УПП

Цитата момента



Самая лучшая импровизация – та, которая отрепетирована заранее.
Луи Армстронг

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Современные феминистки уже не желают, как их бабушки, уничтожить порочность мужчин – они хотят, чтобы им было позволено делать то, что делают мужчины. Если их бабушки требовали всеобщей рабской морали, то они хотят для себя – наравне с мужчинами – свободы от морали.

Бертран Рассел. «Брак и мораль»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/s374/d3354/
Мещера

- Господин бургомистр, - сказал со вздохом Виктор. - Должен Вам признаться, что мне крайне трудно следить за Вашими длинными периодами. Давайте говорить просто, как добрые сыновья нации. Давайте не будем говорить, о чем мы не будем говорить, и будем- о чем будем.

Бургомистр окинул его быстрым взглядом, что-то рассчитал, что-то сопоставил, но, наверное, все шло в ход - и то, что Виктор пьянствовал с Росшепером, и то, что он вообще пьянствовал, шумно, на всю страну, и то, что Ирма - вундеркинд, и то, что есть на свете Диана, и еще, наверное, многое что - так что лоску у господина бургомистра на глазах поубавилось, и он крикнул подать себе коньяку. Виктор тоже крикнул подать себе рюмку коньяку. Бургомистр хохотнул, оглядел опустевший зал, легонько ударил кулаком по столу и сказал:

- Ладно, что нам вилять, в самом деле. Жить в городе стало невозможно, скажите спасибо вашему Голему, кстати, Вы знаете, что Голем - скрытый коммунист?… Да, да, уверяю Вас, есть материал… Он на ниточке висит, ваш Голем… Так вот я и говорю: детей развращают на глазах. Эти заразы просочились в школу и испортили ребятишек начисто… Избиратели недовольны, некоторые город покидают, идет брожение, того и гляди начнутся самосуды. Окружная администрация бездействует, вот такая ситуация. - Он осушил рюмку. - Должен Вам сказать, так я ненавижу эту мразь - зубами бы рвал, да стошнит. Вы не поверите, господин Банев, дошел до того, что капканы на них ставлю… Ну, развратили детей, ладно. Дети есть дети, их сколько не развращай - им все мало. Но Вы войдите в мое положение. Дожди эти все-таки их рук дело, не знаю, как это у них получается, но это так. Построили санаторий, целебные воды, роскошный климат, деньги греби лопатой. Сюда из столицы ездили, и чем все кончилось? Дождь, туманы, клиенты в насморке, дальше - больше, приезжает сюда известный физик… Забыл его фамилию, ну, да вы, наверное знаете… Прожил две недели - готово: очковая болезнь, в лепрозорий его. Хорошенькая реклама для санатория! Потом еще случай, потом еще, и все - как ножом клиентов отрезало. Ресторан горит, отель горит, санаторий едва дышит - слава богу, нашелся дурак - тренер, привез сюда своих "братьев по разуму": Тренирует команду - экстра для игры в дождливых странах… Ну и господин Росшепер, конечно, помогает в какой-то степени… Вы мне сочувствуете? Пробовал договориться с этим Големом - как об стенку горох, красный есть красный. Писал наверх - никаких результатов. Писал выше - ничего. Еще выше - отвечают, что приняли к сведению и дали ход вниз по инстанции… Ненавижу их, но переломил себя, поехал в лепрозорий сам. Пропустили. Просил, доказывал… До чего же гадкие типы! Моргают на тебя облезлыми своими глазами, как на воробья какого-нибудь, словно тебя здесь нет… - Он наклонился к Виктору и прошептал: - бунта боюсь, кровь прольется. Вы мне сочувствуете?

- Да, - сказал Виктор. - А причем здесь я?

Бургомистр откинулся на спинку кресла, достал из алюминиевого футляра початую сигарету - закурил.

- В моем положении, - сказал он, - остается одно: нажимать на все рычаги. Гласность нужна. Муниципалитет составил петицию в департамент здравоохранения. Господин Росшепер подписался, Вы, я надеюсь, тоже, но это не бог весть что. Гласность нужна! Хорошая статья нужна, в столичной газете, подписанная известным именем. Вашим именем, господин Банев. А материал животрепещущий - как раз для такого трибуна, как Вы. Очень прошу. И от себя лично, и от муниципалитета, и от несчастных родителей… Добиться, чтобы лепрозорий убрали отсюда к чертовой бабушке. Куда угодно, но чтобы духу здесь мокрецкого не было, заразы этой. Вот что я Вам имел сказать.

- Да-да, понимаю, - сказал Виктор медленно. - Очень хорошо Вас понимаю.

Хоть ты и скотина, думал он, хоть ты и боров, но понять тебя можно. Но что же сделалось с мокрецами? Были тихие, согбенные, крались сторонкой, ничего о них такого не говорили, а говорили, будто воняет от них, будто заразные, будто здорово делают игрушки и вообще разные штуки из дерева… Мать Фреда говорила, помнится, что у них дурной глаз, что молоко от них киснет, и что накликают нам они войну, мор и голод… А теперь сидят они за колючей проволокой, и что же они там делают? Ох, много они что-то делают. И погоду они делают, и детей они переманивают (зачем?), и кошек они вывели (тоже - зачем), и клопы у них залетали…

- Вы, наверное, думаете, что мы сидим сложа руки, - сказал бургомистр. - Ни в коем случае. Но что мы можем? Готовлю я процесс против Голема. Господин санитарный инспектор Павор Сумман согласен быть консультантом. Будем упирать на то, что вопрос об инфекционности болезни еще не решен, а Голем, как скрытый коммунист этим пользуется. Это одно. Далее, пытаемся отвечать террором на террор. Городской легион, наша гордость, ребята подобрались здоровые, орлы… Но это как-то не то. Указаний сверху не поступает… Полиция в ложном положении оказывается… И вообще… Так что препятствуем, как можем. Задерживаем грузы, которые идут к ним, частные, конечно, не продовольствие там, и не постельное белье, а вот книги всякие, они их много выписывают. Вот сегодня задержали грузовик, и как-то легче на душе. Но это все мелочи, от тоски, а надо бы радикальное…

- Так, - сказал Виктор. - Орлы, значит, золотые. Как его там… Фламенда?… Ну, этот, племянничек…

- Фламин Ювента, - сказал бургомистр. - Так точно - мой заместитель по легиону, орел! Вы его уже знаете?

- Знаю немного, - сказал Виктор. - А книги-то зачем задерживаете?

- Ну как зачем… Глупость это, конечно, но все мы люди, все мы человеки - накипает все-таки. И потом… - Бургомистр стыдливо заулыбался. - Чепуха, конечно, но ходят слухи, будто без книг они не могут… Как нормальные люди без еды и прочего.

Наступило молчание. Виктор без аппетита ковырял бифштекс и размышлял. Я мало знаю о мокрецах, и то, что я знаю, не вызывает у меня к ним никаких симпатий. Может быть, дело в том, что не очень-то люблю я их с детства. Но уж бургомистра и его банду я знаю хорошо - жир и сало нации, президентские холуи, черносотенцы… Нет, раз вы против мокрецов, значит, в мокрецах что-то есть… С другой стороны, статью написать можно, даже самую разнузданную, все равно никто не рискнет меня напечатать, а бургомистр был бы доволен, и получил бы я с него клок шерсти, и мог бы жить здесь припеваючи… Кто из настоящих писателей может похвастаться, что живет припеваючи? Можно было бы здесь устроиться, получить синекуру, заделаться каким-нибудь инспектором муниципалитета по городским пляжам и писать на здоровьице… Про то, как хорошо жить хорошему человеку, который увлечен любимым делом… И выступать на эту тему перед вундеркиндами… Э, все дело в том, чтобы научиться утираться. Плюнут тебе в морду, а ты и утрись. Сначала со стыдом утерся, потом с недоумением, а там, глядишь, начнешь утираться с достоинством и даже получать от этого процесса удовольствие…

- Мы, конечно, ни в какой мере вас не торопим, - сказал бургомистр. - Вы человек занятой и так далее. Что-нибудь в пределах недельки, а? Материалы все мы Вам представим, можем предоставить этакую схемку, планчик, по которому было бы желательно. А вы коснетесь опытной рукой и все заиграет. И подписались бы под статьей три выдающихся сына нашего города - член парламента Росшепер Кант, знаменитый писатель Банев и государственный лауреат доктор Рем Квадрига…

Здорово работает, подумал Виктор. Вот у нас, у левых, такой настойчивости и в заводе нет. Тянули бы бодягу, ходили бы вокруг да около - не оскорбить бы человека, не оказать бы на него излишнего нажима, чтобы, упаси бог, не заподозрили бы в своекорыстных целях… Выдающиеся сыновья!… И ведь совершенно уверен, подлец, что статью я напишу и подпишу, что деваться мне некуда, что придется опальному Баневу поднять лапки и в поте лица отрабатывать свое безмятежное пребывание в родном городе… Вот и насчет схемки ввернул… Знаем мы, что это за схемка и какая это должна быть схемка, чтобы забрызганного президентскими слюнями Банева и сейчас напечатали. Да-а, господин Банев… Коньячок любишь, девочек любишь, миноги маринованные с луком любишь, так люби и саночки возить…

Я обдумаю ваше предложение, - сказал он, улыбаясь. - Замысел представляется мне достаточно интересным, но осуществление потребует некоторого натяжения совести. Вы ведь знаете, мы, писатели, народ неподкупный, действуем исключительно по велению совести. - Он безобразно, похабно подмигнул бургомистру.

Бургомистр гоготнул.

- А как же! "Совесть нации, точное зеркало" И прочее… Помню, как же… - Он наклонился к Виктору снова с видом заговорщика. - Прошу вас завтра ко мне, - пророкотал он. - Исключительно свои подберутся, только чур без жен, а?

- Вот здесь, - сказал Виктор, вставая, - я вынужден прямо и решительно отклонить ваше предложение. Меня ждут дела. - Он опять похабно подмигнул. - Санаторий.

Они расстались почти приятелями. Писатель Банев был зачислен в состав городской элиты, и чтобы привести в порядок потрясенные такой честью нервы, ему пришлось вылакать фужер коньяку, едва спина господина бургомистра скрылась за дверью. Можно, конечно, уехать отсюда к чертовой матери, думал он. За границу меня не выпустят, да и не хочу я за границу, чего мне там делать - везде одно и то же. Но и у нас в стране найдется десяток мест, где можно укрыться и отсидеться. Он представил себе солнечный край, буковые рощи, пьянящий воздух, молчаливых фермеров, запахи молока и меда… И навоза… И как воняет отхожее место, и скучища, каждый день скучища… Древние телевизоры и местная интеллигенция: шустрый поп - бабник и сильно пьющий самогон учитель… А в общем, что там говорить, есть куда ехать. Но везде ведь им только и надо… Чтобы я уехал, чтобы скрылся с глаз долой, забился в нору, и причем сам, без принуждения, потому что ссылать меня - хлопотно, шум пойдет, разговоры… Вот ведь в чем вся беда: они будут очень довольны - уехал, заткнулся, забыл, перестал бренчать…

Виктор расплатился, поднялся к себе в номер, надел плащ и вышел на улицу. Ему вдруг очень захотелось повидать Ирму, поговорить с ней о прогрессе, разъяснить ей, почему он так много пьет, (А действительно, почему я так много пью?), и может быть, Бол-Кунац окажется там, а уж Лолы наверняка не будет… Улицы были мокрые, сырые, пустые, в палисадниках тихо гибли яблони: от сырости. Виктор впервые обратил внимание на то, что некоторые дома заколочены. Городок все-таки сильно переменился - покосились заборы, под карнизами выросла белая плесень, вылиняли краски, а на улицах безраздельно царил дождь. Дождь падал просто так, дождь сеялся с крыш мелкой водяной пылью, дождь собирался на сквозняках в белые туманные столбы, волочащиеся от стены к стене, дождь с гудением хлестал из ржавых водосточных труб, дождь разливался по мостовой и бежал по промытым между булыжниками руслам. Черно-серые тучи медленно ползли над самыми крышами. Человек был незваным гостем на улицах, и дождь его не жаловал.

Виктор вышел на городскую площадь и увидел людей. Они стояли под навесом на крыльце полицейского управления - двое полицейских в форменных плащах и маленький чумазый парнишка в промасленном комбинезоне. Перед крыльцом - левыми колесами на тротуаре - громоздился автофургон с брезентовым верхом. Один из полицейских был полицмейстер, выпятив могучую челюсть, он глядел в сторону, а парнишка, отчаянно жестикулируя, что-то доказывал ему плаксивым голосом. Другой полицейский тоже молчал с недовольным видом и сосал сигарету. Виктор приближался к ним, и шагов за двадцать до крыльца ему стало слышно, что говорит парень.

Парень кричал:

- А я-то здесь причем? Правил я не нарушал? Не нарушал. Бумаги? Бумаги у меня в порядке? В порядке. Груз правильный, вот накладная. Да что я, в первый раз здесь езжу, что ли?

Полицмейстер заметил Виктора, и лицо его приняло чрезвычайно неприязненное выражение. Он отвернулся и, словно бы не видя парнишки, сказал:

- Значит, здесь будешь стоять. Смотри, чтобы все было в порядке. В кабину не залезай, а то все растащат. И никого к машине не подпускай. Понял?

- Понял, - сказал полицейский. Он был очень недоволен.

Начальник полиции спустился с крыльца, сел в свой автомобиль и уехал. Чумазый шоферишка со злостью плюнул и воззвал к Виктору:

- Ну, вот хоть вы скажите, виноват я или нет?

Виктор приостановился и парня это воодушевило.

- Еду нормально. Везу книги в спецзону. Тыщи раз возил. Теперь, значит, останавливают, приказывают ехать в полицию. За что? Правил я не нарушал? Не нарушал. Бумаги в порядке? В порядке, вот накладная. Лицензию отобрали, чтобы не сбежал. А куда мне бежать?

- Хватит тебе орать, - сказал полицейский.

Парень живо к нему обернулся.

- Так что я сделал? Скажите, я скорость превышал? Не превышал. С меня же за простой вычтут. И документ вот отобрали…

- Разберутся, - сказал полицейский. - Чего ты, в самом деле, расстраиваешься? Пойдем вон в трактир, твое дело маленькое.

- Э-эх, начальнички-и! - Вскрикнул парень, с размаху напяливая на всклоченную голову картуз. Нигде правды нету! Налево ездишь - задерживают, направо ездишь - опять задерживают, - он спустился с крыльца, но остановился и сказал полицейскому просительно: --

- Может, штраф возьмете, или как-нибудь?

- Иди-иди, - проговорил полицейский.

- Так мне же премию обещали дать за срочность! Всю ночь гнал.

- Иди, говорю! - Сказал полицейский.

Парень снова плюнул, подошел к своему фургону, два раза лягнул по переднему скату, потом вдруг ссутулился и, сунув руки в карманы, почесал через площадь.

Полицейский посмотрел на Виктора, посмотрел на грузовик, посмотрел на небо, сигарета у него погасла, он выплюнул окурок, и, на ходу отгибая капюшон, ушел в управление.

Виктор постоял немного, затем медленно двинулся вокруг грузовика. Грузовик был здоровенный, мощный, раньше на таких возили мотопехоту. Виктор огляделся. В нескольких метрах перед грузовиком, свернув на бок передние колеса, стоял и мокнул под дождем полицейский "Харлей", а больше машин поблизости не было. Догнать они меня догонят, подумал Виктор, но хрен они меня остановят. Ему стало весело. А какого черта, подумал он: известный писатель Банев, снова напившись пьян, угнал в целях развлечения чужую машину, к счастью обошлось без жертв… Он понимал, что все обстоит не так просто, что не он будет первый, кто доставляет властям благовидный предлог упрятать беспокойного человека в кутузку, но не хотелось раздумывать, хотелось повиноваться импульсу. В крайнем случае, напишу гаду статью, подумал он.

Он быстро открыл дверцу и сел за руль. Ключа не было, пришлось оборвать провода зажигания и соединить их накоротко. Когда мотор уже завелся, Виктор прежде чем захлопнуть дверцу, поглядел назад, на крыльцо управления. Там стоял давешний полицейский все с тем же недовольным выражением на лице и с сигаретой на губе. Заметно было, что он все видит, но ничего не понимает.

Виктор захлопнул дверцу, аккуратно съехал на мостовую, переключил скорость и рванулся в ближайший проезд. Было очень хорошо гнать по пустым, по заведомо пустым улицам, подымая колесами водопады луж, ворочать тяжелый руль, наваливаясь всем телом - мимо консервного завода, мимо парка, мимо стадиона, где "братья по разуму", словно мокрые механизмы, все пинали и пинали свои мячи, и дальше, по шоссе, по рытвинам, подпрыгивая на сидении и слыша, как сзади в кузове каждый раз тяжело ухает плохо закрепленный груз. В зеркальце заднего вида погоня не обнаруживалась, да и вряд ли можно было ее заметить так скоро за таким дождем. Виктор чувствовал себя молодым, очень кому-то нужным и даже пьяным. С крыши кабины ему подмигивали красотки, вырезанные из журналов, в "бардачке" он нашел пачку сигарет, и ему было так хорошо, что он чуть не проскочил перекресток, но вовремя притормозил и свернул по стрелке указателя "лепрозорий - 6 км". Здесь он чувствовал себя первооткрывателем, потому что ни разу не ездил и не ходил по этой дороге. А дорога оказалась хорошая, не в пример муниципальному шоссе - сначала очень ровный ухоженный асфальт, а потом даже бетонка, и когда он увидел бетонку, он сразу вспомнил про проволоку и солдат, а еще через пять минут он все это увидел.

Проволочная ограда в один ряд тянулась в обе стороны от бетонки и пропадала за дождем. Дорогу перегораживали высокие ворота с караульной будкой, дверь будки была распахнута и на пороге уже стоял солдат в каске, сапогах и плащ-палатке, из под которой высовывался ствол автомата. "Еще никогда я не был в лагерях, - пропел Виктор, - но не говорите: слава богу…" Еще один солдат, без каски, глядел в окошечко. Виктор сбросил газ и затормозил перед самыми воротами. Солдат вышел из будки и подошел к нему - молоденький такой, веснушчатый солдатик, всего лет восемнадцати.

- Здравствуйте, - сказал он. - Что это вы так припоздали?

- Да, вот, обстоятельства, - сказал Виктор, дивясь такому либерализму.

Солдатик оглядел его и вдруг подобрался.

- Ваши документы, - сказал он сухо.

- Какие там документы, - сказал Виктор весело. - Я же говорю - обстоятельства!

Солдат поджал губы.

- Вы что привезли? - Спросил он.

- Книги, - сказал Виктор.

- А пропуск есть?

- Конечно, нет!

- Ага, - сказал солдат и лицо его прояснилось. - То-то я гляжу… Тогда подождите. Тогда подождать Вам придется.

- Имейте в виду, - сказал Виктор, подняв указательный палец. - За мной может быть погоня.

- Ничего, я быстро, - сказал солдат, и придерживая на груди автомат, затопал сапогами к караулке.

Виктор вылез из кабины и, стоя на подножке, поглядел назад. Ничего не было видно за дождем. Тогда он вернулся за руль и закурил. Было довольно темно. Впереди, за проволокой и за воротами тоже крутился туман, угадывались какие-то темные сооружения - то ли дома, то ли бараки, разобрать что-либо определенное было невозможно. Неужели не пригласят посмотреть? - Подумал Виктор. Свинство будет, если не пригласят. Можно, правда, попытаться к Голему, он сейчас где-нибудь здесь… Так и сделаю, подумал он. Зря я, что ли геройствовал…

Солдатик снова вышел из караулки, а за ним старый знакомец, высокий прыщавый мальчик - нигилист в одних трусах, очень сейчас веселый и без всяких следов всемирной тоски. Обогнав солдата, он вспрыгнул на подножку, заглянул в кабину, узнал, ахнул, засмеялся.

- Здравствуйте, господин Банев! Это вы? Вот здорово… Вы ведь книги привезли? А мы ждем - ждем…

- Ну, что, все в порядке? - Спросил подошедший солдатик.

- Да, это наша машина.

- Тогда загоняйте, - сказал солдатик. - А вам, сударь, придется выйти и подождать.

- Я хотел бы повидать доктора Голема, - сказал Виктор.

- Можно вызвать сюда, - предложил солдатик.

- Гм, - сказал Виктор и выразительно поглядел на мальчика. Мальчик виновато развел руками.

- У вас пропуска нет, - объяснил он. - А без пропуска они никого не пускают. Мы бы с радостью…

Ничего не оставалось делать, пришлось вылезать под дождь. Виктор соскочил на дорогу и, подняв капюшон, смотрел, как распахнулись ворота, грузовик дернулся и рывком заполз за ограду. Потом ворота закрылись. Сквозь шум дождя Виктор некоторое время слышал завывание двигателя и шипение тормозов, потом ничего не стало слышно, кроме шороха и плеска. Вот так так, подумал Виктор. А я? Он ощутил разочарование. Только теперь он понял, что совершал свои подвиги небескорыстно, что он надеялся многое увидеть и многое понять… Проникнуть, так сказать, в эпицентр. Ну и черт с вами, подумал он. Он поглядел вдоль бетонки. До перекрестка шесть километров, и от перекрестка до города километров двадцать. Можно, конечно, от перекрестка до санатория - два километра. Свиньи неблагодарные… Под дождем… Тут он заметил, что дождь ослабел. И на том спасибо, подумал он.

- Так вызвать Вам господина Голема? - Спросил солдат.

- Голема? - Виктор оживился. Вообще неплохо бы прогнать старого хрыча под дождем взад и вперед, и потом у него машина. И фляга.

- А что же, вызовите.

- Это можно, - сказал солдатик. - Вызовем. Только наврядли он выйдет, обязательно скажет, что занят.

- Ничего, ничего, - сказал Виктор. - Вы ему скажите, что Банев спрашивает.

- Банев? Ладно, скажу. Только он все равно не выйдет. Ну, да мне не трудно. Банев значит… - И солдатик ушел, симпатичный такой солдатик, ласковый, сплошные веснушки под каской.

Виктор закурил сигарету, и тут раздался треск мотоциклетного двигателя. Из туманной пелены на сумасшедшей скорости выскочил "Харлей" с коляской, подлетел вплотную к воротам и остановился. В седле сидел тот самый полицейский с недовольным лицом и еще один, до глаз закутанный в брезент, сидел в коляске. Сейчас начнется, подумал Виктор, надвигая капюшон поглубже. Но это не помогло. Полицейский с недовольным лицом слез с мотоцикла, подошел к Виктору и рявкнул:

- Где грузовик?

- Какой грузовик? - Изумленно спросил Виктор, чтобы выиграть время.

- А Вы не прикидывайтесь! - Заорал полицейский. - Я вас видел! Вы под суд пойдете! Угон арестованной машины!

- Вы на меня не орите, - возразил Виктор с достоинством. - Что за хамство? Я буду жаловаться.

Второй полицейский, разматывая на ходу брезентовые покровы, подошел и спросил:

- Тот?

- Ясно, тот! - Сказал полицейский с недовольным лицом, извлекая из карманов наручники.

- Но-но-но, сказал Виктор, отступив на шаг. - Это произвол. Как вы смеете?

- Не отягчайте вины сопротивлением, - посоветовал второй полицейский.

- А я ни в чем не виноват, - нагло заявил Виктор и сунул руки в карманы. - Вы меня с кем-то путаете, ребята.

- Вы угнали грузовик, - сказал второй полицейский.

- Какой грузовик? - Вскричал Виктор. - При чем тут грузовик? Я пришел сюда в гости к господину Голему, главному врачу. Спросите у охраны. При чем здесь какой-то грузовик?

- А может быть, не тот? - Усомнился второй полицейский.

- Ну как не тот? - Возразил полицейский с недовольным лицом. Держа наготове наручники, он надвинулся на Виктора. - А ну, давай руки! - Сказал он деловито.

В этот момент дверь караулки хлопнула, и высокий пронзительный голос прокричал:

- Прекратить скопление!

Виктор и полицейские вздрогнули. На пороге караулки стоял веснушчатый солдатик, выставив из-под накидки автомат.

- Отойдите от ворот!- Пронзительно крикнул он.

- Ты там, потише!- Сказал полицейский с недовольным лицом. - Здесь полиция.

- Скопление у ворот спецзоны более одного постороннего человека запрещается! После третьего предупреждения стреляю! Отойдите от ворот.

- Давайте, давайте, отходите, - озабоченно сказал Виктор, тихонько подталкивая в грудь обоих полицейских. Полицейский с недовольным лицом растерянно поглядел на него, отвел руку и шагнул к солдату.

- Слушай, парень, что ты, сдурел? - Сказал он. - Этот тип угнал грузовик…

- Никаких грузовиков! - Протяжно и пронзительно проорал симпатичный ласковый солдатик. - Па-аследнее предупреждение! Двоим отойти на сто метров от ворот!

- Слушай, Рох, - сказал второй полицейский. - Давай, отойдем, ну их к богу. Никуда он от нас не денется.

Полицейский с недовольным лицом, багровый от негодования, открыл было рот, но тут в дверях караулки появился толстый сержант с обкусанным бутербродом в одной руке и со стаканом в другой.

- Рядовой Джура, - сказал он, жуя. - Почему не открываете огонь?

На веснушчатом лице под каской появилось выражение озверелости. Полицейские бросились к мотоциклу, оседлали его, развернулись и мимо Виктора, принявшего позу регулировщика, ринулись прочь. Багровый полицейский прокричал им что-то неслышное за треском мотора. Отъехав шагов на пятьдесят, они остановились.

- Близко, - сказал сержант с неодобрением. - Что же ты смотришь? Близко ведь.

- Дальше! - Пронзительно завопил солдатик, взмахивая автоматом.

Полицейские отъехали дальше, и их стало не видно.

- Повадились посторонние толпиться у ворот, - сообщил сержант солдатику, глядя на Виктора. - Ну, ладно, продолжай нести службу. Он вернулся в караулку, а веснушчатый солдатик, понемногу остывая, несколько раз прошел взад-вперед перед воротами.

Выждав несколько минут, Виктор осторожно осведомился:

- Прошу прощения, как там насчет доктора Голема?

- Нет его, - буркнул солдатик.

- Какая жалость, - сказал Виктор. - Тогда я пойду, пожалуй… Он посмотрел в туман и дождь, где скрывались полицейские.

- Как так - пойдете? - Встревожено сказал солдатик.

- А что, нельзя? - Спросил Виктор встревожено.

- Почему нельзя, - сказал солдатик. - Я насчет грузовика. Вы уйдете - а грузовик как же? Грузовик от ворот положено уводить.

- А я здесь причем? - Спросил Виктор, тревожась еще больше.

- Как так - причем? Вы его привели, вы его… это. Всегда же так, а как же?

Черт, подумал Виктор. Куда я его дену?… С расстояния в сто метров доносился треск мотоциклетного мотора, работающего на холостых оборотах.

- Вы его в самом деле угнали? - Спросил солдатик с любопытством.

- Ну да! Полиция задержала шофера, а я, дурак, решил помочь…

- Да-а, - сочувственно протянул солдатик. - Прямо и не знаю, что Вам посоветовать.

- А если я сейчас, скажем, пойду себе? - Вкрадчиво спросил Виктор. - Стрелять не будете?

- Не знаю, - честно признался солдатик. - Вроде бы не положено. Спросить?

- Спросите, - сказал Виктор, соображая, успеет ли он удрать за пределы видимости или нет.

В эту минуту за воротами раздался гудок. Ворота распахнулись и из зоны медленно выкатился злосчастный автофургон. Он остановился рядом с Виктором. Дверца распахнулась, и Виктор увидел, что за рулем сидит уже не мальчик, как он ожидал, а лысый сутулый мокрец и смотрит на него. Виктор не двинулся с места, и тогда мокрец снял с руля руку в черной перчатке и приглашающе похлопал по сиденью рядом с собой. Соизволили снизойти, горько подумал Виктор. Солдатик радостно сказал:

- Ну вот и хорошо, вот все и устроилось, поезжайте с богом.

У Виктора мелькнула мысль, что раз уж мокрец намерен сам доставить грузовик в город или куда там еще, словом, намерен сам иметь дело с полицией, то хорошо было бы тут же распрощаться и дунуть прямо через поле в санаторий, в обход засевшего в засаде "Харлея".

- Там впереди полиция, - сказал мокрецу Виктор.

- Ничего, садитесь, - сказал мокрец.

- Дело в том, что я украл этот грузовик из-под ареста.

- Я знаю, - терпеливо сказал мокрец. - Садитесь.

Момент был упущен. Виктор въедливо и сердито попрощался с солдатиком, забрался на сиденье и захлопнул дверцу. Грузовик тронулся, и через минуту они увидели "Харлея". "Харлей" Стоял поперек шоссе, оба полицейских стояли рядом и делали жесты - к обочине. Мокрец затормозил, выключил двигатель и, высунувшись из кабины, сказал:

- Уберите мотоцикл, вы загородили дорогу.

- А ну, к обочине! - Скомандовал полицейский с недовольным лицом. - И предъявите документы.

- Я еду в полицейское управление, - сказал мокрец. - Может быть, поговорим там?

Полицейский несколько растерялся и проворчал что-то вроде "знаем мы вас". Мокрец спокойно ждал.

- Ладно, сказал, наконец, полицейский. - Только машину поведу я, а этот пусть перейдет в мотоцикл.

- Пожалуйста, только если можно, в мотоцикле поеду я, - согласился мокрец.

- Еще лучше, - проворчал полицейский с недовольным лицом. У него даже лицо просветлело. - Вылезайте.

Они поменялись местами.

Полицейский, зловеще покосившись на Виктора, принялся ерзать и изгибаться на сиденье, поправляя плащ, а Виктор, косясь на полицейского, смотрел, как мокрец еще сильнее сутулясь и косолапя, похожий со спины на огромную тощую обезьяну, идет к мотоциклу и забирается в коляску. Дождь снова хлынул, как из ведра, и полицейский включил дворники. Кортеж тронулся.

Хотел бы я знать, чем все это кончится, с некоторой томительностью подумал Виктор. Смутную надежду, впрочем, подавало намерение мокреца явиться в полицию. Обнаглел мокрец нынешний, обнахалился… Но штраф, во всяком случае, с меня сдерут, этого не миновать. Чтобы полиция, да потеряла случай содрать с человека штраф. А, плевать я хотел, все равно придется уносить отсюда ноги. Все хорошо. По крайней мере, душу отвел… Он вытащил пачку сигарет, и предложил полицейскому. Полицейский негодующе хрюкнул, но взял. Зажигалка не работала, и пришлось ему еще раз хрюкнуть, когда Виктор поднес ему свою. Вообще его можно понять, этого немолодого дядьку, лет сорока пяти, наверное, а все ходит в младших полицейских, очевидно, из бывших коллаборационистов: не тех сажал и не ту задницу лизал, да где ему в задницах разбираться - та или не та… Полицейский курил, и вид у него был уже менее недовольный: дела его оборачивались к лучшему. Эх, бутылку бы мне сюда, подумал Виктор. Дал бы ему хлебнуть, рассказал бы ему пару ирландских анекдотов, поругал бы начальство, у которого сплошь любимчики верховодят, студентов бы облажал, глядишь - и оттаял бы человек…

- Надо же, какой дождь хлещет, - сказал Виктор. Полицейский хрюкнул довольно нейтрально, без озлобления.

- А ведь какой раньше здесь был климат, - продолжал Виктор. - Тут его осенило. - И вот, заметьте, у них там в лепрозории дождя нет, а как подъезжает человек к городу, так сразу ливень.

- Да уж, - сказал полицейский. - Они там в лепрозории легко устроились.

Контакт налаживался. Поговорили о погоде - какая она была и какой, черт побери, стала. Выяснили общих знакомых в городе. Поговорили о столичной жизни, о мини-юбках, о язве гомосексуализма, об импортном бренди и контрабандных наркотиках. Естественно, отметили, что порядка не стало - не то, что до войны, или, скажем, сразу после. Что полицейский - собачья должность, хоть и пишут в газетах: добрые мол и строгие стражи порядка, незаменимая шестерня государственного механизма. А пенсионный возраст увеличивают, пенсии уменьшают, за ранение на посту дают гроши, да еще теперь оружие отобрали - и кто при таких условиях будет лезть из шкуры… Словом, собственно, обстановка создалась такая, что еще бы пару глотков, и полицейский сказал бы: "Ладно, парень, бог с тобой. Я тебя не видел, и ты меня не видел". Однако пары глотков не было, а момент для вручения красненькой не успел созреть, так что когда грузовик подкатил к подъезду полицейского управления, полицейский снова поугрюмел и сухо предложил Виктору следовать за ним и поторапливаться.

Мокрец отказался давать показания дежурному и потребовал, чтобы их немедленно провели к начальнику полиции. Дежурный ему ответил, что пожалуйста, начальник лично Вас, вероятно, примет, а что касается вот этого господина, то он обвиняется в угоне машины, к начальнику ему идти незачем, а нужно его допросить и составить на него соответствующий протокол. "Нет, - твердо и спокойно сказал мокрец, - ничего этого не будет, ни на какие вопросы господину Баневу отвечать не придется и никаких протоколов господин Банев подписывать не станет, к чему имеются обстоятельства, касающиеся только господина полицмейстера". Дежурный, которому было безразлично, пожал плечами и отправился доложить. Пока он докладывал, появился шоферишка в замасленном комбинезоне, который ничего не знал, и был сильно поддавши, так что сразу принялся кричать о справедливости, невиновности и прочих страшных вещах. Мокрец осторожно взял у него накладную, которой тот размахивал, примостился на барьере и подписал ее по всей форме. Шофер от изумления замолчал и тут Виктора и мокреца пригласили к начальству.

Полицмейстер встретил их сурово. На мокреца он глядел с неудовольствием, а на Виктора избегал смотреть вовсе.

- Что Вам угодно? - Спросил он.

- Разрешите присесть? - Осведомился мокрец.

- Да, прошу, - вынужденно сказал полицмейстер после небольшой паузы.

Все сели.

- Господин полицмейстер, - произнес мокрец. - Я уполномочен выразить Вам протест против вторичного незаконного задержания грузов, адресованных лепрозорию.

- Да, я слышал об этом, - сказал полицмейстер. - Водитель был пьян, мы вынуждены были его задержать. Думаю, что в ближайшие дни все разъяснится.

- Вы задержали не водителя, а груз, - возразил мокрец. - Однако, это не столь существенно. Благодаря любезности господина Банева груз был доставлен лишь с небольшим опозданием, и Вы должны быть признательны присутствующему здесь господину Баневу, ибо существенное опоздание груза по Вашей, господин полицмейстер, вине, могло бы послужить для Вас источником крупных неприятностей.

- Это забавно, - сказал полицмейстер. - Я не понимаю, и не желаю понимать, о чем идет речь, потому что как должностное лицо я не потерплю угроз. Что же касается господина Банева, то на этот счет существует уголовное законодательство, где такие случаи предусмотрены. - Он явно отказывался смотреть на Виктора.

- Я вижу, Вы действительно не понимаете своего положения, - сказал мокрец. - Но я уполномочен довести до вашего сведения, что в случае нового задержания наших грузов вы будете иметь дело с генералом Пфердом.

Наступило молчание. Виктор не знал, кто такой генерал Пферд, но зато полицмейстеру это имя было явно знакомо.

- По-моему, это угроза, - сказал он неуверенно.

- Да, - согласился мокрец. - Причем угроза более чем реальная.

Полицмейстер порывисто поднялся. Виктор с мокрецом тоже.

- Я приму к сведению все, что услышал сегодня, - объявил полицмейстер. - Ваш тон, сударь, оставляет желать лучшего, однако я обещаю лицам, уполномочившим Вас, что разберусь и, коль скоро обнаружатся виновные, накажу их. Это в полной мере касается и господина Банева.

- Господин Банев, - сказал мокрец. - Если у Вас будут неприятности с полицией по поводу этого инцидента, немедленно сообщите господину Голему… До свидания, - сказал он полицмейстеру.

- Всего хорошего, - ответствовал тот.



Страница сформирована за 0.75 сек
SQL запросов: 171