спутниковая антенна, и в его маленьком одиноком домике есть телевизор с большим экраном, а на стене над полками с бесчисленными видеокассетами висит видеомагнитофон фирмы «Тошиба». Я отметила, что Чарли, смурной и вялый, опять сидит у хозяина на руках. Каждые несколько секунд тот ласково поглаживал пса по голове. Этот жест мне уже хорошо знаком. Гийом будто прощался со своим питомцем.

- Как он? - наконец спросила я.

- Держится молодцом, - ответил Гийом. - Еще полон жизненных сил. - И они продолжили путь. Щуплый франтоватый мужчина крепко прижимал к себе печального пса коричневого окраса, будто от этого зависела его судьба.

Мимо прошагала Жозефина Мускат. В шоколадную она не зашла. Я была чуть разочарована, ибо надеялась еще раз побеседовать с ней. Но она лишь на ходу бросила в мою сторону безумный взгляд и поспешила дальше, держа руки глубоко в карманах плаща. Я заметила, что лицо у нее опухшее, губы плотно сжаты, вместо глаз узкие щелки, хотя, возможно, она просто щурилась от моросящего дождя, голова обмотана, словно бинтами, бесцветным шарфом. Я окликнула ее, но она, не отвечая, прибавила шаг, будто убегала от грозящей ей опасности.

Я пожала плечами, оставив попытки задержать ее. Нужно время, чтобы тот или иной человек признал тебя. А порой признания приходится добиваться всю жизнь.

Тем не менее позже, когда Анук играла в Мароде, я закрыла магазин до следующего утра и, не отдавая себе отчета, зашагала по улице Вольных Граждан в сторону кафе «Республика» - маленького убогого заведения с мыльными разводами на окнах и начерканным в них от руки неизменным specialite du jour. Неряшливый навес еще больше затемнял его и без того сумрачное помещение, где с двух сторон от круглых столиков стояли два притихших игровых автомата. Несколько посетителей за столиками, потягивая кто кофе со сливками, кто пиво, угрюмо беседовали о разных пустяках. Пахло жирноватой пищей, приготовленной в микроволновой печи, в воздухе висела пелена сального сигаретного дыма, хотя я не заметила, чтобы в кафе кто‑то курил. У открытой двери на самом видном месте желтело одно из рукописных объявлений Каролины Клэрмон. Над ним - черное распятие.

Я заглянула в кафе и, помедлив на пороге, вошла. Мускат находился за стойкой бара. При виде меня он расплылся в улыбке. Его взгляд почти незаметно упал на мои ноги, поднялся к груди - хлоп, хлоп. Глаза вспыхнули, как лампочки на внезапно заработавшем игровом автомате. Он положил ладонь на насос пивной бочки, согнув в локте одну мясистую руку.

- Что желаете?

- Кофе с коньяком, пожалуйста.

Кофе он подал мне в маленькой коричневой чашечке с двумя кубиками сахара в обертке. Я села за столик у окна. Два старика - один с орденом Почетного легиона на потертом лацкане - подозрительно косились на меня.

- Может, компанию тебе составить? - крикнул Мускат из‑за стойки бара с самодовольной ухмылкой. - А то вид у тебя немного… тоскливый. Сидишь там одна, скучаешь.

- Спасибо, не надо, - вежливо отказалась я. - Вообще‑то я хотела бы увидеть Жозефину. Она здесь?

Мускат глянул на меня раздраженно, настроение у него резко испортилось.

- Ах да, это ж твоя подружка, - неприветливо произнес он. - Чуть‑чуть ты опоздала. Она только что поднялась наверх, легла отдыхать. Очередная мигрень. - Он принялся с яростью начищать бокал. - Полдня шляется по магазинам, а потом весь вечер, чтоб ему пусто было, в постели валяется, когда я тут один кручусь как проклятый.

- Надеюсь, она здорова?

Он посмотрел на меня и ответил сердито:

- Разумеется. С чего ей болеть? Если б только еще Ее Чертова Светлость почаще отрывала от кровати свою толстую задницу, тогда, пожалуй, нам удавалось бы как‑то сводить концы с концами. - Кряхтя от напряжения, он запихнул в бокал обернутый в салфетку кулак. - Я хочу сказать… - Он энергично тряхнул рукой. - Вот, посмотри вокруг. - Он глянул на меня, словно собираясь сказать что‑то еще, и вдруг устремил взгляд на дверь.

- Хе. - Я предположила, что он обращается к кому‑то вне поля моего зрения. - Оглохли, что ли? Закрыто!

Мужской голос у меня за спиной ответил что‑то невнятное. Мускат широко раздвинул губы в безрадостной улыбке.

- Читать, что ли, не умеете, идиоты? - Из‑за стойки бара он показал на желтое объявление у двери. - Давайте отсюда, живо!

Желая посмотреть, что происходит, я поднялась из‑за столика. У входа в кафе стояли в нерешительности пять человек - двое мужчин и три женщины. Все пятеро были мне незнакомы. Люди как люди, ничем не примечательные, просто в чем‑то непохожие на местных жителей. Штаны в заплатках, грубые башмаки и выцветшие футболки безошибочно выдают в них чужаков. Мне следовало бы тотчас же признать их. Когда‑то я сама была такой. В переговоры с Мускатом вступил рыжий мужчина, перетянувший лоб зеленым платком, чтобы волосы не лезли в лицо. Взгляд у него настороженный, голос демонстративно ровный.

- Мы ничего не продаем, - объясняет он. - Просто хотим купить пару бокалов пива и кофе. Мы не причиним вам неудобств.

Мускат презрительно глянул на него.

- Я же сказал: закрыто.

Одна из женщин, худенькая невзрачная девушка с проколотой бровью, потянула рыжего за рукав:

- Не надо, Ру. Давай лучше…

- Подожди. - Тот нетерпеливо стряхнул с себя ее ладонь. - Ничего не понимаю. Мадам, что была здесь минуту назад… ваша жена… она намеревалась…

- Плевать на мою жену! - взвизгнул Мускат. - Она при фонаре двумя руками задницы своей отыскать не может! Над дверью мое имя, и я говорю: ка‑фе за‑кры‑то! - Он сделал три шага вперед из‑за стойки бара и, подбоченившись, встал в проходе, словно тучный ковбой из вестерна. Я увидела желтоватый блеск костяшек его пальцев, впившихся в ремень, услышала его свистящее дыхание. Его лицо исказилось от гнева.

- Ясно. - Лицо Ру оставалось бесстрастным. Враждебным взглядом он обвел неспешно немногочисленных посетителей кафе. - Значит, закрыто. - Еще один взгляд вокруг. На мгновение я встретилась с ним глазами. - Для нас закрыто, - тихо добавил он.

- А ты не так глуп, как кажешься, - с недоброй усмешкой заметил Мускат. - Мы с прошлого раза сыты вами по горло. Больше терпеть не станем!

- Что ж, ладно. - Ру повернулся и зашагал прочь.

Мускат проводил его взглядом, расхаживая на негнущихся ногах с напыщенным видом, словно пес, учуявший драку.

Оставив на столике недопитый кофе, я молча прошла мимо него на улицу. Чаевых, надеюсь, он от меня не ждал.

Речных цыган я нагнала на середине улицы Вольных Граждан. Опять начал моросить мелкий дождь. Все пятеро, понурые и мрачные, плелись в сторону Марода, где стояли их суда. Теперь и я их увидела. Десять, двадцать, целая флотилия зелено‑желто‑сине‑бело‑красных плавучих домов. На некоторых развевается мокрое белье, другие разукрашены картинами на сюжеты арабских сказок, коврами‑самолетами и единорогами, отражающимися в мутной зеленой воде.

- Мне жаль, что так получилось, - обратилась я к ним. - Обитатели Ланскне‑су‑Танн не отличаются гостеприимством.

Ру смерил меня невыразительным взглядом.

- Меня зовут Вианн, - представилась я. - Я держу chocolaterie. Прямо напротив церкви. «Небесный миндаль».

Он выжидающе смотрел на меня, старательно демонстрируя равнодушие, чем мгновенно напомнил мне саму себя в недалеком прошлом. Я хотела сказать ему - им всем, - что мне понятны их гнев и обида, что я тоже прошла через унижение, что они не одиноки в своем злосчастье. Но я также знала, что в этих людях глубоко укоренилось чувство собственного достоинства, и они до последнего, даже если лишатся всего, что имеют, будут выказывать никчемный дух противоречия. В сочувствии они нуждались меньше всего.

- Заглянули бы ко мне завтра, - ненавязчиво предложила я. - Пивом я не торгую, но, думаю, мой кофе вам понравится.

Он взглянул на меня пристально, словно пытался определить, не издеваюсь ли я над ним.

- Приходите, прошу вас, - настаивала я. - Отведаете кофе с пирогом за счет заведения. Приглашаю всех.

Худенькая девушка глянула на своих друзей и пожала плечами. Ру отвечал ей таким же телодвижением.

- Может быть, - уклончиво сказал он.

- У нас весь день расписан по минутам, - развязно пискнула девушка.

- Найдите окошко, - улыбнулась я.

Опять тот же оценивающий подозрительный взгляд.

- Может быть.

Они зашагали в Марод, а я смотрела им вслед. С холма ко мне бежала Анук. Полы ее красного плаща развевались, словно крылья экзотической птицы.

- Матап, татап! Смотри, корабли!

Какое‑то время мы созерцали их с восхищением - плоские баржи, высокие плавучие дома с рифлеными крышами, железные дымовые трубы, фрески, многоцветные флаги, лозунги, нарисованные амулеты, охраняющие от несчастных случаев и кораблекрушений, маленькие барки, удочки, прикрепленные к сваям на ночь верши на речных раков, драные зонтики на палубах, загорающиеся костры в стальных цилиндрах на берегу реки. Запахло горелым деревом, бензином, жареной рыбой. Над водой понеслись звуки музыки - наигрываемый саксофоном жуткий мелодичный вой, похожий на заунывный плач. На середине Танна я различила фигуру рыжеволосого мужчины, стоящего одиноко на палубе незатейливого черного плавучего дома. Заметив, что я смотрю на него, он поднял руку. Я помахала в ответ.

Уже почти стемнело, когда мы отправились домой. В Мароде саксофону стал аккомпанировать барабан; его бой отражался от воды глухим эхом. Кафе «Республика» я миновала, даже не взглянув в его сторону.

Почти у вершины холма я вдруг ощутила возле себя присутствие какого‑то человека. Я повернула голову и увидела Жозефину Мускат - без плаща, но в шарфе на голове, закрывавшем половину ее лица. В полумраке она казалась мертвенно‑бледной. Призрачная тень, да и только.

- Беги домой, Анук. Жди меня там.

Анук с любопытством взглянула на меня, затем повернулась и послушно помчалась вниз по склону. Полы ее плаща неистово трепыхались в такт ее бегу.

- Я слышала про твой поступок. - Голос у Жозефины сиплый и тихий. - Ты ушла из‑за речных бродяг.

- Разумеется, - кивнула я.

- Поль‑Мари был в бешенстве. - Яростные нотки в ее голосе сродни восхищению. - Слышала бы ты, как он тебя честил.

Я рассмеялась и сказала спокойно:

- К счастью, мне не приходится выслушивать бредни Поля‑Мари.

- Мне теперь тоже запрещено с тобой общаться, - доложила Жозефина. - Он считает, что ты оказываешь на меня дурное влияние. - Она помолчала, глядя на меня с нервным любопытством, и добавила: - Он не хочет, чтобы у меня были друзья.

- Сдается мне, у Поля‑Мари слишком много желаний, я только и слышу о них, - мягко заметила я. - Он меня вовсе не интересует. А вот ты… - Я коснулась ее руки. - Ты, на мой взгляд, очень интересная личность.

Жозефина покраснела и глянула в сторону, словно ожидала увидеть кого‑то возле себя.

- Ничего ты не понимаешь, - пробормотала она.

- Думаю, понимаю. - Кончиками пальцев я тронула шарф, скрывающий ее лицо. - Зачем ты это носишь? - внезапно спросила я. - Может, объяснишь?

Она посмотрела на меня с надеждой и страхом. Тряхнула головой. Я осторожно потянула за шарф.

- Ты ведь недурна собой, - сказала я, обнажая ее лицо. - Могла бы стать красавицей.

Под нижней губой у нее я увидела свежий кровоподтек, казавшийся синеватым в сумеречном свете. Она открыла рот, собираясь солгать. Я остановила ее.

- Неправда.

- Откуда ты знаешь? - резко спросила она. - Я ведь даже не сказала…

- А тебе и не нужно ничего говорить.

Молчание. Над рекой вместе с барабанным боем разносились звонкие звуки скрипки.

- Глупо, да? - наконец заговорила она с отвращением к себе. На месте глаз у нее зияли крошечные полукруглые щелки. - Его я никогда не виню. Разве что так, немного. Порой даже забываю, что произошло на самом деле. - Жозефина набрала полные легкие воздуха, словно собиралась нырнуть в воду. - Натыкаюсь на двери. Падаю с лестницы. Н‑наступаю на грабли. - В ней клокотал истеричный смех, она захлебывалась словами. - Он говорит, что я невезучая. Невезучая.

- А в этот раз за что? - ласково спросила я. - Из‑за речных цыган?

Она кивнула.

- Они не представляли никакой угрозы. Я собиралась их обслужить. - На мгновение она повысила голос до визга. - Не понимаю, почему я всегда должна делать так, как хочет эта стерва Клэрмон! «Мы должны держаться вместе, - зло передразнила она. - Ради всеобщего спокойствия. Ради наших детей, мадам Мускат…» - Судорожно вздохнув, она вновь заговорила своим голосом: - Хотя обычно она даже не здоровается со мной, встречая на улице… воротит от меня нос, как от чумной!

Жозефина опять глубоко вздохнула, с трудом подавляя в себе вспышку ярости.

- Только и слышу: Каро то, Каро это. Я же вижу, как он смотрит на нее в церкви. Почему ты не берешь пример с Каро Клэрмон? - Теперь она имитировала мужа, придав голосу гневные интонации подвыпившего мужчины. Ей даже удалось изобразить его манеры - выпяченный подбородок, агрессивную чванливую позу. - В сравнении с ней ты неуклюжая свинья. Она - элегантная женщина. Стильная. У нее хороший сын, лучший ученик в школе. А ты чем можешь похвастать, хе?

- Жозефина.

С истерзанным выражением на лице она повернулась ко мне.

- Извини. На мгновение я почти забыла, где…

- Знаю. - Подушечки больших пальцев на моих руках зудели от гнева.

- Ты, должно быть, считаешь меня дурой, думаешь, зачем же я живу с ним столько лет? - Голос у нее унылый, взгляд темный, в глазах - обида.

- Нет, я так не думаю.

- Да, я дура, - заявила Жозефина, будто и не слышала меня. - Бесхарактерная дура. Я его не люблю… даже не помню, любила ли когда‑нибудь… но как подумаю, чтобы оставить его… - Она растерянно замолчала. - По‑настоящему оставить… - повторила она тихо, с недоумением в голосе. - Нет. Это бесполезно. - Она вновь посмотрела на меня, теперь уже с непроницаемым выражением на лице, окончательно замкнувшись в себе. - Вот почему я не могу больше общаться с тобой, - произнесла она тоном безысходного смирения. - Я не могла допустить, чтобы ты мучилась догадками… ты заслуживаешь лучшего. Но дела обстоят именно так.

- Нет, - возразила я. - Ничего еще не потеряно.

- Потеряно. - Она отчаянно, с ожесточением отбивалась от всего, что могло даровать ей поддержку и утешение. - Неужели ты не понимаешь? Я - дрянь. Воровка. Я лгала тебе. Я - воровка. Я все время ворую!

- Да, знаю, - ласково сказала я. Открывшись друг другу, мы обрели полное взаимопонимание, засиявшее между нами, как рождественская игрушка. - Жить можно гораздо лучше, - наконец промолвила я. - Миром правит не Поль‑Мари.

- Для меня как раз он - владыка мира, - упрямо заявила Жозефина.

Я улыбнулась. С таким‑то упрямством, если направить его в нужное русло, она могла бы горы свернуть. И это в моих силах. Я чувствую, о чем она думает, почти физически ощущаю ее мысли, взывающие к моей помощи. Мне ничего не стоит навести в них порядок… Я нетерпеливо отмахнулась от этой идеи. Никто не дал мне права склонять ее к тому или иному решению.

- Прежде тебе не к кому было податься, - сказала я. - Теперь есть.

- Правда? - В ее устах это прозвучало почти как признание своего поражения.

Я не ответила. Пусть решает сама.

Несколько минут она смотрела на меня в молчании. В ее глазах отражались речные огни Марода. И опять мне подумалось, что достаточно чуть‑чуть преобразить ее жизнь, и она бы расцвела, стала красавицей.

- Спокойной ночи, Жозефина.

Не оглядываясь, я зашагала вверх по холму, зная, что она смотрит мне вслед. Я свернула за угол и скрылась из виду, а она еще долго стояла и смотрела туда, где я исчезла.



Страница сформирована за 1.27 сек
SQL запросов: 172