УПП

Цитата момента



Творить – значит оступиться в танце. Неудачно ударить резцом по камню. Дело не в движении. Усилие показалось тебе бесплодным?
Антуан де Сент-Экзюпери

Синтон - тренинг центрАссоциация профессионалов развития личности
Университет практической психологии

Книга момента



Крик и брань – не свидетельство силы и не доказательство. Сила – в спокойном достоинстве. Заставить себя уважать, не позволить, чтобы вам грубили, нелегко. Но опускаться до уровня хама бессмысленно. Это значит отказываться от самого себя. От собственной личности. Спрашивать: «Зачем вежливость?» так же бессмысленно, как задавать вопросы: «Зачем культура?», «Зачем красота?»

Сергей Львов. «Быть или казаться?»

Читать далее >>


Фото момента



http://old.nkozlov.ru/library/fotogalereya/israil/
Израиль
щелкните, и изображение увеличится

Высокий, дородный, немолодой уж человек, по платью судя — богатый купец, что было мочи колотил в ворота небольшого ладного домика на одной из окраинных улиц Киева. Не сразу откликнулись ему. Однако ж в конце концов появился старик в тёмном платье.

— Почто шумишь, батюшка?—спросил он, открывая калитку.

— Долго больно собираешься!—сердито ответил купец.

— Так ноги-то немолодые, вишь…

— Дома ль хозяин-то?

— Дома, дома, батюшка. Ступай вон наверх. В горенке он там своей…

Окна небольшой низкой комнаты смотрели прямо на Днепр. С горба высокого холма, на который взбегала улица, далеко было видно Заднепровье, разбросанные тут и там сёла, белые паруса вдоль крутых речных поворотов.

У одного из окон, за столом, сидел седой человек с усталыми глазами на моложавом ещё лице. Поднявшись и поклонившись гостю, он вопросительно взглянул на него.

— Аль не узнал? — засмеялся тот.

— Да не припомню что-то… — неуверенно ответил хозяин.

— Эх, Андрей! А с кем ты, почитай, два месяца из Царьграда плыл?

— Фёдор! — ахнул Андрей. — Вот не ждал не гадал! Извини! Переменился ты малость…

— Да и ты не прежний. Чему ж дивиться? Тринадцать лет прошло. Годы — они красы не прибавляют.

— Плаваешь в дальние края по-прежнему?

— А как же? На месте сидеть купцу не с руки. Правда, нынче уж частенько сыновья вместо батьки ходят. Трое их у меня…

— Давно ль в Царьграде был?

— Сейчас воротился. Оттого и пришёл к тебе. Весточку принёс.

— От кого? — удивился Андрей. — Вроде нет у меня там никого.

— Запамятовал ты. Старик один, вовсе уж ветхий, Харитон по имени…

Андрей вздрогнул. Старая, незабытая боль кольнула сердце. Харитон… Маленькое, укрытое кипарисами кладбище на окраине Царьграда, камень с короткой надписью «Предслава»…

— Жив ещё? —тихо спросил он.

— Доживает…

— Что ж передать велел?

— От себя — что уговор ваш помнит, могилку обихаживает, а как помрёт — сыновья то делать станут. На то с них крепкий зарок взят. Об какой могилке речь вёл — не сказывал. Знает, мол, господин.

— Знаю, — обронил Андрей, — буде ещё увидишься — низкий ему поклон от меня…

— Передам, коли встречу. Только уж навряд ли. Еле живой старик-то. А ещё другое дело наказывал. Получил он для тебя писанье из краёв далёких, через много рук шло то послание и долго бродило. Венецианский купец Джузеппе Галеотти то писанье привёз.

щелкните, и изображение увеличится— Так Джузеппе стал купцом? — улыбнулся Андрей.

— Стал. И сказывает, с твоего подарка богатеть начал…

— Я рад… Так от кого же письмо то?

— Не ведаю. Харитон говорил — из франкской земли.

— Из Парижа! — вскричал Андрей.—Давай, давай скорее, Фёдор.

— Держи! — И Фёдор Кривой протянул измятый, изрядно запачканный свиток. — А мне, прости, недосуг!

— Обожди, поужинай со мной! Вина выпьем, старину вспомним. ..

— Другим разом, Андрей. Я ведь ещё и дома не бывал, да и за товаром приглядеть надобно. Прощай…

— Спасибо тебе, Фёдор!

— Не на чем…

После ухода Фёдора Андрей не сразу развернул свиток. Перед глазами его так ясно встали опять константинопольские дни, мучительная боль, пережитая им после рассказа Харитона.

Много воды утекло с той поры. Вот уж двенадцать лет, как нет в живых Ярослава. Пока ещё не сбылись его опасения. Сильна и могуча Русь по-прежнему, но кто знает — надолго ли? Говорят, разумен подрастает у Всеволода маленький Владимир, Мономах по матери. Только, что ему судьба готовит? Сидеть ли ему на столе киевском?

На тяжёлой, полуобломанной уже печати свитка ясно выделялся герб графов де Геменэ.

— Жак, — обрадовался Андрей, — не забыл меня!

Витиеватые буквы были выведены незнакомой Андрею

рукой. «Ну да, — вспомнил он, — ведь Жак не умеет писать. Видно, поручил духовнику…»

С трудом принялся Андрей разбирать уже слегка забытые французские слова. Жак передавал привет от всей семьи, в том числе и от Мадлены. Она давно уже замужем, у неё трое детей. У самого Жака—четыре сына, и старшего зовут Андрэ, в честь далёкого русского друга. Став отцом семейства, Жак не посещает больше весёлых кабачков, но знает от младшего брата, что теперь самый модный у молодёжи тот, который содержит Арно — бывший слуга Андрея.

«Наш добрый Генрих скончался в 1060 году, — писал дальше Жак, — и во Франции царствует Филипп I, которого отец приказал короновать ещё в семилетнем возрасте 23 мая 1059 года, в Реймсе. Маленький король присягал на том же евангелии, что и его мать. А когда Генрих умирал, он поручил королеве опекунство над сыном, и Анна подписывала вместе с молодым королём, как раньше с мужем, все бумаги. Однако ж через два года после смерти Генриха королева снова вышла замуж за графа Рауля де Крепи и удалилась в его поместье…»

— Вот так так! — вскрикнул Андрей. — Аи да Анна! Аи да королева! Не пожалела и титула своего королевского! Видно, нрав-то её горячий взял своё!

Рауля де Крепи, графа де Валуа он помнил. Вместе с королём Рауль встречал Анну в Реймсе, и Андрей сразу обратил внимание на его крепкую фигуру, надменное лицо и ястребиное перо на отогнутом поле зелёной шляпы. Граф приходился королю родственником, но особенно подчиняться Генриху был не склонен. Его владения были побольше и побогаче королевских. Королевой же Рауль всегда восхищался и признавал её прекраснейшей женщиной Франции…

— Так значат довелось всё-таки Ярославне и любовь в своей жизни встретить, — задумчиво проговорил Андрей, — не пришлось её сердцу до конца обездоленным прожить… Ну, что ж, дай ей бог счастья. Заслужила она его. Долг свой верно исполнила до конца…

Он снова взял письмо. Жак сообщал дальше, что молодой король сперва был очень недоволен поступком матери, которую нежно любил, но потом примирился с ним, и граф де Крепи с супругой бывают при дворе, хотя и не часто.

«Я шлю моему далёкому другу горячий, братский привет и любовь, —заканчивал письмо Жак,—и не теряю ещё надежды когда-нибудь снова увидеть его в Париже. Ведь недаром Русь и Франция навсегда породнились через прекрасную Анну, а наш король — внук князя Ярослава Киевского…»

Андрей отложил письмо и задумался.

Нет, в Париже ему больше не бывать. Его место здесь. Да и обещание, данное князю Ярославу, выполнит он до конца. День за днём неустанно записывает он для потомков всё, что видит и слышит…

Андрей подошёл к окну. Внизу, у пристани, как всегда, стоял шум и волновалась разноплеменная толпа.

Привольная, широкая, могучая Русь расстилалась далеко за рекой. К её полям, лесам и городам, освещенным солнцем, плыли над Днепром звонкие волны колоколов Софии.

И не было в мире ничего прекраснее.

КИЕВСКАЯ РУСЬ—НАЧАЛЬНЫЙ ПЕРИОД ИСТОРИИ РУССКОГО НАРОДА

В незапамятные времена, на трёх холмах у берегов Днепра-Славутича возник Киев — «мать городов русских». С давних пор, с начала Руси, Киев стал стольным городом могущественного Древнерусского государства.

От Вислоки и Попрада, от Карпат, гор Угорских и до Оки и Дона, от Ладожского, Онежского и Белого озёр до Тамани и низовьев Южного Буга и Днестра, до побережья Чёрного моря на тысячи километров раскинулась Русская земля.

И есть в ней древние синие, буковым лесом поросшие высокие Карпаты, и дремучие беловежские и вятичские леса; быстрые, шумные, порожистые горные реки Черемош и Турья, и тихие плёсы Сейма и Оки; бурная Ладога и тихий Дон; тёмные, как ночь, лесные озёра и залитые солнцем плавни черноморских рек; холодные и прозрачные северные реки и мутные воды рек южных, тёплых, камышом и осокой поросших. Есть белые ночи Невы и Белозёрья и чёрный бархат южных ночей, туманы и болота Полесья и степные суховеи, тишина северной тайги и неумолчный птичий гомон днепровских лиманов. И все эти земли от края и до края — Киевская Русь.

Киевская Русь — богатырский, былинный период истории русского народа, а Древнерусское государство, объединившее в своих границах всех восточных славян, — начальный этап русской государственности.

Во времена Киевской Руси отдельные, нередко разобщённые племена славян Восточной Европы слились в единую древнерусскую народность — далёкого предка трёх братских народов: русского, украинского и белорусского. Только объединение всех племён восточных славян под властью великого князя, только их слияние в единый русский народ было причиной могущества Руси. Только единое Древнерусское государство могло обеспечить независимость славянских племён от притязаний враждебных соседей — норманнов, хазар, кочевников черноморских степей.

Киевский период русской истории нашёл яркое отражение в устном творчестве русского народа. Былины киевского цикла — жемчужина русского фольклора.

Былинное творчество боянов Древней Руси воспевает - стольный град Киев, широкий многоводный Днепр-Славутич, прославленных русских богатырей. Они полны чувства собственного достоинства. С тяжёлыми мечами булатными в руках зорко стерегут они Русь на богатырской заставе, воюют с её «ворогами». Среди них и дядя князя Владимира — знатный Добрыня Никитич, и молодой хитроватый Алёша Попович, и — олицетворение витязей земли Русской — сам «крестьянский сын» Илья Муромец, излюбленный народный богатырь, могучий, честный, прямой, добрый.

На них держится Русь. С ними советуется, в своих палатах великий князь киевский Владимир — «ласковый» князь Владимир Красное Солнышко русских былин.

Пирует князь Владимир в гриднице своего дворца в Киеве, а дела делают — «боронят от ворога» русскую землю — славные богатыри. Их подвиги сказочны, как сказочен и прекрасен в представлении народа Киевский период истории; их дела — гордость народа, они — бессмертны, как бессмертен породивший образы своих витязей сам русский народ.

Правление Владимира — время славы Руси, объединение всего славянского населения Восточной Европы, время исключительных успехов Руси на международной арене, укрепление её государственности. Время, когда простые люди городов и сёл — общинники — ещё сохраняют остатки своей былой самостоятельности и только начинают превра щаться в подневольный люд. Ещё можно войти в княжескую дружину простому воину, обсудить и решить на вечевом сходе свои дела, но уже проступают черты феодального мира с его богатыми и знатными боярами, бесправными холопами, подневольной челядью, данниками — смердами, кабалой и неволей.

Уже душно в хоромах княжеских, где сидят за столом рядом с князем бояре киевские, «сыну крестьянскому» Илье Муромцу. Уже не раз обиженный, «ласковым» князем Владимиром, едет он в поле развеять свое горе богатырской схваткой с «ворогом».

Так рисует время киевского князя Владимира Красное Солнышко русский былинный эпос. А былины — это история народа, рассказанная им самим.

Конец X — начало XI века, княжение Владимира Святославича (980—1015 годы) в истории Киевской Руси — это время её расцвета. К. Маркс характеризовал это время как «апогей готической России», а готическим периодом он называл раннее средневековье, начало феодальной государственности.

Преемником Владимира стал сын его Ярослав. Время Ярослава Владимировича, Ярослава Мудрого (1015— 1054 годы), — это время «Русской Правды» — «древнейшего русского свода законов», как называл её Ф. Энгельс, время киевского и новгородского Софийского соборов и Золотых ворот в Киеве, этих замечательных произведений древнерусского зодчества. В княжение Ярослава распространяется на Руси письменность и «книжность», и пример подаёт сам князь, который к книгам проявлял «прилежание», читал их и днём и ночью.

Укрепляется феодальная государственность и феодальное законодательство, в лице «Русской Правды» пришедшее на смену обычному праву и древнему «закону русскому». Завершается процесс образования Древнерусского государства, заканчивается создание государственной, правовой и церковной организации Киевской державы. В ожесточённой битве у самых стен Киева разгромлены исконные враги Руси — воинственные и жадные печенеги, на западных рубежах земли Русской стоят города-стражи Ярослав и Юрьев, названные языческим и христианским именем Ярослава Мудрого.

Завязываются и развиваются дипломатические отношения Руси с христианскими странами Европы, заключаются брачные союзы киевского княжеского дома с государями европейских стран, что в те далёкие времена свидетельствовало об укреплении международного положения Древнерусского государства.

Вместе с тем в первой половине XI столетия в Киевской Руси вызревают и утверждаются феодальные формы собственности, феодальные формы господства и подчинения, которые так ярко отразит «Русская Правда» Ярославичей, сыновей Ярослава Мудрого. Все эти явления подготавливали (в будущем) феодальную раздробленность Руси с её опустошительными княжескими усобицами, разорением городов и сёл, утратой русских земель, захваченных враждебными соседями.

В то же время на Руси обостряются классовые противоречия. Простой сельский люд — общинники — считал по праву своими земли и угодья, освоенные ими и политые их потом. Теперь эти земли и угодья начали захватывать князья и бояре — и собственность общинника становилась собственностью феодала.

Смерды смириться с этим не могли, и они восстанавливали своё древнее общинное право, право трудовой заимки, стёсывая межевые знаки, поставленные слугами князя или боярина, выгоняя свой скот на луг, захваченный князем, перепахивая межу, проложенную на его земле холопом феодала. А в некоторых местах, как это было в 1024 году в Суздальской земле, смерды брались за топоры — и начинались восстания, направленные против местных богачей и княжеских слуг.

Вот эти времена, времена княжения Ярослава Мудрого, Елена Озерецкая выбрала для создания своей исторической повести «Звенит слава в Киеве», взяв само это название из бессмертного «Слова о полку Игореве».

Она не стремилась отразить в своём произведении все стороны жизни Руси в XI столетии. Елену Озерецкую интересует одна сторона многогранной жизни Киевской Руси времён княжения Ярослава Мудрого — её международные связи. И берёт она только один яркий эпизод из международной жизни Руси — брак Анны Ярославны с французским королём Генрихом I Капетом. Брачные связи киевской княжеской семьи с европейскими государями не были случайностью, а свидетельствовали об укреплении дипломатических сношений и торговых связей, установившихся ещё в далёкие времена.

Киевская Русь времён Ярослава была очень тесно связана не только с Англией и Саксонией, но и со Скандинавией. Варяги, как называли на Руси норманнов, служили русским князьям в Хольмгарде (Новгороде) и Кенугарде (Киеве), проходили через Русь в Миклагард (Византию). Сам Ярослав вторым браком был женат на дочери шведского короля Олафа, Ингигерд, принявшей на Руси имя Ирины. Матерью её была славянка, вендка из западнославянского поморского племени ободритов (бодричей). Олаф Святой бывал в Киеве и оставлял на попечение Ярослава и Ингигерд — Ирины — своего маленького сына Магнуса. Когда в 1032 году норвежские вожди явились в Киев просить Магнуса стать их королём, Ярослав и Ингигерд отпустили его, но взяли с норвежцев клятву быть верными Магнусу. Через год на Русь к Ярославу прибыл из Норвегии знаменитый Гаральд Гардрад, герой скандинавских саг.

Саги о Гаральде Гардраде говорят, что все свои подвиги он совершал для того, чтобы «русская девушка с золотой гривной» перестала его презирать и согласилась стать его женой. Этой русской девушкой была дочь Ярослава Мудрого Елизавета. Как истинный рыцарь он отправился за море, чтобы мечом прославить своё имя и добыть бесчисленные богатства.

Летает он по морю сизым орлом,
Он чайкою в бурях пирует.
Трещат корабли под его топором,
По Киеву сердце тоскует.

Весёлая то для дружины пора!
Гаральдовой славе нет равной!
Но в мысли спокойные воды Днепра,
Но в сердце княжна Ярославна.

А.К. Толстой

Добыв «на вено» огромные богатства, Гаральд возвращается в Киев, женится на Елизавете Ярославне и вместе с ней уезжает в Норвегию, где вскоре становится норвежским королём.

И слава, добытая в долгой борьбе,
И самый венец мой державный,
И всё, чем я бранной обязан судьбе, —
Всё то я добыл лишь на вено тебе,
Звезда ты моя, Ярославна!

А.К. Толстой

О русско-венгерских связях можно судить по тому, что свояк знаменитого венгерского короля Стефана, Владислав, был женат на русской, а его сыновья, Андрей и Левента, бывали на Руси. Женой венгерского короля Андрея была вторая дочь Ярослава Мудрого — Анастасия.

Елена Озерецкая рассказывает о третьей дочери Ярослава, Анне, королеве Франции. За последние годы значительно возрос интерес исследователей и к самой Анне Ярославне, и к её знаменитой подписи «Ана Ръина». И это вполне понятно.

Анна Ярославна была первой французской королевой, оставившей потомкам свою подпись. И там, в далёкой Франции, она писала по-русски, той самой кириллицей, которой научилась в доме своего отца, Ярослава Мудрого, в Киеве. Кроме того, эта подпись — «Ана Ръина», то есть «Анна Регина», «королева Анна» — даёт возможность языковедам, знатокам древнерусского языка сделать вывод о том, как звучала речь Анны Ярославны.

В далёкой Франции знали Русь, и знали неплохо. Во французском средневековом эпосе она выступает под правильным названием «Русь», а не «Рюси», как сейчас.

Французский эпос свидетельствует о том, что во Франции знали о богатстве и могуществе Руси. Поэтому и сватовство Генриха к Анне, и поездку Анны во Францию следует рассматривать как одно из звеньев (хотя и очень важных) в той цепи, которая связывала средневековую Францию и феодальную Киевскую Русь, — цепи пусть не очень прочной, но всё же соединявшей обе страны, расположенные на востоке и на западе Европы.

Среди фресок построенного в Киеве при Ярославе Мудром Софийского собора есть одна, давно привлекавшая к себе внимание исследователей. На ней изображён Ярослав со всем своим семейством. Видимо, неизвестный нам художник запечатлел семью Ярослава и самого великого князя киевского во время богослужения в Софийском соборе.

До нас дошёл бесценный памятник древнерусской литературы — «Слово о законе и благодати», принадлежащий Иллариону, первому митрополиту из русских, в прошлом священнику княжеского села Берестово под Киевом. Многие исследователи считают, что «Слово о законе и благодати» — речь, которую произнёс Илларион в Софийском соборе в присутствии Ярослава и его семьи, что и запечатлела фреска на стене Киевской Софии.

«Слово о законе и благодати» представляет собой блестящее по стилю и глубоко содержательное по идее патриотическое и полемическое сочинение. Оно возникло в обстановке идеологической и политической борьбы Руси за утверждение своего положения в Европе, отличается исключительной жизнерадостностью и оптимизмом, верой в могущество Руси и в её будущее.

Основная идея «Слова о законе и благодати» митрополита Иллариона — равноправность всех народов, принявших христианство, и отрицание претензий Византии на роль государства-диктатора среди православных народов. Илларион подчёркивает, что, в отличие от «закона» (ветхого завета), являющегося сугубо национальным учением, признававшим лишь один народ, народ-избранник, все народы, признавшие «благодать» (новый завет), то есть христианство, равны и ни один из них не может претендовать на роль гегемона. Этим самым «Слово о законе и благодати» подчёркивало, что Русь и Византия равны.

В то же самое время «Слово о законе и благодати» преисполнено гордостью за Русь, за её славное прошлое.

Обращаясь к памяти «старых» князей — отца, деда и прадеда Ярослава Мудрого, — митрополит Илларион говорит:

«Не в худой земле, и не в неведомой были вы князьями, но в Русской, о которой слышали и которую знают во всех концах Земли».

Вот этим событиям в истории Киевской Руси Елена Озерецкая посвящает свою книгу «Звенит слава в Киеве».

С большим знанием дела, знанием древнерусских источников, и не только древнерусских, но и зарубежных, с большим мастерством ткёт она полотно своего исторического повествования. Вылепленные ею образы Ярослава и дочери его Анны, Андрея и Предславы, Жака де Геменэ и Фёдора Кривого реалистичны. Такие люди жили и действовали или могли жить и действовать. Профессионал-историк, специалист в области истории Киевской Руси, найдёт не много огрехов в книге Елены Озерецкой, да и они отнюдь не противоречат фактам, известным из источников, а являются художественным домыслом автора, вполне естественным в исторической повести.

«Звенит слава в Киеве» Елены Озерецкой является её несомненной творческой удачей. Книгу прочтут с удовольствием не только школьники, но и взрослые читатели.

К «Ярославу» И. Кочерги, «Анне Ярославне—королеве Франции» А. Ладинского теперь присоединилась историческая повесть Елены Озерецкой «Звенит слава в Киеве».

Пожелаем ей счастливого пути к советскому читателю.

Профессор В. В. Мавродин



Страница сформирована за 0.84 сек
SQL запросов: 170