Глава восьмая. ЧЕТЫРЕХГЛАЗЫЕ ПТИЦЫ И АНАКОНДА
Однажды утром наша коллекция пополнилась животным, возвестившим о своем прибытии за полмили от лагеря. Я увидел индейца, который бежал по дороге к поселку и одной рукой придерживал на голове большую соломенную шляпу, а другой прикрывал довольно потрепанную плетеную корзину. Сидевшее в корзине существо, негодуя на такое ограничение его свободы, издавало низкие протяжные звуки, как будто кто-то пытался исполнить сложнейшую фугу Баха на старом автомобильном рожке. Индеец подбежал ко мне, поставил корзину к моим ногам, отошел немного назад, снял шляпу и широко улыбнулся.
— Buenos dias, senor, es un bicho, senor, un pajaro muy lindo[46].
Я терялся в догадках, какая птица могла издавать такие необычные органные звуки. Стоявшая на земле корзина покачнулась, и яростные крики раздались вновь.
Заглянув в корзину, я встретился взглядом с парой холодных, как у рыбы, светло-желтых глаз, смотревших на меня сквозь легкую плетеную крышку. Я наклонился. отвязал крышку и слегка приоткрыл ее, чтобы лучше рассмотреть пленника. Я успел лишь мельком увидеть клубок рыжевато-коричневых перьев, как вдруг в щелку между крышкой и корзиной выскочил длинный зеленый кинжалообразный клюв, вонзился на полдюйма в мой большой палец и тут же спрятался обратно. Привлеченная моими воплями и последовавшим потоком ругательств, на сцене появилась Джеки и спокойно спросила, кто на этот раз меня укусил.
— Выпь,— произнес я невнятно, облизывая рану.
— Я знаю, что тебя укусили[47] дорогой, но кто?
— Меня укусила выпь,— объяснил я.
Джеки изумленно уставилась на меня.
— Ты шутишь? — спросила она наконец.
— Нет, эта проклятая птица действительно укусила меня… Вернее, не укусила, а клюнула. Это тигровая выпь.
— А может, это ягуаровая выпь? — вкрадчиво спросила Джеки.
— Сейчас не время для глупых шуток,— свирепо отрезал я.— Лучше помоги мне вынуть птицу из корзины, я хочу взглянуть на нее.
Джеки присела и открыла крышку, и снова наружу выскочил зеленый клюв, но на этот раз я был уже подготовлен и быстро зажал клюв большим и указательным пальцами. Птица оглушительно запротестовала, начала отчаянно биться в корзине, но я просунул руку внутрь, крепко схватил ее за крылья и вытащил.
Увидев птицу, Джеки прямо-таки ахнула, так как тигровая выпь, несомненно, одна из наиболее красочных болотных птиц. Представьте себе маленькую, слегка сгорбленную цаплю с серовато-зелеными ногами и клювом; оперение у нее светло-зеленое, испещренное чудесными оранжевыми и черными пятнами и полосами, напоминающими тигровую шкуру; вся птица пламенеет, словно маленький костер.
— Ну разве это не прелесть! — воскликнула Джеки.— Какое роскошное оперение!
— Джеки, придержи ее за ноги, я хочу осмотреть крыло. Оно как-то странно свисает.
Джеки схватила птицу за ноги, а я провел рукой по нижней части левого крыла и примерно посредине главной кости обнаружил зловещую опухоль, которая обычно сопровождает перелом кости. Я ощупал пальцами это место и осторожно покачал крыло: действительно, кость была сломана, но, к своему облегчению, я обнаружил, что перелом был чистый, без осколков.
— Что-нибудь не в порядке? — спросила Джеки.
— Да, перелом крыла, и довольно высоко. Хорошо хоть, перелом чистый.
— Какая жалость! Такая очаровательная птица… Неужели ей ничем нельзя помочь?
— Попробуем вылечить ее, но ты сама знаешь, как относятся эти глупые создания к перевязкам и всему прочему.
— Все равно попробуй спасти ее. Она этого стоит.
— Хорошо. Поди принеси деньги, а я попытаюсь объясниться с этим человеком.
Джеки ушла, а я принялся медленно и сложно объяснять индейцу, что у птицы сломано крыло. В конце концов он понял и в знак согласия печально закивал головой. Затем я попытался втолковать ему, что заплачу сейчас лишь половину цены за птицу, а вторую половину отдам через неделю, если к тому времени птица будет еще жива. Это была очень сложная задача, мне пришлось пустить в ход все свои скудные познания в испанском языке. Обычно, когда я говорю на чужом языке, я широко использую жестикуляцию, восполняя движениями рук недостающие слова. Но сейчас, прижимая к груди разъяренную выпь, я был лишен такой возможности, потому что одной рукой держал птицу, а другой зажимал ее клюв. Мне приходилось повторять каждую фразу по два-три раза, прежде чем индеец схватывал смысл. Наконец он понял меня и энергично закивал головой; мы оба улыбнулись друг другу, слегка поклонились и забормотали: "gracias, gracias"[48].
