- Зачем? - закричал Изя. - Я хочу слышать речи моих вождей! Пусть гремят боевые марши!..
Кэнси только бешено глянул на него.
- Андрей, пойдем я тебе расскажу, что мы сделали, - сказал он. - И нужно подумать, что делать дальше.
Лицо и руки его были покрыты копотью. Он устремился в глубь редакции, и Андрей пошел за ним. Только сейчас он почувствовал, что в помещениях основательно попахивает горелой бумагой. Изя с Сельмой шли позади.
- Всеобщая амнистия! - шипя и булькая, повествовал Изя. - Великий вождь открыл двери узилищ! Ему понадобилось место для других заключенных… - Он заухал и застонал. - Всех уголовников выпустили до единого, а я ведь, как известно, уголовник! Даже бессрочников выпустили…
- Худой стал, - говорила Сельма с жалостью. - Все на тебе висит, облезлый ты сделался какой-то…
- Так ведь последние дни - три дня - ни жрать не давали, ни умываться…
- Так ты, наверное, есть хочешь?
- Да нет, ни черта, я тут нажрался…
Они вошли в кабинет Андрея. Здесь стояла ужасающая жара. Солнце било прямо в стекла, и жарко пылал камин. Перед камином сидела на корточках шлюшка-секретарша, тоже чумазая, как и Кэнси, и старательно ворочала кочергой в груде горящей бумаги. Все в кабинете было покрыто копотью и черными клочьями бумажного пепла.
Увидев Андрея, секретарша вскочила и улыбнулась ему испуганно и заискивающе. «Вот уж не ожидал, что она останется», - подумал Андрей. Он сел за свой стол и виновато, через силу, покивал ей и улыбнулся в ответ.
- …Списки всех спецкоров, списки и адреса членов редколлегии, - деловито перечислял Кэнси. - Оригиналы всех политических статей, оригиналы его недельных обзоров…
- Статьи Дюпена надо сжечь, - сказал Андрей. - Он у нас был главный антиэрвист, по-моему…
- Уже сжег, - нетерпеливо сказал Кэнси. - И Дюпена, и, на всякий случай, Филимонова…
- Что вы суетитесь? - сказал Изя весело. - Да ведь вас на руках носить будут!
- Это как сказать, - мрачно проговорил Андрей.
- Да чего там «как сказать»! Хочешь пари? На сто щелбанов!
- Да подожди, Изя! - сказал Кэнси. - Заткнись ты, ради бога, хоть на десять минут!.. Всю переписку с мэрией я уничтожил, а переписку с Гейгером пока оставил…
- Протоколы редколлегии! - спохватился Андрей. - За прошлый месяц…
Он торопливо полез в нижний ящик стола, достал папку и протянул ее Кэнси. Тот, скривившись, перебросил несколько листков.
- Да-а-а… - сказал он, качая головой: - Это я забыл… Вот как раз выступление Дюпена… - Он шагнул к камину и швырнул папку в огонь. - Перемешивайте, перемешивайте! - раздраженно приказал он секретарше, которая слушала начальство, приоткрывши рот.
В дверях появился заведующий отделом писем, потный и очень возбужденный. На руках перед собой он тащил кипу каких-то папок, прижимая их сверху подбородком.
- Вот… - пропыхтел он, с грохотом сваливая кипу возле камина. - Тут какие-то социологические опросы, я даже разбираться не стал… Вижу - фамилии, адреса… Господи, шеф, что с вами?
- Привет, Денни, - сказал Андрей. - Спасибо, что вы остались.
- Глаз цел? - спросил Денни, вытирая со лба пот.
- Цел, цел… - успокоил его Изя. - Вы все не то уничтожаете, - объявил он. - Вас ведь никто не тронет: вы - желтоватая оппозиционная либеральная газетка. Вы просто перестанете быть оппозиционными и либеральными…
- Изя, - сказал Кэнси. - Я тебя в последний раз прошу: перестань трепаться, иначе я тебя выкину вон.
- Да не треплюсь я! - сказал Изя с досадой. - Дай кончить! Вы письма, письма уничтожьте! Вам же писали, наверное, умные люди…
Кэнси воззрился на него.
- Ч-черт!.. - прошипел он и выскочил из кабинета. Денни устремился следом, продолжая на ходу вытирать лицо и шею.
- Ничего не понимаете! - сказал Изя. - Вы же тут все - кретины. А опасность грозит только умным людям.
- Что кретины - то кретины… - сказал Андрей. - Это ты прав.
- Ага! Умнеешь! - воскликнул Изя, размахивая искалеченной рукой. - Зря. Это опасно! Вот в этом-то и заключается вся трагедия. Сейчас очень много людей поумнеет, но поумнеет недостаточно. Они не успеют понять, что сейчас надо как раз притворяться дурачком…
Андрей посмотрел на Сельму. Сельма глядела на Изю с восторгом. И секретарша тоже глядела на Изю с восторгом. А Изя стоял, расставив ноги в тюремных башмаках, небритый, грязный, расхлюстанный, рубашка из штанов вылезла, на ширинке не хватало пуговиц, - стоял во всей своей красе, такой же, как всегда, нисколечко не изменившийся, - и разглагольствовал, и поучал. Андрей вылез из-за стола, подошел к камину, присел рядом с секретаршей и, отобрав у нее кочергу, принялся ворошить и перекапывать неохотно горящую бумагу.
- …А поэтому, - поучал Изя, - уничтожать надо вовсе не просто те бумаги, где ругают нашего вождя. Ругать тоже можно по-разному. Уничтожать же надо бумаги, написанные умными людьми!..
В кабинет просунулся Кэнси и крикнул:
- Слушайте, помог бы кто-нибудь… Девочки, что вы здесь зря околачиваетесь, а ну идите за мной!
Секретарша сейчас же вскочила и, на ходу поправляя перекрутившуюся юбчонку, выбежала вон. Сельма постояла, словно ожидая, что ее остановят, потом вдавила окурок в пепельницу и тоже вышла.
- …А вас никто не тронет! - продолжал разглагольствовать Изя, ничего не видя и не слыша, как глухарь на току. - Вас еще поблагодарят, подбросят вам бумаги, чтобы вы повысили тираж, повысят вам оклады и расширят штат… И только потом, если вам вздумается вдруг брыкаться, только тогда вас возьмут за штаны и уж тут несомненно припомнят вам все - и вашего Дюпена, и вашего Филимонова, и все ваши либерально-оппозиционные бредни… Но только зачем вам брыкаться? Вы и не подумаете брыкаться, наоборот!..
- Изя, - сказал Андрей, глядя в огонь. - Почему ты тогда не сказал мне, что у тебя было и папке?
- Что?.. В какой папке?.. Ах, в той…
Изя вдруг как-то сразу притих, подошел к камину и сел рядом с Андреем на корточки. Некоторое время они молчали. Потом Андрей сказал:
- Конечно, я был тогда ослом. Полнейшим болваном. Но ведь сплетником-то и трепачом я уж никак не был. Это уж ты должен был тогда понять…
- Во-первых, ты не был болваном, - сказал Изя. - Ты был хуже. Ты был оболваненный. С тобой ведь по-человечески разговаривать было нельзя. Я знаю, я ведь и сам долгое время был таким… А потом - при чем тут сплетни? Такие вещи, согласись, простым гражданам знать ни к чему. Этак все, к чертовой матери, в разнос может пойти…
- Что? - сказал Андрей растерянно. - Из-за твоих любовных записочек?..
- Каких любовных записочек?
Некоторое время они изумленно глядели друг другу в глаза. Потом Изя осклабился:
- Господи, ну конечно же… С чего это я взял, что он тебе все это расскажет? Зачем это ему - рассказывать? Он же у нас орел, вождь! Кто владеет информацией, тот владеет миром, - это он хорошо у меня усвоил!..
- Ничего не понимаю, - пробормотал Андрей почти с отчаянием. Он чувствовал, что сейчас узнает еще что-то мерзкое об этом и без того мерзком деле. - О чем ты говоришь? Кто - он? Гейгер?
- Гейгер, Гейгер, - покивал Изя. - Наш великий Фриц… Значит, любовные записочки были у меня в папке? Или, может быть, компрометирующие фотографии? Ревнивая вдова и бабник Кацман… Правильно, такой протокол я тоже им подписал…
Изя, кряхтя, поднялся и принялся ходить по кабинету, потирая руки и хихикая.
- Да, - сказал Андрей. - Так он мне и сказал. Ревнивая вдова. Значит, это было вранье?
- Ну, конечно, а ты как думал?
- Я поверил, - сказал Андрей коротко. Он стиснул зубы и с остервенением заворочал кочергой в камине. - А что там было на самом деле?
- спросил он.
Изя молчал. Андрей оглянулся. Изя стоял, медленно потирая руки, и с застывшей улыбкой глядел на него остекленевшими глазами.
- Интересно получается… - проговорил он неуверенно. - Может, он просто забыл? То есть не то чтобы забыл… - Он вдруг сорвался с места и снова присел на корточки рядом с Андреем. - Слушай, я тебе ничего не скажу, понял? И если тебя спросят, то так и отвечай: ничего не сказал, отказался. Сказал только, что дело касается одной большой тайны Эксперимента, сказал, что опасно эту тайну знать. И еще показал несколько запечатанных конвертов и, подмигивая, объяснил, что конверты эти раздаст верным людям и что конверты эти будут вскрыты в случае его, Кацмана, ареста или, скажем, неожиданной кончины. Понимаешь? Имен верных людей не назвал. Вот так и скажешь, если спросят.
- Хорошо, - медленно сказал Андрей, глядя в огонь.
- Это будет правильно… - проговорил Изя, тоже глядя в огонь. - Только вот если тебя бить будут… Румер - это, знаешь, сволочь какая… - Его передернуло. - А может, и не спросит никто. Не знаю. Это все надо обдумать. Так, сразу, и не сообразишь.
Он замолчал. Андрей все размешивал жаркую, переливающуюся красными огоньками кучу, и через некоторое время Изя снова принялся подбрасывать в камин пачки бумаг.
- Сами папки не бросай, - сказал Андрей. - Видишь, плохо горят… А ты не боишься, что ту папку найдут?
- А чего мне бояться? - сказал Изя. - Это Гейгер пусть боится… Да и не найдут ее теперь, если сразу не нашли. Я ее в люк бросил, а потом все гадал: попал или промахнулся… А за что тебе вломили? Ты же, по-моему, с Фрицем в прекрасных отношениях…
- Это не Фриц, - сказал Андрей неохотно. - Просто не повезло.
В комнату с шумом ввалились женщины и Кэнси - они тащили на растянутом плаще целую груду писем. За ними, по-прежнему вытираясь, шел Денни.
- Ну, теперь, кажется, все, - сказал он. - Или вы еще тут что-нибудь придумали?
- Ну-ка, подвиньтесь! - потребовал Кэнси.
Плащ был положен у камина, и все принялись кидать письма в огонь. В камине сразу загудело. Изя запустил здоровую руку в недра этой кучи разноцветной исписанной бумаги, извлек какое-то письмо и, заранее осклабляясь, принялся жадно читать.
- Кто это сказал, что рукописи не горят? - отдуваясь, проговорил Денни. Он уселся за стол и закурил сигарету. - Прекрасно горят, по-моему… Ну и жара. Окна открыть, что ли?
Секретарша вдруг пискнула, вскочила и выбежала вон, приговаривая: «Забыла, совсем забыла!..»
- Как ее зовут? - торопливо спросил Андрей у Кэнси.
- Амалия! - буркнул Кэнси. - Сто раз тебе говорил… Слушай, я сейчас Дюпену позвонил…
- Ну?
Вернулась секретарша с охапкой блокнотов.
- Это все - ваши распоряжения, шеф, - пропищала она. - Я совсем про них забыла. Тоже, наверное, надо сжечь?
- Конечно, Амалия, - сказал Андрей. - Спасибо, что вспомнили. Сжигайте, Амалия, сжигайте… Так что Дюпен?
- Я хотел его предупредить, - сказал Кэнси, - что все в порядке, все следы уничтожены. А он страшно удивился, какие следы? Разве он что-нибудь такое писал? Он только что закончил подробную корреспонденцию о героическом штурме мэрии, а сейчас работает над обзором: «Фридрих Гейгер и народ».
- Сука, - сказал Андрей вяло. - Впрочем, все мы суки…
- Говори за себя, когда говоришь такие вещи! - огрызнулся Кэнси.
- Ну, извини, - вяло сказал Андрей. - Ну, не все суки. Большинство.
Изя вдруг захихикал.
- Вот пожалуйста - умный человек! - провозгласил он, потрясая листочком. - «Совершенно очевидно, - процитировал он, - что люди, подобные Фридриху Гейгеру, ждут только какой-нибудь большой беды, пусть даже кратковременного, но чувствительного нарушения равновесия, чтобы развязать страсти и на волне смуты выскочить на поверхность…» Кто это пишет? - Он посмотрел на обороте. - А, ну еще бы!.. В огонь, в огонь! - он скомкал листок и швырнул в камин.
- Слушай, Андрей, - сказал Кэнси. - Не пора ли подумать о будущем?
- А чего о нем думать, - проворчал Андрей, ворочая кочергой. - Проживем как-нибудь, перетопчемся…
- Я не о нашем будущем говорю! - сказал Кэнси. - Я говорю о будущем газеты, о будущем Эксперимента!..
Андрей посмотрел на него с удивлением. Кэнси был такой же, как всегда. Словно ничего не произошло. Словно ничего вообще не происходило за последние тошные месяцы. Он даже казался еще более готовым к драке, чем обычно. Хоть сейчас в драку - во имя законности и идеалов. Как взведенный курок. А может быть, с ним действительно ничего не происходило?..
- Ты говорил со своим Наставником? - спросил Андрей.
- Говорил, - ответил Кэнси с вызовом.
- Ну и что? - спросил Андрей, преодолевая обычную неловкость, как всегда при разговоре о Наставниках.
- Это никого не касается и не имеет никакого значения. При чем здесь Наставники? У Гейгера тоже есть Наставник. У каждого бандита в Городе есть Наставник. Это не мешает каждому думать собственной головой.
Андрей вытащил из пачки сигарету, размял и, щурясь от жара, прикурил от раскаленной кочерги.
- Надоело мне все, - сказал он тихо.
- Что тебе надоело?
- Да все… По-моему, бежать нам надо отсюда, Кэнси. Ну их всех к черту.
- Как это - бежать? Ты что это?
- Надо сниматься, пока не поздно, и мотать на болота, к дяде Юре, подальше от всего этого кабака. Эксперимент вышел из-под контроля, мы с тобой вернуть его под контроль не можем, а значит, нечего и рыпаться. На болотах у нас, по крайней мере, будет оружие, у нас будет сила…
- Ни на какие болота я не поеду! - объявила вдруг Сельма.
- А тебе никто и не предлагает, - сказал Андрей, не оборачиваясь.
- Андрей, - сказал Кэнси. - Это же дезертирство.
- По-твоему - дезертирство, а по-моему - разумный маневр. И вообще как хочешь. Ты меня спросил, что я думаю о будущем, я тебе отвечаю: здесь мне делать нечего. Редакцию все равно разгонят, а нас пошлют дохлых павианов убирать. Под конвоем. И это еще в лучшем случае…
- А вот еще один умный человек! - провозгласил Изя с восхищением. - Слушайте: «Я - старый подписчик вашей газеты, и я, в общем и целом, одобряю ее курс. Но почему вы постоянно выступаете в защиту Ф. Гейгера? Может быть, вы недостаточно информированы? Я совершенно точно знаю, что Гейгер имеет досье на всех сколько-нибудь заметных лиц в Городе. Его люди пронизывают весь муниципальный аппарат. Вероятно, они есть и в вашей газете. Уверяю вас, эрвистов совсем не так мало, как вы думаете. Мне известно, что у них есть и оружие…» - Изя посмотрел на оборот письма. - Ах, вот это кто… «Имени моего прошу не публиковать…» В огонь, в огонь!
- Можно подумать, что ты знаешь в Городе всех умных людей, - сказал Андрей.
- Между прочим, их не так уж и много, - возразил Изя, снова запуская руку в бумажную кучу. - Я уже не говорю о том, что умные люди редко пишут в газеты.
Наступило молчание. Денни, накурившись всласть, тоже подобрался к камину и принялся бросать бумагу в огонь большими охапками.
- Ворочайте, ворочайте, шеф! - сказал он. - Больше жизни! Дайте-ка мне кочергу…
- По-моему, это просто трусость - удирать сейчас из города, - сказала Сельма с вызовом.
- Сейчас каждый честный человек на счету, - подхватил Кэнси. - Если мы уйдем, кто же останется? Дюпенам прикажешь отдать газету?
- Ты останешься, - сказал Андрей устало. - Сельму вот можешь взять в газету… или Изю…
- Ты же хорошо знаком с Гейгером, - прорвал его Кэнси. - Ты мог бы использовать свое влияние…
- Нет у меня на него никакого влияния, - сказал Андрей. - А если и есть, то не хочу я его использовать. Я таких вещей не умею и не терплю.
И снова все замолчали, только гудело пламя в каминной трубе.
- Хоть бы они ехали скорее, что ли, - проворчал Денни, бросая в огонь последнюю кипу писем. - Выпить хочется - сил нет, а выпить нечего…
- Они так сразу не приедут, - немедленно возразил Изя. - Они сначала позвонят! - Он швырнул в камин письмо, которое читал, и прошелся по кабинету. - Вы этого, Денни, не знаете и не понимаете. Это ритуал! Процедура, отработанная в трех странах, отработанная до тонкости, проверенная… Девочки, а нет ли здесь чего-нибудь пожрать? - спросил он вдруг.
Тощая Амалия немедленно вскочила и с писком: «Сейчас, сейчас!..» исчезла в приемной.
- Кстати, - ни с того ни с сего вспомнил Андрей. - А где цензор?
- Он очень хотел остаться, - сказал Денни. - Но господин Убуката выпихнул его вон. Он ужасно кричал, этот цензор. «Куда я пойду? - кричал он. - Вы меня убиваете!» Пришлось даже дверь запереть на засов, чтобы не пускать его. Сначала он бился всем телом, а потом отчаялся и ушел… Слушайте, я все-таки открою окно. Сил моих нет, как жарко…
Вернулась секретарша и, застенчиво улыбаясь бледными, без косметики, губами, вручила Изе полиэтиленовый пакет с какими-то пирожками.
- М-м! - вскричал Изя и сейчас же принялся чавкать.
- Ребра болят? - тихонько спросила Сельма, наклонившись к уху Андрея.
- Нет, - сказал Андрей коротко, поднялся и, отстранив ее, подошел к столу. И в этот момент зазвонил телефон. Все повернули головы и уставились на белый аппарат. Телефон звонил.
- Ну, Андрей! - нетерпеливо сказал Кэнси.
Андрей поднял трубку.
- Да.
- Редакция «Городской газеты»? - осведомился деловой голос.
- Да, - сказал Андрей.
- Господина Воронина попрошу.
- Я.
В трубку подышали, затем раздались гудки отбоя. С сильно бьющимся сердцем Андрей осторожно положил трубку.
- Это они, - сказал он.
Изя прочавкал что-то неразборчивое, ожесточенно кивая головой. Андрей сел. Все смотрели на него - напряженно улыбающийся Денни, насупленный и взъерошенный Кэнси, жалко-испуганная Амалия и бледная подобравшаяся Сельма. И Изя смотрел на него, жуя и осклабляясь, вытирая замасленные пальцы о полы куртки.
- Ну, чего вы уставились? - раздраженно сказал Андрей. - А ну, мотайте все отсюда.
Никто не двинулся с места.
- Чего ты волнуешься? - сказал Изя, рассматривая последний пирожок. - Все будет тихо-мирно, как говорит дядя Юра. Тихо-мирно, честно-благородно… Только не надо делать резких движений. Это как с кобрами…
За окном послышалось тарахтение автомобильного двигателя, скрип тормозов, пронзительный голос скомандовал: «Кайзе, Величенко, за мной! Мирович, остаться у дверей!..» - и сейчас же в дверь внизу ударили кулаком.
- Я пойду открою, - сказал Денни, а Кэнси подскочил к камину и принялся изо всех сил ворошить груду дымящейся золы. Пепел полетел по всей комнате.
- Резких движений не делайте! - крикнул Изя вслед Денни.
Дверь внизу содрогалась и жалобно дребезжала стеклами. Андрей поднялся, заложил руки за спину и, стиснув их изо всех сил, встал посредине комнаты. Давешнее ощущение дурного томления и слабости в ногах снова охватило его. Стук и грохот внизу прекратились, послышались недовольные голоса, а затем множество ног затопотало в пустых помещениях. «Словно их там целый батальон», - мелькнуло в голове у Андрея. Он попятился и оперся задом о стол. Колени у него отвратительно дрожали. «Бить не позволю, - подумал он с отчаянием. - Пусть лучше убивают. Пистолет я не взял… Зря не взял… А может, правильно, что не взял?..»
В дверь прямо напротив него решительно шагнул полный невысокий человек в хорошем пальто с белыми повязками на рукавах и в огромном берете с каким-то значком. На ногах у него были великолепно начищенные сапоги, а пальто было слабо и очень некрасиво стянуто широким ремнем, на котором слева тяжело отвисала новенькая желтая кобура. За ним ввалились еще какие-то люди, но Андрей их не видел. Он как зачарованный смотрел в одутловатое бледное лицо с расплывчатыми чертами и с маленькими закисшими глазками. «Конъюнктивит у него, что ли, - подумалось где-то на самом краю сознания. - И выбрит так, что вроде бы даже блестит, как лакированный…»
Человек в берете быстро оглядел комнату и уставился прямо на Андрея.
- Господин Воронин? - с вопросительной интонацией провозгласил он высоким пронзительным голосом.
- Я, - с трудом выдавил из себя Андрей, обоими руками вцепившись в край стола.
- Главный редактор «Городской газеты»?
- Да.
Человек в берете умело, но небрежно откозырял двумя пальцами.
- Имею честь, господин Воронин, - высокопарно произнес он, - вручить вам личное послание президента Фридриха Гейгера!
Очевидно, он намеревался ловким движением выхватить личное послание из-за пазухи, но что-то там за что-то зацепилось, и ему пришлось довольно долго копаться в недрах своего пальто, слегка перекосившись на правый бок с таким видом, словно его одолевали насекомые. Андрей смотрел на него обреченно и ничего не понимал - все было как-то не так. Не этого он ожидал. «А может быть, пронесет», - мелькнуло у него в голове, но он сейчас же суеверно отогнал эту мысль.
Наконец послание было извлечено, и человек в берете протянул его Андрею с недовольным и несколько обиженным видом. Андрей взял хрустнувший запечатанный конверт. Это был обыкновенный почтовый конверт, длинный, голубоватого цвета, со стилизованным изображением сердца, украшенного птичьими крылышками. Знакомым крупным почерком на конверте было написано: «Главному редактору «Городской газеты» Андрею Воронину лично, конфиденциально. Ф. Гейгер, президент». Андрей надорвал конверт и вытащил обыкновенный листок почтовой бумаги с синим обрезом.
«Милый Андрей! Прежде всего, позволь от всего сердца поблагодарить тебя за ту помощь и поддержку, которые я непрерывно чувствовал со стороны твоей газеты на протяжении последних решающих месяцев. Теперь, как видишь, ситуация в корне переменилась. Уверен, что новая терминология и некоторые неизбежные эксцессы не смутят тебя: слова и средства переменились, но цели остались прежними. Бери газету в свои руки - ты назначен ее бессменным и полномочным главным редактором и издателем. Набирай себе сотрудников по собственному выбору, расширяй штат, требуй новые типографские мощности - даю тебе полный карт-бланш. Податель сего письма - младший адъютор Раймонд Цвирик - назначен в твою газету политическим представителем моего управления информации. Мужик он, как ты сам убедишься, невеликого ума, но дело свое знает хорошо и, особенно на первых порах, поможет тебе войти в курс общей политики. В случае возможных конфликтов обращайся, разумеется, непосредственно ко мне. Желаю успеха. Покажем этим слюнявым либералам, как надо работать. Дружески, твой Фриц».
Андрей прочитал личное и конфиденциальное послание дважды, потом опустил руку с письмом и огляделся. Опять все смотрели на него - бледные, решительные, напряженные. Только Изя сиял, как начищенный самовар, и тайком от окружающих отпускал в пространство воображаемые щелбаны. Младший адъютор (что бы это могло значить, черт побери, слово какое-то знакомое… адъютор, коадъютор… что-то из истории… или из «Трех мушкетеров»), младший адъютор Раймонд Цвирик тоже смотрел на него - смотрел строго, но покровительственно. А у дверей переминались с ноги на ногу и опять же смотрели на него какие-то непонятные типы с карабинами и белыми повязками на рукавах.
- Так… - проговорил Андрей, складывая письмо и пряча его в конверт. Он не знал, с чего начать.
Тогда начал младший адъютор:
- Это ваши сотрудники, господин Воронин? - деловито осведомился он, слегка поведя рукой из стороны в сторону.
- Да, - сказал Андрей.
- Гм… - с сомнением произнес господин Раймонд Цвирик, глядя в упор на Изю, но тут Кэнси вдруг резко спросил его:
- А кто вы, собственно, такой?
Господин Раймонд Цвирик взглянул на него, а затем изумленно повернулся к Андрею. Андрей прокашлялся.
- Господа, - проговорил он. - Позвольте вам представить: господин Цвирик, младший коадъютор…
- Адъютор! - с негодованием поправил Цвирик.
- Что?.. Ах, да, адъютор. Не коадъютор, а просто адъютор… (Сельма вдруг ни с того ни с сего прыснула и зажала себе рот ладонью.) Младший адъютор, политический представитель в нашей газете. Отныне.
- Представитель чего? - непримиримо спросил Кэнси.
Андрей полез было снова в конверт, но Цвирик еще более негодующим тоном объявил:
- Политический представитель управления информации!
- Ваши документы! - резко сказал Кэнси.
- Что?! - закисшие глазки господина Цвирика возмущенно замигали.
- Документы, полномочия - есть у вас что-нибудь, кроме вашей дурацкой кобуры?
- Кто это?! - пронзительно вскричал господин Цвирик, снова поворачиваясь к Андрею. - Кто этот человек?!
- Это господин Кэнси Убуката, - торопливо сказал Андрей. - Заместитель главного редактора… Кэнси, не надо никаких полномочий. Он же передал мне письмо от Фрица…
- Какого еще Фрица? - сказал Кэнси брезгливо. - При чем здесь какой-то Фриц?
- Резких движений! - воззвал Изя. - Умоляю вас, не делайте резких движений!
Цвирик вертел головой между Изей и Кэнси. Лицо его уже больше не лоснилось, оно медленно заливалось багровым.
- Я вижу, господин Воронин, - произнес он наконец, - ваши сотрудники не очень хорошо представляют себе, что именно произошло сегодня!.. Или наоборот! - Он все возвышал голос. - Представляют, но в каком-то странном, извращенном свете! Я вижу здесь горелую бумагу, я вижу угрюмые лица, и я не вижу никакой готовности приступить к работе. В час, когда весь Город, весь наш народ…
- А это кто? - перебил его Кэнси, указывая на типов с карабинами. - Это что, новые сотрудники?
- Представьте себе - да! Господин бывший} заместитель главного редактора! Это новые сотрудники. Я не могу обещать, что это…
- Это мы еще посмотрим, - незнакомым скрипучим голосом произнес Кэнси и шагнул к Цвирику. - На каком основании…
- Кэнси! - сказал Андрей беспомощно.
- На каком основании вы здесь распоряжаетесь? - продолжал Кэнси, не обращая на Андрея никакого внимания. - Кто вы такой? Как вы смеете так себя вести? Почему вы не предъявляете документы? Вы просто вооруженные бандиты, которые проникли сюда с целью ограбления!..
- Заткнись, желтож…й! - дико завопил вдруг Цвирик, хватаясь за кобуру.
Андрей качнулся вперед, чтобы стать между ними, но тут его сильно толкнули в плечо, и перед Цвириком оказалась Сельма.
- Как ты смеешь выражаться при женщинах, сволочь! - заорала она. - Зараза ты толстож…я! Бандюга!
Андрей совсем потерялся. Разом ужасно закричали и Цвирик, и Кэнси, и Сельма. Мельком Андрей заметил, что типы в дверях, неуверенно переглядываясь, стали брать карабины наизготовку, а возле них вдруг оказался Денни Ли, держа за ножку тяжелый редакторский табурет с железным сиденьем, но страшнее и невероятнее всех была шлюшка Амалия, которая, как-то хищно сгорбившись и выставив длинные белые зубы, очень жуткие на осунувшемся, как у мертвой, лице, крадучись подбиралась к Цвирику, занося над правым плечом, словно клюшку для гольфа, дымящуюся кочергу… «Я тебя, сук-киного сына, запомнил! - неистово кричал Кэнси. - Ты деньги для школ разворовывал, стервец, а теперь в коадъюторы вылез?!..» - «Я вас всех с дерьмом смешаю! Дерьмо у меня будете жрать! Враги человечества!..» - «Молчи, б…кая харя! Молчи, пока цел!..» - «Резких движений! Умоляю!..». Андрей, как зачарованный, не в силах пошевелиться, следил за вздымающейся кочергой. Он чувствовал, он знал, что сейчас произойдет ужасное и непоправимое, и это ужасное уже не остановить.
- На фонарь вас! - налившись кровью, дико вопил младший адъютор, размахивая огромным автоматическим пистолетом. За всем этим гамом и шумом он успел как-то вытащить свой пистолет и теперь бестолково им размахивал и беспрерывно пронзительно орал, и тут Кэнси подскочил к нему, схватил за отвороты пальто, а он стал отпихиваться обеими руками, и вдруг грянул выстрел и сразу же другой и третий. Бесшумно мелькнула в воздухе кочерга, и все замерли.
Цвирик один стоял посредине кабинета, лицо его быстро серело. Одной рукой он потирал ушибленное кочергой плечо, другая, трясущаяся, все еще была вытянута вперед. Пистолет валялся на полу. Типы в дверях, одинаково разинув рты, стояли с опущенными карабинами.
- Я не хотел… - дребезжащим голосом произнес Цвирик.
Громко ударился об пол выпавший из руки Денни табурет, и только тогда Андрей понял, куда все смотрят. Все смотрели на Кэнси, который как-то странно, медленно-медленно, закидывался назад, прижимая обе ладони к нижней части груди.
- Я не хотел… - повторял Цвирик плачущим голосом. - Видит бог, я не хотел!..
Ноги у Кэнси подломились, и он мягко, почти беззвучно повалился около камина в кучу пепла и золы и, издавши невнятный мучительный звук, с трудом подтянул колени к животу.
И тогда Сельма, страшно вскрикнув, впилась ногтями в толстое, лоснящееся, грязно-белое лицо Цвирика, а все остальные с топотом кинулись к лежащему, заслонили его, сгрудились над ним, а потом Изя выпрямился, повернул к Андрею неестественно перекошенное, с удивленно задранными бровями лицо и пробормотал:
- Мертвый… Убит…
Грянул телефонный звонок. Ничего не соображая, Андрей, как во сне, протянул руку и взял трубку.
- Андрей? Андрей! - это был Отто Фрижа. - Ты жив-здоров? Слава богу, я так за тебя беспокоился! Ну, теперь все будет хорошо. Теперь Фриц, если что, нас в обиду не даст…
Он говорил еще что-то - про колбасу, про масло, - Андрей больше его не слушал.
Сельма, сидя на корточках и обхватив голову руками, плакала навзрыд, а младший адъютор Раймонд Цвирик, размазывая по серым щекам кровь из сочащихся глубоких царапин, все повторял и повторял, как испорченный механизм:
- Я не хотел. Клянусь богом, я не хотел…
