МАЛЕНЬКАЯ ВИЛА
Боснийская сказка
Был в королевстве большой праздник. Вырос у короля с королевой единственный сын. Как положено, в день совершеннолетия подрезали ему кудри, что раньше ниже пояса спускались. Зажгли множество свечей во дворце, а в саду цветные фонарики.
Король с королевой да гости постарше в зале пируют. А кто помоложе — в саду веселятся. И королевич с ними, любуется, как девушки на лужайке коло — хоровод — водят и песни поют. Юноши один другого красивей. А королевич краше всех. Девушки с него глаз не сводят, юноши завидуют.
К полуночи разъехались гости. Слуги фонарики в саду потушили, в залах свечи задули. Тихо во дворце, темно. Все спят. Одному королевичу не спится. Вышел он в сад погулять. А ночь лунная, светлая. Узорная тень листвы на земле лежит. И увидел королевич на лужайке, где гости недавно хоровод водили, маленькую вилу-волшебницу в белом платье с золотым шитьем. Свищет, заливается певчая птица на ветке, и под .её песни маленькая вила танцует.
Королевич нагнулся, протянул руку, и вила ему на ладонь ступила.
— Почему же ты на мой праздник не пришла?
— Меня не пригласили, а сама не осмелилась, — ответила вила.— Да и что мне делать, такой маленькой, на большом празднике? Меня в траве никто бы и не заметил.
— Зато я теперь тебя заметил, — сказал королевич и погладил её длинные волосы кончиком мизинца.
Даже при лунном свете было видно, как вспыхнули румянцем нежные щёчки вилы. Спрыгнула она с ладони королевича и бросилась бежать. Королевич хотел её остановить, но она выскользнула из-под его пальцев и пропала. Только её крошечная рукавичка и досталась королевичу.
Весь остаток ночи он вилу во сне видел, весь наступивший день лишь о ней думал. А как взошла луна, опять принесли его ноги на лужайку.
Вышла ему навстречу вила, улыбнулась ласково.
Королевич говорит:
— Я тебе твою рукавичку принёс. Дай я сам её на руку надену.
Протянула вила ему руку. Что за диво — не налезает рукавичка.
— Кажется, я чуточку выросла, — сказала вила. — Придётся новые рукавички шить.
— Так подари мне эту на память, — попросил королевич. — Я её у сердца носить буду.
— Бери, — шепнула вила и на глазах у королевича ещё немножко подросла.
Так и повелось. Королевич день мается, вечера ждёт. Ночью спешит на лужайку. Смотрит на свою вилу — не налюбуется, слушает её речи — не наслушается,
А вила всё растёт да растёт. Доросла до пояса королевичу, потом до плеча. Уже королевич с ней рука об руку по саду гуляет.
На седьмую ночь вила сказала:
— Луна на убыль пошла. Теперь, пока новый месяц на небе не народится, не увидимся мы с тобой.
— Милая моя, — отвечает королевич, — не могу я с тобой расстаться. Изойду тоской, разорвётся мое сердце. Хочу, чтобы ты всегда была со мной не тайной подругой при луне, а женой перед всем светом.
— А так ли ты меня любишь, как говоришь? Если стану твоей женой, хватит ли твоей любви, чтоб во всю жизнь мне верным остаться, на другую не взглянуть, той, другой, не улыбнуться?
Не одну клятву, а без числа клятв дал королевич. И тогда вила согласилась выйти за него замуж. Проговорили они до утра, а утром пошли вместе во дворец, рассказали всё королю и королеве, и те дали им своё благословение.
Скоро сыграли пышную свадьбу, и все гости дивились на невиданную красу невесты.
Семь лет прожил королевич со своей женой-вилой в счастье и согласии. Только на неё он глядел, только ей улыбался. Ни спору, ни размолвки меж ними не бывало.
А через семь лет умер старый король. И на печальных его похоронах вот что случилось. Стоят все вокруг гроба, хор погребальные песни поёт, мужчины молча слезу утирают, женщины в голос плачут. Лишь одна красавица с рыжими волосами не плачет, не причитает. Смотрит в упор на королевича чёрными, как ночь, глазами, с его лица взора не сводит.
Любил и чтил королевич короля, своего отца, и горько было у него на душе, а всё же заметил он красавицу. Сам на неё нет-нет да взглянет.
Вот стали расходиться с похорон. Рыжеволосая красавица, будто невзначай, прошла мимо королевича и улыбнулась ему. И королевич в ответ ей улыбнулся.
Тут вскрикнула жена его вила, что рядом шла. Вскрикнула и споткнулась.
— Что с тобой? —королевич спрашивает.
— Платье мне длинно сделалось, — отвечает вила, — запуталась я в нём.
Не приметил королевич, что жена его меньше ростом стала. Не на неё глаза его смотрели.
Вила ни слова не говорит, упрёка её уста не вымолвят, только отпустила она мужнину руку, всё меньше и меньше становится.
А как вступили в дворцовый сад и дошли до той лужайки, где когда-то королевич ей в верности клялся, исчезла вила. То ли в густой траве затерялась, то ли убежала, то ли под корнями, дерева спряталась.
А королевич её и искать не стал.
— Что ж, — сказал, — одну потерял, зато другую нашёл.
Сделался он королём и женился на той рыжеволосой. Только счастлив с ней не был.
Улыбались её румяные уста всё реже и реже, глаза, тёмные, как ненастная ночь, неласково глядели. Думала она не о муже, а об утехах да нарядах. И тут угодить ей никто не мог: то ей не так и это не этак! И королевство ей тесно, и камни в короне малы, и платье не пышно, и поклоны придворных не низки! ..
Вот однажды возвращался с войны через их королевство соседний могущественный царь. Возвращался он с победой, везли в его обозах богатую добычу — золото, меха, гнали табуны коней и стада тучного скота. Остановилось войско на ночёвку, и задал царь превеликий пир. На том пиру королева только с соседним царём и танцевала, только ему и улыбалась.
А когда утром отправился царь со своим войском восвояси, пустилась с ним в путь и рыжеволосая красавица. Бросила своего мужа, с тем царём уехала.
Остался наш король один и затосковал. Но не по злой королеве он тоскует, а по своей первой любви, маленькой виле, кроткой да ласковой. Вспоминает её тихий голос, нежные руки, простые песенки. Каждую лунную ночь ходит на лужайку, плачет и зовёт её. Повторяет старые клятвы, обещает любовь и верность. Но не откликается маленькая вила. Порушенное слово второй раз силы не имеет.
Состарился король раньше времени, голова поседела, морщинами лицо покрылось, а всё ищет, всё ждёт свою маленькую вилу.
Только маленькая вила так и не вернулась. Никогда её больше никто не видел.
МЛАДШИЙ БРАТ
Черногорская сказка
Было у Царя шестеро детей — три сына, три дочери. Сыновья молодец к молодцу, дочери красавицы, одна другой краше. Состарился царь, пришла пора ему умирать. Созвал он своих сыновей и сказал:
— Вырастил я вас храбрыми и сильными. Живите как знаете, я за вас не боюсь. А вот дочерей моих хотел я сам отдать замуж, да не успел. Вы ещё молоды, выбрать им мужей не сумеете, так послушайте моё отцовское слово: выдайте сестёр за того, кто первый посватается. Что им суждено, то и будет!
Тут старый царь закрыл глаза и вздохнул в последний раз. С честью похоронили царя, и в первую же ночь вот что случилось.
Затрясся дворец от стука и грома, сами собой растворились двери, и раздался чей-то голос:
— Сватаю вашу старшую сестру! Беру её в жёны!
— Покажись сначала, — сказал старший брат.
— Не можем мы отдать сестру неведомо за кого, — сказал средний.
А младший брат ничего не сказал. Взял старшую сестру за руку и с поклоном подвёл к порогу.
Будто вихрь прошумел в ночи, будто буря пронеслась, и вот уже нет на пороге красавицы.
Три дня прошло, две ночи миновало. А на третью ночь загремел гром, заблистали молнии, сами собой двери распахнулись.
— Среднюю вашу сестру хочу назвать женой, — сказал чей-то голос.
— Да ты кто такой?! — закричал старший брат.
— Куда нашу сестру уведёшь? — спросил средний. А младший говорит:
— Что вы, братья! Или позабыли отцов наказ?
Взял сестру за руку, к порогу подвёл.
— Будь счастлива!— сказал.
Умолк гром, и молнии больше не сверкают. А средняя сестра исчезла, будто не бывало.
— Ну, уж младшую-то мы не отдадим!—толкуют меж собой старшие царевичи.
Да вышло не так, как они решили. И за этой сестрой явился неведомо кто, неведомо откуда. В ту ночь крепко заснули старшие братья, и бури не слышали, и молнии их не разбудили. Утром просыпаются, зовут сестру, а младший царевич говорит:
— Ушла наша любимица, унёс её жених, что к ней после полуночи посватался.
— Как же ты её отпустил?! —закричали старшие царевичи.— Пойдём хоть след её поищем — может, узнаем, в какую сторону унёс её тот неведомый.
Выбежали они из дворца, увидели поваленный вековой дуб, а больше ничего не нашли — ни следа, ни знака.
Заскучали братья без сестёр-красавиц. Тихо во дворце, не услышишь весёлого девичьего смеха, песенки звонкой… Поскучали, поскучали старшие царевичи и женились.
— Женись и ты, — говорят младшему брату.
Тот отвечает:
— Молод я жениться. Мне ещё охота по свету побродить, другие края повидать. А может, и сестёр где повстречаю.
Решил он быстро, собрался ещё быстрее. Меч к поясу привесил, сумку с едой через плечо перекинул, попрощался с братьями и молодыми невестками и отправился в путь.
Шёл плодородными долинами, зелёными холмами,, много людей повидал, много рассказов наслушался. А однажды застала его ночь высоко в горах. Присел он у нагретого солнцем камня и задремал. Долго ли спал или недолго, а проснулся от холода — камень остыл, роса на траву пала, темно кругом, хоть глаза выколи. Только вдали, в ночной мгле, что-то мерцает. То ли звёздочка низко спустилась, то ли чей-то костёр на соседней горе пылает.
Пошёл царевич на огонёк. Подходит поближе — точно, костёр.
Горит тот Костёр в пещере, а вокруг огня сидят девять великанов-людоедов, жареное мясо едят.
Испугался царевич, однако виду не подал. Зашёл в пещеру и говорит:
— Эгей, наконец-то я друзей встретил!
— Коли мы тебе друзья, так и ты нам друг, — отвечают великаны. — Садись с нами, поужинай.
— Да я сыт, — отнекивается царевич, а сам думает: «Ну как это человечина?! Людоеды же они, по всему видно!»
— Разве так меж друзьями ведётся?!—сказал один великан.
— Никак ты нашей едой брезгуешь!—сказал второй.
— Покажи на деле, кто ты таков! — закричал третий.
Что тут скажешь?! Пришлось царевичу сесть к костру десятым. Великаны-людоеды едят мясо, похваливают, царевичу лучшие куски отрезают. А царевич, бедняга, отодвинулся в уголок, где от огня свету поменьше, угощенье ко рту подносит, сам не ест, под камень прячет.
Насытились великаны и говорят царевичу:
— Едок ты, видать, неплохой. Посмотрим, какой из тебя охотник. У нас тут место для охоты хорошее — и недалеко, и дичи много.
Смекнул царевич, какова у людоедов дичь, а отказаться нельзя, с этакими друзьями шутки плохи. Сдерут шкуру, а самого зажарят, вот и вся дружба!
— Ладно, пойдём, — сказал царевич.
Шли недолго; только через гору перевалили — и оказались под стенами престольного града. Окованные железом ворота на запоре, зубчатые стены высокие, даже великанам не влезть. Да видно, им не впервой. Старший великан вывернул с корнями две вековые ели, приставил одну к стене так, что верхушка с зубцами сравнялась.
— Лезь, — говорит царевичу, — на стену.
Ну, царевич и влез. А великаны снизу вторую ель подают, приказывают:
— Тащи её, через стену на ту сторону перекидывай, мы по ней спустимся.
— Втащить-то пустяки, — отвечает им сверху царевич.— И перекинуть не задача. Да не хочу смолой пачкаться, руки иголками колоть.
— Эх ты, неженка, белоручка!— стыдят его великаны.— Смотри, как настоящий людоед делает.
Один полез, перекинул ель и спускаться начал. Тут царевич вытащил меч из ножен, размахнулся и отсёк голову великану.
— Первый уже там!—закричал.—Следующему черёд. Второй взобрался на стену, только принялся спускаться, да
свалился вниз без головы.
Третий, четвёртый, пятый.. . Со всеми девятью царевич расправился. Потом спустился по ели и пошёл в город.
Идёт, смотрит — в домах все ставни на окнах наглухо закрыты, все двери заперты, только высоко в дворцовой башне окошко светится.
Ну, царевич и решил в это окошко заглянуть.
Полез на башню, за выступы цепляется, в трещины меж камнями ногу ставит. Десять раз чуть не упал, а всё-таки добрался до окошка.
Видит — на широком ложе спит девушка красоты неописанной. Чёрные волосы по подушке разметались, лицо белое, ресницы длинные на щёки полукружием тень бросают. Полюбовался девушкой царевич и собрался было вниз спускаться. Да увидел, что по стене ползёт огромный скорпион, всё ближе и ближе к изголовью… Вот-вот красавицу ужалит!
Открыл царевич окошко, спрыгнул в комнату и пригвоздил своим мечом скорпиона к стене. У девушки только ресницы дрогнули, вздохнула она, но не проснулась.
Тут царевич заклял свой меч, так сказал:
— Никому в руки не давайся! Я тебе хозяин, я тебя и вытащу.
Каким путем пришёл, таким и ушёл.
К той поре уже и рассвело. Едва ступил царевич на твёрдую землю, открылась в ограде дворцового сада калитка и вышел оттуда человек. Присмотрелся царевич: это сам король. Тут уж никак не ошибёшься: и одежда на нём золотом шитая, и корона на голове… А лицо грустное-прегрустное.
Король увидел царевича и обрадовался.
— Здравствуй, — говорит, — милый мой подданный! Видно, ты смел, что в такой ранний час на улице показался.
— Спасибо, ваше королевское величество, на добром слове. Но я не ваш подданный. Я из чужой страны, из другого царства-государства, и чего бояться надобно — не знаю.
Заплакал король в ответ.
— Беда пришла в мой город. Жизнь в нём кипела, как в муравейнике, теперь опустело всё, будто вымерло. Великаны-людоеды к нам повадились. Многих погубили. А кто уцелел, те сидят за запорами, носа на улицу не кажут.
Утешьтесь, ваше королевское величество, эта гроза миновала, эта туча прошла,— сказал царевич и повел короля к городской стене, где лежали девять великанов, девять отрубленных голов. Король так и всплеснул руками.
Слава тому, кто это сделал! Как бы мне того храбреца узнать?
И ходить далеко не надо, — отвечает царевич, — он перед вами.
Не поверил король.
— Где тебе одному справиться?! Да и меча у тебя нет.
Только сказал — бегут придворные, кричат, друг друга перебивают:
— Чудеса, ваша светлость! Преогромный скорпион чуть вашу дочь не ужалил, к самому её изголовью подобрался, а кто-то пригвоздил его мечом, и ни один человек этот меч из стены вытащить не может.
— Вот, ваше королевское величество, где мой меч, — сказал царевич.
— Ну, коли меч твой, так вытащи его. Тогда поверю, что ты людоедов убил.
Вошёл царевич в спальню королевны, а королевна увидела его, так и зарумянилась, словно утренняя зорька. Царевич протянул руку к мечу — рукоять будто сама ему на ладонь легла.
— Теперь верю, что и впрямь ты этому мечу хозяин. Двойную награду ты заслужил: город от людоедов спас и мою единственную дочь от лютой смерти уберёг. Обещался я руку королевны отдать тому, кто великанов победит, и готов моё слово выполнить. Только не хочу никого приневоливать. Спроси её сердце, спроси своё сердце. .. Как решите, так и будет.
— Мне драгоценней награды не надо, — сказал царевич. — И отец мой, что был мудрым царём, лучшей невесты мне бы не пожелал. Лишь бы королевна на меня ласково взглянула.
А королевна взмахнула длинными ресницами, глянула на царевича и руку ему подала.
За свадьбой дело не стало, весело и пышно её справили. Не каждый же день королевскую дочь замуж выдают!
Счастливо зажили молодые во дворце. Одно печалило царевича — сестёр не нашёл, каково им живётся, не разузнал. Да как оставишь любимую жену?!
Однажды собрался король на охоту. Позвал молодого зятя, отдал ему связку ключей и сказал:
— На эти дни оставляю тебя за себя, будь хозяином во дворце. Вот тебе все ключи, какие хочешь двери открывай, в какие хочешь кладовые заходи, только в темницу не спускайся, кованую решётку не отпирай.
Уехал король со свитой. День прошёл, и второй миновал. На третий день захотелось царевичу посмотреть, какой ключ от какой комнаты. Весь дворец обошёл, любовался драгоценными каменьями в кладовых, оружие в оружейных палатах к руке примерял. .. Остался у него под вечер неиспытанным один-единственный ключ, от той самой двери, что тесть-король не велел отпирать.
«Чего мне бояться, — подумал царевич, — молод я, силён и неглуп. Много чего успел на свете повидать, посмотрю и королевскую темницу».
Спустился по крутой лестнице и отпер тяжёлую чугунную дверь.
Посреди темницы — каменный столб, а к столбу прикован человек не человек, а пожалуй, человек, только видом страшен. Худой, жёлтый, иссохший, будто осенний лист. На шее железный ошейник, руки и ноги тяжёлыми цепями опутаны.
Хотел царевич опять двери запереть, но тут узник заговорил, словно ржавое железо заскрипело:
— Войди, человек!
— Незачем мне входить, — отвечает царевич. — Помочь я тебе не могу, ты не мой узник.
Если войдёшь, подарю я тебе ещё одну жизнь. Две жизни проживёшь.
«Цена немалая!» — подумал царевич и переступил порог темницы.
— Напои меня, человек — сказал узник, — ещё жизнь от меня получишь.
Смотрит царевич — из стены темницы бежит по золотому жёлобу вода в золотое корыто, рядом стоит золотой кувшин. А тому закованному до воды никак не дотянуться.
Ну, царевич наполнил кувшин и напоил узника. Вот диво! Пьёт тот и с каждым глотком словно силы набирается. Расправились плечи, костлявые руки толще стали, согнутая шея распрямилась.
— Теперь вылей на меня кувшин воды, освежи голову, — сказал узник. — И дам я тебе сверх тех двух жизней третью.
Послушался царевич, полный кувшин воды ему на голову вылил.
Вмиг спали цепи с узника, захохотал он, будто бой колокола под сводами раздался.
— Вот спасибо тебе, — прогремел.—Только знай, глупец, Баш-Челик за добро всегда злом платит. Такой у меня обычай, я его не менял и менять не буду. А твоя жена мне давно приглянулась, так уж не обессудь, теперь она не твоя, а моя.
Тут одним пальцем он сломал решётку в окне и вылетел вон. Испугался царевич не за себя, а за молодую жену и побежал в её покои. Да поздно, нет нигде королевны.
— Что я натворил!—воскликнул царевич и горько заплакал.
Вдруг слышит — трубят охотничьи рога, собаки лают. Это вернулся с охоты его тесть. Царевич бросился навстречу, пал ему в ноги и во всём повинился.
— Пойду искать свою жену, твою дочь, — сказал. — Куда бы ни унёс её злодей, найду её, вырву из его лап.
Покачал головой король и заговорил:
— Раньше надо было меня слушаться! Не победить тебе Баш-Челика. Дочери у меня не стало, и ты пропадёшь. Я стар, кому оставлю королевство?!
— Без моей любимой жены мне никакое королевство не нужно. Не удерживай меня! —ответил царевич.
Вывел из конюшни вороного коня, взял свой меч и тронулся в путь, на восход солнца коня повернул.
Ехал, ехал и заехал в горы. Теснятся уступами скалы, глухо кругом — верно, нога человека сюда не ступала.
И вдруг услышал царевич вороний грай. Посмотрел вверх и увидел на высоком утёсе каменный замок.
«Зайду, расспрошу, — подумал царевич. — Может, там знают, где Баш-Челика искать».
Оставил коня, чтоб пасся на чахлой траве, и поднялся на утёс.
Нёс он с собой тяжкое горе, а встретил радость. Выбежала из замка его старшая сестра, обнимает, целует, ведёт в сводчатые палаты.
Только усадила за стол — послышался свист крыльев, шум ветра. Испугалась, побледнела сестра.
— Ох, милый брат, это мой муж, царь воронов, домой возвращается. Со мной он добрый и ласковый, а вот как тебя встретит — неведомо. .Давай я тебя пока спрячу.
Увела царевича в дальнюю комнату, сама к мужу вышла. Ворон вороном порог переступил, человечий облик принял. Сделался статным красавцем в плаще из чёрных вороньих перьев.
— Эй, жёнушка, пахнет тут людским духом, — сказал.
— Не знаю, муж мой любимый, верно, ты по свету летал, сам набрался людского духа и сюда принёс.
Подала она мужу обед, потчует и спрашивает:
— Скажи, что бы ты сделал, если бы мои братья сюда в гости пришли, меня навестили?
— Старшему и среднему глаза бы выклевал, младшего бы рядом с собой посадил.
— Ну, так сажай нежданного гостя, — сказала воронова жена и вывела брата.
Попировали на радостях, потом царевич рассказал, куда и зачем путь держит. Нахмурился, опечалился царь воронов.
— Твой враг — мой враг. Только не совладать ни тебе, ни мне с Баш-Челиком. Бился я с ним день и ночь, ему не поддался и победы не одержал. Лучше возвращайся домой, я тебе золота и серебра дам.
— Нет, — сказал царевич, — или голову сложу, или вырву из его лап милую жену.
— Тогда возьми моё перо, — говорит царь воронов. — Если совсем плохо придётся, дунь на перо и скажи: «Гори ясным пламенем, синим огнём!» Прилечу к тебе на помощь и войско приведу — семь тысяч воронов.
— Спасибо тебе, — сказал царевич.
Поцеловал сестру, обнял царя воронов и отправился дальше.
Еще глуше места пошли, вершины выше, ущелья темнее. И вот над двумя уступами увидел царевич — высится замок с квадратными башнями. Повернул коня, подъехал к тому замку, а навстречу ему средняя сестра выбежала.
Что тут радости было! Узнал царевич, что взял её в жёны царь соколов, что хорошо ей живётся.
Скоро и сам царь соколов домой вернулся. Сестра брата спрятала, принялась мужа спрашивать, где летал, что видал.
— Летал высоко, смотрел далеко. Видел всадника на ко не, что к нашему замку подъехал. Не таи, жена, говори, кто таков.
— Если бы братья мои пожаловали, что бы ты сделал?
— Старшего и среднего с утёса бы столкнул, младшего рядом с собой бы посадил.
Привела сестра брата, за стол усадила. Смотрит царевич — хорош муж у старшей сестры, а этот ещё лучше. Взгляд соколиный, плащ из сокольих перьев с широких плеч до полу спадает.
За пиром, за беседой всё царевич рассказал.
— Ох, не простое ты дело затеял!—сказал царь соколов.— И я с Баш-Челиком бился, двое суток сражался, а победы не добыл. Будто заколдованный этот Баш-Челик. Возьми лучше из моих кладовых драгоценных каменьев, сколько конь твой снесёт, и возвращайся домой.
Но царевич на своём стоит. Погостевал и распрощался по-доброму с сестрой и её мужем. Снова в путь пустился. За поясом у него теперь два пера — одно вороново, другое соколово.
Едет царевич и думает:
«Двух сестёр повидал — значит, и третью не миную!»
Поднялся на горный перевал. Тучи далеко понизу ходят, над головой небо ясное. Тут и увидел орлиный замок, где жила его младшая любимая сестра.
Она его издали с крепостной башни приметила. Вместе с мужем, царём орлов, встречать вышла.
Пожил, попировал у них царевич и прощаться начал. Царь орлов его удерживает:
— Знаю, знаю я Баш-Челика. Живёт он в глубоком ущелье. Как спустишься с перевала, так и начнутся его владения. Сам я силой с ним мерялся, да не берёт его ни меч, ни стрела, ни крепкий клюв, ни острый коготь, будто и нет на него смерти. Верно, спрятана она где-то, и пока той тайны не вызнаешь, не победить его. Лучше оставайся с нами.
А сестра-красавица обхватила его белыми руками, обнимает, не пускает.
Но царевич своё твердит:
— Сам я злодея выпустил, а он жену мою унёс. Моя вина — мой и ответ.
— Ну что ж!—сказал царь орлов. — Задуманное исполняй. Вот возьми моё перо — что с ним делать, сам знаешь.
Оседлал царевич своего вороного и поехал. Раньше всё в гору поднимался, теперь его путь вниз лежит, каменными осыпями, узкими проходами.
Вдруг споткнулся его конь, остановился. Глядит царевич — над ним скалистые стены поднимаются, перед ним глубокая пещера.
«Конь споткнулся — не будет удачи!» — подумал царевич. А всё-таки спешился и вошёл в пещеру. Тесный ход миновал и очутился в подземном дворце. Сияют стены самоцветами, хрустальные колонны высокие своды подпирают. А перед очагом сидит красавица, его дорогая жена, льёт горькие слёзы, руки ломает. Как увидела царевича, ещё горше зарыдала.
— Муж мой милый, зачем сюда пришёл?! Страшен и лют Баш-Челик. Меня не спасёшь и сам погибнешь.
— Если сделаешь всё, как я велю, не страшен нам Баш-Челик. Против женской хитрости и мужской силы и Баш-Челик не устоит. Разведай, где его смерть спрятана, где его погибель таится.
Высохли слёзы у королевны, спрятала она мужа, поджидает Баш-Челика.
Недолго и ждала. Скоро он домой пожаловал. Накормила она его, напоила; положила голову его себе на колени, гладит по волосам, приговаривает:
— Господин и повелитель мой, много у тебя силы, но врагов ещё больше. Как бы они тебя не одолели.
— Не бойся. В мече моя сила, а никто ещё из рук его не выбивал.
Взяла королевна меч и поцеловала. Засмеялся Баш-Челик:
— Неправду я сказал. Сила моя в копье, в бою я его крепко держу.
Королевна отстегнула шёлковый узорчатый поясок и обвила им копьё.
— Вижу, вижу, дорогая, что любишь ты меня. Никому не открывал я свою тайну, тебе одной открою. Того поразить можно, кто свою жизнь и смерть при себе носит. А моя смерть хитро спрятана. На вершине горы, что над нами вздымается, есть нора, а в норе — лисица, в сердце лисицы — утка, в утке — хорёк, а в том хорьке — моя смерть.
Царевич в потайном углу всё слышал, всё запоминал. Под конец не смог удержаться, ахнул от радости.
Тут Баш-Челик вскочил, королевну оттолкнул и закричал страшным голосом:
— С тобой, изменница, я после расправлюсь! А сейчас этим глупцом займусь. Выходи на бой, царевич! Раньше, чем ты до моей смерти доберёшься, я тебя, как комара, прихлопну.
Вышли они из пещеры, обнажили мечи. Сталь о сталь звенит, искры летят. То один наступает, то другой, ни один верх взять не может. Наконец изловчился Баш-Челик и выбил из рук меч у царевича, а свой ему в грудь вонзил.
Упал царевич на землю, чует — последние минуты приходят. Баш-Челик ему говорит:
— Одну жизнь из тех, что тебе подарил, я у тебя отнял. Две ещё остались. Вставай, дальше бейся!
Поднялся царевич, за копьё схватился. Теперь оба копьями бьются, один другого поразить старается. Царевич ударит — стальной наконечник будто от камня отскочит. Баш-Челик копьём царевича достанет — у того алая кровь из ран струится. Обессилел царевич, упал. А голос Баш-Челика над ним гремит:
— Вот и вторая дарёная жизнь кончилась.
— Зато третья осталась!—крикнул царевич и бросился на Баш-Челика.
Меч в стороне лежит — не достать, копьё сломано, но есть ещё сила в руках. Схватились врукопашную.
Сжимают друг друга в лютых объятиях так, что кости трещат. Гнут к земле, снова распрямляются. Долго бились, времени счёт потеряли. Начал слабеть царевич, иссякла его мощь. Схватил Баш-Челик его за горло, под себя подмял.
— Эх, — говорит,— жаль, что не могу тебя прикончить. Третью дарёную жизнь у тебя отнимаю, теперь береги ту, что от матери при рождении получил. Вставай, опять будем биться!
Не сразу царевич сумел подняться. Потом встал, шатаясь, выхватил из-за пояса три заветных пера и прошептал:
— Горите ясным огнём, синим пламенем!
Вспыхнули перья, как царевич приказал. А Баш-Челик это увидел и взревел так, что эхо раскатилось по горам, лавины с вершин сорвались, горные потоки вспенились. Налетел он на царевича, размахнулся мечом и разрубил его пополам.
В этот миг потемнел ясный день, солнце тремя чёрными тучами закрылось. Это три обещанных крылатых войска летят на помощь. Да поздно! Лежит царевич бездыханный. Королевна из подземного дворца выбежала, рыдает-причитает, мужа оплакивает.
А Баш-Челик? Баш-Челик, увидев несметную силу, что на него войной идёт, так подумал:
«Убить не убьют, да и я их не одолею. Лучше спрячусь в пещеру, скалой вход привалю. Там они меня не достанут».
И кинулся в пещеру. Да так спешил, что прекрасную королевну позабыл с собой унести.
Отделились от пернатых туч царь воронов, царь соколов да орлиный царь. Увидели мёртвого царевича, заклекотали горестно. Тут королевна сказала им:
— Братья мои названые, отомстите за моего мужа. Пусть сгинет Баш-Челик, чтобы духу его злого на земле не осталось!
И поведала им Баш-Челикову тайну, что от него самого вызнала.
— Отомстим! —поклялись зятья в один голос. Крылатому воинству своему велели выход из пещеры стеречь,
а сами поднялись вровень с самыми высокими вершинами. Осмотрел всё кругом ворон — никого, ничего не увидел.
Тогда взвился сокол ещё выше, повис на широких крыльях посредине между небом и землёй и зорким глазом всё вокруг окинул. Да ничего, никого не увидел.
Тут взмахнул орёл могучими крыльями, взлетел к самому солнцу и оттуда на землю посмотрел. Сразу приметил на вершине горы лисицу, что меж кустов притаилась. Сложил крылья и пал камнем вниз. Острыми когтями схватил он лисицу и вырвал из её груди сердце. А из сердца лисы шестикрылая утка вылетела, низко над землёй понеслась. Да сокол её мигом настиг и растерзал. Упала шестикрылая утка, выскочил из её груди хорёк и хотел было в норку юркнуть, да не успел. Ворон на него кинулся, расклевал крепким клювом.
Где чёрная кровь хорька пролилась, пробился родник с прозрачной водой.
— Вот, братья, тайна тайн Баш-Челика, — сказал мудрый ворон. — Это живая вода, которую Баш-Челик от всех скрывал.
Все три царя птиц набрали в клювы воды и вернулись к пещере. Омыли той водой царевича, и вскочил он на ноги ещё сильнее и красивей, чем прежде.
— Где ты, Баш-Челик? — закричал он. — Выходи, будем биться!
Зашевелилась скала, что вход в пещеру запирала, отвалилась и с грохотом рухнула вниз. А из пещеры выполз умирающий Баш-Челик. Забился в злых корчах. Свился, ровно змея, и издох.
На радостях пировали у орлиного царя, потом у царя соколов, потом у царя воронов. А самый весёлый пир задал король, когда царевич вернулся сам и любимую его дочь с собой привёз.
На том пиру и братья царевича со своими жёнами гостевали, доблесть младшего брата славили.
