Глава 12
Через несколько минут Джилл появилась в кабинете Джубала. Анни уже была там, одетая в белую тогу Свидетеля. Она подняла на Джилл глаза, но промолчала. Джубал диктовал Доркас. На Джилл он даже не посмотрел.
— …под распростертым телом, пропитывая угол ковра и рбразуя темно-красную лужу на паркете, где она уже привлекла внимание двух легкомысленных мушек. Миссис Симпсон прижала руку ко рту. «Боже, - сказала она огорченно, - надо же – любимый папочкин ковер… А это, кажется, вдобавок ко всему, и сам папочка…» Это конец главы, Доркас, а заодно и выпуска. Отправь постой. Иди.
Доркас вышла, захватив с собой машинку для стенографирования и улыбнувшись Джилл.
— Где Майк? – спросил Джубал.
— Он одевается, - ответила Джилл. – Скоро придет.
— Одевается? – возмутился Джубал. – Я же звал его не на вечерний прием!
— Но должен же он одеться?
— Почему это? Мне, например, совершенно все равно, как вы ходите – голышом или в пальто. Гони его сюда!
— Ну пожалуйста, Джубал. Надо же ему научиться…
— Уф! Ты хочешь загнать его в рамки своей узкой буржуазной протестантсуой морали!
— Ничего подобного! Я просто учу его необходимым правилам поведения.
— Правила! Мораль! Какая разница! Женщина, здесь перед нами, благодарение богу, находится личность в чистом виде, на которую никто не накладывал психологического табу нашего племени, а ты хочешь превратить его в жалкую копию третьеразрядного конформиста из этой задерганной страны. Почему бы тебе не пойти еще дальше? Не купить ему атташе-кейс?
— Ничего подобного я не делаю! Я просто хочу, чтобы он не попадал впросак. Хочу ради его же пользы!
Джубал фыркнул:
— Нечто подобное говорили коту, когда несли его кастрировать.
— О! — Джилл сосчитала до десяти. Потом холодно сказала: — Это ваш дом, мистер Харшоу, и мы у вас в долгу. Я сейчас же приведу Майка. — Она встала.
— Придержи-ка коней, Джилл.
— Сэр?
— Сядь и не пытайся перещеголять меня в умении быть неприятным. А теперь давай кое-что проясним. Ты мне ровным счетом ничего не должна. Быть у меня в долгу нельзя. Я никогда не делаю того, чего не хочу делать. Вообще-то так поступают все, но мой случай отличается тем, что я это признаю. Поэтому не надо изобретать долг, которого не существует, иначе ты, чего доброго, захочешь ощутить ко мне благодарность, а это уж не что иное, как первый шаг к моральной деградации. Ты это грокк?
Джилл закусила губу, потом рассмеялась:
— Я не уверена, что понимаю значение слова «грокк».
— Я тоже, но намерен брать уроки у Майка, пока не пойму. Но помни, я с тобой говорил совершенно серьезно. «Благодарность» — эвфемизм для затаенной недоброжелательности. Недоброжелательность посторонних я как-нибудь перенесу, но со стороны хорошенькой девушки она крайне нежелательна.
— Но, Джубал, у меня нет к вам недоброжелательности. Это просто глупо…
— Надеюсь. Но почувствуешь ее, если не выкорчуешь из своего сознания эти иллюзии, будто ты мне что-то должна. У японцев есть пять разных способов говорить «спасибо», и каждый из них содержит в разных степенях элемент неприязни. Как было бы хорошо, если бы такая честность была встроена в английский язык! Однако вместо этого английский язык дает дефиниции чувств, которых человеческий организм просто не может ощущать. Пример — «благодарность».
— Джубал, вы просто циничный старикашка. Я вам действительно благодарна и останусь благодарной навсвгда.
— Ах ты, сентиментальная девчонка! Мы неплохо дополняем друг друга. Давай съездим на уик-энд в Атлантик-Сити и проведем там время в близости, не освященной узами брака. Только вдвоем и больше никого!
— Что вы, Джубал!
— Ну вот, теперь видишь, какова твоя благодарность?
— О, я готова. Когда едем?
— Хрумф! Нам следовало выехать еще сорок лет назад. Второе: ты, конечно, права: Майк должен знать людские обычаи. Он должен снимать туфли в мечети, надевать шляпу в синагоге и скрывать наготу, когда того требуют табу; иначе наши шаманы сожгут его как диссидента. Но, дитя, во имя всех заветов Аримана, не вздумай промывать ему мозги. Постарайся, чтобы он относился ко всему этому с некоторой долей цинизма.
— Хм… не знаю, сумею ли я. Мне кажется, в Майке цинизма нет ни капли.
— Вот как? Ладно, я тебе помогу. Пожалуй, он должен был уже одеться?
— Пойду посмотрю.
— Подожди минутку. Джилл, я хочу объяснить, почему я не тороплюсь обвинять кого-нибудь в похищении Бена. Если Бена незаконно удерживают (применим такой мягкий термин), мы не должны этого «кого-то» загонять в угол, чтобы он не решил отделаться от улик, убив Бена. Если Бен еще жив, то у него сохраняются шансы жить и дальше. Однако уже в первый вечер твоего пребывания здесь я предпринял определенные шаги. Ты Библию помнишь?
— Ну… не так чтобы…
— А она заслуживает глубокого изучения, ибо содержит ценнейшие советы на случай чрезвычайных ситуаций. «Каждый, сотворяющий зло, ненавидит свет». Это какой- то там Иоанн, разговор Иисуса с Никодимусом… Я ожидаю, что они предпримут попытку отнять у нас Майкла силой, так как считаю маловероятным, что тебе удалось хорошо замести свои следы. А у нас местечко безлюдное, и тяжелой артиллерии тоже нет. Есть только одно оружие, с помощью которого мы их можем отбросить. Это Свет. Яркий прожектор Свободы Печати. Поэтому я договорился, что, если здесь начнется свалка, это событие немедленно получит рекламу. И не маленькую, на которую можно не обращать внимания, а настоящие рупоры, работающие на всю планету, быстро и оперативно. Детали не важны — где будут стоять камеры, за какие нитки я потяну, но если бой начнется, его увидят сразу по трем сетям телевещания, а специальные выпуски будут тут же вручены всем большим шишкам, вернее, всем тем, кто хотел бы увидеть нашего Генерального секретаря с голой задницей. — Харшоу опять нахмурился. — Но я не могу их долго держать в ожидании. Когда я начинал переговоры, меня интересовало одно — скорость. Удара я ждал немедленно. Теперь я думаю, что нам следует самим предпринять активные действия — пока прожектор нацелен на нас.
— Какие действия, Джубал?
— Об этом я думал все последние три дня. Но ты расшевелила мою мысль, рассказав эту историю о происшествии в квартире Бена.
— Мне очень жаль, что я не сказала об этом раньше. Не думала, что мне поверят, а сейчас, после того как вы поверили, мне стало так легко.
— Я не говорил, что поверил.
— Как! Но ведь вы…
— Я думаю, что ты рассказала правду. Но ведь и сон в определенном смысле — реальность, и иллюзия под гипнозом — тоже. Но то, что произойдет в ближайший час в этой комнате, будут наблюдать Честный Свидетель и камеры, которые, — тут он нажал кнопку, — уже начали работать. Не верю, что Анни, когда она находится при выполнении своего профессионального долга, может быть загипнотизирована, и готов поспорить, что камеры — тем более. Мы узнаем, с какой правдой мы имеем дело, после чего обдумаем, как заставить сильных мира сего начать действовать… А может быть, придумаем и как помочь Бену. Иди за Майком.
Причина задержки Майка была проста: он связал шнурок правого ботинка со шнурком левого, встал, запутался, рухнул на пол и затянул узелок так, что распутать его было невозможно. Остальное время он провел, анализируя ситуацию, в которую попал, и пытаясь уговорить шнурки развязаться и завязаться как надо. Он не представлял, как быстро летит время, но его беспокоило, что он не успел повторить урок, заданный ему Джилл. Он признался ей в своей неудаче, хотя уже устранил ее последствия к тому времени, когда Джилл за ним пришла.
Она успокоила его, причесала и увела с собой. Харшоу оторвал взгляд от бумаг:
— Здорово, сынок. Садись.
— Здорово, Джубал, — ответил с полной серьезностью Валентайн Майкл Смит и сел — весь ожидание.
Харшоу спросил:
— Ну, мальчик, чему ты сегодня научился?
Смит радостно улыбнулся, а потом, как всегда, после паузы, ответил:
— Я сегодня научился крутить полтора оборота. Это такой прыжок с трамплина, чтобы входить в воду, как…
— Знаю. Я видел тебя. Держать пальцы ног вытянутыми, колени — выпрямленными, ступни вместе…
Смит тут же огорчился:
— Я что-то сделал не так?
— Все было правильно, особенно для первого раза. Учись у Доркас.
Смит обдумал сказанное:
— Вода грокк Доркас. Любит его.
— Ее. Доркас не «он», а «она».
— Ее, — поправился Смит, — значит, я сказал неверно? Я читал в Новом международном словаре английского языка Вебстера, издание третье, напечатано в Спрингфилде, Массачусетс, что при разговоре мужской род включает женский. В «Законах о Контрактах» Хагворта, издание пятое, Чикаго, Иллинойс, 1978 года, на странице 1012 сказано…
— Оставим это, — торопливо прервал его Харшоу. — В языке мужские формы включают женские, если мы говорим о людях вообще, но не тогда, когда имеется в виду определенное лицо. Доркас всегда «она» или «ее» и никогда не будет «он» или «его».
— Я запомню.
— И хорошо сделаешь, а то, пожалуй, спровоцируешь Доркас, и она покажет тебе, насколько она не мужчина. — Джубал задумался. — Джилл, парнишка спит с тобой? Или с кем-нибудь из вас?
Она поколебалась и после паузы ответила ровным голосом:
— Насколько я знаю, Майк вообще не спит.
— Ты уходишь от ответа.
— Тогда вам следовало бы понять, что я делаю это умышленно. Однако могу сказать, что со мной он не спит.
— М-м-м… Черт побери, это было проявление чисто научного интереса. Майк, чему ты еще научился?
— Я научился двум способам завязывать шнурки. Первый годится, только чтобы лежать на полу, второй — чтобы ходить. И еще я узнал спряжения: я есть, ты есть, он есть, мы есть… Я был, он был…
— О'кей, этого достаточно. Что еще?
Майк восторженно улыбнулся:
— Вчера я учился водить трактор. Быстро, быстро и красиво.
— Это было вчера, когда вы спали после обеда, Джубал. Все в порядке, Дьюк был очень осторожен, и Майк в целости и сохранности.
— Хм… Я вижу. Майк, ты читал что-нибудь?
— Да, Джубал.
— Что именно?
— Я прочел, — стал перечислять Майк, — еще три тома энциклопедии: от «Мариб» до «Морок», от «Морось» до «Мышь» и от «Озон» до «План». Ты велел мне читать понемножку за один раз, поэтому я больше энциклопедию не читал. Затем я прочитал «Трагедию о Ромео и Джульетте» господина Вильяма Шекспира из Лондона, затем «Воспоминания Жака Казановы» в переводе на английский язык Артура Мехема и «Искусство перекрестного допроса» Френсиса Уэллмана. После этого я попытался грокк, что прочел, до тех пор пока Джилл не повела меня завтракать.
— И ты грокк все это?
— В полной степени я не грокк, что прочел. Прочитав историю, описанную господином Вильямом Шекспиром, я исполнился радости и счастья, дойдя до смерти Ромео. Однако, продолжая читать дальше, я узнал, что его плоть умерла преждевременно. Во всяком случае, я полагаю, что я грокк так. Но почему?
— Потому что он был законченный юный идиот.
— Прошу прощения?
— Я не знаю, Майк.
Смит обдумал сказанное. Затем пробормотал что-то на марсианском языке и добавил:
— Я всего лишь яйцо.
— Что? Ты говоришь так всегда, когда хочешь просить об одолжении, Майк. Чего ты хочешь?
Смит сказал, запинаясь:
— Джубал, мой брат, не будешь ли ты так добр и не спросишь ли у Ромео, почему он умер во плоти? Сам я спросить не могу. Я еще только яйцо, но ты можешь и тогда научишь меня, как грокк все это.
Джубал понял, что Майк считает Ромео реально существующим лицом, и уловил, что Майк ждет, чтобы Джубал связался с призраком Ромео и потребовал у него разъяснения поведения Ромео при жизни во плоти. Но оказалось, разъяснить Майку, что ни Капулетти, ни Монтекки в действительности никогда не существовали, было просто невозможно. Концепция «вымысла» лежала за пределами опыта Майка, ее не на чем было основать. Попытки Джу-бала объяснить суть художественного творчества были столь болезненны для Майка, что Джилл начала бояться, как бы он опять не свернулся в клубок.
Майк и сам понял, насколько он близок к необходимости перейти в это состояние; но он уже знал, что ему не следует искать в нем убежища в присутствии друзей, так как (за исключением брата доктора Нельсона) это вызывает у них сильнейший душевный стресс. Поэтому он сделал над собой усилие, замедлил биение сердца, успокоил эмоции и улыбнулся.
— Я буду ждать, пока способность грокк это не придет сама собой.
— Отлично, — согласился Джубал, — а пока, прежде чем начинать что-то читать, спрашивай у меня, или у Джилл, или еще у кого-нибудь, не вымысел ли это. Я не хочу, чтобы ты запутался в таких делах.
— Буду спрашивать, Джубал.
Майк решил, что когда он грокк эту необъяснимую идею, он доложит ее Старейшим во всей полноте… И тут же поймал себя на мысли: знают ли Старейшие о «вымысле»? Невероятная мысль, что может существовать нечто такое, что покажется Старейшим столь же странным, как и ему, была настолько революционна, сколь и сам нелепый вымысел, идею которого он отложил в сторону, чтобы та остудилась, а потом была использована при медитации.
—…Но я позвал тебя, — продолжал его брат Джубал, — не для того, чтобы рассуждать о литературных формах. Майк, ты помнишь тот день, когда Джилл увела тебя из больницы?
— Из больницы?
— Я не уверена, Джубал, — вмешалась Джилл, — что Майк знает о больнице. Разрешите, я попробую.
— Валяй.
— Майк, ты помнишь, где ты был, когда жил один в комнате, перед тем как я одела тебя и увезла?
— Да, Джилл.
— Потом мы уехали в другое место, где я раздела тебя и искупала в ванне.
Майк расплылся в улыбке:
— Да. Это было великое счастье.
— Когда я тебя сушила, пришли двое мужчин.
Улыбка мгновенно исчезла с лица Майка. Он задрожал и начал съеживаться.
Джилл крикнула:
— Майк, прекрати! Не смей уходить!
Майк овладел собой:
— Да, Джилл.
— Слушай, Майк. Я хочу, чтобы ты вспомнил то время, но ты не должен расстраиваться. Там были двое мужчин. Один вытащил тебя в гостиную.
— В комнату с чудесными травками, — согласился он.
— Верно. Он втащил тебя в комнату с травяным покровом, и я хотела его остановить. Он ударил меня и вдруг исчез. Помнишь?
— Ты на меня не сердишься?
— Что ты! Нет, нет, ни в коем случае. Один человек исчез, а другой направил на меня пистолет, а затем тоже исчез. Я испугалась, но нисколько не рассердилась на тебя.
— А сейчас ты на меня не сердишься?
— Майк, дорогой, я никогда на тебя не сердилась. Джубал и я хотим знать, что случилось. Там были двое мужчин. Ты что-то сделал, и… они исчезли. Что ты сделал? Можешь нам сказать?
— Я скажу… Человек — большой мужчина — ударил тебя… и я тоже испугался… поэтому я… — Он прокаркал что-то по-марсиански, а на лице его почему-то выразилось сильное удивление. — У меня нет слов.
— Майк, а что, если ты попробуешь рассказать об этом подробнее?
— Я постараюсь, Джубал. Что-то мне мешает… что-то стоит на моем пути… Это плохая вещь, ее не должно быть. Тогда я протяну… — Выглядел он очень удивленным. — Это очень просто. Проще, чем завязать шнурки на ботинках. А вот слов нет! Мне очень жаль. — Он опять задумался. — Может быть, эти слова есть в томе от «Райт» до «Ри- альто» и от «Риальто» до «Сардиния»? Или от «Сардиния» до «Сом»? Я их сегодня ночью прочту, а тебе расскажу за завтраком.
— Возможно, — согласился Джубал. — Еще минутку, Майк. — Он отошел в угол и вернулся с ящиком, в котором когда-то был бренди. — Ты можешь его «исчезнуть»?
— А это плохая вещь?
— Мы сделаем вид, что плохая.
— Но… Джубал… я должен знать, что это плохая вещь. А это просто ящик. Я не грокк, что он существует во Зле.
— М-м-м… а предположим, я возьму его и швырну в Джилл?
Смит сказал с мягкой грустью:
— Джубал, но ты же не можешь так поступить с Джилл.
— Хм… черт, думаю, что нет. Джилл, можешь ты швырнуть этой штукой в меня? Сильно, по крайней мере, чтоб шрам остался, если Майк меня не защитит?
— Джубал, мне эта идея не по душе.
— Брось! В интересах науки… И Бена Какстона.
Джилл вскочила, схватила ящик и швырнула его в голову Джубала. Джубал думал, что вынесет это, но инстинкт сработал, и он увернулся.
— Мимо! — воскликнул он. — Черт возьми, я же не смотрел, а ведь божился, что глаз с него не сведу. — Он поглядел на Смита: — Майк… это… В чем дело, малыш?!
«Человек с Марса» дрожал и выглядел жутко несчастным. Джилл обняла его:
— Ну, ну, все в порядке, милый. То, что ты сделал, — прекрасно! Ящик не долетел до Джубала. Исчез, и все тут.
— Видимо, да, — согласился Джубал, оглядываясь по сторонам и кусая свой палец. — Анни, ты смотрела.
— Да.
— И что ты видела?
— Ящик не просто исчез. Процесс занял доли секунды. Оттуда, где сидела я, было видно, что он вдруг уменьшился в размерах, как будто исчезал вдали. Но комнату он не покинул. Я видела его до того мгновения, когда он исчез окончательно.
— Куда же он делся?
— Я сказала, что могла.
— М-м-м… Ладно, потом посмотрим фильм, но я уверен… Майк!
— Да, Джубал?
— А где этот ящик?
— Ящик в… — Смит замолк. — У меня нет слов. Мне так жаль.
— Совсем запутались. Сынок, а ты можешь извлечь его оттуда?
— Прошу прощения?
— Ты заставил его исчезнуть? Заставь его вернуться.
— Не могу. Ящика больше нет.
Джубал погрузился в раздумье.
— Если этот метод получит распространение, придется резко изменить законодательство об уликах… У меня есть список здесь… вернее, был, да вышел весь… Майк, как близко ты должен быть?
— Прошу прощения?
— Если бы ты был в холле, а я у окна… Ну, скажем, в тридцати футах, ты бы смог остановить ящик, чтобы он не ранил меня?
Смит удивился:
— Да, Джубал.
— Хм… подойдем к окну. Предположим, Джилл и я были бы на дальнем берегу бассейна, а ты тут. Мог бы ты остановить ящик?
— Да, Джубал.
— А предположим, мы были бы у ворот, в четверти мили отсюда. Или это слишком далеко?
Смит колебался:
— Джубал, тут дело не в расстоянии и не в том, чтобы видеть. Тут надо знать…
— Хм… Давай посмотрим, верно ли я грокк. Неважно, как далеко. Не надо даже видеть ящик. Если ты знаешь, что творится Зло, ты можешь ему противодействовать. Верно?
Смит был явно в затруднении.
— Почти верно. Но я еще совсем недавно вышел из яйца. И для того чтобы знать, должен видеть. Старейшим не нужны глаза, чтобы знать. Старейший знает и так. Он грокк. Он действует. Мне очень жаль.
— Понятия не имею, чего тебе жаль, — сердито сказал Джубал. — Его светлость министр по делам мира поставил бы на тебе штамп «Сов. секретно» уже десять минут назад.
— Прошу прощения?
— Не имеет значения! — Джубал вернулся к своему столу и поднял тяжелую пепельницу. — Джилл, ты только не целься мне в голову. О'кей, Майк, встань в дверях.
— Джубал… мой друг… прошу тебя, не надо…
— В чем дело? Мне нужна еще одна демонстрация, и на этот раз я уж глаз не спущу…
— Джубал!
— Да, Джилл?
— Я грокк, почему Майк так расстроен.
— Тогда скажи мне.
— Мы провели эксперимент, в котором я могла ранить вас тем ящиком. Но мы — его братья по воде, и Майка потрясла мысль, что я пыталась это сделать. Мне кажется, что вся ситуация какая-то немарсианская.
Харшоу нахмурил брови:
— Возможно, она может послужить предметом для расследования комиссии по антимарсианской деятельности.
— Я не шучу, Джубал.
— Я тоже. Ладно, Джилл, поищем другое решение. — Харшоу передал пепельницу Майку. — Посмотри, какая она тяжелая, сынок. Видишь, какие у нее острые углы?
Смит рассматривал пепельницу. Джубал продолжал:
— Я собираюсь подбросить ее вверх и дать ей упасть прямо себе на голову.
Майк удивился:
— Ты хочешь расстаться с плотью?
— Что? Нет, нет! Но она ранит меня, если ты ее не остановишь. Поехали!
Харшоу швырнул пепельницу вверх над собой, так что она взлетела к самому потолку. Тут пепельница прервала свой полет и остановилась. Харшоу смотрел так, как будто участвовал в замедленной съемке.
Он прохрипел:
— Анни, что ты видишь?
Она ответила ровным голосом:
— Пепельница висит в пяти дюймах от потолка. Я не вижу ничего, что бы ее удерживало… Джубал, я думаю, что я это вижу, но если камера того не подтвердит, я разорву свою лицензию.
— Хм… Джилл?
— Она как бы парит.
Джубал подошел к столику и сел в кресло, не сводя глаз с пепельницы.
— Майк, почему она не исчезла?
— Но, Джубал, — заговорил, как бы извиняясь, Майк, — ты же велел остановить ее, а не приказал исчезнуть. Когда я отправил тот ящик, ты захотел, чтобы я его вернул. Я поступил ошибочно?
— Ох, нет! Ты все сделал очень правильно. Я все время забываю, что ты многое понимаешь буквально.
Харшоу припомнил ругательства, бывшие в ходу в годы его юности, и приказал себе никогда не произносить их при Майке, а то слова «хоть бы ты сдох», «чтоб я провалился на этом самом месте», как был уверен Харшоу, могут быть поняты Майком в буквальном смысле и тут же выполнены.
— Я рад, — рассудительно сказал Смит, — но мне очень жаль, что я не смог вернуть тот ящик обратно. И еще больше сожалею, что зря потерял пишу. Но тогда это было необходимо, или, во всяком случае, так я считал.
— Э? А о какой пище ты говоришь?
Джилл быстро вмешалась в разговор:
— Он имеет в виду тех двух мужчин — Берквиста и того, который был с ним.
— Ах, да… — Харшоу обнаружил, что еще не освоился с марсианским пониманием пищи. — Майк, ты не беспокойся, что пища пропала. Сомневаюсь, чтобы инспекция по мясным продуктам пропустила бы ее в продажу, фактически, — добавил он, вспомнив федеральное соглашение о «длинных свиньях» (На островах Тихого океана, где еще в XIX веке существовал ритуальный каннибализм, так назывались на пиджин-инглиш жертвы, предназначенные для съедения), — она была бы квалифицирована как непригодная к употреблению. Кроме того, тогда была необходимость. Ты грокк это во всей полноте и действовал верно.
— Теперь я спокоен, — сказал Майк с облегчением. — Только Старейшие могут быть всегда уверены в правильности своих действией, особенно в критических точках — «каспах». А мне нужно еще так много учиться и расти, прежде чем я присоединюсь к Старейшим. Джубал, можно, я отпущу ее? Я уже устаю.
— Ты хочешь заставить ее исчезнуть? Валяй.
— Но я не могу.
— А почему, собственно?
— Твоя голова не находится под ней. Я не грокк опасности ее существования там, где она сейчас есть.
— Ага. Все в порядке. Убери ее.
Харшоу внимательно следил глазами, ожидая, что пепельница снова займет позицию над его головой и тем самым обретет элемент опасности. Вместо этого пепельница косо скользнула вниз, приблизилась к столу, заколыхалась и совершенно спокойно опустилась на стол.
— Спасибо, Джубал.
— Спасибо тебе, мой мальчик. — Джубал поднял пепельницу. Она ничуть не изменилась. Обыкновенная пепельница. — Я очень тебе благодарен. Это самое удивительное событие в моей жизни, с тех пор как одна служанка затащила меня на чердак. — Он поглядел на Анни.
— Анни, ты обучалась на Рейне?
— Да.
— Ты когда-нибудь раньше видела левитацию?
Она подумала:
— Мне приходилось видеть то, что называется телекинезом. Это было передвижение игральных костей, но я не математик и не могу с уверенностью утверждать, что это был телекинез.
— Черт побери! Видно, ты не сможешь ответить утвердительно даже на вопрос, встало ли солнце, если на улице облачная погода.
— А как же иначе? А может, кто-то установил мощный источник искусственного света над покровом облаков?
Один из моих соклассников, вероятно, умел заставить левитировать предметы массой со скрепку для бумаг, но ему для этого требовалось предварительно высосать стаканчика три. Я же не могла рассмотреть этот опыт так, чтобы дать ответственное заключение, — тоже была пьяна.
— А что-нибудь подобное этому ты видела?
— Нет.
— М-м-м… Ладно. С твоей профессиональной деятельностью мы пока покончили. Если хочешь остаться, повесь тогу и бери кресло.
— Спасибо. С удовольствием. Но, помня вашу лекцию насчет мечетей и синагог, я, пожалуй, переоденусь в своей комнате.
— Как хочешь. Разбуди Дьюка и скажи, чтобы он занялся камерами.
— Хорошо, босс. Только не начинайте ничего нового, пока я не вернусь. — Анни побежала к двери.
— Не обещаю. Майк, сядь за мой стол. А теперь подними эту пепельницу, покажи, как это делается.
— Хорошо, Джубал. — Смит протянул руку и взял пепельницу.
— Нет, нет!
— Я что-нибудь сделал не так?
— Нет, ошибка моя. Я хочу знать, можешь ли ты поднять ее, не дотрагиваясь.
— Да, Джубал.
— Тогда — начинай! Или ты устал?
— Нет, Джубал.
— Джубал, — вмешалась Джилл, — вы же не приказали ему, а только задавали вопросы.
— Ох! — Джубал сконфуженно улыбнулся. — Майк, пожалуйста, не дотрагиваясь руками, подними эту пепельницу на фут от стола.
— Хорошо, Джубал. — Пепельница поднялась и застыла над столом. — Ты хочешь измерить расстояние? Если я ошибся, я ее перенесу.
— Нет, все прекрасно. Ты можешь подержать ее немного в таком положении? Если устанешь, скажи.
— Я скажу.
— А можешь одновременно поднять еще что-нибудь? Скажем, карандаш? Если да, сделай.
— Хорошо, Джубал. — Карандаш взлетел в воздух и повис рядом с пепельницей.
По просьбе Джубала Майк добавил к висевшим в воздухе предметам еще несколько. Вернулась Анни, подтащила кресло поближе, села и молча стала наблюдать за происходящим. Вошел Дьюк, неся складную лестницу, взглянул, посмотрел еще раз, ничего не сказал и начал расставлять ее. Наконец Майк нерешительно сказал:
— Я не уверен, Джубал, но я… — Он искал слова. — Я ведь идиот в этих делах…
— Только не доводи себя до изнеможения.
— Думаю, я смогу еще один… Надеюсь… — Пресс- папье шевельнулось, приподнялось, и… вся полудюжина плавающих в воздухе предметов рухнула вниз. Майк готов был заплакать. — Джубал, я невероятно сожалею…
Джубал похлопал его по плечу:
— Тебе следует гордиться собой, Майк. Сынок, то, что ты сделал… — Джубал искал слова для сравнения, которые были бы в словаре Майка, — это куда труднее, чем завязать шнурки ботинок, и более удивительно, чем прыжок в воду с полутора оборотами. Ты сделал это… гм… потрясающе, великолепно и с блеском. Ты грокк?
Майкл выглядел очень удивленным.
— Мне не надо стыдиться?
— Тебе надо гордиться.
— Хорошо, Джубал, — согласился Майк, — я буду гордиться.
— Великолепно! Майк, а ведь я не могу поднять даже одну пепельницу, без того чтобы не притронуться к ней.
Смит поразился:
— Ты не можешь?
— Нет. А ты можешь меня научить?
— Да, Джубал. Ты… — Смит остановился, он выглядел странно пристыженным. — У меня опять нет слов. Я буду читать, читать и читать, пока не найду нужные слова. Потом я научу своего брата.
— Не напрягайся так.
— Прошу прощения?
— Майк, не нужно огорчаться из-за того, что ты не смог найти нужные слова. Возможно, их просто нет в английском языке.
Смит обдумал сказанное:
— Тогда я обучу своего брата языку моего Гнезда.
— Боюсь, что для этого ты прибыл лет на пятьдесят позже, чем нужно.
— Я поступил плохо?
— Нет, нет. Но ты можешь начать учить Джилл уже сегодня.
— У меня от этого языка в горле першит, — запротестовала Джилл.
— А ты попробуй воспользоваться аспирином. — Джубал посмотрел на нее. — Как предлог увильнуть, это никуда не годится, сестра. Я нанимаю тебя как ассистента- исследователя марсианской лингвистики… впрочем, это будет включать и другие задания. Анни, внеси ее в платежную ведомость и смотри, не забудь отразить это в моей налоговой декларации.
— Она ведь уже раньше трудилась на кухне. Может быть, датировать задним числом?..
Джубал пожал плечами:
— Не лезь ко мне со всякой ерундой.
— Но, Джубал, — запротестовала Джилл, — я не думаю, что мне удастся выучить марсианский язык.
— Но ты можешь постараться.
— Но…
— Так где же твоя «благодарность»? Берешь работу?
Джилл прикусила губу:
— Беру… да… босс…
Смит застенчиво притронулся к ее руке:
— Джилл… я буду учить тебя…
Джилл похлопала его по ладони:
— Спасибо, Майк! — Она поглядела на Харшоу: — Выучусь вам назло.
Тот ухмыльнулся:
— Такую причину я грокк, — ты обязательно выучишься. Майк, а что ты умеешь еще из того, чего мы не умеем?
Майк выглядел очень удивленным:
— Я не знаю.
— Ну как он может сказать, — запротестовала Джилл, — если он не знает, что мы можем, а что нет?
— М-м-м, да… Анни, измени ее должность на «ассистент-исследователь марсианской лингвистики, культуры и техники». Джилл! Изучая их язык, ты наверняка наткнешься на вещи, которые необычайны, в буквальном смысле слова необычайны, и о них ты должна мне рассказывать. Майк, а если ты заметишь что-нибудь, что ты умеешь делать, а мы — нет, тоже говори мне.
— Я скажу, Джубал. А что это за вещи?
— Не знаю. Вроде тех, что ты делал только что… и то, как остаться на дне бассейна дольше, чем мы… Хм… Дьюк!
— Босс, у меня обе руки полны пленок.
— Но говорить-то ты можешь? Я заметил, что вода в бассейне мутная.
— Я как раз сегодня вечером собирался подмешать туда коагулятор, а завтра утром удалить осадок.
— А каково качество воды?
— Все в порядке. Можно даже подавать к столу как питьевую. Она только выглядит грязной.
— Тогда пусть пока остается как есть. Я тебе скажу, когда надо будет ее очищать.
— Но, босс, кому же приятно купаться в воде, похожей на помои?
— Кто слишком привередлив, пусть не купается. Перестань спорить, Дьюк. Фильмы готовы?
— Будут через пять минут.
— Отлично. Майк, ты знаешь, что такое пистолет?
— Пистолет, — ответил Майк медленно, — это вид оружия, выбрасывающего пулю при помощи взрывчатого вещества, например, пороха; он состоит из трубки, или ствола, закрытого на одном конце, где…
— О'кей, о'кей. Ты его грокк!
— Я не уверен.
— А ты когда-нибудь видел пистолет?
— Я не знаю.
— Как же, конечно, видел! — прервала их Джилл. — Майк, ты вспомни то время, о котором мы говорили… и комнату с ковром из травы. Но только не пугайся… Мужчина ударил меня…
— Да.
— Другой направил на меня что-то.
— Он направил на тебя дурную вещь.
— Это и был пистолет.
— Я так и думал, что эта дурная вещь должна называться пистолетом, Вебстеровский новый международный словарь английского языка, третье издание, выпущено…
— Все верно, сынок, — заторопился Джубал. Теперь слушай, если кто-нибудь направит пистолет на Джилл, что ты сделаешь?
Смит молчал дольше, чем обычно.
— Ты не рассердишься на меня, если пища опять пропадет?
— Нет. В таких обстоятельствах на тебя никто не будет сердиться. Но я хочу знать другое. Ты можешь сделать так, чтобы пистолет исчез, а человек бы остался?
Смит подумал:
— Это чтобы сохранить пищу?
— Ну я имел в виду не совсем это. Так ты можешь заставить пистолет исчезнуть, не ранив при этом человека?
— Джубал, он не пострадает. Пистолет я заставлю уйти, а человека только остановлю. Он просто потеряет плоть. И пища нисколько не пострадает.
Джубал вздохнул:
— Да, да, я уверен, что именно так и будет, как ты говоришь. А вот нет ли возможности отправить прочь только пистолет? Не «останавливать» мужчину, не убивать его, а оставить его, чтобы он продолжал жить?
Смит подумал:
— Проще одновременно сделать и то и другое. Но, Джубал, если я оставлю его во плоти, он все же может повредить Джилл. Во всяком случае, я так грокк.
Джубал должен был напомнить себе, что этот невинный ребенок был, во-первых, вовсе не ребенком, а во-вторых, вовсе не таким уж и невинным, больше того, он принадлежал к культуре, которая, как начал понимать Джубал, намного опережала во многих таинственных областях человеческую… и эти наивные фразы исходили от супермена или от кого-то очень похожего на него. Он ответил Майку, тщательно выбирая слова, поскольку им предстоял довольно опасный эксперимент.
— Майк, когда мы окажемся в «переломной точке», в такой, где ты обязан сделать что-то, защищая Джилл, ты так и поступишь.
— Да, Джубал, я это сделаю.
— И не думай о потере еды. Вообще ни о чем не думай. Защищай Джилл.
— Я всегда буду защищать Джилл.
— Отлично. Но, предположим, человек направил пистолет или, скажем, держит его в руке. Предположим, ты не хочешь его убивать… Но тебе надо, чтобы пистолет исчез… Ты так можешь сделать?
Майк ответил почти без паузы:
— Думаю, я грокк. Пистолет — плохая вещь. Но, возможно, человеку следует остаться во плоти. — Он подумал: — Это я могу сделать.
— Хорошо. Майк, я покажу тебе пистолет. Пистолет — плохая вещь.
— Пистолет — плохая вещь. Я заставлю его уйти.
— Но не сразу, как только его увидишь.
— Нет?
— Я подниму пистолет и направлю его на тебя. Прежде чем он займет опасное положение, заставь его исчезнуть. Но не надо «останавливать» меня, не надо причинять мне вреда, не надо убивать, вообще не делай мне ничего… и не теряй меня как пищу тоже.
— О нет, — серьезно сказал Майк. — Когда ты расстанешься с плотью, Джубал, мой брат, я надеюсь, что мне разрешат съесть тебя, восхваляя и превознося твои достоинства с каждым кусочком… и так будет до тех пор, пока я не грокк тебя во всей полноте.
Харшоу сдержал естественный рефлекс и ответил со всей серьезностью, на какую был способен:
— Благодарю тебя, Майк.
— Это я должен благодарить тебя, мой брат, и если случится так, что я буду избран раньше тебя, я уповаю, что ты сочтешь меня достойным грокк. Вы с Джилл разделите меня. Ведь ты разделишь меня с Джилл? Я очень прошу тебя…
Харшоу взглянул на Джилл и увидел, что ее лицо ничего не выражает, надо думать, по той причине, что она отлично вышколенная медсестра.
— Я разделю тебя с Джилл, — сказал он, как бы произнося торжественную клятву, — но, Майк, ни один из нас так скоро не станет едой. Я хочу тебе показать этот пистолет, а ты жди, пока я не скажу тебе. И будь очень осторожен, у меня еще много дел, которые я должен выполнить, прежде чем буду готов расстаться с плотью.
— Я буду очень осторожен.
— Ладно. — Харшоу открыл ящик стола. — Смотри, Майк. Видишь пистолет? Сейчас я его возьму. Только ничего не делай, пока я не скажу. — Харшоу взял пистолет — старинная полицейская модель — и вынул. — Приготовься, Майк! Давай! — Харшоу направил пистолет на Майка.
Его рука была пуста.
Джубал чувствовал, что весь дрожит.
— Чудесно, — сказал он. — Ты вырвал его у меня прежде, чем я прицелился.
— Я счастлив.
— И я тоже. Дьюк, ты это зафиксировал?
— Ага.
— Отлично. — Харшоу вздохнул. — Вот и все, детишки. Расходитесь.
Анни спросила:
— Босс, а вы расскажете мне, что показали фильмы?
— Хочешь остаться и посмотреть?
— О нет, я не могу. Во всяком случае, не те части, по которым я должна свидетельствовать. Но мне хотелось бы знать, показывают ли они, что у меня поехала крыша?
— О'кей.
