Глава тридцать вторая.ДРУЖБА ДАЕТ И ТРЕБУЕТ
Динка действительно производила впечатление “взявшейся за ум”. Она вставала вместе с сестрами, завтракала за общим столом и охотно шла на урок к Никичу.
- Подменили тебя, что ли? - ласково спрашивал Никич.
- Нет… я все такая же, - скромно отвечала Динка.
- Наша-то ветрогонка, гляди, какая усидчивая, - подмигивала Кате Лина.
“Тут что-то не так”, - подозрительно думала тетка, но мысля ее не задерживались на поведении девочки.
- Динка ведет себя хорошо, - сообщала матери Алина. Мать ходила к Никичу посмотреть, что делает там каждая из ее девочек. Удивленный взгляд ее останавливался на Динкином сундучке.
- Зачем тебе он, Диночка? - спрашивала она. Динка, разговаривая с матерью, старательно избегала открытой лжи, она всегда держалась около правды.
- Я кому-нибудь подарю его, мамочка, - отвечала она.
- Может быть, она готовит его к Лининой свадьбе? - говорила сестре Марина.
- Да о свадьбе еще и речи не было, - пожимала плечами Катя.
- Ну, она слышит все эти разговоры про Малайку.
Мышка после урока “выдавала” Динке книгу.
- На, почитай. Тут только в середине грустное немножко, но теперь ты уж не будешь так сердиться, - говорила она и, усаживаясь где-нибудь неподалеку, ежеминутно спрашивала: - Интересно?
- Угу! - отвечала Динка и быстро-быстро листала страницы.
- Зачем ты? Что ты делаешь? Здесь же каждое слово нужно!.. - кричала Мышка, вскакивая и хватаясь за книгу,
- Ничего не нужно. Это просто описание природы, тут целых две страницы идет дождь, - говорила Динка.
- Ну, так пусть идет! Пусть идет! Какое тебе дело, это сам писатель знает!
- А мне неинтересно про дождь. Я уже и так знаю, что раз он идет, то все герои мокрые.
- Но дождь бывает разный - вот он и описывает, какой был дождь!
- Отстань от меня! Я же не все пропускаю, а только вот эту размазню! - тыкая в страницы пальцем, сердится Динка.
- Грязь пропускаешь, да? А у мальчика рваные, ботинки и все пальцы вылезают - тоже пропускаешь?
- Нет. Про мальчика я все читаю. Я только вот эти густые черные строчки не очень-то смотрю.
- Эх, ты! А я тебе так завидовала, что ты еще не читала этой книги! - с горечью упрекает Мышка.
- Ну, на тебе! На! Читай про свой дождик, а я посмотрю, сколько времени.
Время близится к полудню, и Динке уже не сидится на месте: она виснет на заборе, заглядывает в самый дальний угол сада… Как только в этом углу на столбе появится маленький елочный флажок, Динка исчезнет. Флажок означает, что Ленька уже пошел на утес и ждет ее на обрыве…
По утрам Ленька очень занят. Он торчит на пристани и старается что-нибудь заработать, предлагая свои услуги торговкам и дачникам, или уезжает в город вместе с Митричем продавать рыбу. Вечером Ленька ходит на рыбалку с белобрысым пареньком Федькой, но у Федьки нет лишней удочки, и Ленька ловит рыбу корзиной. Эту рыбу никто у него не покупает, потому что она очень мелкая, и, походив по базару, Ленька бросает ее в котелок и потом варит себе похлебку.
- Скоро вернется хозяин, - мрачно говорит он Динке, - а я еще и сухарей не запас…
- Мне так хочется сухариков, Лина… Насуши мне сухариков! - просит дома Динка.
- Сладких, что ли? - спрашивает Лина.
- Нет, просто из хлеба. У меня зубы чешутся.
- Ишь ты! - удивляется Лина и приносит Динке два-три сухаря.
- Да ты побольше насуши, это мне на один прикус! - разочарованно говорит Динка.
- Хватит! Нечего портить аппетит, а то будешь как Мышка. Того не ем, этого не хочу!
Динка относит сухари на утес, но их так мало, что вместе с Ленькиными не набирается и маленького мешочка.
- Не надо. Не бери ничего из дому, не нужен мне чужой хлеб! - сердится мальчик.
Он уже знает, что у Динки есть дом, есть мать и сестры.
Динка сказала ему об этом на следующий день после того, как они в первый раз ходили на утес.
- Лень! - сказала она, сидя на обрыве и тяжело вздыхая. - Ты не рассердишься на меня, если я тебе что-то скажу?
- А что ты скажешь? - усаживаясь рядом с ней, заинтересовался Ленька.
- Я скажу… что я врушка! - неожиданно выпалила Динка и, сильно испугавшись своего признания, начала быстро оправдываться: - Я не хотела тебе врать, ты сам подумал, что я сирота. Но я только для шарманщика тогда пела, ему никто не давал денег. И я не созналась бы тебе, Лень, но я хочу, чтобы ты пошел к моей маме. Она возьмет тебя насовсем. У меня такая добрая мама!
Но Ленька вскочил, и глаза его потемнели от злобы:
- Хватит мне благодетелей! И ты тоже не лазай сюда, коли так! “Насовсем возьмет”.. Какая барыня нашлась! Проваливай отсюда подобру-поздорову! Я всю жизнь ел чужой кусок и теперь, может, на смерть иду, чтобы от своего благодетеля избавиться! Уходи отсюда! Я тебя, как сироту, жалел, утес тебе показал, а ты что сделала?
Динка заплакала:
- Я ничего не сделала, я для тебя хотела лучше…
- Ишь язва! Лучше она хотела! Выведала у меня все - куда я теперь денусь? Небось все уже матери растрепала обо мне? Говори, кому сказала про утес? Ну, говори! А то как двину сейчас, так и останешься на месте!
Слезы у Динки высохли, глаза злыми, колючими иголками впились в лицо товарища:
- Я никому не сказала и не скажу! И не приду сюда больше, и знаться с тобой не хочу! Я тебя тоже, как сироту, жалела… - Динка вспомнила красные рубцы на Ленькиной спине, и губы ее задрожали: - Я из-за тебя плакала, а ты меня какой-то язвой ругаешь и бить хочешь!.. Ладно! Я сама тебя побью, если захочу…
- Ты - меня? - прищурился Ленька. - Ну, бей! Ну, захоти! Кричи свое “Сарынь на кичку!” и бей! - издевался он, выпячивая грудь и загораживая Динке дорогу.
- Если захочу, так и побью. Но я не захочу, потому что и так… у тебя… вся спина… - Динка безнадежно махнула рукой и снова заплакала.
- А что тебе моя спина? Это ведь другие били… а теперь ты руку приложи, - горько усмехнулся Ленька.
- Я пойду… - сказала Динка.
Но мальчик снова загородил ей дорогу:
- Переплачь, тогда и пойдешь. На-ко вот… гребень тебе купил, - неожиданно добавил он и, вытащив из кармана завернутый в бумажку железный гребешок, протянул девочке.
Но Динка оттолкнула его руку:
- Не надо мне ничего!
- Да бери уж!
- Не надо!
- Эх, ты! - с укором сказал Ленька, держа в руке гребешок. - Я последние пять копеек заплатил… какую корзинищу одной торговке нес. Думал, обрадуешься ты, расчешешь свою гриву…
Динка бросила косой взгляд на гребешок.
- Не надо мне от тебя ничего, - повторила она.
- Ну, не надо так не надо, - сказал Ленька и сел на траву, обхватив руками колени. - Тогда и книжку свою бери, мне тоже не надо, - добавил он, поднимая обернутую в бумагу книжку. - Дала, теперь бери назад.
- Это не я дала, это Мышка, - не оборачиваясь, ответила Динка и медленно пошла по обрыву.
Но Ленька догнал ее.
- Бери гребень, тогда возьму книгу, - примирительно сказал он. - Тебе ведь купил, зленная какая!
- Я не зленная, а если ты меня прогонял и язвой ругался, то мне и гребня но надо.
- Прогонял… А зачем врала про себя? Я к тебе с хорошим, а ты ко мне с плохим. Я думал, ты хоть и маленькая девчонка, а дружбу понимаешь.
- Я ничего тебе плохого не сделала, я и не врала вовсе, а просто не сказала сразу, потому что ты только сирот жалеешь. А раз я не сирота, то и водиться со мной нечего! - сердито сказала Динка.
- Значит, и на утес не пойдешь?
- Домой пойду.
- Ну ладно, - грустно сказал Ленька. - Меня Митрич на субботу в город посылает. Рыбу он даст продать. Я думал, вместе с тобой поедем. Там на базаре карусели есть. Кто на лошади едет, а кто в санках. Один за другим крутятся вокруг столба. Видала ты их?
Динка покачала головой.
- Ну вот! - обрадовался Ленька. - Я бы покатал тебя. Мне Митрич десять копеек обещал за рыбу. А на каруселях, верно, недорого. Да ты бы хоть и одна покаталась, я не маленький…
У Динки захватило дух.
- Я бы поехала, - нерешительно оказала она, - но ведь мы уже раздружились.
- Да я больше не сержусь на тебя, - улыбнулся Ленька.
- А я сержусь! Зачем ты меня язвой обругал? Поклянись, что больше так никогда не скажешь! Тогда поеду!
- Да ну тебя! Еще клясться ей буду! - рассердился Ленька.
- Ну, тогда катайся сам на своих каруселях! - И Динка решительно двинулась вперед.
- Да погоди! Ну как я клясться буду? Чего хоть говорить-то? - расстроился Ленька.
- Как ругался, так и клянись.
- Язвой, что ли?
- Не язвой, а своим честным именем и гробом.
- Каким гробом?
- Своим, конечно.
- А где у меня свой гроб? - засмеялся Ленька, - Я же не мертвец!
- Так будешь мертвецом, если нарушишь клятву! - припугнула Динка.
- Я и без клятвы буду мертвецом, если хозяин мой вернется, а на барже пусто.
- А разве он уже должен приехать?
- Да не должен бы… Но я ведь на барже с утра не был. Ну как он вернулся? - забеспокоился вдруг Ленька.
- Тогда, значит, мы и в город не поедем?
- Какой тогда город!
- Как же я узнаю, Лень, приехал он или нет?
- А где ты живешь? Далеко отсюда?
- Да нет, совсем близко, только подняться наверх - и все! Пойдем, покажу! И знаешь, Лень? Вешай мне флажок на забор, когда идешь на утес, вот я и буду знать… Если нет флажка, значит, хозяин приехал, - быстро придумала Динка.
- А где я его возьму, этот флажок?
- У нас есть много, елочные остались. Я дам тебе, ладно? И тогда я тоже не буду зря бегать, а то все ругаются дома.
- Ну пойдем, покажи свой забор и вынеси мне флажок. Пошли скорее!
- Подожди… а клятва? - придирчиво спросила Динка.
Ленька махнул рукой и улыбнулся:
- Да я и так тебя сроду больше не обругаю. Что я, враг себе, что ли?
- Ну, тогда пойдем! - великодушно согласилась Динка. С тех пор она каждый день с нетерпением ждала флажка и обещанной субботы.
Глава тридцать третья. СБОРЫ В ТЕАТР
Пока Динка бегала на утес и ждала субботы, подошел торжественный день сборов в театр. Еще перед этим вечером Катя и Марина вытащили из шкафа все свои наряды. На кроватях лежал целый ворох старых, поношенных платьев и блузок. А вокруг с озабоченными лицами стояли ближайшие coветчицы. - Мышка и Алина. Динки не было - она повела домой Марьяшку.
- Я так давно себе ничего не шила, - перебирая свои вещи, говорила Марина, - что просто не знаю, что надеть!
- Мамочка, а вот это! Папино любимое надень! - сказала Алина, доставая из шкафа черное шелковое платье. - Надень, мамочка!
- Конечно! Оно же очень скромное и так идет тебе, - сказала Катя.
- Да нет! Зачем трепать его зря… Повесь, повесь, Алина! - забеспокоилась мать.
- Надень, надень! Ничего ему за один раз не сделается. Все-таки модная пьеса, может оказаться много знакомых, надо быть в приличном виде, - решительно заявила Катя.
- Надень, мамочка! Ты будешь такая красивая! - запросили денечки
- Heт, нет! Это папино любимое, и я его очень берегу. Когда папа приедет, тогда я и дома его надену. А сейчас я себе что-нибудь другое найду.
“Когда-то он еще приедет! - подумала Катя и с грустью посмотрела на сестру. - Хорошо еще, что она так верит в его возвращение!..”
Марина поймала ее взгляд и улыбнулась:
- Ты стала такой неверующей, Катя. Но ведь Саша не один. И борьба идет… Нельзя же так опускать руки.
- Совсем я не опускаю рук. Но пройдут, может быть, годы, пока опять соберутся силы. А ты… бережешь платье, - мягко пошутила сестра.
С террасы, запыхавшись, вбежала Динка, она очень боялась опоздать на сборы.
- Вот это платье наденет мама? - спросила она, трогая двумя пальцами мягкий шелк и замирая от восторга.
- Нет, мама не хочет его надевать, это папино, - шепотом объяснила ей Мышка.
- Папино? А почему оно папино? Папа переодевался в него, да? - вытаращив глаза, зашептала ей на ухо Динка.
- Дети, дети, не трогайте руками!. Алина, повесь в шкаф, зачем ты его вытащила? - снова забеспокоилась Марина, примеряя перед зеркалом блузку. - Ну смотрите, хорошо так? - спросила она, поворачиваясь ко всем улыбающимся лицом.
- Очень! Очень! - закричала Мышка.
- Хорошо, мама, но лучше бы целое платье, - заметила Алина.
- Конечно, лучше. Ну, кто это ходит в театр в блузке и юбке? Что ты, курсистка, что ли? - недовольно оказала Катя.
- Да ну вас! - рассердилась Марина. - Я ведь не на бал собираюсь, а в театр! И никаких там особых нарядов не требуется. Как есть, так и есть! Вот поглажу, пришью свежий воротничок и пойду!
- Какой воротничок? Тут же есть уже один. Вечно ты с какими-то выдумками, вроде зонтика!
- При чем тут зонтик? У меня есть хорошенький новенький воротничок, он все-таки оживит и украсит, - роясь в картонке, возразила сестра.
- Надень колечко, мама! У тебя есть колечко с красненьким камушком. И брошку надень - вот будет красиво! - закричала Динка.
- Очень красиво! Точь-в-точь Крачковокая… А Гогу тоже с собой взять? - засмеялась мама. И все засмеялись.
- Терпеть не могу, когда кто-нибудь навешивает на себя все эти побрякушки! Такое мещанство, что смотреть противно! - добавила Катя и, вдруг что-то сообразив, всплеснула руками: - Слушай, Марина! Вот что можно заложить в ломбард! Спасибо Динке - напомнила!
- Пожалуй, да! Мне как-то не пришло в голову. Так, знаешь, ты приезжай завтра к концу службы, и мы успеем сбегать. Это действительно выход!
Марине нужны были деньги. Каждые две неделя товарищи готовили передачи для заключенных. Марина тоже вносила свою долю. В этот раз денег у нее было мало.
- Так ты приезжай пораньше, - повторила она сестре.
- А дети?
- Ну, что дети? Пообедают без тебя… Алина! - обратилась она к старшей девочке. - Завтра Катя уедет немного пораньше, а потом, мы можем после театра не успеть на последний пароход… я уже просила дедушку Никича переночевать на террасе, а Лина ляжет с Динкой и Мышкой. Ты ведь не будешь бояться?
- Нет, что ты! Я никогда ничего не боюсь. Только скажи Динке, чтобы она без вас никуда не бегала.
- Динка!.. - строго сказала мать.
- Я никуда не пойду, я буду сидеть как пришитая. Не беспокойся, мамочка, я же знаю, - поспешно перебила ее Динка.
Когда споры были окончены, Катя принялась за приведение в порядок отобранных вещей. Для себя она погладила темное платьице с длинными рукавами.
- Ну, что это за монашенка такая! - удивлялась сестра. - У тебя же есть что надеть! Столько тебе Олег надарил! Правда, многое ты своим шитьем перепортила…
- Лучше я испорчу, чем мне кто-то испортит.
- Так это совершенно одинаково по результатам, - засмеялась Марина. - Конечно, самой приятней портить - не надо никого ругать, по крайней мере, - весело добавила она.
Глава тридцать четвертая. ПЕРЕД ПОЕЗДКОЙ В ГОРОД
Сборы эти происходили в пятницу вечером, а утром в тот же день, сидя на утесе, Динка очень волновалась:
- Завтра суббота. Но как же я поеду - ведь мама тоже едет с утра!
- А я выйду на пристань да погляжу. Как она проедет, так и мы следующим пароходом, - успокаивал ее Ленька.
- Да как же ты поглядишь - ты ведь мою маму не знаешь совсем!
- Как - не знаю! Я всех твоих уже знаю, - усмехнулся Ленька.
- Да откуда же? - удивлялась Динка.
- Ну, как откуда… Забегу, повешу флажок и загляну за забор, а то и вечером иногда - заскучаю и подойду к твоей даче… Я один раз почти у самой калитки стоял, как раз вы мать встречали. Вот эта Алина твоя была и другая… как ее, Мышка, что ли?
- Мышка! - радостно подтверждает Динка; ей приятно, Что Ленька видел всех, кого она любит. - Мышка, Мышка!
- Ну вот! И ты тут была, все к матери жалась, а потом и тетка твоя вышла…
- Катя! - подсказывает Динка и тихо опрашивает: - А где же ты стоял, Лень?
- Да там… за уголком… Постоял да пошел… Вы - в дом, а я - на баржу: боялся, как бы хозяин не приехал… - задумчиво вспоминает Ленька.
- А вдруг он как-нибудь днем приедет? - беспокоится Динка.
- Нет, днем он не приезжает. Либо утром, либо уж вечером. Да теперь уж скоро. Целая неделя прошла… Я все вымыл, вычистил на барже, только вот крупы маленько подъел. Вроде немного брал, а заметно…
- Побьет он тебя? - шепотом спрашивает Динка.
- Может, и побьет… Ну, да ведь в последний раз.
Динка испуганно цепляется за его руку:
- Я не хочу, Лень… я не хочу и последнего раза…
- Ну, не будет он, не будет… Что ты какая жалостливая, - ласково утешает ее Ленька и, чтоб переменить разговор, вспоминает, как он жил у птичницы, как ходил далеко-далеко в лес, каких видел там птиц и зайчишку один раз поймал, серого, пушистого. Поймал да выпустил. - Плачут ведь зайцы, как дети маленькие. Я и побоялся обидеть его… А еще я один раз лису видел… - рассказывает Ленька.
Но девочка не слушает его и думает о другом.
- А добрая была птичница? - спрашивает она.
- Птичница-то? Нет. Конечно, она не била меня и есть давала… Но только пустое сердце у нее!
- А вот у того, что тебя читать учил, тоже пустое сердце? - с интересом опрашивает Динка.
- Ну нет… что ты… Тот настоящий человек, все он понимал. Шел бы я за ним, куда он захочет! Только нет его… Настрадался я тогда об нем… И не встречал таких больше…
Ленька еще долго рассказывает о своей жизни, потом начинает рассказывать Динка.
- У нас все хорошие, одна я плохая… - говорит она.
- Чем же это ты плохая?
- Да многим… Не слушаюсь никого…
- Что же ты не слушаешься? Мать любишь, а не слушаешься? - серьезно спрашивает Ленька.
- А как же мне быть? Если бы я слушалась, то мне бы надо дома сидеть и никуда носа не высовывать… Мама очень добрая, но если бы она увидела меня на этом утесе да еще на этой доске… - Динка махнула рукой и засмеялась. - Для нее же это прямо неописуемая доска!
Ленька помрачнел:
- Я сделаю… Я уже надумал, как сделать. Я чегой-то и сам стал бояться… прямо поджилки у меня трясутся - ну-к упадешь ты!
- Да не упаду! Я уж привыкла. А если упаду, ты никому не говори, что мы вместе были. Прямо беги тогда скорей на биржу, а то еще придерутся к тебе…
- “Беги”! Да что я, не человек, что ли? И какая мне жизнь после этого - так и будешь ты у меня перед глазами стоять… Нет, уж тогда некуда мне бежать, - вконец расстроился Ленька.
- Да не упаду, не упаду, не бойся! - опять засмеялась Динка.
- Я сделаю… вон гляди, как я сделаю. - Ленька вынул карандаш и начал что-то рисовать на камне. - На каждом краю по два столбика вкопаю, и на них тугие крючки сделаю, и перекладины пристегивать буду к ним. А между тех столбов доску положу и тоже на крючки ее пристегну к столбам, поняла?
- Ничего не поняла! - весело сказала Динка.
- Ну, поняла не поняла, а переходить будешь, как барыня! - довольный собой, ответил Ленька.
- И без тебя буду переходить? - поинтересовалась Динка. - Ну, если, например, ты в городе будешь, а я захочу сюда прийти, перейду я?
- Сроду не перейдешь! Слышь, Макака! Чтоб этого у тебя и в мыслях не было! - испугался Ленька. - Не велю я тебе одной, понятно? Чтоб ни в каком разе! Клянись мне сейчас на этом же самом месте!
- Да я и доску не перекину, что ты!
- Доску ты, может, и перекинешь - высохла она, легонькая стала, да и нешироко тут, но все это ни к чему… Не хочу я, чтоб ты одна шла… Клянись - и все тут!
- Клянусь своим честным именем и гробом… - быстро начала Динка.
Но Ленька остановил ее:
- Не так. Говори за мной: “Клянусь никогда и ни при каком разе не переходить одна на утес! Пускай, ежели нарушу эту клятву, хозяин исполосует Леньку до смерти…”
- О! - замахала руками Динка. - Сроду я не пойду, если так! Зачем ты меня пугаешь?
- Ну, помни! - сказал Ленька, успокаиваясь. - Клятва твоя дадена!
Оба помолчали.
- Лень, а Митрич уже дал тебе рыбу? - спросила Динка.
- Утром даст. Ночью наловит еще. Я и сам с Федькой пойду. Если что поймаю, тоже на базаре продам. А ты корзинкой будешь ловить?
- Ну, а чем же мне еще? Известно, корзинкой. Удочку я вделал себе, но что-то не клюет на нее. Бамбуковую бы надо… Вот заработаю - так куплю!
- А у Федьки ведь тоже плохо ловится - он и не продает никогда!
- Да, конечно, у берега какая рыба? Лодку бы надо, а где ее взять?.. Митрич любит один ездить, он и места знает, да Федьку не берет туда, - рассказывал Ленька
- Лень, а ты бы ездил один на лодке?
- Что ж! Я гребу хорошо, я и один и с Федькой бы ездил, если бы от хозяина ушел, но про это и думать нечего: лодка, она дорого стоит. Вот один рыбак за старую пять рублей просит…
Дети еще долго беседуют на утесе… Потом Ленька вдруг вскакивает на камень и, прикрыв глаза рукой, смотрит на Волгу.
- Слышь, Макака?.. Пароход какой-то показался, не “Гоголь” ли?
- “Гоголь”? - пугается Динка. - Пойдем скорей, скорей, а то я пропущу маму!
Ленька осторожно переводит ее по доске. - Завтра крючки куплю, - говорит он.
