* * *
В этот памятный год москвичи неспроста
Дали прозвище князю: Иван, Калита.
«Калита» — это значит мешок для монет,
И точнее для князя прозвания нет!
Князь Иван был умён, а к тому же хитёр,
И однажды с лукавством он руки потёр
И решил: «Хватит ханских послов баловать!
Надо съездить в орду. Надо им втолковать,
Что скорее и больше получит орда,
Если дань на Москву привезут города».
Богатейших даров наготовил Иван
И повёз их в орду. Был польщён Юзбек-хан,
Он доселе не видел дороже даров —
Изумрудов, алмазов, куниц и бобров.
И, украсив дарами владыки шатёр,
Князь к нему обратился, учтив и хитёр:
«Хан Юзбек! Для чего посылать тебе слуг,
Если есть у тебя на Москве верный друг?
Чем угодно тебе, господин, поклянусь,
Что отныне платить сам заставлю я Русь!
Не в пески, не на ветер бросаю слова, —
Дай указ, чтобы дань собирала Москва!
А уж если начнут города бунтовать,
Ты пришлёшь мне на помощь татарскую рать!»
Хан-Юзбек, на бесценные глядя дары,
Уступил Калите. И вот с этой поры
Хан за данью баскаков не слал на места —
Посылал своих дьяков Иван Калита.
И везли всё добро не татарам, не в стан,
А в Москву, прямо в Кремль, чтоб решил князь Иван —
Что татарам пойдёт, что ему самому,
Что в уплату пойдёт тем, кто нужен ему…
Так в Москву повели все дороги земли.
Враждовать с Калитой уж князья не могли.
Нынче спорить с Москвою князьям не с руки:
Ведь чуть что — князь Иван собирает полки.
Чем тяжеле ярмо поднимает народ,
Тем скорее, сильнее хозяйство растёт.
Чем богаче Москва, чем хозяйство крупней,
Тем Ивану сподручнее княжить над ней.
И Москва собрала вкруг себя города.
Лишь с Москвою считалась отныне орда.
1366 год
КАК ПОСТРОЕН БЫЛ ВЕСНОЮ КРЕМЛЬ ЗА КАМЕННОЙ СТЕНОЮ
|
|
|
|
Сорок лет земель московских
Не топтал ордынский конь.
Но у старых стен кремлёвских
Был опасный враг — огонь.
Как в засушливое лето
Загорится что-то где-то,
Дым закрутится седой
В слободе за слободой.
Тын за тыном, дом за домом,
По лачугам, по хоромам,
Запылает вся Москва,
Как в печи горят дрова…
Это было много раз.
Но пришёл однажды час —
И из города Коломны
На Москву возы ползут:
Для Кремля с каменоломни
Возит камень русский люд.
И былой стене на смену
Строит каменную стену
Небывалой красоты
Внук Ивана Калиты.
Внук Ивана — Дмитрий-князь,
Оградить Москву стремясь,
Крепость выстроил в столице,
На высоком берегу.
В стенах каменных — бойницы,
Чтобы целить по врагу.
А вокруг Кремля в ту пору
Вырыт был глубокий ров,
Ров такой, через который
Не пробраться без мостов.
А подъёмные мосты
Опускались с высоты
На цепях железных, мощных
От ворот из брёвен прочных.
По-иному начинает
Оборону ладить люд —
Сами порох добывают
И оружие куют.
Москвичи Кремлём гордятся, —
Он стоит на берегу.
Нынче можно не бояться —
Не осилить стен врагу.
* * *
Кличет Дмитрий всю страну
На священную войну:
«Не довольно ль, братцы, даром
Отдавать добро татарам?
Сбросить иго не пора ли?
Сколько лет нас обирали!
Ой вы, силы молодые,
Выше копья поднимай!
Возомнил себя Батыем
Злой татарин, хан Мамай.
Он путём Батыя старым
Всей ордой пошёл на Русь.
Надо дать отпор татарам.
Я вас в бой вести берусь!»
Знали Дмитрия, как друга,
Все соседи-города,
И от севера до юга
Все откликнулись тогда,
И под славною Коломной
Все князья до одного
Ратью встретили огромной
Полководца своего.
Собралось в лесную глушь
Полтораста тысяч душ.
|
 |
1380 год
СЛОВО О ПОЛЕ КУЛИКОВОМ
С чего бы слово мне начать
О славе тех времён?..
Большую, тысяч в триста, рать
Привёл Мамай на Дон.
Она драконом в сто голов
Легла на берегу,
О ней вернее этих слов
Сказать я не могу…
Был воздух свеж, был вечер тих.
В тумане у реки,
В прибрежных камышах донских,
Свистели кулики.
Татарам было невдомёк —
О чём они свистят?
Свистят вдали. На огонёк
К татарам не летят.
На что у птицы голос есть,
То знает лишь аллах!
А кулики друг другу весть
Давали в камышах:
Что там, где с Доном обнялась
Непрядва, в этот лог
Пришли с войсками Дмитрий-князь
И друг его — Боброк.
Неслышно, крадучись, в туман
Пришли богатыри.
И на семь вёрст раскинут стан,
И ждут они зари…
* * *
Поутру Мамай в шатре
Глянул в щёлку узкую
И увидел на заре
В поле силу русскую.
«Ай-ай-ай! — подумал хан. —
Что за наваждение!
Может, так шалит шайтан?
Может, сновидение?»
Хан опять глаза протёр,
Закричал сердито.
Трепеща, к нему в шатёр
Прибежала свита.
«Вы видали эту рать?
Мы её разгоним!
Время битву начинать!
Батыры! По коням!
Поднимайтесь на врага
Золотой ордою!»
Крик в степи: «Олга! Олга!» —
Призывает к бою.
Заглушили куликов,
Затоптали травы, —
Это тысячи стрелков
Поднялись оравой.
Наготове лук, колчан,
И пошли на русский стан…
|
 |
* * *
Как мне о битве на Дону
Рассказ продолжить мой?
Читатель, я не обману,
Сказав о битве той,
Что не было такой ещё,
И, хоть кого спроси, —
«Мамаево побоище»
Все знают на Руси!..
Там ратники к плечу плечо
С врагом сошлись грудь в грудь,
И места не было мечом
Иль палицей взмахнуть.
У ненависти страшен клич,
А ярость велика, —
То горла недруга достичь
Пытается рука,
То ловкой хваткой с москвича
Татарин шлем срывал,
Чтоб кулачищем — без меча —
Ударить наповал.
Стоял такой великий стон,
Шёл бой с такою кровью,
Что был в багрец окрашен Дон
До самого низовья.
А солнце жаркое, как печь,
Смеялось в синеве,
И ветер дул, как будто лечь
Он не хотел в траве,
Потоптанной мильоном ног,
Политой кровью тех,
Кто в этой грозной сече лёг
За правду и за грех.
И стало солнце уставать,
К закату — огневое,
И стали русские сдавать —
Ордынцев было вдвое!
Вот тут-то памятный урок
Был дан врагам-татарам:
Вдруг вывел конницу Боброк,
Что прятал он недаром.
Укрытая от вражьих глаз
Зелёною дубравой,
Дружина вынесла в тот час
Знамёна русской славы
И нанесла такой удар
С отвагою такою,
Что в страхе сонмища татар
Бежали с поля боя.
Мамай бегущих увидал,
Их крики услыхал он,
И сам, как баба, зарыдал,
И сам завыл шакалом.
Никто остановить не мог
Смятенного потока, —
Орда катилась на восток,
Гонимая жестоко.
А сам Мамай, один, на юг
Бежал живым, здоровым,
Но там пришёл ему каюк —
Убит был ханом новым.
Хан звался Тохтамышем,
О нём поздней услышим.
|
 |
* * *
Как мне закончить быль мою
О поле Куликовом?
Кому я славу пропою?
Кого прославлю словом?
Руси достойных сыновей —
Отчизны честь и силу,
И наших предков — москвичей
Меж ними много было.
А князя Дмитрия — Донским
С тех пор прозвал народ.
И слава добрая за ним
До наших дней живёт.
1382 год
КАК БАЮКАЛА ТУРЧОНКА НАША РУССКАЯ ДЕВЧОНКА
За горами, за морями,
На турецкой стороне,
Русской девочке Марьяне
Кремль привиделся во сне.
То-то радость и удача
По Кремлю во сне гулять,
Да чужой младенец плачет,
Не даёт Марьяне спать.
Спать Марьяне не даёт,
И она ему поёт:
«Спи, турчонок, баю-бай!
Спи, турчонок, засыпай!
И чего тебе не спать,
У тебя отец и мать,
У тебя богатый дом,
Ты живёшь в краю родном.
Спи, турчонок, баю-бай!
Спи, турчонок, засыпай!»
Большеротый, как галчонок,
И горластый, хоть и мал,
Наконец заснул турчонок,
В круглой зыбке задремал.
Аромат струился пряный
С кипарисовой смолой…
И задумалась Марьяна
Над своей судьбиной злой.
Как же это всё случилось?
Страшно вспомнить ей сейчас.
Хоть бы память помутилась,
Хоть бы свет в очах погас!
Но Марьяна видит снова
Все картины прошлых дней,
Что упорно и сурово
Воскресают перед ней.
Вот отец, кузнец московский,
Добрый, статный, молодой,
После битвы Куликовской
Он пришёл совсем седой.
Вот за прялкой мать Марьяны,
И в ладонях нить шуршит,
И повойник домотканый
Мелким бисером расшит.
Под повойником густая
Втрое скручена коса…
Песня русская, простая:
«Ой ты, девица-краса!»
Жили скромно, жили дружно
На Кузнецкой слободе.
И тогда-то было нужно
Привалить такой беде!..
* * *
Рано утром было это,
Было это на заре.
И стояло бабье лето,
Бабье лето на дворе.
Звонко хлопали бичами
На задворках пастухи,
По-осеннему кричали
Молодые петухи.
И на город полусонный,
Что в туманах потонул,
Вдруг нахлынул отдалённый,
Отдалённый, грозный гул.
Вот по улицам столицы
Побежал людской поток.
Обезумевшие лица,
Крики, плач и топот ног.
«Люди добрые, беда!
Тохтамыш идёт сюда!»
Лишь на Кремль одна надежда,
И к нему спешит народ,
Захватив еду, одежду,
А иные даже скот.
Еле-еле поспевая,
Шла Марьяна за отцом.
Он схватил полкаравая,
Два меча, топор и лом.
И, забрав кошёлку хлама,
На столе забыв еду,
Семенила рядом мама,
Причитая на ходу.
* * *
Вот они вошли в ворота.
Только пусто отчего-то…
И висят замки повсюду,
На засовах все дворы,
Нет ни княжеского люда,
Ни боярской детворы.
И Марьяна удивилась:
«Батя! Где же Дмитрий-князь?
Не бежала ль княжья милость,
От ордынцев хоронясь?» —
«Нет, — отец ответил строго, —
В Переяславль, в Кострому
Князь поехал за подмогой,
Верен делу своему!» —
«А бояре?» — дочь спросила.
«А бояре — злая сила! —
Как узнали, что беда, —
Разбежались кто куда!»
|
 |
* * *
Ох, не видеть бы Марьяне
И не слышать никогда,
Как гудела за стенами
Тохтамышева орда.
Хриплый клич визирей хана,
Конский топот по мостам,
Лязг оружья, гром тарана
По железным воротам.
Уж отравленные стрелы
Через стены в Кремль летят.
Москвичи упорны, смелы
И сдаваться не хотят.
Все пришли для обороны.
Москвичам неведом страх.
Старики, ребята, жёны
Греют чаны на кострах,
Чтоб расплавленной смолой
Был облит ордынец злой,
Если на стену полезет
С ядовитою стрелой.
А народ собрался всякий:
Кузнецы и гончары,
Мукомолы, кожемяки,
Водовозы, столяры…
Из бойниц в татар стреляют,
Кипятком их обливают,
И грохочет над Кремлём
Русских пушек первый гром.
* * *
Третий день осада длится.
Не сдаёт Кремля столица,
Не уходит Тохтамыш.
Наконец настала тишь.
Хан завёл переговоры:
«Мы, татары, мол, не воры.
На кремлёвские соборы
Дайте только нам взглянуть,
Мы пойдём в обратный путь!..»
Как живая ноет рана,
Живо горе ночи той.
Вот тогда-то ты, Марьяна,
И осталась сиротой.
Не забыть тебе, бедняжка,
Как страдали люди тяжко,
Как нашёлся подлый кто-то —
Он открыл в Кремле ворота.
Ты, Марьяна, не забыла,
Не забыла ни на миг,
Как вломилась вражья сила,
Помнишь ты победный крик.
Вспоминать ты не устала,
Как на землю мать упала,
Мать упала неживой,
С рассечённой головой.
Будешь помнить ты ночами,
Напевая «бай-баю»,
Как отец двумя мечами
Семерых сразил в бою.
Враг восьмой взвился с конём
И пронзил отца копьём…
Ты потом и не узнала,
Как в столицу князь пришёл,
В Костроме собрал немало,
Рать хорошую привёл.
Но безмолвен и печален
Вид открылся перед ним.
Нет столицы! Меж развалин
Груды мёртвых, пепел, дым…
И, припав к родной землице,
Зарыдал тут Дмитрий-князь:
«Ой ты, матушка-столица!
Ты меня не дождалась!..»
|
|
* * *
А Марьяна шла степями,
Руки скручены ремнями.
Так Марьяну гнали к морю
С уцелевшими на горе,
К персам, к туркам повезли,
Погрузив на корабли.
Турки пленных, как товар,
Покупали у татар.
Бедной девочке отныне
Не видать земли своей,
И живёт она рабыней,
Чтоб качать чужих детей.
Всё в чужих краях немило:
Солнце, звёзды, соловьи,
Соловьи поют постыло,
Потому что не свои.
И не радуют цветы
Небывалой красоты.
Нет Марьяне утешенья,
Что ни ночь — встают виденья,
И сегодня, как вчера,
Горевала б до утра,
До утра бы горевала,
Косу девичью плетя,
Да опять вот закричало
Беспокойное дитя.
Спи, турчонок, баю-бай!
Спи, галчонок, засыпай!
Злой татарин всё пожёг,
В плен Марьяну уволок.
Злым татарином она
На базаре продана
За турецкую деньгу;
На чужом на берегу
Твой отец её купил…
Ох, как тяжко, нету сил!..
Лихо горе, затихай!
Спи, турчонок, баю-бай!
ЧТО ПРЕДМЕТЫ СТАРИНЫ РАССКАЗАТЬ ТЕБЕ ДОЛЖНЫ
Мой читатель, в день воскресный
Собери своих друзей,
Поведи их в интересный —
В Исторический музей.
Чей здесь труд и чья забота?
Речь об этом впереди.
В зал тринадцатый по счёту
Ты друзей своих веди.
Там, укрытые от пыли,
За витринами лежат
Те предметы, что служили
Много сотен лет назад.
Вот взгляните-ка, ребята, —
У высокого окна
Под колпак стеклянный взяты
Два дубовые бревна.
Были врублены друг в друга
Эти брёвна на века
И лежат, зажаты туго,
Словно об руку рука.
Обладая даром слова,
Рассказали б два бревна,
Что тогда была дубовой
Вся кремлёвская стена.
Восемь башенок дубовых
Возвышались вкруг холма,
Все ворота на засовах
Охраняли терема.
Под Кремлём вокруг посады
И дворы купцов, бояр.
За высокие ограды
Укрывал купец товар.
И в музее за витриной,
Чтобы каждый видеть мог,
Сохраняется старинный,
Грубо кованный замок.
Им в четырнадцатом веке
При Иване Калите
Замыкал купчина некий
Кладовые в темноте.
Чтоб никто в глухую пору
Не пролез бы со двора,
Чтоб какому-либо вору
Не добраться до добра —
До каменьев драгоценных,
До одежды парчевой,
Что хранится в высоченных
Сундучищах кладовой.
А деньжищ-то понабрали
Те купцы за много лет!
Сколько пряталось в подвале
Тех серебряных монет!..
Вот они! Лежат в витрине,
Меж ключей, ножей, замков,
Эти денежки доныне
Пролежали шесть веков!..
Вот и серп.
Сверкал он летом
Над пшеницей за селом,
Молча дремлет в зале этом
На витрине под стеклом.
Серп зазубрен да искрошен,
Съеден ржавчиной времён,
А когда-то был хорошим,
Был когда-то острым он.
И крестьянка молодая,
За снопом укрыв дитя,
Пела, колос подрезая,
То ли плача, то ль шутя:
«Уж тебе ли да не в золоте ходить!
Уж тебе ли да не бархаты носить!
Уж тебе ль не жить в высоком терему,
Ненаглядному дитяти моему!»
А младенец, ждавший ласки,
Материнских тёплых рук,
В небеса таращил глазки,
Жизнь разглядывал вокруг.
Он, в неволюшке рождённый,
В нищете курной избы,
В этой песне полуденной
Не нашёл своей судьбы.
* * *
Есть ещё витрина справа,
У высокого окна.
Наша гордость, наша слава
В ней навек сохранена.
Из колец, сплетённых туго,
Одеянье там лежит.
Это древняя кольчуга,
А над нею шлем и щит.
Им от «поля Куликова»
Сохраниться довелось.
Медью был тот щит окован,
Шлем копьём пробит насквозь.
В этом шлеме русский воин
Пал от вражеской руки
В час, когда противник с воем
В наши врезался полки.
В этой битве много тысяч
Полегло таких, как он,
На граните уж не высечь
Этих ратников имён.
Но дела в веках нетленны,
Не исчезнут, не умрут,
Летописец вдохновенный
Посвятил им славный труд.
Здесь, в музее, он хранится,
В нём история жива —
На развёрнутых страницах
Древнерусские слова.
Эту повесть, это «Слово»
Мы «Задонщиной» зовём,
Битву поля Куликова
Изучаем мы по нём.
И, хранимая народом,
Долежав до наших дней,
Эта повесть с каждым годом
Всё становится древней.
* * *
Кто ж нашёл следы столетий?
Кто в историю влюблён?
Кто сложил в витрины эти
Драгоценности времён?
Это опытные руки
Археологов страны.
Мы ревнителям науки
Благодарны быть должны.
1480 год
ЖИВ НАРОД, И РУСЬ ЖИВА, И ОПЯТЬ РАСТЁТ МОСКВА
В рассвете спит ещё столица.
Мерцают звёзды далеки,
Густой, седой туман клубится
Меж берегов Москвы-реки.
Ещё ворота на засовах
И площадь Красная пуста,
А через час в рядах торговых
Уже начнётся суета.
Откроются ларьки, лабазы,
И выложат товары, снедь,
И загудит в посадах сразу
Колоколов церковных медь.
Над золотыми куполами
Вороний грай разгонит сон
В Кремле, что новыми стенами
Кирпичной кладки обнесён.
К соборам, убранным богато,
Дворец выходит за дворцом,
Тут Грановитая палата,
Что Красным славится крыльцом,
А вот палата Золотая,
С чудесной росписью внутри,
В ней, иностранцев принимая,
Сидят теперь государи.
А дальше погреба, и службы,
И монастырские дворы —
Дворы бояр, что с князем в дружбе,
Льстецов придворных той поры.
А вот на каменной подклети
Дворец со множеством красот.
Там князь Иван Васильич Третий
Завёл богатый обиход.
Не только пышной жизни ради,
Но чтоб в Европе короли,
Чтоб Мухаммед — султан в Царьграде —
И папа римский знать могли,
Что Русь, доступная когда-то
Вторженьям варваров-врагов,
Теперь сама крепка, богата,
Сильна единством городов.
И то, что создано руками
И сердцем русских мастеров,
Живёт и будет жить веками
Среди сокровищ всех миров.
МУЖИК С СОШКОЙ, А БОЯРИН С ЛОЖКОЙ
|
Страница сформирована за 0.74 сек
SQL запросов: 189 |
