Часть вторая. «ТРЕМОЛИНО»
ФОНАРЬ И КОМПАС
В апреле прошлого года Саню Денисова прогнали с уроков. За родителями. Факт невероятный. До того дня Денисов был среди третьеклассников самым вежливым и никогда не нарушал дисциплину. Скорее всего, именно поэтому – от неожиданности – его «дикая выходка» повергла Юлию Геннадьевну в особое негодование.
– Марш домой! И без отца или матери не являйся!
Саня не испугался. Торжество справедливой победы еще звенело в нем, и он ответил с несвойственной ему дерзостью:
– Но вы должны понимать, что все нормальные родители сейчас на работе.
Юлия Геннадьевна сказала, что это ее не касается. Сама проводила его до раздевалки и велела тете Кате выдать «этому грубияну» куртку. Саня пожал плечами и ушел из школы.
Идти домой было бессмысленно. Поехать в университет к отцу? Саню там знают и помогут отыскать профессора Денисова. Но не бросит же папа лекции, чтобы немедленно мчаться для разбора школьного скандала!
Прогуливать так прогуливать! Саня побренчал в кармане мелочью и с хмурой решительностью отправился на автобусную остановку. Он поедет в магазин «Буратино», где есть комната компьютерных игр. А дальше будет видно.
День был серый, влажный. Автобус долго не приходил. Саня поеживался и топтался у бетонного фонарного столба, оклеенного объявлениями. Казалось, все население Краснодзержинска охватила неудержимая «охота к перемене мест». Масса объявлений была про обмен квартир. Кто-то хотел за две маленькие получить большую, кто-то, наоборот, – за трехкомнатную просил двухи однокомнатную. Кому-то хотелось переехать в Краснодзержинск из Севастополя (наверно, ненормальный). Какой-то наивный человек предлагал поменяться на районный город Туринск…
Но менялись не только квартирами. Предлагали французские духи за детские колготки, венгерскую двуспальную кровать («в хор. сост.») за мотоцикл любой марки («можно подерж.»). Интересно, кто отдаст мотоцикл даже за самую мягкую и роскошную кровать? Разве что инвалид какой-нибудь… За «библиотеку с классиками» просили цветной телевизор, а за баню на дачном огороде – японский телефон с электронной памятью…
Зябкий ветер трепал на объявлениях бахрому из язычков с телефонными номерами. Почти у всех бумажек была такая бахрома. И лишь один листок – без нее. И к тому же – не белый, а розовый. Саня зацепился за него взглядом. И…
«Продается старинный американский компас с японской шхуны. А также старинный морской фонарь оттуда же. Спросить в любое время. Ул. Кирова, д. 3, кв. 26».
Это было… ну как ветерок из тропиков среди запахов промозглой улицы. Или как если бы между озабоченных скучных прохожих прошагал человек в ослепительно белой форме с якорями и золотыми нашивками… Саня мигнул, прочитал еще раз. Ему, с давних дошкольничьих лет воспитанному на книжках и кино про паруса, объявление показалось не просто чудом. Еще и старинной загадкой, тихим голосом, похожим на зов в страну Приключений…
Саня постоял, зажмурившись. А когда решил прочесть о компасе и фонаре снова, увидел рядом дядьку. Молодого, с клочковатыми темно-медными волосами, с густыми веснушками, проступающими сквозь словно пыльный загар. Дядька этот вынул из кармана просторной куртки блокнот и ручку, стал деловито записывать адрес.
Не сдержался Саня, протяжно и шумно вздохнул. Клочкасто-рыжий незнакомец глянул на него сверху вниз, Саня – навстречу. Глаза в глаза. Тихо и с грустной завистью Саня спросил:
– Будете покупать, да?
Незнакомец ответил по-деловому:
– Небось цену заломят несусветную. Надо посмотреть.
– А вы… сейчас пойдете смотреть?
Незнакомец взглянул на часы и опять на Саню:
– Да, пожалуй…
Саня внутренне зажмурился и еще больше набрался храбрости:
– Простите, пожалуйста. Вы не могли бы взять меня с собой?
У незнакомца были ярко-синие, с резким блеском глаза.
– Интересуешься? – с сочувствием спросил он.
– Естественно, – вздохнул Саня. – Раз прошусь…
– Но это ведь далеко, улица Кирова…
– Я знаю. Недалеко от университета, где папа работает. На «восьмерке» без пересадки.
Незнакомец наклонил набок голову. С любопытством.
– Дитя мое, а папа и мама не говорили тебе, что не следует на улицах знакомиться с непонятно какими взрослыми? Да еще отправляться с ними неизвестно куда…
Саня внутренне вздрогнул. Папа и мама про такое говорили. И в школе говорили. И по телевизору. Потому что бывают взрослые мерзавцы, которые заманивают детей и делают с ними всякие гадости и даже губят до смерти. Страх и сомнение подсказывали: извинись-ка, Санечка, и давай на попятную… Хотя лицо незнакомца – некрасивое, но симпатичное – вызывало доверие… Но мало ли что! Преступники иногда бывают очень обаятельные… Да, но разве всякие гады и мучители интересуются корабельной стариной?.. Саня нашелся:
– Но ведь это не вы меня куда-то заманиваете, а я сам попросился.
– Логично. – Незнакомец кивнул медной головой. – Ну что ж… А дома не хватятся, где ты?
– У меня еще два часа до той поры, когда мама станет звонить и спрашивать, пришел ли я из школы…
Тут, как бы разбивая последние сомнения, подкатил автобус – полупустая «восьмерка».
– Ну поехали, искатель приключений…
Они сели на заднее сиденье. Саня – у окошка. Он стеснялся и поэтому смотрел на улицу, хотя были там серость и скука.
Попутчик сказал:
– Меня зовут Даниил Корнеевич. Вострецов. А тебя?
– А меня… Александр Александрович, – неловко, исключительно из-за смущения, пошутил Саня. – Денисов.
Даниил Корнеевич кивнул:
– Очень приятно. А скажи, Александр Александрович, почему ты не на уроках. Вроде бы самый разгар школьного расписания…
– Выгнали, – безбоязненно сказал Саня.
– Не похож ты на человека, которого выгоняют из школы…
– Это впервые в жизни.
– Да? А что послужило причиной столь кардинальной педагогической меры? Если не секрет, конечно…
Уважительный тон вызвал у Сани ответное доверие.
– Ничуть не секрет. Я дал ему по зубам!.. Вернее, хотел по зубам, а попал по носу, и он разбился. Нос… Ну и что?! Они изводили меня три года подряд! Целой кучей на одного! Потешались как вздумается. Дразнили… знаете как? Маринованный Сверчок…
– Глупость какая, – печально отозвался Даниил Корнеевич. – Бессмыслица.
– Конечно! Ну и… есть же предел терпению!.. Я позвал его в закуток у раздевалки и там… Вы знаете, это ужасно, когда кровь капает с лица, и я бы ни за что его больше не ударил. Тем более, что он заплакал… И тут Юлия Геннадьевна…
– Понятно… Александр Александрович.
– Саня я… – виновато сказал он.
– Ага… А что, Саня, тебя толкнуло-то? Столько терпел и вдруг…
Саня потрогал сквозь штанину кнопку-родинку. Глядя себе в колени, признался:
– Книгу прочитал. «Одиссея капитана Блада»… Мне кажется, человек не имеет морального права читать такие книги, а потом трусить…
Даниил Корнеевич потер щеки с чуть заметной медной щетинкой.
– Однако ты, наверно, и раньше читал героические книжки…
– Разумеется. Но раньше я не ощущал такой взаимосвязи.
– М-да… А теперь, значит, осознал. И сразу неприятности. Слушай, но это же несправедливо! Ты защищал свое достоинство, и тебя же сделали виноватым! А с уроков выгонять вообще запрещено.
Саня шевельнул плечами: такова, мол, наша действительность.
– Знаешь что? Морской антиквариат подождет. Давай-ка поедем в твою школу и расставим нужные акценты. У меня есть полномочия…
– Не стоит! Папа сходит и сам… расставит.
– Не боишься папы?
– Ни в малейшей мере, – сказал Саня слегка надменно. – Папа всегда вникает в суть дела.
Папа вникал. И если даже Саня оказывался виноват, дело кончалось беседой, не более. Лишь единственный раз в жизни, когда Саня решил, что курево укрепляет мужской характер, и попался на первой попытке, папа позабыл о современной педагогике, стал сдергивать с себя чахлый клеенчатый поясок. Саня перепугался тогда не столько за себя, сколько за отца: до какого же состояния он, Санька, довел кошмарным поступком папу, если тот пошел на т а к о е д е л о! И во время суетливой и неумелой воспитательной процедуры он жалобно просил: «Папочка, ты только, пожалуйста, не волнуйся…»
Короче говоря, случай был совершенно нехарактерный для семейства Денисовых.
В 26-й квартире, в доме номер 3 на улице Кирова им открыла дверь нестарая, но рыхлая тетка в мохнатом длинном халате. Узнала, зачем пришли, слегка удивилась:
– Да-а? А я и не ждала… Это зять привез с Владивостока, говорит: напиши, может, найдутся любители… Сам-то он опять укатил, язви его…
Она явно настроена была подробно изложить свое мнение о непутевом зяте, однако Вострецов сухо сказал:
– Позвольте посмотреть вещи.
Тетушка вынесла в прихожую и поставила на два табурета фонарь и компас.
Фонарь был ростом Сане чуть не до пояса. Пузатый, с шаровидным стеклом. Его металлические части отливали тусклой медью, как волосы Вострецова. А компас формой и размерами походил на небольшую кастрюлю.
Саня придержал дыхание: настоящие, с корабля.
Но Даниил Корнеевич сказал пренебрежительно:
– Н-да… А написано, что старинные… Ну и сколько за этот… товар?
– Вообще-то я не знаю. Он говорил, что шестьсот…
– Че-во? – искренне изумился Даниил Корнеевич. – За этот ширпотреб?
– Зять говорил, вещи… эти, как его… эк-зо-тические.
– Ну-ну, – хмыкнул Даниил Корнеевич. – Фонарь сделан в Ленинграде в шестьдесят третьем году, вот клеймо, сами смотрите… А компас гэдээровский, фирмы «Тельтов», тоже шестидесятых годов. Дрянной, кстати, прибор, наши не в пример лучше, его и даром не надо. Фонарь, пожалуй, взял бы. За тридцатку…
– Да вы чё, молодые люди!
– Ну, извините за беспокойство. Пойдем, Саня…
Лифта не было, а квартира на четвертом этаже. Когда спустились до второго, хозяйка заголосила сверху:
– Эй, мужчина! Покупатель! Ну обождите, может, сговоримся! Ну чё уж тридцатка-то, это разве деньги? Кило говядины на рынке!..
Сговорились за полсотни.
Даниил Корнеевич, сдержанно довольный, вынес фонарь из подъезда. Саня шел рядом, поглядывая.
– Ни старины, ни экзотики особой, но красив, черт побери, – говорил Даниил Корнеевич. – Почистить, лампочку поставить вместо ржавой горелки, повесить в углу – создаст колорит…
– Значит, вы любитель, – заметил Саня, пряча зависть.
– Да и ты тоже. Разве не так?.. А хочешь посмотреть кое-что поинтереснее этого? Я недалеко живу, на Калужской.
Саня хотел. Но прежние сомнения опять зашевелились в нем. Однако их разбила новая встреча. На улице подбежали двое мальчишек. Один – лет двенадцати, другой – вроде Сани.
– Корнеич! У-у-у… Где раздобыл?
Вострецов сообщил, что где взяли фонарь – тайна, которую он так просто не откроет. И добавил, что неприлично уделять такое внимание неодушевленному фонарю и не замечать человека, который идет с ним, с Корнеичем, рядом.
Старший мальчик – высокий, кудлатый, без шапки – сказал:
– Нет, мы сразу обратили внимание. Человек – откуда и зачем?
– Это Саня, – сообщил Даниил Корнеевич.
– Привет, Саня. А я Дим. – И высокий протянул узкую прочную ладонь. Спокойно так, по-деловому.
– А я Виталик… – Это маленький, круглолицый, с полными радости глазами тоже качнулся к Сане.
– По прозвищу Не Бойся Грома, – уточнил Даниил Корнеевич.
– Ага! – весело сказал Виталик.
Даниил Корнеевич объяснил ребятам:
– Мы добывали фонарь вместе с Саней. Он тоже интересуется морскими делами. А еще он ищет политическое убежище, ибо изгнан из школы за то, что, отстаивая права личности, слегка деформировал противнику форштевень…
– Ну так пошли, – сказал Дим. – Давай фо-нарь…
Виталик Не Бойся Грома, прыгая впереди, сообщил:
– Там еще Костик, Андрюшка и Маринка пришла. Но Таня послала Маринку на молочную кухню, потому что Ромка орет с голоду, как маячная сирена.
Даниил Корнеевич жил в такой же блочной пятиэтажке, как та, где купили фонарь. На верхнем этаже.
Саня попал в комнату, где, кроме обычной обшарпанной мебели, была масса удивительных вещей. В одном углу, у широкого окна, стояла тумбочка с корабельным компасом («Нактоуз!» – вспомнил название Саня). В другом щетинился большущий рогатый штурвал со сверкающей латунной ступицей. Две стены – в сигнальных разноцветных флагах, морских картах и фотографиях с парусниками. Еще одна – с некрашеными самодельными полками. На полках, перед книгами, – заморские раковины, кораблики, обломки кораллов и обкатанные прибоем камни.
На подоконнике, занимая почти половину окна, стояла модель с двумя отогнутыми назад мачтами, с треугольными парусами и высокой узорчатой кормой…
Саня ощутил, что он как бы растворяется среди всех этих волнующих душу признаков морской жизни. Или наоборот, впитывает эту комнату с ее чудесами в себя. И с ее людьми!
Кроме пришедших, в комнате оказались еще двое мальчишек. Один – смуглый и молчаливо-деловитый – устроился с ногами на тахте и заплетал конец толстого лохматого троса. Другой – коротко стриженный, с носом-клювиком, совсем еще небольшой (наверно, первоклассник) – сидел на корточках перед высоким барабаном и задумчиво что-то выстукивал на нем. Барабан был лаково-черный, с голубым якорем на бо-ку, с блестящими обручами и витыми желтыми шнурами. О него терся боком и горбил спину худой серый котенок.
Саню встретили без лишнего любопытства. Узнали, как зовут, протянули руки, назвали себя (Андрюша и Костик) и дальше относились как к своему. И не было тут никакого притворства.
– Чаю с сушками хочешь? – спросил Костик-барабанщик. – Только они твердые, зубы не поломай…
– Нет, спасибо, – прошептал Саня, оглядываясь.
Никто не обратил внимания, как он ходит вдоль полок и стен, разглядывая диковины. Только Даниил Корнеевич иногда тихим голосом давал объяснения. Например, что круглые корабельные часы отданы ему знакомым штурманом с ледокола «Гектор», а розовая раковина – подарок одного друга, он привез ее с Кубы…
Котенок Беня (полное имя – Бенедетто) тоже признал Саню за своего. Когда тот наклонился, чтобы погладить, Беня по рукаву ловко забрался на Санино плечо. Так, с мурлыкающим Беней у щеки, Саня и ходил дальше по комнате, которая именовалась таверной «Сундук Билли Бонса»…
Потом пришла девочка Марина – с большой сумкой, где звякала молочная посуда. Поглядела на Саню, принесла ему из прихожей шлепанцы:
– Возьми, а то от окошка дует на полу… Я на кухню пойду, к Тане, она там замаялась…
В соседней комнате иногда коротко и громко вопил младенец (как потом выяснилось, шестимесячный сын Корнеича). Виталик Не Бойся Грома, Костик и Андрюшка стали обсуждать, куда повесить фонарь. При этом шикали на чересчур громкого Виталика: «Тише ты, опять Ромка проснется». Ромка проснулся и снова радостно взревел за стеной. Появилась Маринка, брякнула в небольшой надраенный колокол, висевший на дверном косяке.
– Таня говорит: если голодные, чистите картошку сами, нам некогда. Дим, давай наряд на кухню…
– Ага… – Дим прошелся по всем глазами. – Я, Костик и Саня…
Это было полным признанием! Как бы зачислением в экипаж для кругосветного плавания или посвящением в рыцари! И Саня преисполнился тихого восторга и благодарности, позабыв про время… Зато помнил Даниил Корнеевич.
– Сане, братцы, домой пора. А то будет великий шум и поиск… Ты ведь еще придешь, верно?
– Да… – выдохнул Саня. И с сожалением снял с плеча Беню, отдал Костику.
– Приходи, – сказал Костик.
На автобусной остановке случилась новая неожиданность. Там стоял профессор Денисов. И что было делать? Не прятаться же было!
– Папа…
– Ба! Ты откуда здесь?
– Я… Мы то есть… – Саня оглянулся на Даниила Корнеевича, который провожал его.
– Давай-ка, дружище, выкладывай папе все как есть, – посоветовал тот.
– Да, конечно… Во-первых, меня выставили с уроков…
И Саня изложил события.
– А потом мы познакомились, читая объявления на столбе, – перебил его Даниил Корнеевич. – У нас нашлись общие интересы в области маринистики, и я пригласил Саню в гости.
– Весьма вам благодарен, – произнес профессор Денисов довольно сдержанно. И обратился к сыну: – Не исключено, что ты прав в оценке своего боевого поведения. Кстати, очень для меня неожиданного… Однако перспектива объяснения с Юлией Геннадьевной меня все-таки не радует.
– Но это твой отцовский долг, – бодро заявил Саня. Он почуял, что в глубине души папа доволен его отвагой.
– Не спорю. Но не забывай и о своем долге. В частности, он состоит в следующем: когда тебя снова попрут из школы, не болтайся нигде, а сразу иди домой. И не стремись к уличным знакомствам. Не всегда тебе повезет встретить такого человека, как… – Он посмотрел на Даниила Корнеевича вопросительно и выжидательно.
Тот светски наклонил клочкастую голову:
– Вострецов. Работник краеведческого музея и корреспондент «Молодежной смены»…
– Весьма рад. Профессор Денисов, завкафедрой зарубежной истории…
– Ого! – резво обрадовался Даниил Корнеевич. – Так это ваша статья о раскопках неизвестного города на Южном Урале? В «Голосе науки»!
– Читали? – слегка оттаял папа. – Чрезвычайно приятно…
– Да! И еще очерк в «Музейной хронике». О библиотеке потомков генерал-адмирала Апраксина. Крайне интересный материал.
Папа начал потихоньку расцветать.
– Кстати! – вспомнил Даниил Корнеевич. – У нас, по-моему, есть общий знакомый. Сергей Каховский. Он был аспирантом при вашей кафедре.
– Как же, как же! Отлично помню! Куратором его был не я, но по византийской теме наши интересы соприкасались, и мы… Да! А где он сейчас? В Москве?
– Он перевелся в Севастополь, поближе к любимому Херсонесу…
Эта встреча Вострецова с отцом во многом упростила дальнейшие события. Мама не стала охать, почему ребенок повадился каждый день ездить неизвестно куда и к кому. После папиного рассказа согласилась:
– Если у него не сложились отношения в школе, может быть, найдет друзей хотя бы на стороне…
А в школе отношения действительно «не сложились». Теперь и с Юлией Геннадьевной. Перед майскими праздниками она сказала:
– Конечно, пионерская организация уже не такая, как раньше, но мы, я думаю, все равно должны создать в классе отряд. Кто хочет стать пионером?
Хотели не все. Примерно половина. Это Юлию Геннадьевну раздосадовало. И, глядя на Денисова, она произнесла:
– Но уж драчунов-то, которые даже не догадались попросить прощения, думаю, принимать в любом случае не следует.
А Саня вовсе и не поднимал руку! Вернее, поднял, но только чтобы поправить волосы.
– Вы ошиблись, я не напрашиваюсь.
А красный галстук он все равно получил. В строю, на пирсе водной станции клуба «Металлист». Был праздник, и под барабанную дробь Костика на мачту подняли оранжевый, с белым солнцем и синим корабликом флаг, и Саня Денисов пообещал быть верным морскому отряду. Название отряда было вышито на галстуке золотыми буквами по краю алого синтетического шелка.
Увидев Денисова в пионерском галстуке, Юлия Геннадьевна подняла крик. И хотела даже собственными руками галстук «этого самозванца» снять. Саня выскочил из класса. Недалеко от школы был телефон-автомат.
– Корнеич! Добрый день…
Вострецов примчался через десять минут. Больше Саню не трогали. Ни из-за галстука, ни вообще. Хотя, казалось бы, причин даже прибавилось. Саня ходил теперь на уроки в отрядной форме – в синих шортах с флотским ремнем и оранжевой рубашке с нашивками и с якорями на погончиках. Одно удовольствие поцепляться за шевроны и погончики Маринованного Сверчка. Однако не цеплялись… Впрочем, был уже самый конец учебного года.
Дни тогда наступили уже совсем летние, и отряд наконец спустил на воду свою легонькую фанерную шхуну.
Старое было суденышко, но все еще быстрое. И Саня задохнулся от восторга, когда шхуна, лихо накренившись, набрала ход и тихонько зазвенела от скорости.
– Шверт поет, – заметил сидевший у руля Корнеич.
Саня уже знал, что шверт – это стальной тонкий плавник, его выдвигают из днища судна. Вот этот звонкий металлический лист и вибрировал, рассекая воду.
– С точки зрения гидродинамики это, наверно, не очень здорово, – сказал Корнеич. – Но зато какая музыка для души, а! – И глянул на Саню. – Вот потому и название такое. У шхуны и у отряда.
…С той поры прошло уже ой-ей-ей сколько времени. Ревучий Ромка стал спокойным двухлетним карапузом и начал ходить в ясли. Тощий котенок Беня вымахал в упитанного тигра Бенедетто – грозу окрестных котов. Саня познал радости парусных плаваний и премудрости корабельной оснастки. И среди людей из таверны «Сундук Билли Бонса» было ему хорошо как нигде. Первые две недели он звал Вострецова по имени-отчеству, а потом стал называть, как и все, Корнеичем…
Чего, казалось бы, еще желать в жизни? Есть любимое дело, защита от недругов, есть надежные товарищи… Но среди них – действительно надежных, действительно замечательных – пока не было такого, кто стал бы самым-самым. А мечтой по такому другу томится, наверно, всякий человек. Или, по крайней мере, многие… И все-таки странная это штука – человеческое сердце. Разве поймешь, по каким законам рождаются в нем привязанности. Почему больше, чем к кому-то в отряде, потянуло Саню Денисова к хмурому и колючему Дане Рафалову? Сперва год назад, на теплоходе, а потом здесь, после переезда и новой встречи. Разве объяснишь?..
Да и не объяснять надо было теперь, а для полного спокойствия души соединить их вместе: Кинтеля и маленький отряд с трепещущим, как флаг на ветру, именем «Тремолино».
