Глава двадцатая
Женщина открывает дверь. Мы с Элен стоим на крыльце. У меня в руках - огромная косметичка Элен, скорее даже не косметичка, а такой маленький чемоданчик. Элен тычет в женщину пальцем с длинным розовым ногтем и говорит:
- Если вы мне дадите пятнадцать минут, вы получите совершенно новую себя.
Сегодня Элен во всем красном, но это не землянично-красный. Скорее он красный, как земляничный мусс со взбитыми сливками, сервированный в вазочке из матового хрусталя. Во взбитом облаке розовых волос ее сережки мерцают розовым и красным.
Женщина вытирает руки кухонным полотенцем. Ока обута в мужские коричневые мокасины на босу ногу. На ней - фартук в желтых цыплятках и какое-то неприметное платье. Она убирает волосы со лба тыльной стороной ладони. Цыплята на фартуке держат в клювах кухонные полотенца, ложки и черпаки. Глядя на нас сквозь ржавую сетку на второй двери, женщина говорит:
- Что?
Элен оборачивается ко мне. Потом смотрит на нашу машину, припаркованную у тротуара. Мона с Устрицей - они ждут в машине - пригнулись, чтобы их не было видно с крыльца. Устрица шепчет в трубку мобильного телефона:
- А зуд постоянный или периодический?
Элен Гувер Бойль кладет руку на грудь. Ее шелковой блузки почти не видно за спутанными цепями с розовыми камнями и жемчугом. Она говорит:
- Миссис Пелсон? Мы из “Волшебного макияжа”.
Элен протягивает руку вперед и раскрывает ладонь, как будто разбрасывает слова.
Она говорит:
- Меня зовут Бреида Уильямс. - Она машет рукой назад, как будто забрасывает слова за плечо. - А это мой муж, Роберт Уильямс. - Она говорит: - И сегодня у нас для вас есть подарок.
Женщина смотрит на косметичку у меня в руке.
И Элен говорит:
- Нам можно войти?
Мне казалось, что все будет проще.
Вся эта затея: входишь в библиотеку, берешь книгу с полки, идешь в туалет и вырываешь страницу. Спускаешь воду в унитазе. Я думал, что так все и будет. Легко и просто.
Две первые библиотеки - никаких проблем. В третьей книги на полке не оказалось. Мы с Моной пошли расспрашивать библиотекаря. Элен с Устрицей ждали в машине.
Библиотекарь - парень с длинными волосами, собранными в хвост. С серьгами в обоих ушах. Такие пиратские кольца. Пиджак из шотландки. Он говорит, что книжка - он проверяет компьютерную базу данных - сейчас на руках.
- Это действительно очень важно, - говорит Мона. - Я брала эту книгу до этого и оставила кое-что между страниц.
Ничем не могу помочь, говорит парень.
- А у кого сейчас книжка, не скажете? - говорит Мона.
И он говорит: извините. Ничем не могу вам помочь.
А я считаю - раз, я считаю - два, я считаю - три…
Конечно, каждому хочется хоть ненадолго стать Богом, но для меня - это работа на полный рабочий день.
Я считаю - четыре, считаю - пять…
Через пару минут у столика библиотекаря появляется Элен Гувер Бойль. Она улыбается, пока парень не отрывается от своего компьютера, и разводит руками с кольцами на всех пальцах.
Она улыбается н говорит:
- Молодой человек. Моя дочь брала у вас в библиотеке книжку и забыла в ней старую семейную фотографию. - Она трет большим пальцем по указательному и среднему и говорит: - Я понимаю, у вас тут свои правила, но вы можете сделать доброе дело и не за просто так.
Он смотрит на ее пальцы, у него на лице пляшут радужные отблески преломленного света. Он облизывает губы. Но потом все-таки говорит: нет. Оно того не стоит. Человек, который взял книжку, может пожаловаться начальству, и тогда его уволят с работы.
- Мы обещаем, - говорит Элен, - вас никто не уволит.
Мы с Моной сидим в машине. Я считаю - 27, считаю - 28, считаю - 29… я изо всех сил пытаюсь сдержать себя, чтобы не поубивать всех в этой библиотеке и не посмотреть адрес в компьютере самому.
Элен возвращается с листочком бумаги в руках. Она наклоняется к открытому окошку у водительского сиденья и говорит:
- Есть хорошая новость, и есть плохая.
Мона с Устрицей валяются на заднем сиденье. При появлении Элен они садятся. Я сижу впереди и считаю.
И Мона говорит:
- У них три экземпляра, и они все на руках.
Элен садится за руль и говорит:
- Я знаю миллион способов, как найти оптовых покупателей среди незнакомых людей.
Устрица убирает волосы с глаз и говорит:
- Отлично сработано, мамочка.
В первом доме все было просто. И во втором тоже.
Прежде чем ехать к третьему, Элен тщательно перебирает содержимое своей косметички - позолоченные тюбики помады и яркие коробочки. Она открывает розовую помаду, щурится на нее и говорит:
- Придется все это выбросить. Если я не ошибаюсь, то у последней тетки был стригущий лишай.
Мона наклоняется вперед и говорит Элен:
- У тебя замечательно получается, правда.
Элен открывает круглые коробочки с тенями для век: коричневые, розовые и персиковые. Она внимательно их рассматривает и даже нюхает. Она говорит:
- У меня большой опыт.
Она смотрится в зеркало заднего вида и поправляет прическу. Смотрит на часы, щиплет себя за подбородок и говорит:
- Наверное, мне не стоит вам этого говорить, но я раньше работала продавцом-консультантом в косметической фирме.
Мы припарковали машину у проржавелого живого трейлера на квадратной площадке пожухлой травы, усыпанной пластмассовыми детскими игрушками. Элен закрывает свою косметичку. Смотрит на меня и говорит:
- Готов повторить?
Уже внутри трейлера Элен говорит хозяйке в фартуке с цыплятами:
- Это абсолютно бесплатно, и вы ничего не обязаны покупать. - Она подталкивает женщину на диван.
Сама Элен садится напротив, так близко, что их колени почти соприкасаются, и проводит ей по лицу мягкой кисточкой для румян. Она говорит:
- Втяните щеки, голубушка.
Одной рукой она хватает хозяйку за волосы и поднимает прядь вертикально вверх. Волосы у хозяйки светлые, с темно-русыми корнями. Свободной рукой Элен быстро начесывает прядь гребешком и укладывает ее в художественном беспорядке, так что волосы получаются разной длины. Она берет еще одну прядь и делает то же самое. Потом подправляет прическу расческой, так что голова хозяйки теперь представляет собой взбитое облако светлых волос. Темных корней совершенно не видно.
И я говорю: так вот как. ты это делаешь.
Прическа получилась в точности как у Элен, только не розовая, а белая.
На журнальном столике перед диваном - большой букет роз и лилий, но цветы давно увяли и побурели. Букет стоит в вазе зеленого стекла, но воды - только на донышке. Причем вода уже черная. На обеденном столе в кухне - тоже цветы. И тоже - увядшие. В протухшей вонючей воде. На полу вдоль дальней стены гостиной - еще несколько ваз с цветами. Пожухлая зелень, сморщенные увядшие розы и черные гвоздики, покрытые сероватым налетом плесени. В каждый букет воткнута маленькая картонная карточка со словами: “Наши искренние соболезнования”.
И Элен говорит:
- Теперь закроите глаза руками.
Она щедро опрыскивает голову хозяйки лаком для полос.
Хозяйка сидит, слегка наклонившись вперед и прижимая ладони к лицу.
Элен указывает кивком в дальний конец трейлера, где есть еще несколько комнат.
Я встаю и иду.
Элен открывает тушь для ресниц и говорит:
- Можно мой муж сходит у вас в туалет? - Она говорит: - А теперь посмотрите вверх, голубушка.
На полу в ванной - кучи грязного белья и одежды, разобранной по цветам. Белая. Цветная. Чьи-то футболки и джинсы, испачканные машинным маслом. Полотенца, простыни и лифчики. Скатерть в красную клетку. Я спускаю воду в унитазе. Для звуковой маскировки.
Никаких пеленок или детской одежды.
В гостиной хозяйка в цыплятках все еще смотрит вверх, в потолок, только теперь она как-то странно дышит - судорожно и часто. Грудь под фартуком трясется. Элен вытирает бумажной салфеткой расплывшийся макияж. Салфетка мокрая и черная от потекшей туши. И Элен говорит:
- Пройдет время, Ронда, и вам станет легче. Сейчас вы в это не верите, но так будет. - Она берет очередную салфетку. - Надо только поверить, что вы сумеете это вынести, что вы сильная. Думайте о себе как о сильной женщине.
Она говорит:
- Вы еще молодая, Ронда. Вернитесь в школу, получите профессию, обратите боль в деньги.
Женщина с цыплятками, Ронда, по-прежнему плачет, глядя в потолок.
За ванной - две спальни. В одной - кровать с водяным матрасом. В другой - детская кроватка с игрушкой-мобилом в виде пластмассовых маргариток. Белый комод с выдвижными ящиками. Кроватка пустая. Прорезиненный матрасик свернут в рулон и лежит в изголовье. На стуле рядом с кроваткой - стопка книг. “Стихи и потешки со всего света” - на самом верху.
Я кладу ее на комод, и она открывается на странице 27.
Пробегаю острием английской булавки вдоль корешка - делаю маленькие проколы, чтобы было удобнее вырвать страницу. Вырываю, прячу в карман, кладу книгу на место.
В гостиной - вся косметика свалена в кучу на полу.
Элен вынула из косметички фальшивое дно. Под ним - браслеты и ожерелья, большие броши и серьги, скрепленные попарно. Россыпь зеленых, желтых, красных и синих камней в переливах света. Драгоценности. Элен держит в руках длинное ожерелье из красных и желтых камней, каждый - размером с ее розовый ноготь, если не больше.
- У хороших бриллиантов должна быть такая огранка, - говорит Элен, - чтобы свет не проникал сквозь грани в нижней половине камня. - Она сует ожерелье хозяйке в руки и говорит: - В рубинах… оксид алюминия… посторонние вкрапления в камне, называется “рутиловые включения”, придают камню мягкий розоватый оттенок, если только ювелир не обработает камень высокой температурой.
Хороший способ забыть о целом - пристально рассмотреть детали.
Две женщины сидят так близко друг к другу, что их колени соприкасаются. И головы тоже - почти. Женщина в цыплятках уже не плачет.
У нее на глазу - ювелирная лупа.
Мертвые цветы отодвинуты в сторону, и весь столик завален искрящимися розовыми камнями и золотом, прохладным белым жемчугом и синей ляпис-лазурью. Мерцание желтого и оранжевого. Мягкое матовое серебро и ослепительно белые отсветы.
Элен держит в ладони зеленый камень размером с яйцо. Он такой яркий, что лица обеих женщин кажутся зеленоватыми в отраженном свете.
- Это искусственный изумруд. Видите, там внутри как бы крапинки? В настоящих камнях их нет.
Женщина внимательно сморит сквозь лупу и кивает головой.
И Элен говорят:
- Я не хочу, чтобы вы обожглись, как я. - Она запускает руку в косметичку и достает что-то желтое и блестящее. - Эта сапфировая брошь принадлежала известной киноактрисе, Наташе Врен. - Она вынимает из косметички кулон в виде розового сердца в обрамлении маленьких бриллиантиков. - Этот берилловый кулон в семьсот каратов когда-то принадлежал румынской королеве Марии.
Я уже знаю, что она скажет, Элен. В этой куче дорогих украшений, говорит она, живут духи давно уже мертвых людей, всех прежних владельцев. Всех, кто мог себе это позволить. Где теперь их таланты, ум и красота? Их пережил этот декоративный мусор. Богатство, успех, положение в обществе - все, что олицетворяли собой эти камни, - где все это теперь?
С одинаковой прической и макияжем, эти две женщины, сидящие рядом, могли бы быть сестрами. Или мамой и дочкой. До и после. Прошлое и будущее.
И это еще не все. Но обо всем остальном - когда мы вернемся в машину.
Мона на заднем сиденье говорит:
- Ну что, нашли?
И я говорю: да. Но этой женщине это уже не поможет.
Все, что она от нас получила: это роскошная прическа и, может быть, стригущий лишай.
Устрица говорит:
- Покажи нам, что это за песня. Ради чего мы катаемся по стране.
И я говорю: ни хрена. Я запихиваю вырванную страницу в рот и жую. Ужасно болит нога, и я снимаю ботинок. Я продолжаю жевать. Мона засыпает. Я продолжаю жевать. Устрица смотрит в окно на какие-то сорняки на пустыре.
Я глотаю прожеванную бумагу и засыпаю тоже.
Я просыпаюсь уже в дороге. На пути в следующий город, в следующую библиотеку, может быть, к следующему “Волшебному макияжу”. Я просыпаюсь, и выясняется, что мы проехали уже триста миль.
На улице почти стемнело. Элен говорит, глядя прямо перед собой:
- Я слежу за расходами.
Мона садится и чешет голову, запустив обе руки в дреды. Потом прижимает пальцем внутренний уголок глаза и снимает натекшую слизь. Вытирает палец о джинсы и говорит:
- Где будем ужинать?
Я говорю Моне, чтобы она пристегнулась.
Элен включает фары. Кладет на руль руку, вытянув пальцы, и пристально смотрит на свои кольца. Она говорит:
- Когда мы найдем “Книгу теней”, когда получим полную власть над миром, когда станем бессмертными, и у нас будет все, и все нас будут любить, - говорит она, - вы все равно останетесь мне должны двести долларов за косметику.
Она выглядит как-то не так. У нее что-то не то с волосами. Ее серьги. Серьги с большими розовыми и красными камнями, сапфирами и рубинами. Их нет.
Глава двадцать первая
Конечно, это была не одна ночь. Просто по ощущениям все ночи слились в одну. Каждая ночь. Пересекая Неваду и Калифорнию, Техас, Аризону, Орегон, Вашингтон, Айдахо и Монтану. Они одинаковые, все ночи, когда ты в дороге. И поэтому кажется, будто ночь - одна.
В темноте все города и места - одинаковые.
- Мой сын Патрик, он не умер, - говорит Элен Гувер Бойль.
Он умер. Я видел запись о смерти в окружном архиве. Но я молчу.
Элен сидит за рулем. Мона и Устрица спят на заднем сиденье. Спят или слушают наш разговор. Я сижу рядом с Элен на пассажирском сиденье. Я прижимаюсь к дверце, чтобы быть как можно дальше от Элен. Я положил руку под голову и слушаю, не глядя на Элен.
А Элен говорит, не глядя на меня. Мы оба смотрим прямо перед собой, на дорогу, освещенную светом фар.
- Патрик в больнице “Новый континуум”, - говорит она. - И я верю, что когда-нибудь он поправится.
На сиденье между нами лежит ее ежедневник в красном кожаном переплете.
Пересекая Северную Дакоту и Миннесоту. Я спрашиваю у Элен, как она узнала про баюльные чары.
Своим розовым ногтем она нажимает какую-то кнопку - включает систему автоматического регулирования скорости. Потом нажимает еще одну кнопку и включает дальний свет вместо ближнего.
- Я работала продавцом-консультантом в “Skin Tone Cosmetics”, - говорит она. - Мы тогда жили в кошмарном трейлере, - говорит она. - Мы с мужем.
Его звали Джон Бойль. Я видел запись о смерти в окружном архиве.
- Ты знаешь, как это бывает, когда рождается первый ребенок, - говорит она. - Друзья и знакомые тоннами тащат подарки, игрушки и книжки. Я даже не знаю, кто именно подарил эту книжку. Просто еще одна книжка в куче других.
Согласно записям в окружном архиве, это случилось лет двадцать назад.
- Тебе не надо рассказывать, что случилось, ты и сам все понимаешь, - говорит она. - Но Джон всегда думал, что это я виновата.
Согласно записям в полицейском досье, в течение месяца после смерти Патрика Раймонда Бойля, шести месяцев от роду, соседи шесть раз вызывали полицию по поводу нарушения общественного порядка - шумных домашних ссор в трейлере Бойлев (место 175 в парке жилых фургонов “Буена-Ноче”).
Пересекая Висконсин и Небраску.
Элен говорит:
- Я искала оптовых покупателей для “Skin Tone Cosmetics” и просто ходила по домам, рекламируя наши товары. - Она говорит: - Я не сразу вернулась на работу. Прошло, наверное, полтора года после того, как Патрик… как мы увидели Патрика в то утро.
Она ходила по домам, рассказывает мне Элен, и встретила молодую женщину. Такую же, как и та - в фартуке с цыплятами. Все было так же. Те же цветы с похорон. Та же пустая детская кроватка.
- Я зарабатывала очень неплохо, только на продаже тональных кремов и маскирующих карандашей, - говорит Элен, улыбаясь. - И особенно в конце месяца, когда деньги заканчивались.
Тогда, двадцать лет назад, той женщине было столько же лет, сколько и самой Элен. Они разговорились. Женщина показала Элен детскую. Показала фотографии ребенка. Женщину звали Синтия Мур. У нее был фингал под глазом.
- И я обратила внимание, что у них была та же книжка, - говорит Элен. - “Стихи и потешки со всего света”.
Она так и осталась открытой на той же странице, какую они прочитали ребенку последней. В тот вечер, когда он умер. Они все оставили, как было. Белье в кроватке. Открытую книжку.
- И это, как ты уже понял, была та же страница, что и у нас, - говорит Элен.
Джон Бойль каждый вечер наливался пивом. Он говорил, что не хочет другого ребенка, потому что он не доверяет Элен. Если она не знает, что она сделала не так, то не стоит рисковать.
Я касаюсь рукой нагретого кожаного сиденья, и ощущение такое, как будто ты прикасаешься к человеку, к его живой коже.
Пересекая Колорадо, Канзас и Миссури.
Она говорит:
- Та женщина, у которой тоже умер ребенок… однажды она устроила дворовую распродажу. Все детские вещи. Они разложили их на лужайке и продавали за двадцать пять центов за штуку. Книжка тоже была, и я ее купила, - говорит Элен. - Я спросила у парня, который сидел при вещах, почему Синтия все распродает, но он только пожал плечами.
Согласно записям в окружном архиве, Синтия Мур выпила жидкость для прочистки водопроводных труб и умерла от внутреннего кровоизлияния в пищевод и удушья через три месяца после того, как ее ребенок умер безо всякой видимой причины.
- Джон боялся, что это было что-то заразное, и сжег все вещи Патрика, - говорит она. - Я купила книжку за десять центов. Я помню, погода в тот день была замечательная.
Согласно записям в полицейском досье, соседи еще три раза вызывали полицию по поводу нарушения общественного порядка - шумных домашних ссор в трейлере Бойлев (место 175 в парке жилых фургонов “Буена-Ноче”). А через неделю после самоубийства Синтии Мур умер Джон Бойль. Безо всякой очевидной причины. Согласно записям в протоколе вскрытия, концентрация алкоголя у него в крови могла послужить причиной остановки дыхания во сне. Также это могло быть позиционное удушье - он напился до бесчувствия и свалился на кровать в таком положении, что закрыл себе рот и нос. В любом случае никаких следов и отметин на теле не обнаружилось. В свидетельстве о смерти записано: причина не установлена.
Пересекая Иллинойс, Индиану и Огайо.
Элен говорит:
- Я не нарочно убила Джона. - Она говорит: - Мне просто хотелось проверить.
Точно так же, как мне - с Дунканом.
- Я проверяла свою догадку, - говорит она. - Джон все твердил, что душа Патрика по-прежнему с нами. А я все твердила, что Патрик жив, что он в больнице.
Она говорит: и теперь, двадцать лет спустя, шестимесячный Патрик по-прежнему там, в больнице.
Звучит как полнейший бред. Но я молчу. Не могу себе даже представить, как может выглядеть младенец после двадцатилетнего пребывания в коме, со всеми этими капельницами и трубками.
Мне представляется Устрица. С внутривенным кормлением и катетером на всю жизнь.
Убить тех, кого любишь, это не самое страшное. Есть вещи страшнее.
На заднем сиденье: Мона садится и потягивается. Она говорит:
- В Древней Греции самые сильные проклятия записывали гвоздями от затонувших кораблей. - Она говорит: - Моряки, погибшие в море… их нельзя было похоронить, как положено. Древние греки знали, что мертвые, которых не похоронили, как должно, становятся самыми беспокойными и самыми вредными духами с неуемной страстью к разрушению.
А Элен говорит:
- Заткнись.
Пересекая Западную Вирджинию, Пенсильванию, Нью-Йорк.
Элен говорит:
- Ненавижу людей, которые утверждают, что они видят духов. - Она говорит: - Никаких духов нет. Когда человек умирает, он умирает. После смерти нет никакой жизни. Смерть - это смерть. Люди, которые утверждают, что они видят духов, просто привлекают к себе внимание. Хотят показаться интереснее, чем они есть. Люди, которые верят в реинкарнацию, просто откладывают настоящую жизнь на потом.
Она улыбается.
- Но мне повезло, - говорит она. - Я нашла способ, как наказать этих людей к как заработать деньги.
У нее звонит мобильный.
Она говорит:
- Если ты мне не веришь насчет Патрика, могу показать тебе счет из больницы за этот месяц.
Ее мобильный так и звонит.
Она рассказывает не все сразу, а по частям. Пересекая Вермонт. Пересекая Луизиану, ночью. Потом - Арканзас и Миссисипи. Пересекая маленькие восточные штаты, иногда - по два-три за ночь.
Она принимает вызов и говорит в трубку:
- Элен слушает. - Она смотрит на меня, закатывает глаза и говорит в трубку: - Ребенок, замурованный в стену спальни? Он плачет всю ночь? Правда?
Остальное из этой истории я узнаю, когда мы вернемся домой и я покопаюсь в архивах.
Элен прижимает мобильный к груди и говорит мне:
- Все, что я рассказала и еще расскажу, это не для печати. - Она говорит: - Мы ничего не изменим, пока не найдем “Книгу теней”. А потом, когда мы ее найдем, я сделаю так, чтобы Патрик поправился.
