3
Дикие гуси в самом деле кружили весь вечер над лесом. Они высматривали и звали своего маленького друга, но Нильс не откликался. Только когда совсем стемнело, Акка Кнебекайзе со всей стаей опустилась на землю.
Заночевать гуси решили на краю болота за лесом. Сколько возни всегда бывало, пока гуси улягутся. И поесть надо, и поговорить хочется.
А сегодня даже самые лучшие водоросли застревали в горле. И не до разговоров было. У всех одно на уме: где-то наш Нильс? Какая беда с ним стряслась?
Акка Кнебекайзе и Мартин заснули позже всех. Старая гусыня подсела к Мартину и, тихонько похлопав его крылом по крылу, сказала: — Он многому научился за это время. Ничего дурного с ним не должно случиться. Спи, завтра опять полетим на поиски. Но искать Нильса не пришлось.
Как только солнце разбудило гусей и они открыли глаза, поднялся такой радостный гогот, что все лягушки в болоте переполошились. Да и как было гусям не радоваться! Нильс — целый и невредимый — лежал на своём месте, рядом с Мартином, и спал как ни в чём не бывало.
Глава двенадцатая. В ПЛЕНУ
1
Путь близился к концу. В последний раз ночевали гуси как бездомные бродяги. Завтра они уже не будут спать где придётся, они построят себе крепкие тёплые гнёзда и заживут по-семейному.
Первой в стае всегда просыпалась Акка Кнебекайзе. Но в этот день первым проснулся Мартин.
Он постучал клювом по своему крылу, под которым, свернувшись калачиком, спал Нильс, и крикнул:
— Эй ты, лежебока! Вставай!
Нильс вынырнул из-под крыла Мартина и вместе с ним обошёл всех гусей.
Мартин легонько подталкивал по очереди каждого гуся, а Нильс кричал:
— Просыпайся! Просыпайся! Пора лететь. В Лапландии выспишься.
Очень уж и Мартину и Нильсу не терпелось поскорее увидеть эту самую Лапландию.
Через полчаса вся стая двинулась в путь.
То и дело гусей догоняли другие птичьи стаи.
Все окликали гусей, приветствовали, приглашали к себе на новоселье.
— Как здоровье почтенной Акки Кнебекайзе?—крякали утки.
— Где вы остановитесь? Мы остановимся у Зелёного мыса!— кричали кулики.
— Покажите нам мальчика, который спас медвежье семейство!— щебетали чижи.
— Он летит на белом гусе!—ответила Акка Кнебекайзе.
И Мартин на лету гордо выгибал шею — ведь на него и на Нильса сейчас все смотрели.
— Маленький Нильс! Где ты? Где ты?—тараторили ласточки.— Белка Сирле просила передать тебе привет!
— Я здесь! Вот я!— кричал в ответ Нильс и махал рукой ласточкам.
Ему было очень приятно, что все о нём спрашивают. Он развеселился и даже запел песню:
Гусиная страна, Ты издали видна! Привет тебе, Лапландия, Гусиная страна!
Несёт меня в Лапландию Домашний белый гусь, И скоро я в Лапландии На землю опущусь!
Лаплан-Лаплан-Лапландия, Ты издали видна! Да здравствует Лапландия, Гусиная страна!
Он пел во всё горло, раскачиваясь из стороны в сторону, и болтал ногами. И вдруг один башмачок соскочил у него с ноги.
— Мартин, Мартин, стой!— закричал Нильс.— У меня башмачок слетел!
— Вот уж это совсем не дело!— заворчал Мартин.— Теперь, пока спустимся, пока разыщем твой башмак, сколько времени даром пройдёт! Ну да что с тобой поделаешь… Акка Кнебекайзе! Акка Кнебекайзе!—крикнул он.
— Что случилось?—спросила гусыня.
— Мы потеряли башмачок,— сказал Мартин.
— Башмачок нужно найти,— сказала Акка Кнебекайзе.— Только мы полетим вперёд, а уж вы нас догоняйте. Запомните хорошенько: лететь надо прямо на север, никуда не сворачивая. Мы всегда останавливаемся у подножия Серых скал, возле Круглого озера.
— Да мы вас живо догоним! Но всё-таки вы не очень торопитесь,— сказал Мартин.
Потом он обернулся к Нильсу и скомандовал:
— Ну, теперь держись крепче! И они полетели вниз.
2
Башмачок они нашли сразу. Он лежал на лесной тропинке, в пяти шагах от того места, где Мартин спустился, и как будто ждал своего хозяина. Но не успел Нильс спрыгнуть с Мартина, как в лесу послышались человеческие голоса и на тропинку выбежали мальчик и девочка.
— Гляди-ка, Мате! Что это такое?—закричала девочка. Она нагнулась и подняла башмачок Нильса.
— Вот так штука! Самый настоящий башмачок, совсем как у нас с тобой. Только нам он даже на нос не налезет.
Мате повертел башмачок в руках и вдруг громко рассмеялся.
— Послушай-ка, Ооса! А что, если этот башмачок нашему котёнку примерить? Может, ему подойдёт?
Ооса захлопала в ладоши.
— Ну конечно, подойдёт! А потом мы ещё три таких сделаем. И будет у нас кот в сапогах!
Ооса побежала по тропинке. За Оосой побежал Мате, а за Матсом Мартин с Нильсом.
Тропинка вела прямо к домику лесничего. На крыльце, свернувшись клубком, дремал котёнок.
Ооса уселась на корточки и посадила котёнка к себе на колени, а мальчик стал засовывать его лапу в башмачок. Но котёнок не хотел обуваться: он царапался, пищал и так отчаянно отмахивался всеми четырьмя лапами и даже хвостом, что в конце концов выбил башмачок из рук Матса.
Тут как раз подоспел Мартин. Он подцепил башмачок клювом и пустился наутёк.
Но было уже поздно.
В два прыжка Мате подскочил к Мартину и схватил его за крыло.
— Мама, мама,— закричал он,— наша Марта вернулась!
— Да я не Марта! Пустите меня, я Мартин!— кричал несчастный пленник, отбиваясь и крыльями и клювом.
Всё напрасно — никто его не понимал.
— Нет, шалишь, теперь тебе не уйти,— приговаривал Мате и, точно клещами, сжимал его крыло.— Хватит, нагулялась. Мама! Да мама, иди же скорее!—снова закричал он.
На его крик из дому вышла краснощёкая женщина. Увидев Мартина, она очень обрадовалась.
— Я так и знала, что Марта вернётся,— говорила она, подбегая к гусю.— Что ей одной в лесу делать?.. Ой, да ведь это не Марта, это чей-то чужой гусак!— вскрикнула женщина.— Откуда он взялся? Тут и дерев ни поблизости нет. Ну да всё равно, раз Марта убежала, пусть хоть этот у нас останется.
Она хотела было взять Мартина и отнести в птичник, но не тут-то было! Мартин рвался у неё из рук, бил её крыльями, клевал и щипал до крови.
— Вот дикарь!— сказала хозяйка.— Нет, такого в птичник пускать нельзя. Он у меня всех кур покалечит. Что же с ним делать? Зарезать, что ли?
Она быстро скинула передник и набросила на Мартина. Как ни бился Мартин, как ни рвался, ничего не помогало — он только ещё больше запутывался в переднике.
Так его, спелёнатого, и понесла хозяйка в дом.
3
Нильс в это время стоял, притаившись за деревом. Он всё видел, всё слышал и от горя и досады готов был заплакать.
Никогда ещё он не жалел так горько, что гном заколдовал его. Будь он настоящим человеком — пусть бы попробовал кто-нибудь тронуть Мартина!
А теперь, прямо у него на глазах, Мартина, его лучшего друга, потащили в кухню, чтобы зарезать и зажарить на обед. Неужели же Нильс так и будет стоять сложа руки и смотреть?
Нет, он спасёт Мартина! Спасёт во что бы то ни стало! Нильс решительно двинулся к дому.
По дороге он всё-таки поднял и надел свой башмачок, валявшийся в траве.
Самое трудное было попасть в дом. Крыльцо было высокое, целых семь ступенек!
Точно акробат, подтягивался Нильс на руках со ступеньки на ступеньку, пока не добрался до верха. Дверь, на его счастье, была открыта, и Нильс незаметно проскользнул на кухню.
У окна на большом столе лежал Мартин. Лапы и крылья у него были связаны так крепко, что он не мог шевельнуться.
Возле очага возилась женщина. Засучив рукава, она тёрла мочалкой большой чугунок. Точно такой чугунок был и у матери Нильса — она всегда жарила в нём кур и гусей.
Вымыв чугунок, женщина поставила его сушиться, а сама принялась разводить огонь в очаге.
— Опять хворосту не хватит!—проворчала она и, подойдя к окошку, громко крикнула:— Мате! Ооса!
Никто не отозвался.
— Вот бездельники! Целый день бегают без толку, не могут даже хворосту набрать!—И, хлопнув дверью, она вышла во двор.
А Нильсу только того и надо было.
— Мартин, ты ещё жив?— спросил он, подбегая к столу.
— Пока что жив,— уныло ответил Мартин.
— Ну, потерпи ещё минуточку, сейчас я тебя освобожу.
Нильс обхватил руками и ногами ножку стола и быстро полез вверх.
— Скорее, Нильс, а то она сейчас вернётся!— торопил его Мартин. Но Нильса не надо было торопить. Вскочив на стол, он выхватил из кармана свой ножичек и, как пилой, стал перепиливать верёвки.
Ножичек так и мелькал у него в руке. Взад-вперёд! Взад-вперёд! Взад-вперёд!
Вот крылья уже свободны. Мартин осторожно пошевелил ими.
— Кажется, целы, не поломаны,— сказал он.
А Нильс уже пилил верёвки на лапах. Верёвки были новые, жёсткие, а ножичек совсем затупился.
— Скорей, скорей, она идёт!— крикнул вдруг Мартин.
— Ой, не успеть!—прошептал Нильс.
Ножичек его стал горячим, пальцы онемели и распухли, но он всё пилил и пилил. Вот верёвка уже расползается под ножом… Ещё минута — и Мартин спасён.
Но тут скрипнула дверь, и в комнату вошла хозяйка с огромной охапкой хворосту.
— Натягивай верёвку!—успел крикнуть Нильс. Мартин изо всех сил дёрнул лапами, и верёвка лопнула.
— Ах разбойник! Да как же это он ухитрился?—вскрикнула хозяйка.
Она швырнула хворост на пол и подскочила к столу. Но Мартин вывернулся прямо у неё из-под рук.
И началась погоня.
Мартин — к двери, а хозяйка его ухватом от двери. Мартин — на шкаф, а хозяйка его со шкафа метлой. Мартин — на посудную полку, а хозяйка как прихлопнет его решетом — одни только лапы на свободе остались.
— Фу, совсем загонял!—сказала хозяйка и рукавом отёрла пот со лба.
Потом она сгребла Мартина за лапы и, опрокинув вниз головой, опять потащила к столу.
Одной рукой она крепко придавила гуся, а другой скручивала ему лапы верёвкой.
И вдруг что-то острое вонзилось ей в палец. Хозяйка вскрикнула и отдёрнула руку.
— Ой, что это?— прошептала она.
Из-за большой деревянной солонки на столе выглядывал крошечный человечек и грозил ей ножичком.
— Ой, что это?— опять прошептала она.
Пока хозяйка охала и ахала, Мартин не терял времени даром. Он вскочил, отряхнулся и, схватив Нильса за шиворот, вылетел в окно.
— Ну и дела!— сказала хозяйка, когда они скрылись за верхушка ми деревьев.
Она тяжело вздохнула и стала подбирать хворост, разбросанный по полу.
Глава тринадцатая. ГУСИНАЯ СТРАНА
1
Мартин с Нильсом летели прямо на север, как им велела Акка Кнебекайзе. Хотя они и одержали победу в сражении с хозяйкой, но победа эта досталась им нелегко. Всё-таки хозяйка здорово потрепала Мартина. Крылья у него были помяты, на одну лапу он хромал, бок, по которому проехалась метла, сильно болел. Мартин летел медленно, неровно, совсем как в первый день их путешествия — то будто нырнёт, то взметнётся вверх, то завалится на правый бок, то на левый. Нилъс едва держался у него на спине. Его так и бросало из стороны в сторону, словно они опять попали в бурю.
— Знаешь что, Мартин,— сказал Нильс,— надо бы тебе передохнуть. Спускайся вниз! Вон, кстати, и полянка хорошая. Пощиплешь свежей травки, наберёшься сил, а там и снова в путь.
Долго уговаривать Мартина не пришлось. Ему и самому приглянулась эта полянка. Да и торопиться теперь было нечего — стаю им всё равно не догнать, а доберутся они до Лапландии на час раньше или на час позже — это уж неважно. И они опустились на полянку.
Каждый занялся своим делом: Мартин щипал свежую молодую травку, а Нильс разыскивал старые орехи.
Он медленно брёл по опушке леса от дерева к дереву, обшаривая каждый клочок земли, как вдруг услышал какой-то шорох и потрескивание.
Рядом в кустарнике кто-то прятался.
Нильс остановился. Шорох затих. Нильс стоял не дыша и не двигаясь.
И вот наконец один куст зашевелился. Среди веток мелькнули белые перья. Кто-то громко загоготал.
— Мартин! Что ты тут делаешь? Зачем ты сюда залез?—удивился Нильс.
Но в ответ ему раздалось только шипение, и из куста чуть-чуть высунулась чья-то чужая гусиная голова.
Да это вовсе не Мартин!—воскликнул Нильс.— Кто же это может быть? Уж не та ли гусыня, из-за которой чуть не зарезали Мартина?
— Ах вот как, они хотели меня зарезать?.. Хорошо, что я убежала,— проговорил гусиный голос, и белая голова снова высунулась из куста.
— Значит, вы Марта?— спросил Нильс.— Очень рад познакомиться.— Нильс поклонился гусыне.— Мы только что от ваших хозяев. Едва ноги унесли.
— А сам-то ты кто?— недоверчиво спросила гусыня.— И на чело века не похож, и на гуся не похож. Постой-ка, постой! Уж не тот ли ты Нильс, о котором тут в лесу такие чудеса рассказывают!
— Так и вы слышали обо мне?— обрадовался Нильс.— Выходит, мы с вами знакомы. А Мартина вы ещё не видели? Он здесь, на полянке. Пойдёмте к нему. Он, наверное, очень вам обрадуется. Знаете, он тоже домашний гусь и тоже убежал из дому. Только моя мама ни за что бы его не зарезала…
Мартин и вправду очень обрадовался. Он даже забыл о своих ранах и, увидев гусыню, сразу стал прихорашиваться: пригладил клювом пёрышки, расправил крылья, выпятил грудь.
— Очень, очень рад вас видеть,— сказал Мартин, кланяясь.— Вы прекрасно сделали, что убежали от ваших хозяев. Это очень грубые люди. Но всё-таки вам, наверное, страшно жить в лесу одной? В лесу так много врагов, вас всякий может обидеть.
— Ах, я сама не знаю, что мне делать,— жалобно заговорила гусыня.— У меня нет ни минутки покоя. Нынешней ночью куница чуть не оборвала мне крыло. Но всё равно я ни за что не вернусь домой! Ни за что! Хозяйский сынок только и делает, что дразнит меня. А хозяйская дочка никогда вовремя не накормит и не напоит.— И гусыня горько за плакала.
Нильсу стало не по себе: он вспомнил, что и Мартину когда-то приходилось от него несладко.
Может, и Мартин вспомнил об этом, но из деликатности не подал виду. А Марте он сказал:
— Не надо плакать! Мы с Нильсом сейчас что-нибудь придумаем.
— Я уже придумал!— крикнул Нильс.— Она полетит с нами.
— Ну да, конечно же, она полетит с нами!— обрадовался Мартин. Ему очень понравилось предложение Нилъса.— Правда, Марта, вы полетите с нами?
— Ах, это было бы очень хорошо,— сказала Марта,— но я ведь почти не умею летать. Нас, домашних гусей, никто этому не учит.
— Ничего, вы сами научитесь,— сказал Мартин.— Поверьте мне, это не так уж трудно. Надо только твёрдо запомнить, что летать высоко легче, чем летать низко, а летать быстро легче, чем летать медленно. Вот и вся наука. Я-то теперь хорошо это знаю! Ну, а если по правилам не выйдет, можно и без правил — потихонечку, полегонечку, над самым леском. Чуть что, сразу опустимся на землю и отдохнём.
— Что ж, если вы так любезны, я с удовольствием разделю вашу компанию,— сказала гусыня.— Должна вам признаться, что, пока я жила тут одна, я немного училась летать. Вот посмотрите.
И Марта побежала по лужайке, взмахивая на ходу крыльями. Потом вдруг подпрыгнула и полетела.
— Прекрасно! Прекрасно! Вы отлично летаете!—воскликнул Мартин.— Нильс, садись скорее!
Нильс вскочил ему на спину, и они тронулись в путь. Марта оказалась очень способной ученицей. Она всё время летела вровень с Мартином, ничуточки от него не отставая.
Зато Мартин никогда ещё не летал так медленно. Он еле шевелил крыльями и то и дело устраивал привал.
Нильс даже испугался. Он наклонился к самому уху гуся и зашептал:
— Что с тобой, Мартин? Уж не заболел ли ты?
— Тише, тише,— тоже шёпотом ответил Нильсу Мартин и покосился на Марту.— Как ты не понимаешь! Ведь она в первый раз летит. Забыл, каково мне приходилось поначалу-то!
Так они и летели — в пол-лёта. Хорошо ещё, что никто их не видел. Все птичьи стаи давно пролетели мимо.
2
Каждый раз, когда Нильс смотрел вниз, ему казалось, что вся земля путешествует вместе с ним.
Медленно тянулись поля и луга.
Бежали реки — то спокойно разливаясь по долинам, то шумно перепрыгивая через каменистые пороги.
Деревья, упираясь корнями в землю, взбирались по горам до самых вершин, а потом сбегали по склонам — где врассыпную, где густой толпой. А солнце оглядывало всю землю и всех подбадривало:
— Вперёд! Вперёд! Веселее!
Но чем дальше Нильс летел на север, тем меньше становилось у него спутников. Первыми попрощались с Нильсом вишнёвые и яблоневые деревца. Они кивали ему вслед, наклоняя головы в пышных белоснежных шапках, как будто хотели сказать:
«Дальше нам нельзя! Ты думаешь, это снег на наших ветках? Нет, это цветы. Мы боимся, что их прихватит утренним морозом и они облетят раньше времени. Тогда не будет осенью ни вишен, ни яблок. Нет, нет, дальше нам нельзя!»
Потом отстали пашни. С ними остановились на месте и сёла. Ведь в сёлах живут крестьяне. Как же им уйти от полей, на которых они взращивают хлеб! Зелёные луга, где паслись коровы и лошади, нехотя свернули в сторону, уступая дорогу топким мшистым болотам.
А куда подевались леса? Ещё недавно Нильс летел над такими густыми чащами, что за верхушками деревьев и земли не было видно.
Но сейчас деревья будто рассорились. Растут вразброд, каждое само по себе. Буков давно и в помине нет.
Вот "и дуб остановился, точно задумался — идти ли дальше.
— Шагай, шагай!— крикнул ему сверху Нильс.— Чего ты боишься?
— Ну и стой себе, если ты такой упрямый!— рассердился Нильс.— Вон берёзки и сосны храбрее тебя!
Но берёзы и сосны тоже испугались севера. Они скрючились и пригнулись к самой земле, будто хотели спрятаться от холода. А солнце катилось по небу и не уставало светить.
— Не понимаю,— сказал Мартин,— летим, летим, а вечер всё никак не наступит. До чего же спать хочется!
— И мне спать хочется!—сказала Марта.— Глаза слипаются.
— Да и я бы не прочь вздремнуть,— сказал Нильс.— Смотри, смотри, Мартин, вон аисты на болоте спят. Тут, в Лапландии, всё по— другому. Может, здесь вместо луны всю ночь солнце светит? Давай и мы привал устроим.
Так они и сделали.
3
На следующий день Нильс, Мартин и Марта увидели Серые скалы, возвышавшиеся над Круглым озером.
— Ура!—закричал Нильс.— Прилетели! Бросай якорь, Мартин!
Они опустились на берег, поросший густым камышом.
— Ну что, Мартин? Рад?— говорил Нильс.— Нравится тебе? Смотри, тут и трава не простая, а лапландская, и камыш, наверное, лапландский, и вода в озере лапландская!
— Да, да, всё прямо замечательно,— говорил Мартин, а сам даже не глядел ни на что.
По правде сказать, его сейчас совсем не интересовало, лапландская тут трава или какая-нибудь другая. Мартин был чем-то озабочен.
— Послушай, Нильс,— тихонько сказал он,— как же нам быть с Мартой? Акка Кнебекайзе, конечно, хорошая птица, но очень уж строгая. Ведь она может Марту и не принять в стаю.
— Принять-то примет…— сказал Нильс.— Только знаешь что, давай сделаем так: Марту пока здесь оставим и явимся одни. Выберем подходящую минуту и во всём признаемся Акке. А уж потом за Мартой слетаем.
Они спрятали Марту в камышах, натаскали ей про запас водорослей, а сами пошли искать свою стаю. Медленно пробирались они по берегу, заглядывая за каждый кустик молодого ивняка, за каждую кочку.
Всюду кипела работа — переселенцы устраивались на новых квартирах. Кто тащил в клюве веточку, кто охапку травы, кто клочок мха. У некоторых гнёзда были уже готовы, и соседи с завистью поглядывали на счастливых хозяев, которые отдыхали в новых домах.
Но всё это были чужие гуси. Никого из своих Нильс и Мартин не находили.
— Не знаете ли вы, где остановилась Акка Кнебекайзе?— спрашивали они каждого встречного.
— Как не знать! Она к самым скалам полетела. Устроилась под старым орлиным гнездом,— отвечали им.
Наконец они увидели высокую скалу и на ней гнездо — точно огромная корзина, оно прилепилось к каменному склону.
— Ну, кажется, пришли,— сказал Нильс.
И верно, навстречу им уже бежали и летели друзья. Гуси обступили Мартина и Нильса тесным кольцом и радостно гоготали:
— Наконец-то! Прилетели!
— Где это вы пропадали?
— Вы что, летать разучились?—кричали им со всех сторон.
— Акка! Акка Кнебекайзе! Встречай гостей! Акка не торопясь подошла к ним.
— Нашли башмачок?—спросила она.
— Башмачок-то нашли!— весело сказал Нильс и притопнул каблучком.— Пока искали, чуть головы не потеряли. Зато вместе с башмачком мы нашли Мартину невесту.
— Вот это хорошо,— кивнула Акка.— Я и сама уж подумала, что надо его женить, а то ему одному скучно будет. Он ведь гусь молодой. Ну, где же ваша невеста?
— А она тут, недалеко. Я мигом слетаю за ней,— обрадовался Мартин и полетел за Мартой.
4
Через несколько дней у подножия Серых скал вырос целый гусиный город.
Мартин с Мартой тоже обзавелись собственным домом. Первый раз в жизни пришлось им жить своим хозяйством. Сперва это было не очень-то легко. Ведь что там ни говори, а домашние гуси избалованный народ. Привыкли жить, ни о чём не думая,— дом для них всегда готов, обед каждый день в корыте подают. Только и дела — ешь да гуляй! А тут и жильё надо самим строить, и о пропитании самим заботиться.
Но всё-таки домашние гуси — это гуси, и Мартин с Мартой отлично зажили в новом доме.
Нильсу тоже поначалу пришлось трудно. Гуси, конечно, позаботились о нём,— всей стаей смастерили для него тёплое, красивое гнездо. Но Нильс не захотел в нём жить — как-никак он человек, а не птица и ему нужна крыша над головой.
Нильс решил построить себе настоящий дом.
Прежде всего на ровном месте он начертил четырёхугольник,— вот начало дома и заложено. После этого Нильс стал вбивать по углам длинные колышки. Он садился на клюв Мартина, и Мартин, вытянув шею, поднимал его как можно выше. Нильс устанавливал колышек в самый угол и камнем вколачивал в землю.
Теперь оставалось выстроить стены. Мартину и тут нашлась работа. Он подносил в клюве палочки-брёвнышки, укладывал их друг на друга, а Нильс связывал их травой. Потом ножичком вырезал в стене дверь и окошко и взялся за самое главное — за крышу.
Крышу он сплёл из тоненьких, гибких веточек, как в деревне плетут корзины. Она и получилась как корзина: вся просвечивала.
— Ничего, светлее будет,— утешал себя Нильс.
Когда дом был готов, Нильс пригласил к себе в гости Акку Кнебекайзе. Внутрь она, конечно, войти не могла — через дверь пролезала только её голова. Но зато она хорошенько осмотрела всё снаружи.
— Дом-то хорош,— сказала Акка,— а вот крыша ненадёжная: и от солнца под такой крышей не спрячешься, и от дождя не укроешься. Ну, да этому горю помочь можно. Сейчас мастеров тебе пришлю.
И она куда-то полетела.
Вернулась она с целой стаей ласточек. Ласточки закружились, захлопотали над домом: они улетали, прилетали и без устали стучали клювами по крыше и стенам. Не прошло и часа, как дом был со всех сторон облеплен толстым слоем глины.
— Лучше всяких штукатуров работают!—весело закричал Нильс.— Молодцы, ласточки!
Так понемногу все и устроились.
А скоро появились новые заботы: в каждом доме запищали птенцы.
Только в гнезде Акки Кнебекайзе было по-прежнему тихо. Но, хотя сама она и не вывела ни одного птенца, хлопот у неё было хоть отбавляй. С утра до вечера она летала от гнезда к гнезду и показывала неопытным родителям, как надо кормить птенцов, как учить их ходить, плавать и нырять.
У Мартина и Марты было пятеро длинноногих гусят. Родители долго думали, как бы назвать своих первенцев, да всё не могли выбрать подходящих имён. Все имена были недостойны их красавцев.
То имя было слишком короткое, то слишком длинное, то слишком простое, то слишком мудрёное, то нравилось Мартину, но не нравилось Марте, то нравилось Марте, но не нравилось Мартину.
Так, наверное, они и проспорили бы всё лето, если б в дело не вмешался Нильс. Он сразу придумал имена всем пяти гусятам.
Имена были не длинные, не короткие и очень красивые. Вот какие: Юкси, Какси, Кольме, Нелье, Вийси. По-русски это значит: Первый, Второй, Третий, Четвёртый, Пятый. И хотя все гусята увидели свет в один час, Юкси то и дело напоминал своим братьям, что он первый вылупился из яйца, и требовал, чтобы все его слушались.
Но братья и сестры не хотели его слушаться, и в гнезде Мартина не прекращались споры и раздоры.
«Весь в отца,— думал Нильс, глядя на Юкси.— Тот тоже вечно скандалил на птичьем дворе, никому проходу не давал. А зато теперь какой хороший гусь…»
Раз десять в день Мартин и Марта призывали Нильса на семейный суд, и он разбирал все споры, наказывал виновных, утешал обиженных.
Нильс был строгим судьёй, и всё-таки гусята очень его любили. Да и не мудрено: он гулял с ними, учил их прыгать через палочку, водил с ними хороводы. Как же было его не любить!
