УПП

Цитата момента



Так получилось, что у меня левая рука коллекционирует ожоги: ожоги нежности. На запястье — ожог от сигареты. Он уже еле виден, но я помню, как тогда (кстати, весной) я обнимал ее и другой рукой неловко ткнул огоньком в левую пятерню. Помню прикосновение ее губ к этому месту на руке. Мы уже давно не вместе, но мне жаль, что шрам от ожога зарастает, хотя вот есть другой. Только недавно появился. На большом пальце. Мы вместе готовили завтрак, смеялись и обжигались. Но было не больно от этой печати нежности.
Ожог, дорогой, ну хоть ты не зарастай…
Алекс ШУГАЛАЙ

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



– Мазукта, – спросил демиург Шамбамбукли, – а из чего еще можно делать людей?
– Кроме грязи? Из чего угодно. Это совершенно неважно. Но самое главное – пока создаешь человека, ни в коем случае не думай об обезьяне!

Bormor. Сказки о Шамбамбукли

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/s374/
Мещера-2009

А ВСЁ-ТАКИ АРГЕНТИНА БЫЛА В АМЕРИКЕ

Утром Федькин встал за штурвал, а Петькин с Солнышкиным начали уборку в рулевой рубке. Петькин разливал по палубе мыльную воду, а Солнышкин следом насухо вытирал палубу. Сперва Федькин стоял молча, а потом незаметно для себя начал напевать известную морскую песню "Бананы ел, пил кофе на Мартинике".

В это время в рубку вошёл Плавали-Знаем. Федькин примолк. Но Плавали-Знаем, наоборот, поощрительно кивнул головой: "Ничего, ничего". Песня как раз подходила к его великолепному настроению. Он выпил только что три чашки кофе "Африка" и испытывал прилив бодрости. Пароход бежал вперёд по ярким волнам. Ветер овевал мужественное капитанское лицо, и капитану захотелось поговорить о далёких плаваниях. Правда, дальше Камчатки он никогда не ходил, но о своих удивительных странствиях любил рассказывать. Он выглянул в окно, посмотрел вдаль и задумчиво произнёс:

- Когда после тяжёлого шторма мы подошли к Африке и стали на якорь у берега Аргентины…

Тут судно так тряхнуло, что Плавали-Знаем едва не вылетел в окно, а Солнышкин чуть не поехал по мыльной палубе. Это Федькин крутнул в сторону штурвал, потому что его передёрнуло от удивления. Ведь любой третьеклассник знает, что Аргентина находится в Америке!

Наверное, в другой раз Плавали-Знаем треснул бы кулаком по стенке и прогнал его от штурвала, но сейчас он только строго посмотрел на Федькина. Уж очень хотелось ему рассказать эту историю.

- Да, когда мы были в Африке и бросили якорь у Аргентины… - начал Плавали-Знаем снова.

- Но Аргентина находится в Америке, - сердито заметил Солнышкин, выкручивая тряпку. От толчка вода разлилась, и ему прибавилось работы.

Плавали-Знаем насмешливо взглянул на него:

- Где-где?

- В Америке, - твердо ответил Солнышкин.

- Петькин, скажите этому знатоку, где находится Аргентина.

Петькин засопел. Ему совсем не хотелось спорить с начальством. Он уже собирался сказать: "Если вы её видели в Африке, то, значит, в Африке", но его опередил Федькин.

- Конечно, в Америке, - сказал он.

- Тоже мне грамотеи, географы! В школе учились! - закачал головой Плавали-Знаем. - Я никогда ничему не… - Он хотел сказать что-то ещё, но вдруг спохватился, мигнул и подошёл к Федькину: - А это что, во-первых, за разговоры на вахте? Вы что, забыли? А во-вторых, когда я плавал, Аргентина была в Африке! Ясно?

Федькин только усмехнулся и постучал ногой об пол. Но Солнышкин стерпеть этого не мог.

Он выпрямился и, выкручивая тряпку, спокойно произнёс:

- А всё-таки Аргентина была в Америке! Всегда была в Америке. Это знает любой школьник.

- Ну хорошо, - многозначительно сказал Плавали-Знаем и потряс перед ним пальцем. - Ну хорошо, вы ещё вспомните, где была Аргентина, когда останетесь в первом порту! У вас там будет много времени для воспоминаний. В первом порту!

Разозлившись, он так схватился за подбородок, что уколол пальцы собственной щетиной.

Солнышкин вытирал палубу и думал: "Ничего, хуже, чем с ним, не будет".

Петькин сердито сопел, а Федькин усмехался и про себя всё напевал старую морскую песню.

- В первом порту, в первом порту… - пробубнил ещё раз Плавали-Знаем и сбежал по трапу.

Может быть, так всё и случилось бы, если бы в скором времени на пароходе "Даёшь!" не произошли куда более важные события. 

НЕВЕРОЯТНОЕ СОБЫТИЕ В ТИХОМ ОКЕАНЕ

В последнее время с боцманом Буруном случилась удивительная перемена. При встречах с Перчиковым он улыбался, вежливо пожимал ему руку, будто сто лет не виделся, и радист был доволен: наконец наступил мир. Но он не замечал, как ухмыляется чему-то боцман за его спиной.

Как-то вечером Перчиков вышел понаблюдать за звёздами и помечтать о межпланетном путешествии. Он уселся на шлюпку и стал смотреть в тёмную высоту. Одни звёзды сверкали так близко, что их хотелось положить на ладонь, как снежок; другие мерцали так далеко, что при взгляде на них начинало тоскливо ныть сердце. Звёзд было множество. Они горели над трубой, мачтами…

И вдруг Перчиков увидел, что несколько звёзд пропали. Он вскочил. Звёзды появились опять. Он хотел было сесть, но звёзды снова пропали.

"Что за чушь? - подумал Перчиков. - Видимо, их заслоняет какой-то предмет". И тут он вспомнил, что как раз в этом направлении находится его антенна. Перчиков вспомнил угрозы боцмана, его улыбку и в волнении бросился по трапу наверх. На его любимой антенне висели боцманские тряпки и развевалась штанина от федькинских брюк!

Такого подвоха, такой подлой насмешки Перчиков не ожидал. От ярости кончик носа у него едва не засветился.

"Вот что значит доверять льстивым улыбкам! Вот что значит потерять бдительность", - думал Перчиков. Он собрался уже сорвать штанину, но тут ему в голову пришла такая мысль, что он подпрыгнул от удовольствия, засмеялся и бросился к себе в каюту.

"Вот так Перчиков! Вот это Перчиков! - нахваливал он сам себя. - Ну, держись, Бурун, я проучу тебя, боцман!" Перчиков открыл ящик стола и стал лихорадочно перебирать мотки магнитофонных плёнок.

- Что ты ищешь? - спросил с верхней полки Солнышкин.

- Эх, Солнышкин, ну и дело мы с тобой проделаем сегодня! Вот так дело! - засмеялся Перчиков, продолжая выкладывать на стол множество разных мотков.

На них были десятки голосов и весёлых разговоров, которые Перчиков ухитрялся потихоньку записывать для собственного удовольствия. Стоило плёнкам завертеться, и с них в любую минуту мог захохотать знакомый матрос, крикнуть начальник, запищать штурманский сынишка.

Наконец Перчиков вытащил какую-то плёнку и шлёпнул ею об стол.

- Вот она! Ну, теперь держись, Бурун! Старый боцман спал за перегородкой и ничего не подозревал. Он видел уже десятый сон и выпускал тоненькие струйки храпа. Ему снились якоря, спасательные круги, штанина, которая болталась на антенне, и над всем этим кружились чайки.

Вдруг чайки разлетелись. Боцман вскочил и схватился за голову. Где-то рядом раздался знакомый крик:

"Ну-ка, где этот старый хрыч? Опять утащил у меня юбку на свои тряпки? Открывай каюту!" И в дверь постучали. Боцман побледнел. Он узнал бы этот стук из десяти тысяч стуков. Но никак не мог сообразить, откуда в Тихом океане, посреди Охотского моря, объявилась его старуха. Бурун нащупал ногами тапочки и побежал к двери. Сперва он приоткрыл её только немного и поглядел в щёлку одним глазом. Потом открыл дверь пошире и высунул голову. Старухи не было!

- Фу-ты! - сказал боцман. - Вот так приснилось!

Он вытер пот и снова забрался на койку.

Но едва он задремал, как снова услышал самый настоящий стук и самый настоящий старухин голос закричал:

"Что, прячешься? Ну погоди, я до тебя доберусь!" Сонный Бурун выскочил босиком в коридор, промчался из конца в конец. И вдруг остановился возле каюты Перчикова. Голос доносился оттуда. Боцман изо всей силы распахнул дверь и влетел в каюту. На койках давились от смеха Солнышкин и Перчиков. А на полу с магнитофонного диска продолжали слетать грозные старухины крики.

Растерянный Бурун замигал глазами, надулся. Но потом почесал за ухом и зевнул:

- Ладно, в расчёте!

Спать ему уже не хотелось. Он даже сам стал посмеиваться над собой и над своей старухой. Но тут Солнышкин вскочил с койки с горящими глазами и шёпотом выпалил:

- Слушайте, слушайте! А голос начальника пароходства есть?

- А как же! - сказал Перчиков. - Да ещё какой!

- Что я придумал! - произнёс Солнышкин.

Он прикрыл дверь и стал говорить что-то такое, отчего Бурун и Перчиков громко прыснули, приговаривая:

- Вот это да! Вот это здорово! Выдающаяся мысль! 

СТРАШНЫЕ ВОЛНЕНИЯ ПЛАВАЛИ-ЗНАЕМ

В кают-компании парохода "Даёшь!" шёл обед. Было солнечно и свежо. Все иллюминаторы были распахнуты, и за ними сверкали вершины Курильских островов. Ножи и вилки на белой скатерти горели от солнца ярче всяких драгоценностей. Из тарелок поднимался пар. За столом слышалось весёлое похрустывание. У всех был замечательный аппетит. Марина едва успевала подавать добавку.

Плавали-Знаем с хрустом всадил длинные зубы в сардельку.

- Пятую ест, пятую! - раздался за дверью восторженный шёпот. Это Стёпка-артельщик, потирая руки, чуть не лопался от счастья: наконец-то ему удалось угодить начальнику!

Все сделали вид, что ничего не расслышали, и продолжали работать вилками. Напротив Плавали-Знаем сидел доктор Челкашкин и ловко резал сардельку, словно делал операцию. Он нарезал её на мелкие кусочки, по одному отправлял их в рот и тщательно пережёвывал.

- Аппетит у доктора как у комара! - сострил Плавали-Знаем.

- Чрезмерное увлечение едой нередко приводит к смертельному исходу, - ответил Челкашкин и отправил в рот кусок сардельки.

- Зато кое у кого небывалый аппетит на всё: на сардельки и на каюты, - сказал Перчиков.

Он уже доел свою порцию. Плавали-Знаем промолчал.

- А до начальства эта история с каютой обязательно дойдёт, - снова затеял разговор Перчиков.

- Чихали мы на начальство! - не вытерпел Плавали-Знаем. - Слышали! Чихали!..

Но тут в коридоре послышался странный окрик. Все переглянулись, а Плавали-Знаем вскочил и быстро одёрнул мундир. Где-то возмущался начальник пароходства.

"До каких пор будет этот беспорядок? - кричал он за стенкой. - Опять эти бочки на палубе?" Но через секунду всё пропало, будто ничего и не было. Плавали-Знаем осторожно оглянулся, потом, усмехаясь, посмотрел на Челкашкина и сказал:

- Разыгрываете? Опять ваши фокусы, доктор?

- Чревовещанием не занимаюсь, - ответил Челкашкин и вытер губы салфеткой.

В это время на палубе начался такой шум, что и у Челкашкина лицо стало насторожённым.

"Опять грязь, опять эти бочки! - кричал начальник пароходства. - Немедленно вызвать капитана! И нечего меня уговаривать".

Плавали-Знаем побледнел, вытянулся и шагнул в коридор. Начальника не было. "Прячут", - подумал Плавали-Знаем. Он осторожно поднялся в рубку, обошёл все помещения, но начальника не обнаружил.

"А может быть, всё это померещилось? - подумал Плавали-Знаем и усмехнулся.

- А может…" Но тут он вспомнил громовые слова начальника, и сомнения снова навалились на него:

"А вдруг всё это на самом деле? Вдруг… - Неожиданная страшная мысль поразила его. - Может быть, это специально подстроено? Морякова вместо больницы - домой. Меня - сюда. А передо мной - незаметно - начальник пароходства для инспекции?" Он заметался по коридору, но тут же взял себя в руки.

"Плавали! - подумал он. - Выкрутимся!" И громко, так, чтобы все слышали, крикнул:

- Боцман, боцман!

Бурун словно вынырнул из-под ног. И тут же услышал громовой приказ:

- Бочки немедленно за борт! Боцман крикнул:

- Солнышкин, за мной!

И они отправились выполнять приказ. 

АРТЕЛЬЩИК ОТПРАВЛЯЕТСЯ В КОСМОС

Нужно сказать, что голос начальника пароходства Перчиков записал совсем на другом судне. Но так совпало, что и на пароходе "Даёшь!" стояли три никому не нужные бочки. Их оставили по особой просьбе артельщика, который уверял капитана, что они ему очень нужны. Так вот, самую большую ушлый артельщик приловчился использовать по своему усмотрению. После обеда, когда все шли снова работать, он с весёлой улыбочкой направлялся к бочке, приговаривая:

- Итак, отправляемся в ракету! Продолжаем наш космический рейс!

Он влезал в бочку, накрывался крышкой, и через минуту оттуда раздавалось еле уловимое посапывание. Все понимали, что артельщик трудится в каком-то уютном уголке, но про бочку никто не догадывался.

Когда Солнышкин и Бурун подошли к бочкам, артельщик уже занял своё излюбленное место.

- Ну-ка, взяли! - сказал Бурун и швырнул за борт первую бочку.

Она закувыркалась в воде.

- Есть! - крикнул Солнышкин. - Пошла! - И, подняв над собой, перекатил через борт вторую, от которой пахнуло вонючей селёдкой.

- Ну, последнюю! - крякнул Бурун. (Бочка не поддавалась.) - Ишь, отсырела!

- Может, там что-нибудь внутри? - спросил Солнышкин.

Но тут из рубки раздался крик Плавали-Знаем:

- Побыстрей, побыстрей!

- Пустая, - сказал Бурун. - Взяли!

- На старт! - крикнул Солнышкин. И, пыхтя, они перевалили бочку за борт. В это время артельщику приснилось, что его сажают в настоящую ракету и она с гулом поднимается в космос.

"Я не хочу в космос! - хотел крикнуть он. - Я не космонавт! Вы перепутали, пустите!" Но Солнышкин сказал:

- Старт! - И ракета взлетела.

И едва бочка плюхнулась в воду, все увидели, как из неё, растопырив руки, с криком: "Я не космонавт!" - вылетел ошалелый Стёпка-артельщик.

- Человек за бортом, человек за бортом! - закричал перепуганный Бурун.

А Солнышкин от неожиданности чуть сам не прыгнул за ним, но спохватился и с размаху швырнул вниз спасательный круг.

- Стойте! - вопил артельщик. - Спасите! - И хватался за круг, но круг переворачивался и шлёпал его по толстой спине.

Судно остановилось, Петькин вывалил за борт штормтрап, и мокрый Степан взобрался наверх. От испуга он дрожал, как толстый щенок, но мысли его, как злые собаки, уже кусали всех на свете, и больше всего Солнышкина.

"Я тебе запомню "старт""! - думал он. А на капитанском мостике стоял Плавали-Знаем и, сощурив глаз, думал:

"Позор! При начальнике пароходства! У кого же он прячется? Кто тут мой самый злой враг?": 

НОВОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ НА ПАРОХОДЕ "ДАЁШЬ!"

Плавали-Знаем сразу как-то похудел, щетина торчала, как иголки из сердитого ежа. Уши оттопыривались и вздрагивали при каждом звуке. Он мрачно бродил по коридору, заглядывал в каюты и каждого встречного прогонял с дороги движением указательного пальца. На судне стояла тяжёлая тишина.

"Где же он сидит?" - размышлял Плавали-Знаем и водил глазами по дверям кают.

- Хе-хе, хе-хе! - подкатился к нему, усмехаясь, обсохший артельщик.

- Что "хе-хе"? - зло передразнил его Плавали-Знаем. - Только пузыри умеешь пускать и дрыхнуть в бочке! - И он хотел махнуть в сторону указательным пальцем.

- Хе-хе! - расплылся опять артельщик. - Подойдите-ка, пожалуйста, к той двери и послушайте! - Он мигнул правым глазом и кивнул на каюту Перчикова.

- А что там?

- Посмотрите, посмотрите! - закивал Стёпка, и во рту у него вспыхнули три огонька.

Плавали-Знаем подошёл к каюте, приложил ухо к двери и вдруг вытянулся, как солдат на смотру. За дверью что-то тихо говорил начальник пароходства.

Лоб у Плавали-Знаем мгновенно взмок. Он хотел тут же распахнуть дверь. Но вдруг остановился и прислушался. Голос, как назло, стал ещё тише. Плавали-Знаем ничего не смог разобрать.

"Ладно, подождём, - решил он. - Подождём и… нечаянно встретимся в коридоре".

И он беззаботно стал прогуливаться взад-вперёд, ступая как можно мягче и поглядывая на потолок. Но из каюты никто не показывался. "Ничего! - сдерживал себя капитан. - Не будут же они сидеть вечность!" Но прошёл час, а начальник и не собирался выходить.

"Ждёт, ждёт, чтобы я сам пришёл! - тяжело дыша, рассуждал Плавали-Знаем. - Ну ладно…" Он старательно одёрнул китель и, постучав, приоткрыл дверь:

- Прошу прощения, разрешите?

В каюте был один Перчиков, а на столе вовсю тараторил маленький магнитофон.

Плавали-Знаем не поверил своим глазам.

Он с опаской огляделся, потом подошёл к столу и нагнулся над магнитофоном. Тот добросовестно продолжал повторять речь начальника пароходства на одном из торжественных собраний.

- Так! - прохрипел Плавали-Знаем. - Издеваться задумали? - Он одним движением сгрёб плёнки и подхватил магнитофон.

- Не имеете права! - подскочил Перчиков.

- Права? - повторил Плавали-Знаем и прищурил глаз. - Я вам покажу право! Я вам его покажу!

И он вышел из каюты. Сапоги его загрохотали, как танки, прорвавшие оборону противника.

Вся команда высунулась из кают и смотрела ему вслед.

Плавали-Знаем грозно поднялся по трапу на капитанский мостик. Сзади него переваливался сияющий артельщик.

Слева над горизонтом поднимались Курильские острова. По всему морю бежали белые барашки. Судно подбиралось к самым глубоким местам Тихого океана.

- Утопить! - приказал Плавали-Знаем и с ненавистью вывалил в руки артельщику кипу плёнок и магнитофон.

- Сейчас? - спросил артельщик.

- Какая глубина? - крикнул в рубку Плавали-Знаем.

- Восемь тысяч метров! - раздалось оттуда.

- Мало! - рявкнул Плавали-Знаем и хищно прошёлся по палубе.

- Глубина? - спросил он снова через несколько минут.

- Девять тысяч метров!

- Мало!

И он прошёлся ещё раз в сладком ожидании экзекуции.

- А теперь? - крикнул он в третий раз.

- Десять тысяч метров!

- Бросай! - приказал Плавали-Знаем и выпятил грудь.

Артельщик размахнулся. Плёнки с жалобным свистом одна за другой полетели за борт. И следом за ними, кувыркаясь, нырнул в глубину магнитофон. Только хлюпнула вода и по волнам побежали круги.

- Всё! - доложил артельщик.

- Ну нет, это ещё не всё! - зловеще произнёс Плавали-Знаем и прищурил правый глаз.

И действительно, это было ещё не главное. Главное произошло ночью.

В полночь Солнышкин проснулся от холода. Он встал, чтобы закрыть иллюминатор и вдруг увидел, что дверь каюты распахнута, постель Перчикова разбросана, а его самого нет.

Солнышкин выскочил в коридор. В кори-поре тоже никого не было. Он прошёл вперёд и увидел, как артельщик приклеивает на лоску приказов бумажку, на которой что-то нацарапано. Солнышкин пригляделся и с ужасом прочитал:

"За насмешки и издевательства над вышестоящими руководителями и непочтительное отношение к ним высадить на необитаемом острове радиста Перчикова. Приказ приведён в исполнение".

Артельщик прошёл мимо Солнышкина, хихикая и потирая руки.

- Теперь можно и поспать! - сказал он и ввалился в свою каюту.

Солнышкин вдруг почувствовал, что чубчик у него поднимается дыбом. Он вспомнил, что во сне ему казалось, будто пароход останавливался и будто в коридоре шла какая-то возня. Теперь он всё понял. Он бросился на палубу и выбежал на корму. Из темноты стал хлестать по лицу холодный дождь. Но и сквозь него было видно, что судно, набирая ход, удаляется от скалистого острова.

- Пер-чи-ков! - закричал Солнышкин в темноту. - Пер-чи-ков!

И ему показалось, что откуда-то издалека, со стороны острова, в ответ раздалось что-то похожее на "…ол-ныш-кин!". Но ударил гром, с порывом ветра сильнее хлестнул дождь, и всё пропало во мраке. 

ЗАГОВОР

Но нужно рассказать всё по порядку. Расправясь с плёнкой и магнитофоном, Плавали-Знаем с артельщиком спустились в каюту и закрылись на ключ.

- Вот так! - сказал Плавали-Знаем и подошёл к клетке со знаменитым попугаем. - А самого Перчикова мы высадим! - продолжал он и повернулся к артельщику.

- Куда? - вытаращил артельщик глаза.

- А самого Перчикова на необитаемый остров, - протяжно сказал Плавали-Знаем и посмотрел артельщику в глаза.

- На необитаемый остров! Перчикова на необитаемый остров! - крикнул знаменитый попугай.

- Ха-ха, здорово! - восхитился артельщик. - И без еды!

- Ну нет, мы не варвары! - великодушно произнёс Плавали-Знаем. - Мы дадим ему воду, продукты.

- Какие? - тревожно спросил артельщик.

- Ну, хлеб, полсотни сарделек.

- Хлеб! Полсотни сарделек! - прокричал попугай.

- Ого! Полсотни!

- Ну, два десятка, - согласился Плавали-Знаем.

- Десяток! - сказал артельщик и стукнул кулаком по столу.

- Два десятка бутылок минеральной воды "Ласточка".

- Два десятка минеральной воды "Ласточка", - повторил попугай.

- Не выйдет! - сказал Стёпка.

- Ладно, десять, - согласился Плавали-Знаем.

- Пять! - сказал твердо Стёпка. - И полбуханки хлеба.

Теперь оставалось только найти необитаемый остров. Плавали-Знаем открыл иллюминатор и стал смотреть в бинокль. Там один за другим темнели острова. Над ними ползли большие чёрные тучи и погромыхивал гром.

- Вон островок! - Стёпка показал на маленькое пятнышко.

Плавали-Знаем навёл бинокль:

- Не годится, там стоит дом. - Или вот этот, - показал артельщик правей.

- Не пойдёт, рядом с ним стоят лодки. И вдруг бинокль замер на одной точке. Перед ними поднимался каменистый остров. На верхушке его темнел лес, из которого можно было построить хижину. На берегу не было ни души.

- Вот это то, что надо! - сказал Плавали-Знаем.

Он поднялся в рубку и скомандовал:

- Лево руля!

У штурвала снова стоял Петькин. На этот раз и он открыл рот.

- Там скалы, - сказал он и замигал глазами.

- Плавали - знаем! - ответил капитан. Он посмотрел на карту и приказал: - К острову Камбалы!

Он спустился закрыть каюту и, поворачивая ключ, снова сказал:

- К острову Камбалы.

- К острову Камбалы, к острову Камбалы! - крикнул за дверью попугай и захлопал крыльями.

Стёпка-артельщик, выбрав десяток самых мелких сарделек, швырнул в шлюпку провиант, поставил пять бутылок "Ласточки" и поднялся в рубку.

Остров уже приблизился. Наступила ночь, все спали.

- Пора, - сказал Плавали-Знаем. Он встал за штурвал и приказал Петькину без шума помогать во всём артельщику. Тихо ступая, они спустились по трапу в коридор.

В это время открылась дверь каюты Перчикова. Он шёл к себе в рубку. И тут артельщик обхватил его одной рукой, а другой - пухлой, как подушка, - зажал рот.

- Хватай за ноги, - шепнул он Петькину. Петькин был поражён, но ослушаться начальства не смел. Он крепко схватил Перчикова за ноги и вместе с артельщиком потащил его к шлюпке. Радиста вынесли в темноту, толкнули в подвешенную шлюпку. Артельщик нажал на кнопку спуска, и шлюпка быстро скрылась в темноте.

- Отваливаем, - сказал Плавали-Знаем и повернул штурвал вправо на рокот океана. 

МЫ СПАСЁМ ТЕБЯ, ПЕРЧИКОВ!

Солнышкин в отчаянии кусал губы. И всё из-за его выдумки, всё из-за него, Солнышкина! Он случайно взглянул на компас, который не снимал с руки и удивился: стрелка указывала точно на север! Солнышкин приободрился.

"Надо действовать, - решил он. - Надо воевать!" - И бросился наверх, в рубку.

В рубке было темно. Плавали-Знаем, расставив ноги и заложив руки за спину, смотрел в окно.

- Вы не имели права! - сказал Солнышкин. - Вы ещё за это поплатитесь! Это вам не пиратские времена!

Но Плавали-Знаем словно не заметил его и даже не повернул головы.

- Кто высаживал Перчикова? На какой остров? - повернулся Солнышкин к Петькину.

Но тот испуганно втянул голову в плечи и только мигал глазами.

- Ну ладно! - крикнул Солнышкин. - Мы ещё увидим!

Он хотел было поднять всю команду, которая ещё ничего не знала, но на минуту остановился. И тут за дверью Таиной каюты спросонья закричал попугай. Солнышкин прислушался.

- А Перчикова на остров! К острову Камбалы! А Перчикова на остров! К острову Камбалы!

Солнышкин притих. Не могло быть сомнений:

Перчиков высажен на остров Камбалы. Но что это за остров? Солнышкин в три прыжка оказался у каюты боцмана. Он растормошил Буруна и выпалил:

- Камбала! Где Камбала?

- Не знаю, - сказал тот спросонья. - Наверное, всю съели. Спроси у Борщика. - И повернулся на другой бок.

- Да проснись же! - стал трясти его Солнышкин.

Наконец Бурун открыл один глаз, потом другой и, не поверив рассказу Солнышкина, в трусах побежал читать приказ. Пока он читал, волосы у него на ногах становились торчком.

Вернувшись, он закурил от волнения, но потом поплевал на палец, высунул в иллюминатор руку и прислушался к чиханью ветерка.

- Этот остров я знаю, - сказал он. - Перчиков не пропадёт, если догадается пойти на другую половину острова. Там есть рыбачки.

Старый Бурун был прав. Плавали-Знаем допустил ошибку. Он высадил Перчикова на ту сторону, которая казалась ему безлюдной, но другая часть острова была обитаема. Всё складывалось хорошо. Солнышкина мучило только одно сомнение: ведь и Перчиков не знает, что остров обитаем.

Он сжал кулаки и сказал:

- Держись, мы выручим тебя, Перчиков! 

ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ ПОЧИН МОРЯКОВ ПАРОХОДА "ДАЁШЬ!"

На рассвете почти вся команда уже знала о расправе с Перчиковым. В коридоре начала собираться толпа. Слышался возмущённый гул. Боцман Бурун уже в пятый раз рассказывал, как он услышал от Солнышкина всю историю, и переживал, что портил Перчикову настроение из-за каких-то тряпок. Тая утирала слезы. Солнышкин вспоминал, как он услышал последний крик Перчикова, и, поворачивая голову то в одну, то в другую сторону, призывал:

- Надо его спасти!

- Перчикова на борт! - гудел машинист Мишкин. - Плавали-Знаем на остров!

- Немедленно повернуть!

Но тут неожиданно раздался спокойный голос:

- Тихо, ребята, тихо!

И словно из пустоты, перед командой возник маленький доктор Челкашкин. Он посмотрел на Мишкина голубыми глазами, повёл усиками и сказал:

- Прежде всего спокойствие. Бросьте кричать. Груз мы должны доставить вовремя. Скоро начинается учебный год, а мы везём для школ тетради. Раз. В яслях кончается манка и истрепались все соски, а у нас их полный трюм. Это два. Геологам нужны грузовики. Это три. Верно я говорю?

- Верно!

- Но мы должны спасти Перчикова! - крикнул Солнышкин.

- Перчикова! - подхватила команда.

- Правильно, - сказал Челкашкин и потёр лёгкую лысинку. - Доказано, что человек вполне может обойтись без пищи и воды неделю. И если даже у Перчикова ничего нет, то неделю он протянет. наверняка. Наша задача состоит в том, чтобы вернуться сюда в три раза быстрее. Машинисты смогут развить предельную скорость?

- Будет сделано! - крикнул Мишкин и потряс рукой.

- Команда сможет выбросить груз за один день?

- Сможет! - вмешался кок Борщик.

- Трудновато! - почесал затылок Бурун. - Но раз Борщик сказал - сделаем.

- Сделаем! - подхватил Солнышкин. И все быстро разошлись по местам. Через десять минут машина загудела, пароход помчался вперёд так, что нелетучие рыбы начали разлетаться во все стороны. Один за другим проносились острова, и в ушах у матросов свистел ветер.

На палубе готовились к выгрузке, снимали с трюмов брезенты. И только толстый артельщик еле волочил ноги. Он ничего не знал, но, по всей видимости, о чём-то догадывался.

Через несколько часов над горизонтом задымили вершины камчатских вулканов. С каждой минутой они становились всё больше. И скоро "Даёшь!" влетел на всех парах в прекрасную бухту. Солнышкин стоял на палубе. Задрав голову, смотрел на ослепительные снега. Увидеть эти горы он мечтал всю жизнь…

По улицам города в порт бежали жители. На причалах толпились грузчики. Все увидели влетающее в порт судно и были поражены его скоростью.

- Неужели за ними гонится морской змей? - спросил пенсионер, охотник до всяких историй.

- Видимо, у них к лопастям винта приклеены акульи плавники; я читал о таких усовершенствованиях, - предположил известный рационализатор.

Толпа росла.

- Что там у вас? - закричали на судно, едва "Даёшь!" подошёл к причалу.

- Экипаж встал на авральную вахту! - важно крикнул в рупор Плавали-Знаем, и все стали расходиться.

Но тут Борщик побежал вниз по трапу и потащил за собой Солнышкина.

- Стойте! - кричал он грузчикам. - Стойте! Все остановились.

- Послушайте, что произошло с Перчиковым! - сказал Борщик.

- С Перчиковым?! - хором спросили грузчики.

- Да, - сказал Борщик и подтолкнул Солнышкина вперёд.

И едва тот рассказал уже знакомую нам историю, грузчики стали сжимать кулаки.

- Неужели на необитаемый остров?

- Хватит кричать! - сказал бригадир грузчиков Швыряй-Бросалкин. - Перчикову вопросами не поможешь! Крановщики, на места! Борщик, вари компот! - подмигнул он коку.

Длинные причальные краны подлетели к пароходу и начали снимать груз. Команда и грузчики вытаскивали из трюмов мешки с манкой. Бросалкин бросал на сетку сразу по десять мешков, а Солнышкин вытащил на причал один за другим двадцать ящиков сосок. Их тут же переправили в ясли, потому что даже на причале было слышно, как в городе кричат младенцы. За сосками пошли тетради. Солнышкин торопился. Он так вспотел, что последние пачки тетрадей промокли, и их пришлось пустить потом на черновики. Но в остальном всё было благополучно. Кок Борщик подавал грузчикам компот кастрюлями, а Бросалкин получил целое ведро.

Плавали-Знаем стоял на мостике. "Настоящая работа! - думал он. - Рекорд! Пришли домой - получай премию. На следующий раз - грамоту. А Моряков пусть отдыхает со своей корью".

Не успело солнце перевалить за полдень, а пароход "Даёшь!" готов был оторваться от причала. 



Страница сформирована за 0.78 сек
SQL запросов: 169