Немного позже Джубал рассказывал трем офицерам «Победителя»:
— Решить финансовый вопрос было легче всего. Надо было поставить его так, чтобы борьба вокруг него стала невозможной. Даже в том случае, если Майк умрет. И поэтому я заявил, будто его смерть означает конец опекунства, а специально пущенный слух из одного обычно надежного источника довел до сведения Кунга и остальных, что смерть Майка повлечет переход постоянного контроля в руки Дугласа. Разумеется, если бы я обладал магическими способностями, я бы вообще отобрал у Майка деньги, все до последнего пенни. Так…
— Зачем, Джубал? — прервал его капитан. Джубал в удивлении уставился на него.
— А вы — состоятельный человек, капитан? Я хочу сказать, вы — человек богатый?
— Я? — фыркнул Ван Тромп. — У меня есть мое жалованье, будет когда-нибудь пенсия, дом с закладной и две девочки в колледже. Мне очень хотелось бы быть богатым.
— Нет, вам бы это по душе не пришлось.
— Ха! Вы не так бы запели, будь у вас девчонки в школе!
— Я провел через колледжи четырех и был по уши в долгах. Одна из них сейчас звезда своей профессии, разумеется, под фамилией мужа, ибо я, по ее мнению, старый грешник, а не почтенный престарелый родитель. Другие вспоминают обо мне в дни моего рождения, а в остальное время просто забывают. Образование им не повредило. Я упомянул своих потомков, только чтоб доказать — мне хорошо известно, что отцам из-за них часто требуется куда больше, чем у этих самых отцов есть. Вы можете перейти в какую-нибудь фирму, которая будет платить в несколько раз больше, чем вы получаете сейчас, только за право числить вас среди своих директоров. Вам ведь делали такие предложения?
— Это к делу не относится, — холодно ответил капитан Ван Тромп. — Я профессионал.
— Ваши слова означают, что деньги не способны соблазнить вас на отказ от командования кораблем.
— Но я бы не отказался и от аенег в придачу.
— Мало денег — мало проку. Дочери тратят ровно на десять процентов больше того, что может заработать любой профессионал. Таков закон природы, каковой отныне будет известен как «Закон Харшоу». Но, капитан, настоящее богатство, богатство такого масштаба, который требует чуть ли не бригады прохвостов, чтобы отыскать способ снизить налоги, прихлопнуло бы вас еще надежнее, чем отставка.
— Чушь! Я бы поместил его в облигации и стриг бы себе купоны.
— Ни в коем случае, если вы из породы тех, кто сам добывает богатства. Крупные деньги добыть нетрудно. Только на это придется положить всю жизнь, жизнь, полную страданий. Ни одна балерина не работает так много. Капитан, это не ваш стиль! Вы не хотите делать деньги, вы хотите их тратить.
— Вы правы, сэр! И поэтому я не понимаю, почему вы хотите забрать у Майка его богатство.
— Потому, что большое богатство — это проклятье, если вам не нравится делать деньги ради самого процесса их деланья. Но и тогда у богатого человека будет немало неприятностей.
— Чепуха! Джубал, вы говорите, будто евнух в гареме, пытающийся убедить обыкновенного человека, что в положении евнуха есть свои преимущества.
— Возможно, — согласился Джубал. — Способность человека творить из собственных недостатков достоинства безгранична. Я — не исключение. Но раз я, подобно вам, сэр, не имею к деньгам другого интереса, кроме как тратить их, то для меня стать богатым невозможно. И, наоборот, я никогда не испытываю страха, что мне не удастся обзавестись скромным доходом, которого хватит на удовлетворение моих пороков, ибо достичь такого положения любой человек со смекалкой может менее рискованными средствами, нежели прикупая к двойке в покере.
А большое богатство? Вы же видели этот фарс? Разве я не мог переписать сценарий так, чтобы самому получить всю добычу и стать ее распорядителем, a de facto — собственником, получая любой приглянувшийся мне доход? И сделать это так, чтобы Дуглас поддержал бы такой вариант? Майк мне верит. Я его собрат по воде. Мог я украсть его сокровища?
— Гм… черт бы вас побрал, Джубал! Я думаю — да.
— Безусловно. Потому что Генеральный секретарь не больший искатель сокровищ, чем вы. Его страсть — жажда власти. Кстати, мне этот барабанный бой тоже ничего не говорит. Если бы я гарантировал ему (о, разумеется, очень изящно), что имущество Майка будет полностью поддерживать его Администрацию, я мог бы уволочь весь мешок. — Джубал передернул плечами. — Я думал, что, может, придется пойти и на это, чтобы защитить Майка от стервятников, и тогда меня охватила паника. Капитан, вы не знаете, что такое богатство Морского Царя. Человека, который им обладает, окружают со всех сторон, липнут к нему, как липнут в Бомбее нищие, требуют инвестировать или просто отдать хоть частичку своего богатства. Он делается подозрительным: ведь даром ему никто не отдаст свою дружбу. Его прежние друзья слишком разборчивы, чтобы толкаться среди попрошаек, они слишком горды, чтобы навлечь на себя подозрение, что они тоже попрошайки.
Еще хуже — его семья в постоянной опасности. Капитан, вашим дочерям угрожало когда-нибудь похищение?
— Что? Господи, конечно же, нет.
— А если бы вы обладали богатством, взваленным на плечи Майка, вам пришлось бы караулить своих девочек день и ночь, и все равно вы не знали бы покоя, так как никогда не смогли бы довериться охране полностью. Посмотрите истории хотя бы сотни похищений и заметьте, сколько доверенных людей было в них замешано и как мало жертв вернулись живыми… Есть ли что-нибудь такое, что можно купить за деньги и ради чего стоит набросить удавку на шейки ваших дочерей?
Ван Тромп задумался:
— Знаете, я, пожалуй, предпочту свой заложенный дом, Джубал.
— Аминь. Я тоже хочу жить своей жизнью, спать в своей постели и жить спокойно. Да, я испугался, что мне придется провести свои последние годы в конторе, осаждаемой идиотами, работая до позднего вечера в качестве поверенного Майка. И тут я прозрел. Дуглас уже живет годами за такими баррикадами, он обладает нужным штатом. Поскольку мы отдаем власть над богатством, чтобы сохранить жизнь Майка, то почему бы не заставить Дугласа расплатиться за это своей головной болью? Я не боялся, что он украдет: только второстепенный политикан способен на преступление из-за денег, а Дуглас не мелочевка. Перестаньте корчить рожи, Бен, и будем надеяться, что он не переложит это бремя на ваши плечи.
Итак, я перебросил бремя Дугласу и теперь смогу вернуться в свой любимый сад. Но все было просто, если главное понятно. Меня пугало «Решение Ларкина».
Какстон перебил:
— Я полагаю, вам тут изменило остроумие, Джубал. Эта глупость с почестями суверену… Надо было просто дать Майку подписать акт передачи своих интересов, если таковые существуют, под эгидой этого «Решения».
— Бен, мой мальчик, — мягко сказал Джубал, — как журналиста, вас иногда еще можно терпеть…
— Хм… спасибо. Я и не знал, что вы мой поклонник.
— Но ваши стратегические концепции приличествуют лишь неандертальцу…
Какстон вздохнул:
— Так-то лучше. Мне на какую-то минуту показалось, что вы совсем уж размякли.
— Если такое случится, прошу тут же пристрелить. Капитан, сколько человек вы оставили на Марсе?
— Двадцать три.
— И каков их статус, исходя из «Решения Ларкина»?
Ван Тромп нахмурился:
— Мне не полагается говорить об этом.
— Ну и не надо, — согласился Джубал, — мы сами вычислим.
Вмещался доктор Нельсон:
— Шкипер, я и Стинки сейчас на гражданке. Я могу говорить, что хочу…
— И я, — поддержал его Махмуд.
— Им известно, куда они могут запихать себе мое звание в запасе. Какое право имеет правительство указывать мне, что надо говорить, а что — нет?! Эти просиживатели штанов на Марс небось не летали.
— Успокойся, Свен. Я буду говорить сам — мы же тут среди братьев по воде. Но, Бен, мне не хотелось бы видеть это в газете…
— Капитан, может, вам будет удобнее, если я уйду к девочкам и Майку?
— Нет, пожалуйста, останьтесь. Правительство с этой колонией село в лужу. Каждый колонист передал свои «ларкинские права» правительству. Появление Майка спутало все. Я не юрист, но я так понимаю, что, если Майк откажется от своих прав, правительство будет на коне, когда дело дойдет до дележа ценностей Марса.
— Каких это ценностей? — спросил Какстон. — Слушайте, шкипер, я совсем не собираюсь бросать тень на ваши подвиги, но все же мне приходилось слышать, что Марс не имеет ценности, с точки зрения человеческих представлений о недвижимости. Или в докладах есть нечто, что отмечено индексом «перед прочтением умереть»?
Ван Тромп покачал головой:
— Нет, докладные технического характера все рассекречены. Но, Бен, ведь и Луна, когда мы до нее добрались, была всего лишь куском пустой породы.
— Touche (Задет! Удачный выпад (фр.)), — признал Какстон, — жалею, что мой родитель не купил акций «Лунар Энтерпрайз»… но Марс обитаем.
Капитан Ван Тромп явно чувствовал себя неуютно.
— Да, но… Стинки, расскажи лучше ты.
Махмуд принял эстафету:
— Бен, на Марсе очень много места для заселения человеком, и, насколько мне удалось уяснить, марсиане мешать нам не станут. Мы вывесили свой флаг и теперь требуем экстерриториальности. Но наш статус может оказаться примерно таким же, как у муравейника, сооруженного под стеклом в кабинете биологии. Так что особой ясности у меня лично нет.
Джубал кивнул:
— У меня тоже. Я, в общем-то, и тогда ситуацию полностью не представлял, кроме того, что правительство очень хочет заполучить эти самые «права». Поэтому я решил, что правительство знает не больше меня, и пошел в атаку. «Отвага, отвага и еще раз отвага!»
Джубал усмехнулся:
— Когда я учился в школе, я победил в дебатах, процитировав аргумент Британской комиссии по проблемам судоходства. Мои противники не смогли меня опровергнуть, ибо такой комиссии отродясь не существовало.
Сегодня утром я поступил столь же бессовестно. Это Администрации было нужно «Решение Ларкина», и она боялась, что мы договоримся с кем-нибудь еще. Я воспользовался их алчностью и трусостью, форсируя этот логически абсурдный постулат их юридического нонсенса и добиваясь признания в протокольном порядке Майка сувереном, с которым следует соответственно обращаться. — Джубал выглядел весьма довольным собой.
— И тем самым, — сухо произнес Бен, — посадили себя в здоровенную лужу.
— Бен, Бен, — с упреком произнес Джубал, — это они, согласно собственной логике, короновали Майка. Вряд ли мне стоит говорить, что, несмотря на известную поговорку насчет голов и корон, все же королем быть куда безопаснее, чем скрывающимся претендентом на трон. Позиция Майка существенно укрепилась от нескольких музыкальных тактов и старой простыни. И все же она осталась очень сложной. Благодаря этой небывальщине — «Решению Ларкина» Майк в одно мгновение оказался признанным сувереном Марса, имеющим право раздавать концессии, торговые привилегии, земли и все такое прочее. И он должен был или делать все это и попасть под еще больший пресс, чем тот, который грозил ему из-за богатства, или отречься и позволить «ларкинским правам» перейти к тем людям, что сидят на Марсе, то есть к Дугласу. — На лице Джубала отразилось страдание. — Обе альтернативы были мне одинаково противны. Джентльмены, я не мог позволить, чтобы мой клиент попал в такую ловушку. Надо было найти решение, которое бы минимизировало ущерб Марсу и одновременно не дало бы зацепки Высшему Суду. — Джубал ухмыльнулся. — Поэтому мне пришлось пойти на прямой обман. Почести суверена были Майку оказаны. Весь мир это видел. Но такие почести могут оказываться и alter ego1 суверена, то есть его послу. Поэтому я показал, что Майк не карточный король, который получил звание благодаря юридической фикции, а посол великого марсианского народа. — Джубал пожал плечами. — Конечно, я блефовал. Но я основывал свой блеф на убеждении, что другие — Дуглас и Кунг — знакомы с фактами не лучше меня. — Джубал огляделся. — Я пошел на этот блеф потому, что вы были с нами, братья Майка по воде. Я чувствовал поддержку, и значит, Майк должен был превратиться в марсианского посланника, а «Решение Ларкина» — умереть.
— Очень надеюсь на это, — сказал спокойно Ван Тромп, — хотя ни в малейшей степени не могу расценить ваше заявление как ложь.
— Как? Я всего лишь плел словесную паутину, импровизировал.
— Неважно. Мне казалось, что вы говорите правду. — Шкипер помолчал. — Разве что я бы не назвал Майка послом. Назвать его силами вторжения было бы куда вернее.
У Какстона отвисла нижняя челюсть.
— В каком смысле, сэр? — отозвался Харшоу.
— Я внесу поправку, — ответил Ван Тромп. — Я полагаю, что он разведчик, собирающий информацию для своих марсианских хозяев. Только не думайте — я так же люблю этого мальчика, как и вы. Но у него нет никаких причин быть по отношению к нам лояльным, я хочу сказать, по отношению к Земле. — Капитан снова нахмурился. — Было бы естественно ожидать, что человек, найденный на Марсе, ухватится за предложение вернуться домой, а на самом деле ничего похожего не произошло. Верно, Свен?
— Майк ни в какую не хотел, — согласился Нельсон, — он нас к себе даже близко не подпускал. Боялся. Затем марсиане велели ему лететь с нами… и он повел себя, как солдат, выполняющий приказ, идиотская суть которого ему предельно ясна.
— Минуточку, — запротестовал Какстон, — капитан, вы хотите сказать, что Марс вторгается к нам? Марс? Не выглядит ли это так же, как если бы мы решили вторгнуться на Юпитер? Сила тяжести у нас в два с половиной раза превышает марсианскую, а на Юпитере — в два с половиной больше, чем на Земле. Аналогичны различия в температурах, в давлении атмосферы и так далее. Мы не смогли бы жить на Юпитере, и я, признаться, не вижу, как марсиане выдержали бы наши условия. Разве не так?
— В общем, близко к истине, — согласился Ван Тромп.
— Зачем же атаковать Юпитер? Или зачем Марсу нападать на нас?
— Бен, а вы слышали о проекте создания площадки для высадки на Юпитере?
— Так ведь дальше болтовни дело не пошло. Непрактично.
— Несколько лет назад космические перелеты тоже считались непрактичными. Инженеры рассчитали, что использование всех данных, которые получены в процессе изучения океанов, плюс разработка типов скафандров с автономным двигателем вполне могут помочь «завоевать» Юпитер. Не думайте, что марсиане глупее нас. Посмотрели бы вы на их города!
— Гм… — сказал Какстон, — все же я не понимаю, зачем им лишнее беспокойство…
— Капитан!
— Да, Джубал?
— Я вношу одно возражение. Вам знакома классификация культур на аполлонические и дионисийские?
— В самом общем виде.
— Ну так мне кажется, что даже культуру Зуни на Марсе сочли бы дионисийской. Вы там были, но я разговаривал с Майком. Малыш был взращен в аполлонической культуре, а такие культуры, как известно, не агрессивны.
— М-м-м… я бы на это не полагался.
Неожиданно вмешался Махмуд:
— Шкипер, есть свидетельства, подтверждающие точку зрения Джубала. Культуру можно анализировать с помощью языка. У марсиан нет слова, обозначающего войну. Во всяком случае, я так думаю. И слов «оружие», «сражение» тоже… Если в языке таких слов нет, значит, и сам предмет, обозначаемый ими, в культуре отсутствует.
— О, ерунда, Стинки! Животные сражаются, муравьи ведут войны. А разве у них есть нужные для обозначения сих предметов слова?
— Они обязательно были бы, будь то расы, общающиеся с помощью языка. Говорящая раса имеет слова для каждой концепции и дает новые дефиниции, когда возникают новые концепции. Нервная система, которая имеет предпосылки для развития речи, не может не заговорить. Если бы марсиане знали, что такое война, у них нашлось бы и обозначающее ее слово.
— Так мы ничего не решим, позовем Майка, — предложил Джубал.
— Подождите, — возразил Ван Тромп, — я уже много лет знаю, что спорить со специалистами безнадежно. Но я знаю и то, что в истории было множество специалистов, которые чертовски грубо ошибались… Извини, Стинки.
— Вы правы, капитан, но на этот раз я вряд ли ошибаюсь.
— Майк может нас рассудить только в том случае, если он знает данное слово… так что может случиться то же, как если бы ребенка двух с половиной лет спросили бы, что такое компьютер. Давайте лучше придерживаться фактов. Свен, как насчет Агню?
Нельсон ответил:
— Уж лучше вы сами, капитан.
— Ладно… только это все между собратьями по воде, джентльмены. Лейтенант Агню был нашим младшим врачом. Очень способный, как мне говорил Свен… Но марсиан он не переносил. Я отдал приказ не носить оружие, когда выяснилось, что марсиане — мирный народ. Агню не подчинился, во всяком случае, нам не удалось разыскать его пистолет, а люди, видевшие его последними, говорили, что пистолет был при нем. В моем бортовом журнале осталась запись: «Пропал без вести, вероятно, погиб».
Двое из членов команды видели, как Агню завернул в проход между двумя большими утесами. Потом они заметили марсианина, следующего тем же путем… Они тотчас поспешили туда, так как особенности норова доктора Агню были им хорошо известны.
Оба слышали выстрел. Один из них рассказывал, что когда добежал до прохода, то, кажется, видел Агню проходящим мимо марсианина. Но Агню тут же исчез. Второй утверждает, что когда он оказался на том же месте, то марсианин появился, проплыл мимо него и двинулся своим путем. Они исследовали проход, но он был пуст и кончался тупиком.
Вот и все, джентльмены. Может быть, Агню перескочил через тупиковую стену благодаря низкой силе тяжести и влиянию страха… мне это не удалось, хоть я пытался. Кроме того, стоит упомянуть, что оба космонавта носили кислородные маски, на Марсе это необходимо, но гипоксия может сильно поколебать доверие к их свидетельствам. Я не могу утверждать, что первый космонавт был просто в состоянии кислородного голодания. Я говорю так потому, что в такую вероятность поверить все же легче, чем в то, что Агню исчез в мгновение ока. Я сказал офицеру, что он, должно быть, страдал от удушья, и приказал ему проверить свое снаряжение.
Я полагал, что Агню скоро найдется, и даже хотел наказать его за выход с оружием.
Но мы так и не нашли его. Мое недоверие к марсианам, вероятно, берет исток в этом инциденте. Они уже больше не казались мне просто большими, добрыми, безобидными, чуть комическими существами, несмотря на то что никаких неприятностей мы от них не имели, а они всегда давали нам то, о чем мы просили, особенно с тех пор, как Стинки понял, как именно следует обращаться к ним с просьбами.
Я постарался замять дело: нельзя допустить панику, если вы находитесь в миллионах миль от Земли. Скрыть, что Агню исчез, я, конечно, не мог, группа космонавтов долго искала его. Однако я утаил все, что могло содержать намек на таинственность. Агню заблудился в утесах, умер, когда иссяк запас кислорода… ну и его занесло песком. Его пример я использовал, запретив выходить в одиночку, требуя поддержки постоянной связи по радио и частых проверок снаряжения. Тому первому космонавту я не приказывал молчать, просто намекнул, что его история невероятна, так как компаньон ее не подтверждает. Так что официальная версия победила.
Махмуд медленно произнес:
— Я впервые слышу, капитан, о какой-то тайне. И предпочитаю вашу «официальную версию» — я не суеверен.
Ван Тромп кивнул:
— Именно к этому я и стремился. Только Свен и я слышали этот дичайший рассказ, но все равно… — Лицо капитана внезапно как бы постарело. — Я иногда просыпаюсь по ночам и спрашиваю себя, что же все-таки случилось с Агню?
Джубал слушал молча. Рассказала ли Джилл Бену насчет Берквиста и этого… второго… как его… Джонсона?
Говорил ли кто-нибудь Бену о битве у бассейна? Это казалось маловероятным. Девочки знали, что «официальная версия» такова, будто передовой отряд так и не появился — они ведь слышали его телефонный разговор с Дугласом.
Черт побери! Единственное, что можно сделать, — это молчать и постараться внушить Майку, чтобы он не отправлял в Никуда не приглянувшихся ему посторонних.
От дальнейших угрызений совести Джубала избавило появление Анни.
— Босс, там у дверей стоит мистер Бредли. Тот, который зовет себя старшим помощником Генерального секретаря.
— Ты его не впустила?
— Нет, мы говорили по переговорному устройству. Он сказал, что принес вам бумаги и должен ждать ответа.
— Пусть просунет их в прорезь почтового ящика. Это ведь пока территория марсианского посольства.
— А его оставить стоять за дверью?
— Анни, я знаю, ты хорошо воспитана, но в данной ситуации грубость себя полностью окупает. Мы не уступим ни дюйма, пока не получим того, чего хотим.
— Хорошо, босс.
Пакет был довольно толстый, так как в нем лежали и копии. Джубал собрал всех.
— Я предлагаю по леденцу за каждую обнаруженную ошибку, ловушку или двусмысленность.
После долгого молчания Джубал нарушил тишину:
— Он честный политик — однажды купленный, он не продается другим.
— Видимо, так, — согласился капитан.
— Кто-нибудь хочет что-либо сказать? На приз претендентов не было. Дуглас сформулировал лишь то, что было в соглашении, подготовленном Джубалом.
— О'кей, — сказал Джубал, — каждый из нас завизирует копии. Дай сюда мою печать, Мириам. Черт! И впусти Бредли. Пусть он тоже завизирует. А потом угостите его стаканчиком. Дьюк, извести портье, что мы отбываем. Позвони в «Грейхаунд» — пусть подают нашу карету. Свен, шкипер, Стинки — мы бежим отсюда, как Лот из Содома… Почему бы вам не поехать с нами и не отдохнуть на природе? Кроватей хватит, еда домашняя, тревог никаких…
Женатые мужчины попросили перенести их визит на более позднюю дату, доктор Махмуд принял предложение. Подписание документов затянулось, так как Майку очень нравилось подписывать, тщательно и с артистическим удовлетворением выводя каждую букву своего имени. Остатки от пикника упаковали как раз к тому времени, когда бумаги были подписаны, скреплены печатью, а счет за номер доставлен.
Джубал глянул на кругленькую цифру и написал на счете: «Утверждаю к оплате. Доктор Дж. Харшоу за В. М. Смита» и вручил его Бредли.
— Это уж забота вашего босса. Бредли с недоумением заморгал:
— Сэр?
— О, мистер Дуглас, без сомнения, передаст его шефу протокола. Я, знаете ли, в таких делах полный невежда.
Бредли принял счет.
— Да, — сказал он задумчиво, — Ла Рю оплатит его, я передам.
— Благодарю вас, мистер Бредли… благодарю за все.
