XIX
Доминик проснулся только около двенадцати, когда Хмурый и Весельчак давно уже были под замком. Он чуть-чуть приоткрыл один глаз и с удивлением обнаружил, что его окружает толпа, в которой он сразу увидел Пиню и его родителей.
— Что случилось? — шёпотом спросил он у Пини.
— Наконец-то ты проснулся! — радостно воскликнул Пиня.
— Проснулся… Ну и что особенного? Проснулся…
— Ты крепко спал, — сказал Пиня.
— Крепко спал… Да я каждый день крепко сплю, вернее, каждую ночь, — ответил ему Доминик.
— Да, но сегодня ты спал особенным образом.
— Что значит «особенным образом»?
— Не по своей воле.
— Ничего не понимаю. — Доминик задумчиво почесал кончиком хобота лоб.
— Тебя усыпили, понимаешь?
— Меня?
— Да-да, тебя!
— Кто?
— Два каких-то бандита, их уже забрали.
— Куда?
— В тюрьму.
— За что?
— За то, что они тебя усыпили.
— В тюрьму? А мне так сладко спалось… — в недоумении заметил Доминик. — Как можно за это забирать в тюрьму?
— Они усыпили тебя с преступными намерениями.
— Оставь, пожалуйста…
— Им нужно было, чтоб ты спал как можно крепче.
— А я в самом деле крепко спал! Ах, если б ты знал, как я спал! Раз они меня усыпили — значит, они очень хорошие люди. Пиня, попроси, чтоб их выпустили. Пусть сегодня вечером они усыпят меня ещё разок!
— Какой ты глупый! — с удивлением протянул Пиня. — Они хотели нанести тебе вред.
— Не выдумывай, Пиня.
— Дали тебе пилюли…
— Что тут страшного? Мало ты мне давал пилюль? Сам вспомни! — весело отозвался Доминик и дружески ткнул Пиню хоботом в бок.
— Это совсем другое дело. Они усыпили тебя, потому что хотели обокрасть.
— Меня? — удивился Доминик.
— Вот именно.
— Что ж они хотели у меня украсть? Ведь у меня ничего нет.
— Это тебе только кажется, — ответил Пиня. — У тебя есть целое сокровище.
— Брось шутить!
— Правда-правда сокровище, — с убеждением повторил Пиня.
— Мне об этом ничего неизвестно, — заявил в ответ Доминик.
— А бивни?
— Что — бивни?
— Ну, бивни.
— Чьи?
— Да твои. Ведь у меня нет бивней, — сказал Пиня.
— Да, это верно, у меня есть бивни, — согласился Доминик. — Ну и что?
— Бивни — это и есть твоё сокровище.
— Первый раз слышу!
— Они из настоящей слоновой кости, — пояснил Пиня, — а слоновая кость очень дорогая. Кроме того, бивни у тебя на редкость красивые.
— Вот не имел ни малейшего представления, что мои бивни представляют такую ценность, — ответил Доминик.— Я, правда, к ним очень привык, они у меня ещё с детства, но я никогда не думал, что они такие дорогие.
— А воры знали об этом.
— Не говори глупостей! — воскликнул Доминик. — Что, по-твоему, бивни отвинтить можно?
— Отвинтить не отвинтить, а отпилить можно.
— Каким образом?
— Пилой. Воры так и хотели поступить.
— Ни за что не поверю! Ведь если будешь пилить, пойдёт визг, скрежет…
— Кто спит крепко, тот не услышит скрежета.
— Ну хорошо, а где доказательство, что они собирались их отпилить?
— Вот! — И Пиня указал на брошенную в траве пилу. — Кроме того, на левом бивне у тебя след.
— След?
— Да, след. Ты посмотри хорошенько.
Доминику, чтобы посмотреть на свой левый бивень, пришлось порядком скосить глаза. Выглядело это очень забавно.
— Видишь? — спросил Пиня.
— По правде сказать, не очень.
— Тогда пощупай хоботом! Не верит…
Доминик провёл кончиком хобота по левому бивню и действительно обнаружил не то надлом, не то царапину.
— Ага, — сказал он, — что-то есть!
— Вот видишь!
— Думаешь, они пытались отпилить бивень?
— Разумеется! Разве у тебя было раньше что-нибудь на бивне?
— Если мне память не изменяет, ничего не было.
— Тебе не приходилось на него падать, когда ты был маленький?
— Не приходилось.
— Не совал ты его куда не следует?
— Не совал.
— Он был у тебя всё время гладкий?
— Всё время.
— А теперь на нём надпил.
— Надпил, — вынужден был признаться Доминик.
— Его сделали воры, понимаешь? Сейчас я принесу тебе зеркало, и ты всё рассмотришь.
Пиня побежал в дом и, захватив из ванной большое зеркало, через минуту вернулся к Доминику.
— Гляди! — сказал Пиня.
Доминик глянул в зеркало и увидел на левом бивне след от пилы. Кроме повреждённого бивня, в зеркале отражался ещё хобот, другой бивень, голова, а также несколько человек из толпы, которая по-прежнему окружала ещё Доминика.
— Какие бандиты! — произнесла с возмущением одна да женщин.
— Как можно дойти до такого варварства?! — негодовал похожий на профессора старичок.
— До конца жизни не выпускать их из тюрьмы! — отозвалась другая женщина.
— Над таким замечательным зверем так надругаться! — с горестным изумлением сказал один из Пининых соседей.
— Ишь, слоновая кость понадобилась! — с гневом бросила Пинина мама.
— Это же наглость, — забраться ночью с пилой в чужой сад! — кричал Пинин папа. — Пиня, мы должны устроить совет. Доминик не может оставаться больше в саду. Надо подыскать для него подходящее место. Кто может поручиться, что другой какой-нибудь вор не проделает то же самое?
— Правильно! Правильно!.. — закричали из толпы.
— Вот только куда его поместить? — задумался Пиня.
Все почесали в затылке. Действительно, на такой вопрос вдруг не ответишь. Доминик был такой огромный, что не могло быть и речи, чтобы поселить его в каком-нибудь доме. Из всего города только в трёх зданиях он мог поместиться: в Доме физкультурника, на вокзале и на фабрике. Но в Доме физкультурника что ни день происходили матчи, на вокзале днём и ночью кишел народ, а фабрика должна была выпускать продукцию — Доминик был бы только помехой в работе.
— Что делать? Что делать? — повторяли люди и думали, думали, думали наперегонки.
— Придумал! — крикнул наконец Пиня.
— Что? — ответили все хором.
— Отдадим его в зоопарк. Там сторожа и решётки зоопарк охраняют. Там мы сможем навещать Доминика, когда нам захочется.
— Прекрасная мысль! — обрадовался похожий на профессора старичок.
— Прекрасная! Прекрасная!.. — закричали все вокруг.
— Великолепная! — присоединился ко всем Пинин папа. — Сейчас я позвоню по телефону директору нашего зоопарка.
Доминик тем временем всё смотрел на себя в зеркало. Он давно уже перестал рассматривать царапину на левом бивне. Теперь он строил рожи. То зажмурит левый глаз, то f правый, то начнёт хоботом выписывать кренделя, то поставит торчком одно ухо, то медленно опустит, морща свой огромный лоб, который становился от этого похожим на стиральную доску.
— Может, я не красавец, но обаяния у меня хоть отбавляй, — буркнул Доминик. — Конечно, царапина на бивне немножко меня портит. К счастью, бивень всё-таки не отпилили. Хорош бы я был с отпиленным бивнем! Один бивень! Ужасно!
— Директор очень обрадовался нашему предложению,— сказал Пинин папа, выйдя из дома. — Он говорит, мы можем привести Доминика хоть сейчас. Он встретит его с распростёртыми объятиями.
— Слышал? — спросил Пиня Доминика.
— В чём дело? — И Доминик посмотрел на Пиню недоумевающий взглядом.
— Ты переселяешься в зоопарк.
— Мне и тут хорошо!
— Но там ты будешь в безопасности.
— Не хочу!
— Сделай это, пожалуйста, для меня! — сказал Пиня умоляющим голосом. — Если ты останешься тут, я не усну спокойно.
— Ты тоже будешь жить в зоопарке? — спросил Доминик.
— Я не могу там жить постоянно, но я всё время буду тебя навещать.
— Один я туда не пойду!
— Мы все тебя туда проводим.
— Не хочу! Мне и здесь хорошо!
— Там тебе тоже будет хорошо. Там живут… — начал Пиня таинственно.
— Кто там живёт? — спросил Доминик, заинтересовавшись.
— Там живут слоны, — пояснил Пиня. — Тебе наверняка будет приятно встретиться с ними, поболтать о ваших слоновьих делах, и всё прочее…
— Сколько там слонов?
— Трое. Двое взрослых и один слонёнок.
— Как их зовут?
— Гжесь и Гжесиха.
— А слонёнка?
— Жемчужинка.
— Хорошо! — воскликнул Доминик.
— Он согласен! — крикнул Пиня в толпу.
— Урра!.. — послышался дружный крик.
Не теряя времени, все двинулись к зоопарку. Впереди шёл Пиня, за ним Доминик, следом за Домиником вся толпа, которая с каждой минутой всё росла и росла. При виде необыкновенного шествия люди выбегали из домов и присоединялись к идущим. Вдруг Пиня оглянулся.
— Ты с ума сошёл, — сказал он Доминику. — Зачем ты взял зеркало?
— Не сердись, — умоляющим голосом ответил Доминик. — Я взял его на память. Когда мне будет тоскливо, я стану в него смотреться.
XX
Мистер Грейтест ходил в волнении по своей каюте. Взад и вперёд. Третьи сутки были они в океане. «Какое нудное дело — переплывать океан», — думал про себя мистер Грейтест, и его нетерпение росло. Наконец он не выдержал и нажал кнопку звонка. В который уже раз… На пороге вырос тощий, весь в чёрном, секретарь.
— Вы меня звали, сэр?
— Да, звал.
— Я в вашем распоряжении.
— Сходите на палубу, — сказал мистер Грейтест.
Секретарь поклонился и вышел. Вернулся он оттуда минут через пятнадцать.
— Ну что, были на палубе? — спросил мистер Грейтест.
— Да, сэр, — ответил секретарь.
— Как вы полагаете, плывёт пароход или нет?
— Плывёт, сэр.
— Странно, — заметил мистер Грейтест, — я этого совсем не ощущаю.
Он подошёл вплотную к секретарю и посмотрел ему в глаза.
— Говорите правду! — сказал он грозно, — Плывёт или не плывёт?
— Плывёт, плывёт, сэр, к тому же очень быстро. Капитан объяснил мне, сэр, что это самый быстроходный пароход из всех, какие только в настоящее время плавают по океану.
— Капитан мог солгать, — сказал мистер Грейтест, — я скорости не ощущаю.
— Вы не ощущаете её, сэр, только потому, — любезно объяснил секретарь, — что судно движется очень плавно…
— Плавно, плавно, плавно, плавно… — передразнил секретаря мистер Грейтест. — Нет ничего хуже, чем плыть по морю. В автомобиле, в поезде человек чувствует движение. Мелькают за окном деревья, телеграфные столбы, заборы, дома и всё прочее. А в море ничего не мелькает. Ни тебе столбов, ни тебе деревьев — ничего, только вода и вода. Откуда мне знать, еду я или стою на месте?
— Не нервничайте, пожалуйста, сэр.
— Легко говорить! А я никак не могу дождаться, понимаете?.. Никак не могу дождаться встречи с этим, ну как его…
— С Домиником.
— Вот именно! С Домиником. Есть у вас новости?
— Несколько телеграмм, — ответил секретарь.
— И вы молчите! — крикнул вне себя мистер Грейтест.
— Я не хотел нарушать вашего душевного равновесия.
— Что вы хотите этим сказать?
— Эти сообщения, сэр, не очень приятны.
— Знаю! — воскликнул мистер Грейтест. — Доминика нет в живых!
— Ничего подобного, сэр, ничего подобного, — поспешил успокоить мистера Грейтеста секретарь. — Правда, было одно неприятное происшествие, но его жизни не угрожает ни малейшая опасность.
— Значит, он болен! — с горечью воскликнул мистер Грейтест.
— Он не болен, — продолжал секретарь, — он абсолютно здоров. На него было сделано покушение…
— Покушение на жизнь? — с ужасом спросил мистер Грейтест.
— Не столько на жизнь, сколько на бивни, — пояснил секретарь.
— Подумать!.. — застонал мистер Грейтест.
— Хотели их отпилить.
— Да что вы говорите? Отпилить?!
— Отпилить.
— Ну и что?
— Покушение оказалось неудачным.
— А покушавшиеся?
— За решёткой.
— Очень хорошо! — обрадовался мистер Грейтест. — Зря вы паникуете, мой друг. Известия неплохие.
— Это ещё не всё, сэр. Доминик больше не живёт у несовершеннолетнего мальчика.
— О, это уже что-то новое! Где же он? — спросил с беспокойством мистер Грейтест.
— В зоологическом саду. Это в корне меняет ситуацию.
— В каком смысле? — осведомился мистер Грейтест.
— Купить его будет труднее. С маленьким мальчиком дело уладить просто, с дирекцией зоопарка договоришься не вдруг.
— Ничего, справимся, — с убеждением заявил мистер Грейтест. — Сколько бы он ни стоил, он будет мой!.. Сомневаетесь?
— И не думаю, сэр, — поспешно выпалил секретарь. — Я знаю по собственному опыту: если вы что-нибудь решите, несмотря на препятствия, вы поставите на своём!
— На этот раз будет то же самое, — торжественно заявил мистер Грейтест, подходя к иллюминатору. — Глядите! — закричал он вне себя от негодования. — Опять стоим!
Секретарь тоже подошёл к иллюминатору и посмотрел на море.
— Осмелюсь выразить противоположное мнение, сэр.
— Вы полагаете, мы плывём?
— Разумеется, плывём, — ответил секретарь.
— Я этого не вижу, — возразил мистер Грейтест.
— Если бы вы согласились, сэр, подняться со мной на палубу, я попытался бы убедить вас в обратном.
— Каким образом?
— А очень просто! Достаточно бросить за борт какой-нибудь предмет, вы сразу увидите — предмет отстанет от судна…
— В таком случае, на палубу!
— Что же мы будем бросать? — спросил секретарь. — У меня нет ничего подходящего.
— Сигары годятся? — осведомился мистер Грейтест.
— Сигары? — повторил изумлённый секретарь. — Как вам сказать… Годятся, наверно.
— Тогда берите со стола коробку с сигарами и скорей наверх!
Секретарь взял огромную, только что вскрытую коробку первосортных сигар, и они отправились на палубу. Стали у поручней. Секретарь подал мистеру Грейтесту коробку и сказал:
— Начинайте, сэр. Прошу.
Мистер Грейтест с торжественностью взял кончиками пальцев сигару, поднял её над головой и широким взмахом бросил за борт в кипящие волны.
Сигара нырнула сперва в белую пену, потом всплыла и заколыхалась на морской поверхности… Удаляясь, она становилась всё меньше и меньше, пока не скрылась из глаз.
— Что вы на это скажете, сэр? — спросил секретарь.
— Пока трудно что-либо ответить, — заявил мистер Грейтест. — Дайте ещё сигару.
Через несколько секунд вторая сигара тоже покачивалась на волнах. Затем третья, четвёртая, пятая, шестая, седьмая, восьмая, девятая, десятая… пятнадцатая… тридцатая…
В течение часа вся коробка, в которой было сто сигар, очутилась в океане.
— Кажется, мы и в самом деле плывём, — согласился мистер Грейтест. — Вам известно, с какой скоростью мы плывём?
— Понятия не имею, сэр.
— Ну так слушайте меня. Я вам скажу! Мы плывём со скоростью ста сигар в час!
— Это вы здорово подсчитали, сэр, — с подобострастной улыбкой заметил секретарь. — Здорово!
— Это не так уж трудно, если у тебя есть часы, а в коробке лежит сто сигар. Но интересует меня другое…
— Что именно, сэр?
— Интересует меня, сколько ещё сигар осталось до Доминика?
XXI
Если б не отсутствие Пини, Доминику в зоопарке жилось бы замечательно. Правда, Пиня навещал его часто, и всё-таки это было не го: Пини не было больше у Доминика под рукой, или, точнее сказать, под хоботом, ведь у Доминика, который слыл необычайным слоном, рук тем не менее, не было.
Доминика поселили в превосходно оборудованном, похожем на ангар доме. Перед домом находилась большая площадка, где Доминик мог гулять сколько ему нравится. Площадку обнесли забором. За забором вечно толпились посетители. Были среди них друзья и почитатели Доминика, но в основном это были люди незнакомые, их привлекала в зоопарк всемирная слава Доминика.
Ни в одном зоопарке в целом свете не было такого великолепного слона, вдобавок ещё белого. Посреди площадки росло большое дерево, судя по всему, вяз, и на этом дереве, то есть, судя по всему, на вязе, висело зеркало из ванной, которое принёс сюда Доминик.
Время от времени Доминик подходил к зеркалу, садился и начинал в него смотреться. Публика, следившая с восхищением за каждым шагом Доминика, за каждым взмахом его хвоста, хобота, неистовствовала в эту минуту от восторга.
Вначале из-за зеркала чуть было не произошёл скандал.
Директор ни за что на свете не желал примириться с зеркалом.
— Ни у одного слона на свете нет собственного зеркала, — говорил директор. — Я побывал в сотнях зоопарков, но зеркала нигде не видел! Подумайте, какой пример для обезьян! И без того некоторые посетители, желая подурачиться, суют обезьянам зеркальца. Обезьяны эти зеркальца тут же начинают грызть, а вредность такого дела давно известна науке. Мне очень неприятно, но на зеркало я не согласен!
— В таком случае, ухожу из зоопарка! — заявил Пине Доминик.
— Выслушайте меня, пожалуйста, — сказал Пиня директору. — Дело это нешуточное, и я предлагаю вам одно из двух: или в вашем зоопарке будет жить самый замечательный на свете слон с этим несчастным зеркалом, или в вашем зоопарке не будет этого несчастного зеркала, но тогда не будет и Доминика — белого царя слонов!
— Почему? — удивился директор.
— Потому что Доминик очень привязан к зеркалу.
— Ты-то откуда знаешь?
— Он мне сказал об этом.
— Кто сказал? — с изумлением спросил директор.
— Он, — ответил Пиня, указав на Доминика.
— Так он, значит, говорящий?
— А вы как думали? — спросил в свою очередь Доминик.
Услышав это, директор так и сел прямо на землю.
— Хорошо, хорошо, — сказал он, — я согласен на зеркало! На два зеркала! На три! На сто!
И зеркало осталось в зоопарке.
Вы думаете, это всё? Как бы не так! Гжесь со своей женой и Жемчужинкой жили поблизости от Доминика и даже успели с ним подружиться. Они беседовали вечерами на свои слоновьи темы, рассказывали разные слоновьи истории, шутили. Продолжалось это до тех пор, пока в один прекрасный день Гжесь не увидел на этом, как его… судя по всему, на вязе зеркало Доминика. Зеркало висело там уже давно, но сейчас на него упал яркий луч солнца, и оно засверкало. Сверкание зеркала — это разговор, который зеркало ведёт с солнцем, с луной, с электрической лампочкой,, со свечой — одним словом, со всем, что горит или поблёскивает. Итак, Гжесь увидел сверкание зеркала и спросил у Доминика:
— Эй ты, белый, что это такое? — и указал хоботом на зеркало.
— Это зеркало, Гжесь, — ответил Доминик.
— Для чего оно?
— Для того, чтоб в него смотреться.
— Не понимаю, что это значит, — ответил Гжесь, который ни разу в жизни ни во что не смотрелся.
— Ты можешь увидеть себя там внутри, — пояснил Доминик.
— Почему же внутри, когда я сам снаружи?
— Ну ладно, — сказал Доминик, который не хотел спорить с Гжесем. — Ты стоишь снаружи, а отражаешься внутри,
— Ага, — буркнул Гжесь, который так ничего и не понял.
— Если у тебя, скажем, вскочит на хоботе прыщ, — продолжал Доминик, — то этот прыщ ты сможешь увидеть в зеркале.
— Я его увижу и без зеркала, — заявил Гжесь.
— Ну конечно, увидишь, — согласился с ним Доминик, — но тогда тебе нужно вот так скосить глаза, а тут ты можешь обойтись без этого.
— Тогда дай мне зеркало! — потребовал Гжесь.
— Об этом не может быть и речи! — ответил Доминик.
— Не дашь?
— Не дам!
— Смотри, белый, пожалеешь!
— Пугай свою Жемчужинку — не меня, — ответил Доминик и отвернулся от грубияна.
С тех пор стоило Доминику отвернуться, как завистливый Гжесь бросал камнями в зеркало. Он брал в хобот камень и, помахав, пускал камень со свистом в сторону вяза. К счастью, Гжесь был мазила, в зеркало он так и не попал.
Неизвестно, чем бы всё это кончилось, если б Доминик не увидел однажды случайно у Пини маленькое карманное зеркальце.
— Такое зеркальце мне бы пригодилось, — сказал словно невзначай Доминик.
— Зачем оно тебе? — спросил Пиня. — Ведь твоё зеркало в сто раз лучше.
— Это зеркальце нужно мне для подарка, — вполголоса пояснил Доминик.
— Я бы его тебе дал, — ответил Пиня, — но боюсь, подаришь какой-нибудь обезьяне, что тогда?
— Вот уж правда, обезьяной его можно назвать.
— Кого ты имеешь в виду?
— Гжеся.
— Так это зеркальце для него?
— Для него.
— А он его, часом, не съест?
— Не такой он дурак!
— Тогда держи! — И Пиня протянул Доминику свое карманное зеркальце.
Доминик подарил его Гжесю. Гжесь ошалел от счастья. Он смотрелся в него с утра до вечера. Выглядело это очень забавно, потому что, Гжесь никак не мог увидеть себя целиком. Зеркальце было маленькое, а Гжесь, хоть и не был великаном, как Доминик, но он был всё-таки слоном в полном смысле этого слова. Он мог видеть себя только по частям. Сперва один кусочек, потом другой и так далее, пока в конце концов из отдельных кусков не складывалось целое. Даже ухо приходилось ему рассматривать в несколько приёмов.
Когда директор зоопарка увидел зеркальце у Гжеся, он весь затрясся от гнева и крикнул сторожу:
— Кто это дал Гжесю?
Прежде чем сторож успел ответить, до ушей директора донёсся спокойный голос Доминика:
— Это я дал ему зеркало!
— Ну, тогда другое дело!
Нервно потирая руки, директор отправился к себе в кабинет.
— Скоро весь зоопарк станет сплошным зеркальным залом, — ворчал себе под нос директор.