XXX
Заблудились!
Кто не пережил это сам, не поймет, в каком ужасном положении очутился Матиуш. Если ты заблудился в лесу, можно утолить голод ягодами, напиться из ручья, лечь под дерево и заснуть; наконец, есть надежда набрести на сторожку лесника. Если корабль сбился с курса, тоже не так страшно: на корабле много народу — поговоришь, отведешь душу, и станет легче. Кроме того, на корабле есть запас провизии, а там, глядишь, покажется на горизонте какой-нибудь островок. А вот заблудиться вдвоем, да еще в воздухе, над пустыней — страшней этого, пожалуй, нет ничего на свете. Дорогу спросить не у кого: кругом, насколько хватает взгляд, — песок да небо. Даже целительный сон не приходит.
Сидишь в брюхе чудовищной птицы, и она как стрела летит неведомо куда, но ты знаешь: ей суждено мчаться до тех пор, пока хватит бензина, а потом она замертво рухнет на землю. Умрет гигантская птица и вместе с ней надежда на спасение. Если повезет и ты не разобьешься при падении, тебя ждет верная смерть в знойных песках пустыни.
Двадцать ученых высчитали, сколько часов отважные путешественники будут находиться в полете. Высчитали точно, с учетом силы ветра. И вот два дня назад они точно по графику пролетели над вторым оазисом. Сегодня в семь утра должны миновать третий оазис, а в четыре достигнуть границ страны Бум-Друма. Направление они не меняли: ведь в воздухе нет преград, которые нужно огибать.
Что же произошло?
Сейчас без двадцати минут восемь, а под ними песок и песок.
— Сколько времени мы еще можем продержаться в воздухе?
— Самое большее шесть часов. Бензина хватило бы и дольше, но масла это чудовище выпивает страх сколько. Да и неудивительно — жарко, вот ему и пить охота.
Их тоже мучила жажда, но запас воды был небольшой.
— Пейте, ваше величество, мне, безногому, меньше воды нужно, — шутил пилот, но Матиуш заметил слезы в глазах у смельчака.
— Без четверти восемь…
— Без десяти восемь…
— Восемь…
Оазиса все нет.
Если бы гроза бушевала или ураган, не так обидно бы погибнуть А то все идет гладко, первый оазис пролетели на десять секунд раньше срока, второй — с опозданием на четыре секунды. Скорость полета все время одинаковая. Ну, допустим, возможно опоздание на пять минут, но прошел-то уже целый час.
А ведь они были почти у цели. И сегодня завершилось бы последнее опасное путешествие Матиуша, на которое возлагалось столько надежд!
— Может, изменим направление? — предложил Матиуш.
— Изменить направление — дело нехитрое. Мой аэроплан послушен малейшему движению руки. Как славно он летит! Он не виноват в том, что случилось. Не огорчайся, моя птаха, тебя никто не винит… Ну, изменим направление. А дальше что? По-моему, не надо менять курс. Может, это опять, как с винтиком, дьявольские козни? Каким образом он исчез и почему вдруг нашелся?.. Мотор снова пить просит. Ну, дуралей, выпей стопочку масла, только помни: пьянство до добра не доводит. Если будешь продолжать в том же духе, тебя ждет плачевная участь.
— Оазис! — вскричал вдруг Матиуш, не отрывавший глаз от бинокля.
— Тем лучше, — невозмутимо сказал пилот. Ему все нипочем. Он одинаково спокоен: нет оазиса или есть оазис. — Опаздываем на час пять минут. Но это не беда. Благодаря попутному ветру горючего хватит на три часа. Давай-ка выпьем. — Пилот налил кружку и чокнулся с масляной горловиной: — За твое здоровье, дружище!.. — и, подлив масла в машину, залпом выпил целую кружку воды. — Дайте-ка, ваше величество, бинокль, посмотрю и я своим единственным глазом на это чудо… Хе-хе, знатные у Бум-Друма деревья! А вдруг Бум-Друм все-таки людоед? Быть съеденным, если знаешь, что придешься по вкусу, еще полбеды. А у меня мясо жесткое, жилистое, да и бульон из поломанных ребер наваристый не получится.
Матиуш очень удивился: почему этот молчаливый человек, не сказавший почти ни слова за всю дорогу, стал вдруг таким разговорчивым и веселым?
— А вы уверены, ваше величество, что это тот самый оазис? Если за ним опять начнется проклятая пустыня, лучше уж приземлиться здесь.
Матиуш не мог утверждать с уверенностью: ведь сверху все выглядит иначе. Но одно знал он твердо, приземляться ни в коем случае нельзя, иначе попадешь в руки кровожадных разбойников пустыни или тебя растерзают хищные звери.
— Может, спустимся пониже, посмотрим что и как?
— Давайте, — согласился Матиуш.
До сих пор они летели на большой высоте, это спасало их от жары и уменьшало расход масла. Но теперь, когда до конца путешествия осталось несколько часов, об этом можно было не заботиться.
Аэроплан зарычал, дернулся и пошел на снижение.
— Что это? — удивился Матиуш и тут же крикнул: — Скорей набирай высоту!
В крылья аэроплана вонзилось с десяток стрел.
— Вас не ранило? — встревожился Матиуш.
— Нет, нет, не беспокойтесь! Нечего сказать, хорошо они нас встречают! — прибавил пилот.
Просвистело еще несколько стрел, и аэроплан взмыл вверх.
— Это тот самый оазис! Разбойники пустыни рыщут поблизости от лесов Бум-Друма: в безлюдных песках им нечего делать.
— Вы уверены, что аэроплан не понадобится нам больше и обратно мы поедем на верблюдах?
— Конечно! Бум-Друм, как и в прошлый раз, отправит нас на верблюдах. И потом, если масло там еще можно раздобыть, где же мы возьмем бензин?
— В таком случае, — сказал пилот, — рискнем. Всякий уважающий себя машинист, когда опаздывает, поддает пару и прибывает на станцию точно по расписанию. Сделаю и я так: разовью предельную скорость, чтобы прилететь на место вовремя. Эх, была не была! Может, это мой последний полет!
Пилот поднажал, и через минуту разбойники и оазис остались далеко позади.
— А стрелы не причинят нам вреда? — спросил Матиуш.
— Нет, пусть себе торчат на здоровье.
Летят, летят они. Мотор работает без перебоев, и вот внизу снова замелькали редкие кустики и чахлые деревца.
— Лошадка моя почуяла конюшню! — пошутил пилот.
Они выпили остаток воды, доели продукты. Ведь неизвестно, сколько времени продлится торжественная встреча и когда их накормят. И потом, неловко приезжать в гости голодными, а то хозяева еще подумают, будто они приехали специально для того, чтобы поесть.
Матиуш разглядел серую полоску лесов вдали. Они сбавили скорость и стали осторожно снижаться.
— А в лесу есть какая-нибудь полянка? — спросил пилот. — Ведь на деревья мы не можем сесть. Правда, однажды я посадил аэроплан в лесу, вернее, не я — его, а он — меня. Вот тогда я и потерял глаз. Но в то время я сам был молод, и аэропланы были молодые и непослушные.
Матиуш помнил: перед королевским дворцом, то есть шалашом, была полянка. Самолет низко кружил над землей, отыскивая место для посадки.
— Правее! — командовал Матиуш, приставив к глазам бинокль. — Не так круто. Чуть-чуть назад. Левее. Поменьше круг… Хорошо.
— А теперь и я вижу. Но что это?!
— Набрать высоту! — испуганно вскричал Матиуш.
Они поднялись выше, а снизу до их слуха долетел оглушительный крик, словно разом завыли все обитатели джунглей. Поляна перед королевским шалашом кишела людьми — как говорится, яблоку негде упасть.
— Что-то случилось. Или Бум-Друм умер, или у них праздник…
— Все это хорошо, но головы — не самая лучшая посадочная площадка.
— Надо опускаться и подниматься до тех пор, пока они не разбегутся.
Аэроплан опускался и поднимался семь раз. Наконец негры поняли, что огромная птица хочет сесть на поляну, и отступили к деревьям. Аэроплан благополучно приземлился.
Не успел Матиуш ступить на землю, как к нему подлетел кто-то маленький, лохматый и повис у него на шее. Когда у него перестала кружиться голова и рябить в глазах, он узнал в этом маленьком лохматом существе дочь вождя — Клу-Клу.
XXXI
Что случилось? Матиуш ничего не понимал. Все произошло, как во сне или в кино — стремительно и внезапно.
Прежде всего Матиуш увидел на куче хвороста Бум-Друма, связанного африканскими веревками из лиан. Вокруг стояли черные жрецы. Вид их вселял ужас, особенно страшен был один: с двумя крыльями, двумя головами, четырьмя руками и двумя ногами. В одной из четырех рук он держал доску, на которой было не то написано что-то, не то нарисовано человеческой кровью. И Матиуш догадался: Бум-Друма хотят сжечь на костре. В стороне стояли жены Бум-Друма, тоже связанные, и каждая держала острием к сердцу отравленную стрелу. Дети Бум-Друма плакали, бегали в знак печали на четвереньках и кувыркались через голову. Так в их стране принято выражать скорбь. А маленькая Клу-Клу тащила Матиуша к отцу и лепетала что-то по-своему, но что именно, Матиуш не понимал. На всякий случай, выхватив револьвер, он выстрелил в воздух. И в тот же миг позади себя услышал страшный крик. Обернувшись, Матиуш увидел, как пилот взмахнул руками, посинел и замертво упал на землю.
Прежде чем Матиуш опомнился, из всех глоток вырвался дикий вопль. «С ума они сошли, что ли!» — подумал Матиуш. Жрец о двух головах перерезал веревки, которыми был связан Бум-Друм, и закружился в дикой пляске. Потом вспрыгнул на кучу хвороста, где только что лежал Бум-Друм, и поднес к дровам горящий факел. Дрова, пропитанные каким-то легковоспламеняющимся составом, мгновенно вспыхнули, и заполыхал жаркий огонь. Матиуш и Клу-Клу едва успели отскочить в сторону.
У аэроплана, стоявшего неподалеку от костра, загорелось одно крыло, потом раздался грохот — это взорвался бак с бензином. Кто-то подхватил Матиуша на руки и посадил на золотой трон. Бум-Друм и другие вожди, помельче, подходили по очереди к трону, низко кланялись, произнося непонятные заклинания.
Тело мертвого пилота обернули пропитанными благовониями тканями. От них исходил такой сильный запах, что у Матиуша закружилась голова.
«Что все это значит?» — недоумевал Матиуш.
Произошло какое-то из ряда вон выходящее событие. Это ясно. Но какое именно? Похоже, он спас жизнь Бум-Друму и его женам. Самому Матиушу, кажется, тоже не угрожает опасность. Но разве можно быть в чем-нибудь уверенным в этой чудной стране?
Откуда взялись эти несметные толпы? И что они затевают? Вот в джунглях вспыхнуло несколько тысяч костров, и негры пляшут, поют, играют. У каждого племени свои мелодии, свои песни.
То, что здесь собрались не только подданные Бум-Друма, Матиуш догадался по нарядам. У одних — это были обитатели джунглей — одежда состояла из пальмовых ветвей и перьев; у других за спиной висели панцири гигантских морских черепах; третьи были в обезьяньих шкурах; четвертые — совсем голые, с украшениями в носу и ушах.
Матиуш был не робкого десятка. Ему не раз приходилось смотреть смерти в глаза. Но оказаться совсем одному, вдали от дома, среди тысячи дикарей… Нет, это было чересчур даже для мужественного сердца Матиуша. А когда он вспомнил, при каких таинственных обстоятельствах погиб его преданный спутник, ему стало до того грустно, что он громко заплакал.
Матиуша поместили в шатре из львиных и тигровых шкур. Он хотел поплакать без помех и свидетелей, но не тут-то было! Маленькая Клу-Клу, которая ходила за ним по пятам и не оставляла ни на минуту одного, и на этот раз оказалась рядом. Матиуш разглядел ее при свете огромного алмаза. Она положила ему на лоб руку и тихо-тихо заплакала.
«Как жалко, что я не понимаю их языка! — досадовал Матиуш. — Клу-Клу мне бы все объяснила». Девочка без умолку говорила, медленно, по нескольку раз повторяя одни и те же слова. Она думала: может, так будет понятней. Пыталась растолковать что-то знаками. Но Матиуш из всего этого понял только две вещи. Первое: Клу-Клу — его самый преданный друг, и второе: ему не угрожает никакая опасность — ни сейчас, ни в будущем.
Несмотря на усталость, Матиуш всю ночь не сомкнул глаз.
И лишь под утро, когда крики немного утихли, Матиуш заснул. Но его скоро разбудили, посадили опять на золотой трон, и каждое племя преподнесло ему дары. Матиуш улыбался, благодарил, но про себя думал: на всем земном шаре не хватит верблюдов, чтобы перевезти это добро через пустыню. Кроме того, перед отъездом белые короли объявили Матиушу, что разрешат провозить через свои страны только клетки с дикими зверями и больше ничего — ни за какие деньги!
«Был бы у меня собственный порт и собственный флот, тогда другое дело», — подумал Матиуш.
И еще он подумал: «Если опять начнется война и я опять одержу победу, то потребую у заграничного короля один морской порт и не буду зависеть от его милостей».
Матиуш с удовольствием отдохнул бы здесь с недельку, да нельзя, дела не позволяют. Вдруг без него вспыхнет война? И потом, как быть с письмами? Ведь он каждый день должен прочитывать сто писем и каждый день ста ребятам выдавать то, что им нужно.
— Пора возвращаться, — сказал Матиуш и показал сначала на верблюдов, а потом на север.
И Бум-Друм понял его.
Матиуш объяснил знаками, что хочет забрать с собой тело отважного пилота.
Бум-Друм понял и это.
Когда развернули пропитанные благовониями тряпки, Матиуш увидел мертвого пилота: он был белый и твердый, как мрамор. Его положили в ящик из черного дерева и знаками объяснили Матиушу, что он может увезти его с собой.
Обломки аэроплана сложили в другой ящик из черного дерева. Но Матиуш дал понять, что они ему не нужны, и очень удивился, увидев, как обрадовался Бум-Друм. Будто невесть какой ценный подарок получил!
Все это хорошо, но главного Матиуш так и не выяснил: отказался Бум-Друм от своих дикарских привычек или нет? Ничего другого не оставалось, как взять его с собой. Матиуш так и сделал. И вот королевский караван уже знакомым путем двинулся назад через пустыню.
Только дома, у себя в кабинете, понял Матиуш смысл загадочных событий, свидетелем которых он оказался. Вот что рассказал ему профессор, который изучил пятьдесят языков.
— Давным-давно, когда один из предков Бум-Друма захотел ввести у себя в стране новые порядки, его в наказание отравили. А верховный жрец поведал своим соплеменникам такую легенду.
Настанет время, когда они заживут по-другому. И произойдет это так: однажды под вечер на небе появится огромная птица с железным сердцем и с десятью отравленными стрелами в правом крыле. Птица семь раз окружит поляну царской столицы и упадет на землю. У птицы будут два огромных крыла, четыре руки, две головы, три глаза и две ноги. Одна голова и две руки птицы погибнут от одной из десяти отравленных стрел. Два раза прогремит гром. Тогда верховный жрец взойдет на костер и сгорит, а железное сердце птицы разорвется. И останется от птицы кусок белого мрамора, горсть пепла и… белый человек. Тогда они не будут больше дикарями, начнут учиться разным хорошим и полезным вещам. Но пока не появится птица, ничего изменить нельзя. И вождь, который раньше времени вздумает ввести новые порядки, будет сожжен на костре или отравлен…
Бум-Друм предпочел отраве костер. И вот, когда должно было состояться торжественное сожжение Бум-Друма, в небе появился аэроплан с двумя путешественниками. Два раза прогремел гром — это Матиуш два раза выстрелил из пистолета, а пилот — две руки и один глаз птицы — умер, наткнувшись случайно на одну из десяти отравленных стрел. Верховный жрец добровольно сжег себя на костре, огромная птица сгорела, а Матиуш стал другом всех африканских вождей. И с этого дня дикари — уже не дикари: они будут учиться читать и писать, перестанут засовывать в нос ракушки и разные украшения из слоновой кости и одеваться будут, как все люди на земле.
— Вот здорово! — воскликнул Матиуш. — Пусть Бум-Друм пришлет к нам сто негров. Наши портные научат их шить, наши сапожники научат их тачать сапоги, наши каменщики научат их строить дома. Мы пошлем им граммофоны — пусть слушают красивую музыку, — потом отправим в Африку духовые трубы, барабаны и флейты, а потом скрипки и пианино. Научим танцевать наши танцы, чистить зубы и умываться с мылом… А еще я сделаю вот что! — воскликнул Матиуш. — Установлю в столице Бум-Друма беспроволочный телеграф. Тогда, чтобы с ним договориться, не нужно будет совершать далекое и опасное путешествие.
Он призвал королевских портных, сапожников, шляпников и велел сделать для Бум-Друма двадцать костюмов, двадцать пар обуви и двадцать шляп. Королевский брадобрей остриг Бум-Друму волосы. И Бум-Друм всему безропотно подчинялся. Правда, он по ошибке съел тюбик зубной пасты и кусок туалетного мыла, и у него заболел живот. Чтобы этого не повторилось, к Бум-Друму приставили четырех лакеев, которые не спускали с него глаз.
XXII
На следующий день после приезда Матиуша канцлер назначил заседание государственного совета. Но Матиуш попросил отложить его. Ночью выпал белый-белый пушистый, липкий снег, как раз подходящий, чтобы играть в снежки. В дворцовом парке собралась ватага мальчишек — человек двадцать, и среди них Фелек и Стасик. За окном развертывались такие баталии, что Матиуш не мог усидеть во дворце.
— Господин канцлер, — сказал он. — Я только вчера вернулся из опасного и утомительного путешествия. И добился успеха. Неужели королю нельзя передохнуть хоть один денек? Я ведь как-никак мальчик и очень люблю играть. Если нет срочных дел и один день можно подождать, я предпочел бы перенести совет на завтра, а сегодня поиграть с ребятами. Посмотрите, какой выпал чудесный снег и, наверно, последний в этом году!
Канцлеру стало жалко Матиуша. Ведь он был королем и имел право приказывать, а не просить, как обыкновенный мальчик, разрешения поиграть.
— Один день подождать можно, — согласился канцлер.
Матиуш даже запрыгал от радости. Надел меховую куртку, чтобы легче было бегать, — и айда в парк! Вот он уже лепит снежки и швыряет в мальчишек. Но мальчишки не решаются бросаться снежками в короля.
— Я так не играю! — заметив это, закричал Матиуш. — Я в вас бросаюсь снежками, а вы — нет. Не беспокойтесь, я за себя сумею постоять. Снежки — не отравленные стрелы!
Ребята разделились на две партии: одни нападают, другие защищаются. Крик стоял такой, что даже лакеи выскочили из дворца посмотреть, не случилось ли беды. Но, увидев короля, скроили постные мины и, не проронив ни слова, ретировались.
Короля не отличить от других мальчишек. Он несколько раз падал и с головы до ног был в снегу. Один снежок угодил ему в спину, другой — в голову, третий — в ухо. Матиуш защищался отчаянно.
— Послушайте! — крикнул Матиуш. — Давайте так: в кого попадут снежком, тот убит и выбывает из игры. Тогда будет видно, кто победил.
Очень скоро все оказались «убитыми». Тогда уговорились по-другому: убитым считается тот, в кого попадут три раза. Некоторые ребята, правда, жульничали и продолжали сражаться уже «убитые», но играть все равно стало интересней. Меньше галдели, старательней лепили снежки и лучше целились. Потом решили: убитым считать того, кто упадет. Играли так здорово, что Матиуш позабыл обо всем.
Когда надоело играть в войну, слепили огромную снежную бабу. Сунули ей в руку метлу, из угольков сделали глаза, из морковки нос.
— Господин повар, дайте, пожалуйста, два уголька! — кричал Матиуш, врываясь в королевскую кухню.
— Господин повар, дайте морковку, нос сделать для снежной бабы!
Повар злился, потому что следом за Матиушем вваливалась в кухню вся орава. Снег в тепле таял, на полу образовывались грязные лужицы.
— Двадцать восемь лет королевским поваром служу, а такого свинарника у меня на кухне еще не бывало! — ворчал повар и шпынял поварят, чтобы побыстрее пол подтирали.
«Жалко, что в стране Бум-Друма нет снега, — подумал Матиуш, — а то бы я научил негритят лепить снежные бабы».
Потом Фелек предложил покататься на санках. В королевской конюшне имелось четверо саней и четыре пони.
— Мы сами будем править, — сказал Матиуш конюхам. — Давайте устроим состязание: кто первый пять раз объедет вокруг парка.
— Давайте! — согласились ребята.
Только сел Матиуш в санки, видит — в их сторону трусцой бежит канцлер.
— Наверно, за мной. — Матиуш печально вздохнул. Так и есть.
— Тысяча извинений, ваше величество! К сожалению, я должен прервать вашу игру.
— Ничего не поделаешь. Играйте без меня, — сказал Матиуш ребятам. — Ну, что случилось?
— Приехал наш главный заграничный шпион, — зашептал канцлер, — очень важные новости привез. Писать он боялся — письма могли перехватить. Надо немедленно принимать решение, через три часа он снова уезжает за границу.
Тут перевернулись первые санки: норовистый пони отвык ходить в упряжке и, вместо того, чтобы тянуть вперед, дернул вбок. С завистью смотрел Матиуш, как ребята, смеясь, вскочили на ноги и стали поднимать сани. Но хочешь не хочешь, а идти надо.
Взглянуть на настоящего шпиона тоже интересно. До сих пор Матиуш знал о них только понаслышке.
Вместо босоногого парня или нищего старика с мешком за спиной (так Матиуш представлял себе шпионов) к нему ввели элегантно одетого господина. Сначала Матиуш подумал, что это министр земледелия, которого он не знал в лицо, так как тот жил в деревне и редко приезжал в столицу.
— Я главный шпион в стране Старого короля, — представился щеголь. — Приехал предупредить ваше величество, что сын Старого короля вчера закончил строительство крепости. Но это еще не все. Год назад он в величайшей тайне выстроил в лесу пороховой завод, и теперь ему никакая война не страшна. У него в шесть раз больше пороха, чем у нас.
— Вот негодяй! — вырвалось у Матиуша. — Я строил в лесах дома для детей, а он тем временем делал снаряды и пушки, готовясь уничтожить то, что я построил…
— И это еще не все, — тихим, вкрадчивым голосом перебил Матиуша шпион. — Он задумал нечто более чудовищное. Прознав, что вы собираетесь разослать иноземным королям приглашения на торжественное открытие парламента, он подкупил вашего секретаря, и тот вместо приглашений заготовил фальшивые ноты с объявлением войны.
— Ах, мошенник! Я сразу догадался, когда был у них в гостях, что он меня терпеть не может!
— Я еще не кончил, ваше величество! О, сын Старого короля очень хитрый! На случай если бы афера с письмами провалилась, заготовлено дерзкое, оскорбительное послание Печальному королю. Ваша подпись подделана. Наследник Старого короля во что бы то ни стало хочет вас поссорить. А теперь, ваше величество, давайте подумаем, как предотвратить несчастье.
— Итак, что же следует сделать?
— Прежде всего подпишите приглашения иноземным королям, а я втайне заберу их с собой. А завтра с серьезным видом советуйтесь, как и когда пригласить гостей, будто письма еще не отправлены. Пусть секретарь вершит свое черное дело, но в последний момент вскройте конверты, а секретаря арестуйте.
— Ладно. А как быть с крепостью и пороховым заводом?
— Чепуха! — ухмыльнулся шпион. — Взорвать — и дело с концом! Я как раз приехал затем, чтобы получить ваше разрешение, государь.
Матиуш побледнел.
— Как это взорвать? Одно дело во время войны уничтожить неприятельский завод, но так… Пригласить в гости, а самим устроить такую пакость исподтишка…
— Я понимаю, ваше величество, вы считаете, что это неблагородно и некрасиво. Разумеется, без вашего разрешения я ничего не буду делать. Но имейте в виду: у него в шесть раз больше пороха, чем у нас.
Матиуш в волнении заходил по кабинету:
— А как вы собирались это осуществить?
— Помощник главного инженера на этом заводе нами подкуплен. Он знает завод, как свои пять пальцев. Там есть небольшой склад, набитый стружками. Стружки загорятся, и вспыхнет пожар.
— Ну, его потушат.
— Нет, не потушат. — Шпион ухмыльнулся и прищурил один глаз. — Окажется, что лопнула водопроводная груба, и на заводе нет ни капли воды. Не беспокойтесь, ваше величество, все будет в порядке.
— А как же рабочие — погибнут? — спросил Матиуш.
— Пожары возникают обычно ночью, поэтому рабочих погибает немного. Во всяком случае, во время войны людей погибло бы в сто, в тысячу раз больше.
— Знаю, знаю, — с досадой перебил Матиуш.
— Ваше величество, мы должны это сделать, у нас нет иного выхода, — робко вставил канцлер.
— Знаю, что нет! — рассердился Матиуш. — Тогда зачем спрашивать моего разрешения?
— Без вашего разрешения мы не имеем права…
— «Не имеем права», «должны»… Ну, ладно, поджигайте завод, а крепость не трогайте.
Матиуш быстро подписал приглашения трем королям и пошел к себе в комнату.
Там он сел у окна, подпер руками голову и стал смотреть, как весело ребята катаются на санках.
«Теперь я понимаю, — подумал он, — почему Печальный король так печально играет на скрипке и почему он воевал со мной, хотя не хотел этого».
