ТОРГОВЫЙ ГОРОД ЖЮЛЬКИПУР
Рано утром, едва "Даешь!" потерся носом о причал, Солнышкин сбежал по трапу. За ним следовал Перчиков. Брюки у него были с таким тропическим загаром, будто месяц пролежали на африканских пляжах. Воздух дымился от перечных и горчичных запахов. У Солнышкина защипало язык и защекотало в горле. Но он только выше поднял голову.
Дыша этим воздухом, в бухте гордо выпячивали грудь десятки пароходов. В небе щеголевато развевались флаги всех стран мира, а из-за ворот порта уже доносились громкие голоса:
- Бананы, лучшие в мире бананы!
- Кокосовые орехи! Самые крепкие в мире! У ворот, под высокой королевской пальмой, задрав подбородок, стоял полицейский в коротких штанишках, и друзья прошествовали мимо него. Рядом с Перчиковым и Солнышкиным шел Челкашкин, а за ним торопились Робинзон, Пионерчиков и Борщик с громадным свертком под мышкой, в котором хранились самые вкусные бутерброды.
В городе начинался большой торговый день. Каждый житель должен был что-то продать или что-то купить. В город тянулись купцы - рыжие, черные, красные. И скоро Солнышкин завертелся среди настоящего циркового шествия.
- Крокодилы! Крокодилы! Покупайте их и не бойтесь никакого врага! - крикнул кто-то сбоку, и Солнышкин отлетел в сторону: рядом из ящика высунулись две крокодильи морды и вцепились ему в рубаху.
Что-то больно щелкнуло его по уху. Это сидевшая на голове у высокого индейца макака запустила в него вишневой косточкой. Он снова качнулся и налетел на торговца, который пропел прямо в лицо:
- Покупайте попугая, и ваш язык может оставаться дома.
Над ним хлопали крыльями два какаду и ругали друг друга самыми смешными словами.
Вокруг жонглировали зеркалами, громко трещали трещотками. Торговцы фруктами подбрасывали бананы, ананасы, кокосы. Продавцы перца держали на весу такие жгучие мешочки, что из них едва не вырывалось пламя. А из маленьких улочек, уставленных, как шахматная доска, черными и белыми столиками, валили десятки дымков, и зазывали, хватая прохожих, горланили:
- Вареные крокодилы!
- Тигриный хвост с поросячьими пятачками!
- Удав маринованный!
- Удав фаршированный!
Голова Солнышкина вертелась как волчок, а глаза весело бегали по сторонам: что бы купить? Зеленого крокодила? Или обезьяну? В кармане у него хрустели новенькие жюлькипурские доллары, выданные штурманом Ветерковым, и Солнышкину не терпелось их потратить.
- С ума сошел! - возмущался Перчиков,- Крокодила для бабушки! Да от него в Антарктиде и хвоста не останется!
Среди этого невообразимого шума до Солнышкина донесся крик:
- Птицы, которые приносят счастье! Птицы, которые приносят счастье! Покупайте! Покупайте!
Солнышкин усмехнулся: купить счастье! Но всё-таки решил взглянуть. Такую птицу своей бабушке он купил бы за что угодно!
И вдруг сердце его больно и звонко ударило, как корабельный колокол. Он толкнул Перчикова.
Под высокой пальмой в птичьем ряду вдоль клеток расхаживал длиннобородый торговец в белом тюрбане. Пальцы его вспыхивали от золотых колец. У ног сквозь решетку просовывал голову настоящий павлин.
- Тебя еще только павлин не клевал! - сказал Перчиков.
Но Солнышкин подтолкнул его вперед, к другой клетке, и оба, белея от негодования, в один голос спросили:
- Где ты их взял?
- Их поймали мои работники! - сказал торговец.
- Твои работники!
В клетке, прижавшись друг к другу, как попавшие в беду товарищи, сидели аисты.
- Это наши! - сказал Солнышкин.
- Наши,- подступили к торговцу Робинзон и Борщик.
- Это бесчестно! - крикнул Пионерчиков. Он только вчера передал рассказ об их спасении в редакцию "Пионерской правды".
Вокруг собиралась толпа.
- Доллары,- потряс торговец пухлым кошельком,- и они будут ваши! Покупайте счастье! - закричал он изо всех сил.- Птицы, которые приносят счастье!
Солнышкин заглянул в клетку. Птицы грустно и устало посмотрели на него, и только вожак, просунув сквозь прутья голову, постучал клювом в ладонь.
- Доллары,- усмехнулся торговец и погладил увесистое брюшко.
Солнышкин вытащил все свои деньги и так ударил рукой по клетке, что вся толпа вздрогнула. На плечах у продавцов замолчали попугаи, мартышки вытянули шеи.
- Мало,- сказал торговец и спрятал деньги в карман.
- Вот! - Клетка подпрыгнула. Это ударил своим кошельком Перчиков.
Торговец опустил в карман и его деньги, потер бороду:
- Мало!
Еще четыре руки протянулись к торговцу. Но когда и эти деньги зазвенели в кармане, он сел на клетку, хитро сощурил маленькие глазки и сказал:
- Еще столько - и все в порядке!
- Вот как! - крикнул Пионерчиков и нащупал рукой лежащий сзади на прилавке кокосовый орех.
Продавец орехов схватил Пионерчикова за руку.
- Деньги, деньги! - закричали испугавшиеся торговцы, потому что Перчиков взялся за банан, Робинзон подхватил ананас, а Борщик выдвинул поудобней увесистый пакет с чудесными ветчинными бутербродами.
Команда "Даешь!" вооружалась.
В этот самый момент Челкашкин остановил друзей, подтянул рукавчики и посмотрел на торговца. Тот поправил тюрбан и хотел улыбнуться, но вдруг завертелся на месте, испуганно захлопал глазами и ухватился за клетку.
Челкашкин опять с настойчивой улыбкой посмотрел на него. Торговец вежливо поклонился и попробовал отвести глаза в сторону, будто улыбка доктора чем-то ему угрожала. Однако, не выдержав, он весело взглянул на Челкашкина, подпрыгнул, рывком распахнул клетку с аистами и под пронзительным взглядом доктора помчался по торговому ряду, открывая на бегу клетки. Павлины, попугаи, аисты рванулись ввысь. Обезьяны прыгали на пальмы. Но мало того: подлетев к продавцу перца, торговец сунул нос к нему в мешок, яростно чихнул и, выхватив мешок из рук, швырнул его в воздух.
В ту же секунду над толпой вспыхнуло алое облако и стало расплываться над Жюлькипуром. По улицам понеслось:
- Апчхи!
- Ап-чхи!
- А-а-пчхи!
- А-а-а-пчхи!
Чихали звери и птицы. Чихало всё на земле и в воздухе. Толпа бросилась врассыпную. По улицам покатились орехи и ананасы.
- Бежим! - крикнул Челкашкин.
- Бежим! - крикнул Солнышкин.
- Бежим! - крикнул Борщик.
Отдав Солнышкину бутерброды, он помог подняться одному аисту, у которого слегка было помято крыло, и припустил в порт.
Робинзон тоже поспешил в сторону парохода. А над Жюлькипуром всё расплывалось красное облако. Оно оседало в лавках и магазинах, разлеталось по коридорам учреждений. И жюлькипурцы хватались за носовые платки.
Что произошло, никто не взялся бы объяснить. Только Пионерчиков, торопясь за Перчиковым и Челкашкиным, вдруг заглянул к доктору в глаза и увидел нечто такое, отчего ему страшно захотелось взвизгнуть и сказать: "Гав!" Но он лишь вздрогнул и, задохнувшись до слез, выпалил: "Апчхи!"
…А через несколько дней по далекой сибирской тайге, покрякивая от морозца, шли охотники. На бровях у них выросли белые сугробчики, на усах зазвенели сосульки.
- Жмет,- сказал один.
- Поджимает,- подтвердил второй. И внезапно оба остановились. Высоко над собой они увидели птиц.
- Есть! - сказал первый и стал целиться. Но птицы так крикнули, что он едва не выронил ружьишко. Навстречу зиме, курлыкая, летели аисты…
- Видел? - спросил первый охотник.
У второго от удивления с усов потекли ручейки.
А на следующее утро, когда по засыпанному снежком поселку ребята пошли в школу, школьный дворник вышел открывать ворота и от неожиданности сел в сугроб. На крыше школы, поближе к теплому дымку, сидели три аиста. Как только дворник открыл дверь, птицы, зябко поводя крыльями, слетели вниз и под веселые крики ребят вошли в школу.
Объяснить этот удивительный факт тоже никто не смог. Но то, что птицы наконец нашли теплый угол и чувствовали себя очень хорошо, могут подтвердить все ребята из сибирского села.
КАК ПОЖИВАЕТЕ, ВАШЕ ВЫСОЧЕСТВО?
Перчиков был поражен происшедшим и задумчиво потирал лоб. Пионерчиков, как уже было сказано выше, кое-что предполагал, но всё еще боялся высказать свою точку зрения. А Челкашкин шел, распахнув китель, весело посмеиваясь и что-то обдумывая. Не было только Солнышкина.
Разыскивая его, друзья выбежали на широкую площадь, посреди которой возвышался мраморный дворец, а по бокам торчали небоскребы банков. Рядом, за набережной, начинался океан; он так сверкал, что казалось, катил не волны, а золото прямо в жюлькипурские кладовые.
В то же самое время на площадь вступила удивительная процессия. Впереди нес два обнаженных по пояс гиганта торжественно несли двух дохлых кошек. Следом, увешанный звенящими колокольцами, мягко ставил ноги громадный слон, на котором под просторным балдахином восседал смуглый мальчишка. Его чалма так искрилась от алмазов, что несколько идущих рядом телохранителей то и дело вздрагивали от зайчиков в глазах.
За слоном, поднимая облака пыли, ползла на коленях свита, а слева от него на курносом "джипике" чинно ехали два советника в погонах офицеров одной иностранной державы и в пробковых шлемах. В Жюлькипур спустился наследный принц одного из горных княжеств.
- Вот это да! - сказал Перчиков и хотел подтолкнуть Пионерчикова.
Пионерчиков на минуту оторопел, открыл рот и вдруг, замахав фуражкой, бросился к сидевшему на слоне мальчишке:
- Как живете, ваше высочество?
- Прочь с дороги! - закричали телохранители.
Слон остановился. К Пионерчикову подбежала стража, а сидящий наверху мальчишка указал на штурмана жезлом:
- Чего хочет этот моряк?
- Как же, ваше высочество, вы что, забыли? - удивился Пионерчиков.- Мы же в одном лагере отдыхали! В Артеке. Помните, помидоры в колхозе собирали, а вам еще арбуз на трудодни выдали…
Задрав носик, принц с насмешкой и презрением посмотрел на штурмана и взмахнул жезлом:
- С дороги!
Пионерчиков был оскорблен.
- А еще пьесу написали о нём! - не унимался штурман.
Упоминание о пьесе, кажется, подействовало на принца. Во-первых, потому, что пьесу написали не о нём, достойном наследнике Солнца и Луны, а во-вторых, потому, что её написали о его злейшем враге.
В стороне фыркнула машина. С сиденья приподнялся сухопарый офицер и сказал:
- Ты оскорбил достойного из достойных, их высочество могли бы одним движением растоптать тебя, ничтожного, и бросить на съедение тиграм. (При этих словах слон многозначительно поднял и опустил ногу.) Но их высочество великодушны: они ограничиваются десятью ударами по пяткам за неразумные слова и приказывают купить тебе этих двух его любимых кошек.
Слуги подняли дохлых кошек за хвосты, а свита налетела на Пионерчикова.
Только теперь юный штурман, кажется, понял, что не каждый принц его знакомый, тем более хороший. Он сжал кулаки и повернулся к друзьям: слышал ли кто из них что-нибудь подобное?! Десять палок! Любимые кошки!
- Держитесь, Пионерчиков! - крикнул Перчиков и ринулся к штурману.
Но тут толпа шарахнулась, и на глазах у всех стали происходить вещи просто ошеломляющие. Стоявший смирно слон вдруг выхватил из машины советника в золоченом мундире и, перевернув в воздухе, затолкал его глубоко под сиденье. Потом он проделал то же самое со вторым советником и под возгласы разбегающейся свиты, обхватив хоботом принца, посадил его на советника. Подцепив кончиком хобота двух любимых кошек наследного принца, слон швырнул их ему на голову. Потом он сделал шаг вперед и под общий ропот опустился на колени перед Челкашкиным. Пионерчиков смущенно приоткрыл рот. Он подскочил к доктору и шепотом спросил:
- Что вы делаете?
- А ничего,- благодушно улыбнулся Челкашкин.- На этот раз я совершенно ни при чем! Сам удивляюсь! - И он, разведя руками, весело кивнул на болтающиеся в воздухе ноги советников.
Но тут случилось кое-что, заставившее Челкашкина удивиться еще больше: слон приподнял хоботом самого доктора, а за ним Перчикова и усадил их, одного за другим, к себе на спину.
Пионерчиков было задумался, но слон хоботом подхватил его за штаны, сунул в корзину и рысцой побежал по улице. С его спины были видны проносящиеся мимо дома, широкая листва пальм и нежно дымящийся океан.
Слон трусил рысцой среди разбегающейся толпы, а Перчиков смотрел, не мелькнет ли где-нибудь рыжая голова Солнышкина.
САМОЕ СТРАННОЕ ТОРГОВОЕ ЗАВЕДЕНИЕ
Любой моряк, побывавший в Жюлькипуре, конечно, видел за громадами сверкающих банков целый океан бедных лачуг.
Кажется, их загнал сюда жестокий шторм. Они теснятся здесь год за годом, их бока тихо тонут в земле. Нет здесь на прилавках ни гордых ананасов, ни ярких апельсинов, и только у ног какого-нибудь продавца зеленеют на циновке перья лука или петрушки.
Вот среди таких лачуг по путаным улочкам, отстав от друзей, бежал Солнышкин со свертком под мышкой. Ни Перчикова, ни Челкашкина, ни Пионерчикова нигде не было. Он проскочил через мост, под которым, как рыбы в проруби, толкались в грязной реке тысячи джонок, и остановился у какой-то маленькой лавки. Вся она была завешана циновками и, как жучками, разрисована иероглифами. Ни прочитать, ни отгадать! Солнышкин повертел головой. И вдруг странный черный кот потянул его за штанину, а появившийся из-за циновок грустный хозяин, тихо кланяясь, сказал:
- Не хотите ли купить гроб? - и раздвинул циновки пошире.
У стенки стоял десяток крепких гробов.
Солнышкин взмок от жары и волнения, но по спине у него побежал холодок. В окнах лавки висели сушеные каракатицы, с крыши на веревочках спускались сухие осьминоги и шелестели щупальцами у самого уха. Солнышкину стало не по себе. Он попятился и хотел припустить дальше.
Но рядом с ним появился изящный белый пудель, вцепился в черного кота, а из двери противоположного дома раздался добрый старческий голос:
- Чудесные собачки! Пгекгасные собачки!
Дряхлый старичок в потрепанном камзоле трижды повторил это по-английски, по-французски, по-русски и поклонился на все четыре стороны.
"Узнаю у него, как пройти в порт",- подумал Солнышкин и перебежал через дорогу.
На громадной вывеске были нарисованы породистый бульдог с оскаленными зубами и улыбающийся добрый пуделек.
Старичок вежливо поклонился и, едва Солнышкин открыл рот, взял его под руку, увлекая в дом, причем Солнышкину показалось, что старичок очень близко наклонился к его свертку и как-то странно лязгнул зубами. Но, ступив на порог, Солнышкин сразу об этом забыл. Перед ним открылся зал, сплошь заставленный собачьими будками. В будках вертелись лайки, шпицы, моськи; собаки метались, визжали, лаяли, грызли сухие корочки.
А в центре зала на бархатной подушке, задрав морду, лежал слюнявый бульдог, около которого была тарелка с нарезанной колбасой. Перед ним, согнувшись, стоял старый лакей. А сбоку сидел, заносчиво вертя мордой, маленький плюгавый шпиц. Бульдог грыз фазанью лапку и так мрачно поглядывал на Солнышкина, что тому снова захотелось побыстрее спросить, как выбраться в порт. Но дальше произошло такое, что Солнышкин прикусил язык. Старичок рысцой подбежал к бульдогу и, поклонившись, ласково пропел:
- Ваше собачье превосходительство, к нам пришел покупатель!
- К нам пришел покупатель, ваше бульдожье сиятельство! - поддакнул старичок, стоявший около бульдога.
У Солнышкина на затылке вскочили пупырышки: бульдог перестал грызть фазанью ножку, подвинул к себе зубами тарелку и ударом лапы небрежно метнул вверх два куска колбасы. Оба старичка подпрыгнули и, открыв рты, по-собачьи клацнули зубами. Глаза у них жадно вспыхнули и тут же погасли.
- Непонятно,- пробормотал Солнышкин, пятясь,- какой-то цирк!
Бульдог злобно зарычал. Шпиц тявкнул.
- Всё понятно! Всё понятно! - умилснно кланяясь, запел добренький старичок в камзоле.- Это не цигк, а тогговое заведение, но наши собачки есть и в цигке. Бывшая хозяйка оставила его сиятельству заведение в наследство. За вегную службу, за пгеданность. Но вегных товагищей он не забывает и сейчас. Вот видите?
Лежавший перед бульдогом шпиц показал вставные зубы и, вскочив, трижды тявкнул.
О том, что избалованным моськам порой достаются в наследство целые дворцы, Солнышкин иногда читал. Но чтобы собаки торговали собаками - да ещё своей породы,- о такой подлости он не слышал!
Тем временем добренький старичок поймал ещё кусок колбасы.
Второй старик бросил на него злой взгляд и тут же пропел:
- Мы верой и правдой служили нашей хозяйке и будем служить хозяину! - Он тут же получил огрызок кости.
- Добгому хозяину, щедгому хозяину,- сказал добренький старичок, и Солнышкину опять показалось, что он очень близко наклоняется к его пакету и по-собачьи втягивает воздух.
- Посмотрите, какие у нас собачки! - подскочил второй старичок и тоже носом нацелился на пакет.- Вот у этого великолепная родословная.
- У самой хозяйки такой не было! - подпел первый.
- А это родная тетка его превосходительства!
- А вот его двоюгодный бгатец! И пгодастся по весьма сходной цене.
В клетках, сидя у сухих корочек, злобно рычали на своего родственничка два бульдога.
"У, лакеи!" - посмотрев на стариков, подумал Солнышкин и отступил назад, потому что носы обоих так и тянулись к пакету. И вдруг, споткнувшись, Солнышкин едва не сел на порог. Сбоку от двери стояла клетка, в которой, опустив лохматую голову, сидел большой, грустный пес.
- Не обгащайте на него внимания,- вскинулся добренький старичок.
- Не обращайте,- поддакнул второй.
- Этот пагшивый когабельный псс сегодня бгосился на хозяина только потому, что он пгиказал сделать жагкое из какого-то пагшивого щенка,- пропел добренький, вежливый старичок и радостно, сладко добавил: - А если сегодня его не купят, так из него самого для нас сделают такое жагкое, какого не едала сама хозяйка.
"Не едала сама…- хотел поддакнуть второй, но в зале поднялся такой лай, такой визг, что невозможно было что-либо разобрать.
"Негодяи! - подумал Солнышкин.- Погубить корабельного пса такой смертью? Не выйдет!" И он сунул руку в карман за деньгами. Но ведь всё - до единой бумажки - осталось в кошельке у торговца птицами! И Солнышкин решился на отчаянный план.
Обходя клетки, он приблизился к величественному хозяину и так зашелестел свертком, что бульдог немедленно потянул носом. Его тоже тревожили ветчинные запахи, доносившиеся из пакета. "Его превосходительство" высокомерно поднял морду.
Солнышкин прошелся рядом второй раз. Бульдог, посапывая, приподнялся на передних лапах. Наконец, отойдя в сторону, Солнышкин сделал вид, что ищет деньги, и уронил пакет на пол. Из него вывалились великолепные бутерброды, приготовленные Борщиком. Оба старичка обалдело плюхнулись ничком на пол, а следом, описав в воздухе дугу, им на загривки опустился хозяин.
- А нам хоть шкугочки, нам шкугочки! - ползая на четвереньках, приговаривали старички. Они вцепились друг в друга и уже ничего не видели.
Солнышкин, открыв клетку, выпустил пса и бросился бежать из заведения. Следом за ними увязался шпиц, но так получил дверью по носу, что откинул задние лапки и упал в обморок.
Солнышкин мчался по переулку. Ему казалось, что сзади раздаются свистки, но это свистели наглаженные вчера брюки.
ВДОХНОВЕНИЕ ХУДОЖНИКА МОРЯКОВА
От парохода "Даешь!", как от флакона с духами, по всему порту растекались ароматы.
Судно пополняло запасы провианта. На палубе белели новенькие ящики с желтыми, курносыми бананами, лимонами, из корзин торчали чубчики ананасов…
Штурман Ветерков долго пересчитывал их пальцем, потом махнул рукой: штукой больше, штукой меньше - какая разница!
Но кругленький Безветриков должен был знать всё точно. Он сбегал за арифмометром, пощелкал ручкой и доложил капитану:
- Полный порядок. Тютелька в тютельку! Моряков надел парадный китель и собирался нанести визит знакомому капитану бразильского парохода.
У самого трапа он на минуту задержался, потому что вахтенный Федькин сказал:
- Салютуют! Перьями салютуют! В городе раздался такой гул, будто там палили из сотни пушек. По всему небу, хлопая крыльями, разлетались птицы, цветные перья, пух и какое-то красное облачко.
- Но это, это…- сказал Моряков и не договорил.
Стуча каблуками, на причал, чихая, влетел растрепанный Борщик, а за ним спешил старый инспектор Океанского пароходства. Мягкие волосы его развевались, глаза смотрели возмущенно и встревожено.
- Что с вами, Мирон Иваныч? - бросился навстречу Моряков.
- Неприятности! Огромные неприятности! - сказал Робинзон, вытирая пот со лба.
- Да что случилось?
- Некогда, некогда! Нужно выручать ребят! - Робинзону казалось, что с ними стряслась беда, и он потянул Морякова в город.
По дороге он рассказал обо всем, а когда дошел до истории, случившейся на базаре, Моряков остановился:
- Позвольте, позвольте! Они что же, торговали нашими аистами?
- Конечно!
- А вы освободили их?
- Конечно! - сказал Робинзон.
- Браво! Браво! - крикнул капитан и помчался вперед.
Его тень закрывала пол-улицы и головой доставала до конца квартала. Рядом торопилась маленькая тень Робинзона. Пальмы раздавались в стороны: капитан спешил на выручку своему экипажу.
Но никого из команды "Даешь!" на улице не было. Только на мосту, обсуждая недавние события, стояли пять английских матросов и один греческий адмирал, а на деревьях громко чихали обезьяны.
Моряков остановился на минуту поразмыслить - и… до его слуха донесся протяжный крик:
- Картины! Самые лучшие в мире картины! Моряков приподнял голову. Робинзон потянул его вперед, но из разместившегося под навесом салона снова донеслось:
- Картины! Самые прекрасные в мире картины!
Моряков торопился выручать товарищей, но речь шла о выдающихся произведениях искусства! И капитан, виновато сказав Робинзону "на одну минуту", направился к навесу, под которым у какой-то картины спорили несколько ценителей живописи.
Маленький человек - хозяин салона - в нейлоновой рубашке с бабочкой на воротнике бегал, расхваливая стоящие на подставках два холста, по которым расплывались жёлто-зелёные пятна. Рядом лежал ящик с красками и кистями.
- Но где же картины? - спросил осторожно Моряков.
- Перед вами! - воскликнул человечек.- Прекрасные натюрморты. Вот бананы! - И он показал на холст, стоявший слева.- А вот фрукты! - И он показал направо.
Робинзон весело хмыкнул. А Моряков прошелся так, что вокруг салона на пальмах закачалась листва.
- Какие сочные, какие волнующие краски! - восхитился человечек.
- Это краски?! - остановился Моряков.- Да это же незрелая мазня…
- Но ведь это бананы,- лукаво усмехнулся хозяин.- Они созреют, пока вы донесете их до вашего судна!
- Неужели созреют? - тоже с усмешкой спросил Моряков, еще раз посмотрев на холсты.
- Конечно! - шустро подмигнул капитану хозяин и взмахнул руками. От рукавов с треском посыпались искры, а бабочка на воротнике, кажется, затрепетала крылышками.- Разве вы не видите, что они хорошеют на глазах?! - И человечек во весь рот улыбнулся капитану.
- В таком случае,- сказал Моряков, и в глазах его вспыхнули веселые светлячки,- я покупаю эти картины.
В толпе зашептались, а человечек по-деловому присвистнул и бросился заворачивать картины.
- Но,- остановил его Моряков,- я не вижу подписи художника.
- Момент! - воскликнул хозяин.- Он обедает в десяти минутах отсюда.
- Я согласен! - сказал Моряков. И хозяин побежал туда, где за мостом чадили дымки многочисленных кухонь.
Робинзон смотрел на своего воспитанника с явным неодобрением:
- Вы что же, собираетесь потворствовать этому шарлатанству?
- Мирон Иваныч! Мирон Иваныч…- всплеснул руками Моряков. Потом что-то шепнул Робинзону, дал несколько долларов, и старик, улыбаясь, вышел из салона.
Присутствующие зашевелились.
Моряков взял кисть и краски, шагнул к мольберту и на глазах у оторопевших зевак закрасил левый холст рыжей краской, а внизу нарисовал жёлтый-жёлтый банан. К нему тотчас стала подкрадываться вертевшаяся у ног обезьянка.
В это время за спиной Морякова появился Робинзон с огромным кульком в руках.
Моряков кивнул ему и принялся за вторую картину. Нет, он не чувствовал себя великим художником, но постоять за честное искусство считал своим долгом!
Он нарисовал ветку, потом жёлтой краской наложил такой мазок, что толпа ахнула: на холсте появился еще один банан, живой, полный солнца! Казалось, художник окунул кисть не в краски, а в солнечный луч.
Толпа увеличивалась. Перед зрителями на холст так и сыпались алые гранаты и солнечные апельсины, яблоки и грейпфруты. Наконец капитан провел кистью большой длинный штрих, и все увидели, как в глубине картины тяжело закачалась банановая гроздь…
Моряков посмотрел на часы, подмигнул Робинзону и положил кисть и краски на место.
И тут, расталкивая толпу, к Морякову пробился хозяин салона, за которым бежал создатель великих полотен.
- Вот и подпись! - сказал хозяин и показал на художника. И вдруг взвыл: - Где картины? Где бананы?
- Увы! - грустно сказал Моряков. - Они так быстро созрели, что нам пришлось их собрать. Вот,- сказал Моряков, а Робинзон под хохот толпы преподнес художнику сверток с бананами.- Один еще остался,- заметил Моряков, показывая на картину.- Но и он, как видите, вот-вот дозреет.
Хозяин посмотрел на Морякова, на кулек, на желтый банан в углу пустого холста и тихо прислонился к двери.
- А этот натюрморт действительно несколько похорошел,- сказал Моряков, показывая на второй холст,- и я его покупаю.
- Но я его не продаю! - крикнул художник, удивленный собственным талантом. Он протянул руку, чтобы схватить картину.
В этот момент толпа шарахнулась и взревела: сквозь нес ломился громадный слон, на котором сидели Пионерчиков, Перчиков и Челкашкин, и протягивал к картине длинный хобот. Издалека слон увидел на картине свои любимые фрукты.
Моряков взмахнул рукой, а Робинзон, подумав, подхватил картину, и они побежали по направлению к порту. Слон, помахивая хвостиком, затрусил за Робинзоном.
На улице снова поднялся шум. Пять английских матросов и греческий адмирал с криком нырнули с моста в воду. Салон опустел. В углу сидел схватившийся за голову хозяин, а у картины вертелась маленькая обезьянка и всё пыталась сорвать с нес прекрасный спелый банан.
